Бесы

[242] Да, я оговорился. Но... это всё равно (фр.).

[243] Да, да, я не в состоянии (фр.).

[244] Этим дорогим ребенком (фр.).

[245] Этого дорогого сына (фр.).

[246] Здесь отразились самые ранние сведения о Нечаеве, частью легендарные (распростра­няемые им самим), появившиеся в прессе еще в мае 1869 г., до убийства студента Иванова: «Посреди этой суматохи слишком заметно выказал свое усердие один, как сказывают, весь­ма заслуженный нигилист <.>. Мы, может быть, ошибаемся в некоторых подробностях, но верно то, что этот поджигатель молодежи, выказавшийся уж слишком заметно, был аресто­ван. Но он не погиб и ничего не потерял. Он ухитрился бежать из-под стражи, чуть ли не из Петропавловской крепости. Он не только не убежал за границу, но успел chemin faisant со­чинить прокламацию к студентам, напечатать ее весьма красиво за границей и послать целый тюк экземпляров оной по почте, конечно, не с тем, чтобы она разошлась между студентами <.>. Цель его или его патронов была, вероятно, достигнута тем, что прокламация была пе­рехвачена и прочтена в высших правительственных сферах.» (Московские ведомости. 1869. 24 мая. № 112).

[247] Такой недалекий! (фр.)

[248] Это всё же жалкий человек. (фр.)

[249] И наконец, это смехотворно. (фр.)

[250] Я каторжник, Баденге (фр.). Баденге — так звали каменщика, в платье и под именем ко­торого принц Людовик Наполеон бежал 25 мая 1846 г. из Гамской крепости, где был пожиз­ненно заключен правительством Луи-Филиппа за попытку государственного переворота. В сатирических песенках, получивших название «Баденгетта», под именем Баденге ядови­то высмеивался сам император Наполеон III. В устах Степана Трофимовича — подставное лицо, которого намерены использовать для спасения другого человека, воспринимаемое в ко­мическом ключе.

[251] Конфидент (фр. confident, confidente) — лицо, которому доверяют секреты, тайны, с кем ведут интимные разговоры.

[252] Амазонка — длинное женское платье для езды верхом (от легендарного древнего жен­ского воинственного племени амазонок).

первой частью «Бесов» Достоевский в письме Н. Н. Страхову от 2/14 декабря 1870 г. так, в частности, высказывался об одном из последних произведений Тургенева — повести «Степ­ной король Лир», напечатанной в № 10 журнала «Вестник Европы» за 1870 г.: «„Король Лир" Тургенева мне совсем не понравился. Напыщенная и пустая вещь. Тон низок. О, выпи­савшиеся помещики! Ей-богу, не из зависти говорю» (Т. 29, кн. 1. С. 153). Отзыв о «Казни Тропмана» см. примеч. на с. 158.

[254] «Новое слово», понимаемое Достоевским как «гениальная, творящая сила», — глав­ный критерий в оценке им значения и непреходящей ценности национальных и мировых ху­дожественных явлений. Ср. в «Дневнике писателя» 1877 г.: «Бесспорных гениев, с бесспор­ным „новым словом" во всей литературе нашей было всего только три: Ломоносов, Пушкин и частию Гоголь» (Т. 25. С. 199). Мольера (Moliere, наст. имя и фам. Жан Батист Поклен, 1622­1673) как комедиографа, создателя жанра классической комедии, Достоевский ценил исклю­чительно высоко, хотя и ставил его ниже Гоголя, когда писал: «Гоголь по силе и глубине сме­ха первый в мире (не исключая Мольера) <.> и это бы надо нам, русским, заметить» (Т. 24. С. 305). Включение в этот ряд Вольтера (Voltaire, наст. имя и фам. Франсуа Мари Аруэ, 1694­1778) как деятеля, пришедшего «сказать свое новое слово» (при всем неослабевающем вни­мании и интересе Достоевского к этому философу и писателю), по-видимому, все-таки при­надлежит Хроникеру, а не автору «Бесов».

[255] Ср. в «Казни Тропмана» И. С. Тургенева: «Мимо его побежали на улицу те из нас, кото­рые хотели видеть, как голова его скатится... У меня на это не хватило духа; с замиравшим сер­дцем остановился я у ворот... Я видел, как палач вдруг черной башней вырос на левой стороне гильотинной площадки; я видел, как Тропман отделился от кучки людей, оставшихся внизу, и взбирался по ступеням <.>. Я видел, как он появился наверху, как справа и слева два человека бросились на него, точно пауки на муху, как он вдруг повалился головой вперед и как подошвы его брыкнули... Но тут я отвернулся — и начал ждать, — а земля тихо поплыла под ногами... <.> Всё помутилось... Кто-то схватил меня под руку...» (Тургенев. Соч. Т. 11. С. 149).

ет принять неоговоренное редакционное исправление на «прюнелевый», сделанное публи­каторами ПСС (Т. 10. С. 71).

[257] Ридикюль (фр. reticule, от лат. reticulum — сеточка) — мешочек для женской работы, носового платка, других мелочей.

эпизоде портрета Гете и картины Теньера, возможно, не случайно. В статье «Фауст, трагедия, соч. Гете» (1845) И. С. Тургеневым было высказано мнение о близости изображения народа в трагедии Гете и на полотнах Теньера: «Посмотрите, какую жалкую роль играет народ в „Фаус­те"! Это — народ (вспомните сцену, когда Фауст гуляет с Вагнером, и сцену в погребе Ауэрба- ха) вроде народа на картинах Теньера и Остаде <.> народ в произведениях Гете проходит пе­ред нашими взорами не как древний хор в классической трагедии, а как хористы в новейшей опере» (Тургенев. Соч. Т. 1. С. 209-210). Иллюстрацией к этому суждению Тургенева может послужить, например, хранящееся в Эрмитаже полотно Д. Теньера (Тенирса) «Крестьянская свадьба» (1650). Приведенная оценка Тургенева отчасти перекликается с филиппикой Шато- ва в адрес Степана Трофимовича и его круга, «просмотревших» русский народ и с презрени­ем к нему относившихся, потому что «под народом <.> воображали себе один только фран­цузский народ, да и то одних парижан, и устыдились, что русский народ не таков» (с. 112).

[259] Мне наплевать на это! (фр.)

[260] «L'homme qui rit» («Человек, который смеется», фр.) — роман Виктора Гюго, вышедший в свет в 1869 г. Первое издание этой книги: Hugo, Victor. L'homme qui rit. Paris: Libraire interna­tional; Bruxelles, Leipzig et Livourne: Verboeckhoven, 1869 — было в библиотеке писателя (см.: Библиотека Достоевского. С. 228). По наблюдению Н. В. Черновой, появление книги В. Гюго на столе Верховенского-старшего не случайно: «Степан Трофимович, как и Гуинплен (заглавный герой романа. — Б. Т.), — человек, над которым смеются все и всегда, даже когда он говорит о самом высоком» (Чернова Н. В. «Человек, который смеется» Виктора Гюго в романе «Бесы» // Достоевский и мировая культура. СПб., 2012. № 29. С. 162). Перекликаются также «уход» в финале «Бесов» Степана Трофимовича, осмеянного во время его выступления на балу в пользу гувернанток, и решение Гуинплена «бросить богатство, титул и возвратиться в ярмарочную по­возку» после осмеяния его гуманистической речи в палате лордов (Там же. С. 161, 172).

[261] Мне наплевать на это и я заявляю о своей свободе. К черту этого Кармазинова! К черту эту Лембке! (фр.)

[262] Вы, не правда ли, мне не откажете в содействии, как друг и свидетель (фр.).

[263] Именно так (фр.).

[264] Что-то в этом роде (фр.).

[265] Я помню это. Наконец (фр.).

[266] Он походил на идиотика (фр.).

[267] Искаженный фразеологизм «как свои пять пальцев», употребляемый в значении: «очень хорошо, досконально, во всех подробностях» (Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2 т. Новосибирск, 1995. Т. 2. С. 74). Ирония заключается в том, что словосочетание «как два пальца» отсылает к другому фразеологизму: «как два пальца обос- сать», выходящему за пределы литературного языка (см., например: Елистратов В. С. Сло­варь московского арго. М., 1994. С. 287). Предположительно адресатом иронии является не только Степан Трофимович, но также и Н. В. Гоголь, поскольку реплика героя Достоевского пародирует известное место из главы «Что такое губернаторша», вошедшей в «Выбранные места из переписки с друзьями»: «Вы понадеялись на то, что я знаю Россию, как пять моих пальцев; а я в ней ровно ничего не знаю. Если я и знал кое-что, то и это со времени моего отъ­езда уже изменилось» (Гоголь. Т. 6. С. 94).

циалиста Ж. Барни (вице-председатель М. Бакунин), на третьем из заседаний которого До­стоевский присутствовал лично, в рядах слушателей. В «Бесах» он упоминает «последний», то есть II Конгресс Лиги мира и свободы, состоявшийс. 22-26 сентября 1868 г. в Берне под председательством известного естествоиспытателя К. Фохта (о нем см. примеч. на с. 423). Ло­зунги выступавших были теми же. Так, Михаил Бакунин завершил свое выступление призы­вом: «Тот, кто желает вместе с нами учреждения свободы, справедливости и мира, хочет тор­жества человечества, хочет полного и совершенного освобождения народных масс, должен желать вместе с нами разрушения всех государств и основания на их развалинах всемирной федерации производительных свободных ассоциаций всех стран» (Бакунин. С. 207-208). В схожем ключе выступал французский социалист, бакунист Ш.-Ж. Жаклар, говоривший: «Да, в скором времени произойдет последняя война, но она будет ужасна и направлена против все­го существующего, против капитала и буржуазии <.>. Мое заключение таково, что только на развалинах, не скажу дымящихся их кровью, потому что у них давно нет ее в жилах, но на их развалинах и на их обломках мы в состоянии будем основать социальную республику» (Мо- линари Г. де. Международные конгрессы // Русский вестник. 1868. № 10. С. 498).

[269] Но это пройдет (фр.).

[270] Фраппировать (от фр. frapper) — изумлять, поражать.

глуп, как сивый мерин.» (Гоголь. Т. 4. С. 279). Молодой Достоевский так же честил своего зятя (мужа сестры) Петра Карепина: «Свинья-Карепин глуп как сивый мерин» (Т. 28, кн. 1. С. 100). В подготовительных материалах о Лембке: «Губернатор фон Лембке глуп, как бабий пуп» (Т. 11. С. 234). Впрочем, фигура умолчания в окончательном тексте «Бесов» позволяет предположить, что Достоевский, возможно, имел в виду непечатное сравнение, известное в записях фольклориста А. Н. Афанасьева и в эвфемистической форме представленное в пись­ме Пушкина Ф. Ф. Вигелю от 23 октября - 4 ноября 1823 г.: «.глуп, как архиерейский жезл» (Пушкин. Т. 9. С. 73).

[272] Аллюзия на библейский рассказ об искушении Адама и Евы, соблазненных змием вку­сить запретный плод от древа познания добра и зла; ср.: «Змий же бе мудрейший всех зверей сущих на земли.» (Быт. 3: 1, церк.-слав.). Этот же «древний змий» упоминается и в Откро­вении св. Иоанна Богослова: «И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвер- жены с ним» (Отк. 12: 9, также см.: Отк. 20: 2).

[273] Намек на волокитство, распутство Ставрогина. См. употребление идиомы «мотыльков ловить» в сатирической периодике эпохи: «У Бородавкина, если устроилось для него и клев­рета его Свидригайлова хорошее дело, то значит и общее благо сделано... Можно мотыльков ловить, можно селадонничать...» (Искра. 1861. 14 июля. № 26. С. 381). Ср. также употребле­ние слова «петух» в народной речи: «Если мужик приходит к чужой жене, то его зовут пету­хом» (Словарь говоров. 1991. Вып. 26. С. 332).

но влюбленной в него княжны Мери» (Чирков Н. М. О стиле Достоевского: Проблематика. Идеи. Образы. М., 1967. С. 177-178 и след.).

[275] Устойчивая в текстах Достоевского речевая ошибка — употребление слова «недоуме­ние» (недопонимание, сомнение и т. п.) в значении «недоразумение». Ср. ниже: «Увы! ей было не до того, и от этого произошло много недоумений» (с. 420).

[276] Происшествия. Вы меня будете сопровождать, не правда ли? (фр.)

[277] О Боже, великий и милостивый! (фр.)

[278] И я начинаю верить (фр.).

[279] В Бога? В Бога всевышнего, который так велик и так милостив? (фр.)

[280] Имя няни в семье Достоевских в детские годы писателя. Младший брат Достоевского Ан­дрей вспоминал: «Говоря о нашем семействе, я не могу не упомянуть об личности, которая входила в него всею своею жизнью, всеми своими интересами. Это была няня, Алена Фролов- на. Алена Фроловна была, действительно, замечательная личность, и как я начинаю себя пом­нить, не только была в уважении у родителей моих, но даже считалась как бы членом нашего дома, нашей семьи. Она не была нашею крепостною, но была московская мещанка, и званием этим очень гордилась, говоря, что она не из простых. <.> Она была девицей и называла себя „Христовой невестой". <.> Мы все называли ее нянюшкой и говорили ей „ты", но зато и она всем нам говорила тоже „ты" не только во время нашего детства, но и впоследствии, когда мы были уже совершенно взрослыми» (ДостоевскийА. М. Воспоминания. С. 35). В «Дневнике пи­сателя» 1876 г. Достоевский писал об Алене Фроловне как об одном из самых светлых воспо­минаний своего детства (см.: Т. 22. С. 112). В черновом наброске к этому эпизоду он записал: «Есть совершенно святые, частные ли это случаи (няня Алена Фроловна) или общего свойства всему народу» (Т. 24. С. 181). «Старая Фроловна» упоминается также в рассказе о своем дет­стве Вареньки Доброселовой в «Бедных людях» (Т. 1. С. 84). Согласно архивным документам, полное имя нянюшки писателя было Елена Фроловна Крюкова, жила она в доме Достоевских с 1824 или с 1825 г. и числилась как «отпущенная на волю дворовая девка» (позднее как «ме­щанка»). По исповедной ведомости 1836 г. ей был 61 год (см.: Волгин И. А. Семья Достоевских как социальный организм // Достоевский и современность. XXII. 2008. С. 281-290). Упомина­ние Алены Фроловны в связи с рассказом об открытии Колумбом Америки позволяет предпо­ложить, что Достоевский передал Лизе собственное детское переживание.

[281] С заглавным героем трагедии У. Шекспира «Гамлет» (1601) в дальнейшем Варвара Пет­ровна будет сравнивать Ставрогина (см. примеч. на с. 263).

[282] Боже! Боже! (фр.)

[283] Наконец-то минута счастья! (фр.)

[284] Вы и счастье, вы являетесь одновременно! (фр.)

[285] Ятаган (тур. jatagan) — короткая, очень кривая сабля.

[286] Я был так взволнован и болен, и к тому же. (фр.)

[287] Это местный фантазер. Это лучший и самый раздражительный человек на свете. (фр.)

[288] И вы совершите благодеяние. (фр.)

[289] Друг мой! (фр.)

[290] Каменные чашки — здесь: глиняные. Ср.: «Каменный <.> глиняный (о посуде)» (Сло­варь говоров. 1977. Вып. 13. С. 19).

[291] Кириллов своеобразно интерпретирует колебания шекспировского Гамлета в его знаме­нитом монологе «Быть или не быть?» Ср.:

Достоевского» (Бицилли П. М. Почему Достоевский не написал «Житие великого грешни­ка» // О Достоевском. С. 222), — автор «Бесов» писал: «Главный вопрос, который прове- дется во всех частях („Жития..". — Б. Т.), — тот самый, которым я мучился сознательно и бес­сознательно всю мою жизнь, — существование Божие» (Т. 29, кн. 1. С. 117). Это признание Достоевского позволяет утверждать, что именно образ Кириллова — это один из важнейших центров проблематики романа, в котором на глубинном уровне выразилась генетическая пре­емственность «Бесов» и неосуществленного замысла «Жития великого грешника».

[293] Михаил Михайлович Достоевский, старший брат самого писателя, умер 10 июля 1864 г., то есть как раз за семь лет до начала публикации первой части романа «Бесы» (1871).

[294] То есть больше 186 см (рост человека в XIX в. измерялся в вершках свыше двух аршин: аршин — 71,12 см; вершок — 4,44 см).

[295] Имеется в виду героическая оборона Севастополя в 1854-1855 гг. во время Крымской войны.

[296] Достоевский использует здесь запись (№ 384) из так называемой Сибирской тетради — самодельного рукописного сборника, в который в каторжные годы писатель записывал под­слушанные им от товарищей по Омскому острогу пословицы, поговорки, фразеологические обороты, шутки, арготизмы и т. п. (см.: Т. 4. С. 235-248). В дальнейших комментариях в ссыл­ках на Сибирскую тетрадь будут указываться лишь номера записей по этому изданию.

[296] В исследовательской литературе установился взгляд, согласно которому хроникер Ан­тон Лаврентьевич Г-в тайно влюблен в Лизу. «Без Лизаветы Николаевны (то есть без указан­ного чувства к ней. — Б. Т.) рассказчик бы не был истинно художественным творением», — утверждает С. С. Борщевский (Борщевский С. Новое лицо в «Бесах» Достоевского // Слово о культуре: Сб. критич. и филос. статей. М., 1918. С. 37). Именно любовью к Лизе объясняют и редкую для бесстрастного в целом хроникера вспышку «бешенства», с которой он обру­шивается на Петра Верховенского после отъезда Лизы к Ставрогину в Скворешники: «Это ты, негодяй, всё устроил! Ты на это и утро убил. Ты Ставрогину помогал, ты приехал в карете, ты посадил. ты, ты, ты!» (с. 577). Этим же объясняется, почему из множества смертей геро­ев романа Хроникер особенно трагически переживает именно гибель Лизы: «Вся эта ночь со своими почти нелепыми событиями и с страшною „развязкой" наутро мерещится мне до сих пор как безобразный, кошмарный сон и составляет — для меня по крайней мере — самую тя­желую часть моей хроники» (с. 578). Подробнее см.: КорякинЮ. Ф. Зачем хроникер в «Бес­ах»? // Карякин Ю. Ф. Достоевский и канун XXI века. М., 1989. С. 243-262).

[297] Наконец, это смешно (фр.).

[297] Перелицовка названия романа Э. Сю «Парижские тайны» (1842-1843). В фельетоне «Петербургские сновидения в стихах и прозе» (1861) Достоевский писал, обыгрывая назва­ние книги французского романиста: «.если б я был не случайным фельетонистом, а присяж­ным, всегдашним, мне кажется, я бы пожелал обратиться в Эженя Сю, чтоб описывать петер­бургские тайны» (Т. 19. С. 68). С главным героем «Парижских тайн», принцем Родольфом Герольштейнским, который, переодевшись мастеровым, «посвящает досуги своей аристо­кратической жизни и золото своих карманов скитанью по самым отвратительным и ужасным вертепам», сравнивал Ставрогина критик Евгений Марков (Русская речь. 1879. № 6. С. 185).

[298] Этому бедному другу (фр.).

[299] Этот дорогой друг (фр.).

[300] Коробочка — ставшее нарицательным имя героини поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души», охарактеризованной Чичиковым как «дубинноголовая» (Гоголь. Т. 5. С. 51).

[301] Этот Липутин, всё то, чего я не понимаю (фр.).

[302] Двадцать лет! (фр.)

[303] Это чудовище; и наконец (фр.).

[304] Эти люди представляют себе природу и человеческое общество иными, чем их сотворил Бог и чем они являются в действительности (фр.).

[305] Но поговорим о другом. (фр.)

[306] В Швейцарии. (фр.)

[307] Это было глупо, но что делать, всё решено (фр.).

[308] Словом, всё решено (фр.).

[309] Одна из излюбленных идей Достоевского. В неосуществленном замысле «Жития вели­кого грешника» она возводится к архиерею Тихону, влияние которого на себя ощущает глав­ный герой, Великий грешник: «.он (и это главное) через Тихона овладел мыслью (убеждени­ем): что, чтоб победить весь мир, надо победить только себя. Победи себя и победишь мир» (Т. 9. С. 138-139). Широко известно, что прототипом этого персонажа является русский свя­той XVIII в. Тихон Задонский. И именно в учении св. Тихона Задонского можно найти раз­работку вопроса о «победе над миром» в ключе, близком к тому, который мы обнаружи­ваем в творчестве Достоевского. Прежде всего здесь необходимо указать на труд святителя «О истинном христианстве» (1770-1771), глава 16-я статьи восьмой которого так и назы­вается: «О победе христианской». Важнейший тезис Тихона Задонского, остро восприня­тый и творчески развитый Достоевским, состоит в том, что в брани духовной враги христиан «оружие свое противу нас в нас самих находят <.> и нашими нас орудиями борют. Сердце наше растленное им есть как влагалище всяких орудий, которыми нас уязвляют». «.Якоже и брань сия не плотская, но духовная <.> оружие убо иное <.> подал нам Царь и Вождь наш Христос <.>. Противу гордого духа, духа злобы, зависти и ненависти сильное и действи­тельное оружие есть смирение, кротость, любовь.»; «.победа духовная есть, яко духом смирения дух гордости, духом кротости дух злобы, духом терпения дух гнева и отмщения побеждается» (Тихон Задонский. Т. 3. С. 409-412). В другом капитальном труде «Сокрови­ще духовное, от мира собираемое» (1777-1779), возвращаясь к той же теме, святитель Тихон пишет: «Желают люди победить людей: ты желай победить самого себе; се есть желание христианское! се преславная победа!». «Многие побеждают людей, государства и грады; но себе побеждать не хотят. Се есть христианская победа — себе самого.» (Там же. Т. 4. С. 92, 130). Любопытно, что впервые формулировка максимы, использованная в «Бесах», употре­блена Фомой Опискиным в повести «Село Степанчиково и его обитатели», где она воспри­нимается сугубо иронически: «Умерьте страсти, — продолжал Фома тем же торжественным тоном <.> побеждайте себя. „Если хочешь победить весь мир — победи себя!" Вот мое всег­дашнее правило» (Т. 3. С. 137).

[310] Здесь: самого Бога-Творца, всеведение которого в христианском изобразительном искусстве выражалось сложной символико-аллегорической композицией, состоящей из ока, окруженного исходящими от него лучами и заключенного в треугольник (см., например, изо­бражение «Всевидящего ока» на главном портике Казанского собора или на пьедестале Александровской колонны перед Зимним дворцом в Петербурге). Обоснование такого изо­бражения в Священном Писании находят в словах: «Вот, око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его» (Пс. 32: 18).

[311] Господь Бог (фр.).

[312] В, казалось бы, светском балагурстве Степана Трофимовича присутствует и серьезная сторона: за бурлескным представлением героем Достоевского «отношений» в акте творения Творца и женщины встает сложнейшая богословская проблематика создания Богом челове­ка как свободной личности — то есть существа, наделенного свободой выбора и способного даже «отказаться от Того, Кто его создал», в том числе «принимая решения, направленные и против Бога». Создавая человека свободной личностью, Творец, говоря словами Степана Трофимовича, «уж, конечно, знал, чему подвергался». Богословы определяют эту коллизию как «Божественный риск», суть которого заключается в том, что «Бог подвергает риску веч­ной гибели совершеннейшее Свое творение именно для того, чтобы оно стало совершенней­шим». Как учат отцы Церкви, человеческая «свобода есть печать нашей причастности Боже­ству, совершеннейшее создание Бога, шедевр Творца», поскольку без дарованной людям сво­боды невозможна и свободная же любовь их к Создателю, вершина Божественного замысла, путь к соединению человека с Творцом — обожению, в котором человек призван стать «по благодати тем, что Бог есть по Своей природе» (Аосский В. Н. Очерк мистического богосло­вия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991. С. 242-243). Одновременно в шутовском допущении Степаном Трофимовичем того, что женщина «сама заставила себя со­здать в таком виде», прослушиваются травестийно перевернутые слова Творца из ломоно­совской «Оды, выбранной из Иова»:

Обширного громаду света Когда устроить я хотел, Просил ли твоего совета Для множества толиких дел? Как персть я взял в начале века, Дабы создати человека, Зачем тогда ты не сказал, Чтоб вид иной тебе я дал?

(ЛомоносовМ. В. Избранные произведения. Л., 1986. С. 203. (Б-ка поэта. Большая сер.)).

[313] Если чудеса бывают (фр.).

[314] И пусть всё будет кончено (фр.).

[315] Так называемый (фр.).

[316] Оставьте меня, мой друг (фр.).

[317] Вы видите (фр.).

[317] Земирка, Земира — кличка любимой собаки (левретки) императрицы Екатерины II, на­званной по имени героини популярной французской комической оперы А. Гретри «Земира и Азор» (1771, по мотивам сказки «Красавица и Чудовище»). Получила широкое распро­странение в конце XVIII — XIX в. Интересно, что в романе «Униженные и оскорбленные» (1861) кличка собаки старика Смита — Азорка (Азор) — восходит к имени другого заглавно­го героя этой же комической оперы.

компилятивная, работа почти только механическая — это одна ежегодная огромная, и полез­ная, и необходимая настольная для всех книга, листов в шестьдесят печатных, мелкой печати, которая должна разойтись непременно в большом числе экземпляров и появляться каждый год в январе месяце. Мысли этой я не скажу никому, потому что слишком верная и слишком ценная, барыш ясный; работа же моя — единственно редакционная. Правда, редакция долж­на быть с идеей, с большим изучением дела.» (Т. 29, кн. 1. С. 11).

кова основан на том, что у него низкое и нелепое содержание облечено в высокую поэтиче­скую форму. Трагикомизм Лебядкина — в том, что у него высокое содержание невольно об­лекается в низкую форму. Прутков в совершенстве владеет формой — и мелет вздор. Лебяд- кин высказывает святейшее, что в нем есть, и нечто объективно поэтическое, — но чем более старается <.> тем безвкуснее и нелепее у него это выходит. <.> Лебядкин на каждом шагу роняет свою высокую тему в грязь невежественной и пошлой поэтики» (Ходасевич. С. 248).

[320] Как указал В. Ф. Ходасевич, в этих словах Лебядкина (так же как и в предыдущих; см. предшеств. примеч.) содержится иронический парафраз строк из оды Г. Р. Державина «Бог» (1784):

Миры умножа миллионом Стократ других миров, — и то, Когда дерзну сравнить с тобою, Лишь будет точкою одною; А я перед тобой — ничто. Ничто! — Но ты во мне сияешь Величеством твоих доброт; Во мне себя изображаешь, Как солнце в малой капле вод.

(Державин. С. 115). «Державин, — замечает по этому поводу Ходасевич, — говорит, что Бог изображает себя в нем, „как солнце в малой капле вод". Реминисцируя из державинской оды <.> Лебядкин в письме своем определяет расстояние между собой и Лизой как нечто еще более огромное: ее называет солнцем, себя же не отражением (в капле. — Б. Т.), а инфузори­ей, сочиняющей солнцу „из капли воды <.>"» (Ходасевич. С. 247). Подробнее см.: Тихоми­ров Б. Н. Достоевский стихотворный // «Жил на свете таракан.»: Стихи Ф. М. Достоевско­го и его персонажей. — «Витязь горестной фигуры.»: Достоевский в стихах современни­ков. М., 2016. С. 228-230.

[321] В косноязычии Лебядкина («человеколюбие к крупным скотам») содержится сарказм самого Достоевского в адрес «Российского общества покровительства животным», учре­жденного в Петербурге в 1865 г. (штаб-квартира на Невском проспекте, в здании Городской думы). Ср. запись в рабочей тетради Достоевского 1875-1876 гг.: «О придуманности и нена­туральности общества сострадания к животным (человеколюбивого) или общества сострада­ния к крупным скотам.» (Т. 24. С. 72). Однако в «Дневнике писателя» 1876 г. позиция ав­тора по этому вопросу выражена существенно иначе: «„Нет, в наше время не до пропаганды покровительства животным: это барская затея", — вот эту самую фразу я слышал, но глубоко ее отвергаю» (Т. 22. С. 31). Автор «Дневника.» вполне сочувствует идее Общества, но ему хотелось бы, чтобы оно «действовало не всё с конца, а хоть отчасти бы и с начала», ибо «не одни же ведь собачки и лошадки так дороги „Обществу", а и человек, русский человек, кото­рого надо образить и очеловечить» (Т. 22. С. 31, 26). В пример же действий «с конца» писа­тель приводит случай, когда «лет пять тому, одного извозчика Общество привлекло к ответ­ственности за дурное обращение с лошадью и его присудили заплатить, кажется, пятнадцать рублей; это-то уж, конечно, было неловкостью, потому что, действительно, после такого при­говора многие не знали, кого пожалеть: извозчика или лошадь» (Т. 22. С. 27).

[322] Комментарий к этой реплике Шатова вызывает затруднение. В словаре Даля одно из зна­чений слова «кулик» — «глупый, простоватый, недогадливый» человек (Даль. Словарь. Т. 2. С. 216). Необходимо также учесть пословицу «Всяк кулик на своей кочке (в своем болоте) велик» (Там же), прилагаемую к маленьким, заурядным людям, мнящим себя значительны­ми персонами, занятыми серьезными делами, и т. п. В период работы над «Бесами», в письме А. Н. Майкову от 25 февраля / 9 марта 1871 г., возмущенный судом присяжных, оказавшихся в плену у адвокатской казуистики и оправдавших заведомых преступников, Достоевский пи­сал в раздражении: «Кулики! Задолбили по писанному. Нет, видно, всего труднее на свете са­мим собою стать» (Т. 29, кн. 1. С. 182). Не зарегистрированное ни в одном словаре, воскли­цание «Кулики!» в этом контексте предельно близко по смыслу другим инвективам Шатова в адрес «наших», высказанным чуть далее в этом же эпизоде: «Люди из бумажки; от лакей­ства мысли всё это.» Можно предположить, что тут имеет место индивидуальное словоупо­требление Достоевского.

[323] Неоднократно употребляя в публицистике «Дневника писателя» образные выражения «духовное лакейство», «лакейство перед чужой мыслью», «лакейство мысли перед Евро­пой», Достоевский пояснял, что клеймит этим определением тех западников, которые «жи­вут чужою мыслию, ищут готового слова и примера, схватываются за подсказанное дело», ко­торые «кричат, что за них авторитеты, что за них Европа» и «свистят на несогласных с ними, на всех презирающих лакейство мысли и верящих в свою собственную и народа своего само­стоятельность» (Т. 25. С. 95). В набросках к «Бесам» читаем: «Европейничание первым де­лом несет с собою лень, ничегонеделание, снимает обязанности и заботы, отнимая инициати­ву и предлагая копировку, тупость и лакейство мысли. Труд переплетчика легче, чем сочини­теля. Оно и соблазнительно» (Т. 11. С. 157). Еще раньше, в подготовительных материалах к «Преступлению и наказанию», писатель прилагал это образное определение к нигилистам: «Нигилизм — это лакейство мысли. Нигилист — это лакей мысли» (Т. 7. С. 202).

[324] Этот пассаж Шатова очень близок филиппике самого Достоевского против либералов (и конкретно М. Е. Салтыкова-Щедрина) в письме А. Н. Майкову от 18 февраля / 1марта 1868 г.: «Наш либерал не может не быть в то же самое время закоренелым врагом России и сознательным. Пусть хоть что-нибудь удастся в России или в чем-нибудь ей выгода — и в нем уж яд разливается. Я это тысячу раз замечал» (Т. 28, кн. 2. С. 258).

[325] Аллюзия на следующее место из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1842): «И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы!» (Гоголь. Т. 5. С. 124). См. также в «Завещании», открывающем «Выбранные места из переписки с друзьями» (1846): «Завещаю моим соотечественникам <.> мое сочинение, под названием „Прощальная повесть". <.> Оно было источником слез, никому не зримых, еще от времени моего детства» (Там же. Т. 6. С. 11). Было высказано мнение, что «эти рассужде­ния Шатова направлены против М. Е. Салтыкова-Щедрина» (Т. 12. С. 293, примеч.; также см.: Борщевский. С. 162-163). Однако почти буквальная цитация из Гоголя не оставляет сом­нений, что эта филиппика героя «Бесов» относится именно к автору «Выбранных мест.». Немаловажно также указать, что в Записной тетради 1875 г. Достоевский уже от себя напи­шет, что именно в том месте «Завещания», где Гоголь упоминает «Прощальную повесть», он «врал и паясничал» (Т. 16. С. 330). Также см. примеч. на с. 339.

[326] Как указал А. С. Долинин (см.: Д. Письма. Т. 2. С. 491-492, примеч.), здесь и далее ав­тор «Бесов» использует отдельные места из путевых очерков П. И. Огородникова «От Нью- Йорка до Сан-Франциско и обратно в Россию», которые на протяжении 1870 г. печатались в петербургском журнале «Заря». В данном случае слова Шатова очень близки к тексту Ого­родникова, который сообщает, что отправился на английском пароходе «Queen» в Америку с целью «испытать жизнь американского рабочего и таким образом личным опытом прове­рить состояние человека в самом тяжелом его общественном положении» (Заря. 1870. № 11. Отд. II. С. 21).

[326] К спиритизму как мистическому учению о связях земной жизни с загробным миром и одновременно практике общения с душами умерших людей через посредство медиумов — лиц, одаренных особой, таинственной силой, Достоевский относился двойственно. Он про­являл последовательный интерес к самому явлению спиритизма, безусловно верил в субъ­ективную честность знакомых ему спиритов (А. Н. Аксаков, Н. П. Вагнер, А. М. Бутлеров), сам участвовал в их сеансах, но решительно отвергал мистическое содержание спиритизма, его проповедь в качестве «новой религии» (подробнее см.: Тихомиров Б. Н. Достоевский на спиритическом сеансе: К истории одной угасшей темы в «Дневнике писателя» // Dostoevsky Monographs. СПб., 2013. Вып. 4: Достоевский и журнализм. С. 280-298). П. И. Огородников, затрагивающий в своих путевых записках тему спиритизма, сам характеризует чикагских спи­ритов как «негодяев, эксплуатирующих легковерных глупцов», но его спутник, студент Я-в, возражает, что «не все спириты принадлежат к этой категории гнусных мошенников» и что среди них есть такие, которые «стремятся к высоким целям доставить счастье человека и сде­лать из него человека, достойного своего призвания» (Заря. 1870. № 11. Отд. II. С. 29-30). В словах Шатова о том, что они «хвалили спиритизм», очевидно, отразились процитированные слова студента Я-ва, так же как в словах о «законе Линча» отразилось следующее место из за­писок Огородникова: «Закон Линча — это ужаснейший, но вместе с тем — кто знает Амери­ку, для нее нелишний закон. Именно в некоторых, а особенно западных штатах, разбои сдела­лись так часты и ужасны, что некоторые лучшие и энергические граждане, убедившись в бесси­лии закона, решились сами положить им предел и избавить население от паники. С этою целью они организовали из себя тайный комитет или суд. Суд этот собирался в тайных местах, в не­сколько минут клал заочное решение и приговор быстро исполнялся» (Там же. С. 10).

[327] Этот эпизод также восходит к путевым заметкам П. И. Огородникова; ср.: «Подостлав под себя мое пальто и облокотившись на подушку, он <.> приметив выглядывавшую из моего сака головную щеточку, вынул ее, повертел в руках, снял шляпу и, небрежно причесав свои волосы, положил ее не обратно, а на подушку. <.> Искренность этой американской бес­церемонности мне понравилась» (Там же. С. 14). По поводу этого эпизода Достоевский 2 /14 декабря 1870 г. писал Н. Н. Страхову: «Огородникову Американец плюнул в глаза, а он пишет: это мне понравилось. Из русского ему нравится, и он с почтением говорит лишь о сту­денте Я., явившемся в глубь Америки, чтоб узнать на опыте, каково работать американскому работнику» (Т. 29, кн. 1. С. 152-153).

[328] Сурмить, сурмиться — красить, чернить себе волосы (преимущественно брови) сурьми­лом — специальной черной краской, имеющей в своем составе сурьму.

[329] По указанию М. С. Альтмана (см.: Альтман. С. 176-177), этот эпизод восходит к «Ска­занию. инока Парфения», любимейшей книге Достоевского; ср.: «Пришедши в Хотьков мо­настырь, сказал мне иеродиакон М.: „Отче, здесь есть раба Божия, именем Евдокия, от которой многие пользуются советами и наставлениями. Ежели угодно, то идите со мною и посмотрите ее". Я охотно с ним пошел. <...> Много я радовался, что нечаянно Господь показал мне благо- угодную рабу Свою. Вечером игумения позвала нас к себе, и во время вечерней трапезы начали мы говорить игумении, какое она в обители своей имеет великое сокровище. Она же, думая, что мы говорим о другой затворнице, сказала нам: „Да, можно что-нибудь заслужить у Господа: бо­лее тридцати лет сидит в затворе". Но когда узнала, что мы говорим о Евдокии, то весьма ее уко­рила. Сия раба Божия притворяется юродивою и сидит в малом темном чулане, чему уже тогда было 25 лет, в одной рубашке, и власы на голове стриженые» (Парфений. Т. 1. С. 226-227). В личной библиотеке писателя было 2-е издание «Сказания. инока Парфения» (М.: Тип. Се­мена, 1856). Мемориальный первый том этого издания хранится в Библиотеке ИРАИ, шифр: 1 7/55 (см.: Библиотека Достоевского. С. 126). По свидетельству Н. Н. Страхова, эту книгу пи­сатель взял с собою, уезжая за границу в 1867 г. (см.: Достоевский в воспоминаниях. Т. 1. С. 499).

[330] По указанию Л. А. Зандера, «в этих словах мы слышим отзвук церковной молит­вы: „всё упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим", или

[331] По наблюдениям Г. П. Федотова, идея связи, близости Матери Христа — Богородицы и матери сырой земли многообразно присутствует в народной религиозной поэзии, но на­родный певец, по утверждению исследователя, никогда не переступает грань — не подме­няет сродство тождеством: «.как общая Мать, связанная с космическим рождением, Бого­родица может сливаться с матерью-землей, олицетворением космоса», тем не менее «народ сохраняет дистанцию между миром божественным и земным, но <.> переносит на матерь- землю значительную часть того комплекса религиозных чувств, которые обычно у него связа­ны с Матерью Божией». «В кругу небесных сил — Богородица, в кругу природного мира — земля, в родовой социальной жизни — мать являются, на разных ступенях космической бо­жественной иерархии, носителями одного материнского начала. Их близость не означает еще их тождественности. Певец не доходит до отождествления Богородицы с матерью-землей и с кровной матерью человека. Но он недвусмысленно указывает на их сродство:

Первая мать — Пресвятая Богородица,

Вторая мать — сыра земля,

Третья мать — кая скорбь приняла». (Федотов. С. 57, 78). Блестящий и глубокий богословский комментарий к словам «Богороди­ца — великая мать сыра земля есть» см.: Зандер. С. 38-62.

часов ходу, чтобы взойти на самую вершину Афона. <...> От церкви Богородицы до вершины горы еще час ходу <...> и уже к вечеру пришли на самую вершину. Солнце закатывалось, и пала тень Афона через весь остров Лимнос...» (Парфений. Т. 1. С. 294, 366-367). Однако Достоев­ский не копирует описание инока Парфения, но творчески преображает его, превращая реаль­ную зарисовку в «мистический пейзаж», связанный глубинной связью с образом Хромоножки в этом эпизоде. «Достоевский намеренно оставляет темному лепету дурочки его двусмыслен­ное значение, — пишет Вяч. Иванов, — соблазн для фарисейских ушей, в то время как подлин­ный смысл ее слов далек от будто бы провозглашаемого в них пантеизма <...>. Она прозорливо, хоть и бессознательно видит христианскую мистерию в вечной литургии природы: Острая гора с ее тенью, перерезающей каменный остров и рисующей знак креста, подобна Голгофе; солнце подобно Агнцу Божию» (ИвановВяч. Собр. соч.: В 4 т. Брюссель, 1987. Т. 4. С. 513-514).

[333] Реминисценция из трагедии Гете «Фауст» (ср. признание полубезумной Маргариты в финальной сцене части первой — «В тюрьме»: «Дочь свою утопила в пруду.»), организую­щая важную для замысла Достоевского параллель Хромоножки и Гретхен, призванную уси­лить звучание символического плана романа. Ср.: «Ее грезы о ребенке почти те же, что бре­довые воспоминания гетевской Гретхен»; «ужас Хромоножки при появлении Ставрогина в ее комнате предначертан в сцене безумия Маргариты в тюрьме». И шире: «Хромоножка за­няла место Гретхен, которая, по разоблачениям второй части трагедии, тождественна и с Еле­ною, и с Матерью-Землей; Николай Ставрогин — отрицательный русский Фауст <.> роль Мефистофеля играет Петр Верховенский, во все важные мгновения возникающий за Ставро- гиным с ужимками своего прототипа» (Иванов Вяч. С. 309).

дование сюжету песни резко повышает мифологизированность и загадочность образов (геро­ев „Бесов". — Б. Т.). Как это часто бывает, Достоевский опирается в равной или даже в боль­шей степени на опущенные им слова стихотворного текста, не давая читателям однозначного ключа к своим построениям» (Криницын. 2017. С. 83).

[335] Травестийная перелицовка стихотворения А. А. Фета «Я пришел к тебе с приветом.», опубликованного впервые в 1843 г. в журнале «Отечественные записки» (№ 7). Ср.: Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало; Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой <.>

Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь, — но только песня зреет. (Фет А. А. Стихотворения и поэмы. Л., 1986. С. 236. (Б-ка поэта. Большая сер.)).

словно оседлали какое-то дикое животное, если же вы не хотите ехать верхом, вам ничего не остается, как устроиться на сиденье боком и ухватиться за рукав кучера <.>. Существуют дрожки новой конструкции, где скамейка расположена не вдоль, а поперек, кузов же формой напоминает тильбюри; он покоится на четырех рессорах, однако все равно едва поднимается над землей» (КюстинА. де. Россия в 1839 году: В 2 т. М., 1996. Т. 1. С. 130).

[337] Вынос креста — примета богослужения в один из главных, так называемых «двунаде­сятых», праздников христианской церкви — Крестовоздвижение (Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня), отмечаемое 14 сентября по юлианскому календарю. По­скольку церковная служба, после которой происходит встреча Варвары Петровны и Хромо­ножки, совершается в воскресенье, приурочение сюжетного действия к празднику Кресто- воздвижения позволяет точно указать год, в который совершаются события в «Бесах», — 1869-й (иные возможные варианты, когда 14 сентября приходилось на воскресенье, — 1858 и 1875 гг.). Появление в городе Николая Ставрогина (фамилия которого этимологически свя­зана с греч. отаиро? — крест) в день Крестовоздвижения исполнено в романе глубокого сим­волического смысла. По заключению Вяч. Иванова, этой символикой Достоевский «опреде­ленно указывает на его высокое призвание», но сам он, «в какое-то решительное мгновение своего скрытого от нас и ужасного прошлого, изменяет даруемой ему святыне» (Иванов Вяч. С. 310).

вообще затруднительно, а в настоящее время предстоят еще и другие заботы относительно обеспечения будущих яровых посевов. В твердой уверенности во всегдашней готовности на благотворительность всех верноподданных любезного Нам Отечества Мы возымели мысль обратиться к ней, и при настоящих обстоятельствах и вследствие того уже состоялось раз­решение открыть повсеместно в Империи подписку для сбора добровольных денежных по­жертвований в пользу пострадавших от бывших неурожаев, а для сосредоточения всех тако­вых пожертвований и правильного распределения их учредить здесь в С.-Петербурге времен­ную комиссию, поручая Вашему Императорскому Высочеству почетное председательство в оной.» (Великий князь Александр Александрович: Сб. документов. М., 2002. С. 552-553).

[339] Заверное, заверно — наречие от прилагательного заверный, означающего «верный, истинный, безошибочный, неложный» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 564). Неоговоренное редакци­онное исправление ПСС: «А это, уж за верное.» (Т. 10. С. 125) — является некорректным.

[340] Да что с вами, Лиза! (фр.)

[341] Дорогая кузина (фр.).

[342] Но, дорогой и добрейший друг, в каком беспокойстве. (фр.)

[343] Болезненный тик (фр.).

[344] Залавок — «рундук, глухая лавка в передней, с подъемной крышкой; такая же лавка у дверей в крестьянской избе» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 595). Здесь — место в доме для прислу­ги, лакеев. Свои козыри — карточная игра, напоминающая игру в подкидного дурака, в ко­торой, однако, каждый играющий сам определяет, какая масть для него является козырной.

[345] Словом, это погибший человек и что-то вроде беглого каторжника. (фр.).

[346] Депозитка (устар.) — здесь: денежная купюра, кредитный билет, кредитка. Депозитки (билеты депозитной кассы Государственного коммерческого банка) выпускались в России в 1840-1843 гг., являлись законным платежным средством и находились в обороте наряду с ас­сигнациями и кредитными билетами. К 1853 г. были изъяты из обращения. У Даля, в словаре 1860-х гг., депозитка — «упраздненные ныне бумажные деньги, в виде расписок от государ­ственного казначейства, за внесенную монету <.> они заменены впоследствии кредитными (билетами. — Б. Т.)» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 429). Зеленая кредитка — купюра достоинст­вом в три рубля.

[347] См. примеч. на с. 250-251.

[348] Алексей Петрович Ермолов (1777-1861) — военачальник и государственный деятель, генерал от инфантерии (1818), генерал от артиллерии (1837), участник многих военных дей­ствий, которые Россия вела в 1790-1820-х гг. Исключительно популярный в армии герой Отечественной войны 1812 г. В 1816 г. назначен командиром Отдельного Грузинского кор­пуса и управляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях. Являлся главнокомандующим русской армии на первом этапе Кавказской войны. В 1823 г. ко­мандовал боевыми действиями в Дагестане; в 1825 г. воевал с чеченцами. Прозванный «про­консулом» Кавказа, Ермолов правил им почти полновластно. В 1827 г. отправлен в отставку.

[349] Возможно, этот вопрос — ироническая аллюзия на предсмертное стихотворение Н. А. До­бролюбова 1861 г. «Милый друг, я умираю / Оттого, что был я честен.» (ДобролюбовН. А. Со­чинения. СПб., 1862. Т. 4. С. 639). О резко отрицательном отношении Достоевского к этому стихотворению свидетельствует В. В. Тимофеева-Починковская, приводя в своих мемуарах сло­ва писателя: «Не говоря уже о том, что это совсем не поэзия, — не только всё это обыденно- пошло, но и совсем это не умно. Сейчас происхождение-то вот и сказалось. Только попович ведь и мог отмочить себе такую предсмертную эпитафию: „.Оттого, что был я честен.." Нашел чем хвалиться! Как будто честность — какая-то особенная доблесть, а не прямая обязанность каждо­го мало-мальски порядочного человека!» (Достоевский в воспоминаниях. Т. 2. С. 178).

[350] Неточная цитата из стихотворения Н. В. Кукольника «Сомнение» (1838), положенно­го на музыку М. И. Глинкой; ср.:

Уймитесь, волнения страсти! Засни, безнадежное сердце! Я плачу, я стражду, — Душа истомилась в разлуке. (Песни русских поэтов: В 2 т. Л., 1988. Т. 1. С. 522. (Б-ка поэта. Большая сер.)).

[351] Христианской церковью в средние века была установлена дата сотворения мира — 5508 или 5509 г. до н. э. По укоренившимся тогда же представлениям, «сей мир сотворен на 7000 лет». Именно поэтому вся средневековая Европа в 1492 г. от Рождества Христова ожидала Второе пришествие Спасителя и кончину мира. После несостоявшегося в 1492 г. «конца света» первоначально назначенные сроки неоднократно пересматривались, но представление о том, что миру отмерено существование в семь тысяч лет, основанное на со­ответствии семи дням творения (ср.: «.у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» — 2 Пет. 3: 8), устойчиво сохранялось. Таким образом, слова капитана Ле­бядкина: «.с самого первого дня миросоздания <.> и вот уже семь тысяч лет» — недвус­мысленно указывают на современность как на наступление апокалиптических времен и ка­нун кончины века.

[352] Возможно, имеется в виду Андре де Монбар (Montbard, ок. 1103-1156), бывший Вели­ким магистром духовно-рыцарского ордена тамплиеров (1154-1156). Он являлся одним из девяти рыцарей — основателей ордена Храма (1119), учрежденного в Святой земле после Первого крестового похода и провозгласившего своей целью защиту пилигримов, соверша­ющих паломничества по святым местам. Его племянником Бернаром Клервоским написа­но так называемое «Латинское правило» — устав ордена. В этой связи стоит отметить, что, представляя Ставрогину свое жилище, Лебядкин, бурлескно комикуя, заявляет, что живет по «обету древних рыцарей» (см. примеч. на с. 334-335).

[353] Памятник великому баснописцу И. А. Крылову (1769-1844) был установлен близ главной аллеи Летнего сада, ближе к Дворцовой набережной, 12 мая 1855 г. Об этом событии сообщала га­зета «Северная пчела»: «На днях поставлен на одной из площадок в Летнем Саду памятник Ива­ну Андреевичу Крылову, работы нашего знаменитого художника барона Петра Карловича Клод- та-фон-Юргенсбурга. Баснописец изображен сидящим, с книгою в руках. Основание, на котором утверждена статуя, представляет по сторонам басни И. А. Крылова, изображенные в виде живот­ных, в них описанных» (Северная пчела. 1855. 17 мая. № 105. С. 545). Путеводитель 1860-х гг. со­общал, что памятник «помещается посредине Летнего сада на площадке так называемых детских игр, где обыкновенно в летнее время собираются дети по преимуществу из среднего возраста и иг­рают в различного рода игры» (Червяков. С. 67). Поэт-сатирик П. В. Шумахер иронически разра­ботал эту же тему в эпиграмме, опубликованной в журнале «Искра» (1867. № 47. С. 584):

Лукавый дедушка с гранитной высоты Глядит, как резвятся вокруг него ребята, И думает себе: «О милые ребята, Какие ж, выросши, вы будете скоты!» (Русская эпиграмма. С. 525). Инициатива по созданию и установке памятника была выдви­нута, вскоре после кончины баснописца, президентом Академии наук, министром народно­го просвещения графом С. С. Уваровым, по всеподданнейшему докладу которого «Государь Император благоволил изъявить Всемилостивейшее согласие на сооружение памятника Ива­ну Андреевичу Крылову и на повсеместное по Империи открытие подписки для собрания суммы, потребной на исполнение сего предприятия» (Северная пчела. 1845. 8 янв. № 5. С. 17; также см.: Литературная газета. 1845. 25 янв. № 4. С. 79-80).

Не могу Убежать, Перестать Я любить —

Буду жить И тужить.

(Мятлев И. П. Стихотворения. Сенсации и замечания госпожи Курдюковой. Л., 1969. С. 92. Б-ка поэта. Большая сер.)). Также см. след. примеч.

Ты есть — и я уж не ничто! Частица целой я вселенной, Поставлен, мнится мне, в почтенной Средине естества я той, Где кончил тварей Ты телесных, Где начал Ты духов небесных И цепь существ связал всех мной.

(Державин. С. 116). Точка зрения, выраженная в стихотворении Губера, прямо противопо­ложна: греховный человек утратил это «почтенное» место в «цепи существ» и теперь яв­ляет собою в мироздании не ключевое, а «ничтожное звено». Державинский и губеровский контексты скрещиваются в интертекстуальном поле, окружающем образ капитана Лебядки­на (см. примеч. на с. 204 и 344), и его басня «Таракан» воспринимается как реплика поэта- скандалиста в споре о человеке, о божественном и бестиальном началах в нем (также см. при­меч. на с. 249-250).

[356] Имеется в виду стихотворение поэта-партизана Дениса Давыдова «Гусарский пир» (1804); ср.:

Ради бога, трубку дай! Ставь бутылки перед нами, Всех наездников сзывай С закрученными усами!

(Давыдов Д. Стихотворения. Л., 1984. С. 59. (Б-ка поэта. Большая сер.)).

[357] Модификация известной русской поговорки: «Слово не воробей, не поймаешь за хвост» (РыбниковаМ. А. Русские пословицы и поговорки. М., 1961).

[358] Труднообъяснимое противоречие текста: из присутствующих в гостиной Варвары Пет­ровны, даже если не считать Степана Трофимовича, не узнавшего сына, Петр Верховенский знаком, по крайней мере, Лизе и ее матери Прасковье Ивановне, Даше, Шатову, Лебядки- ну — то есть большинству персонажей, участвующих в этой сцене.

[359] Петя, дитя мое (фр.).

[360] Верховенский обнаруживает хорошую осведомленность в структурных изменениях, произошедших в середине 1860-х гг. в ходе военной реформы в России. В частности, Про­виантский департамент Военного министерства, существовавший с 1812 г. и занимавшийся обеспечением войск и военных учреждений продовольствием, был в 1864 г. упразднен и его функции переданы Главному интендантскому управлению.

[361] Сэр Джон Фальстаф (Sir John Falstaff) — комический персонаж пьес Шекспира «Вин­дзорские насмешницы» (1597, опубл. 1602) и «Генрих IV» (1598), гуляка, пьяница, волоки­та, лгун и трусливый воин, входивший в окружение принца Гарри (см. примеч. на с. 116). Свое истолкование образа Фальстафа Достоевский дал в рассказе «Маленький герой» (1849). Ха­рактеризуя «породу житейских плутов, прирожденных тартюфов и фальстафов», он пишет, что они «до того заплутовались, что наконец и сами уверились, что так и должно тому быть, то есть чтоб жить им да плутовать.» «Для совестного внутреннего суда, для благородной самоо­ценки их никогда не хватит: для иных вещей они слишком толсты. На первом плане у них всегда и во всем их собственная золотая особа, их Молох и Ваал, их великолепное я. Вся природа, весь мир для них не более как одно великолепное зеркало, которое и создано для того, чтоб мой бо­жок беспрерывно в него на себя любовался и из-за себя никого и ничего не видел; после этого и немудрено, что все на свете видит он в таком безобразном виде» (Т. 2. С. 276).

[362] Шутовской (фр.).

го, что он весьма даже хорошо был одет для своей профессии, а между тем протягивал руку» (Т. 13. С. 220).

[364] Интертекстуальная отсылка к Новому Завету; ср. слова Христа: «Взгляните на птиц не­бесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6: 26).

[365] Содом — здесь: шумное бесчинство, беспорядок, разврат (по названию библейского горо­да Содома, истребленного Богом за развратный образ жизни его обитателей). Ср. поговорки: «Такой содом, что пыль столбом»; «Это не дом, а содом» и др. (Даль. Словарь. Т. 4. С. 260).

[366] Сравнение Ставрогина с шекспировским принцем Гамлетом получило разработку еще в подготовительных материалах, и именно на том этапе творческой истории, когда этот ге­рой летом 1870 г. вышел в замысле Достоевского на первый план. В наброске, датирован­ном 16 августа 1870 г. читаем: «Князь (будущий Ставрогин. — Б. Т.) — мрачный, страст­ный, демонический и беспорядочный характер, безо всякой меры, с высшим вопросом, дошедшим до „быть или не быть?" Прожить или истребить себя?» (Т. 11. С. 204). «У Став- рогина действительно имеются гамлетические черты, — пишет современный исследова­тель. — Так же как Гамлет, Ставрогин всё время решает „последние вопросы" бытия, и оба героя, отчаявшись найти верный ответ, теряют способность к активному действию, в ре­зультате чего их безмерные духовные силы оборачиваются бессилием, в том числе и отказом от любви (Ставрогин — к Лизе, Гамлет — к Офелии). Ставрогин — тоже мистик, медиум, видящий привидения, подобно Гамлету, разговаривающему с тенью своего отца. У него, как и у Гамлета, есть касание иному, нездешнему, что вызывает ощущение провала времени. От неразрешимых душевных мук оба героя ищут покончить с собой, но и тут останавливают­ся в сомнениях. <.> Вообще, вопрос о самоубийстве связывался всегда в сознании Досто­евского с образом Гамлета» (Криницын. 1998. С. 166-167). К этому можно добавить еще один важный аспект. Шекспироведы спорят, является ли подлинным или мнимым, напуск­ным сумасшествие Гамлета. Эта проблема существует и в отношении Николая Ставрогина. «.Достоевский на протяжении романа постоянно ставит перед читателем вопрос о пси­хической нормальности своего героя», — отмечает, например, Л. П. Гроссман (Гроссман. С. 294). В предыстории Ставрогина (истории с носом Гаганова-старшего и ухом губернато­ра) сумасшествие, очевидно, лишь разыграно героем, о чем свидетельствует его объяснение с Липутиным. Тем не менее для романа в целом, несмотря на финальную фразу (см. примеч. на с. 498), проблема сохраняется. О характере восприятия Достоевским образа Гамлета см.: Левин. С. 218-223.

[367] И вы совершенно правы (фр.).

[368] В трагедии Шекспира «Гамлет» Горацио — ученый друг принца Гамлета, его конфи­дент. Перед смертью Гамлет именно Горацио завещает поведать о произошедшей в Эльсино- ре трагедии. В «Бесах» эту миссию выполняет хроникер.

[369] Выражение «демон иронии» восходит к рецензии С. П. Шевырева на поэму Н. В. Го­голя «Мертвые души», напечатанную в 1842 г. в журнале «Москвитянин» (№ 8); ср.: «В Плюшкине, особенно прежнем, раскрыта глубже и полнее эта общая человеческая сторона, потому что поэт взглянул на этот характер гораздо важнее и строже. Здесь на время как буд­то покинул его комический демон иронии, и фантазия получила более простора...» (Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М., 1982. С. 71).

[370] В романе «Униженные и оскорбленные» (1861) один из персонажей, некий дипломат на светском приеме, приводит этот афоризм по-французски: «Мы не потеряем, а, напро­тив, еще выиграем; мы всплывем, всплывем, и девиз наш в настоящую минуту должен быть: „Pire (Пушкин. Т. 9. С. 97. Письмо из Одессы от 24-25 июня).

[371] Возвышенно (фр.).

[372] В неосуществленном замысле Достоевского «Картузов», ряд сюжетных положений которого вошел в роман «Бесы», его героиня, также «амазонка», Елизавета Николаевна Кармазина, «сломала ногу» в действительности и это событие, многократно варьирующее­ся в черновых набросках, явилось одним из поворотных в сюжете повести (см.: Т. 11. С. 31, 33 и след.).

[373] Именно эта истерическая фантазия Лизы дала капитану Лебядкину тему его стихотворе­ния «Краса красот сломала член / И интересней вдвое стала.» (см. с. 340). Однако недоразу­мением представляется замечание Л. И. Сараскиной: «.капитан Лебядкин <.> как бы уга­дывая мрачные фантазии девушки, воображает ее без ноги, на костылях. <.> „Краса красот сломала член <.> сочинил капитан Лебядкин, не подозревая, что дословно повторяет фра­зу Лизы „стану без ноги интереснее"» (Сараскина. С. 136). Почему же «как бы угадывая» и «не подозревая», если он присутствует при эпизоде в гостиной Ставрогиных?

ва (написанной в ответ А. Е. Розену и С. В. Максимову в ходе полемики вокруг «Записок» И. Д. Якушкина) дана такая зарисовка Лунина, представленного как «загадочный характер, весь сложенный из противоположностей»: «Я помянул о его бесстрашии, хотя слово это не вполне выражает того свойства души, которым наделила его природа. В нем проявлялась та особенность, что ощущение опасности было для него наслаждением. <.> .будучи в Сиби­ри на поселении, Лунин один отправлялся в лес на волков, то с ружьем, то с одним кинжа­лом, и с утра до поздней ночи наслаждался ощущением опасности, заключающейся в недо­брой встрече или с медведем, или с беглыми каторжниками» (Свистунов. С. 291-292, 294). Впервые «Отповедь» Свистунова была напечатана в № 2 журнала «Русский архив» за 1871 г. (Стб. 346-347). Однако, говоря о генезисе образа Ставрогина, важно отметить, что еще ранее, в записной тетради 1866-1867 гг., в черновых набросках Достоевского уже был намечен харак­тер, обладающий схожей психологической чертой: ср.: «Многообразие наслаждений и утоле­ний. <.> Наслаждения артистические до утонченности и рядом с ними грубые, но именно по­тому что чрезмерная грубость соприкасается с утонченностью <.>. Наслаждения уголовные нарушением всех законов. Наслаждения мистические (страхом ночью)» (Т. 7. С. 158).

тели Лермонтова, — пишет и Н. М. Смирнов, — ожидали сего печального конца, ибо знали его страсть насмехаться и его готовность отвечать за свои насмешки» (Лермонтов в воспоми­наниях. С. 292).

[376] В специальной литературе неоднократно высказывалось мнение, что Достоевский оши­бочно распространял название «белая горячка» — психическое заболевание, вызванное длительным злоупотреблением алкоголем, — на душевные заболевания вообще, вызванные нервным перенапряжением. На самом деле это не так. В отличие от единственного значения, фиксируемого современными словарями и справочниками, в XIX в. термин «белая горяч­ка» имел несколько значений: «Белая горячка — всякое временное, внезапное помешатель­ство; бред без горячки или при видимом, впрочем, здоровье; сумасшествие с перепою, коли кто допьется до чертиков, запойная горячка, бешенец» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 153). Оче­видно, что в словоупотреблении Достоевского подразумевается именно «всякое временное, внезапное помешательство» (ср. также у Пушкина в «Капитанской дочке» о Маше Мироно­вой: «. она в белой горячке и третий день как бредит без умолку» - Пушкин. Т. 5. С. 316).

[377] Вендетта (ит. vendetta — мщение) — обычай кровной мести, распространенный под та­ким названием преимущественно в Сардинии и на Корсике. В литературе корсиканская вен­детта получила наиболее яркое отражение в новелле П. Мериме «Маттео Фальконе» (1829) и романе О. Бальзака «Вендетта» (1830).

[378] Еще одно указание на Тверь как место действия «Бесов». По наблюдению М. С. Аль­тмана, здесь содержится намек на «нашумевшее на всю Россию выступление тринадцати ми­ровых посредников Тверской губернии, подписавших 5 февраля 1862 года „журнал" Твер­ского губернского присутствия по крестьянским делам о неудовлетворительности манифеста 19 февраля 1861 года. В этом документе указывалось на выяснившуюся „несостоятельность правительства удовлетворить общественные потребности" и о необходимости скорейшего созыва „представителей от всего народа, без различий сословий", для выработки новых ос­новных законов. В связи с этим „адресом" тверских дворян были арестованы, между прочим, Алексей и Николай Александровичи Бакунины, братья анархиста» (Альтман. С. 76).

[379] Об издании С. Г. Нечаевым за границей прокламаций в мае 1869 г. сообщала газета «Московские ведомости» (см. примеч. на с. 149). Кроме прокламаций летом 1869 г. Нечаев выпустил в Женеве первый номер журнала «Народная расправа», однако в качестве места его издания была обозначена Москва, что ввело в заблуждение даже III Отделение.

[380] «Сын, возлюбленный сын» (фр.).

[381] Он смеется (фр.).

[382] Оставим это (фр.).

[383] Сразу же после публикации романа «Отцы и дети» (Русский вестник. 1862. № 1/2) До­стоевский написал И. С. Тургеневу письмо (к сожалению, не сохранившееся), в котором вы­разил свое отношение к произведению в целом и к его главному герою, Базарову. В ответном письме Достоевскому от 18/30 марта 1862 г. Тургенев писал: «.мне нечего говорить Вам, до какой степени обрадовал меня Ваш отзыв об „Отцах и детях". Тут дело не в удовлетворении самолюбия, а в удостоверении, что ты, стало быть, не ошибся и не совсем промахнулся <.>. Вы до того полно и тонко схватили то, что я хотел выразить Базаровым, что я только руки рас­ставлял от изумления — и удовольствия. Точно Вы в душу мне вошли и почувствовали даже то, что я не счел нужным вымолвить» (Тургенев. Письма. Т. 5. С. 36-37). В письме Достоев­скому от 22 апреля / 4 мая 1862 г. Тургенев вновь вернулся к означенной теме: «Доходящие до меня слухи об „Отцах и детях" — только подтверждают мои ожидания: кроме Вас и Ботки­на, кажется, никто не потрудился понять, что я хотел сделать. <.> Я уже не говорю об упре­ках <.> часто противоположных, делаемых Базарову — никто, кажется, не подозревает, что я попытался в нем представить трагическое лицо — а все толкуют: — зачем он так дурен? или — зачем он так хорош?» (Там же. С. 61). Тогда же, в письмах другим корреспондентам, Тургенев сообщал: Достоевский «гиперболически хвалит» «Отцов и детей», «уверяет, что эта одна вещь стоит всего, что я написал, сравнивает ее с „Мертвыми душами" (!).» (Там же. С. 43, 46). Для уяснения отношения Достоевского к Базарову также показательна следующая реплика из «Зимних заметок о летних впечатлениях» (1863): «Ну и досталось же ему за Ба­зарова, беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм» (Т. 5. С. 59). См. также: Тюнькин К. И. Базаров глазами Достоевского // До­стоевский и его время: . Л., 1971. С. 108-119.

[384] Наиболее резко о романе «Отцы и дети» и его главном герое, Базарове, высказался кри­тик журнала «Современник» М. А. Антонович в статье с характерным названием «Асмодей нашего времени» (Современник. 1862. № 3. Отд. II. С. 65-114), где, отказав произведению Тургенева в художественном значении, охарактеризовал его как пасквиль на молодое поко­ление. О Базарове Антонович писал, что это «не характер, не живая личность, а карикатура, чудовище с крошечной головкой и гигантским ртом, маленьким лицом и пребольшущим но­сом, и притом карикатура самая злостная» (АнтоновичМ. А. Избранные статьи: Философия. Критика. Полемика. Л., 1938. С. 149).

[385] Именно так (фр.).

[386] Поднимать шум вокруг своего имени (фр.).

[387] Он смеется. Он много, слишком много смеется (фр.).

[388] Он всегда смеется (фр.).

[389] Тем лучше. Оставим это (фр.).

[390] Я хотел переубедить (фр.).

[391] А эта бедная тетя, хорошенькие вещи она услышит! (фр.).

[392] Тут скрывается что-то слепое и подозрительное (фр.).

[393] Они попросту лентяи (фр.).

[394] По-видимому, парафраз слов из восьмой части «Былого и дум», напечатанной в «По­лярной звезде на 1869 год» (Кн. 8), где А. И. Герцен так отзывается о причинах «недоношен­ности» французских революций XIX в.: «.оттого <.> что духа хватило на рубку голов, а на рубку идей недостало» (Герцен. Т. 11. С. 496).

[395] Вы лентяи! Ваше знамя — тряпка, воплощение бессилия (фр.).

[396] Отклик на полемику между В. С. Печериным и А. И. Герценом, возникшую в их пере­писке в апреле - мае 1853 г. (Эта переписка была напечатана Герценом в «Полярной звезде на 1861 год» (Кн. 6) и позднее вошла в главу «Pater V. Petcherine» части седьмой «Былого и дум»). Ставя вопрос о началах, которые «призваны обновить настоящее общество», ка­толический священник Печерин настаивал, что «одна религия служила всегда основой госу­дарства». Герцен же отдавал приоритет науке: «Она — средство, память рода человеческого, она — победа над природой, освобождение. Массы были оставлены своими воспитателями в животном состоянии. Наука, одна наука может теперь поправить это и дать им кусок хлеба и кров. Не пропагандой, а химией, а механикой, технологией, железными дорогами она может поправить мозг, который веками сжимали физически и нравственно». Этот ответ, особенно исключительный акцент на научно-техническом развитии («Наука, одна наука.»), ужасну­ли Печерина. «Что будет с нами, когда ваше образование (votre civilization a vous) — воскли­цает он, — одержит победу? <.> Если эта наука восторжествует, горе нам! Во времена го­нений римских императоров христиане имели по крайней мере возможность бегства в степи Египта <.>. А куда бежать от тиранства вашей материальной цивилизации?» На это, заклю­чая дискуссию, Герцен отвечает Печерину: «Позвольте мне лучше успокоить вас насчет ваше­го страха о будущности людей, любящих созерцательную жизнь. <.> И чего же бояться? Не­ужели шума колес, подвозящих хлеб насущный толпе голодной и полуодетой?» (Герцен. Т. 11. С. 397-402). Внося свои акценты в эту полемику, Степан Трофимович в дискуссии Герцена и Печерина принимает сторону последнего. В романе «Идиот» схожую позицию в отноше­нии этой же дискуссии занимал Лебедев, заявлявший: «Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравст­венного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвози­мым значительную часть человечества, что уже и было...» (Т. 8. С. 312).

[397] Какая-то глупость в этом роде (фр.).

[398] Бонмо (фр. bon mot) — острое, меткое словцо.

[399] Вы не понимаете. Оставим это (фр.).

[400] Вскидчивый — склонный набрасываться, накидываться с упреками, бранью, угрозами и т п.

[401] Искаженный фразеологизм: «Всякое лыко в строку». Употребляется в значении: «Лю­бая ошибка, оплошность ставится в упрек, вменяется в вину» (Фразеологический словарь русского литературного языка. Т. 1. С. 361). Ср. далее в более правильном варианте: «.а то вы опять лыко в строку» (с. 294).

[402] Усеченный и переосмысленный фразеологизм: «Как будто с луны свалился» (говорится о том, кто «совсем не понимает простого, очевидного») (Там же. Т. 2. С. 217).

[403] Искаженная поговорка: «Всё прошло и быльем заросло», «Было да быльем поросло» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 149). Ср. также: «песком занесло».

[404] В публицистике Достоевского необходимо различать идеологемы «общечеловек» и «все- человек», употребляемые писателем в диаметрально противоположном оценочном значении. «Общечеловек» — это некий абстрактный европеец-космополит, «лишенный национального лица»; в этом значении он — полярная противоположность «всечеловека», который выраста­ет до всемирности, всечеловеческого братства исключительно через предельное высвобождение и развитие своей национальной самобытности, своего национального духа. Критически оцени­вая космополитизм либералов-западников, Достоевский пишет в «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863): «Зато как мы теперь самоуверенны в своем цивилизаторском призва­нии, как свысока решаем вопросы, да еще какие вопросы-то: почвы нет, народа нет, националь­ность — это только известная система податей, душа — tabula rasa, вощичек, из которого можно сейчас же вылепить настоящего человека, общечеловека всемирного, гомункула — стоит только приложить плоды европейской цивилизации да прочесть две-три книжки» (Т. 5. С. 59).

[405] Сюжетное положение, не однажды возникающее в творчестве Достоевского. Ср., напри­мер, бегство из-под венца Настасьи Филипповны в «Идиоте» (Т. 8. С. 493, ср. с. 153, 166, 173-174, 177).

[406] Кипсек (англ. keepsake — иллюстрированный альбом) — роскошное издание, украшен­ное гравюрами.

[407] Возможно, имеется в виду французское издание: Les Femmes de H. de Balzac: Types, Caracteres et Portraits. Paris, 1851. Альбом иллюстрирован гравюрами Пьера-Гюстава Стааля (Staal).

[408] Колпак — вялый, глуповатый человек, простак (см.: Даль. Словарь. Т. 2. С. 142).

[409] Скопцы — религиозная секта, близкая по мировоззрению к хлыстам. Основана в XVIII в. беглым крепостным Кондратием Селивановым, объявившим себя сыном Божиим, искупителем (оскопителем). Основной догмат учения скопцов состоит в утверждении, что единственным путем спасения души является борьба с плотью путем оскопления (основыва­ется на буквальном прочтении и абсолютизации строк из Евангелия: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скоп­цы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19: 12). О внимании Достоевского к религиозному сектантству и его отраже­нии в творчестве писателя см.: ЦойЛ. Н. Проблемы раскола и народных ересей в творчестве Ф. М. Достоевского. Якутск, 1995.

[410] Вы понимаете? (фр.)

[411] Раскассировать, кассировать (фр. casser, нем. kassieren, от лат. cassus — пустой, ничтож­ный) — уничтожить, объявить недействительным.

[412] Этот тезис близко перекликается с принципиальным утверждением К. Маркса из ран­ней работы «К критике гегелевской философии права» (1844), согласно которому «критика религии — предпосылка всякой другой критики» (МарксК., Энгельс Ф. Сочинения: В 30 т. М., 1954. Т. 1. С. 414). На I конгрессе Лиги мира и свободы в Женеве, заседания которого по­сещал Достоевский, русский философ-позитивист Г. Н. Вырубов заявлял: «До тех пор пока существуют религии, тирания не исчезнет на земле. Необходимо освободить ум человеческий устранением от него религиозных идей» (Русский вестник. 1868. № 10. С. 495).

[413] Бурбон (фр. Bourbon) — грубый, невежественный человек (часто об офицере, выслу­жившемся из солдат). Иронически переосмысленное имя французской королевской дина­стии Бурбонов.

[414] Интернационал — Международное товарищество рабочих, основанное в 1864 г. при участии К. Маркса и Ф. Энгельса. Ко времени действия «Бесов» в 1866-1869 гг. в Жене­ве, Лозанне, Брюсселе и Базеле прошло четыре конгресса Интернационала. В деятельности Интернационала принимали участие русские революционеры-эмигранты М. А. Бакунин, Н. И. Утин, Г. А. Лопатин, П. Л. Лавров и др.

[415] «Лет десять тому назад первым портным почитался Сарра, но вскоре пальму первенст­ва перенял у него Шармер. Платье Шармера легко и удобно; человек, одетый этим портным, нередко впадает в недоумение, действительно ли он одет», — писал в начале 1860-х гг. Сал­тыков-Щедрин (Салтыков-Щедрин. Т. 3. С. 283). В начале 1870-х гг. магазин мужского гото­вого платья, расположенный на Большой Морской улице (дом Е. Штрадмана, № 5) и торго­вавший под фирмой «Шармер», содержал английский подданный купец Альберт Штрей- хенберг (см.: Михневич Вл. Петербург весь на ладони. СПб., 1874. С. 497).

[416] Берейтор (нем. Bereiter) — объезжающий верховых лошадей и обучающий приемам вер­ховой езды.

[417] Спасовать, пасовать (от фр. je passe — я воздерживаюсь) — первоначально о пропуске хода в карточной игре; здесь — воздержусь.

[418] В журнальной редакции присутствовал мотив, снятый Достоевским в отдельном изда­нии романа: галлюцинации Ставрогина — посещения его «бесом» (подобным черту Ивана Карамазова). На следующий день об этом «посещении» Ставрогин рассказывал Даше: «Я опять его видел <.>. Сначала здесь, в углу, вот тут, у самого шкафа, а потом он сидел всё ря­дом со мной, до и после моего выходу из дома. <.> Вчера он был глуп и дерзок. Это тупой се­минарист, самодовольство шестидесятых годов, лакейство мысли, лакейство среды, души, раз­вития, с полным убеждением в непобедимости своей красоты. ничего не могло быть гаже. Я злился, что мой собственный бес мог явиться в такой дрянной маске. <.> Я знаю, что это я сам в разных видах, двоюсь и говорю сам с собой. Но все-таки он очень злится; ему ужасно хочется быть самостоятельным бесом и чтоб я в него уверовал на самом деле» (Т. 11. С. 141, варианты).

[419] Письмо Пушкина от 26 января 1837 г. голландскому посланнику при русском дворе ба­рону Л. Геккерну было впервые опубликовано (в переводе на русский язык) в составе «Ма­териалов к биографии А. Пушкина» в «Полярной звезде» А. И. Герцена и Н. П. Огарева (1861. Кн. 6. С. 133-134). По свидетельству А. Г. Достоевской, писатель читал этот выпуск «Полярной звезды» в 1867 г. в Дрездене (см.: Достоевская. Дневник. С. 20). Стиль письма вполне позволяет представить следующая цитата: «Подобно бесстыжей старухе, вы подсте­регали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней.» (Пушкин. Т. 10. С. 317; оригинал по-французски). По полу­чении этого письма, утром 26 января 1837 г., Геккерн послал Пушкину вызов на дуэль (в связи со своим статусом дипломата — от имени приемного сына Ж. Дантеса).

[420] Своеобразным поясняющим комментарием к косноязычию Кириллова служит следую­щее высказывание М. М. Бахтина: «Даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конченны­ми) они всегда будут меняться (обновляясь) в процессе последующего, будущего развития ди­алога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы за­бытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде. Нет ничего абсолют­но мертвого: у каждого смысла будет свой праздник возрождения» (БахтинМ. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 373).

[421] Этот мотив повторен Достоевским в «фантастическом рассказе» «Сон смешного че­ловека» (1877): «.мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я жил прежде на луне или на Марсе и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный по­ступок, какой только можно себе представить, и был там за него поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутив­шись потом на земле, я продолжал бы сохранять сознание о том, что сделал на другой плане­те, и, кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря с земли на луну, — было бы мне всё равно или нет? Ощущал ли бы я за тот поступок стыд или нет?» (Т. 25. С. 108).

[422] Имеется в виду следующее место из Откровения св. Иоанна Богослова: «И Ангел, ко­торого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу И клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и всё, что на нем, землю и всё, что на ней, и море и всё, что в нем, что времени уже не будет; Но в те дни, когда возгласит седьмый Ангел, когда он во­струбит, совершится тайна Божия.» (Отк. 10: 5-7). В подготовительных материалах к «Бе­сам» эту цитату из Апокалипсиса вспоминает в разговоре с Шатовым Князь (будущий Став­рогин): «Не забудьте тоже, что „времени больше не будет", так клялся ангел» (Т. 11. С. 184). Достоевский неоднократно приводил эти слова «Ангела сильного» в Записной книжке 1863-1864 гг. (Т. 20. С. 174), в романе «Идиот» (Т. 8. С. 189, 318-319), в основном тексте и подготовительных материалах к «Братьям Карамазовым» (Т. 14. С. 292-293; Т. 15. С. 252), неизменно заменяя библейское наречие «уже» на «больше», «более».

[423] Тезис Кириллова созвучен концепции «субъективного времени» в философии И. Кан­та; ср.: «Время не есть нечто такое, что существовало бы само по себе.», это лишь «чистая форма чувственного созерцания» (Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1969. Т. 3. С. 136-137). До Канта близкую точку зрения формулировал Д. Юм, утверждавший, что время является «за­коном деятельности ума».

петрашевцев. М., 1953. С. 494, 496). Поздний Достоевский, напротив, считал идею «челове- кобога» «самой противоположной» учению христианства. В «Дневнике писателя» 1880 г., вспоминая церковь первых христиан, он писал: «.она была гонима, идеал созидался под зем­лею, а над ним, поверх земли тоже созидалось огромное здание, громадный муравейник — древняя Римская империя, тоже являвшаяся как бы идеалом и исходом нравственных стрем­лений всего древнего мира: являлся человокобог, империя сама воплощалась как религиозная идея, дающая в себе и собою исход всем нравственным стремлениям древнего мира. Но му­равейник не заключился, он был подкопан церковью. Произошло столкновение двух самых противоположных идей, которые только могли существовать на земле: человекобог встретил богочеловека, Аполлон Бельведерский Христа» (Т. 26. С. 169).

[425] То есть купюра 100-рублевого достоинства. Государственные кредитные билеты — бу­мажные деньги (сменившие ассигнации), выпуск которых начался в России в 1843 г. Кредит­ки разного достоинства различались по цвету: 1 рубль — желтого цвета, 3 рубля — зелено­го, 5 рублей — синего, 10 рублей — красного, 25 рублей — фиолетового, 50 рублей — се­рого. 100-рублевый кредитный билет выпуска 1843-1865 гг. был светло-желтого цвета, а с 1866 г. — радужного, с изображением Екатерины II.

[426] Возможно, имеется в виду провокационная практика С. Г. Нечаева, который начиная с вес­ны 1869 г. рассылал из Женевы в Россию открытой почтой прокламации и другую агитацион­ную литературу множеству знакомых, малознакомых и совсем не знакомых людей. Эти послания перлюстрировались полицией, корреспонденты Нечаева привлекались на допросы, подверга­лись преследованиям, отправлялись в ссылки. «.Если вы хотите, чтобы из нашего студенчества вырабатывались действительные революционеры, — объяснял свою тактику Нечаев, — старай­тесь вести дело так, чтобы правительство возможно больше сажало их в тюрьмы, вышибало бы навсегда из школы, отправляло бы в ссылку, выбивало бы их из обычной колеи, не давало бы им опомниться, оглушало бы их своими преследованиями, жестокостью, несправедливостью и ту­постью. Только тогда они закалятся в своей ненависти к подлому правительству, к обществу, рав­нодушно взирающему на все его зверства и всю его бесчестность, ко всем тем, кто вместе с прави­тельством и народными угнетателями. Только тогда наше студенчество будет давать настоящих революционеров.» (цит. по: Лурье. С. 63). Об эффективности такой тактики свидетельствуют, например, воспоминания известного деятеля партии эсеров М. А. Натансон, который впервые был арестован в 1869 г. именно как корреспондент Нечаева: «Этот арест определил для меня весь дальнейший мой путь: за первым арестом последовал второй, с Академией все счеты были закончены, за арестом шла ссылка, одна сменялась другой, за ссылкой следовала эмиграция и т. д. вплоть до сегодняшнего дня. Я и сегодня здесь среди вас стою на том самом пути, на который меня бросил Нечаев...» (Революционное движение в 1860-х годах. М., 1932. С. 188).

[427] Шатов здесь (как и ранее в разговоре со Ставрогиным; см.: «.был учитель, вещавший огромные слова, и был ученик, восставший из мертвых») использует символику Нового За­вета, в частности Христовой притчи о сеятеле, где, по разъяснению самого Спасителя, «семя есть слово Божие» (Лк. 8: 8). Семя же, «посеянное на доброй земле, означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат, иной в шестьдесят, а иной в тридцать» (Мф. 13: 23). Надрыв Шатова прежде всего тем и обу­словлен, что некогда место Христа заместил для него Ставрогин, слово которого было вос­принято им как откровение, но ныне ученик утратил веру в своего учителя.

[428] Любопытно, что эти слова Ставрогина очень близко совпадают с отзывом Н. В. Гоголя о «Бедных людях» Достоевского, сообщенным им в письме А. М. Виельгорской из Генуи от 2/14 мая 1846 г.: «„Бедные люди" я только начал, прочел три страницы и заглянул в середину, чтобы видеть склад и замашку речи нового писателя.» (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М., 1952. Т. 13. С. 66). Письмо это не было опубликовано при жизни Достоевского (впервые напечатано: Вестник Европы. 1889. № 11), но писатель вполне мог знать этот отзыв, напри­мер, от В. А. Соллогуба, который был женат на сестре А. М. Виельгорской.

[429] Имеется в виду последнее искушение Христа в пустыне (в изложении евангелиста Мат­фея): «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: всё это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Тогда Иисус го­ворит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: „Господу Богу твоему покланяйся и Ему одному служи". Тогда оставляет Его диавол, — и се, Ангелы приступили и служили Ему» (Мф. 4: 8-11). У евангелиста Луки это второе искушение Иисуса. В поэме Ивана Карамазо­ва «Великий инквизитор» евангельский эпизод третьего искушения (как, впрочем, и пер­вых двух) развернут в символическую картину, обладающую универсальным религиозно-фи­лософским смыслом (см.: Т. 14. С. 234-235).

[430] Развивая это представление в «Дневнике писателя» 1876 г., Достоевский писал, уже «от себя», выражая свое резко негативное отношение к принятию в 1870 г. Вселенским Ва­тиканским собором догмата о непогрешимости папы: «Что ж, римское католичество и не та­кие повороты проделывало: раз, когда надо было, оно, не задумавшись, продало Христа за земное владение. Провозгласив как догмат, „что христианство на земле удержаться не может без земного владения папы", оно тем самым провозгласило Христа нового, на прежнего не похожего, прельстившегося на третье дьяволово искушение, на царства земные: „Всё сие от­дам тебе, поклонися мне!" О, я слышал горячие возражения на эту мысль; мне возражали, что вера и образ Христов и поныне продолжают еще жить в сердцах множества католиков во всей прежней истине и во всей чистоте. Это несомненно так, но главный источник замутился и от­равлен безвозвратно» (Т. 22. С. 88).

ствительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (Т. 28, кн. 1. С. 176). Вместе с тем, при большой близости, в двух этих тек­стах присутствует существенное различие. В письме Фонвизиной Достоевским допускается реальное положение вещей, при котором «действительно было бы, что истина вне Христа», то есть разрыв Христа и истины получает в этом высказывании абсолютный характер. В словах, некогда сказанных Ставрогиным (а теперь возвращаемых ему Шатовым), говорится лишь о «математическом доказательстве», то есть о заключении человеческого интеллекта. Однако, как писал Достоевский в «Дневнике писателя» 1876 г., «вера и математические доказатель­ства — две вещи несовместимые», «в мистических идеях даже самые математические доказа­тельства — ровно ничего не значат» (Т. 28, кн. 1. С. 101, 100). Таким образом, формулировка героев «Бесов» оказывается формулировкой «с лазейкой»: «математическое доказательст­во» того, что «истина вне Христа», у Достоевского в принципе не способно получить окон­чательного, завершающего значения (стать «действительно»). Поэтому в разговоре Ставро­гина и Шатова утверждается именно принцип веры, превышающей умопостигаемые истины нашего «земного», «эвклидова» бытия. Недаром, вспоминая этот их давний разговор, Ша­тов экстатически восклицает: «.был учитель, вещавший огромные слова, и был ученик, вос­кресший из мертвых» (с. 317). Подробнее см.: Тихомиров Б. Н. Христос и истина // Тихоми­ров Б. Н. «.Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»: Статьи и эссе о Достоев­ском. СПб., 2012. С. 28-48).

[432] В этом высказывании Шатов осуществляет контаминацию библейских текстов, которые в таком соединении генерируют новые смыслы, далеко отступающие от идеологии Нового Завета. Закавыченное выражение взято из Евангелия от Иоанна: «.кто жаждет, иди ко Мне и пей; кто верует в Меня,у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него.» (Ин. 7: 37-39). Эти оптимистические и победительные слова Спасителя экстраполируются Шатовым в контекст пророчеств Апокалипсиса о грядущей космической катастрофе в финале истории, которая в силу этого осмысливается как символическая картина катастрофы духовной — катастрофы евангельской проповеди, катастрофы в последние времена, перед Вторым пришествием, все­го христианского дела на земле. Однако в Апокалипсисе нет речи об «иссякновении» «рек воды живой» (в указанном духовном значении); больше того — вообще нет слов об «ис­сякновении рек»: речь идет о том (цитирую по «каторжному Евангелию Достоевского), что воды «стали горьки» (Отк. 8: 11) или вместо них «сделалась кровь» (Отк. 16: 4). Эти обра­зы исполнены своих символических смыслов. Но нет никаких оснований отождествлять, как делает Шатов, или даже просто сближать реки, упомянутые в Апокалипсисе, на которые по трубе третьего Ангела пала «звезда Полынь» или была вылита «чаша гнева Божия», и «реки воды живой», о которых совсем в ином контексте говорил Спаситель в Евангелии от Иоанна.

[433] Этот пассаж Шатова представляет собою свободный парафраз следующего места из про­поведи апостола Павла в ареопаге: «Бог, сотворивший мир и всё, что в нем, <.> произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные време­на и пределы их обитанию, Дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли Его, хотя Он и не далеко от каждого из нас: Ибо мы Им живем и движемся и существуем.» (Деян. 17: 24, 26-28).

[434] Имеются в виду ветхозаветные обетования, лежащие в основе сознания богоизбранно­сти древнего Израиля, которые были даны Господом древнееврейским патриархам, начиная с «отца верующих» Авраама, о происхождении из их рода грядущего Мессии, а также тра­диционное для христианства (как и для течений иудейского мессианизма) отождествление с этим обетованным Мессией Иисуса Христа, Богочеловека, совмещающего в единстве сво­ей личности полноту проявления Божества (Он — Бог-Сын, вторая ипостась Божественной Троицы) и полноту проявления человеческого. В Своей человеческой ипостаси Иисус Хри­стос — «Сын Давидов, Сын Авраамов» (Мф. 1: 1; Лк. 3: 23), что подтверждается родосло­вием Спасителя, изложенным в первой главе Евангелия от Матфея, — от Авраама до Давида, от Давида до плена и от плена до Иисуса Христа. Именно так толкуются слова Господа о том, что «спасение от иудеев» (Ин. 4: 22), ибо, как поясняет апостол Павел, «от них Христос по плоти» (Рим. 9: 5).

преимущественно в одной какой-либо категории результатов. <.> .искусство, развитие идеи прекрасного было преимущественным плодом цивилизации греческой; право и политическая организация государства — плодом цивилизации римской; развитие религиозной идеи еди­ного истинного Бога — плодом цивилизации еврейской» (Данилевский Н. Я. Россия и Ев­ропа. М., 1991. С. 128). В письме Н. Н. Страхову от 18/30 марта 1869 г., познакомившись по журнальной публикации лишь с первыми главами «России и Европы», Достоевский писал: «Статья же Данилевского, в моих глазах, становится всё более и более важною и капитальною. Да ведь это — будущая настольная книга всех русских надолго.» (Т. 29, кн. 1. С. 30). Еще раньше, вспоминая о знакомстве в 1840-х гг. с Н. Я. Данилевским, также привлекавшимся по делу петрашевцев, Достоевский так высказывался о нем в письме С. А. Ивановой от 8/20 мар­та 1869 г.: «Этот Данилевский был прежде социалист и фурьерист, замечательнейший человек и тогда еще, когда попался, двадцать лет тому назад, по нашему делу; был удален и вот теперь воротился вполне русским и национальным человеком» (Там же. С. 25). Эти наблюдения по­зволяют видеть в Н. Я. Данилевском одного из прототипов образа Ивана Шатова.

[436] В «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) Достоевский в авторском контексте использовал сходную риторическую фигуру применительно к вопросу о «братстве»; ср.: «Со­циалист, видя, что нет братства, начинает уговаривать на братство. За неимением братства он хочет сделать, составить братство. Чтоб сделать рагу из зайца, надо прежде всего зайца. Но зайца не имеется, то есть не имеется натуры, способной к братству, натуры, верующей в братст­во, которую само собою тянет на братство. В отчаянии социалист начинает делать, определять будущее братство, рассчитывает на вес и на меру, соблазняет выгодой, толкует, учит, рассказы­вает, сколько кому от этого братства выгоды придется, кто сколько выиграет.» (Т. 5. С. 81).

[437] Тело Христово — символическое определение Церкви, учрежденной Христом, являю­щимся, по новозаветному учению, «главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Напол­няющего всё во всем» (Еф. 1: 22-23). «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело», — учит апостол Павел, поясняя: «И вы тело Христово, а порознь члены» (1 Кор. 13: 13, 27).

[437] Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа де Сад (Sade, 1740-1814) — французский писатель, избравший предметом художественного изображения извращенные формы сексуальных отно­шений, кошмарные эротические видения и т. п. Провел тридцать лет в тюрьмах за преступле­ния (в том числе убийства) на сексуальной почве. Автор романов «Жюстина, или Несчастья добродетели» (1791), «Новая Жюстина, или Несчастья добродетели» (1799), сборников но­велл «Преступления любви, или Бред страстей» (1800), эссе «Философия в будуаре» (1795) и др. В психиатрии термин «садизм» используется для обозначения сексуальной патологии — установки на наслаждение от причинения другому физической или нравственной боли. Досто­евский употреблял имя французского автора как символ предела сексуальной извращенности; ср. в черновиках «Братьев Карамазовых» упоминание «скотского сладострастия» — «со все­ми последствиями, до жестокости, до преступления, до маркиза де Сада» (Т. 15. С. 228).

тем не менее сохраняет следы древней натуралистической религии наших предков» (Федо­тов. С. 75). Идея «осквернения» земли человеческими грехами генетически восходит к би­блейским текстам; ср.: «И земля осквернена под живущими на ней; ибо они преступили за­коны, изменили устав, нарушили вечный завет» с тем в высшей степени значимо, что это ветхозаветное представление было воспринято и усвоено русской народной религиозной культурой, о чем свидетельствует, например, духовный стих «Плач земли», где «мать сыра земля» не только обращается с мольбой к Христу, но и сама идея «осквернения» земли грехами людей высказывается именно Христом: Как расплачется и растужится Мать сыра земля перед Господом: «Тяжело-то мне, Господи, под людьми стоять, Тяжелей того людей держать, Людей грешных, беззаконныих, Кои творят грехи тяжкие: Досады чинят отцу-матери, Убийства и татьбы деют страшные <.>» Отвещает земле Иисус Христос: «О, мати, ты мати сыра земля, Всех ты тварей хуже осужденная, Делами человеческими оскверненная». (Сборник русских народных духовных стихов, собранных В. Варенцовым. СПб., 1860. С. 194; ср.: Стихи духовные. М., 1991. С. 170. № 46). Таким образом, в этом призыве к Ставрогину Шатов соприкасается с тем характерным для «народного христианства» культом земли, спе­цифическое выражение которого было представлено в словах юродивой Лизаветы из расска­за Хромоножки: «.Богородица — великая мать сыра земля есть, и великая в том для челове­ка заключается радость. <.> .как напоишь слезами своими под собой землю на пол-аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься» (с. 218).

[438] Кунштик (нем. Kunststuck) — ловкая штука, фокус.

[439] Наименование монастыря условно и имеет «составной» характер. Прототип архи-ерея Тихона в «Бесах», русский святой XVIII в. Тихон Задонский (по рождению Тимофей Саве­льев, с 1751 Соколовский, 1724-1783), служа с 1759 по 1761 г. ректором Тверской семина­рии, одновременно являлся настоятелем Тверского Отроча монастыря, а в 1869 г., уже буду­чи епископом Воронежским, удалился, по состоянию здоровья, «на покой» в Задонский Ро- ждество-Богородицкий монастырь. Два эти монастыря, как имеющие прямое отношение к св. Тихону Задонскому, один топографически (расположенный в Твери, «в черте города», в месте впадения Тверцы в Волгу), а другой топонимически (Богородицкий), в первую очередь могут рассматриваться как «прототипы» монастыря в романе «Бесы». Для полноты карти­ны необходимо отметить, что в Твери также находился и Спасо-Евфимиевский монастырь, наименование которого целиком входит в тот вариант названия, который фигурирует в опу­щенной главе «У Тихона», — «Спасо-Ефимьевский Богородский монастырь, на краю горо­да, у реки» (Т. 11. С. 5).

[440] Оставшийся не устраненным в отдельном издании «Бесов» рудимент журнальной ре­дакции, создававшейся с расчетом на то, что завершающая, по замыслу писателя, вторую часть романа глава «У Тихона» (в гранках «Русского вестника» обозначенная как «Глава девя­тая»), в которой Ставрогин посещает живущего в пригородном монастыре архиерея Тихона и дает ему читать свою «Исповедь», явится идейным центром всего произведения. Однако глава «У Тихона», уже набранная в № 12 «Русского вестника» за 1871 г., была изъята из пу­бликации по требованию редакции журнала и в конечном счете, несмотря на предпринимав­шиеся писателем ее переработки, так и не вошла в печатный текст «Бесов».

[441] Плашкотный, плашкоутный — наведенный на плашкоутах (от голл. platschuit) — пло­скодонных судах, используемых для постройки мостов. Еще одна примета Твери эпохи пре­бывания там Достоевского.

[442] К земле расти — то же, что клониться к земле, быть в преклонном возрасте, готовить­ся к смерти.

[443] Здесь и далее Достоевский использует в речи Федьки Каторжного записи из так называе­мой Сибирской тетради (см. примеч. на с. 190) — № 38, 53: «Переменил участь» — то есть бежал из мест заключения; № 157: «Сдал я ему книги и колокола и все церковные дела» — с тем же значением; № 41: «Решен» — осужден, приговорен; № 108: «Вдоль по каторге» — бессрочная, пожизненная каторга (см.: Владимирцев. С. 73, 102, 74, 92).

[444] Ср. в Сибирской тетради запись № 179: «Ну, батюшка, как поживаете?» — «Э, батюш­ка, день да ночь, сутки прочь, как у вас?»

[445] Ср. в Сибирской тетради запись № 10: «Здраствуй , ты еще жив? а я по тебе поминки де­лал; десятка два камней собакам раскидал».

[446] Ср. в Сибирской тетради запись № 268: «А наши доходишки, сами знаете, либо сена клок, либо вилы в бок».

[447] Ср. в Сибирской тетради запись № 254: «Натрескался я пирога, как Мартын мыла»; № 275: «А ты день не ешь, другой погоди, а третий опять не ешь»; № 454: «— Пьет, всё пьет, куда в него лезет? — В брюхе-то небось караси завелись».

[448] Ср. в Сибирской тетради запись № 261: «Ишь умен стал! Астролом! Все Божии плани­ды узнал». Астролом (искаж.) — астроном; планида — планета. «Народ говор<ит> планида более в знач<ении> гороскопическом, вместо судьба» (Даль. Словарь. Т. 3. С. 120).

[449] «Выражение употр<ебляется> как уверение, клятва (букв. как перед Богом, то есть ниче­го не утаивая)» (Словарь Островского. С. 79).

[450] Ср. в Сибирской тетради запись № 436: «А сделали мы это, сударь, так сказать, тихими стопами» — то есть украдкой, скрытно, тайно.

[451] Значение поговорки: «не скоро найдешь — всё разбросано, в беспорядке» (Михельсон. Т. 2. С. 509). Ср. с записью № 284 в Сибирской тетради: «Что там у них за город. Просто черт в корзине нес да растрес». По остроумному указанию В. П. Владимирцева, в этой поговорке «с демонологическим (и космогоническим) мотивом» уже как бы намечен «образ-провоз­вестник Города Бесов» (Владимирцев. С. 122). Балагурное выражение мотива, в ином вари­анте представленного трагической формулой Кириллова, по словам которого вся наша плане­та — «дьяволов водевиль» (с. 685).

[452] Зосимой — здесь: отшельником. Из христианских отшельников наиболее известен св. Зосима Палестинский, пустынножитель (память 4 апреля по юлианскому календарю), «про­шедший все степени постнических подвигов», но знаменитый прежде всего как единствен­ный человек, общавшийся с Марией Египетской в период ее жизни в пустыне и причастив­ший ее перед кончиной. Заслуживает внимания представление св. Зосимы в «Житии Марии Египетской»: «Пусть никто не думает, что это Зосима еретик, хотя у них и одно имя; один за­служил худую славу и был чужд церкви, другой — праведный и был прославлен» (Жития свя­тых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-миней св. Димитрия Ростовского. М., 1906. Кн. 8: Месяц Апрель. С. 6).

на был Андре де Монбар (см. примеч. на с. 248). К этому же ордену принадлежал и пушкин­ский «рыцарь бедный», закончивший свой земной путь в «уединении» («Возвратясь в свой замок дальний, / Жил он, строго заключен.»). В связи с уподоблением в романе Лебядкина сэру Джону Фальстафу (см. примеч. на с. 260) заслуживает внимания наблюдение Ю. Д. Леви­на, отметившего: «Сочетание шута и рыцаря — отличительная черта шекспировского Фаль­стафа, и писатель не мог не помнить этого.» (Левин. С. 225). Сходным образом ернически характеризует себя в последнем романе Достоевского и Федор Павлович Карамазов, заявля­ющий: «.я хоть и шут, и представляюсь шутом, но я рыцарь чести.» (Т. 14. С. 82).

[454] Почти точная цитата из стихотворения князя П. А. Вяземского «Памяти живописца Орловского» (между 1832 и 1837), впервые опубликованного в кн.: Альманах на 1838 год. изданный В. Владиславлевым. СПб., 1838. Ср.:

Грустно видеть, Русь святая, Как в степенные года Наших предков удалая Изнемечилась езда.

То ли дело встарь: телега, Тройка, ухарский ямщик, Ночью дуешь без ночлега, Днем же — высунув язык.

(Вяземский. С. 257).

[455] Имеется в виду популярная в эпоху Достоевского теория тепловой смерти вселенной, раз­работанная английским физиком У. Томсоном и немецким физиком Р. Клазиусом. В библио­теке писателя была книга «История неба» французского астронома К. Фламмариона, сторон­ника и популяризатора этой теории, в которой будущность солнечной системы рисовалась в таких красках: «Солнце охлаждается. <.> Унося Землю и планеты по ледяным пустыням про­странства, оно медленно теряет свою теплоту и свой свет <...>. Солнце сделается красным, за­тем черным, и планетная система будет не что иное, как собрание черных шаров, вращающих­ся вокруг такого же черного шара» (ФламмарионК. История неба. СПб., 1875. С. 523-524).

[456] Ироническая аллюзия на стихотворение Г. Гейне «Вопросы» («Книга песен», цикл «Север­ное море», 1827):

Над морем, диким полуночным морем Муж-юноша стоит — В груди тоска, в душе сомненья — И, сумрачный, он вопрошает волны: «О, разрешите мне загадку жизни.»

(Галатея. 1830. № 40. С. 133, перевод Ф. И. Тютчева; также см.: Гейне Г. Книга песен: Перево­ды русских поэтов. М., 1956. С. 28, 92). В ином, но таком же ироническом ключе эта аллю­зия использована Достоевским в «Записках из Мертвого Дома» (см.: Т. 4. С. 6) и фельетоне «Ответ „Русскому вестнику"» (см.: Т. 19. С. 125).

[457] По-видимому, Достоевский использовал сведения о завещании английского философа и социолога, отца «утилитаризма» Иеремии Бентама (1748-1832), который , «желая быть по­лезным своим согражданам и после смерти», потребовал в своем завещании, чтобы его тело было перенесено в анатомический театр и над ним читались лекции на медицинском факуль­тете. Препарированный скелет Бентама хранится в анатомическом театре Лондонского уни­верситета (см.: Большая медицинская энциклопедия: В 35 т. М., 1936. Т. 17. С. 188). См. так­же в след. примеч. «завещание» М. В. Петрашевского. Соединение Лебядкиным в едином тексте мотивов «утилизации» его останков как для использования в анатомическом театре, так и при создании барабана («музыкального инструмента»), позволяет высказать предпо­ложение, что Достоевский мог знать «завещание» Петрашевского и пародировать его в пас­саже персонажа «Бесов».

[458] Лебядкин ссылается на «Завещание», включенное Н. В. Гоголем в «Выбранные места из переписки с друзьями», в котором он завещал соотечественникам свое сочинение «Про­щальная повесть», характеризуя его как «лучшее из всего, что произвело перо» его: «Кля­нусь, — писал он, — я не сочинял и не выдумывал ее, она выпелась сама собою из души, ко­торую воспитал Сам Бог испытаниями и горем, а звуки ее взялись из сокровенных сил нашей русской породы.» (Гоголь. Т. 6. С. 11-12). В Записной тетради 1875 г. с набросками к рома­ну «Подросток» (1875) Достоевский также вспоминает это место из «Выбранных мест.» и пишет о «подполье» Гоголя, «том самом подполье, которое заставило Гоголя в торжест­венном завещании говорить о последней повести, которая выпелась из души его и которой совсем и не оказалось в действительности». «Ведь, может быть, — пишет далее Достоев­ский, — начиная свое завещание, он и не знал, что напишет про последнюю повесть. Что ж это за сила, которая заставляет даже честного и серьезного человека так врать и паясничать, да еще в своем завещании» (Т. 16. С. 330).

[459] Ср. в Соборном послании св. апостола Иакова: «Муж двоедушен, неустроен во всех пу- тех своих» (Иак. 1: 8, церк.-слав.).

[459] Морген фри (вероятно, от искаж. нем. morgen fruh — завтра утром) — здесь: не надей­ся, не мечтай. Выражение, по-видимому, восходит к рифмованным балаганным прибауткам. В усеченной форме, без второго компонента, многократно употреблено писателем в художе­ственных и публицистических текстах. Ср.: «Так я, по-твоему, такому мошеннику должен в зубы смотреть? Морген-фри!» («Униженные и оскорбленные». — Т. 3. С. 440); «.но уж во­рочаться, так как мы теперь для вас ворочаемся, из кожи лезть — морген-фри! не стали бы ни за что» («Славянофилы, черногорцы и западники.». — Т. 20. С. 25) и др. Полный вариант зафиксирован в Сибирской тетради Достоевского (№ 434).

Предмет игривый сломан был,

В мазурке он резвился,

И помните, как я любил,

Когда весь корпус на дамском седле носился.

Исчезло все! Похоронен Один из членов молодых, Другим не меньше я пленен, И даже хотя бы и вовсе не было их.

Позвольте же любовь излить,

Принять извольте предложение,

Чтоб в браке вместе член забыть,

А с оставшимся изведать законное наслаждение».

(Т. 11. С. 42-43). В набросках к «Картузову» это черновой текст со множеством зачеркнутых и незачеркнутых вариантов. К строчке: «И даже хотя бы и вовсе не было их» — сделано авторское примечание: «Т. е если б даже она сломала и другую ногу» (Там же. С. 43). Как уже было отмече­но выше (см. примеч. на с. 270), героиня «Картузова» на самом деле ломает ногу, которую ей и ампутируют. Упоминание во второй строфе «трехсот верст меж членами» намекает на расстояние между Петербургом, где находятся герои, и Ревелем, где была «погребена» ампутированная нога.

¹ Слово «огорошить» восходит к лексикографическим записям из Сибирской тетради Достоевского; ср. запись № 127: «Огорошил, околпачил». Значения этого слова представле­ны у Даля: «Огорошить — изумить, удивить, испугать, озадачить, поставить в тупик, не дав опомниться» (Даль. Словарь. Т. 2. С. 647).

[461] Наложить на кого-то руку — угнетать, притеснять (см.: Даль. Словарь. Т. 2. С. 431; Т. 4. С. 109).

[461] Ср. воспоминание Достоевского о событиях 1862 г., приведенное в главке «Нечто лич­ное» «Дневника писателя» 1873 г.: «Однажды утром я нашел у дверей моей квартиры, на ручке замка, одну из самых замечательных прокламаций изо всех, которые тогда появлялись; а появлялось их тогда довольно. Она называлась „К молодому поколению". Ничего нельзя было представить нелепее и глупее. Содержания возмутительного, в самой смешной форме, какую только их злодей мог бы им выдумать, чтобы их же зарезать. <.> Всё это было тогда еще внове и до того вблизи, что даже и в этих людей вполне всмотреться было тогда еще трудно. Трудно именно потому, что как-то не верилось, чтобы под всей этой сумятицей скрывался такой пу­стяк. Я не про движение тогдашнее говорю, в его целом, а говорю только про людей. <.> Соб­ственно разбрасывателей прокламаций я не знал ни единого, не знаю и до сих пор; но тем-то и грустно было, что явление это представлялось мне не единичным, не глупенькою проделкой

таких-то вот именно лиц, до которых нет дела. Тут подавлял один факт: уровень образования, развития и хоть какого-нибудь понимания действительности, подавлял ужасно. Несмотря на то что я уже три года жил в Петербурге и присматривался к иным явлениям, — эта проклама­ция в то утро как бы ошеломила меня, явилась для меня совсем как бы новым неожиданным откровением: никогда до этого дня не предполагал я такого ничтожества!» (Т. 21. С. 25).

[463] Попытки вброса в Россию фальшивых денег из-за границы предпринимались неоднократ­но на протяжении многих лет. Так, например, перед нападением на Россию Наполеон, дабы по­дорвать экономику России, велел заготовить фальшивые русские ассигнации. Уже после вой­ны русское правительство изъяло из обращения фальшивые 25- и 50-рублевые купюры фран­цузского производства на общую сумму 70 млн рублей. Много фальшивых денег появилось и в период Крымской войны. Источники их изготовления являются тайной, однако по использо­ванию для фальшивок отличной бумаги с водяными знаками, высокому полиграфическому ка­честву работы, по номерам банкнот, эмиссии подписных кредитных билетов можно предполо­жить, что и они также выпускались фабричным путем, возможно не без ведома государственных органов страны, где обосновался «монетный двор» по выпуску фальшивок.

[464] Афронт (фр. affront) — обида, оскорбление, позор. Имеется в виду удар по лицу, нане­сенный Шатовым Ставрогину.

[464] Куролесить — говорить, делать несообразно; дурить, вести себя странно, как не в своем уме (см.: Даль. Словарь. Т. 2. С. 223).

[465] Приведенной характеристике первой книжки точно соответствует издание: Путешест­вия д-ра Давида Ливингстона во внутренней Африке. С описанием замечательных открытий в Южной Африке с 1840 по 1856 г. Пер. с нем. СПб.: М. О. Вольф, 1862. В 1861 г. А. П. Милю­ков сравнил «Записки из Мертвого Дома» Достоевского с записками Д. Ливингстона «Пу­тешествие по Замбези»: «Это одно из таких сочинений, которые приковывают ваше внима­ние поразительной свежестью впечатления, точно книга какого-нибудь Ливингстона, сооб­щающего открытия в незнакомом и любопытном мире» (Светоч. 1861. № 5. Критическое обозрение. С. 28).

[466] Самозванец Гришка Отрепьев впервые упоминается у Достоевского еще в повести «Двойник» (1846) (см.: 1; 167). Григорий (в миру Юрий) Отрепьев — монах, дьяк Чудова монастыря в московском Кремле; одно время выполнял обязанности секретаря при патри­архе Иове. Около 1601 г. бежал из монастыря. По распространенной версии, именно Григо­рий Отрепьев впоследствии выдавал себя за царевича Дмитрия и взошел на русский престол под именем Дмитрия I. Когда в 1604 г. самозванец, выдававший себя за царевича Дмитрия,

Лжедмитрий I, перешел русскую границу и начал войну против Бориса Годунова, правитель­ство Бориса официально объявило, что под именем царевича скрывается беглый монах, рас­стрига Гришка Отрепьев. Григорию была объявлена анафема. Имя «Гришки Отрепьева» со­хранялось в перечне анафематствуемых, читаемых каждый год в Неделю православия, вплоть до царствования Александра II. В грамоте патриарха Иова, разосланной в начале 1605 г. по всем церквам Российского государства, духовенству предписывалось: «Вы бы эту грамоту ве­лели прочесть всем и того расстригу Гришку и его воровских советников и государевых из­менников <.> соборно и всенародно прокляли и вперед проклинать велели, да будут они все прокляты в сем веке и в будущем. А мы здесь в царствующем граде Москве соборно и со всеми православными христианами также их вечному проклятию предали и вперед проклинать по­велеваем» (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 8 // Соловьев С. М. Со­чинения: В 18 кн. М., 1989. Кн. 4. С. 403-404). Упоминание Хромоножкой «семи соборов» является фольклорной адаптацией этого свидетельства; ср. у Даля: «Чай проклят на трех со­борах, а кофе на семи» (Даль В. И. Пословицы русского народа: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 31). Ср. с записью № 22 в Сибирской тетради: «Да будь ты проклят на семи кабаках». Также см. примеч. на с. 354.

[467] Слова Хромоножки исполнены фольклорной символики. Образ сокола в свадебном фольклоре традиционно символизирует жениха (см.: Финист Ясный Сокол // Славянская мифология. С. 381); филин же является вестником смерти; ср.: «Прилетит ли на двор, сядет ли на кровлю ворон, сыч, сова, филин, жолна, дятел — это верный знак, что дому грозит ра­зорение или кто-нибудь из родичей умрет в скором времени; крик ворона, совы и филина на кровле дома предвещает пожар. Зловещий характер присвоен ворону ради черного цвета его перьев, а сове, филину и сычу, как ночным птицам...» (Афанасьев А. Н. Баснословные сказа­ния о птицах // Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994. Т. 1. С. 511-512). Замечательно, что из этого перечня далее Хромоножка упоминает и сову («.дивлюсь: что за сова слепая подъехала?»), и сыча («Только мой — ясный сокол и князь, а ты — сыч и купчишка!»).

[468] Точная цитата из трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» (1825), где в сцене «Пло­щадь перед собором в Москве» один человек из народа говорит другому: «Я стоял на папер­ти и слышал, как диакон завопил: Гришка Отрепьев — анафема!» (Пушкин. Т. 4. С. 240). Судя по всему, пушкинскую трагедию и имеет в виду Хромоножка, когда спрашивает Ставро­гина, читал ли он «про Гришку Отрепьева». Отсюда же и ее восклицание «Самозванец!»: с середины трагедии (начиная со сцены «Краков. Дом Вишневецкого») Пушкин отказывает­ся от авторского обозначения героя по имени: «Григорий», заменяя его на «Самозванец».

[468] Ср. запись в Сибирской тетради № 76: «Как завел меня туда Господь, ах! благодать не­бесная! Я ну прибирать! И махальницу и едальницу и хлопотницу взял. Да и дьяконов че­ресседельник прибрал. У Н<иколая> У<годника> подбородник снял, у Б<огородицы> ко­кошник снял, да и Ваньку-то крикуна заодно стащил». Здесь: «махальница — кадило <.>; едальница — потир (чаша) из серебра, для причащения верующих; хлопотница — так в ста­рообрядческой среде называли Библию; дьяконов чересседельник — орарий, или порамни- ца, часть дьяконова облачения в виде перевязи, шитой золотом, с крестами по левому пле­чу; подбородник, кокошник — части окладов из драгоценных металлов, жемчуга.» (Влади- мирцев. С. 85).

[469] Симилёр (от фр. simile l'or — поддельное золото) — сплав меди с цинком, «самовар­ное золото».

[470] Персть — пыль, прах, земля (Даль. Словарь. Т. 3. С. 102). Ср.: «Созда Бог человека, персть взем от земли» (Быт. 2: 7, церк.-слав.).

[471] Ср. запись в Сибирской тетради № 478: «Говоришь ему, а он смотрит, как баран на воду».

[472] Остепенить себя — здесь: остановиться, одуматься. Ср.: остепенить — сделать степен­ным, заставить быть покойным и рассудительным, отклонить от ветреных, опрометчивых привычек (Даль. Словарь. Т. 2. С. 704).

[472] Ср. в воспоминаниях младшего брата писателя Андрея о сельце Даровом Каширского уезда Тульской губернии (ныне Московская область), где находилась усадьба родителей пи­сателя и где в детские годы братья и сестры Достоевские проводили летние месяцы: «Лесок Брыково с самого начала очень полюбился брату Федору, так что впоследствии в семействе на­шем он назывался Фединою рощею. <.> Название это не раз встречается в произведениях брата, Федора Михайловича. Так, например, в „Бесах" место поединка Ставрогина и Гагано­ва названо именем Брыково» (Достоевский А. М. Воспоминания. С. 56). Вопреки свидетель­ству мемуариста, более Брыково в творчестве Достоевского не упоминается. Но другие топо­нимы, связанные с этой местностью (например, Чермашня в «Братьях Карамазовых»), дей­ствительно, не однажды фигурируют в произведениях писателя.

[473] Шарабан (фр. char a bancs) — экипаж, похожий на рессорную тележку с двумя или тре­мя рядами мест для сидения.

[474] По-видимому, имеется в виду Пажеский корпус, определенный в 1834 г. указом импера­тора Николая I «исключительно для приготовления к военной службе сыновей лиц первых трех классов» (Червяков. С. 104, 2-я паг.).

[475] Московское царство — условное обозначение эпохи в истории России с правления Ива­на III до основания Петербурга (1462-1703). Телесные наказания распространялись сперва на все классы населения: на торгу били бояр и духовных лиц; в XVII в. кнут мог грозить, на­пример, даже воеводе; примеры наказания кнутом знатных лиц встречаются еще и в первой половине XVIII в. Лишь в царствование Екатерины II от телесных наказаний законодательно были освобождены дворяне, купцы 1-й и 2-й гильдий и именитые граждане.