Библиотека литературы Древней Руси. Том 14 (Конец XVI - начало XVII века)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Иже убо тесное разума и недоуметелное языка моего сведый, на мнозех отлагах о семъ писаниемъ известити, иже в Велицей Росии ко спасению благородствию вашему, колику преславну и велику милость показа намъ Богъ нашь, Пресвятая и Пребезначалная Троица, — превеликое же и паче всякого слова и смысла бывше заступление Матере Слова Божиа, по обещанию своему преподобному игумену Сергию[382] чюдотворцу, и неотступное ея пребывание от обители его, и от коликих золъ избави нас Господь во обьстояние многихъ вой, молитвъ ради великих чюдотворцов, — глаголю же сего преподобнаго отца нашего великого чюдотворца Сергиа и ученика его, преподобнаго отца нашего Никона чюдотворца, — и колико чюдотворений показа нам Богъ угодники своими. И убояхся паки: зрях недостаточная внутренняго ми человека и многою молвою съмущаемъ во многих плищех в келарских службах и от многих телесных изнемоганий великих, бывающих ми повсегда, к сему же и окаяньство свое сведый и недостоиньство и немощь любострасътну. Но понеже къ старости глубоцей уже преклонихся, и непщевах быти скорому отложению телесе моего, и убояхся казни раба оного, скрывшаго сребро господина своего и прикупа имъ несотворша,[383] и еже слышах бывшая чюдеса, ово же и очима своима видех, нужда ми бысть писати о содеявших во обители чюдотворца молитвами его и возвестити вашей любви добрым торжником, «да некое дарование духовно подамъ ко утешению вашему».[384]

Тогда бо ми не бывшу во обители во осаде, бывший от польских и литовских людей и руских изменниковъ, но в царствующем граде Москве по повелению державнаго, и пребывающу ми в дому чюдотворца на Троецком подвории в Богоявленском монастыре.[385] И аще и разстоянием далече, но близ бе милостию и посещением преподобный отецъ нашь Сергий. И тамо видех многа чюдеса, слышах о пришествии их въ царствующий град Москву со множеством хлебовъ на возилех и от стен текущий хлебъ, и умножение всяких потреб видех молитвами их в сущем ту Богоявленском монастыре и ина многа чюдеса. О семъ убо въпреди слово изъявит. Егда же отступиша от обители полские и литовские люди и руские изменники со многим срамомъ, и от царствующаго града Москвы лжехристу со множеством студа бегству вдавшуся,[386] и бывшу ми паки в дому Живоначалныя Троица, и слышах бывшее великое заступление, и помощь над враги, и чудеса преподобных отецъ Сергия и Никона и испытах вся подробну со многим опасениемъ пред многими сведетели оставшихся иноковъ святолепных и доброразсудителных и от воинъ благоразумных и от прочих православных христьянъ о пришествии изменник ко обители, и о выласках, и о приступных боехъ, паче же о великих чюдотворениих преподобных отецъ и о пособлении их над враги. И от великих и преславных малаа избрах, яко от пучины морския горьсть воды почерпох, да поне мало напою жаждущая душа божественаго словесе. Написах сия о обьстоянии монастыря Троецкого вся по ряду, елико возмогохъ.

Да не позазрите ми о семъ, господие и братия, глаголюще, яко тщеславием или гордостию вознесохся, но поистинне, по ревности Божии, грубостию же разума моего побеждаем, коснухся делу сему, Богу помогающу ми молитвъ ради чюдотворца. Много бо можетъ молитва праведнаго поспешествуема.

И яко всякъ разум книжный по своему сказанию не бывает, но еже слышахом и очима своима видехом, о семъ и свидетелствуем. Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати. Сие же изъясних писаниемъ на память намъ и предъидущим по нас родомъ, да не забвена будут чюдеса великих светил, преподобных отецъ наших Сергиа и Никона о Христе Исусе, Господе нашем, Емуже слава во веки, аминь.

СКАЗАНИЕ, ЧТО РАДИ ТРОЕЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ БЫСТЬ ВО ОСАДЕ

Наказуя убо Господь всегда нас не престает и прибегающих к нему приемлет, отвращающих же ся з долготерпением ожидает. И сего ради попусти ны в самовластии быти, да, егда в сетех, не разсуждая о себе, увязнем, и ниоткуду помощи не обретше, въскоре к Нему умнии очи возведем и оттуду помощь получимъ. Сице убо попусти Господь Богъ владетелствующих нами первее попрателя иноческому чину розстригу Григория Отрепиева,[387] возвавшагося царьским сыном Дмитриемъ Ивановичем всея Русии и на царьский степень возше: и не в долго время той Григорий, достойную месть прием от Бога, зле скончася.

Потом же в того место инъ назвася.[388] И достизает и до царствующаго града Москвы, но не приемлем бываетъ. Всюду же в Росии слух о немъ протече, и сего ради вси воры к нему собрашася: не на царский убо престолъ того возвести, но вся древняа царская сокровища истощити. Вся же Росия от ложных царей зле стражет, и богатьство от всех градовъ на цари отъемлемо бывает. Народ же от околних стран всюду мечь поядает. Росии убо всей царь Василий Ивановичь[389] нарицается, от тушинскаго же вора все Росийское государьство разоряется.

Мали же нецыи гради в Помории[390] не соблазнишася, и тии по крестному целованию правяще к Московскому государству. Инии же далняго ради отстояния крепостны быша врагом росийскимъ поляком и изменником сиверскимъ.[391] Труден же путь бывает отвсюду приходити к Москве всемъ доброхотьствующимъ по правде: облегоша бо врази царствующий град воокругъ, и на всехъ путех хотящеи к нему притекати побиваеми бываютъ. И ради неимениа всяких потребъ конечне град Москва во озлоблении бывает. От него же избегающеи, и не хотяще, ко врагомъ прилагахуся, и надежно о семъ врази веселяхуся.

Немало же время способствующе граду приходящеи людие, яже от Троица Живоначалныя Сергиева монастыря, ово убо прямо, ово же преимаяся преко тесными стезями и лесы нужно проходяще даже и до самого царствующаго града и ту со избранными вои и со известными хранители пред всемъ народом всегда обретающеся. Лестцы же, отбегающеи от царя Василиа, всегда сицеваа вору с поляки возвещают, сих же врагов христианских на дом Пресвятыя Троица завистию сердца растлевают. Долго же время под Москвою стояще и хотяще ю себе покорити. Но всевидящему оку недоведомая изволившу сотворити. Всяко убо царь Василий симъ сопротивляяся; дани и оброки от царства своего приемля, по Троецкой дороги приходящая, вся воином раздавая. Изменницы же от его руки даемая приемаху и въскоре сребролюбиа ради и кровопролития ко врагом притекаху. Царствующий же град Москва сих ради измены всяко колеблется, но искусившися от Гриши[392] и от Петруши,[393] и того вора не приемлют. И прилежащеи убо отвсюду пути полских ради приходов затвержены бывают: поляки бо часто прихождаху, московские посылки побивающе.

Велика же тогда полза царствующему граду бысть от обители чюдотворца Сергия ради святыхъ его молитвъ. Иже бо к морю на полнощь живущии людие на краех Студеного моря и Окиана къ царству всякъ промыслъ возвещаютъ и способляют. От Великого бо Новаграда, и от Вологды, и по Двине реце до моря, и на востокъ вся Сиберская земля и яже за нею вси способствоваху к Москве. Такоже и от Нижегородския земли и от Казани вси безизменно служаще. И ис тех всех прежереченных местъ егда кому некуды минути, то вси во обитель чюдотворца притекаху.

Тогда же в той велицей лавре архимариту Иасафу[394] и келарю старцу Аврамию Палицыну, и с прочими доброхотствующими къ царьствующему граду, со всемъ усердиемъ велико тщание о сем показующе. И великъ промыслъ бываше от обители чюдотворца всемъ людем, к Москве правящим во всяких нужах и в провожениихъ: и всяку весть темъ подаваху и от них восприемляху, себе убо соблюдающе и тех сохраняюще, до конца монастырьскую казну истощеваху. Вся Росиа царствующему граду способствующе, понеже обща беда всемъ прииде. Людие же, окрестъ живущеи обители, не токмо в селех, но и от градов, мнози притекше со всею домашнею чадию ко обители чюдотворца, ведяще ту молитвы чюдотворца известное заступление. И вси обще къ царствующему граду в бедах спострадуют. Воиньствующии же людие вси питаеми бывают от трапезы преподобных чюдотворцов; и поелику мощно всяко на смерть предаахуся.

О деле же братолюбнем созидаемем велми сердца враговъ завистию ужасахуся: боящеся окаяннии, да не како, на начальствующее светило зряще, и прочии от них отступят и къ правде имутъ прилагатися. К дому бо великого чюдотворца вся Росиа, яко къ солнцу, зряще, и на его молитвы концы росийстии надеющеся, противу врагом крепляхуся. Но аще и мала искра огня любве Божиа во обители чюдотворца возгореся, но напоследокъ велик пламень добродетелный распалися. На всех убо путех злодействующим доброхоты от обители уловляеми бывают. И того ради советомъ их лукавым препона велика сострояется.

Царь же Василий Иванович вскоре посла тогда к западным и к полунощным странамъ — въ Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свейскую[395] о обиде своей на полскаго краля и на своихъ изменников с ложным царемъ их, помощи прося. Ему же отдалевшеи по морю посланьми и дары велицеми способствуют. Свейской же король Арцы-Карлус,[396] яко близ пределу его сущу, и той по суху немало избраннаго воиньства на помощь присла. О сем же бедне и яростне дышут сердца еретикъ злочестивых. И немедлено посылают к велику врагу христианску Александру, пану Лисовскому,[397] пленующу тогда землю Рязанскую, и Володимерскую, и Нижегородскую, и иныя места, по Росии живущая, дабы со всеми воиньствы к совету их и к поможению вскоре пришелъ. Еже и соверши въскоре: кровь пиай человеческую и грядый со огнемъ по пути от Владимиря и от Переславля ударяется стенамъ дому чюдотворца. И еже не того ради шествуя сын тмы, нощь едину препроводивъ, мечем окровавливая руце, утешается; первое зло къ богоносну мужу показавъ, — началный посад Клемянтеево[398] и во округъ ту жилища человеческа в воздух дымом разлия. По его же отшествии народ во обители к мукам уготовляется. Трапеза бо кровопролитная всемъ представляется и чаша смертная всемъ наливается.

О СОВЕЪТЕ ВОРА С ЛИТВОЮ, ЕЖЕ РАЗОРИТИ ДОМ ПРЕСВЯТЫЯ ТРОИЦА

Собравшу же ся сонмищу сатанину и отверзъшим псомъ уста своя, и соборуют тщетная беззаконнии, сицевая глаголющи: «О царю великий Димитрий Иванович! Доколе стужаютъ великому твоему благородству граворонове сии, вогнездившиися во гробъ каменный, и докуду седатые пакосътвуют намъ повсюду? Не токмо убо на путех вестников нашихъ преемлют, от лесъ исходяще, яко звери, посылаемии ими, но и смертем лютым предают без щадости. Наипаче же повсюду имеют многи советники, и вся грады развращаютъ служащеи симъ и любящеи сих; и всех всяко укрепляютъ, еже не покарятися твоему величеству и небрещи о твоемъ благородии, но служити учатъ царю Шубину,[399] печатлеют же всяко писание, с лестми глаголюще: „Да сохранят убо васъ всегда молитвы великих чюдотворцев Сергиа и Никона”. Кто же убо сеи Сергий и Никонъ? Се убо обияхомъ всехъ воедино, яко гнездо птичие, и вси стерты быша от нас, яко птенцы. А сии, что суть противу толика множества покоршихся нам? Тебе убо, о великий росийский браздодержателю, самому известно, такоже и нам, яко и от самых царских полатъ мнози ту пречернившеся живут. И аще тако имаши небрещи их, могутъ всегда пакостная устрояти нам. Слух же истинен всемъ нам возвестися, яко ждутъ князя Михайла Скопу с черными псы, свейскими немцы,[400] и Федора Шереметева с понизовскими людми.[401] И тако вкупе вси собравшеся и твердыню сию занявъше, могутъ над нами победители показатися. И еще донелиже не укрепишася, да повелит твое благородие всяко смирити сих. И аще не обратятся, то разсыплемъ в воздух прахомъ вся жилища их».

Велехвално же емлется за се тезоименитый гугнивому[402] гетманъ Сапега[403] с подручными тому воиньствы и всегоркий Александръ Лисовский с воры рускими. И тако на путь злый поспешаются.

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУСКИХЪ ИЗМЕННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПЕГИ[404] ДА ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВЪСКОГО И ИНЫХЪ МНОГИХЪ

В лета 7117-ое, въ царство благовернаго и христолюбиваго царя и великого князя Василия Ивановича всея Русии и при святейшем патриархе Ермогене[405] Московском и всея Русии, Пресвятыя же и Пребезначалныя Троица Сергиева монастыря при архимарите Иасафе и при келаре старце Аврамии Палицыне, Богу попустившу за грехи наша, сентября въ 23 день, в Зачатие честнаго и славнаго пророка и предтечи крестителя Господня Иоанна, прииде под Троецкой Сергиевъ монастырь литовской гетман Петръ Сапега и панъ Александръ Лисовской с полскими и литовскими людми и с рускими изменники по Московской дороге.

И бывшу ему на Клемянтеевскомъ поле, осадные же люди, из града вышедше, конные и пешие, и с ними бой великъ сотвориша, и милостию Пребезначалныя Троица многих литовских людей побили, сами же во градъ здравы возвратишася.

Богоотступницы же, литовские люди и руские изменники, сия видевше, воскричаша нелепыми гласы, спешно и сурово обходяще со всех стран Троицкой Сергиевъ монастырь. Архимаритъ же Иасафъ и весь освященный соборъ со множествомъ народа вниде во святую церковь Святыя Живоначалныя Троица, и ко образу Пресвятыя Богородица и ко многоцелбоносным мощемъ великаго чюдотворца Сергиа молящеся со слезами о избавлении. Градстии же людие округ обители слободы и всякиа службы огню предаша, да не когда врагом жилище и теснота велия будетъ от них. Гетман же Сопега и Лисовъской, разсмотривше местъ, идеже имъ с воиньствы своими стати, и разделившеся, начаша строити себе станы и поставиша два острога и в них крепости многие сотвориша и ко обители пути вся заняли, и никому минути мимо их невозможно ни в дом, ни из дому чюдотворца.

О УКРЕПЛЕНИИ ОСАДЫ

Осадные же воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексей Голохвастовъ,[406] и дворяне приговорили с архимаритом Иасафом и з соборными старцы, что покрепити бы град осадою и всех бы людей привести х крестному целованию, и головамъ быти старцом и дворяномъ, и разделити градския стены, и башни, и ворота, и наряд устроити по башням и в подошевных боехъ, да всяк кождо их ведает и хранитъ свою страну и место и вся яже на бранную потребу устрояютъ, и с приступными людми бьются со стены, а из града и на иную ни на которую службу да не исходят. А на выласку и въ прибавку къ приступнымъ местом людей особь устрояют.

Празднику же светло торжествуему память преподобнаго отца нашего Сергия чюдотворца, сентября въ 25 день,[407] и бе тоя нощи ничто же ино от градских людей слышати разве воздыхание и плачь, понеже от околних мнози прибегше и мневше, яко вскоре преминется великая сия беда. И толика теснота бысть во обители, яко не бе места праздна. Мнози же человецы и скоты бес покрова суще; и расхищаху всяка древеса и камение на создание кущь, понеже осени время наста и зиме приближающися. И друг друга реюще о вещи пометней и от всяких потребъ неимущих всемъ изнемогающим; и жены чада раждаху пред всеми человеки. И не бе никому съ срамотою своею нигде же скрытися. И всяко богатьство небрегомо и татми не крадомо; и всякъ смерти прося со слезами. И аще бы кто и камяно сердце имелъ, и той, видя сия тесноты и напасти, восплакался, яко исполнися на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваша светлыа в плач преложу и в сетование, и веселие ваше в рыдание».[408]

О ВИДЕНИИ СТОЛПА ОГНЕНАГО

Тогда же нецыи старцы и мнози людие видеша знамение не во сне, но наяве. От них же единъ священноинокъ Пимин в ту нощь на память Сергия чюдотворца моляшеся Всемилостивому Спасу и Пречистей Богородици. И се во оконце келии его свет освети. Ему же позревшу на монастырь, и виде светло, яко пожаръ, и мневъ, яко врази зажгоша монастырь. И в той час изшед на рундукъ келейной. И зрит над церковию святыя живоначалныя Троица над главою столпъ огнян[409] стоящъ даже до тверди небесныя. Священникъ же Пимин велми ужасеся страшному видению и возва братию свою ис келии: диакона Иосифа да диакона Серапиона и из иных келей старцов многих и мирян. Они же, видевше, чюдишася знамению тому. И помале столпъ огненый начат низходити и свится вместо, яко облако огнено, и вниде окном над дверми въ церковь Пресвятыя Троица.

О КРЕСТНОМЪ ЦЕЛОВАНИИ

Всенощному же славословию и молебном совершившимся, и абие собравшемся множество народа, и советом началникъ и всех людей крестное целование бысть, что сидети во осаде без измены. В первых воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексей Голохвастов, целовали Животворящий Крестъ Господень у чюдотворцовы раки, такоже и дворяне и дети бояръские, и слуги монастырские,[410] и стрелцы, и все христолюбивое воинство, и вси православные христиане. И оттоле бысть во граде братолюбство велие, и вси со усердиемъ без измены ратовахуся со враги. И тогда литовские люди уставиша сторожи многие около Троецкого монастыря, и не бысть проходу ни из града, ни во градъ.

О ДУМЕ ПАНОВЪ

Того же месяца въ 29 день полские и литовъские люди и с первосоветники своими, рускими богомерскими отступники, всячески размышляюще и советующе тщетная. «Коими образы, — глаголюще, — возможем взяти Троецкой Сергиевъ монастырь, или коею хитростию уловити можем?» И тако совет составляют: ово приступы взяти, яко некрепокъ глаголюще град и низкостененъ; инии же ласкою и грозою повелеваху у воевод и у народу прошати монастыря. «Аще ли и сим не увещаемъ их, и мы коиждо свой подкопъ под городовую стену подведемъ и без крови можем градъ взяти». Сице же совет ихъ положенъ бысть. На себе бо уповаша, а не на Бога жива, царюющаго веки. Якоже писано есть: «Да не хвалится силный силою своею»,[411] вси бо, надеющеися о силе своей, погибоша. Воистинну «всуе всяк человекъ»[412] и «суетно течение его».[413] И паки: «Избавлю избраннаго моего от оружиа люта» и «осеню над главою его въ день брани».[414]

Сиа же они советовавше и ничто же успеша, но всуе трудишася, без Божия бо помощи ничто же может сотворити человекъ, Богъ бо есть творит, яко же хощет, и воли его кто противится? Совет же гетману Сапеге и Лисовскому сице уложившем, и въ 29 день прислаша во град Троицкой Сергиевъ монастырь сына бояръсково Безсона Руготина с листомъ, такоже и архимариту з братьею з грозами, имеющь образ сицевъ:

Такоже и архимариту пишутъ: «А ты, святче Божий, старейшино мнихом, архимарит Иасаф, попомните жалование царя и великого князя Ивана Василиевича всея Русии, какову милость и ласку стяжалъ к Троецкому Сергиеву монастырю и к вамъ, мнихомъ, великое жалование. А вы, беззаконники, все то презрели, забыли есте сына его, государя царя Дмитриа Ивановича, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите во граде Троецком воинство и народ весь сопротивъ стояти государя царя Дмитрея Ивановича, и его позорити, и псовати неподобно, и царицу Марину Юрьевну[416] и насъ. И мы тебе, святче архимарит Иасафъ, засвидетелствуем и пишем словомъ царским: запрети попом и прочим мнихомъ, да не учат воиньства непокарятися царю Дмитрию, но молите за него Бога и за царицу Марину. А нам град отворите без всякия крови. Аще ли не покоритеся и града не здадите, и мы заразъ, взявъ замокъ вашъ, и васъ, беззаконниковъ, всех порубаемъ».

Архимарит же Иасафъ з братьею и воеводы и все воиньство, видевъше лукавую лесть, яко всячески хотятъ разорити дом Пресвятыя Троица, и вси вкупе со смиреномудрием, с плачемъ и рыданиемъ Господа Бога моляще о избавлении града, глаголюще сице: «Надежда наша и упование, Святая Живоначалная Троица, стена же наша и заступление и покров, Пренепорочная Владычица Богородица и Приснодева Мариа; способники же нам и молитвеници к Богу о насъ, преподобнии отцы наши, велицыи чюдотворцы Сергий и Никон!» Сими же словесы и благоумными советы въ богоспасаемомъ граде Троецком монастыре благодать Божия со упованиемъ всем сердца на подвигъ адаманта твердейша укрепи.

О ОТПИСКЕ К ПОЛЯКОМЪ И КО ВСЕМ ИЗМЕННИКОМ

Воеводы же приговорили с архимаритом и с прочими соборными старцы и з дворяны, и со всеми воинскими людми, противъ их льстивыя грамоты к Сопеге и Лисовскому отписку учиниша сице:

«Да весть ваше темное державство, гордии началницы Сапега и Лисовской и прочаа ваша дружина, вскую насъ прелщаете, Христово стадо православных христиан, богоборцы, мерзость запустениа. Да весть, яко и десяти лет християнское отроча в Троецком Сергиеве монастыре посмеется вашему безумству и совету. А о нихже есте к нам писасте, мы же, сиа приемше, оплевахом. Кая бо полза человеку возлюбити тму паче света и преложити лжу на истину и честь на безчестие, и свободу на горкую работу? Какоже вечную оставити нам святую истинную свою православную христьанскую веру греческаго закона и покоритися новым еретическим законом отпадшимъ християнския веры, иже проклятии быша от четырех вселенских патриархъ? Или кое приобретение и почесть, иже оставити нам своего православнаго государя царя и покоритися ложному, врагу, вору и вам, латине, иноверным, и быти нам, яко жидом или и горши сих? Они бо, жидове, не познавше, Господа своего распяша, нам же, знающим своего православнаго государя, под ихже царскою християнскою властию от прародителей наших родихомся в винограде истиннаго пастыря Христа, како оставити нам повелеваете христианского царя? И ложною ласкою, и тщетною лестию, и суетным богатством прельстити нас хощете. Но ни всего мира не хощем богатства противу своего крестного целования».

И тако с теми грамотами отпустивъше в табары.

О ПОСТАВЛЕНИИ ОКОЛО ГРАДА СТЕНОБИТНЫХ ХИТРОСТЕЙ

Того же месяца въ 30 день богоборъцы, Сапега и Лисовской, приимше отписку и видевше к ним непокорение градских людей, и исполнишася ярости и повелеша всему своему литовскому и рускому воиньству приступати ко граду со всех стран и брань творити. Градстии же людие биющеся с ними крепко, Сапега же и Лисовской повелеша туры прикатити и наряд поставити.[417] И той нощи туры многие прикатили и наряд поставили. Первые за прудом на Волкуше горе, другие за прудом же подле Московской дороге; третьие за прудом же на Терентеевской рощи; четвертые на Крутой горе противъ мелниць, пятые туры поставили на Красной горе против Водяные башни; шестые поставили на Красной же горе против погребов и Пивново двора и келаревых келей; седмые по Красной же горе против келарские и казенных полатъ; осмые из рощи на Красной же горе против Плотнишные башни; девятые туры поставили на Красной же горе подле Глиняново врага, противъ башни Конюшенных воротъ.[418] И подле туров ископаша ровъ великъ, из рощи от Келарева пруда и до Глиняново врага, и валъ высок насыпали, и по-за тому валу конные и пешие люди ходяще.

О НАЧАЛЕ СТРЕЛБЫ ПО ГРАДУ

Месяца октября въ 3 день начаша бити из-за всех туровъ, и биюще по граду шесть недель беспрестанно изо всего наряду и из верховых, и разженными железными ядры. Обители же Пресвятыя и Живоначалныя Троица покровена бысть десницею вышняго Бога, и нигде же не зажгоша. Ядра бо огненые падаху на празные места, в пруды и въ ямы мотылныа, а разженые железныя ядра из древяных храмин безпакостно изимающе. А иже увязнувших в стенах не узрят, тии сами устываху. Но воистинну убо дело се промыслъ бысть самого превечнаго Бога Вседеръжителя, яже творит преславная имиже весть неизреченными своими судбами. Сущии же на стенахъ града людие, не могуще стояти, сохраняхуся за стены: изо рвов бо и изъ ямъ меж зубцов прицелены быша пищали. И тако людие стояще неотступно, ждуще приступу, и о сем едином и крепляхуся. А иже в башнях у наряду, и тем велика беда бысть и муки от стреляния. Стенам бо градным трясущимся, и камению разсыпающуся, и вси зле страждуще. Но дивно о сем строение Божие бе: во время бо стреляния зряще вси плинфы разсыпающеся и стрелницы и стены сътрясаемы, по единому бо мишеню от утра даже до вечера стреляние бываше, паки же стены нерушимы пребываху. Споведающе же часто о сем врази, яко «зрим всегда в стрелянии огнь исходящь от стенъ и дивимся о сем, что не от камени, но от глины искры сыплются».

И бысть во граде тогда теснота велиа, и скорбь, и беды, и напасти. И всемъ тогда сущим во осаде кровию сердца кипяху, но от полезнаго дела, еже наченше, не престаху. Смерти же ожидаху, но на Господа Бога упование возлагаху и всяко ко врагом сопротивляхуся. Еще же блядяху богоборцы лютори и песьими своими языки богохулная и никоея же надежи на Господа Бога имети глаголюще. «И не возможете, — глаголюще, — избежати от рук наших никакоже». Такоже поругающеся имени великого чюдотворца Сергиа и ина многаа богохулная блядяху.

О МОЛИТВЕ АРХИМАРИТА И ВСЕХ СУЩИХ ВО ОСАДЕ

Боголюбивый же пастырь, архимарит Иасафъ, и весь освященный соборъ, и все православное христианьство стояще въ церкви Пресвятыя Живоначалныя Троица, со слезами восклицающе сице: «Господи Боже нашь, безсмертный и безначалный, Содетелю всея твари видимыя и невидимыя, иже нас ради неблагодарных и злонравных сшед с небесъ и воплотився от Девица Пречистыя и кровь за ны пролиа, призри убо ныне, Владыко Царю, от святаго жилища твоего и приклони ухо твое и услыши глаголы наша, конечне погибающих. Согрешихом бо, Господи, согрешихом всячески студными делы и несмы достойни возрети на высоту славы твоея. Разгневахом твоя щедроты, не послушающе твоих повелений, и яко неистови еже на нас милости твоея отвратихомся и на злодеяние и беззаконие обратихомся, имиже далече от тебе отступихом. Вся сиа, яже наведе на ны и на обитель твою праведным и истиным судом, сотворил еси грех ради наших; и несть намъ отверсти устъ что глаголати; но убо, о всепетый и всеблагословенный Господи, не предаждь нас до конца врагомъ нашим, и не разори достояниа твоего, и не отстави милость твою от нас, но ослаби нам во время се. Самъ, Владыко, реклъ еси: „Не приидох праведных спасти, но грешники призвати на покаяние”[419] во еже обратитися и живымъ быти. Господи Исусе Христе, Царю Небесный, ослаби нам и не остави ныне Пресвятыя и Пречистыя ради Богоматере твоея и молитвъ ради святых праведных отецъ наших, теплых заступниковъ Сергия и Никона чюдотворцовъ, прежде благоугодивших твоему владычеству во святей обители сей».

Такоже и Пренепорочней Богородици от среды сердца стонаниемъ и рыданиемъ по вся дни и нощи моляхуся сице: «Ты убо, о Всенепорочная Владычице Богородице, человеколюбива естеством сущи, не остави святую обитель сию, иже обещася явлением своимъ святым преподобному отцу нашему чюдотворцу Сергию; и ныне, во время се, да увемы, Владычице, истинное твое неложное слово, яже обещася, но яко Мати Христа Бога и заступнице християнскому роду, сохрани и помилуй нас по велицей милости твоей, яко да возвеличится имя великолепиа твоего во вся веки, аминь!»

Архимарит же Иасафъ повеле всемъ священником наставляти детей своих духовных на покаяние и чистоту имети и вся благия детели. И тако вси люде исповедающеся Господеви и мнози Пречистых Христовых Тайнъ причащающеся. Литовские же люди и руские изменники промышляюще о градоемъстве по вся дни и нощи.

О РВЕ И ПОДКОПЕ

Того же месяца октября въ 6 день поведоша ровъ ис подгорья от мелницы возле надолоб на гору х Красным воротам[420] и к надолобам, слоняюще доски, и к нимъ сыпаху землю. И доведоша ровъ на гору против Круглые башни.

Того же месяца въ 12 день ис того же рва повели подкопы под Круглую науголную башню противъ Подолного монастыря.

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ И О ПИРШЕСТВЕ И О ИГРАХ

Того же месяца въ 13 день Сопега сотвори пиръ великъ на все войско свое и на крестопреступников, руских изменников. И чрез весь день бесящеся, играюще и стреляюще, к вечеру же начаша скакати на бахматех своих многиа люди и з знамяны по всемъ полям по Клемянтиевъским и по монастырским около всего монастыря. По семъ Сапега из своих табар вышел с великими полки вооруженными и сталъ своим полкомъ у туровъ за земляным валомъ противъ погреба и Келарские и Плотнишные башни и до Благовещенского врага,[421] а Лисовъского Александра полцы — по Терентеевской рощи и до Сазанова врага и по Переславской и по Углецкой дороге и за Воловию двору до Мишутина врага.[422] Из наряду же из-за всех туров, изо многих пушек и пищалей по граду бьюще беспрестани.

О ПРИХОДЕ ПЕШИХ ЛЮДЕЙ КО ГРАДУ

В нощи же той на первом часу множество пеших людей, литовских и руских изменников, устремишася к монастырю со всех стран с лествицы и с щитами и с тарасы рублеными на колесех[423] и заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду. Граждане же бияхуся с ними с стен градных, такоже изо многих пушек и пищалей, и, елико можаху, много побиша литвы и руских изменниковъ. И тако милостию Пребезначалныя Троица и молитвъ ради великих чюдотворцов не даша имъ тогда близ града приступити и никоторой пакости граду учинити. Они же, пьяньством своим изгубивше своих много, отоидоша от града. Тарасы же, и щиты, и лествицы пометаша. На утриа же, из града вышедше, вся тая во град внесоша и, тем брашна строяще, огню предаша.

Литва же и руские изменници, паки тем же образом приходяще, стужаху гражданом, ратующе град за седмь дний без опочивания. Овогда же ко граду подъежжающе с великими грозами и прещениемъ, иногда же с лестию просяще града, и показующе множество вои, да убоятся граждане. И елико убо врази стужающе имъ, тогда сущии во граде паче укрепляхуся на них. И тако окаяннии лютори и рустии изменницы всуе трудишася и ничто же успеша, но паче своихъ многих погубиша.

Архимарит же Иасафъ со всем освященнымъ собором в те дни бяше во святей велицей церкви, со слезами моляста Бога и Пречистую его Богоматерь и призывающе в помощь великих чюдотворцов Сергиа и Никона о помощи и о укреплении на враги, со слезами глаголюще: «Господи Боже, помози нам, конечне погибающим, и не отрини людий твоих до конца, и не дай же достояниа твоего в поношение злым еретикомъ, да не рекутъ: „Где есть надежа их, нань же уповают?”, но да познают, яко ты еси Богъ нашь, Господь Исус Христос, в славу Богу Отцу, аминь».

И вземше честныа кресты и чюдотворную икону Богоматере съ Превечным Младенцемъ и прочих святых иконы, обходяще по стенах всего града, молящеся со слезами.

О ПРИХОДЕ ЛИТВЫ НА ОГОРОД КАПУСТНОЙ

Того же месяца въ 19 день приидоша литовские люди на огород капусты имати. Из града же увидевши, яко немного людей литовских, и не по воеводскому велению, но своимъ изволениемъ, спустившеся съ стен градных по ужищем, и литовъских людей побили, а иных переранили. И в то же время в литовские полки утече служень детина Оски Селевина.

О ВЫЛАСКЕ

Воеводы же, князь Григорей да Алексей, устроиша из монастыря на литовских людей выласку конными и пешими людми. Одинъ полкъ поиде на огород Капустной по плотине горняго пруда къ Служне слободе, другой полк — за токарню на Княже поле и за Конюшенной двор. Пешие же люди поидоша с конными на Красную гору за враг к туром. В то же время троецкой служка Оска Селевинъ, забывъ Господа Бога, утече в литовской полкъ. Литва же и изменники руские, видевше троецкое воиньство изшедших из града, и абие устремишася сурово. И от обою страну мнози пивше смертную чашу. У туров же у литовского наряду побили и поранили стрелцовъ, и казаков, и даточных людей немало,[424] и голову у них, троецкого слугу Василия Брехова, ранили, и еще жива в монастырь внесоша и с прочими битыми и ранеными. Архимарит же Иасаф живых пострищи повеле и причастити Святых Тайнъ, Тела и Крове Христа Бога нашего. И тако со исповеданиемъ предаша душа своя в руце Господеви. И, освященным собором отпевше надгробная, погребоша их честно.

О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ И О ПРИСТУПЕ, И О ЗАПАЛЕНИИ ПИВНОГО ДВОРА

В день неделный по утренем пении пономарь Илинархъ седе почити и в забытии сна бысть. И абие видит в келию его вшедша великого чюдотворца Сергиа и рекша ему: «Скажи, брате, воеводам и ратнымъ людемъ: се къ Пивному двору приступъ будет зело тяжекъ, они же бы не ослабевали, но с надежею дерзали». И виде святаго ходяща по граду и по службам, кропяща святою водою монастырская строениа.

По извещении же чюдотворца, с недели на понеделникъ в третьем часу нощи, никому же чающу, возгремеша изо множества наряду, и многочисленое воиньство литвы со гласом многим устремишася к стенам градским со всех стран. Против же Пивного двора, вземше множество бремен дров, хврастия, соломы, смолу з бересты и з зелием, и зажегше острог у Пивного двора. И от того огня объявишася вси полцы. С стен же града и с Пивново двора из-за тарасов, ис пушек и ис пищалей много побиша литвы, и огни их угасиша, и острогу подсечи не даша. Такоже и по иным стенамъ града и з башен, козы со огнем спущающе,[425] и литовских людей многих побиша, понеже приидоша близ града.

О ПОБЕГЕ ЛИТВЫ ИЗО РВОВ ИХ

Дни же наставшу память святаго великомученика Димитриа Селуньскаго, на первом часу дни архимарит Иасафъ со всем освященным собором и иноцы и весь народ, вземше честныя кресты и чюдотворныя иконы, обходяще по стенам града, творяще литию и моление возсылающе ко Всемогущему в Троицы славимому Богу и Пречистей Богоматери. Видевше же литовъские люди во рвех по стенам града ходящих множество людей, и нападе на них страх велик, и убояшася и побегоша изо рвов и из ямъ в табары своя.

О ВЫЛАСКЕ И О ПОИМАНИИ ПАНА БРУШЕВЪСКАГО

Воеводы, князь Григорей и Алексей, со всем христолюбивым воинством, певше молебенъ соборне, учиниша выласку на Княже поле в Мишутинской враг на заставы рохмистра Брушевского и на Суму с товарыщи. И Божиею помощию заставу побили и рохмистра Брушевского Ивана взяли, а рохмистра Герасима на Княжом поле и роту его побили, а Сумину роту топтали до Благовещенского врага. Врази же, видевше своих падение, и вскоре приидоша многими полки конные и пешие. Градстии же людие, мало-помалу отходяще, внидоша вси во град здравы и ничим же вреждены. Архимарит же со освященным собором, певше молебны съ звоном, благодарственныя хвалы воздающе Всемогущему Богу. Брушевъской же панъ в роспросе и с пытки сказал, что подлинно ведутъ подкопы под городовую стену и под башни. А под которое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает. «А хвалятся де наши гетманы, что взяти замок Сергиев монастырь и огнем выжечи, а церкви Божиа до основания разорити, а мнихов всякими различными муками мучити, а людей всех побити. А не взявъ монастыря, прочь не отхаживати. Аще и год стояти, или два, или три, а монастырь взяти и в запустение положити».

Богоборцы же тогда разъяришася велми и начаша гражданом стужати зле и залегоша по ямам и по плотинам прудовым, не дающе градским людем воды почерпсти, ни скота поити. И бе во граде теснота и скорбь велиа, и мятеж бе великъ осаднымъ людемъ.

О СЛУХЕХЪ

Воеводы же, советовавше с архимаритом Иасафом и з братиею и со всеми воинскими людми, повелеша во граде и под башнями и в киотех стенных копати землю и делати частые слухи[426] троецкому слуге Власу Карсакову: той бо тому делу зело искусенъ. И за се дело ятся. В вне града от Служни слободы повелеша глубочайший ров копати. Литва же, видевше ровъ копающих, в начале перваго часа дни абие прискочивше ко рву множество людей пеших вооружены зело и начаша побивати православных християн люте. Из града же прицелены быша к тому месту пушки и затинные многие и побиша литвы много. К сему же и из града поспешиша многие воинские люди и множество их побили и многих живых взяли и во град введоша. Литва же, не возлюбивше от града частых поминковъ, тыл показавше, вспять возвратишася.

О ИСТЯЗАНИИ ЯЗЫКЪ И О ЧИСЛЕ ВОИНИСТВА ЛИТОВСКАГО И ИЗМЕННИЧЬЯ

Воеводы же новопоиманых языков повелеша пытати и истязати распросы и пытками о думе их и о числе воинства их. Они же сказаша, что подлинно гетманы их надеются град взяти подкопы и тяжкими приступы. А подкопы уже повели под башни и под городовую стену октября во 12 день. А которое место ведут, того не ведают. А пановъ радных: князь Констянтинъ Вишневецкой, да четыре брата Тишкевичи, панъ Талипской, панъ Велемоской, панъ Козоновской, панъ Костовской и иных 20 панов; а рохмистровъ: Сума, Будило, Стрела и иных 30 рохмистровъ; а воинских людей: с Сопегою полские и литовские люди, желныри, подолские люди, гусары руские, прузкие, жемоцкие, мозовецкие, а с Лисовским дворяне и дети боярские многих розных городов, тотарове многие, и черкасы запорозские, казаки донские, волоские, северъские, астороханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским до 30 000,[427] кроме черни и полоняниковъ.

О ПОБИЕНИИ ГРАДСКИХ ЛЮДЕЙ И О УЖАСТИ ВЕЛИЦЕЙ ВО ГРАДЕ

Месяца ноября въ 1 день, на память святых безсребреник Козмы и Дамиана, во втором часу дни из града устроиша выласку конными и пешими людми на литовских людей. Богу попустившу грех ради наших, и сего ради охрабришася на нас врази и многих градских людей побили и поранили, подщавшихся положити главы своя за святую православную веру и за обитель преподобнаго отца нашего чюдотворца Сергия. И на том бою убили слугу нарочита Копоса Лодыгина ис пушки, и соверши его Богъ во иноческом чину преставитися. Тогда же на выласке грех ради наших побили и поранили троецких всяких людей 190 человекъ, да въ языки взяли на подкопном рве старца священника Левкию, да трех служних людей, да московского стрелца, да дву клемянтеевскихъ крестьянских детей.

Архимарит же раненых постричи повеле, и причастившеся Тела и Крове Христа Бога нашего, и преставишася в вечныя обители. И погребоша их честно, соборне отпевше над ними надгробныя песни. А живых раненых лечити повеле и покоити монастырскою казною. Еретическое же исчадие и изменницы руские горше перваго ратоваху град. Тогда же бысть во граде всемъ православным христианом скорбь велика, и плачь велик, и ужасть ради подкопов, понеже слух во ушеса всех людей разыдеся, что ведут литовские люди подкопы, а о том достигнути не могут, под которую стену или башню ведутъ. И тако вси смерть свою коиждо пред очима видяще, и вси притичюще къ церкви Живоначалныя Троица и к целбоносным мощем теплых заступниковъ наших, великих чюдотворецъ Сергиа и Никона, и вси на покаяние к Богу обратишася, исповедающеся Господеви и отцемъ своим духовным. Ови же и причастишася Тела и Крови Господня, къ смерти готовящеся.

О УТЕШЕНИИ ИНОКЪ

Добродетелнии же суще иноцы, обходяще по всему граду, молящеся христолюбивое воинство и всех людей, глаголюще: «Господие и братие, прииде час прославити Бога и Пречистую его Матерь, и святых великых чюдотворцовъ Сергия и Никона, и нашу православную христианскую веру! Мужайтеся и крепитеся и не ослабляйте в трудех, ни отпадайте надежею, яко да и нас помилуетъ и прославит Всещедрый Господь Бог! Не унывайте убо в скорбехъ и бедах, нашедших на ны! Но упование возложим на Бога и на молитвы великих наших заступников Сергиа и Никона, и узрим славу Божию! Той бо может избавити нас от рукъ всех врагов наших. Аще ли, братие, кто и постражет ныне во время се, той мученикъ будет Господеви своему, понеже пострада за превеликое его имя!» И тако укрепляюще всех православных христианъ, сущих на стенах града. И сего ради вси паче охрабришася, биющеся крепце со враги своими.

Воеводы же повелеша стрелцом и всяким охочим людем исходити из града нощию тайно ради языковъ по ямом и во рвех, что они ископали близ града. И милостию Божиею языков много емлюще и водяще во град. Подкопнаго же места никакоже возмогоша у них доведатися: вси глаголюще, что есть подкопъ, а под которое место ведут, того не ведают.

О ПРИСТУПЕ

Того же месяца въ 2 день въ 3-м часу нощи в литовских полцех бысть шум велик и заиграша во вся игры, поидоша на приступъ ко граду, яко и преже. Градские же людие бьяхуся с ними крепко, не дающе имъ ко граду приступити.

О ЯВЛЕНИИ СЕРЬГИА ЧЮДОТВОРЦА АРХИМАРИТУ ИАСАФУ

В то же время въ церкви Пресвятыя Троица архимариту Иасафу воздремавшу, и се внезапу видит святаго и блаженнаго отца нашего Сергия, великаго чюдотворца, стояща против чюдотворного образа Святыя Живоначалныя Троица и руце свои горе воздевша и молящася со слезами Святей Троицы. И обращся святый ко архимариту и глагола ему сице: «Брате, въстани, се время пению и молитве час, „бдите и молитеся, да не внидете в напасть".[428] Господь Всесилный многих своих ради щедрот помилова вас и прочее время подастъ вамъ, да в покаянии поживете». Архимарит же Иасафъ о семъ явлении, одержим страхом многим, исповеда всей братии.

Гордостию же надмени, литовские люди тяжко и беспрестанно ратующе град Троецкой, прокативше туры и тарасы многие ко граду. Из града же удариша изо многих пушекъ и пищалей по щитом и тарасом ихъ, которые быша близ града, и много литовских людей побили. Дню же наставшу, из града вышедше конные и пешие люди и от града литовских людей отогнаша. Они же побегоша, гонимы гневом Божиим. Градстии же людие приступныя козни их вся огню предаша, а иныя во град внесоша.

В четвертый же день того же месяца в нощи паки литва своим делом промышляюще, но издалеча, а ко рву и къ стенам близко приходити не смеюще. Из града же вышедше пешие люди к литовъским людем к Нагорнему пруду за надолобы близко подкопново рву. Литва же и руские изменницы восташа изо рвовъ и изъ ямъ, яко демоны, нападоша на градских людей и сотвориша бой велик. На бою же том убили троецкого слугу Бориса Рогачева и многих слугъ, и стрелцов, и казаков поранили; тогда же емше казака Дедиловского ранена. Онъ же в роспросе и с пытки сказал, что подлинно подкопы поспевают, а на Михайлов день хотят подставливати под стены и под башни зелие.

Воеводы же водяще его по городовой стене, он же все подлинно указал места, под которую башню и под городовую стену подкопы ведут. И изнемогаше от многих ранъ и начат умирати. И вопияше великим гласомъ со слезами и рыданиемъ: «Сотворите мне, винному и бедному человеку, великую милость, дайте мне, Бога ради, отца духовнаго, сподобите мя быти причастника Святым Христовым Тайнам!» Архимарит же Иасафъ повеле его, поновив, причастити Святых Христовыхъ Тайнъ.

Воеводы же во граде против подкопов от Подолныя стены до Святых ворот велели острог поставити и тарасы насыпати и наряд устроити.

О ИВАНЕ РЯЗАНЦЕ

Тоя же нощи прииде в Троецкой монастырь выходецъ из Лисовских табаръ казакъ Иван Рязанец станицы атамана Пантелеймона Матерово, а сказал, что подкопы подлинно поспели под нижнюю под Круглую башню.

Да тот же казакъ Иванъ Рязанецъ сказал сицеву повесть: «Деялося де в прошлую нощь с суботы на неделю: было явление атаманомъ и казаком, а сказывал атаман нашъ Пантелеймон Матерой, такоже и от нас мнози видели своима очима, и иных станицъ атаманы и казаки многие то же видение видели и глаголы старца слышели жестоки з запрещением. Видеша бо около града по поясу ходящих дву старцов — брады седы, светозарны образом, яко быти имъ по образу и по подобию великимъ чудотворцом Сергию и Никону. Един же в руце имеяше кадилницу злату, а над кадилницею Животворящий Крестъ и кадяще обитель свою и огражаше Честнымъ и Животворящим Крестомъ стены града. Другий же имеяше в руце своей правой кисть, яко кропило, въ другой же руце чашу. И, кропя святою водою стены и прочая вся во обители и поюще своими усты велегласно тропарь „Спаси Господи, люди своя", кондак „Вознесыйся на крестъ”, — оба до конца. И обращся к нашим полком преподобный, — от лица же его неизреченный свет сияше, яко огнь паля, — и глаголаше ярым гласомъ и жестоко претя: „О злодею законопреступницы! Почто стекостеся разорити дом Пресвятыя Троица, и в ней Божиа церкви осквернити, и иночествующих и всех православных христианъ погубити? Не дастъ вам жезла на жребий свой Господь!” Нашим же окаянным казаком и литовским людем по них стреляющим из луковъ и из самопалов, стрелы же и пулки наши от них отскачюще, к нам возвращахуся и многих уязвляху; и многие люди ранены от тех пулекъ в наших полцех помроша на извещение и на болшее чюдо прославляющу Богу угодников своих». И тоя же нощи во сне явися преподобный чюдотворец Сергий атаманом и многим казаком.

Тем же образом явися и гетману и радным паном, и рохмистромъ, претя жестоко и глаголя сице: «Молбу на вас, злодеевъ, сотворю Вышнему Царю, и во веки осуждени будете мучитися в геонских муках». И быша, яко молниа и громи страшни, и от востока истече река велика, а от запада и полудне два езера велики, и снидошася вси трие во едино; и взыде вода, яко гора велика, и потопи все полки литовския и всех безвестно сотвори. На утрия же сшедшеся Сопега и Лисовъской и со всеми рускими изменники вкупе и сказывающим имъ сны своя друг другу и глаголюще: «Что се хощет быти? Воды многи потопиша полки наша!» Тогда же предстоя пред ними донской атаман Стефан Епифанец станицы Смаги Чертенского, имея под собою войска пятсотъ казаков, и глагола имъ: «Великиа гетманы, аз скажу вамъ: сны сия не на добро бывают. Се убо знамение являет преподобный Сергий чюдотворецъ: яко не водам повелеваетъ потопити, но множество православных христианъ вооружитъ на нас. И велико падение нашим людемъ будет». Литовские же люди великою кручиною объяти бывъше, сиа слышавше, и совещаша его с казаки побити, глаголюще, яко «сей возмущает полки наша и ужасаетъ люди воиньскиа». Стефан же и казаки, уведевше сиа, и собравшеся вси пятьсотъ человекъ и тоя же нощи побегоша, обещавшеся ко Святей Живоначалней Троице и Пречистой Матери Божии и великим чюдотворцом Сергию и Никону потомъ таковаго зла не творити, ни царствующему граду, но с православными христианы стояти за один на иноверныя; и призывающе в помощъ великих чюдотворцов. Полцы же литовъскиа догнаша их в Троецкой волости в Вохне на реке на Клязме. Они же помиловани быша от Бога молитвъ ради преподобных отецъ Сергия и Никона, отоидоша от литовских людей ничим же невреждены. Такоже и Оку реку превезошася ниже Коломны и приидоша на Донъ к своему атаману вси здравы.

О сем же знамении и о Стефане Епифанце атамане принесоша ми писаниице оставшиися иноцы во обители чюдотворца, ово же словом поведающе ми о семъ. Аз же и сиа повелех зде вписати, аще истинна есть и сия, яко да не обрящуся от Бога раб нерадив и презоривъ о чюдесех преподобных отецъ. Сия же до зде.

Воеводы же советовавше со архимаритом Иасафом и з старцы и со всеми воиньскими людми, чтобы очистити испод городовыя стены в ров потайные ворота для скорые выласки. Каменосечцы же, сыскавше старой вылаз подле Сушилныя башни,[429] и очистили и трои двери приделаша к ним железные.

О СТРЕЛБАХ ПО ГРАДУ НОЯБРЯ В 8 ДЕНЬ

Того же месяца въ 8 день на праздникъ собора святаго архистратига Михаила. День той пребысть плача и сетованиа, яко уже преиде 30 дней и 30 нощей и беспрестанно со всех стран из-за всех туров изо штидесят трех пищалей биюще по граду и из верховых.[430]

В той же день иде въ церковь Святыя Троица клирикъ Корнилей, и внезапу прилете ядро пушечное и оторва ему правую ногу по колено, и внесоша его в паперть. И по Божественей литоргии причастися Животворящих Тайнъ Христовыхъ и глаголаше архимариту: «Се, отче, Господь Богъ архистратигом своимъ Михаилом отомстит кровь православныхъ християн». И сия рекъ старецъ Корнилей, преставися. Да того же дни убило ис пушки старицу, оторвало руку правую и с плечем.

Воеводы же и вси осадные люди во граде, избравше старцовъ добрых и воиских людей, которым ити на выласку и на подкопъные рвы, и разрядивше войско и учредиша по чину. В Михайлов же день святого архистратига поющим вечерню, и вси сущии во обители людие с воплем и рыданием и в перси биеньми просяще милости у Всещедраго Бога, и руце воздвижуще горе и на небо взирающе и вопиюще: «Господи, спаси ны, погибающихъ, скоро предвари и избави нас от погибели сея имени твоего ради святаго. И не предай же достояниа твоего в руце скверным симъ кровопийцам».

Врази же Святыя Троица деломъ своимъ коварствено промышляюще о градоемъстве и беспрестанно стреляюще изо многих пушек и пищалей. Во время же псалмопениа внезапу ядро удари в болшой колоколъ, и сплы во олтарное окно Святыа Троица, и проби в деисусе у образа архистратига Михаила[431] дску подле праваго крыла; и ударися то ядро по столпу сколзь и сплы въ стену, отшибеся в насвещник пред образом Святыя Живоначалныя Троица и наязви свещник, и отразися в левой крылос и развалися. В той же часъ иное ядро прорази железныя двери с полуденныя страны у церкви Живоначалныя Троица и проби дску местнаго образа[432] великого чюдотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконою же ядро не объявися.

Тогда убо в церкви Святыя Троица нападе страх великъ на вся предстоящая люди, и вси колеблющеся. И полианъ бысть мостъ церковной слезами, и пению медлящу от множества плача. И воздеюще руце свои горе къ Пребезначалней Троице и ко Пречистей Богородици и великим чюдотворцом Сергию и Никону и молящеся о помощи и заступлении от враговъ.

Во время же стихеръ пениа архимарит Иасафъ в велицей печали сетуя и сведен бысть в забытие мало, и се видит великого архистратига Михаила; лице же его, яко светь, сиаше, и в руку своею имеяше скипетръ и глаголаше к сопротивным: «О врази лютори! Се ваша, беззаконницы, дерзость и до моего образа доиде. Всесилный же Богъ воздастъ вам въскоре отмщение». И сия рекъ святый, невидим бысть. Архимарит же поведа се видение всей братии. И облекошася во священныя ризы и пеша молебны Всесилному Богу и архистратигу Михаилу.

На Терентеевской же рощи бе у них пищаль люта зело, зовома Трещера. Воеводы же повелеша стреляти на Терентеевскую гору по литовскому наряду из башни Водяных ворот. Удариша по болшой их пищали по Трещере и разбиша у нея зелейникъ. Такоже и от Святых ворот с Красныя башни удариша по той же пищали и разбиша у нея устие. И видеша с Троицкого града сущии людие, благодариша Бога, яко разруши злый той сосуд.

Архимариту же Иасафу келейное правило[433] правящу и взирающу на образ Пресвятыя Богородица и со слезами прося помощи и заступления, и воздрема. И видит в келию вшедша преподобнаго отца нашего Сергиа и глаголюща: «Въстани, не скорби, но в радости молитвы приноси, предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодева Мариа со аггелскими лики и со всеми святыми». Паки же и иныя старцы поведали различная знамения — священноинок Генадей, и священноинокъ Гурей, и священноинокъ Кипреян, и иныя мнози черноризцы и миряне, яко видеша святаго Сергиа чюдотворца, ходяща по монастырю и будяща братию и глаголюща сице: «Идете, иноцы, немедлено во святую церковь и обрящете благодать». И потом видеша вшедша въ церковь Святыя Троица Серапиона, архиепископа новгородскаго, во святительстей одежди и во святемъ олтари пред образом Святыя Богородица ставша. И обратився к нему святый чюдотворец Сергий, рече: «Отче Серапионе, почто умедлилъ еси принести моление ко Всесилному Богу и Пречистей Богородицы?» Святый же архиепископъ Серапионъ, воздевъ свои руце, и возопи: «О Всепетая Мати, рождшиа всех святых святейшее Слово! Нынешнее приношение приемши, от всякия напасти избави всех и грядущая изми муки, вопиющая: аллилуйа!» И абие начаша благовестити к заутреннему пению. Старцы же, сиа видевше, исповедаша архимариту и воеводам.

Сиа же старцы вси отидоша къ Богу еще во осаде тогда бывшии. Принесе же ми о сем писание диакон Маркел ризничей.[434] Аз же, исправив сие, повелех написати.

О ВЫЛАСКЕ И ОБРЕТЕНИИ ПОДКОПОВ И О ЗАРУШЕНИ ИХ

Воеводы, князь Григорей Борисович и Алексей, урядивше полки вылазных людей, приидоша в церковь Святыа Живоначалныя Троица, знаменавшеся к чюдотворным образомъ и къ целбоносным мощемъ преподобнаго отца нашего Сергиа чюдотворца. И пришедше ко вратом потайным, повелеша выходити по малу и во рву укрыватися. В то же время с Пивного двора[435] вышли головы в воеводское место туляне Иванъ Есипов, Сила Марин, Юрьи Редриковъ переславецъ с своими сотнями и з даточными людми на Луковой огород и по плотине Красного пруда. Также и ис Конюшенных ворот вошли со многими знамены головы дворяне: Иванъ Ходыревъ олексинецъ, Иванъ Болоховской володимерецъ, переславцы Борис Зубовъ, Офонасей Редриков и иные сотники с сотнями, с ними же и старцы троецкие во всех полках.

И егда начаша из града выходити за три часа до света, и абие наидоша облацы темныя, и омрачися небо нелепо, и бысть тма, яко ни человека видети. Таково Господь Богъ тогда и время устрои своими неизреченными судбами.

Людие же вышедше из града и ополчишася. И абие буря велика воста и прогна мрак и темныя облаки, и очисти воздух, и бысть светло. И егда удариша в осадные колокола потрижды, тако бо повелено имъ весть подати, Иван же Ходырев с товарыщы, призвавше на помощь Святую Троицу и крикнувше многими гласы, нарекше ясакъ Сергиево имя, и вкупе нападоша на литовских людей нагло и мужественно. Они же, услышавше ясакъ той, и абие возмятошася и, гневом Божиимъ гонимы, побегоша.

В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков с товарыщы и со всеми людмиприиде противъ подкоповъ на литовских людей, возвавше той же ясакъ, збивше литву и казаковъ под гору на Нижней монастырь и за мелницу.[436] А Иван Есипов с товарыщы своимъ полком бьющеся с литвою по Московъской дороге по плотине Красного пруда до Волкуши горы. Старцы же Сергиева монастыря ходяще в полкахъ, бьющеся с литвою, и укрепляюще люди не ослабляти в делех. И тако вси охрабришася и бьяхуся крепко, глаголюще друг другу: «Умрем, братие, за веру христианскую!»

И благодатию Божиею тогда обретоша устие подкопа. Въскочьше же тогда во глубину подкопа ради творимаго промысла крестьяне клемянтиевские Никон, зовомый Шилов, да Слота; и егда же зажгоша в подкопе зелие с калы и смолу, заткавше устие подкопа, и взорва подкопъ. Слота же и Никон ту же в подкопе згореша.

Градстии же людие приступающе крепко к Волкуше горе к наряду литовскому; они же стреляюще из-за туровъ. Тогда же ранили голову Ивана Есипова и троецких людей прогнали до Нижняго монастыря. Голова же Иванъ Внуковъ, обратився съ своими людми от Нижнево монастыря по плотине и по пруду, и прогна литву и казаков на Терентеевскую рощу и до Волкуши горы, побивающе ихъ нещадно. Троецкой же слуга Данило Селевинъ поносим бываше отъезда ради брата его Оски Селевина, и не хотяше изменничья имени на себе носити и рече пред всеми людми: «Хощу за измену брата своего живот на смерть пременити!» И с сотнею своею прииде пешь к чюдотворцову Сергиеву кладязю[437] на изменника атамана Чику с казаки его. Данило же силенъ бяше и гораздъ саблею и посекая многих литовъских людей, к сему же и трех вооруженых на конех уби. Литвин же удари Данила копиемъ в груди, Данило же устремися на литвина того и уби его мечем, сам же от раны тоя начатъ изнемогати крепце. И вземше его, отведоша в монастырь, и преставися во иноческом образе.

Головы же Иванъ Ходыревъ, Борис Зубовъ со своими сотнями прогнаша литву и казаковъ за мелницу на лугъ. А Иван Внуков остася на Нижнем монастыре. Атаман же Чика уби Ивана Внукова из самопала. И отнесоша его в монастырь. И бысть троецким людем скорбь велиа о убитых дворянех и слугах, понеже быша мужествени и ратному делу искусни.

Троецкое же воиньство паки исправяся убили дву полковников, дворян королевских, Юрья Мозовецкого да Стефана Угорскаго, да четырех рохмистровъ желнырьских и иных панов, и всяких людей многих побили и поранили. А живых поиманых языков во град введоша.

О ВЗЯТИИ ЛИТОВСКОГО НАРЯДУ

Того же дни градстии людие, овии убо от многаго труда во град внидоша, овым же еще дерущимся с литвою и с рускими изменники, некоим же боголюбивым иноком вложи Богъ благую мысль, и приидоша на Пивной дворъ к чашнику старцу Нифонъту Змиеву глаголюще: «Отче Нифонте! Врази наши одолевают намъ, но Святая Троица дарова нам бедным велику помощь над враги: подкопы их отняли и зарушили; и к тебе сего ради приидохом: даждь намъ о сем советъ, чтобы еще отняти у литовских людей на Красной горе туры и своему воиньству помощь и отраду сотворити». Старец же Нифонтъ, и с прочими старцы посоветовав, и вземше с собою двесте человек ратных и старцовъ тридесят и поидоша с Пивново двора на выласку; и прешедше прудовую ручевину, и взыдоша на Красную гору к туром и к наряду литовскому.

Весть же в манастыре учинися, яко троецкое воиньство на литовской наряд поидоша. Осадные же люди скоро пришедше ко вратом градным х Конюшеннымъ и нужею воеводу Алексея Голохвастова и приставов вратных премогоша и градная врата сами отвориша и устремишася спешно к туром, взыдоша на Красную же гору. Литва же и руские изменники из-за туров своих стреляюще изо многих пушек и пищалей и из мелково оружиа, и збиша людей троецких под гору к Пивному двору. Множество же народа паки второе устремишася нуждею и взыдоша ис-подгория великою силою, приступающе к туром, к наряду литовскому. Богоборцы же начаша стреляти изо многих пушекъ с Волкуши горы поперегъ троецкого воиства и в тыл с Терентиевъские рощи и мног мятеж учиниша и ужасть в троецких людех. Они же видевше, яко устрашишася троецкое воиньство от стреляниа их, и абие полки их литовские и руские изменники вси, въскоре вышедше из-за туров своих, и градских людей всех под гору согнаша. С стен же градских стреляюще по них, возвратиша их вспять. Они же возвращьшеся и заиграша во вся игры, яко градьских людей прогнаша от наряду своего.

Градские же люди советовавше отоити во враги: в Благовещенской, да в Косой, да въ Глиняной враг, инем же троецким еще бьющемся с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И озревшеся и не видевше градских людей на горе, ни у Пивного двора единого человека, и ужасошася, мневше всех побитых от литовских людей, но токмо видяще у Святых ворот и на Нижнем монастыре перьвых людей вылазных дерущихся с литвою и с казаки.

Градские же люди утаившиися во врагех: в Благовещенском, и в Косом, и в Глиняном. От них же Иван Ходыревъ да троецкие слуги, Ананья Селевин с немногими людми, вседше на кони и устремившеся полем позади туров литовского наряду; и бе полчекъ их малъ зело, пред полчком же тем троецким, глаголют, видеша з города многие люди воина вооружена, лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся. И в той час въскочивъ с людми троецкими в первые туры, такоже и во вторые, и в третие, и в четвертые, и в пятые, и обьявителна видеша его Божиа посланника и помогающа православному христианству, дондеже и наряд взяша. И тако невидимъ бысть, даровав помощь и одоление на враги.

Троецкое же воиньство, конные и пешие, скрывшеися, вскоре изо враговъ вышедше, приступльше к первым туром к литовскому наряду. Литва же и казаки руские побегоша к другим туром. Градские же люди, побивающе их люте, такоже из других и ис третьихъ выгнаша; о четвертых же и о пятых турах наряду своего литва и казаки укрепишася и бияхуся крепко. И ту под Борисом Зубовым убиша коня. Литва же многие люди скочьше хотяху Бориса жива взяти. Троецкой же слуга Ананья Селевин мужествен и с прочими воиньскими людми устремишася на литовских людей, и прогнаша их за туры. Вскоре же подоспеша к ним многие люди, Иван Ходырев и с ним дети бояръские, и слуги, и все множество народа, и внидоша в четвертые и пятые туры к литовскому наряду. Слуга же Мерькурей Айгустов первее всех поспе к туром. Пушкарь же литвин уби Меркурья ис пищали. Тому же пушкарю отсекоша главу.

И тако помощию Живоначалныя Троица многих литовских людей побили и языков нарочитых панов живых взяли с литаврами и с трубками и со многими знамяны во град введоша. Да тут же взяли восмь пищалей полуторных и полковых и всякого оружиа литовского, затинных и изрядных сампопалов и рушницъ, копей же и кордовъ, палашей и сабель, пороху же бочки и ядеръ, и всяких запасов множество во град внесоша. Останцы же с турами и с тарасы и со оставшимся зелиемъ вся огню предаша. Людей же троецких убитых и раненых побраша и во град внесоша. Пламени же разливающуюся и поядающу зданиа еретикъ, гетман же Сапега, видевъ заимающася огнем твердейшая станища своя, побеже в табары своя, такоже и злый еретикъ лютор Лисовской.

Вся же сиа содеяся во един день в среду, месяца ноября въ 9 день, на память святых мученикъ Анисифора и Порфириа. За три убо часа до света начаша битися и до самого вечера кровь лияшеся. В той день подкопы зарушили и наряд литовской взяли. И благодатию Пресвятыя Троица бысть в Троецком Сергиеве монастыре радость и веселие всему православному христианьству о величии Божии, яже сотвори Богъ преславная в той день.

Боголюбивый же архимарит Иасаф с братиею повеле звонити даже и до полунощи. Сам же со освященным собором и со всею братьею в храме Трисоставнаго Божества молебны поюще, хвалу и благодарение возсылающе Богу, и Пречистей Богородицы, и великим чюдотворцом, Сергию и Никону, и всем святымъ, иже от века Богу угодившим.

Изочтоша же троецких всяких побитых людей того дни 174 человеки да раненых 66 человекъ. Архимарит же убьенных погребе честно соборне, а раненых постричи повеле. От них же первый Иван Внуковъ — во иноцех Иона, Иван Есиповъ — во иноцех Иосиф, Данило Дмитреевъ сынъ протопоповъ с Москвы от Покрова со рву — во иноцех Давыдъ, троецкие слуги Данило Селевин, Меркурей Айгустов — в иноцех Мефодей, и иные многие. И причастишася Святых Таинъ Христа Бога нашего, преставишася ко Господу.

Воеводы же и дворяне, и все воиньство Сергиева монастыря, изшедше за град соглядати трупиа мертвых литовских и руских изменников на Красной горе у наряду их во рву и въ ямах побитых, и у прудовъ у Клемянтеевъсково, и у Келарева, и у Конюшенново, и у Круглово пруда, и около церквей Нижнево монастыря, и около мелницы, и против Красных ворот у подкопных рвовъ, и сметивше литвы и изменников болши полуторых тысяч, да сказали полоняники и выходцы, раненых до 500. Воеводы же и все христолюбивое воиньство приговорили со архимаритом и з братьею послати к Москве къ государю съ еунчем сына бояръсково переславца Ждана Скоробогатово.

О ЗАВОДНЫХ ЛИТОВЪСКИХ ЛЮДЕХЪ

Гетман же Сапега и Лисовъской паки умыслиша совет лукав над троецким воиньством. В нощи заведоша множество ротъ конных и скрыша у рыбных садов и в Сазанове и в Мишутине враге, дабы имъ от града отъехати троецкое воиньство. И, приежжающе к надолобам, начаша манити людей из града. Людие же во граде, не ведуще безбожных лукаваго пронырства, и изшедше на выласку конные и пешие. Литва же лукавъствующе и на бегъство обратишася. Из града же людие за ними устремишася. Стражие же, увидевше с церкви заводных людей во врагах стоящих, начаша бити в осадной колоколъ. Тогда же возвратишася къ стенам градным. Видевше же лукавии, яко не улучиша желаемаго, и тако из лесов и изо враговъ, яко лютыя лвы ис пещер и из дубравъ, на православное христианство устремишася и притиснуша къ стенамъ градным. Градстии же людие тогда с стен многих литовских людей побили и живых взяли желныр четыри человеки. Не возлюбиша же окаяннии из града частых подарков и ктому же приложиша близ стен приходити, и изо рвовъ своих и из ямъ, ископанных ими, разыдошася в табары своя.

О ВЫЛАСКИ НА СТОРОЖИ ЛИТОВЪСКИЕ И РУСКИЕ

Во един же от дний тех, еще убо тогда во граде Троецкомъ Сергиеве монастыре множество воиньства храбрьствующих на враги и борющеся, дни осветающу неделному, бысть велика мгла в зимнее время. Воеводы же паки устроиша выласку на заставы литовские, в Благовещеньской враг и на Нагорнюю заставу къ Благовещенскому лесу,[438]а иных людей послаша к Нагорнему пруду за сады на заставы руских изменниковъ. Изшедше же конные люди и заставу в Мишутине враге побили; вскоре же поспевше и на Нагорнюю заставу, и тое топташа по Красной горе вдоль и до Клемянтеевского пруда и многих побили. Из Сопегиных же табаръ многие роты приидоша, и бысть бой великъ. Из града же вышедше на помощь многие люди, конные и пешие, и прогнаша литву паки до пруда Клемянтеевского. Александръ же Лисовской, яко змий возсвиставъ со своими аспиды, хотя поглотити православных воиньство, и въскоре прииде с конными и с пешими людми и с рускими изменники с Терентеевской рощи противъ Красных ворот на вылазных троецких людей, бьющихся с полком его, с рускими изменники, и, яко лютый левъ ревый, хотя всех поглотити. Троецкое же воиньство бьющеся с ними крепце, не могуще одолети, отоидоша от них в городовые рвы.

Литовских же людей с стен градныхъ многих побиша. Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, а голов с ними отпустили старцов Ферапонта Стогова, Малафея Ржевитина и прочих старцовъ двадесят человекъ. Они же изшедше и мужествено устремишася на литовских людей. К сим же поспевше с Красной горы бьющиися с литвою и с поляки, прочии же скрывшеся на Красной горе в Глиняном враге. И преподобнаго и великаго аввы Сергиа и блаженнаго Никона молитвами их устраши Богъ, беззаконных. И видеся Лисовскому, яко из монастыря тмочислено многое воиньство изшедших; и абие устрашися злый враг кровопийца и побеже, гоним силою Божиею, со всем своим воиньством под гору за мелницу на лугъ и на Терентеевскую рощу. Троецкое же воиньство побивающе их мужествено. Тогда же взяша жива рохмистра Мартьяша, славнаго ратоборца, и иных панов во оружии во град введоша.

Лисовской же ста в раздолии за горою за Волъкушею, к нему же приидоша вскоре Сопегины роты конные. Он же лукавый, яко змий меташеся, какъ бы срамоты своея избыти, не ведый, яко против Вышняго силы ратовашеся. И се видит еретик и с ним многия поляки, яко близ полку их ездит старецъ, имея в руце своей мечь обнажен и претя ему жестоце . И невидим бысть от очию их.

Гетман же Сапега прииде на Красную гору на троецких людей по всему Клемянтеевскому полю всеми своими полки; Лисовъской же о пришествии Сопегине возвеселися и хотя совету одолети Господа Бога Вседержителя, и повеле в полку своемъ в трубки и в сурны играти, и в накры и по литаврам. А абие въскоре с Сопегою устремишася на Красную гору поперегъ всех троецких людей, хотяще во единъ час всех потребити. И согнаша троецких пеших людей под гору к Пивному двору. И бе воистину чюдно видети милость Божию троецкому воиньству и заступление и помощь на враги молитвъ ради великих чудотворцовъ Сергия и Никона. И сотвори Господь преславная тогда. И нератницы охрабришася, и невежди и никогда же обычай ратных видевшеи, и ти убо исполинскою крепостию препоясашася. От них же единъ некто даточных людей, села Молокова крестьянин, Суетою зовом, велик возрастом и силенъ велми, подсмеваем же всегда неумениа ради в боех, и рече: «Се умру днесь или славу получю от всех!» В руках оружие держаше бердыш. И укрепи Господь Богъ того Суету, и даде ему безстрашие и храбрость; и нудяше православных христьян стати от бегъства и глаголя: «Не убоимся, братие, врагов Божиих, но вооружимся крепце на них!» И сечаше бердышем своимъ на обе страны врагов и удержавая полкъ Лисовъского Александра; и никто же против его стати не возможе. Скоро же скакаше, яко рысь, и многих тогда вооруженных и во бронях уязви. Мнози же крепцыи оружницы сташа на него за срамоту и жестоце на него наступающе. Суета же сечаше на обе страны; не подающе же его пешие люди, иже от бегства своего укрепившиися о надолобах.

Беззаконный же Лисовской совашеся сюду и сюду, како бы что зло сотворити. И поворотився, окаянный, от того места вдоль по горе Красной х Косому Глиняному врагу на заводных троецких людей. Тогда же с слугою с Пимином с Тененевым сущии людие сташа крепко против врагов на пригорке у рву, бьюшеся с литвою и с казаки. Видевъ же мало троецкаго воиньства, злонравный люторъ Лисовской устремися жестоко на них, и смесившеся вси людие вместо, литовские и троецкие, и бысть бой великъ близ врага Глиняново. Врази же, боящеся подсады, начаша отбегати. Троецкое же воинство помалу отходяще от литовских людей и скрывшеся в Косой Глиняной врагъ.

Александръ же Лисовской хотя во отводе жива взяти слугу Пимина Тененева, Пимин же обратився на Александра и устрели его из лука в лице по левой скрании. Свирепый же Александръ свалися с коня своего. Полчане же его ухвативше и отвезоша в Сопегинъ полкъ. Троецкое же воинство удариша изо множества оружия по них, и ту побиша много литвы и казаков. Литва же видевше и скоро на бегъство устремишася врознь по Клемянтеевъскому полю.

Сердца же кровию у многих закипеша по Лисовском и на месть паки мнози воздвигнушася зань, яко лютыя волцы, литовские воеводы, князь Юрьи Горский да Иван Тишкеевич, да рохмистръ Сума со многими гусары и желныри, и нападоша на сотника Силу Марина да на троецких слугъ, на Михаила да на Федора Павловых, и на все троецкое воинство. И бысть брань велика зело и люта. И сломльшии оружиа, емлющися другъ за друга, ножи резахуся. И конечно отчаана та брань, понеже в троецком воинстве немного конных и не во бронех, но покровени милостию Живоначалныя Троица и молитвами великих светил Сергиа и Никона; помощию же ихъ и заступлением многих вооруженых поляков и литвы побивающе. Слуга же Михайло Павлов, виде князя Юриа Горскаго усты меча ядуща неповинных, к прочим от брани преста, ловляше самого воеводу, и уби того князя Юрья Горскаго, и з бахматом его примча под город мертва. Много же ту отместниковъ поляков за тело его погибоша и не исхитиша его от руку Михайлову.

На том же бою мнози от литовских людей видеша двою старцовъ, мещущих на них плиты и единемъ вержением многих поражающе, камение же из недръемлюще, и не бе числа метанию их. От поляковъ же выходцы о сем возвестиша в дому чюдотворца.

Такову же погибель видяще поляки, яко князя Юрья лишишася и иных храбрых своихъ растесаных лежащих, и, гонимы гневом Божиим, побегоша от троецкого воиньства. И тако разыдошася вси полци Сопегины и Лисовского. Троецкое же воинство внидоша во обитель с великою победою.

О ПОБИЕННЫХ У ДРОВЪ

По сем же окаяннии лютори заведоша многие роты в Мишютинской враг в рощу, ведаху бо всегда исходящих из града в тое рощу дровъ ради з бережатаи, с конными и пешими людми. По обычаю же вышедше из града многие люди в тое рощу ради дров. Внезапу же нападоша на них преже реченнии они литовские роты и руские изменники. Троецкое же воинство и всякие осадные люди сотвориша с ними бой великъ, и грех ради наших одолеша врази. И в той день убили литовские люди троецких всяких людей боле 40 человекъ и многих ранили, а инех в плен живых взяли. Тогда же взят бысть троецкой служебник нарочит Наумъ оконничникъ. Пребысть же у Сопеги служа и до отшествиа от Троецкаго монастыря. И о сих во граде печаль бысть велика зело всем православным християномъ.

О ИЗМЕНЕ КАЗНАЧЕА ИОСИФА ДЕВОЧКИНА

Обретает же диаволъ сосудъ себе и научает гонити, якоже Саулъ Давида, неповинно,[439] или якоже телцу в пустыни поклонитися вместо Питающаго манною,[440] или якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет.[441] Якоже не убояся Июда[442] давшаго власть немощным творити чюдеса неизреченная, такоже не устрашися Иосифъ[443] дивных явлений богоносна мужа и уподобися оному еретику черньцу, крыющу главу Предтечеву,[444] да не славится о ней имя Господне. И ни во что же вменяет сказумая тому от всех повсегдашняа заступлениа великого чюдотворца Сергиа, но невериемъ сый одержимъ и затыкаетъ уши свои, яко аспид глухий и небрегий Преславнаго славити, ниже писанию предаати, но хотящим неутаенная проповедати престати повелевая и ползы ради къ царствующему граду на утешение стражущим в скорбех восписовати пререкуя. От его же совета злаго старецъ Гурей Шишкин, саном диякон, весь бо ядъ, крыемый в нем, тому отрыгну, еже о предателстве дому чюдотворца. Таканием услаждься от Гуриа и надежен на подручных, яко по забралом ходя высоко, радовашеся и ждый в конецъ вещь злу произвести. Но якоже оселъ Валама обличаетъ,[445] тако и Гурей тайно лукавствуемая опроверзает, и якоже Ефесский Сина краснопевный не песньми, но мучителством возносится. Нетерпеливъ же в крепких явлься Иосифъ, вся по тонку умышленная изъявив. Страшно же бе слышати треснутиа думы июдскиа. Не туне бо Оска Селевинъ отскочив, но и четырех невеглас поселян тамо же предпослав за нимъ, и к совету поляков весь уже отдася. Теми и инех немало прелсти. Его же лукавъству другии воевода Алексей Голохвастов покровитель бысть и уже сослася нелестне со враги Пресвятыя Троица и нарекъ день, в онже хотя привести жатели бесовския на Божию пшеницу. Последнее же стрегии, да егда изыдут агньцы братися с волки: он же хотя за ними затворити врата ограды Христовы, и ту готову снедь отдастъ зверем, кровь пиющим, и инем же входом присрочивъ сыновъ еретических и отступников православия ввести в гору Господню и стерти бес памяти холмы святаго Израиля.[446] Егда услышашася вся сицевая тайно крыемая и от всех устъ о ненадежных великий нашь заступникъ возвеличен бысть, и съ пророкомъ вкупе глаголюще о сих: «Аще не Господь сохранит градъ, всуе бдя стрегий», и «суетно спасение человеческо».[447] Превышьша же хвалы человеческиа суща невозможно кому восхвалити по достоиньству. Но разумеша овца невидимаго волка видимо отгонима, и радостным плачемъ в того крове веселяхуся всенадежно.

О СМЕРТИ ИОСИФОВЕ

Ров же рыяй незлобивым и впадеся не въ яму, но в бездну мукъ и поноса, не от человекъ токмо, но и от Бога и прочим в наказание; да не дерзают з гонящими на Христа ратовати, но да претерпевают со Владыкою, якоже в мире, тако и в гонениих. Благая бо от руки Господня приахом, злых ли не стерпим, на искус предложенных намъ? И не хотяй волею с плачющимися плакати, той неволею от радующихся подсмеваемъ восплакася неполезно. И по таковем злопредательстве всезлобный от незлобивых вскоре на смерть не осудися, но дано бысть время тому на покаяние, иже недостоинъ сый жити едину черту.

Мнози убо злаго его совета утвержены крепости, писанием обличивше, на него предложиша; отмщение же даяй по правде низпосылает на него судъ, якоже на Ирода:[448]и по недузе тяжце живъ червьми изъяденъ бысть и прежде возвращениа в землю внутреняа проедена видяшеся. И от тайно надымаемаго сердца мысльми высокими на много пролитие крови, яко гнезда кипяху рогатыя плотоядцы. И нехотящаго Бога ради тружающихся помиловати, отирают блатолюбне плачющеся, но и тии устрашающеся отскачют, диво бо во очию всех бываше. И кто не почюдится, такову муку зряй? Во един бо час червь малъ, яко муха, ползя по плоти, возрасте с перстъ человечь и рожцама естество тленно извертевая. От ревения же того и вопля мнози, слышавше, сердцы сокрушахуся и, плачюще, поникше отхождаху. Промышляющеи же о нем вси уступиша и смрада немогуще обоневати, заткнувше ноздри, далече отстояху. Кости же от опухнутиа въ связании составех видими бываху. Не презревшеи же моления того плачевнаго и рыдания и послужившеи в телеси потребных не на мал часъ зловониемъ посмраждахуся и, скаредствующе, пометахуся: от воздохновениа его захватаху си уста и обоняние. И всякъ глаголаше: «Воистинну от Господа попущение се». И тако зле скончася. И его же совета таинодействуемаго способник Гриша Брюшина такоже зле скончася: утроба ему разседеся.

О ИЗМЕНЕ ДВОЮ СЫНОВЪ БОЯРСКИХ

Прельстиша же ся дети боярские переславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и на обычной выласки отскочьше от света во тму, и приложишася ко врагом Божиимъ, к литве и къ изменником; рекоша же сицевая гетману Сапеге и лютору Лисовскому: «Что убо будетъ нам, аще поведаем вамъ, да вскоре возможете обитель Сергиеву приати без крови?» Началницы же злобе обещевающеся великим имением одарити их и первейших въ славе вознести. Духу же диаволю теми усты действуему, рекоша: «Раскопайте, панове, берегъ пруда Верхнево и преимите от трубъ воду; то убо от жажди вскоре людие изнемогут и неволею покорятся вашей храбрости».

Обрадовани же бывше волцы от лисиц лукавых, и брань от стенъ уставляют, немедлено же промыслъ устрояютъ и, закрывающеся от града, дабы не видети тех творимаго умысла, хотение свое совершаху. Повелением же Александра Лисовского разрыша плотину Верхнево пруда и пустиша воду в Служень врагъ в речку Коншору.[449] Но молитвами великого Сергия чюдотворца немного истече темъ раскопаннымъ местом. Градстии же людие, дивящеся тех престатию ратованиа, исходяще к темъ раздражению; врази же в гонбу не даахуся и непоступни же от местъ беяху. Уже бо злодеи вызнавше градских людей наукъ, яко подсадою часто от них языки восхищают, и того ради крепце стрегущеся, да не увесться зло творимое ими.

Нецыи же охотники, изшедше нощию из града, ползающе тихо и на сторожи литвина вземше, во град введоша, и все умышление врагов всем услышано бысть. И в той часъ всем народом докопавшеся до труб, введеных во обитель чюдотворца, и извертевше во многих местех, и абие вода прудовая во град утече. Граждане же, паки изшедше из града в тое нощь, побиша всех сие зло деющих, литву и руских изменников, выпущающих воду. Воды же тоя нощи в монастыре пруды ископанныя наполнишася, и чрез монастырь протече вода на другую страну. И тако у литвы и изменников сий совет не збысться. На утреи же злодеи, узревше в пруде мало воды и своихъ избиенных, восплескавше руками.

О ИНОМЪ ИЗМЕННИЦЕ

В тое же нощь инъ сынъ боярской совету тех же злодеевъ, иже зло сие умыслиша, и видя творимое в дому чюдотворца, и ужищемъ по стене спустися, текий скоро ко врагом с вестию. Его же злодействующа не попусти Господь, и ногы его десныя жилы от поясницы разорвашася, и начат люте вопити окаянный. По его же гласу с стен слышавше и избегше, и взяша во град жива. От богопустныя же язвы в той час изверже душу свою.

О УМНОЖЕНИИ ВО ГРАДЕ БЕЗЗАКОНИА И НЕПРАВДЫ

Во время, в неже держими беяху всеми злыми во обители чюдотворца, тогда вси плакахуся и рыдаху и зле сокрушахуся, долготерпяй же о нас, сотворивый вся, не хотяй смерти грешнику, но даяй время покаянию и призывая грешники во спасение, подаде во граде сущим во осаде отраду велику от руки оскорбляющих. Отступиша бо литовские полцы и руские изменницы далече от стен градных и ктому в своих жилищех в табарех пребывающе. Рвы же своя и ямы, ископанныя ими близ града, оставиша. Сущии же во граде воиньские люди и народное множество по вся дни из града исходяще, ово прохлаждения ради от великиа тесноты, овогда же дровъ ради и измытиа портъ, иногда же на выласку к польским и литовъским людем и к руским изменником. И в сраждениих с ними в повседневных здрави отхождаху во обитель чюдотворца; овогда же и победители над ними показовахуся, молитвами чюдотворецъ Сергиа и Никона.

Егда же мало отдохнуша от великих бедъ, тогда забыша Спасающаго их и не помянуша пророка глаголюща: «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом».[450] Диаволъ же уразуме на ны просвещение лица Господня и тогда нудит насъ от славы Божиа отпасти, еже праздновати не духовно, но телесно, и торжествовати не в целомудрии, но в бестрашии, да тем Владыку в негодование на ся воздвигнем, якоже бо Ноя,[451] тако и Лота пианьством обруга,[452] и Давида[453] и Соломона в блудодейство низведе,[454] и люди израильтескиа, сквозе Чермное море прошедшая, чрез меру сытостию и игранием под землю низведе;[455] тако и зде сотвори лукавый.

Опоясующии бо ся мечем на радости часто вхождаху утешатися сладкими меды, от нихже породишася блудныа беды. От повседневных же вылазок всех приходящих по победах и по крови пианьством утешаху, от того же вся страсти телесныя возрастаху. На трапезе же брацкой иноцы и простии воду пиаху и воинствующих чинъ престати моляху. Но вси о семъ небрежаху. Еще же и се зло приложиша сребролюбственое.

Тогда бо вси всегда питаеми от дому чюдотворца, взимающе бо хлебы по числу кождо на себе, овии на седмицу, инии же по вся дни, и отдающе сие на сребро, сами же всегда в трапезе питахуся. Нужда же бе тогда иноком в хлебне монастырстей строящим, и не можаху успевати на потребу ратным, и не имуще сна ни покоя день и нощь; и всегда от жара пещнаго и от дыму курениа очи тем истекаху. Такоже и меливо зело нужно беяше. Людей убо множество, жернов же мало; не чаяху бо людие на много сидению быти и легце седоша во осаду. И дванадесят гривенъ от мелива от четверти дааху, и мало вземлющих. В день бо всегда из града исхождаху, в нощь же о стражи градстей трезствоваху. И ихже в плене имаху от руских изменников и от поселян, такоже и от християнских жен и от служних работниц оставшихся и от прочих, те имъ мелцы беяху, но в нужах осадныхъ и тии помираху вборзе.

Неправдъствующих же во взятии хлебовъ монастырьских отець Иасаф много о сем моляше: «Престаните, господие и братие, — глаголаше, — от таковаго неразсуждениа и простоты и не взимайте чрез потребу свою. А иже вземлющеи от вас не истощевайте в пустошь, но со спасениемъ соблюдайте. Не вемы бо, господие, на колико протягнется сидениа нашего во осаде. И вам же кая полза истощити напрасно житницы чюдотворца?» И много о сем моляще. Они же небрегше и вопреки глаголаху: «Велико ли вам, еже взимаем излишнее? И аще пороко очима вашима, то престанем имати. Вы же с сопротивными, якоже хощете, да творите». И того ради умолчаша, рекше: «Да зрит се Сергий чюдотворецъ!»

И потом является чюдотворецъ Сергий, об руку стоя Никона, от датошных людей двема галицким казаком. И глагола имъ Никон чюдотворец: «Се прииде великий Сергий!» Тии же зрят чюдотворца, на посох поникша лицем, и глагола Никон има: «Возвестита всем во осаде седящим, се глаголетъ Сергий и Никонъ: „Что лукавствуете к нам неправедно и почто, лишняа вземше, отдаете на помет сребра и на пианство? И что ругаетеся мучающимся у огня в пекарни? Или не смыслите сего, яко потъ тех кровь снедаете? Внимайте же себе, яко обругани имате быти чревом и от него вси зле скончаетеся”». Тии же галичане казаки всему воиньству вся сия возвестиста и с плачем моляста всех. И вси людие посмеяшася има и проплюваша глаголы их. Они же от того дни и до отшествия враговъ в плачи и во унынии хожаста.

Хлебом же преизобилна тогда обитель чюдотворца. И аще и кровию дрова куповаху, но от пианьства не престаху. Блуду же и прочим злымъ умножавшимся всюду, увы, и того ради отчаяние многим внимашеся. В ров убо глубокъ блуда впадоша вси, от простых чадий даже и до священьствующих. Увы, о горе люте, о напасть, и беда, и зло лютейшее! Труды без ползы, мучение без венца, пождание несовершено! Терпение не до конца — аггеломъ слезы, Владыце гневъ, врагом радость.

Да идем ныне, братие, тонких бесовских запинаний ко обличителю[456] и да услышим того к нам глаголюща сице: «Которым нравом и образомъ нашего друга свяжем? Прежде даже свяжем, разрешается, и прежде суда с ним примириваемся и прежде утомлениа покаряемся. Како возненавидимъ, егоже естеством любити обыкохомъ? Како свободимся, емуже во веки связахомся? Како упраздним, иже с нами востающаго? Како покажем нетленна, тленно приемше естество? Что благо рцемъ иже благоприемшему изветы? Аще свяжемъ воздержанием и осудим ближняго согрешающа, тому паки предани будем и сами в таяжде впадем. Аще осуждати престанем, то сего победимъ. Возвысивше же ся сердцемъ низсведени сим от небесъ чистоты во адъ страстей. И споспешник есть и ратникъ нам, и помощник и соперникъ, и друг и наветник; и угодие приемля, ратует, и истааем, изнемогает, и упоковаемъ, безчинствует, и сокрушаем, не терпит; аще опечалим, то в беде есмы, и аще уязвим, не имеем с кимъ добродетели стяжати. И егоже отвращаемся, того и любим». Что се еже о нас таиньство? Како себе врази и друзи есмы? 0 семъ же да внимаемъ себе, како невоздержаниа ради начаша людие вси во истление сходити.

И день от дне моръ начатъ множитися в дому чюдотворца. Благаго же и неизменнаго Владыки благий верный раб неотступно о душах промышляа, давшихся ему. По обычаю убо своем поляки, и литва, и с рускими изменники, устроившеся к стенам обители святаго ударяются. Внезапному же возшумению бывшу, и мужие оружницы к сопротивным исходят, и недоведомаго ради приближениа враговъ руце правоверным трясущеся и лица тем изменяхуся. Исходящеи же с сомнениемъ зрят противу себе борзо шествующа иже на вратех от церкви святаго чюдотворца Сергиа, старца святолепна и сединами совершена и глаголюща к нимъ: «Что трепещете? Аще и никто же от васъ не останется, не имат предати Богъ святаго места сего, и не будет услышано во вразех, яко „пленихом обитель Пресвятыя Троица”. Мужайтеся, не ужасайтеся. Рцете же во обители всем, яко нечисто живущеи во святем месте семъ погибнут. Не нечистыми Господь спасет место сие, но имени своего ради без оружиа избавит!» И невидим бысть.

И разумеша людие самого чюдотворца. Сие же явление всем услышано бысть о сем. Но кто избавит человека от смерти телесныя и душевныя? Колико и сам Господь уча люди еврейския, но не послушаша и до конца погибоша. Тако-же и зде бысть непослушающимъ началниковъ святаго места сего.

О МОРУ НА ЛЮДИ

Ноября же от 17 дни явлься моръ в людех и протяшеся до пришествиа Давида Жеребцова.[457] Образ же тоя болезни в нужных осадах ведом, юже нарекоша врачеве цынга. Тесноты бо ради и недостатков сиа случаются, наипаче же от вод скверных, не имущих теплых зелий и корений поядающих ражающийся гной во утробах. И не имущихъ водокъ животных, распухневаху от ногъ даже и до главы, и зубы тем исторгахуся, и смрад зловонен изо устну исхождаше, руце же и нозе корчахуся, жиламъ сводимым внутрь и внеюду от язв кипящих. И теплицъ не имущим в пособь симъ телеса острупляхуся; и желудку необыкшу к нерастворению приятия затворяющуся, и непрестаненъ понос изнемогшим до конца и не могущим от места на место преити, ни предвигнутися. И согниваху телеса их от кала измету и проядаше скверна даже до костей, и черви велицы гмизяху. И не бе служащих у многих ни жажду утолити, ни алчющих накормити, ни гнойным струпом пластыря приложити, ни превратити на страну, ни червиа отмыти, ни отгнати скотъ стужающий, ни вон извести прохладитися, ни подъяти, еже бы мало посидети, ни уста пропарити, ни лице, ни руце умыти, ни от очию праха оттерьти. А иже еще воздвижущеи руце и тии уста и очи нечистотою оскверневаху. И прежде смерти от стуку и от ветръ и от движений всяких мнози прахом посыпаны быша, и не бе познавати тех в видъ зрака. Имущеи же сребро или иныя вещи и отдаяху на купование нуж потребных, ястия и питиа. И колико на потребу, толико и за службу. И со слезами моляще таковех, но всякому до себе прииде, о прочих же не брежаху. И аще бы не истощили житницъ дому чюдотворца и погребов не испразднили, то и вси бы измерли во второе лето во осаде седяще.

И тогда бе не едина беда и зло: внеюду — мечь, внутрь же юду — смерть. И не ведуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стенъ градских соблюдати; или с любовными своими разставатися, или со враги полма разсекатися; или очи родителем целовати, пили своя зеницы на извертение предаати. И неимущеи сродныя крове и тии от стен градных не исхождаху, но ту смерти от противных ожидаху, и един путь къ смерти, глаголюще, отовсюду. И единем токмо утешающеся ко врагом храбрым ратоборством, и друг друга на смерть поощряху, глаголюще: «Се, господие и братиа, не род ли нашь и други погребаются? Но и нам по них тамо же ити. И аще не умрем ныне о правде и о истинне, потом всяко умремъ же без ползы и не Бога ради».

И таковеми всеми злыми обьяти бывше вси, исперва по двадесяти и по тридесяти, и потом по пятидесяти и по сту умираху во един день. И умножися смерть в людех, и друг от друга от духу умираху. И великий храм Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успения по вся дни мертвых наполняшеся. От могил же исперва по рублю завыкопъ емлюще, и потомъ по два и по три, таже и по четыре и по пяти даяху, но не бе кому уже приимати, ни копати; и во едину могилу и яму погребаху по десяти и по двадесяти, и двоицею сугубо и вяще. И четыредесят дней бе мракъ теменъ и смрад золъ. И идеже изношаху мертвых, и за ними плачющихся сонмы хождаху; от утра и до вечера бяше погребение мертвым. И не бе покоя, ни сна ни во дни, ни во нощи не токмо болным, но и здравым. Овы убо надумирающими плачюще, ови же над износимыми, инии над погребаемыми; и множество полкъ, кождо где стояще, плакахуся. И от непокойна сна аки шалны хождаху вси.

И преставишася тогда братии старых во обители 297 братов, а новопостригшихся тогда боле 500. Чинъ же священнический до конца изнеможе от многаго труда болных и умерших и умирающих. И очи иереомъ отяготени бысте, и держаще ихъ силою над немощъными. И тако вси иереи скончаша же ся, и мало от священнаго чина — на возвещение токмо — осташася. И воиньствующихъ чинъ уже начатъ изнемогати, и мали нецыи от смертнаго часа избавлени быша. И многыя сироты, девы, и вдовицы, и отрочата осташася, а имиже мощно всяко промыслъ строити, тии помроша. И не к ползе же кои, но на хлеб едоки, осташася, и тии оздравливающеся въ претыкание бяху великого греха.

И бе же тогда зол смрад, не токмо в келиях, но и по всему монастырю, и в службах, и во святых церквах: ово от немощных человекъ, ово же и от скот умирающих; всяко бо животно не призираемо и растерзахуся между собою. И водотечныя трубы дождя ради и грязи костми животныхъ даже доселе зарушишася. И боле ста возовъ всякихъ портъ изо обители изведше и в ровъ ввергше. Дающе же от воза по полутора рубля, но мало вземлющих, вший ради и червей и смрада ради злаго. И сиа вся вне обители, с нужею извезше, сожигаху.

И всех у Живоначалной Троицы во осаде померло старцовъ, и ратных людей побито, и померло от осадные немощи слугъ, и служебников, и стрелцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и галичан, и датошных и служних людей 2125 человек, кроме женска полу и недорослей и маломощных и старых.

О ПОСЛАНИИ КЪ ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМЪ

Воеводы же, видяще толик гневъ от Бога належащий по обители чюдотворца, не ведуще, что сотворити, понеже неотступно бысть врагов обстояние и ратующе град непрестааху, во обители же от множества воиньских людей мало число оставшеся, и ниоткуду помощи чающе, и престаху исходити из града противу ратных во много время. И о семъ велика бысть радость врагом, литовским людем и руским изменником, видяще бо всегда погребаемых и слышаше плач великъ во граде о умирающих. Ови же, на древие восходяще высоко, с Терентиевские рощи сматряху во град и радовахуся о погибели христианьстей и веселяхуся и дерзостни быша на брань; и близ стенъ градных прискачюще, на брань зовуще, поносными глаголы, аки камением, мещуще на граждан. Извнутрь же града о сицевых в недоумении быша.

И тако, советовавше со архимаритом Иасафом и з старцы, посылают къ царствующему граду х келарю Аврамию. Старецъ же во отписках о обители видев ужасеся и напред хотящая не на добро збытися разуме и все предложивъ пред царя, да разсудит праведное; и моляще всегда, да не одолеют врази дому чюдотворца. Скипетроносецъ же словом дая, делом же не производя, понеже велика беда царствующий град тогда обдержа.

Старецъ же бояшеся напред злу уже содеятися и совершеное оскудение людми дому святаго все изъявляа. И еще самодержецъ дни притязует скорби и пождания и по входех и исходех к молению старца не преклоняяся; кровь бо всегда пред стенами царствующаго града лияшеся. Келарь же братию царевых моляше, но и теми ничто же бысть полезных. И потом патриарха и всю полату царьскую подвиже, показуя тем пишемая от обители, яко по месячнем времени конецъ будет от нужи прискорбных граду. Патриархъ же со всемъ освященным собором молят царя, глаголюще ему: «Аще, царю, взята будет обитель преподобнаго, то и весь предел Росийский до Окиана моря погибнет, конечне же Москве теснота будет». И едва на слезы келаря преклонися. И в помощь посла атамана Сухана Останкова, а с ним казаков 60 человекъ, да зелиа 20 пудов, а келарь Аврамей отпустил троецких слуг 20 человекъ, Никифора Есипова с товарыщы.

О УТЕШЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА ЯВЛЕНИЕМЪ ИЛИНАРХУ

И иже утешаяй въ скорбех великий чюдотворец Сергий паки является пономарю Илинарху и глагола ему: «Рцы братии и всем страждущим во осаде: почто унывают и ропщут на держащаго скипетръ? Азъ неотступно молю Христа Бога моего. А о людех не скорбите: людей к вам царь Василей пришлет».

И по малех днех послании от царя Василиа приидоша сквозе литовские полки, прежереченный атаманъ Сухан с товарыщы и з слугами троецкими, покровени молитвами чюдотворца, и ничим же вредими от противных здравии во обитель чюдотворца пришедше. Токмо четырех казаков его ухватиша. Лисовъской же повеле их казнити против града Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорей да Алексей, против тех четырех казаков повелевше вывести литовъских полоняников и казнити на горе старой токарни надо врагом 42 человека, а казаков противъ Лисовского табаръ у Верхнево пруда на взгорке 19 человекъ. Сего же ради литва и казаки Лисовъского приидоша убити, и избави его от смерти Сапега.

О семъ же злии ратоборцы острейши наостряют оружиа, и злейши тем разъяряющеся сердца; и нощь тем, яко день бываше, и другъ друга возбужаху и стрежаху толико крепце, яко никако же прополсти сквозе ихъ возможно. И боязнь их велика обдержаше о проходе Суханове, и стрежаху, другъ друга держаще, дабы никакова вестника ни от града, ни во град не пропустити. Во осаде же печаль на печаль и скорбь на скорбь возлагашеся, и братиам всем во обители лица на землю преклонше, унынием одолевахуся, болезнем же и смерти во граде люте належащи. Возрадовавше же ся мало о пришествии слугъ и казаков, но и тии мало-помалу начаша изнемогати и умираху. И мало сущи число осташася ихъ. И бысть во граде скорбь велика, утешениа же отвсюду не обретаху, токмо имуще утешение милость Божию и чюдотворца молитвы.

О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧЮДОТВОРЦА

Еще гневу Божию не преставшу и многим скорбию немощи одержимым, во едину от нощий во сне является великий чюдотворецъ Никонъ понамарю Илинарху, глаголя сице: «Повеждь болящим людем: се падет снегъ в сию нощь, и хотящеи исцеление получити да трутся тем новопадшимъ снегом. Рцы же всемъ людем, яко Никон сказа се». Илинархъ же воспрянувъ трепетен и наутрия поведа всем людемъ. И по глаголу чюдотворца Никона паде новъ снегъ; и иже веру сему емшеи и тем снегомъ тершеся, и от тех мнози здравие получиша.

О НЕВЕДОМЕМЪ ПЕНИИ ВЪ ЦЕРКВИ УСПЕНИА ПРЕСВЯТЫА БОГОРОДИЦА[458]

Стрегущим некогда на церкви Духа Пресвятаго Сошествиа и спящимъ в пременении, един же стрежаше по обычаю и обзираше всюду, да не явится от коея страны ко граду внезапное пришествие врагов, и се слышит внезапу многих гласы поющих, мужескиа и отроческиа. Он же смотряше всюду, где поют, и разслыша воспевающих въ храме велицем Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успениа. Той же сторож и прочих возбуди, да не соблазнится о сих. Нецыи же от них реша, яко по умерших пение се, всегда бо храм полнъ бяше мертвых отпеваемых. Паки же глаголаша, яко никогда же нощию с вечера не отпевают умерших. «Или утренее пение начатся? Но не у приспе время утренняго пениа». И глаголюще: «Еда некоея ради вещи собравшеся людие, и молебная исправляютъ. Но не по чину молебнов гласы исходят, и ни тако, якоже иноцы или яко же мирстии, но зело красно и множество поющих немолчно и безпрестанно и гласы громны». Таже рекше к себе: «Шедше, да увемы известнее». И текше до дверей церковных къ храму Пресвятыа Богородица, и гласу не бысть. И усумневшеся, борзо отидоша ко оставшимся на сторожи и снизу к высоте воскликнувше на храме стоящим, глаголюще: «Се вси соблазнихомся: несть пениа и никакова гласа въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица!» И долу стоящеи ужасахуся, гласы бо пениа пакы слышахуся имъ. Тии же с высоты глаголюще: «Что смущаете нас? Се не гласы ли пениа еще суть? И егда снидосте от нас, а пение гласов не преста». Снидоста же и тии с высоты и на глас идоста и пение слышаху, пришедше же къ дверем церковным, и ничто же не слышаша. И возвратившеся реша: «Не туне пение се, братие!»

Егда же отоидоша, паки слышаша пение. И шедше, возвестиша о семъ воеводе. И въскоре мнози пришедше, и не слышаша никакова гласа, ни шума. И ужас многих обият о семъ. Таже по обычаю ко утрени начаша благовестити.

О ЗАСЫЛКЕ ОТ ПАНОВЪ ТРУБАЧЕА ПАНА МАРТИЯША

Видяще же врази, яко не успеваетъ совет их лукавый, но разрушается. Тем же и мнози многажды с лестию приеждяюще и творящеся приятелствующе и многажды сказующе деемая и умышляемая ими. И истинно безо лжи тако бываше по их скаске. И немощнии от пианьства просяще опохмелитися. Троецкое же воинство сиа возвещающе архимариту и воеводам, и повелениемъ их приемше от чашника с погреба меду, и исхождаху к паном с питиемъ, дабы кого чим уловити от них. Они же пивше и отхождаху. Иногда же нецыи от них, вино принесше, меду прошаху на него. И такова дружба без беды не бываше, обоимъ обманывающимся людем: или убо кого возмут въ языки, или убиютъ.

Сопеге же окаянному беяше трубачей люторъ, Мартияшь именемъ, зело верен, и той, укреплен от Сопеге, посылается с похмельными ко обители чюдотворца опохмелитися просити меду. И по обычаю лщениа ятъ бысть и приведен во обитель святую готов врагъ, сам сый вдадеся. Приведену же бывшу к воеводам, и по научению Сопеги поведа за собою добрыя речи и годны всемъ во осаде. И того ради не бысть убиенъ. И по днех преходящих вся збывахуся по его речемъ. И впред инаа кая речет, то вся збывахуся. Извести же о себе, яко и грамоте полской гораздъ, и переводити писание добре свесть. О семъ угоденъ бысть воеводам. И поносяше зле емлемым во языцех и ругаяся вере своеи аки нелицемерно. Входя же и исходя пред воеводою, начат же на выласки исходити; и служа нелицемерно, бьяшеся крепко и от всех почитаемъ и любим беяше. И ходя с воеводою по граду и в башнях, и к пушкам и к пищалем, прицелей смотряше и праве прицели устрояше, и много пакости литовским людем и руским изменником от него бываше; и вопреки многажды с воеводы глаголаше, и на его словесех сбывашеся. Аще ли же когда кто ослушается его, то зло случашеся. Воевода же князь Григорей яко родителя своего почиташе и во единой храмине почиваше с ним. И ризами светлыми одеян бысть, и не бе слышати о немъ слова лукава, и мнози правдодеяниа его ради стыдяхуся его. И всяко недобро творимое о промысле ратном извещаше князю и, аки зело скорбя, лицемерствоваше. И уже начат князь и нощию посылати его досматривати стражбы, и никогда же солга воеводе ни в чем.

О НЕМЕ И ГЛУХЕ ПАНЕ, КАКО ОБЛИЧИ ТОГО МАРТЬЯША ИЗМЕНУ

По нем же и другий панъ предадеся, немъ сый и глух, егоже паны Мартьяшем же нарицаху. И той Мартьяшъ зело яростен и силен бе и послужи в дому Пресвятыя Троица якоже истиннии христиане. Толико же знаменитъ бе в поляках и во изменницех, яко и храбрии не смеюще нань наступати. Неции же, именемъ его страшаще, прогоняху нечистивых, и пешь коннаго не бояшеся. Глухоты же ради своея на боех вертяшеся и обзираяся, дабы не убиенну быти откуду. На приступех же никто же поспешен таковъ явися камениемъ метати, якоже сей немко; аще ли же оружием когда бияся, то жилы рукъ его скорчевахуся и едва разводящася, и не могий в руку своею держати ничтоже. Се же дивно беяше, яко нем сый и глух, но како разуме о велицем богоносном отце нашем Сергии: приходяще бо къ церкви Пресвятыя Троица и не дерзая входити въ святую церковь, но противъ гробу чюдотворца едину половину двери отворяа и воздеваа руце и немуя велми с плачем, и ударяшеся о помостъ пред церковию. Неведомо же, по явлению или от смерти бегая предася, или просто случаем, един се Господь весть. Той же Мартьяшь немко вместо глагола рукама розводя и немуя, указуя персты о вещи какой, или о деле творимом, или человека или животно сказуя, персты же начертая. И близ бе воевод, и все разумеваху воеводы указание его в немовании.

Сима же двема литвяком случися быти на обеде у слуги Пимина Тененева, и по обеде начаша играти тонцы. Во игрании же том отскочи той немко пан от Мартьяша и нача зубы скрежетати нань и плюваше к нему. Той же литвякъ, очима нань недобре позревъ, и искочи скоро вон. Прилучшии же ся ту не разумеша между има бывшаго. Немко же скоро побежа ко князю Григорию Борисовичю и прискочив слезен и ударися чрез обычай пред ним и начертая рукама взяти того пана повелевая. Князь же истязуя вины нань, он же по кулаку кулаком биаше и хватая рукама стены келейныя и на церкви и на службы монастырския и на стены градския указуя и начертая на воздух всему взметнутым быти, и воеводамъ указуя посеченым быти и всем в обители сожженным быти. Сиа же князь разуме от него, и Мартьяша сохраншася поимаша и многими муками и огнем едва доведашася.

И поведа той окаянный Мартьяшь всю измену свою. Хотя бо той злодей у пушекъ иззабити затравы, а порох прижещи; и еще сказа, яко и нощию с паны под стену приходящими часто беседоваше, единым словомъ разум тем подавая на стрелах грамоты тем низпуская. В нощь же ту окаянный хотяше поляков на стену немногих впустити, с ними же пакость содеяти наряду и зелию, а прочим присрочил къ приступу готовым быти. Но всещедрый Господь Богъ нашь, не нас ради окаянных, но имени своего ради святаго и за молитвъ угодников своих Сергиа и Никона, от таковаго тайнаго умышлениа избави нас. И воспевше тогда вси благодарьственыя песни всех защитителю и Господу Богу и его угодником Сергию и Никону чюдотворцем.

Той же панъ немко, не вемы, что ради, изменилъ, отоиде в литовскиа полки; или сего ради, яко обойдоша его на нижнем огороде пешие руские изменники. Онъ же видевъ, яко убиенну быти ему от них, замомотовав и шапкою махая, предася к ним. Они же ограбиша его, беша бо на нем ризы преже помянутаго Мартьяша трубача. И пребысть в станех литовских неколико дней, паки возвратися к дому чюдотворца и паче прежняго ратоваше по християнехъ на литву и на изменники руские.

О СЛУГЕ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Охрабри же тогда великий чюдотворец Сергий во осаде слугу Ананию Селевина, егда уже во обители чюдотворца храбрии и крепции мужие падоша, овии убо остриемъ меча от иноверных, инии же во граде прежереченною ценгою помроша. Той же Ананиа мужествен бе: 16 языков нарочитых во осаде тогда сущии во град приведе, и никто же от силных поляков и руских изменников смеюще наступати нань, но издалече ловяще из оружиа убити. Вси бо знааху его и от прочих отлучающеся на того ополчевахуся. И по коне его мнози знающе, толик бо скоръ конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его. И с выше помянутым немком во исходех на бранех часто исхождаху. Той бо немко всегда с ним пешь на брань исхождаше, и роту копейных поляковъ они же два с луки вспять возвращаху. Александръ же Лисовской, некогда видевъ того Ананию ратующа противу себе, и выйде против его, хотя его убити. Ананиа же борзо ударив конь свой и пострели Лисовского из лука в високъ левой, с ухом прострелив, и опроверже его долу, сам же утече из среды полков казачихъ; бе бо из лука гораздъ, такоже и из самопала.

Прилучи же ся тому Анании чернь отимати от поляков в прутии, и от двою ротъ отторгаему уже от дружины его, и бегающу избавитися. Немко же во пнех скрывся и зряше нестроениа Анании; имеяше же лукъ в руку и колчанъ великъ стрелъ; и искочив, яко рысь, и стреляюще по литвякех и бияшеся зле. Литвяки же обратившеся на немка, и абие Ананиа исторжеся к нему, и вкупе сташа. И многих поранивше самех и бахматов, отидоша здравы, токмо конь под Ананьею раниша.

Поляки же едино советовавше, да убиютъ коня под Ананиею, вси бо ведяще, яко жива его не взяти. Егда же исхождаше Анания на брань, то вси по коне стреляюще. И тако на многих выласках конь его шестию раненъ бысть, и в седмый смерти предан. И начат Ананиа охуждатися на бранехъ. Потом же Ананию раниша ис пищали по нозе, по болшому персту, и всю плюсну раздробиша; и опухну вся нога его, но еще крепце ратовашеся. И по седми днехъ по той же нозе по колену раненъ бысть. И тако крепкий муж возвратися вспять. И отече нога его до пояса, и по днех малех скончася ко Господу.

О МОСКОВСКОМ СТРЕЛЦЕ НЕХОРОШКЕ И О НИКИФОРЕ ШИЛОВЕ

Пришедшу Александру Лисовскому с полком своимъ на вылазныя люди и ядущу усты меча, яко волку агньцы, в тех же гонимых московской стрелецъ, именем Нехорошко, с ним же клемянтеевской крестьянин Никифор Шилов. И видевше Лисовского вооружена зело броньми, копие же в руку своею имея, и разгарающеся оба сердцем, страшающе же ся лютости его. И возревше на храм Пресвятыя Троица, призывающе на помощь великаго Сергия чюдотворца, искочше на меринех своих: Никифоръ Шиловъ уби под Лисовским бахмата, Нехорошко же удари его копиемъ в бедру. Объяты же бывше от казаков троецким воиньством и от многих противных невредими быша молитвами великого чюдотворца Сергиа. Той же Никифор Шиловъ и Нехорошко ведомы бойцы беша, на многих выласках объявляющеся, бьющеся крепко.

О ПРИХОДЕ ВО ОБИТЕЛЬ СХОДНИКОВ КАМЕНОСЕЧЦОВ 3 ГРАМОТЫ ОТ КЕЛАРЯ АВРАМИА

Месяца майа въ 7 день в четвертом часу нощи пришли в Троецкой Сергиевъ монастырь сходницы троецкие, каменосечцы Шулешь Шпаниковъ да Гаранька, присланы с Москвы з грамотами от келаря старца Аврамиа Палицына. А пишет в грамотах архимариту Иасафу з братьею и государевым воеводам и к воиньству и ко всем осадным людемъ, православному христианству, чтобы попомнили крестное целование, стояли бы противъ неверных крепко и непоколебимо, жили бы неоплошно, берегли бы ся накрепко от литовских людей.

О ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА И О ОБЛЕГЧЕНИИ МОРА И БОЛЕЗНЕЙ

На память же святаго и всехвалнаго апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова, месяца майа въ 8 день, архимарит Иасафъ и воеводы приговорили въ храме Пресвятыя Богородица честнаго ея Успениа въ пределе освящати храм во имя иже во святых отца нашего Николы чюдотворца, въ праздник его, майа въ 9 день, еже и сотвориша въ славу в Троицы славимому Богу. И от того дне дарова Господь Богъ нашь православным христианом милость свою. И мнози болныя начаша от недуг своих оздравливати, благодаряще Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, такоже и Всенепорочней Владычице Богородице благодарственыя песни возсылающе и восхваляюще святаго и великого апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова и великого архиереа чюдотворца Николу, и светилникъ великих росийских, Сергиа и Никона чюдотворцов, яко святых ради молитвъ их исцеление бысть болезнем злымъ и облегчение. И смертоносие от того же дне почася в людех преставати. Оставъшии же ся от смертоносиа здравии по вся дни ходяще из града на брань к литовскимъ людем, и бьяхуся со усердиемъ, и милость Господня помогаше им.

О ВТОРОМ БОЛШОМ ПРИСТУПЕ

Месяца майа въ 27 день паки в Сопегиных табарех и Лисовского бысть шум великъ, играюще во многиа игры и до полудни. С полудни же начаша литовския люди подъежжати под град, сматряюще стен и часто подзирающе. Такоже начаша готовити места, где быти пушкам ихъ и пищалем. И скачюще на бахматех, машуще мечи своими на град, яко грозяще. К вечеру же начаша скакати конные многие люди и з знамены по всем полям Клемянтеевским. По семъ же и Сопега вышелъ со многими полки вооруженными и паки скрышася в табары своа.

Оставшее же ся троецкое воинство, видяще на град лукавое позирание, уразумеша лютый совет их къ пролитию крови и непщеваху быти приступу. И тако готовящеся на брань. Беша бо мали числом суще. И готовяху на стенах вар с калом, смолу, камение, и прочее, иже к тому времени пристрояюще, и подошевной бой очистиша.

И егда бысть вечеръ уже, окаяннии же литовские люди и руские изменники лукавствующе хотяще к стенам градным приити тайно и ползающе, аки змия по земли молком, везяху приступныя козни: щиты рубленые, и лестницы, и туры, и стенобитныя хитрости. Градстии людие вси взыдоша на стены, мужеска полу и женьска, и такожде западше, ждаху приступу.

И абие с Красной горы возгремеша изъ огневово верхового наряду. И тако, воскричавше, все множество литовских людей и руских изменников и устремишася на град со всех стран с лествицы, и щиты, и с тарасы, и со иными козньми стенобитными. И заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду всеми силами, всякими делы и хитростьми. Мняху бо окааннии во един часъ похитити град, ведяше же во граде зело мало людей и тии суть немощни, и сего ради крепце належаху на град.

Но благодатию Божиею подкрепляемо троецкое воинство бияхуся с стен градных крепко и мужествено. Литва же тщашеся вскоре на град взыти и придвигнуша щиты на колесех и лествицы многия, и нуждахуся силою приставити и взыти на стены. Христолюбивое же воинство и вси градстии людие не дающе им щитов и тарасовъ придвигнути и лествицъ присланивати, бьюще ис подошевново бою из многих пушек и пищалей, и в окна колюще, и камение мещуще, и вар с калом льюще, и серу и смолу зажигающе метаху, и известью засыпающе скверныя их очеса. И тако бьющеся чрез всю нощь.

Архимарит же Иасафъ со всем освященным собором вниде въ храм Пресвятыя Троица, молящеся Всещедрому в Троицы славимому Богу и Пресвятей Богородицы и великим чюдотворцом Сергию и Никону о избавлении града и о помощи над враги.

Егда же бысть день, видяще окаяннии, яко не успеша ничтоже, но паче своихъ множество изгубиша, начаша со студомъ отступати от града. Градстии же людие вскоре отвориша град, овии же с стен скочивше, учиниша выласку на оставшихся ту литовъских людей у стенобитных хитростей своих. Инии же во рвех бродяще и не могуще изыти. И тако тех многих побили, а живых взяли пановъ и руских изменников 30 человекъ. И повелеша имъ в жерновы играти, работающе на братию и на все троецкое воиньство и до отшествия врагов от града. И тако милостию Пребезначалныя Троица и заступлениемъ Пречистыя Богоматере и молитвъ ради великих чюдотворцовъ Сергиа и Никона побиша тогда множество приступных людей; и тарасы их, и щиты, и лествицы, и прочиа козни вземше, во град внесоша. Сами же вси здравы отшедше, яко победители над враги показашася.

О ЗАСТУПЛЕНИИ БОЖИИ: КАКО ГОСПОДЬ НЕМОЩНЫХ УКРЕПИ ПРОТИВО СУПОСТАТЪ

По оскудении же всего чина воинъскаго и еще тою злою болезнию мнози скончевающеся, зряще же остающии, не ведуще, что сотворити или что смыслити противу толика множества враговъ обстоящих ихъ: и яко воду морскую всюду зрят облиявшуся воокругъ Сергиева корабля. Надеюще же ся на добраго кормъчию, на молитвы чюдотворца, и разумеша в руку его держимо кормило оставших душъ ко спасению. И к тому «не надеющеся на князя ни на сыны человеческия, в нихже бо не бысть спасениа»,[459] и прочая. И уже бо препростии вземлют оружиа, аки весла, и готовятся к великим волнамъ разсечению и исходят противу храбрых ратоборецъ растесанию. И разумеша вси чюдотворца молитвы и поспех, и уже нази не боятся блещащихся доспех. И хотящеи дом Пресвятыа Троица гордостно низложити осадою всегда, обагряеми кровми, бегают от немощных низлагаеми подсадою. И ждущеи прияти различныя муки в руки своя приаша крепкия луки. И лениви быша к жерновом востающеи мелцы внезапу быша на сопротивных удалые стрелцы. Не часто уже ударяются к стенам носящеи на главах шлемы, смерти бо ищущеи во очеса тем верзающеся, яко пчелы. Къ язвам же сынове беззаконнии всегда суть терпки, но зверски низлагаются кормящимися серпы.

Что много глаголю? Толико Богъ охрабри оставшихся сиделцов троецких на противных: не тако бо сопротивнии исперва боящеся приходити близ града и ратовати его, егда бысть во граде множество всякого чина воинскаго и мужей ратоборецъ, якоже боящеся последних малых числом сущих невеждь. И якоже спасе Господь Авраама[460] и Гедеона[461] и град Иерусалимъ от руку асирян[462] не силою, ни бронми, ни твердыми стенами, но мышцею своею, такоже и дом Пресвятаго имени своего не крепкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не множайшими, но малейшими. И за гневъ мало порази, но за милость много возлюби, якоже въпреди явлено будет.

О ТРЕТЬЕМЪ БОЛШОМЪ ПРИСТУПЕ И О ОБМАНКЕ НАД ТРОЕЦКИМИ СИДЕЛЦЫ

Ждуще же иже во осаде седящеи в Троецком въ Сергиеве монастыре князя Михайла Васильевича Скопина. И се известно бысть всем людем, яко собрашася вси вкупе от тушинского ложнаго царика, и Сопеги ис под Троицы, и из ыных градов многия поляки и руские изменники поидоша против князя Михайла и против немецких людей. Богу же отмщающу кровь рабъ своих, вопиющих к нему день и нощь, и тако всеоружных сотре Господь силою своею, и возвене о сем слух во всей Росии. И трезвы и вооружены поляки на одрех почити возлегаютъ и уже ктому другомъ своим, руским изменником, ни в чем не верят, и разделенныя домы и имениа оставляют, и плененых жен и девицъ вся помещут, и в подарцех тех мнози не приимают, но вси ко брани оружиа очищают, готовящеся зверски к напитию крови. И оставляют ради задержаниа князь Михайлову воинству во градех надежных борзобегцов, сами же злейши от всего воинства отлучаются, изыскивающе, кто еще веренъ имъ от руских изменников; и с теми совет укрепляют о семъ, что, оставя прочая грады, взяти Троецкой монастырь: и все пути к царствующему граду тем заимутся. Но смущающеся о том, занеже множество их погибло под Троецким Сергиевым монастырем.

Но что творитъ вселукавый? Влагает мысль руским сыновом от ближних градов, и о какове безумии прелстишася и советующе рекоша: «Аще убо стояще пребудем с поляки вкупе на Москву и на Троецкой монастырь, то поместья наши не будут разорены». О прелести вражиа! Тленная имениа соблюдающе, нетленныя же душа в вечныя муки отсылающе; богатство храняще, главы же своея не щадяще.

И тако совокупльшеся з Зборовским полком и с тушинскими литовъскими людми, и с рускими изменники и от многих градов дворяне и дети бояръские. И тако вси приидоша под Троецкой Сергиевъ монастырь и обьявивше множество силы своея избранныя и множеством богатства своего хвалящеся, играюще же во многие игры и посылающе ко обители чюдотворца руских людей, простую чадь, с вестью и научающе глаголати, что немецъ и руских людей побили и воевод поимали, а князь Михаилъ добилъ челом на всей воли панъской. И зовуще из града на зговор Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин[463] троецких людей и сказываху, что «и Москва уже покорилася, и царь Василей и з бояры у нас же в руках». Такоже и дворяне с клятвою лжуще во едину речь с поляки, и ни в чем же не разньствоваху, глаголюще: «Не мы ли бехом с Федором с Шереметевым? И се вси мы зде. И каа вам надежа на силу понизовъскую?[464] Мы же познавше вечного своего государича, и сего ради верно служим ему. Царь же Дмитрей Иванович посла нас пред собою. Да аще ли ему не покоритеся, то сам за нами приидет со всеми полскими и литовскими людми, и со князем Михайлом и с Федором Шереметевым и со всеми рускими людми; тогда же челобитья вашего не приимем». И ина многая приежжающе блядяху льстяще. Таковеми бо змииными лестьми многие грады пельстивше погубиша.

Милостию же Пресвятыя Троица не токмо умнии, но и простии не внимающе сему никако же, но единеми усты вси отвещеваху: «Господь с нами, и никто же на ны![465]Добро убо и красно лжете, но никто же имет вамъ веры. И нань же пришли, творите, мы же готови есмы к вам на брань. Аще бы есте сказали нам, что князь Михайло под Тверью бреги поровнялъ телесы вашими, и птицы и звери насыщаются мертвости вашея, то добре быхом верили. Ныне же, вземше оружиа, пронземъ сердца другъ другу и растешемся полма и разсечемся на части. И егоже во вратех небесных оправдит Господь, той есть творяй и глаголяй правду».

Видевше же злии врази, что не ищут троецкие сиделцы живота, но смертнаго пирьшества любезно желающе, и тако ко второму дни на приступъ строятся. Пан же Зборовской, ругаяся и понося Сопеге и Лисовъскому и всем паномъ, глаголя: «Что безделное ваше стояние под лукошком? Что то лукошко взяти да ворон передавити? Се убо вы нерадениемъ творите и хощете чернью збитою взяти». И уготовавше же ся сами къ приступу, а чернь отослаша от себе, разве казаковъ Лисовских. И положивше совет на сонных приити в ту же нощь, какъ пришел Зборовской от брани со княземъ Михайлом, и с ним прииде Левъ Плещеевъ да Федор Хрыпуновъ.[466] Глаголют бо, яко на ту нощь видеша литовские люди с небеси велику звезду спадшу среди монастыря и разсыпашася от нея по всему монастырю огненыа искры.

Бысть же сей приступъ третий великий июля въ 31 день, канон Госпожиных заговенъ.[467] Во обители же чюдотворца тогда здравых отнюдь боле двою сот человекъ не бяше. В нощь же ту, егда к приступу уготовашася литовские люди и руские изменники, тогда на воздусе луны, яко огнь, скакаху, и всю нощь от небесных звездъ светъ сиаше великий, и яко видящеся падаху над монастырем и въ округ монастыря. Троецкое же воиньство и вси православнии християне, мужи и жены, бьющеся со враги чрез всю нощь беспрестанно, яко и на прежних приступех.

И ино же прежним подобно явление бысть, якоже прежде многим началникомъ кровопийцам во сне, и тии в суету сонную вмениша. Ныне же на уверение истинно не во сне, но наяве показася текуща река. Но в то время о семъ ничтоже во обители чюдотворца уведено бысть; по престатии же ранъ праведных наказания от Господа и уже в покаянии с клятвами имени Божиа истинно сведетелствовася сице.

Поведа Андрей, зовомый Болдырь, атаман казачей, и с сущими под нимъ казаки. И сии по обычаю своему готовящеся къ приступу и позападше около прудов, ждуще времени. И се видят явно, яко течет река велми быстра между ими и монастырем, в волнах же сломленое великое колодие, и выскидие, и лес мног несет, и с корениа же несет великое древие, камень и песокъ изо дна, яко горы велики восходяще. Бога же свидетеля представляа тому, яко видеша два старца, сединами украшена, яко снегом, и кличюща съ града ко всемъ, видящим сиа, вопиа же гласом великим: «Всем вам бедным такъ плыти! Что о себе не разсудите!» Нам же друг з другом шепчющим: «Что ся вам видит и слышит, братие?» И вси единогласно друг ко другу глаголахом: «Се не привидение, но яве видимъ реку грозну текущу и страшно ломлющу древеса и выскитие и камень мещущу изо дна». И сия глаголюще, на старца же вси зрехом вкупе. Ведуще же вси, яко несть меж нами и монастырем реки и несть древес великих, и начахом вси скорбети, глаголюще: «Се знамение быти всем нам побитым». И еще слышахом глас глаголющъ многих по граду: «Ложитеся спати, несть убо и не будет ничтоже». И медлящим намъ в совете, и не видехом реки, и все бысть, аки и прежде. И егда хотехом бежати, и внезапу поидоша со всехъ стран к приступу и мы убо, аки связани и гоними, идохом къ смерти и не удержавшеся с прочими двигнувшеся. И слышахом, з города прежде двожды или всего трижды стрелиша, и за измену нашу вражию с сторону нашу много побитых обретшеся, а не ведомо, хто их побилъ. И стремъглавъ вспять неустройно вси мещущеся, от приступа того разбегошася, и к тому прочее на приступы не приложиша приходити. На стене же градстей едину жонку убиша и никого же кроме ея не раниша.

Зборовской же избранное воиньство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопега и Лисовской съ своими воинствы подсмеваху: «Что ради не одолелъ еси лукошку? Исправися еще, толикъ еси храбръ, не посрами нас — разори, шед, лукошко сие, учини славу вечную королевъству полскому. Нам не за обычей приступы; ты премудръ, промышляй собою и нами».

И ихже сиа от видевших насъ остави Господь на покаание и на обличение самем себе. Аз же, Андрей, с ними. Всегда плакахомся и размышляюще, да не како живых нас пожрет земля, и улучивше время, таи отбегохом.

О ОТЧАЯНИИ ПОМОЩИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИА И СКОРБЕНИЕ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВЪ И У ПРОЧИХ ПОТРЕБ

Многу же беду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучающеися во обители чюдотворца, паче же по последнем семъ третеемъ приступе, на выласках, и побивающе множество градских у добытия дров за градом, и искушаются сердца и разумы нетерпеливых, и в неблагодарении уста отверзаютъ и возмущают крепость твердостоятелных, и мнози глаголют стропотная и развращенная сицевая: «Се колико время продолжается пролитие крови нашея, и еще что конецъ беде сей? Что ложно упование наше о царе Василии? Се день ото дне ждем помощи и изручениа, но вся суть ложна. Уже бо гради росийстии вси соблазнишася и вси к вором приступиша, и ниоткуду несть нам на помощь ратных воинствъ, всем бо до себе прииде. И како совершатся главы наша мечным поядениемъ?»

И мнозем руце от брани престаху, всегда о дровех бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дровъ ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролития. И купивше кровию сметие и хврастие, и тем строяще повседневное ястие, к мученическим подвигомъ зелне себе возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Идеже сеченъ бысть младый хврастъ, ту разсеченъ лежаше храбрых возрастъ. И идеже режем бываше младый прутъ, ту растерзаемъ бываше птицами человеческий трупъ. И неблагодаренъ бываше о сем торгъ, сопротивныхъ бо полкъ со оружием прискакаше гордъ. Текущим же на лютый сей добыток дровъ, тогда готовляшеся имъ вечный гробъ.

Во вратех же убо града всегда входящеи и исходящеи сретающе глаголаху сице: «Чимъ, брате, выменил еси проклятыя дрова сиа, другом ли или родителем, или своею кровию?» И ихже Господь еще закры, тии благодарствоваху, а их же суд постиже, тии зле рыкаху. Отецъ бо исхождаше, да препитает си жену и чада, и брат бата и сестры, такоже и чада родителей своих. И вкупе вношаеми бываху дрова и человеческая глава. И брашну сострояему злейшею ценою, и всяк, зря на огнь, «ох-ох, — глаголаше, — о, отче мой, почто мя роди: да кровь твою изъем и испию?» Матерем же вопиющим: «О, чаде мои, се не брашно строится, но аз за вами въ смерть готовлюся!» Братиа же братию обрыдаху глаголюще: «О, утроба матере нашея, почто не заключи наю, да не изъемы друг друга!» Инии же от жестости вопреки тем глаголаху: «Ни, братие, не скорбите: мы днесь тех поты и кровию напитахомся, заутра же и нашими поты и кровию оставшии напитаются. Несть бо мы тому винни, но судит Всесилный злодеем нашим о семъ».

И таковому убо бывающу унынию, от царя же никако же надеяхуся изручениа. И о том скорбяще, что у врагов Божиих сторожи крепки и вести къ государю царю учинити немощно о великих прежереченных приступех и о оскудении во граде воинскими людми.

О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ

Дивный же в чюдесех великий Сергий паки является пономарю Илинарху, глаголя сице: «Рцы братии и всем ратным людемъ: почто скорбят, что вести послати к Мосъкве нелзя? Аз послах от себя к Москве в дом Пречистые Богородицы и к мосъковским чюдотворцом всемъ молебное торжество совершити трех учеников своих: Михея, да Варфоломеа, да Наума,[468] въ третьемъ часу нощи. И воры и литва видеша ихъ. И почто слуга не возвестил, еже слыша от враговъ, что видеша их? К манастырю бо пришедше, о том сказаша сами. Вы же шедше из града глаголите врагом: „Видесте вы старцов, почто не изымасте их? Се будет от них на вас победа, да и на Москве всему граду будет ведомо о них”». Еже и бысть.

Видеша бо их в то время на Москве пришедших со множеством хлебов печеных на возилех на Троецкое подворие в Богоявленской монастырь. И невидими быша. О сем убо впреди слово изъявлено будет[469] <...> ныне же сие оставльше, и еже во обители чюдотворца во осаде сотворшееся да глаголется.

Воеводы же и все воинство, сия слышавше от Илинарха, и начаша испытовати, кто у литовских людей что слыша. Слуга же Федоръ Чюдиновъ исповеда все по ряду сице: «Мне убо, — рече, — на сторожи хранящу повеленное, и подшедше близ сынове вражии грозяще глаголаху: „Что надеетеся о сем, еже посласте трех мнихов к Москве? Не минуша бо стражу нашу; аще и два утекше, но единого поимахом”». Мнози же не имуще о семъ веры.

И во вторый день воевода посла за город дворян и нарочитых от воинства к паном на искус о старцех уведети. И несогласны быша речи от панов глаголющих: «Послали-де вы к Москве трех мниховъ, под двема лошади кари, а под третьимъ стреката; и на сторожу нашу наехали, и сторожи наши ихъ перехватали и дву казнили, а третьего къ царику послали». Инии же воспрещаху между собою: «Не лжите, — глаголюще, — никого же не поимахом». И таковая нецыи от православных слышавше и смеющеся им глаголаху: «И хто именем они, ихже в вязнех держите, и каковы образом, и что вестей сказаша вам?» И ругающеся они словесы мятяхуся.

Воеводы же, посоветовавше и просяще общей милости у Живоначалной Троицы, изшедше на выласку истиннаго ради уведениа чюдеси, и взяша языка нарочита шляхтича и возвратишася во град ничим же не вреждены. И в роспросе и у пытки пан сказалъ: «Поехали-де от вас к Москве три мнихи и наехали на нашу сторожу, и они за ними гониша, да не догнали. Се же паны солгаша, что поимали. Истинно вам сказую, яко не поимали ни единого, лише бахматы свои поморили. Под старцами же шкапы добре худы, но яко крылаты».

О семъ же вси радостным сердцем благодарение воздаяху Владыце всех Богу и угоднику его великому Сергию чюдотворцу. И по времени, егда получиша возможение, и о всем о сем къ царю Василию писаниемъ возвестиша.

О ТОМ ЖЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО

И того же дни вечеръ, в онже истино изыскано и уведено бысть прошествие нетленных гонцов, старецъ некто в болнице немощен беяше и слыша таковая глаголемая о чюдесех великого Сергия чюдотворца и размышляше, лежа на постели своей просто: «Какие то лошади, и будет ли то истина?» Сиа же ему мыслящу, обратися к стене, и се слышит болницу ту оттворшуся и топот ногъ идущу. Он же не обратися позрети, занеже мног восход и исход болным тогда в келии той, и мнози беднии от мирских чади ту же живуще. И слышит старецъ той кличюща его: «Обратися семо, да скажу ти нечто!» Старецъ же не обратися к нему и рече: «Скажи, брате, что есть; не могу убо превратитися, и веси и сам, яко боленъ есмь». Той же паки рече к нему: «Обратися, что ленишися!» Старецъ же отрече: «Не хощу вредитися, поведай просто». Мняше бо старец, яко тоя же келии некто се глаголет ему, тем же и не хотяше зрети нань. И премолчавъ предстояй начат поносити ему, глаголя: «Что безумствуеши, старче, что непокоривъ еси? Се ли иночество ти? Или несть милости у Бога, еже подати здравие немощи твоей?» Старецъ же о поношении размышляше и в себе мысля: «Кто напрасньствует ми? Когоже азъ оскорбих?» И восхоте обратитися, и всею силою двигся, и се на ногу своею здрав ста. И позна чюдотворца по образу, написанному на иконе. Глагола же ему великий чюдотворец Сергий: «Что сумнишися? Истинно послах ученикъ своих». И старец, простъ сый, рече: «И на чемъ послал еси, государь нашь?» Преподобный же отвеща: «Ихже конюшей Афонасей Ощерин скудости ради корма трех слепых мериновъ в надолобы изгна вне монастыря, на тех послах. Повеждь же всемъ о сем: не толико ми гнусно смрад блуда согрешающих мирян, елико же инок, небрегущих своего обещаниа. И под стенами града обители моея всех врагов пришедших потреблю, нечисто же во обители сей и двоемыслено живущих погублю и со осквернившимися управлю». И сек рекъ, невидим бысть.

Старецъ же разуме себе здрава и страхом многим одержим, и плакася до утрени о пререковании ко святому. И о себе прииде въ церковь и поведа всем чюдотворца глаголы. И поискавше всюду тех меринов слепых и не обретоша, или кто виде их, въ слух ни у кого же не услышаша. И уверишася истинно по словеси святого Сергия чюдотворца, и воздаша славу вси о семъ Господу Богу, творящему дивная. Сих же ученикъ святаго пришествие не неведомо бысть в царствующем граде Москве. О семъ убо, паки глаголю, въпреди слово изъявитъ <…>

О БОЮ СО КНЯЗЕМ МИХАЙЛОМ ПОЛСКИМ И ЛИТОВСКИМ ЛЮДЕМ И РУСКИМЪ ИЗМЕННИКОМЪ

Разрушителю же бранем, князю Михайлу, приближшуся х Колязину монастырю,[470] сопротивницы же, полские и литовские гетманы, и полковники, и рохмистры, коиждо своими полки: Александръ Зборовской, и Сопега, и Лисовской, и Иван Заруцкой,[471] поидоша паки против князя Михайла Васильевича Шуйского Скопина и немец Переславъскою дорогою, месяца июля въ 5 день на память преподобнаго отца Афонасиа Афоньскаго и преподобнаго отца нашего Сергиа Радонежскаго чюдотворца на обретение честных мощей его, во втором часу нощи. Приидоша же на Волгу под Колязин монастырь в село колязинское Пирогово. Князь Михайло же Васильевич и со благочестивым московъским воинствомъ, и сь Яковом Пунтосовым,[472] и с Велгоремъ,[473] и со многими немецкими людми ополчивъшеся на Волге противу их.

И посла князь Михаилъ воевод Семена Головина, князя Якова Борятинсково, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людми за Волгу на перевоз к Николе чюдотворцу в слободу на речку Жабну под литовских людей, чтобы за тое речку не перепустити их. Речка бо та топка зело и ржависта. Литовские же увидевше московских людей, и абие, яко лютыя звери, устремишася на лов. Благодатию же Божиею на томъ бою многих полских и литовских людей побили и поранили, мнози же от них, на грязех погрязше, погибоша, прочии же в бегство устремишася к болшим людем в село в Пирогово. Воеводы же о семъ послаша весть ко князю Михайлу, чтобы вскоре реку перевезся, еже и бысть.

Литовские же гетманы и их полковники всеми полки своими устремишася на руское воинство. И съступишася обоих полцы, и бысть сеча зла, и сечахуся на многих местех, бьющеся чрез весь день. От оружейново стуку и копейного ломаниа и от гласовъ вопля и кричания обоих людей войска, и от трескоты оружиа не бе слышати друг друга, что глаголет, и от дымного курениа едва бе видети, кто с кем ся бьет. И яко зверие рыкающе, зле сечахуся.

Солнцу же достизающу на запад, и возопиша вси православнии къ Богу, со умилением вопиюще от сердец своих: «Виждь, Владыко, кровь рабъ твоих, неповинно закалаемых! Такоже и ты, преподобне отче, Макарие, помолися за ны къ Богу и помози нам!» И уже близ вечеру сущу, услыша Господь молитвы раб своих, и нападе страх велий на врагов Божиих, и ужасом великим одержими, в бегство устремишася. И побегоша друг друга топчюще, гоними гневом Божиим. Руские же полцы гнаша литовских людей и секуще до Рябова монастыря;[474] и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитыхъ панов многих живых поимали. И с великою победою и одолением возвратишася под Колязин монастырь со многою корыстию.

Полские же и литовскиа люди и руские изменники, яко же ис под Твери, тако ис под Колязина монастыря не путьми возвращьшеся вспять и конечне хотяще разорите дом Пресвятыя Троица, и люте належаще бранию. Оставши же мали суще числом и друг друга водяще, со враги боряхуся.

По сем же из Сопегиных табаръ в Троицкой Сергиевъ монастырь выехал пан Янъ, а с ним 4 пахолки, да два человеки руских и сказали, что под Колязиным монастырем князь Михайло литовских многихъ людей побилъ и поималъ.

Того же дни воеводы устроили ис Троицкого Сергиева монастыря выласку на речку Коншуру, на бани литовские, и многих у бань побили черкасов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человекъ живых взяли. И языки сказали, что подлинно литовских людей князь Михаилъ под Колязиным монастырем побил. 0 сем же вси людие благодаръствоваху Бога, и возврадовашася и благонадежни быша, чающе избавлениа от Бога, и со враги крепко боряхуся.

О ЛЬСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ СКОТА ИХ

Богоборцы же, полские и литовские люди, такоже и руские изменницы, егда поражени быша от руских людей, паче же от Бога, бегуще ис под Колязина монастыря, плениша многие волости и села и деревни Ростовской, и Дмитровъской, Переславъской и Слободской уездъ, и множество всякого скота награбиша, и наругающеся градскимъ людем гладным, иже седяху во осаде во обители чюдотворца Сергиа, и попущаху великиа стада скота по запрудной стороне по Красной горе и на Клементеевском поле, вкупе же и блазняще из града осадных людей на выласку, чтобы отъехати их от града. И того по много время попущающе стада въ день и в нощь. Они убо лукави суще, яко лисица и яко хищнии волцы, сатаниным коварством сие умыслиша над гладными сиделцы. Богъ же не оставляет рабъ своих, уповающих нань, и совет ихъ той тако не совершися.

Месяца же августа въ 15 день в самый светлый всемирный праздник Пресвятыя Владычица нашея Богородица честнаго и славнаго ея Успения, из Сопегиных табаръ по первому своему злому лукавству, паки попустиша скот свой въ преждереченое место. Троецкие же сиделцы, конные выехавше из града тайно Благовещенским врагом, сторожей литовских побили, и, залучивъше стада их, погнаша ко граду. С Пивного же двора изшедше пешие люди и тако вогнаша скотъ во град, благодаряще Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чюдотворцов Сергиа и Никона, яко здравы отидоша от толика воиньства литовских людей, и ничим же не вреждены, толицы мали суще числомъ. Еще же и о сем дивно есть: егда скот погнаша к монастырю, тогда той скотъ сами скоро потекоша к монастырю, и ничим же задержими во градъ внидоша.

О ПРИХОДЕ ВО ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДМИ, И О ПРЕПИТАНИИ РАТНЫХ МОЛИТВАМИ ЧЮДОТВОРЦА, И О УМНОЖЕНИИ МУКИ И СУХАРЕЙ И РЖЫ, И О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАРИТА ИАСАФА И О НИЩЕЛЮБИИ ЕГО, И О ПОБЕГЕ СОПЕГИНЕ И ЛИСОВСКОГО СО ВСЕМИ ЛЮДМИ

Слышаще же в Троецком Сергиеве монастыре, яко князь Михайло ис Переславля изгна литву и руских изменников и мостяща пути трупом нечестивых даже и до слободы Александровы[475] и строящася добре пути кровныя изсушити. Архимарит же Иасафъ, и иноцы, и воеводы, и прочии сиделцы посылают ко князю Михайлу Васильевичу от дому чюдотворца, просяще с моленьми помощи, понеже оставшии людие изнемогоша.

И послан бысть от князя Михайла воевода Давидъ Жеребцовъ, а с ним 600 мужей избранных воинъ и триста сим служащих. Молитвами же чюдотворца проидоша ничим не задержани, ни подзаратаи, ни стражами не уведены быша, и легцы суще всего протекше скоро.

Не имуще с собою ко препитанию никакихъ потреб, оскорбляются, а не пекутся о препитании мучащихся в бедах, но строят о себе полезная. И вземлет Давидъ все строение на себя, и запасом монастырским памяти счетныя отъемлют же. За рукою старца Макариа взял в житницах 20 четвертей ржы, да 200 четвертей сухарей, да в хлебне муки ржаные 40 четвертей, да овса 7776 четвертей. Мелница же конская испорчена тогда, и лесу не бысть, и строити ее нечим. Такоже и молоти некому, людие бо трудники вси изомроша, и мелюще токмо на день по три осмины ржы или овса, пекуще же на день по четыре квашни, в квашни же по 5 четвертей. Да к тем же хлебом по вся дни емлюще в трапезу сухарей четвертей и по девяти, и по десяти, и по 11.

Архимарит же Иасафъ, яко же исперва начат, тако же и до сего времени печашеся о бедных и нищих, и бе око слепым и нога хромымъ. Аще и не своима рукама и ногама, но всех всячески упокоевая и без слезъ немогий взирати на плачющая и скорбя с воздыхающими, и всякъ просяй что и тщама руками не отхождаше от него.

Оставшии же иноцы, видяще ратных насилование, отца же Иасафа к бедным и нищим попечение, и яко же преже о том роптаху нань, тако же и в то время и потомъ, и в лице тому пришедше сваряхуся. Боголюбивая же душа прощениа просяще от всех и тихими словесы наказуя о всемъ благодарити Господа. И рекъ: «Лучше нам умрети, неже престати сирот миловати. И не оставит насъ великий Сергий гладом истаяти». Зрите вси слышащеи, колик скоръ заступник уповающим нань, великий отецъ нашь Сергий. Убо сей Иасафъ простъ сый, ни пророкъ, ни знаменоносецъ, но уповав верою и не посрамися, яко вдова она, питавшая Фезвитенина, послуша бо того глагола, и не оскудеша малыя пригорщи в три лета и месяца 6.[476] Воистинну бо «праведницы и по смерти живи суть»,[477] якоже и днесь пред очию всех содеяся. Мнеша бо тогда иноцы оставшии, еже на едину седмицу дней токмо пищи, протягну же ся время от малых тех останков на 84 дни, октября съ 19 генваря по 12 день. В той бо день Сопега и Лисовской от Троицы со всеми людми с полскими и литовскими побежали къ Дмитрову.

О ПОМОЩИ ЧЮДОТВОРЦА И О НЕНАДЕЖНЫХ ВЫЛАСКАХ

Дивно же се всегда бываше, егда исперва седоша людие во осаде в Троицком Сергиеве монастыре даже и до пришествиа Давида Жеребцова, егда исхождаху на брань к сопостатом: егда убо устроятся людие и уготовятся с великим опасениемъ, то не всегда на добро бываше изшествие; аще ли о чем надежно изыдут, то и пагуба бываше. Похвалное же что содеяся, и то не урядством, но последнею простотою. И дива слышание достойно.

Внегда бо узрят противных где стоящих и с простотою храбръствующих или близ стен бесующихся, держими же воеводами, да не погибают напрасно, и не могуще изыти и друг на друга позирающе, сердцы растерзахуся. И замышляюще кождо себе нужду и потребу, у приставленых над ними испрошахуся: едины травы ради, друзии же воды, инии дровъ добытия, инии же корениа ископати, овии вениковъ урезати, овии же подале отманивающеся ко кладязю чюдотворца воды исцеления ради почерпсти. Поляки же, радующеся таковому неустроению, и, яко пси на заяцовъ, отвсюду напущаху, и зачинающуся кровопролитию на многих местех: не десят бо или 20, но и пять, и три, и два, порознь бродяще, смерти искаху. Против же врагов, егда нахождаху на них, вкупе ополчевахуся. И нечестно исходящеи честни победители показовахуся. Спасителя же нашего хранением в таковой простоте никто же никогда погибе, но вси здрави до единого возвращахуся в дом преподобнаго.

Давидъ же Жеребцовъ, егда прииде и виде таковую простоту твориму во исходящих на выласке, их же много безчестив и отославъ прочь, не повеле с собою исходити ко брани. Надежен же на избранное воинство и к раздражителем, добре урядився, исходит изведатися. Стигнув же ся с сопостаты и со срамотою одолеваем, утече, въместо же пота победителства слезами облияся. Урядный неурядно утече. И помале, еще дыша рвениемъ, исходит мститися. К нему же простцы рекоша на пути: «Мы, государь болярин, преже сего прося у чюдотворца Сергиа помощи, малоурядно исхаживали, занеже не подается нам, но яко овцы исходихом, пастырь же нашь сам нами промышляа и не погуби нас николи же». Давидъ же, вежди з гневом возводя на пререкущих, и исхождаше ко врагомъ на бой. Смятию же брани бывши, и зря простцы мужа храбра и мудра нестроение, но по его отречению не смеют помощи тому подати. Видяще же, яко кедры посечены имуть быти в дубраве и не дождавшеся своея надежи опустошитися и по обычаю простоты немощнии бранию ударивше, и исхищают мудрых от рукъ лукавых. Гордящеи же ся ктому немощных и бедных не нарицают овца, но лвове, и не сирот, но господей, и единотрапезников спосаждают. И помещут немецкую мудрость, и приемлют покрываемых от преподобнаго буесть. И в простоте суще забывше бегати, но извыкше врагов славно гоняти.

О ПРИХОДЕ ГРИГОРИА ВОЛУЕВА[478]

Месяца генваря въ первый день въ 4 час нощи прииде из слободы Александровы от князя Михайла Васильевича в Троецкой Сергиевъ монастырь воевода Григорей Волуевъ, а с ним избранных вой 500 мужей храбрых, и вси во оружии. Сии убо приидоша изведатися с литовскими людми и с рускими изменники и войско их сметити. Егда же освитающу дни, и совокупльшеся с Давыдом и с троецкими сиделцы, и исходят из града храборски, и нагле нападают на полские и литовские роты. И втопташа их в Сопегины табары, и станища их около табаръ зажгоша. И милостию Пребезначалныя Троицы литовъских людей многих побили и языки поимали. Сопега же и Лисовской со всеми полки своими изшедше противу их, и бысть имъ бой великъ на Клементеевском поле, на Келареве пруде, и на Волкуше, и на Красной горе. И много бивъшеся и мнози от обою страну пивше смертную чашу, множайше же сугубо погибе полку еретического. И разыдошася обои. И день той препроводивше во обители чюдотворца, сотворше заповеданное имъ, паки возвратившеся ко князю Михайлу Васильевичю. На полских же и литовских людей и руских изменников тогда страх великъ нападе и в недоумении быша, якоже оставшии сказаша.

О ПОБЕГЕ ГЕТМАНА СОПЕГЕ И ЛИСОВСКОГО

И генваря въ 12 день гетман Сопега и Лисовской со всеми полскими и литовскими людми и с рускими изменники побегоша къ Дмитрову, никим же гонимы, но десницею Божиею. Толико же ужасно бежаша, яко и друг друга не ждущя и запасы своя мещуще. И велико богатство мнози по них на путех обретаху, не от хуждьших вещей, но и от злата, и сребра, и драгих портъ, и коней. Инии же, не могуще утечи, и возвращающеся вспять, и лесы бегающе, прихождаху во обитель к чюдотворцу, и милости просяще душам своимъ, и поведающе, яко «мнози видеша от нас велики зело два полка гоняща нас даже и до Дмитрова». Чюдиша же ся вси о сем, яко от обители не бяше за ними никакой посылке. Князь Михайлов же приход уже и отчаян, и моление от обители к нему презре.

По отшествии же сынов беззаконных преждавше осмь дней, посылается къ царствующему граду къ государю от обители чюдотворца со святою водою старецъ Макарей Куровской генваря въ 20 день. Еще же опасение бяше в дому чюдотворца от врагов, и с людми считающеся и ихже к питанию восхотевше сметити. И еще муки обретше в хлебне четвертей з десять, такоже и сухарей четвертей с пятдесят. Всех же во удивление чюдо сие введе, како от малых сихъ запасов на толико время простреся до преизобильства, и не токмо же человеком, но и скотом. Вяще бо числа зде реченнаго преизбысть: дающе бо тогда конемъ овса на все воинство по 90 четвертей на день, да монастырским и воеводским лошадем по 10 четвертей на день; и кормим бе весь скот за сто дней от овса того. По разшестъвии же ратных всех изо обители и еще останцы того овса мнози осташася на потребу великими бедами искушенным от Бога. Егда же и князь Михаилъ, не мало время преминувъ, прииде из слободы в дом чюдотворца со всем воиньством с рускими людми и с немцы, и все воинство от тех же малых останков доволствовашася, такожде и весь скот свой от житницъ же чюдотворца довольне питаху. И по отшествии его и всего воиньства многимъ препитание бысть.

СЛОВО БЛАГОДАРСТВЕНО ЗА ВСЯ ЧЮДОТВОРЕНИА БОЖИА ИЖЕ БЫША ВО ОБИТЕЛИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИА МОЛИТВАМИ ЕГО. ТВОРЕНИЕ ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИА

Иже хотяй исчести вся звезды круга небеснаго и от аера капля дождя изливаема, и въскрай моря лежащаго песка исчислити, но невозмогает отнюдь, несть убо се возможно от человекъ, но токмо единому Богу. Сице же несть возможно исчести чюдес великихъ светил, дивнаго в чюдесех преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергиа чюдотворца и ученика его Никона чюдотворца. Колико творит Богъ угодники своими предивная и паче всякого слова и умом непостижимая чюдеса! Якоже бо солнце простираяй повсюду чюдес луча, не токмо во обители их, ноив царствующем граде Москве и во окрестных росийских странах, везде прослави Богъ угодникъ своих, но и повсюду протекоша их чюдеса и до внешних государствъ Греческиа и Римскиа державы. Толико убо Богъ возлюби его и прослави, елико невозможно исповедати или писанию предати всегда бываемых чюдес. На всяком бо месте в бедах, или в скорбех, или во юзах, въ плене же, и во изгнании, и в кроволитиих, и во всяких нужных теснотах и печалех и иже призовет с верою в помощь великого сего отца, той убо посрамлен никако же исходит и чааниа своего не погрешит. Овогда же и преже прошениа святый в печалех предваряет и неищущим его скоръ помощник обретается. Той убо друг присный Матери Слова Божия; не исчитая тогда и ныне всех нас питает. Кто же азъ, окаянный и грехи неудобъцелимы нося, да восхощу, тма сый, за солнцем считати простираемыя чудес луча? Но о немже должен есмь вопию непрестанно, моля заступника отчаянным.

О, освященный верше, яко же исхитилъ еси из рук гордых труды потовъ, тако и мене исхити, всеокаяннаго, из гортани змиевы, к тебе бо прибегаем, поновившему чюдеса Еуфимиа Великого и Феодосиа: даждъ ми слово, безсловесная дела творящему, научи мя тебе похвалити, служащаго преждевечному Слову, словом вся составльшему! Благословен Господь Богъ нашь, действуяй тобою дивная и неизреченная! Благословено тело твое, преподобне Сергие, уверяющее мертвым воскресение! Хвално и благословено и препрославлено имя Господне, давый тя зрящим в снабдение от греха! Благословенъ Господь, запинаай тобою ко греху влекомым и предлагаяй в мысль жива тя всем пред очию зрящих! Благословенъ живый преже бытия всего зданиа, иже нечислимый 100 000 и тмами тем лет, но присносущный сый, изволивый создати всяческая, безначалный и бесконечный, иже прославити тя с прежними великими святыми! Благословени вы, господеви Сергие и Никоне, сохраньшеи дом свой от обстояниа сатаны!

Благословена и ты, о Дево преблагословеная Марие, иже токмо едино место сие сохранила от меча еретическа! Блажена еси, чаше, содержимаа в руку Содетеля всех, в нейже раствори Богъ вино нашего веселиа, егоже напихомся несмесна, ни превратна, во двою естеству Божества и человечества несмутно! Блажена еси, зерцало премирное, в немже уведенъ бысть Сынъ Божий! Блаженъ еси, источниче запечатленный, искипевый воду живу, егоже разумная невещественая существа желают напитися! Блажена еси, сокровище в будущий векъ всем в вечное восприатие! Блажена ты, Царице, яко раби твои прелетают стены вышняго Иерусалима! Благословена ты, Владычице, яко тебе поклоняются со страхом вся небесныя силы! Блажена утроба твоя, поносившиа Света светлейша солнца тысящами тысящей и тем тмами! Благословени руце твои, поносившеи Спеншаго море словом! Блажена дверь печати девьства твоего, еюже проиде Господь Богъ нашь един! Благословени очи твои, зрящеи трисоставнаго света! Блажени уши твои, слышащеи тайны прежде созданиа всея твари! Благословенъ умъ твой, зряй нынешнюю пременяему тварь и ину созидаему и саму тя царствующу со Взаемшим пречистую плоть от тебе! Блажена уста твоя, беседующа ис тебе рождьшему Сына! Благословена ложесна твоя безболезненая, имиже прошед Свет всем намъ и яко же прежде рожества, тако и въ рожестве, и по рожестве девьствующи! Благословенъ прошедый из боку твоею совершен человекъ, Богъ сый всяческих! Блажени путие, иже в тебе, ихже премирных разуми не постигнут! Блажена ты, свитче Бога Отца, в немже написа Слово свое во спасение верным! Благословена красота твоя, еяже Гавриил убояся! Благословенъ еси, ключю, бездну щедрот искипевый, в нихже всего мира грехи погрузишася! Блажена еси, веро невидимымъ! Благословена еси, надеже отчаявшимся спасениа! Блажена еси, упование ненадеющимся вечных мукъ избыти! Благословено ходатайство твое непосрамляющееся и в день пришествия Христова! Блажено заступление твое, восхищающе осужденых во веки! Благословенъ зракъ твой, воображенный на поклонение нам, грешным, во спасение! Благословена еси, недоумение по достоинству никому же восхвалити тя! Блажена еси, служимая небесными силами! Благословена еси, по достоинству восхваленная Богом Отцемъ! Блажена еси, украшеная Сыномъ Божиим! Благословена еси, сокровеное сокровище всех благих Духом Пресвятым! Благословенъ глаголъ твой, реченый преподобному, яко «неотступна буду от обители твоея!» Блажено речение твое, яко делом совершила еси! Благословена еси, Всесилная, яко не попусти поставити мерзость запустениа на месте святем! Благословена еси, Богородице, яко твоих ради молитвъ не узрехом мертва хлеба приносима вместо жива тела Христа Бога нашего!

Благословени есте, богоноснии отцы Сергие и Никоне, яко не воспешася догматы злочестиа в болезненых трудех ваших! Блажени есте, светила церковная, яко не попустисте еретиком разрушити стен дому вашего святого!

Блажени и вы, скончавшеися в дому чюдотворца и имущеи к нему дерзновение! Помяните и нас, да помянет во святых своих молитвах пред Господемъ!

Но, о преподобнии и богоноснии велицыи отцы, Сергие и Никоне чюдотворцы! Сие малое и худое писание вам прикладное приемше, воздежите, преподобнеи, свои руце к Всенепорочней Матере Слова Божиа и, вкупе припадше ко Владычице и Богу, долготерпеливно помолитеся о мне грешнем и недостоинем, аки о некоем изверге, и о всех, иже с верою вас почитающих, и сиа еже к нам о превеликих ваших благодеяниих и о чюдотворениих с любовию прочитающих, яко да подастъ нам отпущение грехом и помилует нас, недостойных милости, и поне малу ослабу получю азъ от вечных мучений, и да восхвалим вкупе убивающаго оружиемъ устъ своихъ непокоряющаяся тому языки и да поклонимся Агньцу, заколенному за нас, егоже кровию измыхомся от грех. Тому слава во веки, аминь!

ПРЕДИСЛОВИЕ

Скудость разума и невразумительность языка моего зная, долго откладывал я, не решаясь писанием известить о том, сколь преславную и великую милость для спасения благородства вашего явил нам в Великой России Бог наш, Пресвятая и Пребезначальная Троица, — о превеликом и превышающем всякое слово и разумение заступничестве Матери Слова Божия, согласно ее обещанию преподобному игумену Сергию чудотворцу, и ее неотступном от обители его пребывании, о том, от скольких зол избавил нас Господь при окружении ее множеством воинов, молитв ради великих чудотворцев, — я говорю об этом преподобном отце нашем великом чудотворце Сергии и ученике его, преподобном отце нашем Никоне чудотворце, — и о том, сколько чудес сотворил для нас Бог через угодников своих. Да и боялся я, видя недостаточность внутреннего во мне человека и будучи многою суетою смущаем во многих хлопотах, связанных с келарской службой, и из-за многих телесных недомоганий великих, бывающих у меня постоянно, к тому же и окаянство свое зная, и недостойность, и немощь любострастия. Но поскольку к старости глубокой я уже преклонился и подумал, что скоро придется мне расстаться с моим телом, то и убоялся казни раба оного, скрывшего серебро господина своего и прибыль на него не получившего, и почувствовал необходимость записать то, что слышал о бывших чудесах — кое-что же и очами своими видел, — написать о происшедшем в обители чудотворца по его молитвам и возвестить вашей любви, подобно доброму глашатаю, «чтобы преподать вам некое дарование духовное к утешению вашему».

Сам я не был в обители во время осады ее польскими и литовскими людьми и русскими изменниками, пребывая в царствующем граде Москве по повелению державного князя, в доме чудотворца на Троицком подворье в Богоявленском монастыре. И, хоть и далекий по расстоянию, близок был ко мне своей милостью и заботами преподобный отец наш Сергий. И я видел там многие чудеса, слышал о приходе старцев в царствующий град Москву со множеством хлеба на возах, видел текущий от стен хлеб и умножение всего потребного по молитвам старцев в находящемся здесь Богоявленском монастыре и иные многие чудеса. Об этом впереди будет речь. Когда же отступили от обители посрамленные польские и литовские люди и русские изменники, и лжепомазанник из царствующего града Москвы постыднейшему бегству предался, а я вновь оказался в доме Живоначальной Троицы, и услышал о происходившем великом заступничестве, о помощи против врагов и о чудесах преподобных отцов наших Сергия и Никона, и старательно проверил все в подробностях при многих свидетелях у оставшихся иноков, святых по облику и здраво рассуждающих, у благоразумных воинов и у прочих православных христиан о приходе изменников к обители, о вылазках, о боях во время приступов, а более всего — о великих чудесах, совершенных преподобными отцами, и об их помощи в борьбе с врагами. И из великого и преславного я выбрал малое — как бы зачерпнул горсть воды из морской пучины, — чтобы хоть немного напоить божественным словом жаждущую душу. Все это об осаде Троицкого монастыря я написал, насколько смог, по порядку.

Да не осудите меня за это, господа и братья, говоря, что в тщеславии или в гордости я вознесся, но поистине по ревности Божией, хоть и грубостью разума моего побеждаемый, взялся я за это дело с Божией мне по молитвам чудотворца помощью. Много ведь может помочь молитва праведника.

И так как писать в книге что попало по собственному произволу не следует, только, что слышали мы и своими глазами видели, о том и свидетельствуем. Не подобает ведь на истину лгать, но с великим тщанием подобает истину соблюдать. Изъяснил же я это писанием на память нам и следующим за нами родам, да незабвенны будут чудеса великих светил, преподобных отцов наших Сергия и Никона во Христе Иисусе, Господе нашем, ему же слава вовеки да будет.

РАЗЪЯСНЕНИЕ, ПО КАКОЙ ПРИЧИНЕ ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ БЫЛ В ОСАДЕ

Господь никогда не перестает учить нас и прибегающих к нему принимает, отвращающихся же с долготерпением ожидает. И потому предоставил он нам жить по своей воле, чтобы, когда в сетях, не размышляя о себе, увязнем и ниоткуда помощи не найдем, вскоре к Нему очи ума возвели мы и оттуда помощь получили. Так, сначала попустил Господь Бог владеть нами попирателю иноческого чина расстриге Григорию Отрепьеву, назвавшемуся царским сыном Дмитрием Ивановичем всея Руси и на царский престол взошедшему: и в скором времени тот Григорий, достойную месть получив от Бога, умер лютою смертью.

Потом на то же место другой назвался. И доходит до самого царствующего града Москвы, но не принят оказывается. Повсюду же в России слух о нем прошел, и потому все воры к нему собрались: не на царский престол его возвести, но все древние царские сокровища расхитить. Вся Россия от ложных царей мучительно страдает, и богатство всех городов для царей отнимают. Людей же из окрестных мест всюду меч поедает. Всей России царем Василий Иванович называется, тушинским же вором все Российское государство разоряется.

Малое некое число городов в Поморье не соблазнилось, и те по крестному целованию держались Московского государства. Иные же по причине дальнего отстояния подчинены были врагам российским, полякам и изменникам сиверским. Труден же был путь отовсюду к Москве для всех, добра хотевших по правде, ибо обложили враги царствующий град вокруг, и хотевшие к нему пройти на всех путях побиваемы бывали. И из-за недостатка во всем необходимом в предельно бедственном состоянии был град Москва. Из него убегавшие, и не желая, число врагов пополняли, и самоуверенно по этому поводу враги веселились.

Немалое время помогали городу люди, приходившие из Живоначальной Троицы Сергиева монастыря, иногда прямо, иногда же пробираясь окольными узкими тропами и лесами, с трудом доходя до самого царствующего града и тут с избранными воинами и надежными хранителями перед всем народом всегда объявляясь. Обманщики же, убегавшие от царя Василия, всегда об этом вору с поляками сообщали и сердца этих врагов христианских ненавистью к дому Пресвятой Троицы распаляли. Долгое время под Москвой они стояли и хотели ее себе покорить. Но всевидящее око нечто неведомое изволило сотворить. Всячески царь Василий им сопротивлялся: дани и оброки, по Троицкой дороге приходившие, с царства своего принимая, все воинам раздавал. Изменники же из руки его даваемое принимали, но вскоре сребролюбия ради и кровопролития к врагам перебегали. Царствующий же град Москва из-за их измены всячески колебался, но, имея уже опыт с Гришей и Петрушей, и того вора там не принимали. И отовсюду ведущие к Москве пути оказываются по причине польских нашествий закрытыми, ибо поляки часто приходили, московских посланцев побивая.

Великая же тогда польза была царствующему граду от обители чудотворца Сергия благодаря его святым молитвам. Ибо у моря на севере живущие люди, на берегах Студеного моря и Океана, царству обо всем происходящем возвещают и помогают. И из Великого Новгорода люди, и из Вологды, и с Двины-реки вплоть до моря, и с востока вся Сибирская земля и те, что за ней, — все помогали Москве. Также и из Нижегородской земли, и из Казани люди все без измены служили. И когда кому-нибудь из всех тех вышеназванных мест некуда было деться, то все они в обитель чудотворца приходили.

Тогда той великой лавры архимандрит Иоасаф и келарь старец Авраамий Палицын с прочими, добра хотевшими царствующему граду, со всем усердием великое старание в этом деле проявили. И великая помощь была от обители чудотворца всем людям, к Москве шедшим по всяким делам и в провожатых: и всякие новости им там сообщали и от них узнавали, причем, о себе заботясь и тех поддерживая, до конца монастырскую казну истощали. Вся Россия царствующему граду помогала, поскольку общая для всех беда пришла. Многие же люди, вокруг обители живущие, не только в селах, но и в городах, пришли со всеми домочадцами в обитель чудотворца, зная об известном заступничестве там молитв чудотворца. И все вместе царствующему граду в бедах сострадали. И воинского чина люди все питались от трапезы преподобных чудотворцев; и по мере возможности всячески опасности смерти себя подвергали.

Совершавшееся дело братолюбия сильную злость в сердцах врагов и ужас вызывало: боялись, окаянные, как бы, глядя на первенствующее светило, и прочие от них не отступили и к правде не стали присоединяться. Ибо на дом великого чудотворца вся Россия, как на солнце, смотрела, и, на его молитвы надеясь, все окраины российские против врагов укреплялись. И хоть и малая искра огня божественной любви загорелась в обители чудотворца, но в конце концов великий пламень добродетели запылал. На всех ведь путях злодеи ловили людей, хотевших обители добра. И из-за этого по их коварному замыслу великая трудность создается.

Царь же Василий Иванович вскоре тогда послал послов в западные и северные страны — в Датскую землю, в Английскую и в Шведскую, сообщая об обиде своей на польского короля и на своих изменников с их ложным царем, прося помощи. И ему отделенные морем посланиями и великими дарами помогают. Шведский же король Арци-Карлус, чьи владения расположены поблизости, посуху прислал на помощь немало отборного войска. Из-за этого страх и ярость охватили сердца злочестивых еретиков. И немедленно посылают они к великому врагу христиан Александру, пану Лисовскому, пленявшему тогда земли Рязанскую, Владимирскую и Нижегородскую и другие Российские места, чтобы он со всем воинством на совет к ним и на помощь вскоре пришел. Что он и сделал вскоре: кровь пия человеческую и идя с огнем по пути от Владимира и от Переяславля, уперся он в стены дома чудотворца. Но не для того шествовал сын тьмы: одну ночь проведя, он утешился, мечом окровавливая руки; первое зло по отношению к богоносному мужу, которое он сделал, — первоначальный посад Клементьево и вокруг его жилища человеческие в воздухе дымом развеял. По его приходе народ в обители стал к мукам готовиться. Ибо трапеза кровопролития всем предоставлялась и чаша смертная всем наливалась.

О СОВЕТЕ ВОРА С ЛИТОВЦАМИ, КАК РАЗОРИТЬ ДОМ ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ

Когда же собралось скопище сатанинское и отверзли псы уста свои, то недостижимое задумывают беззаконные, таковое говоря: «О царь великий Дмитрий Иванович! Доколе будет досаждать твоему благородству воронье это, угнездившееся во гробе каменном, и долго ли седовласые будут пакостить нам повсюду? Не только перехватывают на дорогах вестников наших посылаемые ими люди, из лесов, как звери, выходя, но ведь и мучительной смерти предают их без пощады. А сверх того повсюду имеют они многих советчиков, и все города смущают служащие им и любящие их; и всячески поддерживают они всех в непокорности твоему величеству и в пренебрежении твоим благородием и учат служить царю Шубину, всячески распространяя писания, лживо говорящие: „Да сохранят вас всегда молитвы великих чудотворцев Сергия и Никона”. Но кто же эти Сергий и Никон? Вот, захватили мы всех вас вместе, как гнездо птичье, и все раздавлены нами, как птенцы. А эти что против такого множества покорившихся нам? Тебе ведь, о великий российский браздодержец, и самому известно, также и нам, что и из самых царских палат многие, став чернецами, тут живут. И если ты будешь так же не обращать на них внимания, они всегда смогут пакости устраивать нам. Слух же истинный до всех нас дошел, что ждут они князя Михаила Скопу с черными псами, шведскими немцами, и Федора Шереметева с понизовскими людьми. И тогда все они, вместе собравшись и твердыню эту заняв, смогут оказаться нашими победителями. И пока они еще не укрепились, да повелит твое благородие полностью смирить их. И если они не одумаются, пустим по воздуху прахом все жилища их».

Весьма похваляясь, берется за это тезоименитый гнусавому гетман Сапега с подручным своим воинством и всегорький Александр Лисовский с русскими ворами. И тут они в злой путь спешно отправляются.

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПЕГИ, ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВСКОГО И ИНЫХ МНОГИХ

В год 7117-ый (1609), в царство благоверного и христолюбивого царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси и при святейшем патриархе Гермогене Московском и всея Руси, Пресвятой же и Пребезначальной Троицы Сергиева монастыря при архимандрите Иоасафе и при келаре старце Авраамии Палицыне, по попущению Божию за грехи наши, сентября в двадцать третий день, в Зачатие честного и славного пророка и предтечи, крестителя Господня Иоанна, пришел по Московской дороге под Троицкий Сергиев монастырь литовский гетман Петр Сапега и пан Александр Лисовский с польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками.

И когда был он на Клементьевском поле, находившиеся в осаде люди, выйдя за стены, конные и пешие, с ними великий бой совершили и по милости Пребезначальной Троицы многих литовских людей побили, а сами в город здравыми возвратились.

Богоотступники же, литовские люди и русские изменники, это увидев, закричали мерзкими голосами, быстро и грозно окружая со всех сторон Троицкий Сергиев монастырь. Архимандрит же Иоасаф и весь освященный собор со множеством народа вошел в святую церковь Святой Живоначальной Троицы, к образу Пресвятой Богородицы и к многоцелебным мощам великого чудотворца Сергия, молясь со слезами об избавлении. Городские же люди предали огню находившиеся вокруг обители слободы и всякие службы, чтобы они не служили врагам жилищем, и была у тех большая теснота. Гетман же Сапега и Лисовский, осмотрев места, где им с войсками своими стоять, и разделившись, начали строить себе станы и поставили два острога, а в них возвели многие укрепления и все пути к обители заняли, и оказалось никому невозможно пройти, минуя их, ни в дом, ни из дома чудотворца.

ОБ УКРЕПЛЕНИИ ОБОРОНЫ

Бывшие же в осаде воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов, и дворяне постановили с архимандритом Иоасафом и с соборными старцами, что следует укрепить стены для обороны и всех людей привести к крестному целованию, а главными быть старцам и дворянам, и разделить городские стены, башни, ворота, и орудия установить по башням и в подошвенных бойницах, и чтобы каждый знал и охранял свою сторону и место и все, что для боя необходимо, приготовил бы, и с идущими на приступ людьми бился бы со стены, а за стены и на иную ни на какую службу не выходил бы. А для вылазок и в подкрепление к местам приступов людей особо назначают.

В праздник же, светло торжествуемый, памяти преподобного отца нашего Сергия чудотворца, сентября в двадцать пятый день, ничего той ночью другого не было слышно из среды находящихся в городе людей, кроме вздохов и плача, потому что многие из окрестностей туда сбежались, думая, что вскоре минует эта великая беда. И такая теснота была в обители, что места не было свободного. Многие же люди и скотина остались без крова; и тащили бездомные всякое дерево и камень для устройства прибежищ, потому что осени настало время и приближалась зима. И друг друга отталкивали от вещи брошенной, и, из нужного ничего не имея, все изнемогали; и жены рожали детей перед всеми людьми. И невозможно было никому со своей срамотою нигде укрыться. И всякое богатство не береглось и ворами не кралось; и всякий смерти просил со слезами. И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти, расплакался бы, ибо исполнилось на нас сказанное пророком слово: «Праздники ваши светлые в плач вам обращу и в сетование, и веселие ваше в рыдание».

О ВИДЕНИИ СТОЛПА ОГНЕННОГО

Тогда некоторые старцы и многие люди видели знамение не во сне, а наяву. Один из них, священноинок Пимен, в ту ночь на память Сергия чудотворца молился Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице. И вот в оконце его кельи свет засиял. Когда же он взглянул на монастырь, то увидел, что светло, будто пожар, и подумал, что враги зажгли монастырь. Тотчас же он вышел на рундук келейный. И видит над главой церкви Святой Живоначальной Троицы огненный столп, стоящий до самой тверди небесной. Священник Пимен очень испугался страшного видения и вызвал братию свою из кельи: дьякона Иосифа да дьякона Серапиона и из иных келий старцев многих и мирян. Они же, глядя, дивились тому знамению. И вскоре огненный столп начал опускаться и свился в клубок, как огненное облако, и вошел в окно над дверьми в церковь Пресвятой Троицы.

О КРЕСТНОМ ЦЕЛОВАНИИ

Когда же завершились всенощное славословие и молебны, тут же собралось множество народа и по решению начальников и всех людей было целование креста, — клялись сидеть в осаде без измены. Первыми воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов, целовали Животворящий Крест Господень у раки чудотворца, затем дворяне и дети боярские, слуги монастырские, стрельцы и все христолюбивое воинство, и все православные христиане. И с той поры царило в городе братолюбие великое, и все с усердием без измены сражались с врагами. И тогда литовские люди поставили стражу во множестве вокруг Троицкого монастыря, и не было проходу ни из крепости, ни в крепость.

О ЗАМЫСЛЕ ПАНОВ

Того же месяца в двадцать девятый день польские и литовские люди с первосоветниками своими, русскими богомерзкими отступниками, тщательно размышляли и советовались о недостижимом. «Каким образом, — говорили они, — сможем мы взять Троицкий Сергиев монастырь или какой хитростью уловить их можем?» И такой вопрос обсуждают: не взять ли его приступом, так как некрепка, говорят, стена и невысока; иные же советовали просить монастырь у воевод и у народа с лаской и угрозой. «Если же и так не уговорим их, то каждый из нас поведет свой подкоп под крепостную стену, и мы сможем взять крепость без крови». Так они и постановили делать. На себя ведь они надеялись, а не на Бога живого, царящего вечно. Как написано: «Да не хвалится сильный силою своею», ибо все, надеющиеся на свою силу, погибли. Воистину «суетен всякий человек» и «суетно стремление его». И еще: «Избавлю избранника моего от оружия лютого» и «осеню голову его в день брани».

Так они советовались и ни в чем не преуспели, понапрасну трудились, ибо без Божьей помощи ничего не может сотворить человек, ибо Бог творит, как хочет, и воле его кто воспротивится? Приняв такое решение, гетман Сапега и Лисовский в двадцать девятый день прислали в крепость, в Троицкий Сергиев монастырь, сына боярского Бессона Руготина с посланием, также и к архимандриту с братией с угрозами, такого содержания:

Также и архимандриту пишут: «А ты, святитель Божий, старейшина монахов, архимандрит Иоасаф, припомни жалование царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси, какую милость и ласку оказывал он Троицкому Сергиеву монастырю и вам, монахам, великое жалование. А вы, беззаконники, все то презрели, забыли сына его, государя царя Дмитрия Ивановича, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите в Троицкой крепости воинство и весь народ стоять против государя царя Дмитрия Ивановича, и позорить его, и облаивать непотребно, и царицу Марину Юрьевну, и нас. И мы тебе, святитель архимандрит Иоасаф, свидетельствуем и пишем по царскому слову: запрети попам и прочим монахам, пусть не учат воинство не покоряться царю Дмитрию, но молите за него Бога и за царицу Марину. А нам крепость отворите без всякой крови. Если же не покоритесь и крепость не сдадите, то мы сразу же, взяв замок ваш, вас, беззаконников, всех порубим».

Архимандрит же Иоасаф с братией и воеводами и все воинство, видя лукавую лесть и что хотят те всячески разорить дом Пресвятой Троицы, все вместе смиренно с плачем и рыданием молили Господа Бога об избавлении крепости, говоря так: «Надежда наша и упование, Святая Живоначальная Троица, стена наша, заступница и покров, Пренепорочная Владычица Богородица и Приснодева Мария, и пособники наши и молитвенники к Богу о нас, преподобные отцы наши великие чудотворцы Сергий и Никон!» Этими-то словами и благоразумными советами в богоспасаемой крепости, в Троицком монастыре, благодать Божия с упованием всем сердца на подвиг тверже алмаза укрепила.

ОБ ОТВЕТНОМ ПИСЬМЕ ПОЛЯКАМ И ВСЕМ ИЗМЕННИКАМ

Воеводы же с архимандритом и с прочими соборными старцами и дворянами и со всеми воинскими людьми постановили и на их льстивую грамоту составили к Сапеге и Лисовскому такое письмо:

«Да знает ваше темное господство, гордые начальники Сапега и Лисовский и прочая ваша дружина, что напрасно нас, Христово стадо православных христиан, прельщаете вы, богоборцы, мерзость запустения. Знайте, что и десятилетний христианский отрок в Троицком Сергиевом монастыре посмеется вашему безумству и совету. А то, о чем вы нам писали, мы получив это, оплевали. Ибо есть ли польза человеку возлюбить тьму больше света и променять истину на ложь, честь на бесчестие и свободу на горькое рабство? Как же оставить нам вечную святую истинную свою православную христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам отступников от христианской веры, которые прокляты были четырьмя вселенскими патриархами? Есть ли какое-нибудь приобретение и почесть в том, чтобы оставить нам своего православного государя и покориться ложному царю, врагу и вору, и вам, латиняне, иноверным, и быть нам вроде жидов или хуже их? Ведь те, жиды, не познав, распяли своего Господа, мы же знаем своего православного государя, под чьей царскою христианскою властью от прародителей наших родились мы в винограде истинного пастыря Христа, как же повелеваете нам оставить христианского царя? И ложною ласкою, и тщетной лестью, и суетным богатством прельстить нас хотите. Но мы и за богатства всего мира не хотим нарушить своего крестного целования».

И затем с теми грамотами отослали в таборы.

ОБ УСТАНОВКЕ ОКОЛО КРЕПОСТИ СТЕНОБИТНЫХ ОРУДИЙ

Того же месяца в тридцатый день богоборцы Сапега и Лисовский, получив ответное письмо и увидев, что не покорились им люди в крепости, и, исполнившись ярости, повелели всему своему литовскому и русскому воинству приступать к крепости со всех сторон и вступать в бой. Люди же из крепости крепко с ними бились, тогда Сапега и Лисовский повелели прикатить туры и поставить орудия. И той ночью прикатили многие туры и поставили орудия. Первые за прудом на горе Волокуше; вторые тоже за прудом возле Московской дороги; третьи за прудом же в Терентьевской роще; четвертые на Крутой горе против мельницы; пятые туры поставили на Красной горе против Водяной башни; шестые поставили на Красной горе против погребов, Пивного двора и келаревых келий; седьмые по Красной же горе против келарских и казенных палат; восьмые же в роще тоже на Красной горе против Плотничьей башни; девятые туры поставили на Красной же горе возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. И возле туров выкопали большой ров, из рощи от Келарева пруда и до Глиняного оврага, и насыпали высокий вал, так что за тем валом, укрываясь, ходили конные и пешие люди.

О НАЧАЛЕ СТРЕЛЬБЫ ПО КРЕПОСТИ

Месяца октября в третий день начали бить из-за всех туров, и били по крепости шесть недель беспрестанно изо всех орудий и из верховых, и раскаленными железными ядрами. Обитель же Пресвятой и Живоначальной Троицы была покрыта десницею вышнего Бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в выгребные ямы, а раскаленные железные ядра извлекали из деревянных домов, пока они не успевали причинить вреда. А какие, застрявшие в стенах, не замечали, те сами остывали. Но воистину дело то было промыслом Самого предвечного Бога Вседержителя, который творит преславное ему известными неизреченными своими путями. Бывшие на стенах крепости люди, не имея возможности стоять, прятались за стены: ибо из рвов и из углублений в промежутки между зубцами были прицелены пищали. И так люди стояли, не отступая, ожидая приступа, и ради того одного и крепились. А кто был в башнях у пушек, те терпели великую тяготу и мучения от стрельбы. Ибо стены городские тряслись, камни рассыпались, и все жестоко страдали. Но удивительно при этом все Богом устраивалось: во время стрельб все видели, как плинфы рассыпались и бойницы и стены сотрясались, ибо стрельба велась с утра и до самого вечера по одной мишени, но стены всё оставались нерушимыми. Враги об этом часто сообщали, говоря: «При стрельбе мы всегда видим огонь, исходящий от стен, и удивляемся тому, что искры сыплются не от камня, а от глины».

И были в крепости тогда теснота большая, скорбь, беды и напасти. И у всех, тогда оказавшихся в осаде, сердца кипели кровью, но полезного дела, которое они начали, они не прекращали. Смерти они ожидали, но на Господа Бога упование возлагали и всячески врагам сопротивлялись. А еще ругались богоборцы лютеране, собачьими своими языками богохульные слова говоря, чтобы не имели они никакой надежды на Господа Бога. «Не сможете вы, — говорили они, — избежать рук наших никак». Также поносили они имя великого чудотворца Сергия и иной многий и богохульный вздор говорили.

О МОЛИТВЕ АРХИМАНДРИТА И ВСЕХ, НАХОДЯЩИХСЯ В ОСАДЕ

Боголюбивый же пастырь, архимандрит Иоасаф, и весь священный собор, и все православное христианство стояли в церкви Пресвятой Живоначальной Троицы, со слезами так восклицая: «Господи Боже наш, бессмертный и безначальный, Создатель всей твари видимой и невидимой, нас ради, неблагодарных и злонравных, сошедший с небес и воплотившийся от Пречистой Девы и кровь свою за нас проливший, призри и ныне, Владыка Царь, из святого жилища твоего и приклони ухо твое и услышь слова наши, вконец погибающих. Ибо согрешили мы, Господи, согрешили всякими постыдными делами и недостойны взглянуть на высоту славы твоей. Разгневали твою щедрость, не послушали твоих повелений и, как безумные, от твоей к нам милости отвратились и на злодеяние и беззаконие обратились, с ними же далеко от тебя отступили. Все это, что ты навел на нас и на обитель твою праведным и истинным судом, сотворил ты из-за грехов наших; и не можем мы уст открыть и сказать что-либо; но все же, о всепетый и всеблагословенный Господь, не предай нас до конца врагам нашим, и не разори достояния твоего, и не лиши нас милости твоей, но дай нам послабление во время это. Сам ты, Владыка, сказал: „Я пришел не праведных спасти, но грешников призвать на покаяние”, чтобы обратились они и живы были. Господи Иисусе Христе, Царю Небесный, сделай нам послабление и не оставь нас ныне ради Пресвятой и Пречистой Богоматери твоей и молитв ради святых праведных отцов наших, теплых заступников Сергия и Никона чудотворцев, прежде благоугодивших твоему владычеству в святой обители сей».

Также и Пренепорочной Богородице из глубины сердца со стонами и рыданием во все дни и ночи так они молились: «О, Всенепорочная Владычица Богородица, человеколюбивая естеством, не оставь ты эту святую обитель, как и обещала при явлении своему преподобному отцу нашему чудотворцу Сергию; и да познаем мы ныне, в это, Владычица, время, истинную неложность слов твоего обещания, и как Мать Христа Бога и заступница рода христианского сохрани нас и помилуй по великой твоей милости, да возвеличится великолепное имя твое во все века, аминь!»

Архимандрит же Иоасаф повелел всем священникам наставлять своих духовных детей, чтобы те каялись, сохраняли чистоту и делали только благие дела. И тогда все люди исповедовались Господу и многие Пречистых Христовых Тайн причащались. Литовские же люди и русские изменники и денно и нощно помышляли о взятии города.

О РВЕ И ПОДКОПЕ

Того же месяца октября в шестой день они повели ров из-под горы от мельницы возле надолб на гору к Красным воротам и к надолбам, покрывая его досками и на них насыпая землю. И довели ров до верха горы против Круглой башни.

Того же месяца в двенадцатый день они повели из того рва подкопы под Круглую угловую башню против Подольного монастыря.

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ, О ПИРШЕСТВЕ И ОБ ИГРАХ

Того же месяца в тринадцатый день Сапега устроил великий пир для всего своего войска и для крестопреступников, русских изменников. И весь день бесились они, играя и стреляя, а к вечеру начали многие люди скакать со знаменами на своих конях по всем Клементьевским полям и по монастырским вокруг всего монастыря. Потом и Сапега вышел из своего табора с большими вооруженными полками и стал со своим полком у туров за земляным валом против погреба, Келарской и Плотничьей башен и до Благовещенского оврага, а полки Александра Лисовского — по Терентьевской роще до Сазонова оврага, по Переяславской и Угличской дорогам и за Воловьим двором до Мишутина оврага. Из орудий же они били по городу из-за всех туров, из многих пушек и пищалей, беспрестанно.

О ПРИХОДЕ К КРЕПОСТИ ПЕШИХ ЛЮДЕЙ

Той же ночью в первом часу множество пеших людей, литовцев и русских изменников, устремилось к монастырю со всех сторон с лестницами, со щитами и с турусами рублеными на колесах, и, заиграв во многие трубы, они начали приступ крепости. Люди же в крепости бились с ними с крепостных стен, били также из многих пушек и пищалей и, насколько могли, много побили литовцев и русских изменников. И так милостью Пребезначальной Троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда подойти близко к крепости и причинить стенам какого-либо вреда. И они, своим пьянством загубив многих своих, отошли от крепости. Турусы же, щиты и лестницы они побросали. Наутро вышедшие из крепости люди внесли все их в крепость и, пищу на них готовя, предали огню.

Но литовцы и русские изменники, продолжая таким же образом подходить, досаждали бывшим в крепости, нападая на крепость семь дней без отдыха. А иногда они подъезжали к крепости со страшными угрозами и руганью, иногда же, льстя, просили сдать крепость и показывали множество воинов, чтобы бывшие в крепости убоялись. И чем больше враги пугали их, тем больше находившиеся в крепости крепились против них. Так окаянные лютеране и русские изменники понапрасну трудились и ни в чем не преуспели, только многих своих погубили.

Архимандрит же Иоасаф со всем священным собором в те дни был во святой великой церкви, со слезами моля Бога и Пречистую его Богоматерь и призывая на помощь великих чудотворцев Сергия и Никона для помощи и укрепления против врагов, со слезами говоря: «Господи Боже, помоги нам, вконец погибающим, и не отринь людей твоих до конца и не предай достояния твоего в поношение злым еретикам, да не скажут: „Где есть надежда их, на которую они уповают?”, но да узнают, что ты Бог наш, Господь Иисус Христос, в славу Богу Отцу, аминь».

И, взяв честные кресты и чудотворную икону Богоматери с Превечным Младенцем и иконы прочих святых, обходили они по стенам всю крепость, молясь со слезами.

О ПРИХОДЕ ЛИТОВЦЕВ НА КАПУСТНЫЙ ОГОРОД

Того же месяца в девятнадцатый день литовские люди пришли на огород брать капусту. Из крепости же, увидев, что немного людей литовских, не по воеводскому повелению, но по своей воле, спустившись некоторые со стен крепостных по веревкам, литовских людей побили, а иных переранили. В то время в литовские полки убежал служка, детина Оська Селевин.

О ВЫЛАЗКЕ

Воеводы же, князь Григорий и Алексей, устроили вылазку из монастыря на литовских людей конными и пешими людьми. Один полк пошел на Капустный огород по плотине верхнего пруда к Служней слободе, другой полк — за токарню на Княжее поле и за Конюшенный двор. Пешие же люди пошли с конными на Красную гору за овраг, к турам. В то же время троицкий служка Оська Селевин, забыв Господа Бога, убежал в литовский полк. Литовцы же и изменники русские, видя троицкое воинство, вышедшее из крепости, тут же яростно устремились ему навстречу. И с обеих сторон многие испили смертную чашу. У туров у литовских орудий побили и поранили немало стрельцов, казаков, и даточных людей, и старшину у них, троицкого слугу Василия Брехова, ранили, его еще живым внесли в монастырь с прочими убитыми и ранеными. Архимандрит же Иоасаф повелел живых постричь и причастить Святых Тайн Тела и Крови Христа, Бога нашего. И так, исповедавшись, они предали души свои в руки Господа. И, священным собором отпев надгробные песнопения, погребли их с честью.

О ЯВЛЕНИИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ, О ПРИСТУПЕ И О ПОДЖОГЕ ПИВНОГО ДВОРА

В воскресный день после утреннего пения пономарь Иринарх сел отдохнуть и забылся сном. И вдруг он видит, что в келью его вошел великий чудотворец Сергий и слышит, как тот говорит ему: «Скажи, брат, воеводам и ратным людям: сейчас к Пивному двору будет очень тяжелый приступ, они же да не ослабевают, но с надеждою дерзают». И он видел святого, ходившего по крепости и по службам, кропившего святой водой монастырские строения.

После предупреждения чудотворца, с воскресенья на понедельник в третьем часу ночи, когда никто не ожидал, загремело множество орудий, и многочисленное воинство литвы с громким криком со всех сторон устремилось к крепостным стенам. Против же Пивного двора, взяв множество вязанок дров, хвороста, соломы, смолы с берестой и порохом, они зажгли острог у Пивного двора. И от того огня стали видимы все полки. Со стен же крепости и с Пивного двора из-за турусов, из пушек и из пищалей много побили литовцев, и огни их погасили, и острог подсечь не дали. Также и по другим стенам крепости и с башен, козы с огнем спуская, многих литовских людей побили, потому что они подошли близко к крепости.

О ПОБЕГЕ ЛИТВЫ ИЗ ИХ РВОВ

Когда же настал день памяти святого великомученика Дмитрия Солунского, в первом часу ночи архимандрит Иоасаф со всем священным собором, и иноки, и весь народ, взяв честные кресты и чудотворные иконы, обходя по стенам крепость, творили литию и моление воссылали ко Всемогущему в Троице славимому Богу и Пречистой Богоматери. Когда же литовские люди из рвов увидели ходящих по стенам крепости во множестве людей, напал на них страх великий, и испугались, и побежали они из рвов и из ям в свои таборы.

О ВЫЛАЗКЕ И ПОИМКЕ ПАНА БРУШЕВСКОГО

Воеводы, князь Григорий и Алексей, со всем христолюбивым воинством, отпев соборно молебен, устроили вылазку на Княжее поле в Мишутинский овраг на заставы ротмистра Брушевского и на Суму с товарищами. И Божиею помощью заставу они побили и ротмистра Ивана Брушевского взяли, а ротмистра Герасима и его роту побили на Княжем поле, а Сумину роту топтали до Благовещенского оврага. Враги же, увидев падение своих, вскоре пришли многими полками конные и пешие. Но бывшие в крепости люди, мало-помалу отходя, все вошли в крепость здоровыми и совершенно невредимыми. Архимандрит же со священным собором, отпев молебны со звоном, воздали благодарственные хвалы Всемогущему Богу. Пан же Брушевский при допросе под пыткой сказал, что подлинно ведут они подкопы под крепостную стену и под башни. А под какое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает. «А хвалятся-де наши гетманы, что возьмут замок, Сергиев монастырь, и огнем выжгут, а церкви Божии до основания разорят, а монахов всякими различными муками замучат, а людей всех побьют. А не взяв монастыря, прочь не отойдут. Хоть и год стоять будут, или два, или три, а монастырь решили взять и до основания разрушить».

Богоборцы тогда весьма разъярились и начали бывшим в крепости очень досаждать и залегли по ямам и по плотинам прудовым, не давая бывшим в крепости людям ни воды зачерпнуть, ни скота напоить. И была в крепости теснота и скорбь великая и волнение было большое среди осажденных людей.

О СЛУХАХ

Воеводы же, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом, с братией и со всеми людьми воинского чина, повелели в крепости под башнями и в стенных нишах копать землю, а троицкому слуге Власу Корсакову делать частые слухи, ибо тот был в этом деле очень искусен. И он за это дело взялся. А вне крепости от Служней слободы повелели копать глубокий ров. Литовцы же, увидев копающих ров, в начале первого часа дня вдруг прискочили ко рву во множестве пешие, сильно вооруженные, и начали жестоко избивать православных христиан. Из крепости же прицелены были на то место многие пушки и пищали и побили литовцев много. К тому же из крепости поспешили многие люди воинского чина и множество их побили и многих живыми взяли и в крепость ввели. Литовцам не понравились из крепости частые подарки, и, тыл показав, они возвратились вспять.

О ДОПРОСЕ ПЛЕННЫХ И О ЧИСЛЕ ЛИТОВСКОГО И ИЗМЕННИЧЬЕГО ВОИНСТВА

Воеводы же повелели новопойманных языков пытать и разузнавать у них вопросами и пытками об их замыслах и о количестве их воинства. Те же сказали, что действительно гетманы их надеются крепость взять подкопами и упорными приступами. А подкопы уже повели под башни и под крепостную стену в двенадцатый день октября. А к какому месту ведут, того они не знают. А командующих панов — князь Константин Вышневецкий, да четыре брата Тышкевичи, пан Талипский, пан Велемовский, пан Козоновский, пан Костовский и других двадцать панов; а ротмистров: Сума, Будило, Стрела и других тридцать ротмистров; а людей воинского чина: с Сапегою — польские и литовские люди, жолнеры, подольские люди, гусары русские, прусские, жемоцкие, мазовецкие, а с Лисовским — дворяне и дети боярские из многих разных городов, татар много, и черкесы запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским — до тридцати тысяч, кроме черных людей и пленных.

ОБ ИЗБИЕНИИ БЫВШИХ В КРЕПОСТИ ЛЮДЕЙ И О ВЕЛИКОМ УЖАСЕ В КРЕПОСТИ

Месяца ноября в первый день, на память святых бессребреников Козьмы и Демьяна, во втором часу дня из крепости устроили вылазку на конях и пешими людьми на литовских людей. Бог же попустил грехов ради наших, и потому расхрабрились на нас враги и побили и поранили многих вышедших из крепости людей, постаравшихся положить свои головы за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия. И в том бою убили почтенного слугу Копоса Лодыгина из пушки, и дал ему Бог в иноческом чину преставиться. Тогда же на вылазке из-за грехов наших побили и поранили троицких всяких людей сто девяносто человек, да в плен взяли у подкопного рва старца священника Левкию, да трех служилых людей, да московского стрельца, да двух клементьевских крестьянских детей.

Архимандрит же раненых повелел постричь, и, причастившись Тела и Крови Христа, Бога нашего, они преставились в вечные обители. И погребли их с честью, соборно отпев над ними надгробные песнопения. А живых раненых повелел лечить и содержать за счет монастырской казны. Еретическое же исчадие и изменники русские страшней прежнего нападали на крепость. Тогда были в крепости у всех православных христиан скорбь великая, плач великий и ужас из-за подкопов, потому что слух в уши всех людей разошелся, что ведут литовские люди подкопы, а о том допытаться не могут, под которую стену или башню ведут. И тогда все смерть свою, каждый перед своими глазами, видели и, прибегая к церкви Живоначальной Троицы и к целебноносным мощам горячих заступников наших великих чудотворцев Сергия и Никона, все на покаяние к Богу обратились, исповедуясь Господу и отцам своим духовным. Некоторые же причастились Тела и Крови Господних, готовясь к смерти.

О ТОМ, КАК ИНОКИ ОБОДРЯЛИ

Добродетельные же иноки, обходя по всей крепости, молили христолюбивое воинство и всех людей, говоря: «Господа и братья, пришел час прославить Бога и Пречистую его Матерь, и святых великих чудотворцев Сергия и Никона, и нашу православную христианскую веру! Мужайтесь и крепитесь и не ослабевайте в трудах, не оставляйте надежды, да и нас помилует и прославит Всещедрый Господь Бог! Не унывайте в скорбях и бедах, нашедших на нас! Но возложим упование на Бога и на молитвы великих наших заступников Сергия и Никона, и увидим славу Божию! Ибо Тот может избавить нас от рук всех врагов наших. Если же, братья, кто и пострадает ныне, в это время, будет он для своего Господа мучеником, потому что пострадал за превеликое его имя!» Так они укрепляли всех православных христиан, бывших на стенах крепости. И благодаря этому все больше расхрабрились, крепко сражаясь со своими врагами.

Воеводы же повелели стрельцам и всем добровольцам тайно выходить ночью из крепости ради поимки языков по ямам и во рвах, которые те выкопали близ крепости. И милостью Божией много языков поймали они и привели в крепость. Подкопного же места никак не могли у них дознаться: все говорили, что есть подкоп, а под которое место ведут, того не ведают.

О ПРИСТУПЕ

Того же месяца во второй день в третьем часу ночи в литовских полках был большой шум и заиграли во все трубы, и пошли на приступ к крепости, как и прежде. Бывшие же в крепости люди крепко с ними бились, не давая им приступить к крепости.

О ЯВЛЕНИИ СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА АРХИМАНДРИТУ ИОАСАФУ

В то время в церкви Пресвятой Троицы архимандрит Иоасаф задремал, и вот внезапно видит он святого и блаженного отца нашего Сергия, великого чудотворца, стоящего против чудотворного образа Святой Живоначальной Троицы, руки свои воздевшего вверх и молящегося со слезами Святой Троице. И обратился святой к архимандриту и сказал ему так: «Брат, встань, — это время пения и час молитвы; „бдите и молитесь, да не войдете в напасть". Господь Всесильный по многой своей щедрости помиловал вас и подаст вам еще время, да в покаянии поживете». Архимандрит же Иоасаф, одержимый сильным страхом, поведал об этом явлении всей братии.

Надменные же от гордости литовские люди тяжело и беспрестанно нападали на Троицкую крепость, прикатив к крепости много туров и турусов. Из крепости же ударили из многих пушек и пищалей по их щитам и турусам, которые были близ стен, и много литовских людей побили. Когда же настал день, из крепости вышли конные и пешие люди и от крепости литовских людей отогнали. Те же побежали, гонимые Божиим гневом. Бывшие же в крепости люди их осадные приспособления все предали огню, а иные внесли в крепость.

В четвертый день того же месяца ночью литовцы снова своим делом промышляли, но издалека, а ко рву и к стенам близко подходить не смели. Из крепости же вышли пешие люди к литовским людям к Нагорному пруду за надолбы близко к подкопному рву. Литовцы же и русские изменники, встав из рвов и из ям, как демоны, напали на вышедших из крепости людей и учинили великий бой. В том бою убили троицкого слугу Бориса Рогачева и поранили многих слуг, стрельцов и казаков; тогда же взяли в плен раненого Дедиловского казака. На допросе под пыткой он сказал, что действительно подкопы заканчивают, а на Михайлов день хотят заложить под стены и под башни порох.

Воеводы водили его по крепостной стене, и он в точности указал все места, под которую башню и городскую стену ведут подкопы. И, изнемогая от многих ран, он начал умирать. И возопил громким голосом со слезами и рыданием: «Сотворите мне, виновному и бедному человеку, великую милость, дайте мне, Бога ради, отца духовного, сподобьте меня быть причастником Святых Христовых Тайн!» Архимандрит же Иоасаф повелел его, исповедав, причастить Святых Христовых Тайн.

Воеводы же в крепости повелели против мест подкопов от Подольной стены до Святых ворот поставить острог, насыпать турусы и установить орудия.

ОБ ИВАНЕ РЯЗАНЦЕ

Той же ночью пришел в Троицкий монастырь выходец из табора Лисовского казак Иван Рязанец из станицы атамана Пантелеймона Матерого и сказал, что подкопы в самом деле готовы под нижнюю Круглую башню.

И тот же казак Иван Рязанец рассказал такую историю: «Произошло, дескать, в прошлую ночь с субботы на воскресенье: было явление атаманам и казакам, а сказывал атаман наш Пантелеймон Матерый, также и из нас многие видели своими глазами, и иных станиц атаманы и казаки многие то же видение видели и слова старца слышали твердые с запрещением. Видели они ходивших вокруг крепости по стене двух старцев — бороды седые, светозарные образом, так что быть им по образу и по подобию великими чудотворцами Сергием и Никоном. Один в руке имел золотую кадильницу, а под кадильницей Животворящий Крест и, кадя обитель свою, ограждал стены крепости Честным Животворящим Крестом. Второй держал в правой своей руке кисть вроде кропила, а в другой руке чашу. И, кропя святою водой стены и все прочее в обители, он пел своими устами громким голосом тропарь „Спаси, Господи, люди своя” и кондак „Вознесшийся на крест”, — оба до конца. И, обратившись к нашим полкам, преподобный — от его лица сиял неизреченный свет, паля, как огонь, — сказал с яростью, сурово грозя: „О злодеи законопреступники! Зачем вы сошлись разорить дом Пресвятой Троицы, осквернить в ней Божии церкви и погубить иночествующих и всех православных христиан? Не даст вам Господь жезла на свой жребий!” Наши же окаянные казаки и литовские люди стреляли по ним из луков и из самопалов, но наши стрелы и пульки, от них отскакивая, возвращались к нам и многих поражали; и многие люди в наших полках, раненные теми пульками, померли, извещая тем самым о большом чуде Бога, прославляющего своих угодников». Той же ночью и во сне явился чудотворец Сергий атаманам и многим казакам.

Тем же образом явился он гетману, начальствующим панам и ротмистрам, сурово предупреждая и так говоря: «Я сотворю на вас, злодеев, мольбу Вышнему Царю, и вы будете осуждены вовеки мучиться в геенских муках». И было, будто молния ударила и громы страшные загремели, и с востока потекла великая река, а с запада и с юга появились два великих озера, и сошлись все три воедино; и поднялась вода, как гора великая, и потопила все полки литовские, и все совершенно пропали. Наутро же Сапега и Лисовский, встретившись вкупе со всеми русскими изменниками, рассказывали друг другу свои сны и говорили: «Что такое должно произойти? Многие воды потопили наши полки!» Тогда предстал пред ними донской атаман Стефан Епифанец из станицы Смаги Чертенского, имевший в своей власти войско из пятисот казаков, и сказал им: «Великие гетманы, я скажу вам: такие сны не к добру бывают. Это знамение являет преподобный Сергий чудотворец: то не водам повелевает он нас потопить, но множество православных христиан вооружит на нас. И великое падение ждет наших людей». Литовские же люди, услышав это, были объяты великой кручиной и договаривались с казаками его убить, говоря, что «этот человек возмущает наши полки и пугает людей воинского чина». Стефан же и казаки, узнав об этом, собрались все пятьсот человек и той же ночью бежали, пообещав Святой Живоначальной Троице, Пречистой Матери Божией и великим чудотворцам Сергию и Никону больше такого зла не совершать, также и царствующему городу, а стоять заодно с православными христианами против иноверных; и призывали в помощь великих чудотворцев. Литовские же полки догнали их в Троицкой волости в Вохне на реке Клязьме. Но те помилованы были Богом по молитвам преподобных отцов Сергия и Никона и ушли от литовских людей все невредимыми. Также и через Оку-реку переправились они ниже Коломны и пришли на Дон к своему атаману все здравыми.

Об этом знамении и об атамане Стефане Епифанце принесли мне записку оставшиеся в обители чудотворца иноки, а кое-что поведали мне о том и словом. Я же повелел вписать здесь и это, раз и это есть истина, чтобы не оказаться мне перед Богом нерадивым рабом, презревшим чудеса преподобных отцов. Об этом до сих пор.

Воеводы же советовались с архимандритом Иоасафом, со старцами и со всеми воинскими людьми, как очистить для неожиданной вылазки потайные ворота, ведущие из-под крепостной стены в ров. Каменотесы же, разыскав подле Сушильной башни старый лаз, очистили его и приделали к нему три железные двери.

О СТРЕЛЬБЕ ПО КРЕПОСТИ В ВОСЬМОЙ ДЕНЬ НОЯБРЯ

Того же месяца в восьмой день на праздник собора святого архистратига Михаила. День тот был днем плача и сетования, потому что прошло уже тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон били по крепости из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей и из верховых орудий.

В тот же день шел в церковь Святой Троицы клирик Корнилий, и внезапно прилетело ядро пушечное и оторвало ему правую ногу по колено, и внесли его в притвор. И после Божественной литургии он причастился Животворящих Тайн Христовых и сказал архимандриту: «Вот, отец, Господь Бог рукою своего архистратига Михаила отомстит кровь православных христиан». И, это сказав, старец Корнилий преставился. Да в тот же день убило из пушки старицу, оторвало ей руку правую с плечом.

Воеводы же и все осажденные в крепости люди, избрав добрых старцев и людей воинского чина, которым идти на вылазку и на подкопные рвы, разделили войско и расставили по порядку. В день же архистратига Михаила пели вечерню, и все бывшие в обители люди с воплем и рыданьем, бия себя в грудь, просили милости у Всещедрого Бога, и воздевали вверх руки, и на небо взирали, и взывали: «Господи, спаси нас, погибающих, скорей поспеши и избавь нас от этой погибели ради твоего святого имени. И не предай достояния твоего в руки этим скверным кровопийцам».

Враги же Святой Троицы деятельно и коварно добивались захвата крепости и беспрестанно стреляли из многих пушек и пищалей. Во время псалмопения внезапно ядро ударило в большой колокол, отскочив от него, влетело в алтарное окно Святой Троицы, пробило в деисусе доску подле правого крыла образа архистратига Михаила и, ударившись вскользь по столпу, а затем в стену, отскочило то ядро в насвечник пред образом Святой Живоначальной Троицы, ранило священника и, отлетев в левый клирос, развалилось. В то же время другое ядро пробило железные двери с южной стороны у церкви Живоначальной Троицы и пробило доску местного образа великого чудотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконой же ядра не оказалось.

И тогда в церкви Святой Троицы на всех находившихся там людей напал великий страх, и все заволновались. И полит был церковный пол слезами, и пение замедлялось от сильного плача. И воздевали все руки свои вверх к Пребезначальной Троице, к Пречистой Богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону, молясь о помощи и заступничестве от врагов.

Во время же пения стихир архимандрит Иоасаф, будучи в великой печали и сетовании, погрузился в легкое забытье, и вот, видит он великого архистратига Михаила; лицо его, как свет, сияло, в руке своей он держал скипетр и говорил противникам: «О враги лютеране! Вот, беззаконники, ваша дерзость дошла и до моего образа. Всесильный Бог вскоре воздаст вам отмщение». И, сказав это, святой стал невидим. Архимандрит же поведал об этом видении всей братии. И облеклись они в священные ризы, и пели молебны Всесильному Богу и архистратигу Михаилу.

В Терентьевской роще была у осаждавших очень страшная пищаль, называемая Трещера. Воеводы повелели стрелять на Терентьевскую гору по литовским орудиям из башни Водяных ворот. Ударили по большой их пищали, по Трещере, и разбили у ней пороховницу. Также и от Святых ворот с Красной башни ударили по той же пищали и разбили у нее устье. И видевшие это с Троицкой крепости бывшие там люди благодарили Бога, что разрушил он то злое орудие.

Архимандрит же Иоасаф, правя келейное правило и взирая на образ Пресвятой Богородицы, со слезами прося помощи и заступничества, задремал. И видит он вошедшего в келью преподобного отца нашего Сергия, говорящего: «Встань, не скорби, но возноси молитвы в радости, ибо предстоит перед Богом и молится об обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодева Мария с ангельскими ликами и со всеми святыми». Также и иные старцы поведали о различных знамениях — священноинок Геннадий, священноинок Гурий, священноинок Киприан и иные многие черноризцы и миряне, — что видели святого Сергия чудотворца, ходившего по монастырю и будившего братию со словами: «Идите, иноки, немедленно в святую церковь и обретете благодать». И потом они видели, как вошел в церковь Святой Троицы Серапион, архиепископ Новгородский, и стал в святительской одежде в святом алтаре перед образом Святой Богородицы. И, обратившись к нему, святой чудотворец Сергий сказал: «Отец Серапион, почему ты медлишь принести моление ко Всесильному Богу и Пречистой Богородице?» Святой же архиепископ Серапион, воздев свои руки, возопил: «О Всепетая Мать, родившая всех святых святейшее Слово! Нынешнее приношение приняв, от всякой напасти избавь всех и от грядущей изыми муки вопиющих: аллилуйя!» И тут начали благовестить к заутреннему пению. Старцы же, это увидев, рассказали архимандриту и воеводам.

Эти старцы все отошли к Богу еще во время тогда бывшей осады. Принес же мне запись об этом дьякон Маркел ризничий. Я же, поправив ее, повелел вписать.

О ВЫЛАЗКЕ, ОБ ОБНАРУЖЕНИИ ПОДКОПОВ И ОБ ИХ РАЗРУШЕНИИ

Воеводы, князь Григорий Борисович и Алексей, составив полки для вылазки, пришли в церковь Святой Живоначальной Троицы к чудотворным образам и исцеление приносящим мощам преподобного отца нашего Сергия чудотворца. И, придя к потайным воротам, они приказали выходить по нескольку человек и укрываться во рву. В то же время с Пивного двора вышли воеводами старшины туляне Иван Есипов, Сила Марин и Юрий Редриков, переяславец, со своими сотнями и даточными людьми на Луковый огород и на плотину Красного пруда. Также и из Конюшенных ворот вышли со многими знаменами старшины-дворяне: Иван Ходырев, алексинец; Иван Болоховской, владимирец; переяславцы Борис Зубов, Афанасий Редриков и другие сотники с сотнями, а с ними и старцы троицкие во всех полках.

И когда начали они выходить из города за три часа до рассвета, вдруг нашли темные облака, и небо страшно помрачнело, и настала такая тьма, что и человека не было видно. Такое Господь Бог устроил тогда время своими неизреченными судьбами.

Люди же, выйдя из города, приготовились к бою. И вдруг поднялась великая буря и прогнала мрак и темные облака, и очистила воздух, и стало светло. И когда трижды ударили в осадные колокола, — ибо так было приказано им дать знак, — Иван Ходырев с товарищами, призвав на помощь Святую Троицу и выкрикнув многими голосами как боевой клич Сергиево имя, все вместе дерзко и мужественно напали на литовских людей. А те, услышав этот боевой клич, тут же смешались и, гонимые Божиим гневом, побежали.

В то же время от Святых ворот старшина Иван Внуков с товарищами и со всеми людьми пошел против подкопов на литовских людей, издав тот же боевой клич, и сбил литовцев и казаков под гору в Нижний монастырь и за мельницу. А Иван Есипов с товарищами своим полком бился с литовцами по Московской дороге по плотине Красного пруда до горы Волкуши. Старцы же Сергиева монастыря ходили с полками, бились с литовцами и укрепляли людей, чтобы те не ослабевали в делах. И от этого все расхрабрились и бились крепко, говоря друг другу: «Умрем, братья, за веру христианскую!»

И благодатью Божиею нашли тогда устье подкопа. Вскочили тогда в глубь подкопа ради совершения замысленного клементьевские крестьяне Никон, называемый Шилов, да Слота; и, зажегши в подкопе порох с кизяком и смолою, заткнули они устье подкопа и взорвали подкоп. Слота и Никон тут же в подкопе сгорели.

Люди из крепости подступали близко к горе Волкуше, к орудиям литовским; но те стреляли из-за туров. Тогда ранили старшину Ивана Есипова и троицких людей прогнали до Нижнего монастыря. Старшина же Иван Внуков, возвратившись со своими людьми от Нижнего монастыря по плотине и по пруду, прогнал литовцев и казаков в Терентьевскую рощу и до горы Волкуши, беспощадно их избивая. Троицкий же слуга Данило Селевин, которого поносили из-за бегства его брата Оськи Селевина, не желая носить на себе изменничьего имени, сказал перед всеми людьми: «Хочу за измену брата своего жизнь на смерть променять!» И со своей сотней пошел пешим к колодцу чудотворца Сергия на изменника атамана Чику с его казаками. Данило был сильным и ловким с саблей и посек многих литовских людей, а сверх того и трех вооруженных конников убил. Один же литвин ударил Данилу копьем в грудь, но Данило устремился на того литвина и убил его мечом, однако сам от той раны начал сильно слабеть. И его, подхватив, отвели в монастырь, и он преставился во иноческом образе.

Старшины же Иван Ходырев и Борис Зубов со своими сотнями прогнали литовцев и казаков за мельницу на луг. А Иван Внуков остался в Нижнем монастыре. Атаман же Чика убил Ивана Внукова из самопала. И его отнесли в монастырь. И была среди троицких людей великая скорбь об убитых дворянах и слугах, потому что они были мужественны и в ратном деле искусны.

Троицкое же воинство, снова оправясь, убило двух полковников, королевских дворян, Юрия Мозовецкого и Стефана Угорского, да четырех ротмистров из жолнеров и иных панов, да и всяких людей много побили и поранили. А живых пойманных языков ввели в город.

О ЗАХВАТЕ ЛИТОВСКИХ ОРУДИЙ

В тот же день, когда одни выходившие из крепости люди после многих трудов вошли в крепость, а другие еще дрались с литовцами и русскими изменниками, некоторым боголюбивым инокам Бог вложил благую мысль, и они пришли на Пивной двор к чашнику старцу Нифонту Змиеву и сказали: «Отец Нифонт! Враги наши одолевают нас, но Святая Троица даровала нам, бедным, великую помощь в борьбе с врагами: подкопы их мы отняли и обрушили; а к тебе вот зачем пришли: дай нам совет, как отнять у литовских людей туры и доставить своему воинству помощь и радость». Старец же Нифонт, посоветовавшись с прочими старцами, взял с собою двести человек ратных и тридцать старцев и пошли они с Пивного двора на вылазку; и, перейдя через запруду, взошли на Красную гору к турам и к литовским орудиям.

В монастыре распространилась весть, что троицкое воинство пошло на литовские орудия. И осажденные люди, быстро придя к крепостным воротам, к Конюшенным, воеводу Алексея Голохвастова и привратных сторожей силой превозмогли, крепостные ворота сами отворили и, спешно устремившись к турам, взошли на Красную же гору. Литовцы же и русские изменники, из-за туров своих стреляя из многих пушек и пищалей и из мелкого оружия, отбили троицких людей под гору к Пивному двору. Множество же народа снова, во второй раз, устремилось напористо и, взойдя из подгорья в большой силе, подступили к турам, к орудиям литовским. Богоборцы же начали стрелять из многих пушек с горы Волкуши во фланг троицкого воинства и в тыл из Терентьевской рощи и большое смятение учинили и ужас в троицких людях. Увидев же, что испугалось троицкое воинство от их стрельбы, они тут же, полки свои литовские и всех русских изменников из-за своих туров быстро выведя, согнали всех монастырских людей под гору. Со стен же крепостных, стреляя по врагам, обратили их вспять. Те же, возвратившись, заиграли во все трубы, что прогнали, мол, монастырских людей от своих орудий.

Монастырские люди порешили отойти в овраги: в Благовещенский, в Косой и в Глиняный овраги, тогда как другие троицкие еще бились с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И, оглянувшись и не увидев монастырских людей на горе и у Пивного двора ни единого человека, они ужаснулись, подумав, что те все побиты литовскими людьми, ибо только и видели они что у Святых ворот и на Нижнем монастыре первыми вышедших на вылазку людей, дерущихся с литовцами и с казаками.

Монастырские же люди притаились в оврагах: в Благовещенском, в Косом и в Глиняном. Из них Иван Ходырев и троицкие слуги, Ананья Селевин с немногими людьми, сев на коней, устремились полем позади туров литовских орудий; и был их отряд очень мал, а перед тем троицким отрядиком, говорят, видели со стен многие люди вооруженного воина, лицо же его было, как солнце, а конь под ним, как молния, блистал. И тотчас же он вскочил с троицкими людьми в первые туры, затем во вторые, и в третьи, и в четвертые, и в пятые, и явственно видели, что этот Божий посланник помогал православным христианам, пока те не взяли орудия. А потом, даровав им помощь и одоление врагов, он стал невидим.

Троицкое же воинство, укрывшиеся конные и пешие люди, вскоре из оврагов выйдя, приступили к первым турам, к литовским орудиям. Литовцы и русские казаки побежали тогда к другим турам. Монастырские же люди, нещадно их избивая, выгнали их также и из-за других, и из-за третьих туров; а у четвертых и пятых туров литовцы и казаки закрепились у своих орудий и храбро бились. И тут под Борисом Зубовым убили коня. Из литовцев многие, выскочив, захотели взять Бориса живым. Мужественный же троицкий слуга Анания Селевин с прочими воинскими людьми, устремившись на литовских людей, прогнал их за туры. Вскоре подоспели к ним многие люди, Иван Ходырев, а с ним дети боярские, слуги и все множество народа, и вошли в четвертые и пятые туры к литовским орудиям. Слуга Меркурий Айгустов раньше всех подоспел к турам. Пушкарь же литвин убил Меркурия из пищали. А тому пушкарю отсекли голову.

Так с помощью Живоначальной Троицы многих литовских людей они побили, и в плен знатных панов живыми взяли, и с литаврами и с трубами и многими знаменами ввели их в крепость. Да тут же захватили восемь пищалей полуторных и полковых и всякое оружие литовское: затинные и большие самопалы, и рушницы, копия и корды, палаши и сабли, бочки пороху и ядра, — и всяких запасов множество внесли в крепость. Остальное же все с турами и с турусами и с остатками пороха предали огню. Троицких же людей убитых и раненых подобрали и внесли в крепость. Когда пламя разливалось и поедало сооружения еретиков, гетман Сапега, увидев, что занимаются огнем самые прочные его станы, побежал в свой табор, также и злой еретик лютеранин Лисовский.

Все же это произошло в один день — в среду, месяца ноября в девятый день, на память святых мучеников Анисифора и Порфирия. Ибо за три часа до света начали биться и до самого вечера кровь лилась. В один и тот же день подкопы разрушили и орудия литовские взяли. И благодатью Пресвятой Троицы были в Троицком Сергиеве монастыре радость и веселье среди всего православного христианства о величии Божьем, по причине того, что сотворил Бог преславное в тот день.

Боголюбивый же архимандрит Иоасаф с братиею повелел звонить вплоть до полуночи. Сам он со священным собором и со всей братией в храме Трисоставного Божества пел молебны, хвалу и благодарение воссылая Богу, Пречистой Богородице, великим чудотворцам Сергию и Никону и всем святым, с начала времен Богу угодившим.

Насчитали же всего побитых за тот день троицких людей сто семьдесят четыре человека да раненых шестьдесят шесть человек. Убитых архимандрит с честью соборно погреб, а раненых повелел постричь. Среди последних были Иван Внуков — в иноках Иона, Иван Есипов — в иноках Иосиф, Данило Дмитриев сын Протопопов из Москвы от Покрова на рву — в иноках Давид, троицкие слуги Данило Селевин, Меркурий Айгустов — в иноках Мефодий и многие другие. И, причастившись Святых Тайн Христа, Бога нашего, они преставились ко Господу.

Воеводы же и дворяне и все воинство Сергиева монастыря вышли за ограду посмотреть трупы мертвых литовцев и русских изменников, побитых на Красной горе у их орудий, во рву, и в ямах, и у прудов — у Клементьевского, у Келарева, у Конюшенного и у Круглого пруда, около церквей Нижнего монастыря, около мельницы, и против Красных ворот у подкопных рвов, и насчитали литовцев и изменников более полутора тысяч, да сказали пленные и перебежчики, что раненых у них до пятисот. Воеводы же и все христолюбивое воинство порешили с архимандритом и с братией послать к Москву к государю с доброй вестью и подарком сына боярского переяславца Ждана Скоробогатова.

О ЛИТОВСКИХ ЛЮДЯХ В ЗАСАДЕ

Гетман же Сапега и Лисовский замыслили новый коварный план против троицкого воинства. Ночью они завели множество конных рот в Сазанов и в Мишутин овраги и спрятали их у рыбных садков, чтобы те отрезали троицкое воинство от крепости. И, подъезжая к надолбам, начали они манить людей из крепости. Люди в крепости, не ведая о лукавой хитрости безбожников, вышли на вылазку конными и пешими. Литовцы же притворно обратились в бегство. Вышедшие люди устремились за ними. Но наблюдатели, увидев с церкви засадных людей, стоящих в оврагах, начали бить в осадный колокол. Тогда те возвратились к крепостным стенам. Увидели лукавые, что не получили желаемого, и тогда из лесов и оврагов, как свирепые львы из пещер и дубрав, на православных христиан бросились и пригнали их к крепостным стенам. Монастырские же люди тогда со стен многих литовских людей побили и живыми взяли жолнеров четырех человек. Не понравились окаянным из крепости частые подарки, и не стали они больше пробовать близко к стенам подходить и изо рвов своих и ям, накопанных ими, разошлись по своим таборам.

О ВЫЛАЗКЕ НА ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ СТОРОЖЕЙ

В один из тех дней, когда еще в крепости Троицкого Сергиева монастыря было множество храбро боровшегося против врагов воинства, на рассвете воскресного дня была великая мгла в зимнее время. Воеводы же снова устроили вылазку на заставы литовские, в Благовещенский овраг и на Нагорную заставу к Благовещенскому лесу, а иных людей послали к Нагорному пруду за сады на заставы русских изменников. Выйдя же, конные люди заставу в Мишутине овраге побили, а вскоре, поспешив на Нагорную заставу, и ее потоптали по Красной горе вдоль до Клементьевского пруда и многих побили. Из Сапегиных же таборов многие роты пришли, и был большой бой. Но из крепости вышли на помощь многие люди конные и пешие и прогнали литовцев снова до Клементьевского пруда. Александр же Лисовский, как змей засвистав со своими аспидами, желая поглотить православное воинство, вскоре пришел с конными и пешими людьми и с русскими изменниками из Терентьевской рощи против Красных ворот на пошедших на вылазку троицких людей, бьющихся с полком его, с русскими изменниками, — как свирепый лев ревущий, желая всех поглотить. Троицкое же воинство билось с ними крепко, но, не будучи в состоянии одолеть, отошло от них в крепостные рвы.

Литовских людей с крепостных стен многих побили. Воеводы же из крепости еще устроили для помощи своим конную вылазку, а старшими с ними отпустили старцев Ферапонта Стогова, Малафея Ржевитина и прочих старцев двадцать человек. Те же, выйдя, мужественно устремились на литовских людей. К ним же поспешили с Красной горы бившиеся там с литовцами и поляками, а другие спрятались на Красной горе в Глиняном овраге. И молитвами преподобного и великого аввы Сергия и блаженного Никона устрашил Бог беззаконных. И привиделось Лисовскому, что из монастыря вышло бесчисленное великое воинство, и тут испугался злой враг кровопийца и побежал, гонимый Божьею силой, со всем своим воинством под гору за мельницу на луг и в Терентьевскую рощу. Троицкое же воинство мужественно их побивало. Тогда взяли живым ротмистра Мартьяша, славного ратоборца, и других панов с оружием ввели в город.

Лисовский же стал в долине за горой Волкушей, и к нему вскоре подошли Сапегины конные роты. Он же, лукавый, как змей метался, думая, как бы позор свой искупить, не ведая, что против силы Вышнего ратует. И тут видит еретик, а с ним многие поляки, что пред полком их ездит старец, держа в руке своей обнаженный меч и сурово ему грозя. И затем стал невидим для их глаз.

Герман же Сапега пришел на Красную гору на троицких людей и стал по всему Клементьевскому полю со всеми своими полками; Лисовский от прихода Сапеги повеселел и захотел совместно с ним одолеть Господа Бога Вседержителя, и повелел в своем полку дуть в трубы и зурны и бить в барабаны и литавры. И тут же вскоре вместе с Сапегою устремился на Красную гору против всех троицких людей, желая в один час всех их истребить. И согнали они троицких пеших людей под гору к Пивному двору. И было воистину чудно видеть милость Божию к троицкому воинству и заступничество и помощь против врагов по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона. И сотворил тогда Господь преславное чудо. Даже нератные люди стали храбрыми, и не знавшие и не ведавшие никогда обычаев ратных, — и те исполинской силой препоясались. Один из таких, некий податной человек из села Молокова, крестьянин, называемый Суетою, великий ростом и очень сильный, над которым посмеивались всегда из-за его неумения в бою, сказал: «Пусть я умру сегодня, но буду всеми прославляем!» В руках он держал оружие, бердыш. И укрепил Господь Бог того Суету и дал ему бесстрашие и храбрость; и он понуждал православных христиан прекратить бегство, говоря: «Не убоимся, братья, врагов Божиих, но станем с оружием твердо против них!» И сек бердышом своим врагов с обеих сторон, удерживая полк Александра Лисовского; и никто ему противостоять не мог. Он быстро, как рысь, скакал и многих тогда вооруженных и в броне поразил. Многие же крепкие воины встали против него, чтобы отомстить за позор, и жестоко на него наступали. Суета же сек на обе стороны; не выдавая его, пешие люди, прекратив бегство, укрепились за надолбами.

Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул, окаянный, от того места вдоль по Красной горе к Косому Глиняному оврагу на сидевших в засаде троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди твердо стали на пригорке у рва против врагов, биясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский свирепо бросился на них, и смешались все люди вместе, литовские и троицкие, и произошел великий бой близ Глиняного оврага. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.

Александр же Лисовский хотел при отходе взять живым слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, тут же бросились бежать врассыпную по Клементьевскому полю.

Сердца кровью у многих закипели за Лисовского и, чтобы отомстить за него, снова многие двинулись, как лютые волки, — литовские воеводы князь Юрий Горский, Иван Тышкевич да ротмистр Сума со многими гусарами и жолнерами, — напали на сотника Силу Марина и на троицких слуг, Михайла да Федора Павловых, и на все троицкое воинство. И произошел бой очень большой и жестокий. И, ломая оружие, хватаясь друг за друга, они резались ножами. Предельно отчаянной была та брань, потому что в троицком воинстве немного было конных и не в бронях, но прикрыты они были милостию Живоначальной Троицы и молитвами великих светил Сергия и Никона; благодаря их помощи и заступничеству, многих вооруженных поляков и литовцев они побивали. Слуга же Михайло Павлов, видя, как острие меча князя Юрия Горского пожирает неповинных, перестал биться с прочими, ловя самого воеводу, и убил того князя Юрия Горского, и с конем примчал его мертвого под крепость. Много тут желавших отомстить поляков погибло из-за его тела, но они не отняли его из рук Михайловых.

В том бою многие из литовских людей видели двух старцев, мечущих на них плиты, одним броском многих поражавших, камни же из-за пазухи достававших, и не было числа метаниям их. Перебежчики от поляков рассказали об этом в доме чудотворца.

Такие потери видя, поляки, — что князя Юрия лишились и других своих храбрецов, разрубленными лежащих, гонимые гневом Божиим, побежали они от троицкого воинства. Так и отошли все полки Сапегины и Лисовского. Троицкое же воинство вошло в обитель с великою победою.

ОБ УБИТЫХ У ДРОВ

После этого окаянные лютеране завели многие роты в Мишутинский овраг в рощу, так как знали, что в ту рощу постоянно ходят из крепости за дровами в сопровождении охраны из конных и пеших людей. Как обычно, вышли из крепости многие люди в ту рощу за дровами. Внезапно напали на них вышеупомянутые литовские роты и русские изменники. Троицкое же воинство и всякие осажденные люди вступили в большой с ними бой, но из-за грехов наших одолели враги. В тот день убили литовские люди троицких всяких людей более сорока человек и многих ранили, а иных в плен живыми взяли. Тогда взят был известный Наум, оконный мастер. И пробыл он у Сапеги, служа, до отступления их от Троицкого монастыря. Из-за всего этого в городе была очень большая печаль у всех православных христиан.

ОБ ИЗМЕНЕ КАЗНАЧЕЯ ИОСИФА ДЕВОЧКИНА

Находит дьявол орудие себе и научает преследовать кого-нибудь без вины, как Саул Давида, или же тельцу в пустыню поклоняться, а не Питающему манною, или же, как Ирода, побуждает избить невинных младенцев. Как не побоялся Иуда того, кто дал немощным творить неизреченные чудеса, так же не устрашился Иосиф дивных явлений богоносного мужа и уподобился тому еретику-чернецу, что скрыл голову Предтечи, чтоб не славилось с ней имя Господне. И не придавал он значения тому, что рассказывали ему все о постоянном заступничестве великого чудотворца Сергия, но, неверием одержимый, затыкал свои уши, как аспид глухой, не заботясь о том, чтобы Преславного прославить и записать рассказы, но и желавшим неутаенное поведать повелевал перестать и пытавшимся писать в царствующий город пользы ради для утешения страждущих в скорбях препятствовал. Этот злой совет услышав, старец Гурий Шишкин, саном дьякон, понял, какой яд скрывается в том, и открыл его намерение предать дом чудотворца. Наслаждаясь потаканием Гурия и надеясь на подручных, как под надежной защитой ходил тот уверенно, радовался и ожидал, когда сможет довести злое дело до конца. Но как осел Валаама обличал, так и Гурий тайно злому замыслу препятствовал и, как Ефесский Синакраснопевец, не песнями, а орудиями мучений возносится. Нетерпеливым в крепких руках оказавшись, Иосиф все в подробностях замыслы свои объявил. Страшно было слышать, как лопнул замысел Иуды. Не напрасно, оказывается, Оська Селевин переметнулся: он и четырех темных поселян оттуда уже послал за ним, и тот совету поляков весь уже отдался. С их помощью он и других немало прельстил. Покровителем его коварства был другой воевода, Алексей Голохвастов, и уже сослался он прямо с врагами Пресвятой Троицы и уверенно назвал день, в какой хотел привести жнецов бесовских на Божию пшеницу. Последнее, чего он поджидал, это — когда выйдут агнцы бороться с волками: он хотел затворить за ними врата ограды Христовой и ту готовую снедь отдать зверям, кровь пьющим, а тем временем через другой вход ввести сынов еретических и отступников православия в гору Господню и стереть, чтобы не осталось и памяти, холмы святого Израиля. Когда все это, тайной покрываемое, стало известным, из всех уст возвеличен был за неожиданное спасение великий наш заступник, вместе с пророком говорящий об этом: «Если Господь не сохранит город, тщетно бдит стражник» и «суетно спасение человеческое». Ведь того, кто выше хвалы человеческой, никому невозможно восхвалить по достоинству. Но уразумели овцы, что невидимый волк видимо отогнан, и с радостным плачем под Божиим кровом радовались в доброй надежде.

О СМЕРТИ ИОСИФА

Рывший яму для незлобивых сам впал — и не в яму, но в бездну мук и поношения, и не от людей только, но и от Бога — прочим в назидание: да не дерзают вместе с преследующими Христа воевать, но да претерпевают все с Владыкой как в мире, так и в гонениях. Блага из руки Господней приняв, зол ли не стерпим, для испытания нам предложенных? А не захотевший добровольно с плачущими плакать, тот поневоле, высмеиваемый радующимися, расплакался, да бесполезно. И даже после такого злого предательства не был презлобный незлобивыми сразу же на смерть осужден, но дано было время ему на покаяние, хоть недостоин он был жить и одно мгновение.

Многие люди, написав о составленных по его злому совету заговорах, его обвинили; воздающий же отмщение по правде ниспослал на него суд, как на Ирода: после тяжелого недуга он был живым изъеден червями, так что прежде возвращения его в землю были видны его проеденные внутренности. Оттого что в надменном сердце тайно вырос замысел пролить множество крови, как гнезда закипели рогатые плотоядцы. Не хотевшего Бога ради трудившихся помиловать, те братолюбиво с плачем отирали, но и они, устрашаясь, отбегали, ибо удивительное это было для всех зрелище. Да и кто не удивится, таковую муку видя? Ведь за один час маленький, как муха, червь, ползая по плоти, вырастал с человеческий палец и рожками пробуравливал тленное естество. Слыша его рев и вопль, многие с сокрушенным сердцем, плача, поникшие отходили. Ухаживавшие за ним все отступили и, не будучи в силах обонять смрад, заткнув ноздри, стояли поодаль. Кости его так распухли в связях суставов, что сделались видимы. Не презиравшие же его слезных молений и помогавшие ему в телесных нуждах пропитывались на долгое время зловонием и, не выдерживая, выскакивали: от вдоха у них перехватывало гортань и нос. И все говорили: «Воистину от Господа допущено это». Так мучительно он и скончался. И его помощник в осуществлении тайного замысла, Гриша Брюшина, так же мучительно скончался: утроба его распалась.

ОБ ИЗМЕНЕ ДВУХ СЫНОВЕЙ БОЯРСКИХ

Прельстились дети боярские переяславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и во время обычной вылазки отскочили от света во тьму и пристали к врагам Божиим, к литовцам и к изменникам, так говоря гетману Сапеге и лютеранину Лисовскому: «Что будет нам, если скажем вам, как можно быстро взять Сергиеву обитель без крови?» Начинатели же зла обещали великим имением одарить их и в число первейших по славе вознести. Те же, через чьи уста действовал дьявольский дух, сказали: «Раскопайте, паны, берег верхнего пруда и отведите от труб воду; тогда от жажды вскоре люди изнемогут и поневоле покорятся вашей храбрости».

Обрадованные лукавыми лисицами волки бой у стен прекращают, немедленно же замысел осуществляют и, прикрываясь от крепости, чтобы не было видно творимое ими дело, намерение свое совершают. Повелением Александра Лисовского они разрыли плотину верхнего пруда и пустили воду в Служень овраг в речку Коншору. Но молитвами великого Сергия чудотворца немного вытекло воды тем раскопанным местом. Люди же в крепости удивляясь, что те перестали воевать, выходили, чтобы раздразнить их; но враги в погоню не пускались и с мест не сходили. Ибо злодеи вызнали уже приемы людей из крепости — что те с помощью засады часто у них языков похищали, и потому очень остерегались, чтобы не стало известным зло, которое они творили.

Некоторые же добровольцы, выйдя ночью из крепости, подползши тихо, взяли стоявшего на страже литвина и привели в крепость, и обо всем замысле врагов всеми было услышано. И в тот же час, докопавшись всем народом до труб, введенных в обитель чудотворца, провертели их во многих местах; и снова вода потекла из пруда в город. Монастырские же, опять выйдя из крепости в ту ночь, побили всех делавших это зло, литовцев и русских изменников, которые выпускали воду. Той ночью в монастыре наполнились водой выкопанные пруды и через монастырь протекла вода на другую сторону. Так у литовцев и у изменников этот замысел и не сбылся. Злодеи же, увидев наутро, что в пруду мало воды и что свои перебиты, всплескивали руками.

О ДРУГОМ ИЗМЕННИКЕ

В ту же ночь другой сын боярский, сообщник тех злодеев, что умыслили это зло, видя происходящее в доме чудотворца, по веревке спустился со стены и быстро побежал к врагам с вестью. Но его злодейству не попустил Господь, и жилы его правой ноги у поясницы разорвались, и начал страшно вопить окаянный. Его крик на стенах услышали и, выбежав, взяли его в город живым. От попущенной же Богом язвы в тот же час он изверг свою душу.

ОБ УМНОЖЕНИИ В КРЕПОСТИ БЕЗЗАКОНИЯ И НЕПРАВДЫ

В то время, когда одержимы были люди всеми бедами в обители чудотворца, плакали все, рыдали и горестно сокрушались, долго терпящий нас, сотворивший все, не желающий смерти грешнику, но дающий время для покаяния и призывающий грешников к спасению дал находящимся в крепости в осаде хорошо отдохнуть от рук оскорбляющих. Ибо отступили литовские полки и русские изменники далеко от крепостных стен и впредь в своих жилищах и таборах пребывали. Рвы же свои и ямы, выкопанные ими близ крепости, оставили. Бывшие же в крепости военные люди и многие из народа всякий день из крепости выходили: то ради отдыха от великой тесноты, то за дровами и постирать одежду, иногда же на вылазку против польских и литовских людей и русских изменников. И из повседневных с ними сражений возвращались они здоровыми в обитель чудотворца; иногда же и победителями над ними оказывались, молитвами чудотворцев Сергия и Никона.

Когда же немного отдохнули они от великих бед, тогда забыли Спасающего их и не вспомнили пророка, говорящего: «Служите Господу со страхом и радуйтесь ему с трепетом». Дьявол же, уразумев бывшее на нас просвещение от лица Господня, понуждал нас тогда от славы Божией отпасть, и праздновать не духовно, но телесно, и торжествовать не в целомудрии, но в бесстрашии, чтобы тем самым возбудили мы у Владыки негодование на себя, наподобие того как Ноя, а также Лота, осквернил он пьянством, Давида и Соломона в блудодейство низвел, а людей израильских, сквозь Чермное море прошедших, из-за чрезмерной сытости и веселия под землю низвел; так же и здесь сотворил лукавый.

Ибо опоясывающиеся мечом на радостях часто заходили утешиться сладкими медами, от которых породились блудные беды. Всех возвращавшихся с повседневных вылазок после победы и после пролития крови вином утешали, а от этого все страсти телесные возрастали. На трапезе же братской иноки и простые люди воду пили и военных людей перестать молили. Но те этим пренебрегали. А еще и такое зло добавили — сребролюбие.

Тогда ведь все они, постоянно питаясь от дома чудотворца, брали хлебы по числу каждый для себя, кто на неделю, а некоторые каждый день, и отдавали их за серебро, а сами всегда в трапезной питались. Тяжело тогда было инокам, в монастырской хлебне работавшим: не могли они успеть удовлетворить потребность ратных и не имели ни сна ни покоя ни днем ни ночью, и всегда от жара печного и от дыма глаза у них слезились. Также и молоть было очень трудно. Людей-то множество, жерновов же мало, ибо не ожидали люди, что долго сидение продлится, и налегке сели в осаду. И двенадцать гривен за помол четверти давали, но мало было бравших. Ибо днем всегда из крепости выходили, ночью же на страже крепостной трезвились. И кого в плен брали из русских изменников и некоторые из поселян, а также из христианских жен и оставшихся служилых работниц и прочие, — те им мельниками были, но в тяготах осадных и те быстро помирали.

Нечестно же бравших хлеб монастырский отец Иоасаф много о том молил: «Отстаньте, господа и братья, — говорил он, — от такой безрассудности и глупости и не берите сверх потребы своей. А взятое вами не расточайте попусту, но тщательно сохраняйте. Не знаем ведь, господа, на сколько протянется сидение наше в осаде. Да и какая вам польза истощить понапрасну житницы чудотворца?» И много об этом молил. Те же этим пренебрегали и наперекор говорили: «Большое ли дело, что берем лишнее? Если это позорно в ваших глазах, то перестанем брать. Но с противниками вы что хотите, то и делайте». И потому он замолчал, сказав: «Да видит это Сергий чудотворец!»

И потом является чудотворец Сергий, стоя об руку с Никоном, двум галицким казакам из даточных людей. И говорит им Никон чудотворец: «Вот пришел великий Сергий!» И те видят чудотворца, поникшего лицом на посох, и говорит им Никон: «Возвестите всем, в осаде сидящим, что так говорят Сергий и Никон: „Что обманываете нас, неправедные, и зачем, лишнее взяв, продаете, чтобы сорить серебром и пьянствовать? И что ругаете мучающихся у огня в пекарне? Или не понимаете того, что съедаете пот их и кровь? Следите за собой, потому что поруганы будете вашим чревом и от него все умрете лютою смертью”». Те галичане казаки всему воинству все это рассказали и с плачем умоляли всех. А все люди посмеялись над ними и наплевали на их слова. Они же с того дня и до отхода врагов в плаче и в унынии ходили.

Хлебом преизобильна была тогда обитель чудотворца. И хотя и кровью дрова покупали, но пьянствовать не переставали. Блуд и прочее зло умножались повсюду, увы, и потому в отчаяние многие впадали. Ибо в глубокий ров блуда впали все, начиная от простых людей вплоть до священствующих. Увы, о горе лютое, о напасть, и беда, и зло лютейшее! Труды без пользы, мучение без венца, ожидание несбывающееся! Терпение не до конца — ангелам слезы, Владыке гнев, врагам радость.

Обратимся же ныне, братья, к тонких бесовских уловок обличителю и услышим, что он говорит нам так: «Каким способом и образом нашего друга свяжем? Прежде чем свяжем, развязывается, и прежде суда мы с ним примиряемся и прежде утомления покоряемся. Как возненавидим того, кого естеством привыкли любить? Как освободимся от того, с кем навеки связались? Как упраздним с нами встающего? Как обратим в нетленное воспринятое нами тленное естество? Что хорошего скажем благому приемнику оправданий? Если свяжем воздержанием и осудим этого ближнего согрешающего, то ему же следом преданы будем и сами в тот же грех впадем. Если же осуждать перестанем, то его победим. Возвысившись сердцем, низводимы мы им с небес чистоты в ад страстей. И споспешник он нам и враг, и помощник и соперник, и друг и клеветник; угождение принимая, воюет, а истощаясь, ослабевает; будучи оставляем в покое, бесчинствует, а будучи сокрушаем, не терпит; если опечалим его, бедствуем, и если пораним, не имеем с кем добродетели стяжать. От кого отвращаемся, того и любим». Что же это у нас такое таинственное? Почему мы сами себе враги и друзья? Послушаем же о том, как из-за невоздержания начали люди все нисходить в истление.

День ото дня мор начал распространяться в доме чудотворца. Благого же и неизменного Владыки благой верный раб неотступно заботился о вверившихся ему душах. Поляки же и литовцы с русскими изменниками, по обычаю своему построившись, ударили в стены обители святого. Шум раздался внезапно, и мужи вооруженные к противникам выходят, и из-за неожиданности приближения врагов руки у правоверных трясутся и лица у них изменились. Выходя же, они, не веря себе, видят перед собой быстро идущего от надвратной церкви святого чудотворца Сергия, святолепного, сединами украшенного старца, говорящего им: «Что трепещете? Если и никого из вас не останется, не предаст Бог это святое место и не прозвучит среди врагов „мы пленили обитель Пресвятой Троицы”. Мужайтесь, не ужасайтесь. Говорите в обители всем, что нечисто живущие в этом святом месте погибнут. Не нечистыми спасет Господь это место, но имени своего ради без оружия избавит!» И невидим стал.

И узнали люди самого чудотворца. Об этом его явлении всеми было услышано. Но кто избавит человека от смерти телесной и душевной? Сколько и сам Господь учил людей еврейских, но они не послушали и до конца погибли. Так и здесь было с неслушающими начальников этого святого места.

О МОРЕ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

В ноябре с семнадцатого дня начался мор среди людей и тянулся до прихода Давида Жеребцова. Вид этой болезни, случающейся при тяжелых осадах, известен, — врачи называют ее цингой. Она бывает из-за тесноты и недостатков, особенно из-за плохой воды, по причине отсутствия целебных растений и корений, поедающих образующийся в утробах гной. Не имея целебных настоев, распухали они от ног до головы, и зубы у них выпадали, и смрад зловонный из уст их исходил, руки же и ноги скорчивались, сводимые жилами вовнутрь и наружу от гноящихся язв. А из-за того, что не имели они теплых омовений, тела их покрывались струпьями; не привыкший к нерастворению принятого желудок закрывался, и начинался непрестанный понос, доводивший до полного изнеможения и невозможности ни с места на место перейти, ни передвинуться. И согнивали тела их от извержения кала, и проедала их скверна даже до костей, и черви огромные ползали. И не было помощников у многих ни жажду утолить, ни алчущих накормить, ни к гнойным струпьям пластырь приложить, ни перевернуть на другой бок, ни червей смыть, ни отогнать надоедающих животных, ни наружу вывести прохладиться, ни приподнять, чтобы дать немного посидеть, ни уста протереть, ни лицо, ни руки умыть, ни с глаз пыль стереть. А кто еще поднимал руки, те оскверняли уста и глаза грязью. И прежде смерти многие от ударов, от ветра и от всяких передвижений были посыпаны пылью, так что невозможно было узнать их по виду. Имевшие же серебро или другие вещи отдавали их, чтобы купить необходимую еду и питье. И сколько за покупаемое, столько и за услуги давали. И со слезами молили они, но всякий думал о себе, о прочих же не заботились. И если бы не израсходовали житниц дома чудотворца и погребов не опустошили, то все бы вымерли, второе лето в осаде сидя.

И было тогда не одно бедствие и несчастье: снаружи — меч, а внутри — смерть. И не знали, что делать: или мертвых погребать, или стены крепостные охранять; или с любимыми своими расставаться, или с врагами пополам рассекаться; или очи родителей целовать, или свои зеницы на протыкание предавать. И не имевшие кровной родни, те стен городских не покидали, но там смерти от противников ожидали, ибо один путь к смерти, говорили, отовсюду. И одним только утешались храбрым ратоборством с врагами, и друг друга на смерть поощряли, говоря: «Вот, господа и братья, не родные ли наши и друзья погребаются? Но и нам за ними туда же идти. И если не умрем ныне за правду и за истину, потом все равно умрем, но без пользы и не Бога ради».

Будучи всеми таковыми злыми бедами объяты, сперва по двадцать и по тридцать, а потом по пятьдесят и по сто человек умирали в один день. И умножалась смерть в людях, и друг от друга — от запаха — умирали. И великий храм Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения, каждый день мертвыми наполнялся. За могилы же сперва по рублю за выкапывание брали, а потом по два и по три, затем и по четыре и по пять давали, но не было уже кому ни брать, ни копать; и в одну могилу и яму погребали по десять и по двадцать человек, и дважды столько, и больше. И сорок дней стоял темный сумрак и злой смрад. А где выносили мертвых, там за ними сонмы плачущих ходили; погребали же мертвых с утра до вечера. И не было ни покоя, ни сна ни днем, ни ночью не только больным, но и здоровым. Ибо одни плакали над умирающими, другие над выносимыми, третьи над погребаемыми; и множество группами, кто где стоя, плакало. И от беспокойного сна как шальные все ходили.

И преставилось тогда братии старой в обители двести девяносто семь братьев, а новопостригшихся тогда — более пятисот. Чин священнический совсем изнемог от многих трудов с больными, умершими и умирающими. Глаза иереев отяжелели, и их с трудом поддерживали над немощными. И так все иереи скончались, и мало кто из священного чина — для возвещения только — остался. И воинский чин уже начал изнемогать, мало кто от смертного часа был избавлен. Много сирот, дев, вдовиц и детей осталось, а с кем можно было всякое дело делать, те умерли. А от кого не было пользы, лишь хлеба едоки, остались, и те, выздоравливая, служили соблазном к великому греху.

И был тогда злой смрад — не только в кельях, но и по всему монастырю, и в служебных помещениях, и во святых церквах: где от немощных людей, а где и от умирающего скота; ибо всякое животное было без пригляда, и растерзывали одни других. И водосточные трубы, сделанные для дождя и грязи, костями животных даже доныне забиты. И более ста возов всякой одежды вывезли из обители и вывалили в ров. За воз же давали по полтора рубля, но мало было берущих из-за вшей, червей и из-за злого смрада. И все это вне обители, с трудом вывозя, сжигали.

Всего же у Живоначальной Троицы в осаде умерло старцев, и ратных людей было побито, и умерло от осадной немощи слуг и служебных людей, стрельцов, казаков, пушкарей, застенных бойцов, галичан, даточных людей и прислуги две тысячи сто двадцать пять человек, не считая женского пола, недорослей, маломощных и старых.

О ПОСЛАНИИ К ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМ

Воеводы же, видя столь сильный гнев Божий, обращенный на обитель чудотворца, не знали, что делать, потому что неотступно кругом враги стояли и нападали на крепость непрестанно, в обители же от множества воинских людей малое число осталось, и ниоткуда помощи они не ждали и перестали выходить из крепости против ратных в течение долгого времени. И по этой причине большая радость была у врагов, литовских людей и русских изменников, ибо они видели непрестанно погребаемых и слышали громкий плач в крепости по умирающим. Некоторые же, забираясь высоко на деревья, из Терентьевской рощи смотрели в крепость и радовались погибели христиан, веселились и рвались в бой; и, близко к крепостным стенам прискакивая, на бой они вызывали, поносными словами, как камнями, меча в находящихся в крепости. Внутри же крепости недоумевали, как тут быть.

И тогда, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом и со старцами, они послали письма в царствующий город к келарю Авраамию. Старец же, увидав из писем положение в обители, ужаснулся, уразумел, что дело вскоре кончится недобрым, и все изложил царю, чтобы тот принял правильное решение; и постоянно молился, да не одолеют враги дома чудотворца. Скипетроносец же на словах давал, а на деле не осуществлял, потому что великая беда владела тогда царствующим городом.

Старец же, боясь, что скоро уже зло сотворится, все о совершенном оскудении людьми дома святого сообщал. Но самодержец и еще дни скорби и ожидания продлевал, к мольбам старца при входах и выходах не склоняясь; ибо под стенами царствующего города постоянно лилась кровь. Келарь же и братьев царских молил, но и от тех никакой не было пользы. Он потом и патриарха и всю палату царскую подвиг, показывая им письма из обители, где говорилось, что через месяц времени от прискорбных тягот наступит крепости конец. Патриарх же со всем священным собором умолял царя, говоря ему: «Царь, если взята будет обитель преподобного, то и вся страна Российская до Океана-моря погибнет и окончательно Москве станет тесно». И царь с трудом на слезы келаря преклонился. И послал на помощь атамана Сухана Останкова, а с ним казаков шестьдесят человек да пороху двадцать пудов, а келарь Авраамий отпустил троицких слуг двадцать человек, Никифора Есипова с товарищами.

ОБ УТЕШЕНИИ ЯВЛЕНИЕМ ЧУДОТВОРЦА ИРИНАРХУ

Утешающий в скорбях великий чудотворец Сергий вновь явился пономарю Иринарху и сказал ему: «Скажи братии и всем страждущим в осаде: зачем унывают и ропщут на держащего скипетр? Я неотступно молю Христа Бога моего. А о людях не скорбите: людей к вам царь Василий пришлет».

И через немного дней посланные царем Василием прошли сквозь литовские полки — вышеназванный атаман Сухан с товарищами и со слугами троицкими, укрытые молитвами чудотворца, — и, не понеся никакого вреда от противников, здоровыми пришли в обитель чудотворца. Только четырех казаков его захватили. Лисовский повелел их казнить около стен Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорий и Алексей, за тех четырех казаков повелели вывести литовских пленников и казнить на горе, где старая токарня, над оврагом, сорок два человека, а казаков — против табора Лисовского, у верхнего пруда на взгорке, девятнадцать человек. Из-за этого литовцы и казаки пришли убивать Лисовского, да избавил его от смерти Сапега.

Из-за этого злые ратоборцы острее навостряют оружие и злей у них разъяряются сердца; и ночь для них как день бывала, и друг друга они воспаляли и стерегли крепость столь внимательно, что никак проползти сквозь них было невозможно. И боязнь великая охватила их из-за прохода Сухана, и они стерегли, друг друга держась, чтобы никакого вестника ни из крепости, ни в крепость не пропустить. В осаде же печаль на печаль и скорбь на скорбь налагались, и братья все в обители, лица к земле преклонив, унынию поддавались, а болезни и смерть в городе люто хозяйничали. Порадовались они немного приходу слуг и казаков, но и те мало-помалу начали изнемогать и умирать. И малое число их осталось. И была в крепости скорбь великая, утешения же ниоткуда не находили, только и имели утешение — милость Божию и чудотворца молитвы.

О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧУДОТВОРЦА

Когда еще гнев Божий не прекратился и многие были подвержены скорби и немощи, однажды ночью во сне является великий чудотворец Никон пономарю Иринарху, говоря так: «Поведай больным людям: в эту ночь выпадет снег, и желающие получить исцеление пусть натрутся тем нововыпавшим снегом. Скажи всем людям, что Никон это сказал». Иринарх же воспрянул в трепете и наутро поведал всем людям. И, как и сказал чудотворец Никон, выпал новый снег; и кто поверил в это и тем снегом натерся, — из тех многие здоровье получили.

О НЕВЕДОМОМ ПЕНИИ В ЦЕРКВИ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

Однажды, когда стояла стража на церкви Сошествия Пресвятого Духа и спали по очереди, а один стоял на страже по обычаю и озирался вокруг, не обнаружится ли с какой-нибудь стороны внезапное нашествие на крепость врагов, и вот вдруг он слышит много голосов поющих, мужских и отроческих. Он посмотрел вокруг, чтобы понять, где поют, и разобрал, что поют в великом храме Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения. Тот сторож и прочих разбудил, чтобы самому не обмануться. Некоторые из них сказали, что это пение по умершим, ибо всегда храм был полон мертвых, отпеваемых. Говорили также, что никогда ночью с вечера не отпевают умерших. «Или утреннее пение началось? Но еще не приспело время утреннего пения». И говорили: «Разве что по какому-нибудь поводу собрались люди и молебен служат. Но не по чину молебнов звучат голоса и не так, как поют иноки или как мирские, но очень красиво, и множество поющих, и поют не умолкая и беспрестанно, и голоса громкие». Затем решили между собой: «Пойдем и узнаем получше». А когда они дошли до церковных дверей к храму Пресвятой Богородицы, голосов не стало. И, усомнившись, они быстро пошли к оставшимся на страже и снизу вверх крикнули стоящим на храме: «Оказывается, все мы обманулись: не слышно пения и никакого звука в церкви Успения Пресвятой Богородицы!» И внизу стоящие пришли в ужас, ибо звуки пения вновь им слышались. Те же с высоты говорят: «Что смущаете нас? Вот и сейчас — ни звуки ли это пения? И когда вы спустились от нас, голоса петь не переставали». Сошли и те с высоты и пошли на звук и пение слышали, а подойдя к церковным дверям, ничего не слышали. И, возвратившись, сказали: «Не зря это пение, братья!»

Когда же они отошли, опять слышали пение. И, пойдя, они сообщили об этом воеводе. И вскоре многие пришли и не слышали никакого ни пения, ни шума. И ужас охватил от этого многих. Затем по обычаю начали благовестить к утрени.

О ЗАСЫЛКЕ ПАНАМИ ТРУБАЧА ПАНА МАРТЬЯША

Видели враги, что не имеет успеха их коварный замысел, но рушится. Оттого многие, по многу раз с обманом приезжая и притворяясь друзьями, многократно говорили о том, что делалось и замышлялось. И истинно без лжи, так и бывало, как они говорили. И немощные от пьянства просили опохмелиться. Троицкие же воины сообщали от этом архимандриту и воеводам, и по их повелению, получив от чашника из погреба мед, выходили к панам с питьем, чтобы чем-нибудь кого-нибудь из них уловить. Они же, выпив, отходили. Иногда же некоторые из них, принеся вино, просили за него меду. И такая дружба без беды не бывала, и те и другие люди обманывались: то кого-нибудь возьмут в плен, или убьют.

У окаянного Сапеги был трубач лютеранин, Мартьяш именем, очень верный, и вот тот, наученный Сапегой, был послан с похмельными к обители чудотворца просить меду опохмелиться. С помощью обычной уловки был схвачен и приведен в святую обитель готовый к этому враг, сам поддавшийся. Когда же его привели к воеводам, он повел, по научению Сапеги, добрые речи, приятные всем осажденным. И потому не был убит. И по мере прохождения дней все сбывалось по его речам. И впредь иное, что он ни скажет, все то сбывалось. О себе же он известил, что и грамоту польскую знает, и переводить написанное хорошо умеет. Из-за этого он понадобился воеводам. И зло поносил он взятых в плен и ругал свою веру как будто нелицемерно. Входя и выходя перед воеводой, он начал и на вылазки выходить; и, служа нелицемерно, бился крепко, и всеми почитаем был и любим. И, ходя с воеводами по стенам и по башням, он осматривал у пушек и пищалей прицелы, исправлял прицелы, и много бывало от него пакости литовским людям и русским изменникам; и часто он возражал воеводам и по его словам сбывалось. Если же когданибудь кто ослушивался его, беда случалась. Воевода же князь Григорий как родителя своего его почитал и в одном с ним доме спал. И в одежды светлые он был одет, и не было слышно о нем ни слова дурного, и многие из-за праведных дел его стыдились его. И обо всем, что нехорошо делалось в ратном промысле, он сообщал князю и, будто бы очень скорбя, лицемерил. И уже начал князь и ночью посылать его осматривать стражу, и никогда он не солгал воеводе ни в чем.

О НЕМОМ И ГЛУХОМ ПАНЕ, КАК ОН УЛИЧИЛ ТОГО МАРТЬЯША В ИЗМЕНЕ

За ним и другой пан предался, немой и глухой, его паны тоже Мартьяшем называли. Этот Мартьяш был очень яростным и сильным и послужил в доме Пресвятой Троицы как истинные христиане. Он был настолько знаменит среди поляков и изменников, что даже храбрые воины не смели на него наступать. Некоторые, пугая его именем, прогоняли нечестивых, и пеший конного не боялся. По причине же своей глухоты он вертелся в бою и озирался, чтобы не быть откуда-нибудь убитым. Во время приступов никто не был так быстр в метании камней, как этот немой; если же он бился с оружием, то жилы рук его так сводило, что он их едва разгибал и не мог в руке своей держать ничего. Удивительно было то, что, будучи нем и глух, он как будто знал о великом и богоносном отце нашем Сергии: ибо, приходя к дверям церкви Пресвятой Троицы и не дерзая входить в святую церковь, он открывал одну половину двери против гроба чудотворца и, воздевая руки, без слов, но с сильным плачем, ударялся о вымостку перед церковью. Неизвестно, вследствие явления или, смерти избегая, он предался, или просто случайно — один Господь это знает. Этот немой Мартьяш вместо слов, руками водя, говорил и, как немой, показывал пальцами, какую имеет в виду вещь или работу делаемую, или человека, или животное, пальцами очерчивая. И был он около воевод, и все воеводы понимали его бессловесные указания.

Этим двум литвинам случилось быть на обеде у слуги Пимена Тененева, а после обеда начали играть в тонцы. Во время же той игры отскочил тот немой пан от Мартьяша и начал зубами скрежетать на него и плевать в него. А тот литвин, очами на него недобро посмотрев, быстро выскочил вон. Случившиеся там люди не поняли между ними происшедшего. Немой же быстро побежал к князю Григорию Борисовичу, вбежал в слезах, упал не по обычаю перед ним и, жестикулируя руками, умолял взять того пана. Князь спросил, в чем тот виновен, и он, по кулаку кулаком бия, хватая руками стены кельи и указывая на церкви, на службы монастырские и на стены крепости, изображал, что все будет взметено на воздух и что воеводы — показывал — буду посечены, а все в обители будут сожжены. Это князь от него уразумел, и Мартьяша, спрятавшегося, поймали и с помощью многих мук и огня едва доведались следующего.

И поведал тот окаянный Мартьяш всю свою измену. Хотел ведь злодей у пушек забить запалы, а порох прижечь; и еще сказал, что по ночам он часто беседовал с приходящими под стену панами, одним словом знаки тем подавая и на стрелах грамоты им вниз посылая. А той ночью хотел окаянный впустить на стену немногих поляков и с ними причинить вред орудиям и пороху, а прочим указал срок быть готовым к приступу. Но всещедрый Господь Бог наш не нас ради, окаянных, но имени своего ради святого и за молитвы угодников своих Сергия и Никона от этого тайного замысла нас избавил. И все тогда воспели благодарственные песни всеобщему защитнику Господу Богу и его угодникам, чудотворцам Сергию и Никону.

А тот немой пан, не знаю почему, изменил, ушел в литовские полки; может быть, из-за того, что окружили его на нижнем огороде пешие русские изменники. Он увидел, что они убьют его, замычал и, шапкой махая, предался им. А они его ограбили, ибо на нем были одежды преждеупомянутого Мартьяша-трубача. И, несколько дней пребыв в станах литовских, он возвратился в дом чудотворца и смелей прежнего сражался за христиан против литовцев и русских изменников.

О СЛУГЕ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Расхрабрил тогда великий чудотворец Сергий бывшего в осаде слугу Ананию Селевина, уже когда в обители чудотворца храбрые и крепкие мужи одни от острия меча иноверных пали, а другие померли в крепости от цинги, о которой было сказано прежде. Анания же тот был мужественным: шестнадцать знатных пленников привел он в осажденную крепость, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, только ловили они случай убить его из ружей издалека. Все ведь знали его и, оставляя прочих, ополчились на него. И по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что из гущи литовских полков убегал, и не могли его догнать. Часто они вдвоем с вышеупомянутым немым выходили при вылазках на бой. Тот немой всегда с ним пешим на бой выходил, и роту вооруженных копьями поляков они двое с луками обращали вспять. Александр Лисовский, однажды увидев этого Ананию среди своих противников, пошел против него, стараясь его убить. Анания же быстро ударил коня своего и, выстрелив Лисовскому из лука в левый висок, с ухом его прострелил и поверг его наземь, а сам ускакал из гущи казачьих полков; ибо он хорошо стрелял из лука, а также из самопала.

Раз этот Анания, отбивая у поляков черных людей в кустарнике, был отторгнут двумя ротами от его дружины и, бегая, спасался. Немой скрылся среди пней и видел бедственное положение Анании; у него в руке был лук и большой колчан стрел; и он выскочил, как рысь, и, стреляя по литовцам, яростно бился. Литовцы обратились на немого, и тут же Анания вырвался к нему, и они стали рядом. И многих поранили они людей и коней и отошли невредимыми, лишь коня под Ананией ранили.

Поляки только и думали, как убить коня под Ананией, ибо знали, что живым его не взять. Когда Анания выходил на бой, то все по коню стреляли. Всего во многих вылазках конь его шесть раз был ранен, а на седьмой убит. И сделалось Анании хуже в боях. А потом Ананию ранили из пищали в ногу, в большой палец, и всю плюсну раздробили; и опухла вся его нога, но он еще хорошо воевал. А через семь дней в колено той же ноги он был ранен. Тогда этот крепкий муж возвратился назад. И отекла нога его до пояса, и через несколько дней он скончался в Господе.

О МОСКОВСКОМ СТРЕЛЬЦЕ НЕХОРОШКЕ И О НИКИФОРЕ ШИЛОВЕ

Однажды, когда Александр Лисовский со своим полком напал на вышедших на вылазку людей и пожирал их устами меча, как волк ягнят, в числе преследуемых был московский стрелец именем Нехорошко, а с ним клементьевский крестьянин Никифор Шилов. Увидев Лисовского, одетого в хороший доспех и держащего в руке копье, разгорелись оба сердцем, но страшились свирепства его. И, взглянув на храм Пресвятой Троицы, призывая на помощь великого Сергия чудотворца, они поскакали на своих меринах: Никифор Шилов убил под Лисовским коня, Нехорошко же ударил его копьем в бедро. Они были отняты у казаков троицким воинством и среди многих противников остались невредимыми по молитвам великого чудотворца Сергия. Тот Никифор Шилов и Нехорошко знаменитыми бойцами были, на многих вылазках они отличались, сражаясь крепко.

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ С ГРАМОТАМИ ОТ КЕЛАРЯ АВРААМИЯ УХОДИВШИХ КАМЕНОТЕСОВ

Месяца мая в седьмой день в четвертом часу ночи пришли в Троицкий Сергиев монастырь уходившие троицкие каменотесы Шулешь Шпаников и Гаранька, будучи присланы из Москвы с грамотами от келаря старца Авраамия Палицына. И писал он в грамотах архимандриту Иоасафу с братией, государевым воеводам, воинам и всем находившимся в осаде людям, православным христианам, чтобы помнили они крестное целование, стояли бы против неверных твердо и непоколебимо, жили бы без оплошностей и берегли бы себя накрепко от литовских людей.

ОБ ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА И ОБ ОСЛАБЛЕНИИ МОРА И БОЛЕЗНЕЙ

На память святого и достохвального апостола и евангелиста Иоанна Богослова, месяца мая в восьмой день, архимандрит Иоасаф и воеводы решили в храме Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения, в приделе освятить храм во имя святого отца нашего Николы чудотворца, в праздник его, мая в девятый день, что и совершили во славу в Троице славимого Бога. И с того дня даровал Господь Бог наш православным христианам свою милость. И многие больные начали от недугов своих выздоравливать, благодаря Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, также и Всенепорочной Владычице Богородице благодарственные песни воссылая и восхваляя святого и великого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, великого архиерея чудотворца Николу и великих российских светочей Сергия и Никона чудотворцев, так как по святым их молитвам произошло исцеление от злых болезней и облегчение. И смерть с того дня стала меньше людей уносить. Уцелевшие же от смертоносной болезни здоровые люди каждый день выходили из крепости на бой с литовскими людьми и бились с усердием, и милость Господня помогала им.

О ВТОРОМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ

Месяца мая в двадцать седьмой день опять в Сапегиных таборах и Лисовского был великий шум от многих труб и длился до полудня. С полудня же начали литовские люди подъезжать к крепости, осматривая стены и часто озираясь. Также начали они готовить места, где поставить свои пушки и пищали. И, гарцуя на лошадях, махали мечами своими в сторону крепости, как будто грозя. К вечеру же много конных людей начало гарцевать со знаменами по всем полям Клементьевским. Потом и Сапега вышел со многими вооруженными полками и снова скрылся в своих таборах.

Оставшиеся же в троицком воинстве, видя как те коварно посматривают на крепость, уразумели их злой замысел, чреватый пролитием крови, и поняли, что быть приступу. И стали готовиться к бою. Было же их числом мало. И готовили они на стенах вар с нечистотами и припасали смолу, камни и прочее, что тогда годилось, и подошвенные бойницы очистили.

И когда уже настал вечер, окаянные литовские люди и русские изменники захотели хитростью подобраться к стенам крепости втайне, ползая, как змеи, по земле молча, таща приспособления для приступа: рубленые щиты, лестницы, туры и стенобитные орудия. Люди в крепости все, и мужчины и женщины, вышли на стены и, тоже затаившись, ожидали приступа.

И вдруг с Красной горы загремело из верхних огневых орудий. И тогда, закричав, все множество литовских людей и русских изменников устремилось на крепость со всех сторон с лестницами, щитами, турусами и иными стенобитными приспособлениями. И, заиграв во многие трубы, они начали приступ всеми силами, всякими способами и средствами. Думали ведь окаянные за один час захватить крепость, зная, что в крепости очень мало людей, да и те немощны, и потому всеми силами налегли на город.

Но подкрепляемое благодатью Божьей троицкое воинство билось с крепостных стен крепко и мужественно. Литовцы старались скорей взойти на крепость и придвинули щиты на колесах и множество лестниц и прилагали все усилия приставить их и взойти на стены. Христолюбивое же воинство и все люди в крепости не давали им придвинуть щиты и турусы и лестницы прислонять, стреляя из подошвенных бойниц из многих пушек и пищалей, коля в окна, меча камни и лия вар с нечистотами, и метали они, зажигая, серу и смолу, и известью засыпали скверные их глаза. И так бились всю ночь.

Архимандрит же Иоасаф со своим священным собором вошел в храм Пресвятой Троицы, молясь всещедрому в Троице славимому Богу, Пресвятой Богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону об избавлении крепости и о помощи против врагов.

Когда же настал день, увидели окаянные, что не преуспели ни в чем, но только своих множество погубили, и начали с позором отступать от крепости. Осажденные же люди тут же отворили крепость, а некоторые со стен соскочили и устроили вылазку на оставшихся тут у стенобитных своих приспособлений литовских людей. Иные же во рвах бродили и не могли выйти. И таким образом многих тех побили, а живыми взяли панов и русских изменников тридцать человек. И повелели им жернова крутить, работая на братию и на все троицкое воинство вплоть до ухода врагов от города. И так милостью Пребезначальной Троицы, заступничеством Пречистой Богоматери и молитв ради великих чудотворцев Сергия и Никона побили тогда множество шедших на приступ людей; а турусы их, щиты, лестницы и прочие приспособления, взяв, внесли в крепость. Сами же все отошли здоровыми, победителями над врагами оказавшись.

О ЗАСТУПНИЧЕСТВЕ БОЖИЕМ: КАК ГОСПОДЬ УКРЕПИЛ НЕМОЩНЫХ ПРОТИВ СУПОСТАТОВ

По оскудении же всего воинского чина и когда еще от той злой болезни многие умирали, озирались оставшиеся и не знали, что предпринять или что придумать против такого множества врагов, окруживших их: словно воду морскую видят они повсюду, разлившуюся вокруг Сергиева корабля. Надеясь же на доброго кормчего, на молитвы чудотворца, знали они, что его рука держит кормило, направляя оставшиеся души к спасению. И больше они «не надеялись на князя и на сынов человеческих, ибо в них не было спасения», и так далее. И уже самые простые берут оружие, как весла, и готовятся великие волны рассекать и выходят храбрых ратоборцев разрубать. Уразумели все чудотворца молитвы и попечение, и нагие уже не боялись доспехов свечения. И хотевшие дом Пресвятой Троицы горделиво низложить осадою всегда, обагряемые кровью, убегали от немощных, побеждаемые засадою. А ожидающие принять различные муки в руки свои взяли крепкие луки. И бывшие у жерновов на помоле ленивыми внезапно стали удалыми стрелками в противников. Не часто уже пробиваются к стенам носящие на головах шлемы, ибо смерти ищущие в глаза им бросаются, словно пчелы. К ранам сыновья беззаконных всегда чувствительны, но безжалостно жнут их серпы губительные.

Что много говорю? Настолько Бог расхрабрил оставшихся сидельцев троицких на противников, что не так противники боялись подходить к крепости и воевать с ним сначала, когда в крепости было множество всякого чина воинов и мужей-ратоборцев, как они боялись последних малых числом и сущих невежд. И как спас Господь Авраама и Гедеона и город Иерусалим от рук ассириян не силой, не броней, не крепостью стен, но мышцей своею, так и дом Пресвятого имени своего спас не крепкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не многими числом, но малейшими. Разгневавшись, слегка поразил, помиловав, много возлюбил, как впереди показано будет.

О ТРЕТЬЕМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ И ОБ ОБМАНЕ ТРОИЦКИХ СИДЕЛЬЦЕВ

Ждали сидевшие в Троицком Сергиевом монастыре князя Михаила Васильевича Скопина. И вот стало известно всем людям, что собрались вместе все, посланные от тушинского ложного царька, от Сапеги из-под Троицы и из иных городов многие поляки и русские изменники, и пошли против князя Михаила и против немецких людей. Но Бог мстил за кровь рабов своих, взывающих к нему день и ночь, и вот стер Господь силою своею бывших во всеоружии, и прозвенел об этом слух по всей России. И трезвыми и вооруженными поляки на постели спать ложатся и уже больше друзьям своим, русским изменникам, ни в чем не верят, и поделенные дома и имения оставляют, и всех плененных жен и девиц бросают, и в подарок их многие не принимают, но все к бою оружие очищают, готовясь зверски напитать его кровью. Они оставляют в городах для задержания воинства князя Михаила надежных быстрых бегунов, сами же, свирепейшие из всего войска, отлучаются, изыскивая, кто еще верен им из русских изменников, и с теми твердо решают, оставив прочие города, взять Троицкий монастырь: все пути к царствующему граду тем самым будут закрыты. Но смущает их то, что множество их погибло под Троицким Сергиевым монастырем.

Но что же творит лукавый? Он влагает мысль русским сынам из ближних городов и ею, безумные, прельстившись, советуясь, говорят: «Если пребудем с поляками, стоя против Москвы и против Троицкого монастыря, то поместья наши не будут разорены». О вражеский обман! Тленные имения сохраняя, нетленные души в вечные муки посылают; богатство лелея, головы свои не жалеют.

Так и присоединились к Збровскому полку, к тушинским литовским людям и к русским изменникам дворяне и дети боярские из многих городов. И так все они пришли под Троицкий Сергиев монастырь и показали множество избранной силы своей, множеством богатства своего хвалились, играли на многих инструментах и посылали к обители чудотворца русских людей из простого народа с известием, научив их говорить, что немцев и русских людей они побили, а воевод захватили, а князь Михаил бил-де челом на всей воле панской. И Михаил Салтыков и Иван Грамотин вызывали из крепости для разговора троицких людей и говорили: «И Москва уже покорилась, и царь Василий с боярами у нас в руках». Также и дворяне с клятвой лгали в один голос с поляками и ни в чем не разноречили, говоря: «Не мы ли были с Федором Шереметьевым? А вот все мы здесь. И какая у вас надежда на понизовскую силу? Мы же узнали вечного своего государевича и потому верно ему служим. Царь Дмитрий Иванович послал нас перед собой. Так что если вы ему не покоритесь, то он сам следом за нами придет со всеми польскими и литовскими людьми, а также с князем Михаилом, с Федором Шереметьевым и со всеми русскими людьми; тогда уже челобитья вашего не примем». И иное многое, подъезжая, лгали, обманывая. Такой именно змеиной ложью обманув, они многие города погубили.

Милостью же Пресвятой Троицы не только умные, но и простые люди этого вовсе не слушали, но едиными устами все отвечали: «Господь с нами, и никого против нас! Хорошо вы и красиво лжете, да никто вам не верит. Для чего пришли, то и творите, а мы готовы с вами воевать. Если бы вы сказали нам, что князь Михаил под Тверью берега выровнял вашими телами и что птицы и звери насыщаются вашей мертвечиной, то мы бы легко поверили. А теперь, взяв оружие, пронзим сердца друг другу, разрубим друг друга пополам и рассечем на части. А кого во вратах небесных оправдает Господь, тот и есть творящий и говорящий правду».

Увидали злые враги, что троицкие сидельцы не ищут жизни, но смертного пиршества охотно желают, и тогда на второй день стали готовиться к приступу. Пан же Збровский, ругаясь и понося Сапегу, Лисовского и всех панов, говорил: «Что стбит бездельное ваше стояние около лукошка? Что стбит лукошко то взять да ворон передавить? Это вы творите нерадиво и еще хотите сборной чернью крепость взять». И они сами приготовились к приступу, а черных людей отослали от себя, кроме казаков Лисовского. И приняли решение напасть на сонных той же ночью, как пришел с боя с князем Михаилом Збровский, а с ним пришли Лев Плещеев и Федор Хрипунов. И говорят, что той ночью видели литовские люди, как с неба упала большая звезда посреди монастыря и рассыпались от нее по всему монастырю огненные искры.

Был же этот третий большой приступ июля в тридцать первый день, в канун Госпожина заговенья. В обители чудотворца оставалось тогда здоровых никак не больше двухсот человек. В ту же ночь, когда приготовились к приступу литовские люди и русские изменники, тогда в воздухе скакали будто огненные луны, и всю ночь сиял от небесных звезд свет великий, и, казалось, они падали на монастырь и вокруг монастыря. Троицкое же воинство и все православные христиане, мужчины и женщины, бились с врагом всю ночь не переставая, как и во время прежних приступов.

И еще было явление, подобное прежним, — такое прежде было многим начальникам кровопийц во сне, но те сочли их сонной ерундой. Теперь же вполне явственно, не во сне, но наяву показалась текущая река. Но в то время об этом ничего в обители чудотворца не знали, когда же прекратилось праведное наказание от Господа ранами и уже в покаянии пребывали, с клятвами именем Божиим истинно было засвидетельствовано следующее.

Поведал Андрей, называемый Болдырь, атаман казачий, с находившимися под ним казаками. Они, как для них обычно, готовились к приступу и залегли около прудов, ожидая времени. И вот видят ясно, что течет очень быстрая река между ними и монастырем, в волнах же она несет поломанные большие колоды, бурелом, много бревен и большие деревья с корнями, причем со дна, как горы великие, поднимаются камни и песок. Бога свидетелем выставляли они тому, что видели двух старцев, украшенных сединами, как снегом, и кричавших громким голосом с крепостной стены всем, кто их видел: «Всем вам, бедным, так плыть! Что о себе не подумаете!» Мы друг другу шептали: «Что вам видится и слышится, братья?» И все в один голос друг другу говорили: «Это не привидение, но наяву мы видим грозную текущую реку, страшно ломающую деревья и бурелом и камни выворачивающую изо дна». И, говоря это, вместе все смотрели на старца. Зная же, что нет между нами и монастырем реки, нет и больших деревьев, начали все скорбеть, говоря: «Это знамение, что быть всем нам побитыми». И еще слышали голоса многих людей, говоривших в крепости: «Ложитесь спать: ведь нет ничего и не будет». И пока мы медлили в раздумье, не стало видно реки, и все было, как и прежде. И когда мы хотели бежать, тут внезапно пошли со всех сторон на приступ, и мы, как связанные и гонимые, пошли к смерти, не удержавшись, с прочими двинувшись. И слышали, что с крепости сначала дважды или всего трижды выстрелили, а за измену нашу вражью с нашей стороны оказалось много побитых, а неизвестно, кто их побил. И, стремглав вспять все нестройно метнувшись, с приступа того разбежались и впредь на приступы не продолжали ходить. На стене же крепостной убили одну женщину, а кроме нее никого не ранили.

Збровский же отборное воинство, многих вооруженных людей погубил. Видя его в слезах, Сапега и Лисовский со своими воинами посмеивались: «Чего ради не одолел ты лукошко? Постарайся еще, ты ведь такой храбрый, не посрами нас, пойди разори это лукошко, доставь вечную славу королевству польскому. Нам непривычны приступы, а ты — премудр, позаботься о себе и о нас».

А нас, некоторых из тех, кто видел это, оставил Господь для покаяния и для обличения самих себя. Среди них я, Андрей. Мы постоянно плакали, размышляя, как бы живыми не пожрала нас земля, и, улучив время, тайком убежали.

О ПОТЕРЕ НАДЕЖДЫ НА ПОМОЩЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ И О СКОРБИ ПОБИВАЕМЫХ ПРИ ЗАПАСЕ ДРОВ И ПРОЧЕГО НЕОБХОДИМОГО

Много бед и много напастей и льющуюся кровь постоянно видели мучившиеся в обители чудотворца, особенно же после этого последнего третьего приступа, при вылазках, и множество бывших в крепости людей было побито при добыче дров за крепостью, и в искушении оказываются сердца и разум нетерпеливых, и в неблагодарности уста они открывают и колеблют крепость твердо стоявших, и многие говорят такие строптивые и развращенные речи: «Вот уж сколько времени продолжается пролитие нашей крови, а еще какой будет конец этой беде? Что, если напрасно наше упование на царя Василия? Вот, день ото дня мы ждем помощи и выручки, но все обман. Уже ведь все российские города соблазнились и все к ворам перешли, и ниоткуда нет нам на помощь ратных воинств, ибо всем хватает забот о самих себе. А ну как станут головы наши пищей для мечей?»

И у многих руки сражаться перестали, а всегда у дров злые схватки бывали. Ибо выходили за обитель, чтобы дров добыть, а в город не возвращались без того, чтобы кровь не пролить. И мусор и хворост за кровь покупавшие и на них повседневную пищу разогревавшие, на мученические подвиги сильно себя возбуждали и друг друга этим побуждали. Где рублены бывали молодые дерева, там разрублены лежали храбрецов тела. И где срезаем бывал молодой прут, лежал расклевываемый птицами человеческий труп. Невыгодным получался такой торг, ибо противников полк с оружием прискакивал горд. Когда шли они на страшную эту добычу дров, тогда готовился им вечный гроб.

Выходившие же и входившие, в воротах крепости встречая друг друга, всегда так говорили: «На что, брат, выменял проклятые эти дрова: на друга ли, на родителя, или на свою кровь?» И кого Господь пока прикрыл, те благодарили его, а кого суд постиг, те зло рычали. Ибо отец выходил, чтобы накормить своих жену и детей, брат — брата и сестер, также и дети — родителей своих. И разом, бывало, вносили дрова и человеческую голову. И, готовя пищу страшнейшей ценой, всякий, смотря на огонь, «ох-ох! — говорил, — о, отец мой, зачем ты меня родил: чтобы кровь твою съел я и выпил?» И матери вопили: «О, дети мои, это не пища варится, но я за вами следом к смерти готовлюсь!» Братья по братьям рыдали, говоря: «О, утроба матери нашей, почему не заключила ты нас, чтобы мы не ели друг друга!» Некоторые же им сурово возражали: «Не надо, братья, не скорбите: сегодня мы их потом и кровью напитались, а завтра оставшиеся нашими потом и кровью напитаются. Мы в этом не виноваты. Всесильный же осудит за это творящих нам зло».

И, пребывая в таком унынии, уже совсем они не надеялись, что выручит царь. И о том скорбели, что у врагов Божиих стража крепкая и весть к государю царю послать невозможно о больших преждеупомянутых приступах и об оскудении в крепости военными людьми.

О ЯВЛЕНИИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ

Дивный в своих чудесах великий Сергий вновь явился пономарю Иринарху, говоря: «Скажи братии и всем ратным людям: почему скорбят из-за того, что нельзя послать в Москву вести? Я послал от себя в Москву в дом Пречистой Богородицы и ко всем московским чудотворцам, чтобы совершили молебное торжество, трех своих учеников: Михея, Варфоломея и Наума, — в третьем часу ночи. И воры и литовцы видели их. Почему же слуга не известил, что слышал от врагов, что они их видели? Ведь они сами о том, подойдя к монастырю, рассказали. А вы, выйдя из города, скажите врагам: „Видели вы старцев, так почему не схватили их? Вот придет от них над вами победа, да и в Москве всему городу станет о них известно”». Что и случилось.

Ибо видели в то время в Москве, как они пришли со множеством печеного хлеба на возах на Троицкое подворье в Богоявленский монастырь. И стали невидимы. Об этом дальше рассказано будет (...) а теперь оставим это, пусть речь идет о случившемся в осажденной обители чудотворца.

Воеводы и все воинство, услышав это от Иринарха, стали разузнавать, кто из литовских людей что слышал. И слуга Федор Чудинов рассказал все по порядку так: «Когда я стоял на страже, охраняя то, что мне было повелено, подошли близко сыновья вражьи и сказали, грозя: „На что вы надеялись, посылая трех монахов в Москву? Не прошли они нашу стражу; хоть два и убежали, но одного мы поймали”». Многие же этому не поверили.

Тогда на другой день воевода послал за город дворян и видных воинов к панам, чтобы разузнать о старцах. И не было согласия в речах панов, говоривших: «Послали-де вы в Москву трех монахов, под двумя лошади карие, а под третьим пестрая; и на стражу нашу наехали, а сторожа наши их перехватили и двух казнили, а третьего к царьку послали». Другие спорили между собою. «Не лгите, — говоря, — никого ведь не поймали». Слыша это, некоторые из православных, смеясь, им говорили: «А кто они по имени, которых вы связанными держите, и каковы обликом, и что за вести сказали вам?» И, ругаясь, те путались в словах.

Воеводы же, посоветовавшись и попросив общей милости у Живоначальной Троицы, выйдя на вылазку ради того, чтобы разузнать истину о чуде, взяли в плен видного шляхтича и возвратились в крепость, не потерпев никакого вреда. И во время допроса и под пыткой пан сказал: «Поехали-де от вас к Москве три монаха и наехали на нашу стражу, а те за ними погнались, да не догнали. А то паны солгали, что поймали. Истинно вам говорю, что не поймали ни одного, лишь лошадей своих поморили. Под старцами же кони очень худые, но словно крылатые».

По этому поводу все с радостным сердцем воздали благодарность всеобщему Владыке, Богу, и угоднику его великому Сергию чудотворцу. А со временем, когда получили возможность, известили обо всем об этом посланием царя Василия.

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ТОМ ЖЕ

В тот же день вечером, когда разведали истину и узнали о приходе нетленных гонцов, некий немощный старец в больнице, слыша такие рассказы о чудесах великого Сергия чудотворца, размышлял, лежа на своей постели, попросту: «Что это за лошади, да и правда ли это?» Думая так, он повернулся к стене и вот слышит, что дверь в больницу ту отворилась, и слышит шаги идущих ног. Он не повернулся посмотреть, потому что много входило тогда в ту келью и выходило больных, и много бедных из мирских людей тут жило. Но слышит тот старец, что его зовут: «Повернись сюда, я тебе что-то скажу!» Старец же, не повернувшись к тому, ответил: «Говори, брат, что надо; я не могу повернуться, сам ведь знаешь, что я болен». Тот снова говорит ему: «Повернись, что ленишься!» А старец отказался: «Не хочу вредить себе, говори так». Ибо думал старец, что кто-то из той же кельи обращается к нему, потому и не хотел на него смотреть. И, помолчав, начал стоявший перед ним поносить его, говоря: «Что безумствуешь, старец, почему непокорен? В этом ли твое иночество? Разве нет у Бога милости, чтобы подать тебе здоровье вместо немощи?» Старец размышлял о поношении, думая про себя: «Кто это понапрасну ругает меня? Кого я оскорбил?» И решил повернуться, и, собравшись со всеми силами, двинулся, и вдруг встал на свои ноги здоровым. И узнал он чудотворца по образу, написанному на иконе. И сказал ему великий чудотворец Сергий: «Что сомневаешься? Воистину послал я своих учеников». А старец, простецом будучи, говорит: «А на чем послал, государь наш?» Преподобный же отвечает: «На трех слепых меринах, которых конюший Афанасий Ощерин из-за нехватки корма выгнал из монастыря в надолбы — на тех послал. Скажи всем об этом: не столько мне гнусен смрад блуда согрешающих мирян, сколько инок, не хранящий своего обета. Под стенами города моей обители всех пришедших врагов я истреблю, а нечисто и двулично живущих в этой обители погублю и причту к осквернившимся». И, сказав это, стал невидим.

Старец же понял, что он здоров, и, будучи охвачен сильным страхом, плакал до утрени из-за пререкания со святым. И сам пришел в церковь и передал всем слова чудотворца. И поискали повсюду тех слепых меринов и не нашли, и чтобы кто-нибудь видел их, — ни от кого не услышали. И уверились, что воистину было, как сказал святой Сергий чудотворец, и воздали все за это славу Господу Богу, творящему удивительное. А приход тех учеников святого не остался неведом в царствующем городе Москве. Но об этом, опять говорю, впереди слово покажет <...>.

О БОЕ С КНЯЗЕМ МИХАИЛОМ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ ЛЮДЕЙ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ

Когда разрушитель браней князь Михаил приблизился к Колязину монастырю, противники, польские и литовские гетманы, полковники и ротмистры, каждый со своими полками, Александр Зборовский, Сапега, Лисовский и Иван Заруцкий, вновь пошли против князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и против немцев Переяславской дорогой, месяца июля в пятый день на память преподобного отца Афанасия Афонского и преподобного отца нашего Сергия Радонежского чудотворца, в день обретения его честных мощей, во втором часу ночи. И пришли они на Волгу под Колязин монастырь в колязинское село Пирогово. Князь же Михаил Васильевич с благочестивым московским воинством и с Яковом Пунтосовым, с Велгорем и со многими немецкими людьми построил полки на Волге против них.

И послал князь Михаил воевод Семена Головина, князя Якова Борятинского, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людьми за Волгу на перевоз, к Николе чудотворцу в слободу, на речку Жабну, против литовских людей, чтобы их за ту речку не пропустить. Речка же та очень топкая и будто ржавая. Литовцы, увидев московских людей, тут же, как лютые звери, устремились на ловлю. Благодатью же Божией в том бою многих польских и литовских людей побили и поранили, а многие из них, в грязи завязнув, погибли, прочие же пустились бежать к большинству своих людей в село Пирогово. Воеводы же послали об этом весть к князю Михаилу, чтобы он скорее через реку переправился, что и было сделано.

Литовские же гетманы и их полковники со всеми полками своими устремились на русское воинство. И сошлись те и другие полки, и была жестокая сеча, и рубились на многих местах, сражаясь весь день. От ружейной пальбы, ломающихся копий, от воплей и криков людей того и другого войска и от треска оружия не слышно было друг друга, кто что говорит, и от клубящегося дыма едва было видно, кто с кем бьется. И, как звери рыча, жестоко рубились.

Солнце уже достигало запада, и воззвали все православные к Богу, умоляюще вопия от сердец своих: «Увидь, Владыка, кровь рабов твоих, без вины закалываемых! Также и ты, преподобный отец Макарий, помолись за нас Богу и помоги нам!» И уже когда приблизился вечер, услышал Господь молитвы рабов своих, и напал страх великий на врагов Божиих, и, ужасом великим охваченные, бросились они бежать. И побежали, топча друг друга, гонимые Божиим гневом. Русские же полки гнали литовских людей, посекая, до Рябова монастыря; и многих литовских людей побили и поранили, и видных панов много захватили живыми. И с великой победой, одолев врагов, с большой добычей возвратились под Колязин монастырь.

Польские же и литовские люди и русские изменники, как из-под Твери, так и из-под Колязина монастыря, по беспутью возвращаясь вспять и захотев окончательно разорить дом Пресвятой Троицы, повели на него жестокое нападение. Оставшиеся же в монастыре малые числом люди, друг друга поддерживая, боролись со врагами.

Потом из Сапегиных таборов в Троицкий Сергиев монастырь выехал пан Ян, а с ним четыре слуги и два человека русских, и те сказали, что под Колязиным монастырем князь Михаил литовских людей много побил и захватил.

В тот же день воеводы устроили вылазку из Троицкого Сергиева монастыря на речку Коншуру, на литовские бани, и у бань убили многих черкесов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человек живыми взяли. И пленные сказали, что литовских людей подлинно князь Михаил под Колязиным монастырем побил. За это люди благодарили Бога, и возрадовались, и в благой надежде утвердились, ожидая от Бога избавления, и с врагами стойко боролись.

О ХИТРОСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ ИХ СКОТА

Богоборцы же, польские и литовские люди, а также русские изменники, когда потерпели поражение от русских людей, а скорее от Бога, убегая из-под Колязина монастыря, пленили многие волости, села и деревни Ростовского, Дмитровского, Переяславского и Слободского уездов, и множество всякого скота награбили и, издеваясь над голодными в крепости находящимися людьми, сидевшими в осаде в обители чудотворца Сергия, выпускали большие стада по запрудной стороне по Красной горе и на Клементьевское поле и тем соблазняли осажденных людей сделать из крепости вылазку, чтобы те отъехали от стен. И так в течение многого времени выпускали они стада днем и ночью. Хитрые как лисы и как хищные волки, с сатанинским коварством замыслили они это против голодных сидельцев. Бог же не оставляет рабов своих, уповающих на него, и замысел их так и не осуществился.

Месяца августа в пятнадцатый день, как раз в светлый всемирный праздник Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, честного и славного ее Успения, из Сапегиных таборов, по прежней их злой хитрости, опять выпустили они свой скот в прежденазванное место. Троицкие же сидельцы, потихоньку выехав из крепости на конях Благовещенским оврагом, стражу литовскую побили и, захватив стада их, погнали к крепости. Пешие же люди, выйдя с Пивного двора, так и погнали скот в крепость, благодаря Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чудотворцев Сергия и Никона за то, что здоровыми ушли от столь великого воинства литовских людей, не потерпев никакого вреда, будучи сами столь малочисленны. И вот что еще удивительно: когда скот погнали к монастырю, тогда тот скот сам быстро побежал к монастырю, никуда не сворачивая, и без всякой задержки вошел в крепость.

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДЬМИ, О ПРОПИТАНИИ РАТНЫХ ПО МОЛИТВАМ ЧУДОТВОРЦА, ОБ УМНОЖЕНИИ МУКИ, СУХАРЕЙ И РЖИ, О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАНДРИТА ИОАСАФА И О ЕГО НИЩЕЛЮБИИ И О ПОБЕГЕ САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО СО ВСЕМИ ИХ ЛЮДЬМИ

Услышали в Троицком Сергиевом монастыре, что князь Михаил изгнал из Переяславля литовцев и русских изменников, мостя пути трупами нечестивых вплоть до Александровской слободы и имея доброе намерение пути кровавые осушить. И архимандрит Иоасаф, иноки, воеводы и прочие сидельцы посылают к князю Михаилу Васильевичу от дома чудотворца, прося с молением о помощи, потому что оставшиеся люди изнемогли.

И послан был от князя Михаила воевода Давид Жеребцов, а с ним шестьсот мужей, отборных воинов, и триста им прислуживавших. По молитвам чудотворца, они прошли никем не задержанными, — ни дозорами, ни стражей не были они замечены, и налегке всех минули быстро.

Не имея с собой для пропитания ничего потребного, они испытывают нужду и, не заботясь о пропитании мучающихся в бедах, думают лишь о своей пользе. И берет Давид все хозяйство на себя и счетные записи монастырских запасов отнимает. Из рук старца Макария он взял в житницах двадцать четвертей ржи, двести четвертей сухарей, да в хлебне муки ржаной сорок четвертей, да овса семь тысяч семьсот семьдесят шесть четвертей. Конная мельница была тогда испорчена, и лесу не было, и починить ее было нечем. Также и молоть было некому, ибо трудившиеся люди все перемерли, и мололи в день только по три осьмины ржи или овса, пекли же в день по четыре квашни, а в квашне — пять четвертей. И к тем хлебам каждый день брали на трапезу сухарей четвертей и по девять, и по десять, и по одиннадцать.

Архимандрит же Иоасаф как начал с самого начала, так и до этого времени заботился о бедных и нищих, и был он оком для слепых и ногой для хромых. Хоть и не своими руками и ногами он им служил, но всех всячески благодетельствовал и без слез не мог смотреть на плачущих, скорбя со вздыхающими, и всякий, что-либо просивший, с пустыми руками не уходил от него.

Оставшиеся же иноки, видя насилие ратных людей и попечение отца Иоасафа о бедных и нищих, как прежде из-за этого роптали на него, так и в то время и потом, приходя, ругали его в лицо. Боголюбивая же душа у всех прощения просила и тихими словами учила за все благодарить Господа. И сказал он: «Лучше нам умереть, нежели перестать жалеть сирот. Да и не допустит великий Сергий, чтобы мы от голода истаяли». Смотрите же все слушающие, сколь скор заступник уповающих на него, великий отец наш Сергий. Ведь этот Иоасаф был простым человеком, а не пророком и не сотворителем знамений, но уповал с верой и не посрамился, как та вдова, питавшая Фесвитянина, ибо поверила его слову, и не исчерпались малые пригоршни за три года и шесть месяцев. Ибо воистину «праведники и по смерти живы», как и сегодня на глазах у всех сделалось очевидным. Казалось ведь тогда оставшимся инокам, что пищи — лишь на одну седмицу дней, протянулось же время на тех малых остатках на восемьдесят четыре дня, с девятнадцатого октября по двенадцатый день января. Ибо в тот день Сапега и Лисовский от Троицы со всеми польскими и литовскими людьми побежали к Дмитрову.

О ПОМОЩИ ЧУДОТВОРЦА В РИСКОВАННЫХ ВЫЛАЗКАХ

Удивительно это всегда происходило с самого начала во время сидения в осаде в Троицком Сергиевом монастыре, еще до прихода Давида Жеребцова, когда люди выходили на бой с супостатами: если соберутся они и подготовятся с великим тщанием, то не всегда добром оканчивался выход; если же и с какой-то уверенностью выйдут, то и пагуба бывала. Похвальное же если что делалось, то не подготовкой, а крайней простотой. Удивления эти рассказы достойны.

Когда увидят они противников, где-нибудь стоящих и с уверенностью храбро действующих или близ стен беснующихся, то, удерживаемые воеводами, чтобы не погибали понапрасну, и не имея возможности выйти, друг на друга взглядывая, сердцами они терзались. И, придумывая каждый себе нужду и потребность, у приставленных над ними они отпрашивались: одни за травой, другие за водой, иные — дров добыть, иные коренья выкопать, кто веники нарезать, а кто и подальше отпрашивался — к колодцу чудотворца, воды для исцеления зачерпнуть. Поляки же, радуясь такой несогласованности, как псы на зайцев, отовсюду нападали. И начиналось кровопролитие во многих местах: ибо не по десять или двадцать, но по пять, по три и по два, порознь бродя, смерти они искали. Против же врагов, когда те подходили к ним, они вместе ополчались. И выходившие не ради чести оказывались достойными чести победителями. Благодаря защищающему нас Спасителю в таковом смирении никто никогда не погиб, но все до одного здоровыми возвращались в дом преподобного.

Давид же Жеребцов, когда пришел и увидел, сколь попросту поступают выходящие на вылазки, долго их бесчестив и отослав прочь, повелел не выходить с ним для боя. Будучи уверен в своем отборном воинстве, хорошо снарядившись, выходит он переведаться с раздражающими. Столкнувшись же с супостатами и позорно одолеваемый ими, он убежал, вместо пота победителя слезами облившись. Снаряженный, беспорядочно убежал. По малом же времени, еще дыша рвением, выходит он, чтобы отомстить. Ему простецы сказали на пути: «Мы, государь боярин, прежде этого прося у чудотворца Сергия помощи, выходили с малым снаряжением, потому что не дают его нам, но как овцы выходили, пастух же наш сам о нас заботился и не губил нас никогда». Давид же, с гневом подняв глаза на говорящих, вышел к врагам на бой. Когда же завязался бой, замечают простецы, что у храброго и мудрого мужа нет удачи, но из-за его запрета не смеют подать ему помощь. Видя же, что порублены будут кедры в дубраве, и не дожидаясь гибели своей надежды, по своему простому обычаю, немощные бросились в бой и похитили мудрых от рук лукавых. Гордецы же с тех пор называют немощных и бедных не овцами, но львами, и не сиротами, но господами, и вместе с собой за трапезу их сажают. И бросают немецкую мудрость, и принимают покрываемых преподобным глупость. И, простыми став, забыли, как убегать, но привыкли славно врагов гонять.

О ПРИХОДЕ ГРИГОРИЯ ВОЛУЕВА

Месяца января в первый день, в четвертом часу ночи пришел из Александровской слободы от князя Михаила Васильевича в Троицкий Сергиев монастырь воевода Григорий Волуев, а с ним отборных воинов пятьсот храбрых мужей, и все с оружием. Они пришли переведаться с литовскими людьми и русскими изменниками и войско их смести. Когда же стало рассветать, соединившись с Давидом и с троицкими сидельцами, храбро выходят они из города и смело нападают на польские и литовские роты. И втоптали они их в Сапегины таборы, и станы их около таборов зажгли. И милостью Пребезначальной Троицы литовских людей многих они побили и пленными взяли. Сапега же и Лисовский со всеми своими полками вышли против них, и произошел между ними великий бой на Клементьевском поле, на Келареве пруде, на Волкуше и на Красной горе. И, долго бившись, многие с обеих сторон испили смертную чашу, но вдвое больше погибло из полка еретического. И разошлись те и другие. И, проведя тот день в обители чудотворца, выполнив приказанное им, присланные назад возвратились к князю Михаилу Васильевичу. На польских же и литовских людей и на русских изменников великий страх тогда напал, и они были в недоумении, как рассказывали оставшиеся.

О ПОБЕГЕ ГЕТМАНА САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО

И января в двенадцатый день гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей Божией. В таком они ужасе бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили, — не из худших вещей, но из золота, и серебра, и дорогих одежд, и коней. Иные же, не в силах бежать, возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости своим душам и рассказывая, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавших нас до самого Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони. В князя Михаила приходе уже отчаялись: моление обители к нему он презрел.

По отшествии же сынов беззаконных переждав восемь дней, посылают из обители чудотворца к царствующему граду, к государю, старца Макария Куровского со святой водой, января в двадцатый день. Все еще опасались в доме чудотворца врагов, и людей считали, и пригодное для их питания захотели учесть. И еще нашли в хлебне муки четвертей с десять, также и сухарей четвертей с пятьдесят. Всех в изумление это чудо повергло: как из столь малых запасов на такое время продлилось преизобильство — и не только для людей, но и для скота. Ибо больше названного здесь числа оказались избытки: ведь тогда давали коням овса на все воинство по девяносто четвертей на день да монастырским и воеводским лошадям по десять четвертей на день; и кормили весь скот больше ста дней тем овсом. А когда разошлись все ратные из обители, еще и остатков того овса много осталось на потребу искушенным от Бога великими бедами. И когда князь Михаил, малое время помедлив, пришел из слободы в дом чудотворца со всем воинством, с русскими людьми и с немцами, то все воинство из тех же малых остатков брало довольствие, также и весь скот свой из житницы чудотворца достаточно питали. И по уходе его и всего воинства для многих пропитание осталось.

СЛОВО БЛАГОДАРСТВЕННОЕ ЗА ВСЕ СОТВОРЕННЫЕ ЧУДЕСА БОЖИИ, БЫВШИЕ В ОБИТЕЛИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ ПО МОЛИТВАМ ЕГО. ТВОРЕНИЕ ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИЯ

Кто захочет счесть все звезды круга небесного и из воздуха капли дождя изливаемые, и по краю моря лежащий песок исчислить, никак не сможет, ибо это невозможно для человека, но одному только Богу по силам. Так же невозможно счесть чудеса великих светочей, дивного в чудесах преподобного и богоносного отца нашего Сергия чудотворца и ученика его Никона чудотворца. Сколько творит Бог через угодников своих предивных, превосходящих всякое слово и умом непостижимых чудес! Словно солнце простирает он повсюду лучи чудес — не только в обители их, но и в царствующем граде Москве и в окрестных российских землях, — везде прославил Бог угодников своих, и повсюду распространились их чудеса вплоть до внешних государств Греческой и Римской державы. Настолько ведь возлюбил его Бог и прославил, что невозможно рассказать о всегда бывающих чудесах или писанию их предать. Ибо на всяком месте в бедах, или в скорбях, или в узах и в плену, в изгнании, в кровопролитиях и во всяких тяжелых утеснениях и печалях, кто призовет с верой на помощь этого великого отца, тот ведь посрамленным никогда не уйдет и в надежде своей не ошибется. Иногда же и прежде просьбы святой находящихся в печалях опережает и неищущим его скорым помощником оказывается. Ибо он вечный друг Матери Слова Божия; не считавший тогда и ныне всех нас питает. Кто же я, окаянный и грехи нелегко исцеляемые носящий, чтобы захотеть, тьмой будучи, сосчитать простираемые солнцем лучи чудес? Но о чем должен, о том я и вопию непрестанно, моля заступника отчаявшихся.

О, освященная вершина, как спас ты из рук гордецов созданное потом твоим, так и меня всеокаянного спаси из гортани змея, ибо к тебе прибегаем, обновившему чудеса Евфимия Великого и Феодосия: дай мне слово, бессловесные дела творящему, научи меня восхвалять тебя, служащего предвечному Слову, словом все составившему! Благословен Господь Бог наш, осуществляющий через тебя дивное и неизреченное! Благословенно тело твое, преподобный Сергий, уверяющее в воскресении мертвых! Всехвально, благословенно и препрославлено имя Господа, давшего тебя зрячим для спасения от греха! Благословен Господь, тобою удерживающий влекомых ко греху и вкладывающий в мысль живого тебя пред очи всем зрящим! Благословен живший прежде бытия всего мироздания, неисчислимый сотней тысяч и тьмами тем лет, но вечно сущий, изволивший создать все, безначальный и бесконечный, прославивший тебя наравне с прежними великими святыми! Благословенны вы, господа Сергий и Никон, сохранившие дом свой от обступившего его сатаны!

Благословенна и ты, о Дева преблагословенная Мария, одно только это место сохранившая от меча еретического! Благословенна ты, чаша, покоящаяся в руке Создателя всех, в которую Бог налил вино нашего веселия, а мы его напились, несмешанного, неиспорченного, в двух естествах, Божьем и человеческом, незамутненного! Блаженна ты, зеркало надмирное, в котором увиден был Сын Божий! Блажен ты, источник запечатленный, изливший воду живую, которой разумные невещественные существа желают напиться! Блаженна ты, сокровище, которое в будущий век все будут вечно воспринимать! Блаженна ты, Царица, ибо рабы твои перелетают стены вышнего Иерусалима! Благословенна ты, Владычица, ибо тебе поклоняются со страхом все небесные силы! Блаженна утроба твоя, выносившая Свет, светлейший солнца в тысячи тысяч и тьмы тем раз! Благословенны руки твои, носившие Сотворившего словом море! Блаженна дверь печати девства твоего, через которую прошел единый Господь Бог наш! Благословенны очи твои, зрящие трисоставный свет! Блаженны уши твои, слышащие тайны, существующие прежде создания всей твари! Благословен ум твой, зрящий и нынешнюю изменяемую тварь, и иную, созидаемую, и самое тебя, царствующую со Взявшим пречистую плоть от тебя! Блаженны уста твои, беседующие с родившим из тебя Сына! Блаженно чрево твое безболезненное, через которое прошел наш всеобщий Свет, как и прежде рождения, так и при рождении, и после рождения оставшееся девственным! Благословен происшедший из плоти твоей совершенный человек, сущий Бог всего! Блаженны пути, проходящие в тебе, которых и надмирных разумы не постигнут! Блаженна ты, свиток Бога Отца, в котором он написал Слово свое для спасения верных! Благословенна красота твоя, которой Гавриил убоялся! Благословен ты, ключ, бездну щедрот изливший, в которых всего мира грехи погрузились! Блаженна ты, вера невидимых! Благословенна ты, надежда отчаявшихся в спасении! Блаженна ты, упование ненадеющихся вечных мук избежать! Благословенно ходатайство твое, непосрамляющееся и в день пришествия Христова! Блаженно заступничество твое, похищающее осужденных навеки! Благословен образ твой, изображенный, чтобы поклонялись мы, грешные, для спасения! Блаженна ты, недостижимая для ума: никому по достоинству не восхвалить тебя! Блаженна ты, которой служат небесные силы! Благословенна ты, по достоинству восхваленная Богом Отцом! Блаженна ты, украшенная Сыном Божиим! Благословенна ты, сокровенное Пресвятым Духом сокровище всех благ! Благословенно слово твое, сказанное преподобному: «Неотступна буду от обители твоей!» Блаженно сказанное тобою, ибо на деле ты это выполнила! Благословенна ты, Всесильная, ибо не допустила стать мерзости запустения на месте святом! Благословенна ты, Богородица, ибо благодаря твоим молитвам не увидели мы приношения мертвого хлеба вместо живого тела Христа Бога нашего!

Благословенны вы, богоносные отцы Сергий и Никон, ибо не зазвучали злочестивые догматы в творении болезненных трудов ваших! Блаженны вы, светила церковные, что не допустили еретикам разрушить стены дома вашего святого!

Блаженны и вы, скончавшиеся в доме чудотворца и имеющие смелость к нему обращаться! Помяните и нас, да и он помянет в святых своих молитвах перед Господом!

И, о преподобные и богоносные великие отцы Сергий и Никон чудотворцы! Это маленькое и плохое писание, вам приносимое, приняв, воздвигните, преподобные, свои руки к Всенепорочной Матери Слова Божия и, вместе припав к Владычице и к Богу, долготерпеливо помолитесь обо мне грешном и недостойном, как о некоем изверге, и обо всех, с верою вас почитающих и об этих ваших к нам благодеяниях и чудотворениях с любовью читающих, чтобы он подал нам отпущение грехов и помиловал нас, недостойных милости, и я бы некоторое послабление получил в вечных мучениях, и да восхвалим мы вместе убивающего оружием уст своих непокорные ему народы, и да поклонимся Агнцу, закланному за нас, кровью которого мы отмылись от грехов. Ему слава вовеки да будет!