Глава пятая

Чайнатаун расположился в самом сердце Бостона, прячась между финансовым районом на севере и газоном Коммона[6] на западе. Но когда Маура проходила под воротами Пайфан[7] воротами с их четырьмя резными львами, то чувствовала, словно входит в другой город, другой мир. Последний раз она была в Китайском Квартале утром одной октябрьской субботы, и тогда здесь не было кучки стариков, которые сидели под воротами, попивая чай за игрой в шашки и сплетничая на китайском. В тот холодный день она встречалась здесь с Дэниелом, чтобы позавтракать димсамом.[8] Это было одно из последних блюд, которые они больше никогда не съедят вместе, и память об этом дне сейчас пронзала сердце словно кинжал. Несмотря на яркий весенний рассвет, и нескольких игроков в шашки, которые сидели, болтая без умолку в утренней прохладе, меланхолия омрачала все, что она видела, превращая солнечный свет во мрак.

Маура прошла мимо ресторанов, где аквариумы для морепродуктов кишели серебристой рыбой, мимо пыльных иноземных магазинов, забитых мебелью из розового дерева, нефритовыми браслетами и безделушками из поддельной слоновой кости, к плотной толпе зевак. Она заметила полицейскую форму, возвышающуюся над азиатской толпой и начала пробиваться к ней.

— Позвольте пройти. Я судмедэксперт, — объявила она.

Холодный взгляд, которым ее одарил коп, не оставлял сомнений, что офицер точно знал, кто она такая. Доктор Маура Айлз, предавшая братство тех, кому поручено служить и защищать. Чьи показания могут отправить одного из «своих» в тюрьму. Он не произнес ни слова, лишь уставился на нее, словно не догадывался, чего от него ожидают.

Маура вернула ему такой же ледяной взгляд.

— Где умершая? — спросила она.

— Вам следует спросить детектива Риццоли.

Коп не собирался облегчать ей задачу.

— И где она?

Прежде чем он успел ответить, Маура услышала, как кто-то позвал:

— Доктор Айлз?

Молодой азиат в костюме и галстуке переходил улицу, направляясь к ней.

— Они ждут вас на крыше.

— Как туда подняться?

— Идите за мной. Я провожу вас по лестнице наверх.

— Вы новичок в убойном отделе? Не припомню, чтобы мы встречались.

— Извините, мне стоило представиться. Я детектив Джонни Тэм из района А-1. Риццоли понадобился кто-то из местных для перевода, и так как я урожденный китаец, то присоединился к ее команде.

— Вы первый раз работаете над убийством?

— Да, мэм. Всегда мечтал об этом. Я стал детективом всего лишь два месяца назад, поэтому и вправду немного на взводе. — Резко отодвинув зевак в сторону, он расчистил ей дорогу сквозь толпу и открыл дверь в здание, где пахло чесноком и ладаном.

— Я заметила, что вы говорите на мандаринском наречии. А кантонский тоже знаете? — поинтересовалась она.

— Вы различаете их на слух?

— Я жила в Сан-Франциско. Часть моих коллег была китайцами.

— Хотелось бы мне говорить на кантонском, но для меня это все равно что греческий язык, — вздохнул Тэм, когда они поднялись на лестничную клетку. — Боюсь, что мой мандаринский не очень-то и полезен. Большинство из здешних старожилов говорят на кантонском или тайшаньском диалекте. Половину времени мне самому нужен переводчик.

— Так вы не из Бостона.

— Родился и вырос в Нью-Йорке. Мои родители приехали из провинции Фуцзянь.

Они добрались до двери, ведущей на крышу и шагнули наружу, к блеску утреннего солнца. Щурясь от яркого света, Маура увидела место преступления, личный состав, прочесывающий крышу, и услышала, как кто-то крикнул:

— Мы нашли еще одну гильзу.

— Что, эта уже пятая?

— Запиши и упакуй ее.

Внезапно голос умолк и Маура поняла, что ее появление заметили. Все уставились на нее. Предатель пришел.

— Эй, док, — прокричала Джейн, направляясь к ней, ветер трепал ее темные волосы. — Вижу Тэм наконец-то нашел тебя.

— Что это за гильзы? — спросила Маура. — По телефону ты говорила об ампутации.

— Так и есть. Но мы обнаружили пистолет «Хеклер и Кох» внизу аллеи. Похоже, кто-то выстрелил отсюда несколько раз. По меньшей мере, пять.

— Были сообщения о выстрелах? У нас есть приблизительное время?

— Винтовка была с глушителем, так что никто ничего не слышал. — Джейн повернулась. — Жертва здесь.

Маура натянула бахилы и перчатки и проследовала за Джейн к накрытому телу, лежащему рядом с краем крыши. Наклонившись, она подняла пластиковую пленку и уставилась на труп, на минуту потеряв дар речи.

— Ага. Это и из нас на минуту выбило дух, — произнесла Джейн.

Это была белая женщина чуть младше тридцати, стройная и подтянутая, одетая во все черное — хлопчатобумажную толстовку и леггинсы. Тело находилось в стадии полного трупного окоченения. Она лежала на спине, лицом к небу, словно собираясь полюбоваться звездами. Ее волосы, густые и каштановые, были собраны на затылке в простой конский хвост. Кожа бледная и безупречная. Выступающие скулы модели, скорее всего славянские. Но рана, на которой сосредоточилась Маура, была настолько глубокой, что разделяла кожу, мышцы и хрящи, разрывала просвет трахеи и выставляла наружу жемчужно-белую поверхность шейного отдела позвоночника. Фонтан артериальной крови был достаточно мощным, чтобы забрызгать все вокруг в поразительно широком радиусе, оставив потеки на простынях, развешанных на бельевой веревке неподалеку.

— Ампутированная рука лежала внизу, справа по улочке, — сказала Джейн. — Так же как «Хеклер и Кох». Предполагаю, что на рукоятке имеются ее отпечатки пальцев. И мы наверняка обнаружим следы пороха на этой руке.

Маура оторвала взгляд от шеи и сосредоточилась на правом запястье, которое привлекало внимание чистым разрезом. Она попыталась представить себе, каким инструментом можно было настолько эффективно полоснуть по хрящам и костям. Это должно быть что-то острое, и взмахнули этим без колебания. Воображение нарисовало удар лезвия и падающую руку, перелетевшую через край крыши. Лезвие, рассекающее тонкую шею.

Дрожа, она поднялась на ноги и посмотрела с крыши на полицейских, стоявших в дальнем конце Напп-стрит, сдерживая любопытных. Толпа увеличилась в два раза за несколько прошедших минут, а ведь было еще раннее утро. Любопытно, как некоторые всегда чувствуют запах крови.

— Ты уверена, что и вправду хочешь быть здесь, Маура? — тихо спросила Джейн.

Маура повернулась к ней.

— А почему мне может не хотеться?

— Я всего лишь интересуюсь, не слишком ли рано ты вернулась к работе. Знаю, эта неделя была для тебя тяжелой, со всем этим судом и прочим, — Джейн помолчала. — Сейчас ситуация Граффа выглядит совсем нехорошо.

— Она и не должна хорошо выглядеть. Он убил человека.

— А этот человек убил полицейского. Хорошего полицейского, у которого были жена и дети. Должна признаться, на его месте могла бы оказаться я.

— Пожалуйста, Джейн. Не говори мне, что ты защищаешь офицера Граффа.

— Я работала с Граффом, и не видела человека, лучше него прикрывавшего мне спину. Ты же в курсе, что происходит с копами, которые заканчивают в тюрьме, не так ли?

— Я не должна оправдываться за это. Мне приходит достаточно гневных писем. Не начинай еще и ты.

— Я всего лишь хочу сказать, что сейчас непростое время. Мы все уважаем Граффа, и можем понять, почему в ту ночь он потерял контроль над собой. Убийца полицейского мертв и, возможно, это и есть часть правосудия.

— Вершить правосудие — не моя работа. Я всего лишь перечислила факты.

Смех Джейн был язвительным.

— Угу, ты во всем придерживаешься фактов, не правда ли?

Маура отвернулась и пробежала взглядом по крыше, где криминалисты изучали место преступления. Не обращай внимания и сосредоточься на своей работе. Ты здесь, чтобы говорить за эту мертвую женщину, и ни для чего более.

— Что она делала на этой крыше? — спросила Маура.

Джейн посмотрела на тело:

— Понятия не имею.

— Мы знаем, как она сюда проникла?

— Возможно, по пожарной лестнице или через подъезд. Если ты сможешь пробраться на одну крышу, то получаешь доступ ко всем крышам этого квартала, от Харрисон-авеню до Напп-стрит. Она могла войти через любое из этих зданий. Или спрыгнула с вертолета, если уж на то пошло. Никто из тех, с кем мы говорили, не помнят, чтобы видели ее прошлой ночью. А мы знаем, что это случилось именно прошлой ночью. Когда мы нашли ее, трупное окоченение только начиналось.

Маура снова сфокусировалась на жертве и нахмурилась при виде ее одежды.

— Странно, что она одета во все черное.

— Как говорится, черное идет всем.

— Удостоверение личности?

— Нет. Все, что мы обнаружили в ее карманах — триста баксов и ключи от автомобиля «Хонда». Мы прочесываем район в поисках машины, — Джейн покачала головой. — Так жаль, что она не ездила на «Юго».[9] Это как искать иголку в чертовом стоге сена из «Хонд».

Маура вернула пленку на место, и зияющая рана исчезла под слоем пластика.

— Где рука?

— Она уже упакована.

— Ты уверена, что она от этого тела?

Джейн от удивления рассмеялась:

— Какие шансы, что это не так?

— Я никогда не делаю предположений. Ты об этом знаешь, — она развернулась.

— Маура?

Она снова взглянула на Джейн. Они встали лицом к лицу в этом ослепительном солнечном свете так, словно все управление полиции Бостона могло видеть и слышать их.

— Насчет суда. Я понимаю, из каких соображений ты исходишь, — заявила Джейн. — Ты знаешь об этом.

— И ты этого не одобряешь.

— Но понимаю. Я всего-навсего надеюсь, что ты понимаешь, кто это такие, парни вроде Граффа, которым приходится иметь дело с реальным миром. Они находятся на линии фронта. Правосудие не такое чистенькое, как научный эксперимент. Иногда оно бывает чертовски грязным, и факты просто делают вещи хуже, чем они есть.

— Так мне надо было солгать, да?

— Просто не забывай, кто на самом деле плохие парни.

— Это не входит в мои должностные инструкции, — парировала Маура. Она покинула крышу и вышла на лестничную клетку, с облегчением сбежав от резких бликов солнца и глаз сотрудников полиции Бостона. Но когда она спустилась до первого этажа, то столкнулась нос к носу с детективом Тэмом.

— Наверху очень кроваво, да? — спросил он.

— Кровавей, чем обычно.

— А когда вскрытие?

— Я сделаю его завтра утром.

— Можно понаблюдать?

— Добро пожаловать, если у вас крепкий желудок.

— Я наблюдал за несколькими вскрытиями, когда учился в академии. Справился, в обморок не упал.

Она остановилась, мгновение рассматривая его. Оглядела серьезные темные глаза и резкие красивые черты лица, но без враждебности. В утро, когда вся полиция Бостона, казалось, считала ее врагом, детектив Джонни Тэм был просто копом, который не осуждал ее.

— В восемь утра, — произнесла она. — Буду рада видеть вас.

Загрузка...