Бей ушастых! Часть 3

Глава 40

— Следующий — борэль Налиэль Ручейка, — тихо проговаривает Шеоннель. Я смотрю на сына. Он — на мать. Лиафель, сжав руки в кулаки и подняв плечи, не отрываясь, вглядывается в драконью морду.

— Что это ты, ребенок, занервничал? — интересуется Ллиувердан.

— Он — муж моей матери, — поясняет Шеон.

— А когда ты читать вызывался, ты об этом не знал? — ехидничает ящерица и тут же добавляет, — ладно, дай, сама посмотрю.

Она задумчиво вглядывается в материалы дела.

— О, тут серьезно! — наконец, произносит Ллиувердан, — тут ссылкой явно не отделаешься.

По лицу Лиафели текут слезы, и мне даже жаль эту эльфийскую заразу.

Драконица поднимает взгляд от тома.

— Ну, где подсудимый-то?

И тут же перед ней материализуется искомый узник.

Лиафель бросает на него взгляд и в ужасе прижимает ладонь к губам. Хотя чему здесь ужасаться — не понимаю. По-моему, Наливай выглядит как обычно. Даже не похудел. Подумаешь, волосы подстрижены и взгляд понурый. Так он все же был не на курорте, да и Сурик наш — не массажист. И вообще, она его в таком виде уже видела! Что же пугает прекрасную Лиафель? Не перспектива ли предстать перед судом после показаний мужа?

— Я все признаю, — глухо проговаривает он.

Драконица выражает неудовольствие.

— Что значит — все? Я еще не сказала, в чем тебе обвиняют. Тоже мне нашелся — несчастный, со всем согласный. Я, может, еще передумаю и не стану тебя есть?

Издав вопль, Лиафель падает на соседей по скамейке.

Тут же где-то неподалеку раздается еще один крик, на этот раз — возмущенный. Кричат что-то типа "за свободу и гласность". Привстаю и вижу, как стражники волокут куда-то упирающегося субъекта человеческого рода. За спиной субъекта болтается лютня. Ага, менестрель. Поймали любезного. Надеюсь, сейчас ему объяснят, что такое свобода. И где следует проявлять гласность. Сажусь на место. Преставление под названием "суд" продолжается. Жаль, что я вина не взял, без него как-то неуютно. Дуську попросить переместить его сюда, что ли? Кошусь на княгиню, а та ну прямо заворожена происходящим. Вцепилась в руку мужа, а глаза круглые так и сияют. Ладно, не буду отвлекать.

Смотрю — а Шеон уже возле матери хлопочет. Заботливый наш. Пусть бы валялась себе. Вряд ли кто на нее наступит!

— В чем виноват-то? — интересуется драконица.

— Рассказать подробно? — спрашивает Наливай, поднимая на судью несчастные темные глаза.

— Можешь вкратце, — разрешает Ллиувердан и отклоняется немного назад, опираясь на хвост. Поза "я вся — внимание" в исполнении дракона. Выглядит впечатляюще.

Борэль начинает монотонно перечислять свои злодеяния:

— Я шпионил на территории Зулкибара в пользу королевства Альпердолион. Я провоцировал народные беспорядки в Зулкибаре. Я, использовав свою дочь, активировал в Шеоннеле, сыне Вальдора Зулкибарского, заклинание "Палач Его Сиятельства", чтобы убить королеву Иоханну. Дочь об этом не знала. Я заставил юного Фрея поверить в то, что гибель Иоханны — единственный способ освободить деда, и я объяснил ему, как лучше это сделать.

— Тишина! — произносит драконица и, вроде бы, к чему-то прислушивается. Где-то неподалеку кто-то истошно вопит. Могу только предположить, что это — тот самый "юный Фрей", в отношении которого приводят приговор в исполнение.

Ллиувердан мотает головой из стороны в сторону и несколько неуверенно проговаривает:

— Ничего, это ему только на пользу пойдет. Продолжайте, борэль Налиэль!

— Я еще… — растерянно произносит эльф, — простите, Ваша честь, что там еще мне инкриминируют?

— Хм, ну, вроде бы основные моменты Вы обозначили. Что можете заявить в свое оправдание?

Борэль переводит взгляд на супругу, которая уже пришла в себя и сидит, обмахиваясь платочком, после чего он проговаривает:

— Боюсь, что ничего. Я действовал сам. В одиночку. Никто мне добровольно не помогал.

Ну, надо же! Выходит, драгоценная моя лесная фея — всего лишь невинная жертва страшного Наливая! А сама она и знать не знала: зачем издевалась над моим ребенком, зачем позволила наложить на него заклятие, которое мальчика практически зомбировало; зачем бросила его умирать в Зулкибаре. Сама невинность и простота!

Хотя, вот смотрю на этого стриженого ушастого, защищающего свою стерву из последних сил, и начинаю его уважать. Гадостей ведь он мне сделал громадное количество. Даже если принимать во внимание, что он действовал по указке Рахноэля, все равно. Но вот сейчас вижу его и понимаю — настоящий мужчина. И пусть он сломался на пытках. А кто бы выдержал? Нашего Кира я не имею в виду — он вообще каменный.

Ведь сейчас и орку понятно, что отказываясь защищаться, эльф пытается сохранить свободу своей ненаглядной — гадюке этой Лиафели. Удавил бы ее! Но Наливая жаль.

— Что-то темнишь ты, эльф, — недоверчиво произносит драконица, — съем я тебя, пожалуй.

И тут моя драгоценная дочурка поднимается с места и звонко так выкрикивает:

— Я за него поручаюсь!

Сижу и киплю от возмущения. Налиэль всю вину берет на себя. Решил поиграть в благородного? И чего он добивается? Спасти от справедливого наказания Лиафель? А она-то рада, тварь ушастая, вон, платочком обмахивается от облегчения. Да еще и Шеон рядом с ней. Руку матери на плечо положил, и лицо у него такое сочувствующее. Себе бы посочувствовал, недоумок! Тридцать лет жизни в аду провести!

— Вот же гадина! — бормочу я, бросая в сторону мамаши Шеоннеля пламенный от негодования взгляд.

Кир легонько сжимает мои пальцы своими.

— Ханна, успокойся, — тихо проговаривает он, — Налиэль все делает правильно.

Правильно? И этот туда же! Мне это их мужское благородство… Да наплевать мне, что Лиафель — самка! Навредила, будь так добра — отвечай. А то, видишь ли, сейчас она чистенькой останется, а потом еще одного такого же идиота найдет. И что, все по-новой?

— Он защищает свою жену и ребенка, — поясняет Кирдык.

А что он на невысказанные вопросы ответы раздает?! Возмутительно! Выдергиваю свои пальцы из его ладони. Кир в ответ спокойно складывает свою руку мне на талию. В конце концов, почему виновным сделали одного Налиэля? Если уж на то пошло, он действовал по принуждению. Его вынудили! Его заставили расстаться с семьей. Он должен был по велению своего монарха использовать собственную дочь в неблаговидных целях. И вообще, я его отпустить собиралась. И, между прочим, обещала это. Не моя и не его вина в том, что вместо эльфа в Альпердолион отправился мой брат. Нет, так нельзя.

И вот я слышу обещание дракона сожрать несчастного борэля и не выдерживаю.

— Я за него поручаюсь! — кричу на всю поляну.

— Это как? — изумляется Ллиувердан.

— Я поручаюсь за этого эльфа. За то, что он будет с нынешнего дня вести тихую и мирную жизнь, не связанную с убийством и шпионажем. Что он не будет вредить ни Зулкибару, ни его союзникам и данникам без отдельного на то моего повеления. Я ручаюсь за борэля Налиэля.

— Чем? — спрашивает дракон.

Ох, а чем, действительно? Чем? Короной? Но я не вправе. Чем же?!

— Что тебе дорого, королева?! — раздраженно восклицает Ллиувердан.

— Кир? — неуверенно проговариваю я, — отец? Трон? Но я не…

— Дура! Ты отдашь мне в обучение своего ребенка. Сроком на пять лет, — рычит Ллиувердан и тут же добавляет. — Поручительство принято. Изменению не подлежит. Борэль Налиэль может вернуться домой. В случае нарушения им данного королевой Иоханной обещания он будет немедленно умерщвлен любым удобным для меня или иного исполнителя моей воли способом.

Я, потрясенная, сажусь на место.

— О, боги, — шепчу, повернувшись лицом к Киру, — что я сделала?

Он в ответ улыбается и гладит меня по щеке.

— Все в порядке. Будем приглядывать за Налиэлем. Все хорошо.

— Прости, — говорю, — я не знала, что так получится.

— Все хорошо, — повторяет Кирдык, все еще улыбаясь, и я в очередной раз понимаю, как мне с ним повезло. А еще то, что мне со своим мерзким характером нужно что-то делать.

Налиэль меж тем обнимается с супругой, а Шеон стоит в сторонке и грустно за ними наблюдает. Ну да, теперь он вновь им не нужен.

— Шеон! — кричу я и машу ему рукой, мол, иди к нам.

Грустный эльфенок тут же появляется рядом. Смотрит на меня вопросительно своими красивыми карими глазками.

— Братишка, — говорю, — я тебя люблю. И Вальдор тебя любит, и Аннет. И Дуся, сам ведь знаешь. Ну, зачем тебе эти двое?

— Ты не понимаешь, Ханна, — вздыхает эльфенок, — тебе повезло.

И, печальный, удаляется в сторону дракона. Лиафель со своим мужем исчезают, не прощаясь. Нужно будет сказать отцу, чтобы поговорил с Шеоннелем, объяснил тому, что расстраиваться не из-за чего, и если даже кто-то один его бросил, кто-то другой нашел и радуется этому.

И зачем я поручилась за ушастого, если он так с моим братом обращается? Не понимаю.

— Слушается дело бывшего короля Арвалии Дафура, — возвещает Шеон. Придворные оживляются и начинают поглядывать в мою сторону. Не то, чтобы с намеком, скорее — с намеком на намек. Все же, не каждое столетие у нас судят королей.

Появляется Дафур. Он не выглядит испуганным. Устал уже, наверное, бояться. Кланяется присутствующим и, отдельно, нашей чешуйчатой судье.

— Ваша честь! — с достоинством произносит он и даже руку к груди прикладывает, мол, польщен тем, какая его дело замечательная личность рассматривает. Дракон тут же склоняет длинную шипастую голову набок и начинает кокетливо хлопать ресничками. Кошмар. Куда смотрит Кардагол? А куда он смотрит — в сторону, делает вид, что его это вообще не касается.

— Я расскажу, как все было на самом деле! — бодро заявляет Дафур, и судья в ответ лишь поощряюще кивает.

— Княжество Эрраде напало на Арвалию без предупреждения.

— Это ложь, — произносит Терин, гневно сверкая глазами, — война была объявлена по всем правилам!

Дафур, гордо игнорируя князя, приглаживает ладонью волосы с левой стороны головы и продолжает:

— Потом вдруг князь Терин Эрраде исчез в неизвестном направлении, не озаботившись назначением преемника. Конечно же, я этим воспользовался. Надо признать, оборона княжества была организована из рук вон плохо.

— И это ложь, — заявляет Терин, — мною было отправлено предложение прекратить военные действия!

Что-то князь сегодня удивительно эмоционален. Где его хваленая сдержанность?

— После чего, — продолжает бывший король Арвалии, — я вдруг обнаружил в своей постели пышногрудую блондинку, которая назвалась Дульсинеей Эрраде.

— Пышногрудую? — повернув голову в сторону Дуси, задумчиво произносит дракон.

— Чем тебе моя грудь не нравится? — вскакивая, возмущается княгиня, — и вообще, все не с этого начиналось.

— Правильно! — заявляю я, — проблемы у нас начались с того, что мы с Лином отправились в прошлое для… для решения некоторых деликатных проблем!

— Проблемы от решения проблем, — бормочет под нос дракон, — оригинально.

— Да не было бы проблем, если бы Лиафель не пыталась играть своим сыном! — встревает отец, — все остальное было решаемо!

Дракон растерянно хлопает ресницами.

— И не в этом вовсе дело, — говорит Лин, досадливо морщась, — вот если бы Кир на меня не взъелся…

— Ну, все, господа и дамы, — вздыхает Ллиувердан, — вы меня утомили. Сейчас вы, четверо, расскажете мне все по порядку.

И все. А дальше я уже плохо понимала, что делаю.

А Лиафель все-таки дрянь. Красивая, но дрянь. Мне даже жалко Налиэля стало. Досталась же ему женушка! Ханне вот его тоже стало жаль. Даже больше чем мне — взяла и поручилась за него! А Ллиувердан, не будь дурой, потребовала с нее за это такое, что мне захотелось в ее драконий лоб каким-нибудь несмертельным, но неприятным для здоровья атакующим засветить.

— Ты отдашь мне в обучение своего ребенка. Сроком на пять лет, — заявила эта затейница.

Я на Кира покосился. Думал, он сейчас дракоше мандоса трындец устроит, а он ничего — сидит, Ханне улыбается и что-то ей на ушко нашептывает. Ну, раз ему — будущему папаше, пофиг, то и я особо волноваться не буду.

Налиэль со своей кильдой ушастой исчезли. Она даже не попрощалась с Шеоном. Да что там! Она в его сторону и не посмотрела! Надо было Шеоннелю бросить ее валяться в обмороке. Тоже мне, добрый мальчик, верный сын! Ханна попыталась его подбодрить парой ласковых, но он отмахнулся, типа не понимает она ничего, и пошел Ллиувердан помогать. Нашелся, ёптыть, главный помогайка всея Зулкибара, Альпердолиона и прочих прилегающих государств!

— Слушается дело бывшего короля Арвалии Дафура, — объявил Шеоннель, потом посмотрел на мою мать и улыбнулся.

Он ей глазки строит? В присутствии моего отца? С ума, что ли, сошел эльфенок наш?! А мама, будто забыла, что папа рядом сидит, улыбается Шеону тепло так. Вот будет весело, если мой приятель вдруг станет любовником моей матери… если, конечно, жив останется. Я перевел взгляд на отца. Он вообще никак не реагировал на эти мамины перемигивания с полуэльфом. Сидит себе, безмятежно поглаживая ее руку, лежащую у него на колене, и наблюдает за появлением Дафура. Ничего не понимаю! Получается, папа в курсе и не против? А, в общем-то, ладно, какое мне дело? Если им так нравится, то, пожалуйста. Я перестал обращать внимание на Шеона и моих родителей и сосредоточился на бывшем короле Арвалии.

Дафур так складно врал, что я почти поверил, что так все и было. Что это мы — Эрраде, гады такие, кашу заварили, а теперь еще посмели его — бедного Дафурчика, судить. Все-таки зря мать с деда клятву взяла не использовать Сферу Правды. Будь иначе, сейчас этот враль рассказал бы нам все, как есть! В том числе и про свои делишки с эльфами и про верного своего мага Журеса. Кстати, надо бы у папы поинтересоваться, к чему его Совет приговорил? И вообще был ли суд или еще не успели за всеми этими военными делами до Журеса добраться?

Тут Дафур возьми и ляпни что-то насчет того, что Дульсинею Эрраде в своей кровати обнаружил. Ну, думаю, все, трындец, сейчас папа по нему чем-нибудь смертельным врежет, и конец суду. Но нет, сдержался. А мать, конечно же, нет, запротестовала, что проблемы начались вовсе не с ее появления в постели Дафура.

— Правильно! — подтвердила Ханна, — проблемы у нас начались с того, что мы с Лином отправились в прошлое для… для решения некоторых деликатных проблем!

— Проблемы от решения проблем, — задумчиво пробормотала Ллиу, — оригинально.

— Да не было бы проблем, если бы Лиафель не пыталась играть своим сыном! — рявкнул Вальдор, — все остальное было решаемо!

Ллиувердан растерянно взмахнула ресницами и вопросительно взглянула на Кардагола. Ну, прямо-таки не дракон, а этакая глупенькая наивная девица! И зачем она из себя дурочку строит? Ведь ей лучше, чем остальным, известно, с чего все началось! А началось-то все с того, что пять лет назад она сделала так, чтобы Повелитель порталов открыл проход в Нижний мир. Не случись этого, не появилась бы возможность переносить зоргов в наш мир без затраты магических сил, и тогда отец, скорее всего, не рискнул бы объявить войну Арвалии — государству, которое в два раза больше и богаче Эрраде. А Вальдор, наивный зулкибарский мальчик, Лиафельку во всем виноватой сделать пытается! А ведь, если глубже копнуть, то не отдай Ллиувердан Рахноэлю приказ, то не заставил бы он Лиафель путаться с Вальдором, и не было бы проблем с эльфами. А с остальным, тут Валь прав, мы бы и сами разобрались. Вот сейчас я им всем глаза открою и объясню, что в проблемах наших виновата никто иная, как наша уважаемая судья.

— И не в этом вовсе дело, — начал я, но тут Ллиу на меня взглянула и я, будто заколдованный, сказал совсем не то, что собирался, — вот если бы Кир на меня не взъелся…

Сам не знаю, как заставил себя замолчать. При чем тут Кир? Ну, дракониха! Ну, ящерица недобитая! И как ей удалось сделать так, чтобы я сказал не то, что хотел? Я даже магии никакой на себе не почувствовал. Надо будет спросить у нее, как это делается. Пусть научит в качестве компенсации за насильное целование моей персоны.

— Ну, все, господа и дамы, — заявила Ллиувердан, — вы меня утомили. Сейчас вы, четверо, расскажете мне все по порядку.

И смотрела дракоша при этом ни на кого-нибудь, а на меня, Ханну, Вальдора и мою мать. Ну, как всегда! Опять из нас хотят козлов отпущения сделать!

— А хрен тебе по всей морде! Не буду я ничего рассказывать! — возмутилась мать.

— Будешь и с удовольствием, — заверила Ллиу.

— Любимая, не делай этого, — попросил Кардагол, но как-то вяленько, без особого энтузиазма. То ли знал, что бесполезно ее отговаривать, то ли и сам не прочь был послушать, что мы расскажем.

— Ллиувердан, не надо этого делать, — начал я, — это все слишком…

Я хотел сказать, что это все чересчур, что здесь посторонние люди, которым незачем о наших личных проблемах и переживаниях знать. И вообще, мы не обязаны выворачиваться наизнанку перед каждым любопытным драконом! Но вместо этого я сказал другое:

— Все началось с того, что ко мне подошел Кир и сказал, что Ханна плачет. Интересно, почему это Иоханна у него вдруг заплакала? Обидел? Получит же! Драться я с ним не буду, понятно, что он в этом сильнее меня, а вот превратить в какую-нибудь гадость — это всегда пожалуйста…