(без) Право на ошибку

ГЛАВА 6

Мазохистка.

Ведь догадывалась, что все не просто так. В этой жизни у меня не будет просто. Что если уж мне налили этой отравы, то я должна выпить ее до дна. Пока меня не вывернет несколько раз и я, наконец, не успокоюсь.

А может дело не в этом?

Может у меня долбанный стокгольмский синдром и я просто жажду снова пройти все уровни боли? Или все еще надеюсь, что найду в нем хоть что-то человечное? Просто для того, чтобы снова обрести уверенность, что я не совсем ненормальная — и тогда была не полной идиоткой?

Не знаю.

У меня не было точного ответа.

Зато возникла четкая уверенность, что зря я не послала Григория Яковлевича и не осталась дома, как и планировала. Потому что на этом дебильном празднике жизни я опять оказалась в поле воздействия Веринского. По-другому и не назовешь.

Он появился спустя два часа, как мы сюда приехали, и тут же привлек внимание всех собравшихся — и мое тоже.

Может, я втайне на это и надеялась, когда, после долгих уговоров, согласилась сопровождать своего босса? Тот недавно развелся — седина туда же, куда и все остальное — и справедливо предположил, что в загородный клуб, который с большим пафосом в нашем городе величали «местом встречи миллионеров», на переговоры и попойку бизнес-элиты соваться со случайным эскортом не стоит.

Поэтому что?

Поэтому меня выдернули из постели, где я валялась с сериалами в свой законный выходной, и чуть ли не в приказном порядке потребовали надеть все лучшее разом — пусть формат таких вечеринок предполагал не более чем коктейльное платье — и сопровождать его в качестве говорящей накрашенной головы.

«Ты умная. Красивая. Интересная. Я хочу чтобы все мне завидовали. Пожалуйста, Анечка…»

Анечкой на работе меня не называли. Видимо совсем приперло.

Я еще поморщилась, открыла рот, чтобы выдать в телефонную трубку решительное «нет»…

И ответила согласием.

Потому сейчас стояла и смотрела на красиво и модно одетых людей на идеально подстриженной лужайке с разбросанными открытыми шатрами и чуть ежилась. Начало сентября в этом городе было временем ясной, солнечной погоды, но температура даже днем поднималась не слишком высоко. И в коротком платье с открытой спиной было неуютно.

Впрочем, мурашки по моей спине побежали не поэтому.

Я разглядывала Веринского, пока он меня не видел.

Холеная сволочь. Еще более харизматичный и какой-то… возмужавший, что-ли. Еще более опасный, упертый и неулыбчивый. Как ни странно, один. Ну, не считая сухопарого и немного нескладного парня — похоже, помощника. А ведь раньше ни на одно мероприятие он не являлся без сопровождения. Видимо, не озаботился этим в чужом городе.

Хотя какой там чужой город. Местные богатеи толпились вокруг него с такой готовностью, будто планировали этот самый город отдать со всеми потрохами. Я чуть пролистала страницы в Гугл, посвященные современной «Волне» и поняла, что холдинг вплотную занялся внешними инвестициями.

Еще бы, Веринский всегда любил играть. И в деньги тоже.

И играл хорошо. Во всех случаях. Так, что даже взрослые, умудренные опытом люди не могли разгадать, по каким правилам и чей сейчас ход. Что уж говорить о молоденькой девчонке, в свое время принявшей все за чистую монету.

Я продолжала разговаривать с партнерами Григория Яковлевича, сдержанно улыбалась, прохаживалась по дорожкам — втыкаться каблуками в землю совсем не хотелось — высказывала свое мнение, если меня спрашивали; в общем, была довольно занята.

Но взгляд все время возвращался к Веринскому, а мысли к тому, зачем я сюда сунулась.

Мужчина вдруг переместился, отошел к одной из площадок, на которой стояли закуски и разливали напитки, и стал таким образом ко мне немного ближе.

А я почувствовала настойчивое желание развернуться и сбежать.

Опять.

Я действительно развернулась и…И вот на этой мысли я себя остановила.

Опять бежать? После того как я несколько лет осознанно лепила из себя другого человека? После того как мне понравилось, что получилось? Нет, на самом деле я не хотела бежать. И приехала сюда не потому, что решила помучить себя напоследок.

Еще вчера, когда мы столкнулись в ресторане, и я смогла дать отпор, я почувствовала неимоверное облегчение и даже ощущение торжества от того, что могу это сделать. Что чувствую себя в праве, достаточно уверенно, чтобы перестать бояться последствий и санкций и прятать голову в песок.

Опять делать несколько шагов назад и бежать в панике?

Я трижды делала это, спасая свою психику, а, в последнем случае, может быть и жизнь. Но это было тогда. В прошлом. Когда затюканную девочку Настеньку лапал отчим. Когда неуверенную девушку Настю настойчиво склоняли к «особым» обязанностям на позиции менеджера по продажам, отчего и пришлось перебираться в Москву, потому как отказ — в виде удара по носу — потенциального босса не устроил, и он внес меня в черные списки сотрудников в том городе.

И когда раздавленную ложью, предательством и угрозами Анастасию вышвырнули на улицу.

Даже когда я выходила замуж я бежала.

И когда меняла имя, бежала тоже. И когда уезжала туда, где меня никто не знает.

Сейчас я этого не собиралась делать.

Брошенный мною на полпути психотерапевт кое в чем был прав. Невозможно бесконечно держать на цепи волков, которые грызут тебя изнутри. Их надо выпустить. Надо прожить полностью свою боль, погрузиться на самое дно, испытать себя на прочность самыми потайными своими страхами. Зайти в черную комнату своей души и пробыть там столько, сколько потребуется, чтобы наконец понять — больше не лезет.

Хватит.

И тогда начнется возрождение.

Похоже, мое время пришло. Я изменилась.

«Однажды ты, наконец, поймешь, что это конец. Это и будет начало».

Веринский оказался в нашем городе очень вовремя. Я была готова перевернуть, наконец, эту страницу своей жизни.

Хотя, пожалуй, нет.

Я была готова сжечь эту книгу дотла. А вместе с ней и всю темноту, что скопилась в моей крови. И начать писать новую историю, где я буду жить не смутным и больным прошлым и не непонятным будущим, а здесь и сейчас. Прекрасным настоящим.

Просто время от времени буду ходить на берег реки с бокалом игристого и смотреть на то, как проплывают мимо трупы моих врагов.

И на сегодняшний момент мне, пожалуй, оставалось одно дело. Чтобы не просто покончить с прошлым и не думать о нем — чтобы оно перестало думать обо мне. Чтобы поставить жирную точку, снова взять судьбу в свои руки — и перестать, наконец, действовать по прихоти других людей и обстоятельств.

Да, я ненормальная. Но кто меня упрекнет? Никто не знает меня настолько, чтобы разобрать по полочкам мое поведение и указать на ошибки. Никто и не узнает — я этого не позволю. Я научилась строить свою жизнь исходя из собственных предпочтений и потребностей.

И сейчас я хотела победить.

Григорий Яковлевич, наконец, насытился общением и отошел в сторону, предупредив, что если мне угодно, я могу уехать в любое время.

Мне было угодно. Тем более, что вечерело и становилось не просто прохладно, а холодно.

Я взяла бокал шампанского, выпила его залпом, а потом снова повернулась к Веринскому. Глядя на него в упор, не скрываясь, уподобляясь всем тем девкам, что постоянно крутились вокруг него. Взяла еще один бокал — чтобы что-то хотя бы держать в руках, раз себя получалось с трудом — и снова прошлась взглядом от начищенных носов туфель до чуть сжатых губ.

Я знала, что он почувствует мой взгляд. Он был хищником — а теми всегда руководили инстинкты. И оставить столь наглое внимание без наказания он не мог.

Мужчина резко обернулся, даже не заморачиваясь тем, что разговаривал в этот момент с кем-то. Глаза его на мгновение расширились, а ноздри дрогнули. У меня было хорошее зрение, и я различила все оттенки его эмоций.

Неверие, злость, похоть, когда он рассмотрел мою фигуру в синем платье на тонких бретелях. Ничего вульгарного — но оно облегало меня, как перчатка. Или обнимало, как руки мужчины.

Так и надо, дорогой. Считай, что я вырядилась для тебя.

Отсалютовала ему бокалом и чуть улыбнулась.

И похвалила себя, что даже не дернулась, когда он направился ко мне, рассекая толпу, как волнорез. С прожигающими меня глазами.

Мой личный транквилизатор в мозг.

Его лицо было напряжено — но больше он ничем не выдавал волнения. Хотя я знала — взволнован. Нет, не нашей встречей. Не происходящим, которое с его стороны выглядело весьма однозначно. Взволнован он был, скорее, той перспективой, которую почувствовал. Ему бросили вызов — и он принял его.

Он всегда был так уверен в себе, в том, что он видит и делает — так почему бы не предоставить ему возможность снова почувствовать себя хозяином положения?

Я провела бесконечное количество ночей анализируя то, что произошло тогда. И поняла одно — он не обманывал меня. Просто замалчивал некоторые моменты, позволяя мне наслаждаться иллюзией.

Он был бесчестным ублюдком — на самом деле. Темным вихрем, уничтожающим всех, кто попадется на его пути. Дьяволом, как мне и показалось при первой же нашей встрече.

Я обманулась сама. И жестоко поплатилась за это.

Я сама, лично, зашла в газовую камеру и дышала отравленным воздухом, пока не потеряла сознание.

Но теперь у меня есть возможность расправить плечи.

И вдохнуть что-то настоящее. Не отравленное высокомерными уродами, которые уничтожают своих пешек ради призрачного шах и мата.

Я смотрела в его глаза, не отрываясь. Видела в них злость на самого себя — но он продолжал идти, будто его насильно тащило ко мне магнитом. Уязвленное самолюбие дало о себе знать, я уверена — еще тогда его взбесило то, что его оставили в дураках и он не может не хотеть отыграться.

Потому и подошел ко мне в ресторане.

Потому подошел ко мне и сейчас. Едва ли не наступив на ногу бизнесмену, который обратился ко мне с каким-то вопросом — я увидела того краем глаза и тут же забыла.

— Выслеживаешь меня, На-астя?

Ну конечно.

Самовлюбленный эгоист, он не мог подумать ни о чем другом.

Внутри все скрутило от его близости, но я и виду не подала.

Только подняла бровь. Стоило вспомнить, что я-то как раз стояла на месте.

— Как тебе местное общество? Не находишь его излишне провинциальным? — спросила спокойно, чуть отворачивая голову в сторону и глядя на это самое общество. Будто самым нормальным было сейчас вести светскую беседу.

Заметила, как вздрогнул. Не ожидал. Но быстро справился с собой.

— Тебе ли судить об этом? — начал Веринский лениво. Вот по-любому скажет сейчас гадость. Он всегда был такой — и раньше меня это чуть ли не восхищало. — Насколько я помню, ты вылезла с такой помойки, что даже это общество предел мечтаний. Для тебя.

Не ошиблась.

Он становится предсказуемым.

И это хорошо. Чем более предсказуем он, тем легче мне будет выполнить задуманное.

Я хотела, чтобы он не просто убрался из этого города — но свалил с полным осознанием того, что я не стою ни копейки, которые готовы заплатить за меня мужчины.

Я хотела чтобы он попался собственную ловушку. Чтобы почувствовал каково это — когда тебя сняли на один вечер.

Я хотела стать той, кем он меня считал — и снять этот груз со своих плеч. Расплатиться своим телом с сукой-судьбой и помахать ей, наконец, вслед.

Бредовая, странная, нелогичная затея, но она захватила меня полностью. Раз я так боялась высоты — стоило прыгнуть с парашютом.

— Ты прав, — я усмехнулась. — Это я ошиблась изначально — надо было брать вершины поочередно. Сначала богатеньких мальчиков попроще, потом бы и до Москвы добралась, а не наоборот.

Мою руку сжали так, что бокал с шампанским просто выпал на землю.

Веринский был в бешенстве и… возбужден.

Мне это понравилось.

Понравилось управлять ситуацией. Да, я знала, потом будет откат, но сейчас я чувствовала себя так, будто я не пила шампанское— оно было у меня заместо крови.

— И со сколькими ты здесь спала? — зарычал мужчина.

Ревность? Показалось. Веринский никогда не ревновал — а стоило его пассиям посмотреть на сторону, как они вылетали из его жизни быстрее, чем пробка от игристого. Я это прочувствовала лучше, чем кто либо.

Но не время сейчас смаковать обиды. И не время думать, как воспримет мое поведение местное общество — мало кто из «элиты» знал меня. И даже если узнают — я только подтвержу свою репутацию.

Я снова повернула лицо к мужчине и задрала подбородок, чуть прижимаясь к нему, чувствуя, как его потряхивает, вкладывая в свой взгляд полную готовность пойти за ним куда угодно.

Удалось с трудом — больше всего мне хотелось растерзать его на месте. Но мое терпение стоило того. Бешеное выражение в его глазах сменилось на похоть.

— А есть ли разница, если сегодня я уйду с тобой?

Расширившиеся зрачки были лучшим ответом.

— В какую игру ты играешь, На-астя? — хриплые и прерывистые звуки ласкали мои уши.

Бинго.

— О, поверь, я еще и не начинала играть. Но если ты отвезешь меня сейчас в свой отель, я готова показать тебе все уровни.

Михаил

Она была здесь.

Я заметил ее сразу, как пришел. Может потому, что она засела в моей голове со вчерашнего вечера и все время стояла у меня перед глазами — и я просто искал физическое подтверждение своей нормальности?

Начать страдать зрительными галлюцинациями ближе к сорока не входило в мои планы.

Тело дернулось, будто в попытке подойти к ней, но я не позволил.

Вчера уже «сходили». И как результат — почти бессонная ночь и полное нежелание трахать парочку податливых малышек. Так и импотентом недолго было стать.

Я не понимал, что в ней такого, что я до сих пор так ее хотел.

Ладно, тогда мне льстило, что я был первым у мышки и научил ее многому. Первооткрыватель, мать его. Но мне и пришлось расплачиваться за это по астрономическим счетам.

Но сейчас, когда она превратилась в одну из безбашенных шлюх с большими амбициями и гонором — зачем она нужна была мне сейчас?

Пусть не мне, телу, но…

Пантера вдалеке рассмеялась и повела головой, отчего ее волосы, уложенные в небрежный пучок, мазнули по голому плечу.

Стоявший рядом престарелый старпер похлопал ее по этому самому плечу, а я чуть не раздавил стакан, который держал в руках.

И отвернулся.

Льстило тогда? Ха. Да я с ума сходил по ее телу и невинности, постепенно сменяющейся настолько порочным вожделением, что меня вело от одного ее взгляда.

И ничего не изменилось.

Просто девочка выросла. И стала не то чтобы равным мне противником, но далеко не ведомой в этой партии.

Хотя когда она была ведомой?

Это мне казалось, что я управляю ситуацией.

Силой воли я заставил себя сосредоточиться на разговорах и тихих подсказках помощника. И даже кое-что уяснил — бизнес был для меня всегда на первом месте. Но я все время знал — она рядом.

Я снова налил себе и вдруг почувствовал чей-то взгляд.

Нет, не чей-то — ее взгляд.

Полоснувший меня не хуже ножа. Сначала по ногам, перерезая сухожилия, ну а потом в живот, чтобы кишки наружу и уже не дополз никуда.

Я медленно обернулся и вздрогнул.

Она не просто смотрела на меня — она бросала мне вызов. Всей своей позой, этим уродским жестом с бокалом, своей уверенностью.

Против воли я восхитился.

Бояться, ненавидеть, хотеть — это было нормально по отношению ко мне. Это было про людей.

Но ставить себя на один уровень со мной? Редко кто рисковал. А она не просто рисковала, она точно знала, как я отреагирую. И что я сделаю в следующий момент.

Это взбесило. Как и то, что я пошел прямо к ней. Влекомый этим взглядом и собственными ощущениями. Мне казалось, что я хотел наказать. Поставить ее на колени — не за прошлое, а за то, что вернулась ко мне не только в моих кошмарах.

А по сути я шел, чтобы быть наказанным самому.

Я приблизился вплотную — и эта дрянь даже не дрогнула. И только ехидно подняла бровь, когда я обвинил ее в преследовании. И спокойно бросила реплику про окружающих, как-будто мы долбанные английские аристократы, которым сначала нужно было поговорить о погоде.

Но она не была леди. А вот кто она теперь, мне вдруг стало интересно.

И в какую игру играет.

Я ожидал чего угодно, но уж точно не того, что произошло.

Точно не того, что она прижмется ко мне и откровенно предложит себя. Вот так, с размаху, без всяких реверансов. Просто изо всех сил опустит мне на голову кирпич и пока я буду стоять, совершенно оглушенный, уведет привязанного на невидимом поводке на стоянку.

Мы сели в машину, и я хрипло скомандовал водителю возвращаться в отель.

И с трудом расслышал звонок сотового.

Костя.

— Михаил Андреевич вы…

— Уехал. Пришлю потом за тобой. И до завтрака меня не трогать.

Я отключился чтобы не слушать дальнейшего лепета, и внимательно посмотрел на Настю.

Как ни странно, я не заметил самодовольной улыбки. Что подцепила меня, и что я оказался готов трахать ее всю ночь напролет в чем только что признался помощнику.

Она вообще никак не отреагировала.

Сидела прямая, как палка, и смотрела в окно. И это никак не вязалось с тем предложением, от которого я не смог отказаться.

Разве не должна она была продолжить соблазнять? Делать все те вещи, которые так любят делать бляди — облизывать губы, тянуть свою руку к ширинке, трогать себя — или меня?

Но она ничего такого не делала. Ее как-будто вообще не волновала вся эта история. Что раздражало, естественно, еще больше. Возникало ощущение, что это она меня подобрала на улице и везла сейчас к себе, чтобы удовлетворить свою похоть. А не наоборот.

Или все это с дальним прицелом? Как она там говорила — окрутить сначала кого-то здесь, а потом перебраться в Москву? И она действительно полагает, что я позволю второй раз обдурить себя?

Впрочем, раздвинуть ее ноги и снять, наконец, то напряжение, от которого я так и не смог избавиться самостоятельно, я был согласен. Глупо отказываться. Ну а дальше ее ждет сюрприз. Я получу по полной программе, получу все, что Настя могла дать мне — а потом выставлю из своего номера.

Мы продолжали молчать всю дорогу. Ей, похоже, нечего было сказать, мне — тем более.

Отель появился неожиданно быстро. Плюс не такого уж большого города. Я и не сделал попытки помочь Насте выйти — с этим прекрасно справился швейцар. Ему она кивнула и даже улыбнулась. Сука. Я такой улыбки не удостаивался. Похоже, переспать с кем-то ей стало проще, чем улыбнуться.

Я почувствовал, что завожусь. Что из меня лезет мое темное «я» способное к хренам собачьим снести всю гостиницу и этот город. Что за долбанным консервным ножом она обладает, если вскрывает меня, как жестяную банку, и достает наружу те эмоции, которых не может там быть?

Я же Веринский. «Испанец» с правом на кровавую корриду. Я работаю как полный псих, как чокнутая машина для того чтобы иметь все эти права. И меня не трогают ни простые радости, ни все эти люди, которые мечутся вокруг, ни чувства, которыми так любят кичиться доморощенные позитивисты и романтики.

И с чего я так завелся?

Все что я знал — думал — про Настю — не правда, она как все. А «все» меня не интересовали. Так что это просто еще одна хорошенькая телка, которую так приятно разложить и…

Мы зашли в лифт, устланный роскошным ковром, и она вдруг сняла туфли. И тут же стала совсем маленькой, такой, как я ее помнил, такой, которой удобно укладывать подбородок на макушку и обнимать сзади, когда стоишь и смотришь на что-нибудь поистине величественное. Мы ведь и успели съездить только в Барселону, но потом…

А я чуть не взвыл от затопившего меня непонятного чувства, скрутившего все внутренности. Она это специально?!

Я не знал. Я уже ни хрена не знал.

Настя с наслаждением пошевелила пальцами ног в тонком капроне, а я глаз не мог оторвать от этих пальцев с красными ноготками. Мне захотелось погладить их, облизать, как долбанному фетишисту. Сложить эти ступни себе на колени, обхватить тонкие лодыжки, пробежаться ладонями по стройным ногам туда, где виднеется разрез на платье, а потом еще выше…

Я шумно вздохнул и поднял голову.

И встретился с потемневшим от желания взглядом.

Она хотела меня. И это пьянило посильнее наркотика. Что бы ни происходило между нами я был уверен в одном — и тогда, и сейчас она хотела меня. Не возможно было подделать такой взгляд. Учащенное дыхание. Запах возбужденной женщины.

Нет, не женщины.

Ее запах.

По которому я всегда сходил с ума.

Лифт тренькнул и открылся. А я едва подавил в себе желание закрыть эти створки и взять ее прямо здесь, на этом пушистом ковре. Под камерами системы безопасности.

Нет, это бред. Я никому не собирался показывать своей слабости. Или ее роскошную задницу, которая в этом платье выглядела умопомрачительно, а уж когда она нагнулась за туфлями, меня и вовсе повело.

Я дошел до своего номера, открыл дверь карточкой и сразу двинулся к бару, даже не глядя, идет ли она за мной.

Идет, куда денется.

Мне надо было притормозить. Выпить. Или я опозорюсь, как подросток.

Я не обернулся на звук закрываемой двери.

Но на шелест снимаемого платья я не мог не обернуться.

Она стояла возле входа, хрупкая и гибкая одновременно, в почти прозрачном белье телесного цвета — будто голая — и чулках на тонких резинках.

Стояла и смотрела на меня… Снова с вызовом?

Я глотнул коньяк. Мне надо было хоть что-то сделать, чтобы не наброситься и не разорвать на ней все эти лоскутки в ту же секунду.

А Настя перешагнула через платье, лежащее на полу невзрачной кучкой, вплотную подошла ко мне, взяла из моих рук коньяк и сделала большой глоток.

А потом просто швырнула бокал за спину, так что он ударился о дверь и раскололся с обиженным звоном.