Подготовка текста, перевод и комментарии Е. П. Семеновой, перевод Д. М. Буланина
Иже вышняго непостижимаго Бога, неизреченнаго и присновоспеваемаго Творца, во всяком славима роде, Царя царствующимъ и господьствующа всеми, иже живот и дыхание дая всяческой твари, имъ же владыки властодержьствуют, и силнии держатъ правостию землю, и научении пишут истинну; иже искони от Вседержителя Бога превышняя мудрость — Сынъ, безначалное Слово, иже слову дател и благодарению подател, — той бо всехъ нас Зиждител и Господь, иже от небытия в бытие приведыи зиждителным своимъ повелением, и родоначалника праотца Адама созда пречистыма и нетленныма рукама и душу живу вдохну в то перстное тело и раю жителя сотвори. Сему же помрачившу совесть и преступившаго заповедь, горкая плода вкусивше, извержен бысть из рая, яко преестественная помыслив поползеся, и тлению подлежа греха ради сущаго в раю невоздержания, пресущественнаго суеумия, не покаяся ко Творцу своему и Зиждителю, да победитъ грехъ покаянием. Аще исперва смирил бы себе, не бы всему роду навел напасть, и аще сохранил бы заповедь, не бы отпал. Паки по обнажении дастъ вину еже покаятися и помиловану быти, но пребысть выя его высока. И прииде бо, глаголя ему, Творец: «Адаме, где бе?» — Вместо от коея же славы и в каков вниде в студ! И прочая вопрошаше его: «Почто согрешил еси, почто преступи?» — подтворяя его свойственне к покаянию и смирению виновнаго прощения. Ни мало смирения! И где есть еже покаяние и виновное прощение! Но нимало покаяния, но еще и сопротивословесие и сопротиворечие: «Жена, юже ми дастъ». Ниже глаголетъ «жена моя прелсти», — «юже дастъ ми», якоже аще кто речет: «Беду, еже ми еси навел на главе моей». Таково есть, братия моя, речет Святое Писание: егда не удержит человекъ еже себе укоряти, и обленитися и самого Бога виновна тако же сотворити.
Таже происходит ко оной глас его: «Почто ты не сохрани заповеди?» Якоже, нечто свойственне глаголя, рцы: «Поне ты покаяние принеси и от греха очистившася, да смирится душа твоя, и помилована будеши». И обаче нигде прощения! Отвещевает и та глаголющи: «Змия прелсти мя», якоже бо: «та согрешила, а аз кую имам вещь?»
Что творите, окаяннии? Сотворите едино покаяние, познайте прегрешения ваша, покрыйте наготу свою! И ни един же от них сподоби себе , и ни един обретеся имея мало смирения. И сея видев, Господь достиже устроение ваше: в кая и в колика зла внесе вас, еже оправдитися самем, еже составляти себе, еже держати свою волю, яко же суть чада и вражебницы Божия возношения. Якоже смиренномудрию чада суть, еже самому ся укоряти, еже не веровати своему разуму, еже ненавидети свою волю. От сих бо сподобляется кто приити — все исходити въ естественное очищением святых заповедей Христовых. Кроме бо смирения невозможно послушати заповеди, ни приити в кое благо.
Падением же Адамовым и заповеди преступлением зря смертию отъятое естество, Миротворецъ умилосердися о своемъ создании, отеческое пресветлое безначалное Божие Слово, изволением Бога Отца и содеянием Святого Духа изволи посетити земныя своя руки создание, древле падшаго перваго родоначалника. Сниде ото отческих пребезначалных божественных недръ неразлучно отческаго лона, от Приснодевы воплотися Марии, от чистых ея девственных кровей, основа плоть по существу человечю развее греха. Себе сотворя подобен быти нам, подобных уподобляя себе и своего создания не терпя зрети грехом порабощена, в Деву вселися нас ради, да нас введет в первое достояние и от древняго падения воздвижеся, тлением наше отятое естество оцыстит, да, от грех свобождишеся, да первое сынотворение приимем. Все убо плотско, еже от нас, совершив смотрение, крестъ же и смерть восприим, с небесными преславно сотворив земъная, воскреси же из мертвых со славою, и на небеса вознесеся, и одесную величествия Отча сяде, самовидцем его учеником по обещанию в видений огненных язык утешителный Духъ посла и заповедах им во вся изыки просвещати, во тме неведения седящих, и крестити их во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Якоже оттоле овем убо прия восточныя конца, овем же западныя прияти, и проходити северныя и южныя протицати страны, и повеленися им исполняюще заповеди. Тогда священный Андрей, един сый от двоюнадесяти числа полка ученикъ Христовых, брат Петра верховнаго апостола, от Иерусалима в Синопию прииде и от Синопии в Херсон, а от Херсона поиде Днепром вверхъ и ста под горами при брезе и, заутра востав, и рече к сущим ту с ним учеником: «Видите ли горы сия? Яко на сих горах восияет благодать Божия, и будет град велик, и церкви многи имать Бог воздвигнутися». И возшед на горы тыя, и благослови, и постави крестъ, и помолися Богу, и сниде з горы, идеже есть ныне град Киев, и поиде по Днепру вверхъ, и прииде в Новгород Великий, и отуду поиде в Варяги, и прииде в Рим.[910] Проповедати же слово спасенное в Рустей земли возбранен бысть от Святого Духа, егоже судбы — бездна[911] многа, и сего ради суть сия несказанны.
По всем же странам спасена проповедь евангилская изыде, и вси от тмы идолския избавлени и светом богоразумия озаришася. Точию ж Руская земля помрачашеся тмою идолобесия и скверными делы до конца осквернена сущи и много убо время преиде по вознесении на небеса единороднаго Сына Божия. Но не терпя своего создания зрети погибающа Святая и Божественная и поклоняемая Троица и посети нас, восток, свыше, и светом богоразумия просвети, верою и благочестием, премудростию же и разумом праведнаго родоначалника, владыческаго самодержца и владыку всея Руския земли, блаженнаго Владимера, сына Святославля, правнука же Рюрикова. Призре бо на него всевидящее око Божие и просвети его божественным крещением, и бысть сын света. Не токмо же сам един подщася спастися, но и всехъ спасти подвижеся и всемъ повеле креститися во имя Отца и Сына и Святого Духа. От того времени праведное солнце — Христосъ евангельскою светлою проповедию землю нашу осия, и апостолский громъ нас огласи. И божественная церкви, и монастыри составишася, и быша мнози святители же и преподобнии, чудотворцы же и знаменосцы, и якоже златыми крилами на небеса возлетаху. И якоже древле нечестием всехъ превзыде Руская земля, тако и ныне благочестием всехъ одоле. Во инехъ бо странах аще и мнози быша благочестивии и праведнии, но мнози беяху и нечестивии, и невернии, с ними живуще и еретическая мудръствующа. В Рустей же земли не токмо веси и села мнози сведоми, но и гради мнози суть единаго пастыря Христа едина овчата суть, вси единомудръствующе, и вси славяще Святую Троицу.[912]
Аз убо елика слышах и елика видех, никако же могу таити, и никто же ми не неверуй сему писанию, не мни мене гордящася. О чада светообразная церковная! Хотех убо вашей любви благоглаголати, пастырь наших детелей без разсечения на среду предложити и острозрению любително к величеству спасенному возвестити пастырское благое исправление. Невелику убо, бе рекше етери, месту быти устроения, еже бы вложити любовь в душу вашю; ваше бо слышащих дело се и вашеи прекрасной души достойно есть. Аз же убо аще и многи дни томим и привлачаем к любви великодушных мужъ, и безкровных мучеников, и победоносцов речеточством, правдоделателное и о сихъ хотех об них мало нечто повествовати вашей любви, но свою немощь недостижну усмотрив, и ко онех величеству и благохвалению удержевахся. Но убо забвения и нерадения — тяжчайша вмених. Се же есть слово наше, елико по силе. Повестем нашим предлог скажется сице.
Страна Руская и преславный град Москва — свидетель словесем нашим есть. Всегда нужа бе, и растлеваемое богатество, красота и слава оскудеваше, и родоначалие владыческое прииде от земли нашея, изриновени быша от любве человеколюбия, оскудеша грады, оскудеша люди, не оскуде мерзость и возрасте плод греха, взыде дело беззакония, и возненавиде друг друга, и умножишася в нас падения. Убиенна земля наша гладом,[913] и мнози вкусиша от глада лайна, и плотей человеческих, и мертвых телес существа своего, птицъ же, и зверей, и рыбы, и елико слово подробну сказати не может: коры древяные, корение водное, былие непотребное, и елико таковая и множайша сих, елика ни качеству предати возможно.
Сицевая же зря царь Борис, иже вознесеся от магистрьскаго чину, владыко самодержавецъ поставися, якоже некогда и Василий Македонский;[914] аще и ненаучен сый Писанием и вещем книжным, но природное свойство целоносно имея. Прииде ж во времена та глад велик на землю, самодержецъ же в тузе и в болезни быв и, видев падения многа, зжалися зело гладных ради, и ниву сердца своего благоразсуднаго милосердия житом насеяв, существенную пшеницу, елико предлежащу человеческому естеству, роздати повеле. Отверзе своя сокровенная, открыи свое богатство своея славы, оскудевая сокровища — свои же прибытки и сущая сребреницами мешца наполненаразверзати и влагати в руце требующим повелевая. И кто изглаголет человеколюбный его нрав в то время и к нищим благодать? Умершии же на пути, от глада изгибших обретатели сотвори и в погребалныя ризы и погребанию предавати техъ устрои. И никто же от прежебывших царей тако сотвори, якоже владыка нашъ над убогими милость яви.
Аще убо лукав сый нравом и властолюбив, но зело и боголюбив: церкви многи возгради и красоту градцкую велелепием исполни, лихоимцы укроти,[915] самолюбных погубив, областем странным страшен показася, и в мудрость жития мира сего, яко добрый гигантъ облечеся, приим славу и честь от царей, и озлоби люди своя, и востави сына на отца и отца на сына, и сотвори вражду в домехъ ихъ, и ненавидение и лесть сотвори в рабехъ, и возведе работныхъ на свободныя, и уничижи господа началствующих, соблазни миръ, и введе ненависть, и востави рабы на господей своих, и власти силных отъя,[916] и погуби благородныхъ много, еже нелепо есть днесь простерти слово, да не постигнет нас время, повести деюще. С волхвы убо покусився и бытие дней своихъ разумети и тщание свое положи в чародеяние, и возвысися зело и почитание сотвори себе яко Богу, и восписовашеся: «Паче Творца тварь почтеся».
И виде Богъ, и не презре, и возже, аки огнь, рвение свое, и укроти высокоумие его, и уби землю его кровми, и умали дни времени его, и порази поражением лютым, и в темное сенение смерти изринул его, яко не сподобися великого царя дару,[917] печати славы небесныя, тела и крови воплощьшагося от Девы Христа Бога нашего во оставление грехом. Но мертва суща постническим образом почетши и чернорисца славы, иноческого жития безрасудне показати по смерти изволиша. Умре ж властодержавецъ Борисъ, и плакашеся об нем много, и погребоша его в храме святого архистратига Михаила с великою честию с великими дуксы и со преждебывшими цари, доволну честь величества сотвориша ему, и погребение чюдно сотвориша по нем, о печали восклониша.
Сынъ же его Феодор царствию наследник быв, еще млад зело, по отцове умертвии печалию преестественною побежден бысть, и многих ради нестроений и крамолы людцкия, благородный и светлейший юноша[918] образом же, и саном, и словесем, и отеческим наказанием, и книжным почитанием искусенъ быв. Во времена же его, и пред смертию отца его, быша знамения многа комитнаго указания: овогда копейным образом, овогда две луны, и едина едину побораше, овогда на царственномъ дворе его в нощи коегождо часа от храма боголепного Спасова Преображения и от двора его исхождаше свет, и взымашеся на высоту. И тако разумехом, яко присещение Божие отъяся от них, и власть милости Божия отиде от дому его.
И воста законопреступник,[919] и уклони окрестных сердца ходити во след свой, прелсти души несмысленных, благочестивых же страхом укроти. И тако многим бедством неукротимый зверь инокъ Григорий царским имянем облече себе и беззаконною заповедию мучителскою всехъ людей поколеба; и смятошася ото ополчения его все, даже и до царствующаго града достиже. Все во сретение изыдоша противу ему и со обилием богатства радостно сретоша его. На дом же и на сына его царя Феодора, еще не поставленаго, но обещавшимся и клятвою, яко поставленному смертию избавителя Христа Бога нашего, святым крестом его, — и разяришася нань, яко волцы и хищники на овча Божие, все во царствующем граде Москве, на сына царска и на его матерь и сестру; и беззаконнаго царя владыкою изволиша. На сих же с камениемъ и з дреколием вооружишася, яко истиннии враги Божия святого креста, и во храмы царственныя приидоша, криком великим гласяще, иже нелепыя речения мнози испущаще на них, яко сатана во ум их вложи. И взяша их, отведоша на прежебывший двор ихъ, на нем же преже воцарения живяше, с великим безчестием, яко злодеев осудиша. И взыдоша на дворы любезнейшии други их — исполнишася мста — и вся пограбиша и сущая с ними жители обнажиша. Беззаконнаго же царя посланнии, имуще чаяния своего радость и владяща всеми, и весть приим от преступника прежденареченнаго Феодора царя и матерь его, и помышляше, како их погубити. И един злосоветник зол прииде — якоже сам сказа мне сие — и совеща посланным совет зол, да пошлют тамо воины, имуще уже, и подавят ихъ, и да не будет крамола в людех. И тако сотвориша, яко беззаконный царь изволи советом нечестивым. Тело же преждереченнаго царя Бориса ис храма изринути повеле. И бе дивно видение: мертвеца оного тело во гробе безчестно полежа, иже убий сына господина своего, нелепно глаголя нань, его же ублажи Христос Богъ, такожде же и неправду на други своя возвед и льстивыми словесы ульсти, и уби безвинных много. И се показа телом Содетель всяческих в поношение и по смерти его и изверже на обличение всемъ неправедно мыслящим[920] и глаголавшим лукавая.
Се, зря сего властодержьца, по пророческому наказанию навыкните, яко же глаголя велегласный пророкъ: «Ныне, царие, разумеите и накажитеся, вси судящей земли! Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом. Приимете наказание, да не когда прогневаетца Господь, и погибнете от пути праведнаго, егда возгоритца вскоре ярость его».[921] Иный пророк рече: «Слышите убо, царие, и разумейте, и накажитеся, судия концем земли! Внушите, содержащеи множество и гордящиеся о народех язык!»[922] И паки рекше:[923] «Егда царь праведен на престоле сядет, не станет противу очию его ничто же лукавое. Кто же ся похвалит чисто имети сердце, или хто дерзнет чистъ быти от грехъ? Не люби клеветания, да не отпадеши; отверзи очи свои и насыщайся хлеба. Мерзость Господеви — сугуба мера, и мерила лстивна — несть от него приятно. От Господа же исправляются столпы мужеви; согрешаяй же како разумеет пути его? По молитве покаяние бывает. Сеятель нечестивым есть царь мудръ. Свет Господень озаряет душа человеков и помышление, иже ищет насыщение чреву своему.[924] Милости на сохранение царю и обыдет престол его вправду. Лепо есть[925] юнотам мудростию чювство, слава же старцем — седины. Укращение и досаждения утыкаются злых, язвы же в сокровищахчрева».[926] Градутверждает муж премудръ. «Любит Господь праведных сердца, приемлеми же ему вси непорочнии в путех своих; устнама пасет царь люди своя; очи же Господни соблюдаютъ чувствия».[927] «Лучше учреждение зелием с любовию и благодатию, неже представление телца со враждою. Муж яръ притворяет свары,[928] терпеливый же и грядущая укротит. Терпелив муж укротит суд, нечестивый же воздвизает паче». Сие ж оставим и о предлежащем побеседуемъ.
И святительский чин, и ерейский соборъ с сущими жители благолепно почтоша беззаконнаго со святыми иконами, псалмы и песньми духовными ублажиша его вси роды града того, и вся страна преклонися к похвалению того. И тако законопреступник, иноческий образ повергъ, и всеславнаго царя Ивана сына нарек себе, и «мерзость запустению» в сердце имея, и остротою смысла, учением книжным себе доволно искусив, и оскверни престол царствия, и сяде пес на престоле, а не царь, и законопреступникъ и хулникъ иноческаго жития, а не владыко ни князь, крепостию украшен. И все воследствоваше ему, и блядословяше вкупе вси, ни един глаголя мужественно вопреки, но вси от страха его смятошася.
Возграждая храмы свое юношеское бытие, на среду тризнища приводя смехотворными образы, вменяя гневом и немилостивно погубляя благородныя — и от сего деяния и существо бытия своего обяви, яко не господственно дело творя. Пристанию злочестивно прилагаше; некогда же величашеся грядущихъ по себе, видъ жития своего храмины похвалив,[929] елико благочестием их устрои, яко златоточны простертием украсив. И велми похвалися о сих, а не о Бозе, иже живот и дыхание дая человеком. Сие ж слышавъ ту стоящъ юноша, иже ему много любим бе[930] и печашеся присно о его спасении — и паче всех человекъ подо областию его, — отложи страх, без боязни на того вооружився, яко на сущаго змия, на мысль его наступив, яко опаш, высителные словеса отсекая острием словеснаго меча, сице рече: «О царю! Како Михаил царь конскую хранилницу устрои, в ней же и воды живыя источниками утвори речным устремлением, многих людей удивив и в делех своих восхвалися, яко такова потребность конскому истовству никто же от прежних владыкъ тако сотвори. Магистръ же некий потребно православию слово изрече и во люди прохлади царю Михаиле: „Царь, владыко нашъ Устиниян[931] преестественно дело содела, храм Вседержителю возгради, в нем же и все свое имение истощи, — и сей не зело хвалим есть! Ты ли хвалишися, гноеви сокровище сотворив?” — Такожде и ты хвалишися, о царю, блудническия храмы златом доволно украсив, в память вечное устроение сие мниши, а не Содетелю имея хвалу. Суетную славу тшетным бытием помышляеши и властодержавецъ мнишися быти; или не веси, яко Бог есть, иже стирает всяко превозношение гордых, отрезуя языки велеречивых, и обуродствуя речеточцев, вознося смиренныя, низводя возвышенныя? Не слышал ли еси николиже, о царю, како Волтасаръ, царь перский,[932] сын Навходоносора царя,[933] внесе сосуды храма Божия, иже бе во Иеросалиме, и похвали боги златыя, и сребреныя, и меденыя, Бога же святого истиннаго Вседержителя не похвали? Изыде персты руки человечи против святилника, извержение его от царства и умаление дний его писашеся; якоже и бысть. Сие убо ведая, бойся непотребное творити!»
И егда слышав он, яко стрелою сердце свое словесы онеми пронзе, некако сокровенно и рече ми: «И ты ли злая помыслил еси на мя? Остави свое доброе правление моему любочестию!» Онъ же рече: «Никакоже, о царю, еже к тебе благоусердия отрекохся; не точию зде во изобилии живуще у тебе, но и при смерти никакожде же отторгнулся бы от тебе! Аз, владыко мой, от прирожения своего имехъ нрав еже царя чтити и еже к нему благоразумие имети. Не небрегохъ твоего спасения, понеже мнози на твою державу подвигшеся. З Богомъ рещи, свою бодрость о твоем спасении делесы показахом, темъ же и любочестию от твоея десницы прияти надеяся, зело опасно мыслихомъ о твоем спасении. И ничто же лукаво к тебе и на тя помыслих, но здраву совесть помышления своего имехъ к тебе, и правы пути словес своих мню, и паче своего спасения хощю зрети твое здравие. Но не воздам тебе чести, царю человеку сущу, паче славы Божия! От милости жь твоей самодержьцевы никое ж зло отторгнути мя может, развее повержения християнского закона. Око всевидящее Божие зрением богоначалия весть, како к вашему величеству без лестей имехъ смыслъ!» И тако прекратив слово. Ничтоже страданием претив ми,[934] руку на уста положи, охабаяся от мене в нечеловечных коварствах. Но мыслию же и тщаниемъ много возвысився, и самодержавие выше человеческих обычаев устрояя, и кров проливая, и скверняяся в тимения делъ своих.
И архиерея резанския власти благопотребна себе обрет и единомышленна от грекъ, Игнатия имянем, и патриарха его постави, делателя всякому беззаконию. И скаредному смешению сообещник быв[935] и, проста рещи, враг Богу и человеком, и единогласен ему. И властию его извергается первый прежде его бывший святейший патриархъ и пастырь нашъ Иевъ, яко чюдный Герман, и вводится он, яко Онастасий, возненавиденный не единымъ градом, но всемирно и всеградно всеми человеки, — Игнатий, «мерзость запустения», на святом месте святых наших отецъ посажается и церковный чинъ объемлет.[936] И ничто же сам божественное творити навыче, — жезлом святителским и пастырским сановники украшает, быстрины слез боголюбивымъ творит, сердца сокрушает любящих Господа, зря его посажена на престоле праведных от беззаконнаго царя, законопреступнаго царя, паче же реку, черньца, повергшаго обеты своя.
Царским венчася венцем сущий отступник! Воистинну аки о немъ велегласный пророк Езекеил глаголет сице: «Ты, сквернавый старейшина Израилев, его же день прииде во время неправды! Се глаголет Господь: сложи клобук и положи венецъ; смири высокая и вознесе смиренная. Неправдою неправду положю я, и та не такова будет».[937]Зрите силу слова пророческаго: нарицает бо его сквернавым началником Израилевым. Где убо Израилю началникъ? Где есть ныне началник жидовский? Где старейшенствует Израиль? Подо областию бо многих старейшинъ християнских и бусурменских пребывает и доселе и жидовский родъ. Аще бы о техъ глаголал, но множественно бы число предложилъ пророк, рек бы: старейшины суть Израилевы; но не тако, но единаго старейшину укоряет божественный пророк. Мы убо воистинну истинные нарицаемся израилтяне новопросвященныя, якоже и в Благовестии Иван Креститель глаголя, видех бо грядущих на крещение, рече: «Сотворите плод достоин покаянию; и не нарицайте себе глаголати, яко „отца имамы Авраама”; может Богъ и от камени сего чада воздвигнуть Аврааму»,[938] сииречь от язык. Израиль бо сказуется «ум, зри Бога»; тако и мы верою чистою зрим Бога, в Троицы едино святоначалие и животъ и живущее царство безконечное. Се слово пророческое указует сквернавейшего старейшину Израилева, неправдою неправедно погубляя и вознося смиренная и смиряя высокая. Не сей ли есть? Не смири ли высоких царя Бориса, не вознесе ли смиренныя, не сня ли клобукъ, не положи ли на ся проклятия венецъ? И та вся не ста такова, яко же восхоте: и неправдою неправдовавшего Бориса низложи й тако горко же тому окаянному и нужно убиением живота своего гонзнувше, по Святому Речению: «Праведникъ ото уловления избегнет, и в того место нечестивый предасться».[939]Якоже апостол Петръ уча нас, глаголя: «Весть Господь благочестивыя от напасти избавити, неправеднии же в день судный мучимы блюсти»;[940] но сего и преже суда Миротворец осуди.
По падении же сего, иже его смерти ходатай, дуксъ Василий улсти люди благословенным саномъ, смирением, и свое хотение в них покладая, да его сотворятъ царя; якоже и бысть.[941] Потицает бо и подседает друг своих лукавыми беседами и тщетными прибытки, к хотению своему ласканием превозводя, обеты им всяческии творити благоготовляшеся. Якоже и сродницы его, тако же и он от бытия начала своего под всеми деспоты своими взыскати началства их желая и многообразное зло помышляя господем своим выну: искони бе властолюбцы, а не боголюбцы.[942] И тако прия Василий хоругви царствия многими своими труды, злыя и лестныя свои изменныя поты отерши, сообещник бысть, отецъ своих превзыде. Радостотворными любителствы обемля и обеспечалуяся ото всехъ, обещание же милостивно всемъ требующим даяти хотя, милостивное ко всем человеком благодеяние обещася сотворити, — и теми словесы человеческое множество любовию хотя возжещи и на среду благохваления привести.
Се же все творя, льстя человеческое бытие, не точию сим, но и множайшими содея: в церковь соборную Божия Матери вшед, безстрастием дерзновения исполнився и «не положи Бога пред собою», по писанному, но взем честное всемирное наше оружие божественное, Христа Бога нашего святый поклоняемый крестъ, рече самодержецъ, новоизбранный царь людем, благодарение творяще, лукаво крестъ лобза, клятву сам на ся возда. И тако всему миру клятся потребу творити всем, во царствии его живущим. О беда! О скорбь! Единаго ради малаго времени жития сего светом лститца царь и клятву возводит на главу свою, никто же от человекъ того от него требуя; но самоволне клятве издався,[943] властолюбецъ сый, а не боголюбецъ. Точию хотя прославитися на земли, а не на небеси. И что человеческое естество весть хотение свое? И якоже тое клятвы коснувся владыко, и предастъ его Богъ в неискусен умъ, во еже творити неподобное и преступи клятву свою. И воздвижеся нань держава его, и преступиша клятву, ею же кляшася ему; и во дни его всяка правда успе, и суд истинный не бе, и всяко любочестие пресякну.[944]
И воста кождо от дому своего от градов полских его державы, и повергоша дела своя, рало и всяку работу, и облекошася во брани, и препоясашася оружием победитися с ним, погубити великодушных во градехъ своих, и благочестивых в домех их многим мукам разнымъ изда: овых с превышних возграждений града долу изреяша и скончевая, овех же х конем привязая, ристанием тех уды растерзая, овех же на части розсекаше, и многими беды грех ради наших погубляя, понеже согрешихом пред Господем нашим. И доволну удивлению вина на нас и на братии нашей быша от единоплеменных,[945] и тако себе сотвориша подобно преждереченных бытие лжеимянитых царей. Царь же Василий, в тузе и скорби быв, утвержашеся и противляшеся на них: овогда своя вои погуби, овогда их многое ополчение расторгаше и безчисленныя крови врагов своих проливаше различно, и никако же истинно Богу притече, юношеским обуяся житиемъ и подвиги.[946] Аще и стар бе, но объюроде от многаго сетования: овогда Бога помощника себе творя, овогда же с чародеи и бытие свое познавая, и гаданием суетным и безвестным вдастъ себе, яко же издавна учен бысть гаданию, от него же нас избави человеколюбецъ Христос. Дай же нам, о Боже и Господи силам, ходити в путех твоих, и разумети заповеди твоя, и творити волю твою, и славити тя во исповедании сердечнем, и оправданием твоим вознестися, и никого же познати, разве тебе, единаго Бога, со Отцем и Духом Святым всегда сопребывающа и славима, неразделно царство и господьство, и на тя надеятися, ничто же от суетных помыслити, но на твою всегда взирати на святую славу, и на твою благость уповати, и мудрьствовати предание отеческое, и храбритися в тебе самомъ, Исусе, светъ мой, и сияния Отчая славы, и зрак постаси его, и человечество человеколюбием несмешно имея со обожественным составом, пречистою плотию во двою естеству познаваем. Молимся ти, твоя держава неприкладна и вчеловечество твое нерушимо! Никакоже от земных и небесных надеемся что прияти, или во что веровати, разве Бога нашего Владыку, и по тебе земнорождьшую тя Царицу, и Владычицу, и Заступницу, и Приснодеву Марию со всеми силами, и всехъ тебе благоугодивших от века, Владыце и Богу нашему, колена рода нашего почитати и славити, поклонятися и воспевати, и надежду упования нашего спасения имети. Се же зде да прекратится слово, предлежащее да сочинится.
Сей убо присноглаголемый владыка и царь нашъ неверствием от многаго сетования объят бысть и в буйство преложися, и предивное существо изменив, ложная шептания во уши своя от неискусных приемля, на свое достояние подвижеся и свои люди оскорби, злосердием творя. Никако же о сих не преста, внимающе духовом лестьчим и учением бесовским входящих к нему, веруя их блядословию и в ыстинну вменяше и оскорбляя их православных сего ради, в тесноте живущих,[947] измени обычая своя, якоже исперва имея. И тако много со враги своими брахся. И въ пятое лето державы его исполнися лютостною ревностию люди нань и на братию его, от бояр же и до простых людей подвигшеся, подстрекая, подтицая малоумных и страха Божия неимущих, полагающих свет во тму, прозываше горкое сладким и сладкое горким, не боящеся крестныя клятвы, завистию и гневом отлучаше от престола его.[948]
В та же времена добре украшающа патриаршеский святый престол Ермоген,[949] третий патриархъ бывый первоначалником святейшем патриархе Иеве и по беззаконном Игнатии, о нем же впреди рекохом. Видев бо добрый пастыръ царя малодушствующа, много ползова его от своего искуства, и не возможе. Многии убо беды приим от всех человекъ его ради, якоже некогда влачити его неискусна и поверзати праведника и святителя Божия, воистинну истиннаго пастыря нашего и учителя изряднаго. Овогда ополчашеся люди нань, овогда он на них охрабряяся, божественными словесы и утешителевым огнем, нашедшею божественною водою — яко три изоощренными копиями прободаше три храборникъ, правоосудный хранител быв. Овогда страхом уязвляшеся треволнения людскаго шатания, овогда безстрастием украшаяся, словесную кормлю человеком неоскудно подавая, овех же наказанием поучая, ко благочестию наставляя, подражая Владыке Христу, кроткаго учителя кроткий ученик, кротостию наказуя люди Божия по преданному уставу.
Иже благословение его стежавше по временехъ жития своего владыко[950] измещеся людми своими от престола своего, вкупе обоим солгавше и преступив крестную клятву. Видех убо и аз неистовствующих на его величество и распаляхся мыслию своею, и душею болех ево ради: виде бо пастыря, поражена своими козлищи, и вместо волков избодая и уязвляя своего владыку. Аще и болши всехъ подъят от него гонение и грабление,[951] в тиранстве живущи под властию его, но ничто же лукавно нань помыслих, но боле об нем имея скорбь. И тщахся ко спасению его, и не можаше, зане гневом его бых ни во что же, но истинное свое и благочестное исправление ему отдах. Якоже и ко врагом его многим прилепитися, любимым и славным его, призываху же мя и обогащение многотысящное обещаше ми,[952] непщуя ни разумети креста Христова клятву юности моея ради, и тем упразнити душу мою хотя, в житии сем ничто же стяжа, развее Христа Исуса в мертвеннем теле своем приобрести, да от многих содеянных мя зол свободит и вся же на мя лютыя советы разорит, яко да оправдаюся в словесех и похожду я. И паки, оставльше, предлежащее повествуем.
Восташа на насъ языцы и смириша нас отвсюду пленением, и многою силою, и свирепством своим, земля наша опустевая плоды, и никто же умудритися на них ратоборством возможе. Нападоша на благородныя пред ними, по пророку: «Воздремаша, — рече, — вседше на коня. Богъ страшен и высок есть над всеми, и кто станетъ противу воли его?».[953] Яко согрешихом пред ним, и не имуще исправления, и падоша мечем злости нашия, и неправдою нас посече, различными страстьми гибнуще. Времени же доволну бывшу беды нашея, полский и литовский, германский ж и агарянский язык, иже окрестъ нас живущий, стужа нам.
Инии от славных наших мнози приложшася к ним и советы творяше к нам, яко властодержьца нам несть, и корень владыки великаго Владимира, самодержца всея Русии, чреслъ его отросли доброцветущия — нашия господия отяшася, и поработихомся сами себе единосверсником своим: «Внимайте же себе опасно! Се полского и литовского короля сынъ есть, имянуется Владислав, и се есть потребен к нашему господоначалствию: юноша предобръ, и рода самодержавных владык искони, и никто же возможет его укорити, истинный властелин и подобен нашим прежним владыкам во всем. А отецъ его самодержецъ добре о нас совеща, видев нашу беду и поколебание, вместо мерила праведнаго сына своего нашей земли царя дает. И послужим ему суще, яко истинному своему владыце. Не будем безначалны ради свидения: аще и неединообещникъ вере нашей, но хощет нас ради единомыслие прияти и во единой благой совести закона нашего быти с нами, не воскладати же, ниже учити веры их, ни храмы свои сотворяти, но право разумевати нашъ православия закон, существо веры, соборная творити, свое ж мудрование отринути, но Кафалический святой восточной церкви сообещник быти». Сими же множайшими словесы глаголя нам, и по сих вси снидошася к совещанию, их все советы добре наричюще.[954]
Сицевая же зря, церковный нашъ пастырь, святейший патриархъ, болит душею и ревностию духовною разжизается, обеты странных и наших прелощников никако повелеваше согласоватися. Аки пророк, начерта и назнаменуя нам, яко лестию сие творят, и несть бо нам полезно сие: «Молите же ся, яко добру совесть веры имамы во всех путех своих, добре хотящих жити. Лише же молю, да сие творите, да вскоре миръ дастъ нам от злобы их кровию завета вечнаго Господа нашего Исуса Христа!» Слезами же святитель лице, ризы же и браду мочаше. И бе видети умиленно видение: слезы и умиления его, «яко миро, сходяще на браду, браду древняго Арона, сходяще на ометы одежды его, яко роса Аермонская, сходящая на горы Сионския; яко он мудръствуя благословение и животъ до века».[955] И бо бе отецъ нашъ украшен седины светолепными, яко нива, лица детеля зря, и никто стыдяшеся старости его ни словес учения не внимаше, но нечто и неправо нань помышляше.
И по многих прекословиях сложишася в совокупление едино со странными, и со отступники совета его, и со единомышленниками ихъ, и не послушаша словеси истиннаго пастыря своего, изволиша во следчюжаго обычая ходити. И сущаго царя своего Василия совещаша мирским обычаем во иноческий образ облещи, якоже и сотвориша по нужде, да не проложатся к нему единомысленники его, да не сотворят крамолы в людех и да не лстятся к нему народы.[956] О беда от неистовства людскаго! Како творят? Вне закона и устава бывают чюжаго спасения рачителие, жестокосерди зело, не знающе книжнаго учения и ни закона своего! Патриарху же нашему обеты творя к людем, яко ничто же по преданию отеческому учиниша ему и нестъ достоин иночеству. Рече: «Егда Владыко мой Христос на столе владычества моего укрепит мя, совлеку его от риз и от иночества свобожду его, по правилом богоносныхъ отецъ наших, законом и истинною, каноны и правилы оправдаю его!» Глаголати же на неправедных к церкви, и призвати на них Бога истинна, и велми претяще дерзнувше отрицатися своивинне мирскаго бытия за чюжее спасение, зане самим сотворятся таковая и тем облекутся и осудятся: «И на возлагающих нань иночествующих одеяния на нихъ положю, иночествовати ж им сотворю!»[957] Слышав же то истовство святителя Божия, подвизающеся истинне, и тако совещевающеся и даде царя своего в руки иноплеменником и со братиею его единородною сущи, и заточиша его в пределы своя даже и до дней смертных.[958] И величающеся о нем, яко храбростию, рече, взяхомъ своею, и окрестъных тамо удивляюща.
И не срамляющеся клятвы своея, ею же кляшася и лобызающе Господенъ крестъ, яко царя нам, владыки своего сына дати хотяще, и крестные обеты преступи, и солга, и оболсти ны, и тако по многих лестных глаголехъ и легкостию ума нашего и градъ нашъ облада и народы оскорби. Священный же патриархъ, виде народы оскорбленыи суще, поучая, словесем Господним утешая. Якоже ту прилучившуся и мне, паче же всехъ ко мне рече и пред всеми мя обия со слезами.[959] «Ты боле всехъ потрудихся во учении, ты веси, ты знаеши!» Ко всем же рече и ведующим книжная любомудрия, и учение свое к нам простре, сице глаголя: «Рекоша бо на мя враждотворцы наши, яко аз воставляю вои и вооружаю на ополчение страннаго сего и неединовернаго воинства, иже, преступив клятву, обладая нами чрез словеса своя. И аз никако таковая глаголя вам когда, вы бо есте словесем моим свидетели. И едино имехъ вам речение: „Облецытеся во оружие Божие, в постъ и в молитвы. Аще кто изучил грамотное учение, псалмами да вооружается; аще кто не умеет книжнаго учения, Исусовою молитвою да облечется во оружие спасения; аще кто разбойник, да отстанет от того; аще кто грабитель, да отторгнется от того; и кто есть лихоимецъ, да отрешится от сего; и кто есть блудник, да отринет от себе скверну свою, — и спасутся, и обратятся к Богу и исцелеютъ. И поможет нам Господь Богъ, по пророческому словеси «вечер, заутра и полудне»”.[960] Се оружие православия, се супротивление по вере, се устав закона! А его же нарекше царем, аще не будет единогласен веры нашея, несть нам царь! Не сый верен, да не будет намъ владыко и царь!»
И тако слышавше, елицы беша воини и елицы властодержъцы[961] возъяришася на архиерея и грядущих ко благословению его отревати повеле, непослушающих же совета их кознем многоличнымъ к расточению предавати указа. Он же, нашъ пастырь, аки затворенъ бысть от входящих к нему, и страха ради мнози отречеся къ его благословению ходити, но сей никако же обычнаго своего учения оставив, но еще глаголати, и поношати, и еретическое шатание разрушати, яко предобрый воин Христовъ или яко лев от чащи леса. От Божественнаго книжнаго Писания на среду благочестивых пажите еретическое их единомыслие обличаше, сурово наскакаше и немилостивно велеречием своихъ словес погубляющи враги Божияго закона. Бе бо учению, книжному любомудрию искусен, каноны и жития святых написа, и Церкви отда, добрый кормьчий, добре управляя Христов карабль, мир сей — волнящееся море еретическими волнами кормилцем словесе Божия в пены разбивая и корабль ко спасенному пристанищу наставляя; но волны множашеся, и корабль истончевашеся и оскудеваше многими пенами соблазна. И сей видев священный отецъ нашъ, яко оскудеваше крепость, и единомыслие человеком творя, избрание творит святителское, яко очима сердечныма своима разсмотряет преосвященныхъ митрополит, и епископов, и освящен[962] наго причета, ко исправлению и ко учению христианския веры добре искусныхъ! И тако всеми образы и наказанми подвизаяся, любве ради Божия распалался и бодомъ бываетъ.
Рачениемъ Божественнаго Параклита отлучаетъ на послужение Божияго дела и святыя непорочныя нашия во Христа Бога истинныя веры, якоже предаша и научиша насъ апостольский преосвященный соборъ и святыхъ отецъ нашихъ Божественный ликъ: избра преосвященнаго Филарета, митрополита богоспасаемыхъ градовъ Ростова и Ярославля, суще от племени преславныхъ преждебывших царей, яко союзомъ владычества ихъ приплетение имея.[963] Сего подвизаше къ подвигу и устремляетъ итти къ полскому владыке Жигимонту испросити сына его на государьство нашия державы и единовиновну быти съ нами Божественнаго закона. Еще же и отъ книг и отъ правилъ вдаст ему, Писанием Священным укрепляя. И тако онъ добрый отецъ не отречеся послушания, со инеми священнолепными отцы вдастся пастырьскимъ наказанием: без лености во броня мужества оболкшеся, достизаетъ властодержца полскаго, разоряя грады наша и опустевая плоды земли нашея, подъ единым градомъ нашимъ Смоленскимъ стоя, и стенобитныя козни ко граду готовляя, и вся на разорение страны нашия совещевая мудрования, подвиги безпрестани творя. Стратилатъ же града того,[964] воини и жители, елицы бяше въ немъ, тако противу козней ихъ противление благопотребно себе творя, не леняся, по реченному: «Хощетъ бо, — рече, — Богъ непразднымъ и небезделнымъ сидети, но нечто соделовати и промышляти противу врагъ своихъ». Посланныхъ же преждевоспомянутый краль Жигимонтъ и его единомысленныи советницы ни во что же вменивъ,[965] едино рече имъ: «Не блазнитеся ничимъ: вся руки наша обдержати имать, и владыка нашъ владети имать. Се превышний градъ вашъ Москва со владущими вашими ко владыце нашему взираютъ и восписуютъ, славы и чести приемлютъ, — вы ж иная мудрствуете!» И тако сущихъ со преосвященнымъ митрополитомъ и со земскимъ посломъ при семъ священнический и иноческий чинъ и воинский санъ возврати вспять и посланныхъ немного главнейшихъ взя, во свою страну отведе и заточи во своихъ градехъ.[966] И приимъ градъ Смоленскъ безбедно,[967] зане оскудеша люди в немъ и не можаше множеству ихъ противитися, но не здашася, ни преклониша врагомъ главы своя. И тако воеводу взя, много бедилъ, во своихъ пределехъ воеводу заточи. И тако король купно со преславными своими возвратися въ землю свою, утеръ потъ своихъ трудовъ, похвали дружину свою, возвеселися во храбростехъ своихъ и укори насъ, грехъ ради нашихъ.
И бехъ безславны и не имехомъ надежды ни единые, и мнози чести отъ иновернаго приемши царя — имеюща же еретическии враги Божияго креста въ преславномъ граде Москве, много ополчения полскаго и иноязыческаго и воя, благоуготовленныя ко ихъ славе. Наши же боляре страха ради, инии же корысти ради, сложишася съ ними, и воинстии полки наша из града изыти повелеша, и, службу уготовивъ послам, себе же и дому своему учиниша спасение. И святейшаго патриарха въ монастыре святаго архистратига Михаила въ томъ же граде Москве заточиша и опечалиша его кормлею и питиемъ.[968] И тако зажже градъ и посече люди: во врага место со иноплеменники свои быша, и пожигая, и погубляя насъ! И по бывшемъ пожаре собравшеся нашего ополчения воины и самехъ ихъ победиша, и облегоша ихъ множество людей. Они же сходяще и бишася множицею съ нами, и ослабляшеся крепость ихъ, и покусишася воины ихъ братися или ихъ свободити, и не возмогоша. Преждереченному же и святолепному патриарху Ермогену, много трудившеся, къ Богу отшедшу, по многомъ страдании и тесноте, произволениемъ мученикъ бывъ.
По многихъ искушениихъ градъ свой обретше,[969] въ соборную церковь Божия Матери со благохвалениемъ внидоша, Богу, давшему сугубу благодать, поклоншуся и рождьшую его со всеми святыми прославльшу, пастыря не обретши, аки глаголание во уши наши слышати: «Се красота моя отъяся и завеса моя раздрася, еретическимъ хулениемъ уста затворишася, добрата помрачися! Озобая вепрь дивий пастыря моих овецъ, и зверии тлетворнии плодъ устен моихъ оскверниша, заветъ служителя моего, яко въ дубраве древяне, разсекоша! Моего отъ мене славословника и людей моихъ учителя отсекоша отъ мене многими скорбми и во гробе темне затвориша его, молчанию уставъ положиша ему! Рече блазненный еретический соборъ въ сердцы своемъ: „Заградим уста многоглаголавшаго ны и обезчествуемъ учение его, и не будетъ къ тому тако учити люди своя, и насъ не возвратитъ къ тому, и не устремляется наша сердца словесемъ его!”» И таковая аки отъ церкви изречение приемъ, страдалца и исповедника похвалиша: таковъ бе отецъ нашъ, таковы и учителя нашего хвалы.
Монастыря достигше, хвалу Божию архангелу Михаилу воздахомъ, чюдесемъ его удивишася и великаго святителя Алексея чюдотворца прославиша. Ту о мученике и страдалце Христове патриархе Ермогене, мало числомъ братии обретши, вопросихомъ сицевыми глаголы: «Где положисте отъ еретикъ пострадавшего Христа ради нашего учителя, рцыте намъ? Где покоище словесное лежитъ въ васъ, где Царя Небеснаго сокровенная драхма положена, где священный, отлученный безъ вины церковный сосудъ положенъ бысть, где воинъ и заступникъ веры нашея, повествуйте намъ? Где бодрствующая спитъ мысль по бозе, где сладкаго глаголания наша сокровенно положено, где вечное положенное богатство, где искушенное сребро сокровенно въ васъ лежитъ, где точащая истинная златая честная уста? Да не утаите неутаенного!» И тако, достигше, хваление[970] благодушно страданию принесши, глаголаше бо: «Учителю святый! Не прогневайся на насъ, непослушающихъ словесъ твоихъ и клятву самоволне возложше, но прости наша вины и очисти наша беззакония, да оправдишися въ словесехъ твоихъ, и победимъ прежнее дерзновение твоими къ Богу молитвами, яко и по смертимнимъ тя жива суща. Не отторгнуша тя еретики отъ православия, но по вере истино крепце пострада, люди научи, и Церковь упасе. Помози убо и моему недостоинству!» Поклоншуся гробу его, и многаго ради ко мне любления плакахся у гроба его зело, яко сподобися венценосецъ Христовъ быти во дни наша последняя.
Воспомянухъ и уранихся мыслию: якоже слышахомъ, етери глаголюще, яко соблазнъ и смущение патриархъ той сотворилъ есть и возведе люди своя братися на враги, владуща нами; изсечени быша отъ нихъ, и крови пролияшася велицы отъ его учителства, и отъ Резани и Северы воставилъ воя, и писаниемъ подощряя.[971] И во уме приимъ преподобнаго Ануфрия Великаго слово:[972] «Лучше биену быти, а не бити, укориму быти, а не укоряти и приимати биющаго, яко милующаго, и оскорбляющаго, яко утешающаго». Яко и святый Петр, верховный апостолъ, рече о Христе Спасе нашемъ: «Иже укоряемъ, противу не укоряше; стражда, не прещаше»; «иже греха не сотвори, и не обретеся лесть во устехъ его»; «предаяше же себе судящему неправедно».[973] И тако помыслихъ, яко недостоитъ духовну человеку суще дерзати на кровопролитие поучениемъ, и отбегати и удалятися мирскихъ, якоже преславный во псалмехъ пений учитъ ны пророкъ Давидъ, существенно къ Богу глаголет: «Избави мя отъ кровей, Боже, Боже спасения моего».[974] И храмъ тому свой создати Содетель не повеле: «Яко пролиял еси, — глаголя, — крови многи, и не возградиши церкви моей». И тако мне помыслившуся, яко пастыря глагол сей бысть. Во градехъ резанскихъ стратилатствующу ми[975] доволно, тамо архиерея имея сообещника любви моея Феодорита, суща добре украшающа престолъ Божия Матере, честнаго и славнаго ея Успения, по преданному его уставу. Вопрошающу ми его о списании патриаршескомъ: «Како налсти народы и ополчение ваше къ своей погибели подъят?» — он же сей духовныя ради любве въ нутренюю храмину поиде и епистолию самыя патриаршеския руки вдастъ ми, имуще образ писания сицевъ: «О Христе возлюбленный брате нашъ и сослужителю нашего смирения»[976] <...>
Тот, который от непостижимого в высоте Бога, несказанного и вечно воспеваемого Творца, во всяком прославляемого роде, Царя над царствующими и господствующего над всеми, который жизнь и дыхание дал всей твари, благодаря которому властители властвуют, и правители по справедливости обладают землей, и обученные пишут истину; тот, который изначально является высочайшей мудростью Вседержителя Бога — Сын, не имеющее начала Слово, который слово дает и милости раздает, — тот всем нам Создатель и Господь, который из небытия в бытие привел все созидательным своим повелением, и родоначальника людей праотца Адама создал пречистыми и нетленными руками, и душу живую вдохнул в это бренное тело, и жителем рая его сделал. Когда же у Адама помрачилась совесть и он преступил заповедь, гибельный плод вкусив, он был изгнан из рая, потому что неподобающее помыслил и соблазнился, и стал он тлению подвержен из-за греха невоздержанности в раю, из-за непомерной суетности, и тогда он не покаялся перед Творцом своим и Создателем, чтобы победить грех покаянием. Если бы он с самого начала смирился, он не навлек бы несчастье на весь род человеческий, и если бы соблюдал заповеди, не был бы отвергнут. Вновь, когда он был изобличен, дал ему Бог возможность покаяться и получить прощение, но вознесся в гордыне своей человек. Ведь Творец пришел, говоря ему: «Адам, где ты был?» Вместо такой славы такой заслужил позор! И еще спрашивал его Бог: «Почему ты согрешил, почему нарушил запрет?» — наводя его поотечески на мысль о необходимости покаяния и смиренной мольбы о прощении. Никакого смирения! Какое там покаяние и мольба о прощении! Никакого покаяния, а, напротив, препирательства и возражения: «Виновна жена, которую ты мне дал». Ведь он не говорит «жена моя соблазнила меня», но «которую ты мне дал», как если бы кто сказал: «Бедствие, которое ты обрушил мне на голову». Так, братья мои, говорит Святое Писание: если человек не осознает своего греха, то не постыдится возложить собственную вину на самого Бога.
После того слышит она глас Бога: «Почему ты не сохранила заповедь?» Как если бы, поотечески говоря, он изрек: «Если ты покаешься и от греха очистишься, то смирится душа твоя и будешь помилована». И опять никакой мольбы о прощении! Она также в ответ говорит: «Змея прельстила меня», то есть «она согрешила, а я тут при чем?»
Что делаете, окаянные? Принесите лишь покаяние, осознайте прегрешения ваши, покройте наготу свою! Но ни один не сделал этого, но ни у кого не оказалось хотя бы немного смирения. И, увидев это, Господь решил судьбу вашу: в какие только беды он не вверг вас, чтобы вы сами помышляли о судьбе своей, чтобы заботились о себе, чтобы жили по собственной воле, раз вы, как дети, противитесь Божиему величию. А детям смирения свойственно самим себя укорять, не доверять своему разуму, ненавидеть своеволие. Кто основывается на этом — тот всего достигает по закону природы, очищенный святыми заповедями Христа. Ведь ни подчиняться заповедям, ни достичь какого-либо блага нельзя иначе, кроме как смирением.
Видя природу, искаженную смертью из-за падения Адама и нарушения заповеди, Творец, отеческое светлейшее и не имеющее начала Божие Слово, проявил милосердие к своему созданию, по воле Бога Отца и при содействии Святого Духа соизволил посетить земное создание своей руки, падшего некогда первого родоначальника людей. Сошел он от отеческих, не имеющих начала божественных недр, не разлучаясь с отеческим лоном, воплотился от Девы Марии, от чистой ее девственной крови, создал плоть по сути человеческую, но только безгрешную. Сотворив себя подобным нам, уподобляя себе подобных ему и не желая видеть свое создание в порабощении у греха, он в Деву вселился ради нас, чтобы нас привести в первоначальное состояние и от древнего грехопадения поднять, тлению подверженную нашу природу очистить, чтобы могли мы, от греха освободившись, вновь стать Божиими сынами. Все плотское, что в нас есть, усвоив себе, крест и смерть восприяв, с небесным славно соединив земное, воскрес из мертвых со славой, и на небеса вознесся, и по правую руку от величия Отца сел, а своим ученикам, свидетелям, как обещал, в виде огненных языков Духа утешителя послал и заповедал им просвещать все народы, пребывающие во тьме неведения, и крестить их во имя Отца и Сына и Святого Духа.
И одни апостолы получили восточные страны, другие же западные получили, и обходили они северные и южные пересекали страны, исполняя данные им заповеди. Тогда святой Андрей, один из полка двенадцати учеников Христовых, брат верховного апостола Петра, из Иерусалима в Синопию пришел и из Синопии в Херсон, а из Херсона пошел вверх по Днепру и остановился под горами на берегу и, утром встав, обратился к бывшим тут с ним ученикам: «Видите горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, и будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И поднялся он на эти горы, и благословил это место, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы, где ныне стоит город Киев, и пошел вверх по Днепру, и пришел в Новгород Великий, и оттуда пошел к варягам, и пришел в Рим. Но проповедовать слово спасения в Русской земле ему было возбранено Святым Духом, замыслы которого — великая тайна, и потому они недоступны разумению.
По всем странам спасительная проповедь евангельская распространилась, и все от тьмы идольской были избавлены и светом божественного разумения просветились. Только Русская земля была омрачена тьмой служения идолам и скверными делами совершенно осквернена, и много уже прошло времени после вознесения на небеса единородного Сына Божиего. Но не стерпела Святая и Божественная и достойная поклонения Троица, видя свое создание погибающим, и сошла к нам на востоке сверху и светом божественного разумения просветила, верой и благочестием, премудростью и разумом праведного родоначальника, владычествующего самодержца и владыки всей Русской земли, блаженного Владимира, сына Святослава, правнука же Рюрика. Обратилось к нему всевидящее око Божие и просветило его божественным крещением, и стал он сыном света. Не только сам захотел спастись, но и всех постарался спасти и всем повелел креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа. С того времени праведное солнце — Христос светом евангельской проповеди землю нашу озарил, и апостольский глас нас научил. И божественные церкви и монастыри стали строиться, и появилось много святителей и преподобных, чудотворцев и носителей знамений, и, словно на золотых крыльях, возносились они на небо. И, как прежде нечестием превзошла всех Русская земля, так теперь в благочестии всех оставила позади. В других странах хотя и много было благочестивых и праведных, но много было и нечестивых и неверных, которые вместе с ними жили и еретически мыслили. А в Русской земле не только многие деревни и села просвещены, но и города многие — все единого пастыря Христа единодушные овцы, все единомыслящие и все славят Святую Троицу.
Что я слышал и что видел, ничего не могу утаить, и пусть никто не усомнится в этом моем рассказе, не посчитает меня возгордившимся. О светлые чада церкви! Хотел я с добрыми словами обратиться к вашей любви, пастырей наших деяния без умолчаний гласности предать и премудрости, любящей величие спасения, сообщить о доброй деятельности пастырей. Недостаточно ведь, как сказали некоторые, подробен мой рассказ, чтобы возбудить любовь в душе вашей; вам ведь нужно слышать об этом, и для вашей прекрасной души полезно это. Я же, хотя и много дней томился и воодушевлялся любовью к мужам великой души, и необагренным кровью мученикам, и одержавшим победу красноречием, и хотел рассказать кое-что правдивое для вашей любви, но, свою немощь великую увидев, удерживался от прославления и восхваления их. Однако я понял, что забвение и пренебрежение — еще более тяжкие грехи. Так что вот мое писание, насколько мне было по силам. Начало нашей повести расскажем так.
Страна Русская и славный город Москва — свидетели слов наших. В то время беда была, и расточалось богатство, красота и слава померкла, и покровительство Владыки покинуло землю нашу, лишены мы были любви его человеколюбия, оскудели города, оскудели люди, но не оскудела мерзость, и возрос плод греха, распространились дела беззаконные, и возненавидели люди друг друга, и все чаще мы стали впадать в соблазн. Истощена была земля наша голодом, и многие стали есть от голода нечистоты, и мясо человеческое, и мертвые тела людей, и птиц, и зверей, и рыб, и о чем подробно в повести сказать нельзя: ели кору деревьев, корни водорослей, грязь непотребную, и подобное этому, и многое такое, сущность чего и передать невозможно.
Все это видел царь Борис, который вознесся на престол из чина магистра, получил власть самодержца, как некогда и Василий Македонянин; хотя и не обучен был Писанию и премудрости книжной, обладал острым природным умом. Наступил в те времена голод великий на земле, самодержец же в печали и горести пребывал и, видя смерть многих людей, сжалился весьма над голодающими и, ниву сердца своего благоразумного житом милосердия засеяв, настоящую пшеницу, которая необходима для человеческого существа, раздать повелел. Раскрыл он свои хранилища, достал богатства своей славы, растрачивая сокровища — свои сбережения и повелевая наполненные серебром мешки развязывать и давать в руки нуждающимся. Кто может поведать о человеколюбивом его нраве и заботе о нищих? Умерших в пути, от голода погибших он велел подбирать и облачать в погребальную одежду и хоронить их в земле. Никто из прежних царей не делал ничего подобного тому, что владыка наш по отношению к убогим милостиво совершил.
Хотя он был коварным и властолюбивым, но также и весьма благочестивым: он множество церквей воздвиг, и красоту городов великолепием наполнил, лихоимцев укротил, надменных искоренил, странам чужим он страх внушал, и, как добрый гигант, был он исполнен мудрости в земной жизни, и получил славу и честь от царей, но озлобил подданных своих, и восстановил сына против отца и отца против сына, и вселил вражду в дома их, и ненависть и коварство вселил в рабов, и поднял зависимых людей на свободных, и унизил господ, находящихся у власти, и внес соблазн в мир, и породил ненависть, и возбудил рабов против господ их, и власть у знатных отнял, и погубил благородных людей много, о чем не пристало здесь распространяться, чтобы не настигла нас смерть во время написания повести. У волхвов попытался он будущее свое узнать, и надежды свои возложил на чародейство, и возгордился весьма, и заставлял почитать себя как Бога, и сказано об этом: «Поклонялись вместо Творца твари».
И увидел это Бог и не пренебрег этим, но зажег как огонь гнев свой, и наказал высокомерие его, и залил землю его кровью, и сократил дни жизни его, и поразил его поражением страшным, и в темные обители смерти вверг его как недостойного величия царской власти, знамения славы небесной, тела и крови воплотившегося для искупления грехов от Девы Христа, Бога нашего. Уже мертвым его удостоили пострижения, монашеской славы, и к иноческой жизни его решили безрассудно приобщить после смерти. Так умер самодержец Борис, и плакали о нем много, и погребли его в храме святого архистратига Михаила с великой честью вместе с великими дуксами и с прежними царями, достаточную честь величию его воздав, и погребение торжественное ему устроили, в печали находясь.
Наследовал царство сын его Федор, еще очень молодой, и был он по смерти отца печалью чрезмерной удручен, а также из-за многих беспорядков и мятежей среди людей, а был благородный этот и прекрасный юноша и видом своим, и достоинством, и речью, и знанием отцовских наставлений, и любовью к книгам замечателен. Во времена же его и перед смертью отца его были знамения многие, указания комет: однажды появилась комета в виде копья, в другой раз видели две луны и одна другую побеждала, а в другой раз на царском дворе ночью каждый час из храма благолепного Преображения Спаса и из двора царского исходил свет и поднимался в высоту. Так мы поняли, что помощи Божией лишились они и благодать милости Божией покинула царский дом.
И восстал вероотступник, и привлек сердца окружающих к себе, прельстил души неразумных, а благочестивых страхом смирил. Так среди многих бедствий неукротимый зверь инок Григорий царское имя присвоил себе и незаконными мучительными приказами всех смутил; и в замешательство пришли все перед войском его, так что он к самому царствующему городу подошел. Все навстречу вышли к нему и великими дарами радостно встретили. А на семью Бориса и сына его царя Федора, еще не венчанного на царство, но которого они клялись смертью избавителя Христа, Бога нашего, святым крестом его, возвести на престол, — на него разгневались все в царствующем городе Москве, как волки и хищники на овцу Божию, на сына царского и на его мать и сестру; и незаконного царя захотели сделать властителем. А на тех камнями и кольями вооружились, как настоящие враги святого креста Божиего, и в храмы царские пришли, крики громкие издавая, а также многими бранными словами осыпали их, которые сатана в их уме породил. И взяли их, отвели на прежний двор их, где они до восшествия на престол жили, с великим бесчестием, как будто со злодеями расправлялись. И ворвались во дворы ближайших друзей их — так свершилось возмездие — и все расхитили и живших при них слуг грабили. А незаконного царя посланники, радуясь исполнению своих надежд и властвуя над всеми, получили указание от преступника погубить прежнего Федора царя и мать его и размышляли, как это сделать. И тут один злой советник явился — как он сам рассказывал мне об этом — и дал посланникам совет злой, чтобы они послали туда воинов с веревками и удавили их, и так удастся избежать волнений среди людей. Так они и сделали, как незаконный царь решил по совету нечестивому. Тело же прежденазванного царя Бориса он повелел из храма выкинуть. И было поучительное зрелище: в гробе с бесчестием лежало тело мертвеца того — кто убил сына господина своего, кто недоброе наговаривал на того, кого сделал блаженным Христос Бог, и кто также напраслину на друзей своих возвел, и льстивыми словами прельстил, и кто убил невинных много. И вот показал Создатель тело его, после смерти выброшенное для надругательства в назидание всем неправедно мыслящим и говорящим лживые слова.
Так что, видя этого властителя, пророческому наставлению повинуйтесь, как говорит красноречивый пророк: «Итак, вразумитесь, цари, и научитесь, все судьи земли! Служите Господу со страхом и радуйтесь перед ним с трепетом. Внемлите наставлению, чтобы, когда прогневается Господь, вам не уклониться с пути праведного, ибо возгорится вскоре гнев его». Другой пророк сказал: «Итак слушайте, цари, и разумейте, и научитесь, судьи концов земли! Внимайте, обладатели множества и гордящиеся перед народами иноплеменными!» И еще сказал: «Когда царь праведный на престоле сядет, ничто лукавое не устоит перед очами его. Кто похвалится, что имеет чистое сердце, или кто дерзнет назваться чистым от греха? Не люби клевету, чтобы не впасть в грех; открой глаза свои и досыта ешь хлеб. Мерзость перед Господом — неодинаковые гири и неверные весы — неприятны ему. От Господа направляются шаги человека; грешному же как узнать путь свой? После обещания приходится каяться. Мудрый царь просеивает нечестивых. Свет Господа озаряет души людей и помыслы, которые стремятся к насыщению своего чрева. Милость охраняет царя, и окружает она поистине престол его. Хорош в юношах дар мудрости, а слава стариков — седина. Раны и побои искореняют зло и удары, проникающие во внутренности чрева». Премудрый муж укрепляет город. «Любит Господь сердца праведных, приятны ему все непорочные в обычаях своих; мудростью пасет царь людей своих; очи Господа охраняют знание». «Лучше питаться овощами с любовью и благодатью, нежели вкушать тельца с ненавистью. Вспыльчивый человек возбуждает раздор, а терпеливый раздор, готовый вспыхнуть, утишает. Терпеливый муж улаживает распрю, нечестивый же еще более разжигает ее». Но оставим это и вернемся к прежнему рассказу.
И святители и собор иереев вместе со всеми горожанами благолепно, со святыми иконами, встретили незаконного царя, псалмами и песнями духовными умилостивили его все от первых до последних в городе том, и вся страна единодушно стала восхвалять его. Так вероотступник, от иноческого сана отрекшийся и сыном прославленного царя Ивана себя назвавший, превратив сердце свое в «мерзость запустения», хотя в остроте разума, в знании книжном весьма преуспел, осквернил престол царский, и сел на престоле пес, а не царь, вероотступник и осквернитель иноческого жития, а не владыка и не князь, властью облеченный. И все последовали за ним, и все вместе лукавили, и никто мужественно ему не возразил, но все от страха пришли в смятение.
Воздвигая хоромы для утех своей юношеской жизни, устраивая торжества со смехотворными личинами, распаляясь гневом и немилосердно губя благородных людей — всеми этими деяниями он сущность свою проявил, не подобающие правителю дела совершая. Так, он палаты нечестиво умножал; однажды он кичился перед своими приближенными и видом своих хором, в которых он жил, похвалялся, указывая, сколь благочестиво он их построил, как будто златоверхими постройками украсил. И весьма хвалился этим и не думал о Боге, который жизнь и дыхание дает людям. Услышал это стоящий поблизости юноша, которого он очень любил и который всегда заботился о его спасении — более всех людей, находившихся под властью его, — и вот он отбросил страх, без боязни против царя вооружившись, как против настоящего змея, на мысль его наступив, как на хвост, гордые слова отсекая острым мечом слова, сказал так: «О царь! Вспомни, как царь Михаил конское стойло построил, к которому проточную воду подвел, питаемую течением реки, и многих людей удивил и созданием своим похвалялся, что такого пристанища для коней никто из прежних владык не создавал. Но магистр один достойное православного слово изрек и в присутствии людей охладил пыл царя Михаила: „Царь и владыка наш Юстиниан удивительное дело сделал, храм Вседержителю воздвиг и на это все свои средства истратил, — и того не так хвалят! Что же ты похваляешься, для навоза сокровищницу создав?” Так и ты похваляешься, о царь, пристанища порока золотом многим украсив, и думаешь, что эта постройка будет навеки памятью о тебе, но не похвалит тебя Создатель. Ты помышляешь о суетной славе в бренной жизни и властелином при этом думаешь быть; или ты не знаешь, что есть Бог, который сокрушает всякое превозношение гордых, отрезает языки хвастливых и безумие насылает на риторов, возвышает смиренных, низвергает вознесшихся? Разве ты не слышал никогда, о царь, как Валтасар, царь персидский, сын царя Навуходоносора, принес сосуды из храма Божиего, который был в Иерусалиме, и славил богов золотых, и серебряных, и медных, а Бога святого, истинного Вседержителя, не прославил? И появились пальцы руки человеческой напротив светильника, и было написано о свержении его с царского престола и о сокращении дней его; так и сбылось. Зная об этом, бойся совершать непотребные дела!»
Когда царь услышал такую речь, то слова эти в сердце его как будто стрела вонзились, и он как-то тихо сказал мне: «И ты зло замыслил против меня? Оставь свою чрезмерную заботу о моей добродетели!» А юноша сказал: «Никогда, о царь, я не откажусь от забот о тебе; не только здесь в изобилии живя у тебя, но и при смерти я никогда не отрекся бы от тебя! Я, повелитель мой, с рождения имею обычай царя почитать и о его благе заботиться. Не забыл я о твоем спасении и тогда, когда многие на твою власть восстали. Бог свидетель тому, что мы свое усердие о твоем спасении делами доказали и, надеясь за это получить воздаяние из твоей десницы, весьма усердно думали о твоем спасении. И ничего коварного о тебе или против тебя я не помышлял, но с чистой совестью помыслы мои обращены к тебе, и я считаю правильными слова свои, и дороже своего спасения для меня видеть тебя здоровым. Но не воздам тебе чести более Бога, так как царь тоже человек! От любви же к тебе, самодержец, никакое злодеяние меня не заставит отречься, разве что твое пренебрежение христианскими заповедями. Всевидящее око Божие в своем всесилии видит, как нелицемерно к вашему величеству относился мой разум!» И на этом закончил речь. Никакими муками он не угрожал мне, но закрыл рот рукой, сторонясь меня в своем бесчеловечном коварстве. В мыслях и делах своих он весьма вознесся, и самодержавие выше человеческих законов поставил, и кровь проливал, и осквернялся в грязных делах своих.
В архиерее рязанской епархии он нашел подходящего себе человека и единомышленника из греков, по имени Игнатий, и патриархом поставил его, вершителя всяческих беззаконий. И стал Игнатий пособником ему в его постыдном браке, и, попросту сказать, врагом Бога и людей, и единодушен был с ним. И по указанию царя извергается из сана бывший до Игнатия первый святейший патриарх и пастырь наш Иов, как славный Герман, и возводится этот, как Анастасий, ненавистный не одному городу, но всей земле и во всех городах всем людям, — Игнатий, «мерзость запустения», усаживается на святом месте святых отцов наших и управление церковью принимает. Ничего божественного совершать он не привык — жезлы святителей и пастырей он раздает сановникам, потоки слез у благочестивых исторгает, сердца огорчает любящих Господа, видящих его посаженным на престоле праведных незаконным царем, царем вероотступником, а точнее сказать, иноком, нарушившим обеты свои.
Царским венчался венцом настоящий отступник! Как будто поистине о нем красноречивый пророк Иезекииль говорит так: «Ты, недостойный правитель Израиля, нечестивым дням которого наступил конец! Так говорит Господь: сними с себя диадему и сложи венец; унизь вознесшихся и возвысь униженных. Неправдой я низложу неправду, и она не будет таковой». Видите смысл слов пророческих: ведь называет он его недостойным предводителем Израиля. Где же Израиля предводитель? Где теперь предводитель иудеев? Где главенствует Израиль? Ведь под властью многих правителей христианских и басурманских находится и до сих пор иудейский род. Если бы он о них говорил, то множественное число употребил бы пророк, сказал бы: правители Израиля; но он сказал не так, лишь одного правителя укоряет божественный пророк. Мы здесь поистине называемся истинными израильтянами новообращенными, как и в Евангелии Иоанн Креститель говорит, увидев идущих креститься, сказал: «Сотворите достойный плод покаяния. И не думайте говорить в себе: „Отец у нас Авраам”; ибо Бог может из камней этих воздвигнуть детей Аврааму», то есть из язычников. Ведь Израиль означает «ум, зри Бога»; так и мы с верой чистой зрим Бога, в Троице святое единодушие и жизнь и будущее царство бесконечное. Это слово пророческое указывает на недостойнейшего правителя Израиля, неправдой неправедно губящего людей, возвышающего униженных и унижающего вознесшихся. Не таков ли и он? Не унизил ли вознесшегося царя Бориса, не возвысил ли униженных, не сбросил ли он клобук, не возложил ли на себя венец проклятия? Но все случилось не так, как он хотел: неправедно неправедного Бориса низложивший так же печально и насильственно окончил свою жизнь, по словам Священного Писания: «Праведник спасается от беды, а вместо него попадает в нее нечестивый». Как апостол Петр учит нас, говоря: «Знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения, а беззаконников соблюдать ко дню суда для наказания»; но этого человека и до суда Творец осудил.
После падения этого царя виновник его смерти дукс Василий прельстил людей благочестивым видом, смирением и свои надежды на них возложил, рассчитывая, что его сделают царем; как и случилось. Подстрекает он и побуждает друзей своих коварными речами и бренными подарками, к воплощению своего желания лестью их склоняя, спешит им давать всяческие обещания. Как родня его, так и он сам с начала своей жизни при всех царях получить власть желал и разнообразное зло всегда замышлял против государей своих: с давних пор были они властолюбцы, а не боголюбцы. Так с большим трудом получил Василий царский скипетр, неправедный и коварный свой изменнический пот утерши, в сонм царствующих вошел, предков своих превзошел. Ласковым участием привлекая и заботясь обо всех, спеша давать обещания милостивые всем нуждающимся, милости и благодеяния всем людям суля, — этими словами во множестве людей он хотел любовь возбудить и вызвать их похвалы.
Но, делая все это, он лукавил перед людским родом, не только в этом, но и во многих других делах: войдя в соборную церковь Божией Матери, неистовой дерзостью преисполнившись и «не в Боге полагая крепость свою», как сказано, он взял честное всесильное наше оружие божественное, Христа, Бога нашего, святой чтимый крест, и обратился самодержец, новоизбранный царь, к людям, благодарность высказал и коварно крест целовал, присягу дал сам. Так всей земле он присягнул, обещая делать угодное всем, в царстве его живущим. О беда! О скорбь! Только ради скоропреходящей жизни этой властью оболыцается царь и присягой связывает себя, хотя никто из людей этого от него не требовал; по собственной воле он дал присягу, будучи властолюбцем, а не боголюбцем. Только на земле он желал прославиться, а не на небесах. Но разве знает человеческая природа, к чему приводят желания ее? Как только ту присягу произнес владыка, наказал его Бог неразумием, так что он стал совершать недостойные дела и тем нарушил присягу свою. И восстала против него держава его, и все нарушили присягу, которую дали ему; и в дни царства его всякая правда уснула, и суда истинного не было, и всякая добродетель иссякла.
И восстали все, живущие в окраинных городах его державы, и отложили дела свои, плуг и всякую работу, и приготовились к войне, и взяли оружие, чтобы сразиться с царем, губили добродетельных жителей своих городов и благочестивых в домах их многообразным мукам подвергли: одних они с высоких укреплений города вниз сбросили и потом прикончили, иных, к коням привязав, растерзали их тело при скачке, а иных на части рассекали и многими другими способами умерщвляли из-за грехов наших, потому что мы согрешили перед Господом нашим. И великого удивления достойно наказание, которое понесли мы и братья наши от своих соплеменников, так что жизнь наша напомнила о временах правления прежних незаконных царей. Царь же Василий, в печали и скорби находясь, укреплялся и противился бунтовщикам: иногда он своих воинов терял, иногда их многочисленное ополчение рассеивал и множество крови врагов своих проливал различным способом, но все не хотел непритворно к Богу обратиться, будучи поглощен приличествующей юношам жизнью и трудами. Хотя он был и стар, но обезумел от великой печали: иногда он Бога просил о помощи, а иногда с чародеями свое будущее пытался узнать и гаданиям суетным и тайным предавался, так как он издавна постиг науку гадания, от которой да избавит нас человеколюбивый Христос. Дай же нам, о Боже и Господь сил, жить по правилам твоим, и понимать заповеди твои, и исполнять волю твою, и славить тебя в молитвах сердечных, и признанием твоим гордиться, и никого не знать, кроме тебя, единого Бога, с Отцом и Духом Святым всегда пребывающего и прославляемого, неразделяемое царство и власть, и на тебя надеяться, а из суетных вещей ни о чем не помышлять, но на твою всегда взирать святую славу, и на твою благость уповать, и мыслить по заповедям святых отцов, и храбрости набираться только тобой, о Иисус, свет мой, и сияние Отцовской славы и образ ипостаси его, соединивший в своем человеколюбии несмешанными человеческую и божественную природу, в безгрешной плоти два естества проявивший. Молимся тебе, чья держава неизменна и чье вочеловечение нерушимо! Ничего из находящегося на земле и на небе мы не рассчитываем получить и ни во что не хотим верить, кроме как в тебя — Бога нашего Владыку, а также в родившую тебя на земле Царицу, и Владычицу, и Заступницу, и Деву Марию со всеми небесными силами, и хотим всех угодивших изначально тебе, Владыке и Богу нашему, предков наших почитать и славить, поклоняться и воспевать и надежду твердую на наше спасение иметь. Но здесь следует прервать повествование, чтобы возвратиться к предмету нашему.
Этот вышеупомянутый владыка и царь наш неверием из-за многих печалей был охвачен и дерзостью преисполнился и, человеческой природе изменив, ложным наветам невежественных людей внимал, на свое царство ополчился и в злобе своих подданных обижал. Никак он от своих дурных поступков не отставал, внимая речам лживым и учениям бесовским тех, кто приходил к нему, верил их обманам и считал это истиной, и обижал этим православных, живущих в нужде, изменил он привычкам своим, которые у него сначала были. Итак, долгое время он с врагами своими сражался. Но в пятый год царствования его исполнился народ лютой ненавистью против него и братьев его, от бояр вплоть до простых людей все восстали, подстрекая, подбивая неразумных и не боящихся Бога, считающих свет тьмою, называющих горькое сладким и сладкое горьким, и все, пренебрегая присягой на кресте, из зависти яростно прогоняли его с престола.
В то время поистине украшал патриарший святой престол Гермоген, бывший третьим патриархом после первого святейшего патриарха Иова и после беззаконного Игнатия, о котором мы раньше рассказали. Когда увидел этот добрый пастырь, что царь упал духом, он многократно пользовал его своими наставлениями, но не смог ничего достичь. Многих бед он натерпелся от всех людей из-за царя, так что однажды его волочили грубо и повалили на землю праведника и святителя Божиего, воистину истинного пастыря нашего и учителя замечательного. Порой ополчались люди на него, порой он, будучи хранителем правосудия, им противоборствовал, божественными словами и огнем Святого Духа, бывшей у него святой водой — как будто тремя заостренными копьями пронзал он трех врагов. Иногда он был охвачен страхом из-за волнений среди мятежных людей, а иногда бесстрашным становился, словесную пищу людям щедро раздавая, некоторых же наставлениями поучая, к благочестию направляя, подражая Владыке Христу, кроткого учителя кроткий ученик, по церковным правилам кротко поучая людей Божиих.
Получивший некогда его благословение царь спустя некоторое время был смещен людьми своими со своего престола, так что и он, и они солгали и изменили присяге на кресте. Видел и я разъярившихся на царское величие, и осаждали меня мысли, и душа у меня болела за него: ибо я видел пастыря, одолеваемого своими козлищами, которые подобно волкам нападали на него и наносили раны своему владыке. Хотя я и больше всех претерпел от него гонений и был ограблен, в темнице живя при царствовании его, но ничего враждебного против него не мыслил, а более о нем скорбел. Стремился я спасти его, но не мог, потому что из-за гнева его был бессилен, хотя искренние свои и благочестивые помыслы ему отдал. Хотя к врагам его многим, любимым и славным у царя, призывали меня присоединиться и многотысячную награду обещали мне, надеясь, что я из-за молодости моей пренебрегу присягой на кресте Христовом, и желая так погубить душу мою, но в жизни этой я ни к чему не стремлюсь, хочу только к Иисусу Христу в этом тленном теле приобщиться, чтобы он от многих совершенных мной зол меня очистил и все враждебные замыслы против меня уничтожил, чтобы я оказался правым в словах своих и утвердился в них. Однако снова, оставив это, к рассказу обратимся.
Поднялись против нас народы и осилили нас набегами отовсюду, и многой силой и свирепостью своей истребляя плоды земли нашей, и никто не додумался, как противостоять вражеской силе. Напали на благородных людей, по словам пророка: «Уснули, — сказал он, — севшие на коней. Бог страшен и высоко над всеми, и кто устоит пред лицом его?» Согрешили мы перед ним, и нет нам оправдания, и пали мы под мечом наших собственных пороков, за грехи наши он погубил нас, умирающих в разных мучениях. Долгое время продолжались несчастья наши, поляки и литовцы, немцы и агаряне, которые вокруг нас живут, притесняли нас.
Многие из наших именитых людей вошли в соглашение с врагами и советы давали нам, говоря, что государя у нас нет, и род властителя великого Владимира, самодержца всея Руси, дбма его прекрасные наследники — наши господа исчезли, и порабощены мы теперь себе подобными: «Слушайте внимательно! Вот сын польского и литовского короля, по имени Владислав, и он подходит нам в правители: юноша прекрасный, из рода древних самодержавных владык, и никто не может его упрекнуть ни в чем, настоящий властелин и подобен он во всем нашим прежним владыкам. Видя наше несчастье и смятение, отец его, самодержец, хорошее дело нам предлагает, как будто мерило правильное, сына своего нашей земле царем дает. Послужим же ему, как законному своему владыке. Не будем упорствовать в беспорядке из-за вероучения: хотя он и не одной с нами веры, но хочет он ради нас православие принять и быть с нами вместе в единой благой совести закона нашего, а их веру не исповедовать и не распространять, и не строить свои храмы, но честно соблюдать установления нашего православия, суть веры, по правилам соборов действовать, а свои умствования отвергнуть и быть последователем Вселенской святой восточной церкви». Такими пространными речами они убеждали нас, а потом все сошлись на собор, и эти советы были признаны правильными.
Все это видя, церковный наш пастырь, святейший патриарх, томится душой и ревностью духовной распаляется, и призывает он не верить обещаниям чужеземцев и наших предателей. Как пророк он предсказал и указал нам, что они коварно это делают, и не на пользу нам это: «Молитесь же, чтобы мы соблюли незапятнанной чистоту веры во всех делах своих, чтобы добродетельно жили. Только умоляю, чтобы вы следовали этому, и тогда Бог вскоре мир дарует нам и избавит нас от злодеяний их ради запечатленного навеки кровью обещания Господа нашего Иисуса Христа!» При этом святитель слезами лицо, одежду и бороду орошал. И было это зрелище, достойное умиления: слезы умиления его были, «как елей, стекающий на бороду, бороду древнего Аарона, стекающий на края одежды его, как роса Ермонская, сходящая на горы Сионские; ибо заповедал Господь благословение и жизнь навеки». Хотя был отец наш украшен сединами благолепными, как нива, смотрящая на жнеца, никто не устыдился старости его и словам поучения его не внимал и даже нечто преступное против него замышляли.
После многих словопрений пришли к согласию с чужестранцами, и не внявшие предостережениям патриарха, единомышленники их, не послушали они слов истинного пастыря своего, предпочли по чужим законам жить. А собственного своего царя Василия решили всем миром в иноки постричь, и по необходимости сделали это, чтобы не соединились с ним единомышленники его, чтобы не посеяли крамолу в людях и не привлекли к нему народ. О несчастье из-за безумия человеческого! Что делают? Вопреки установлениям и правилам они сами за царя произносили спасительные обеты, столь жестокосердные люди, не разумеющие книжной мудрости и установлений своих! Патриарх же наш сетовал на этих людей, говоря, что они не по заветам святых отцов поступили с царем и что он не может быть иноком. И сказал он: «Когда Владыка мой Христос на престоле моем власть мою укрепит, сниму я с него рясу и от иноческих обетов освобожу его, по правилам наших божественных отцов, по установлениям и по справедливости, по канонам и правилам я оправдаю его!» Говорил он против оскорбляющих церковь, и призывал на них Бога истинного, и смело угрожал решившимся вместо царя отрекаться от мирской жизни, обещая, что они поплатятся за это и теперь должны сами стать монахами: «Кто возлагает на него иноческие одежды, на тех самих я это одеяние возложу, заставлю их быть иноками!» Услышав об этой ревности святителя Божиего, ратующего за истину, они посовещались и выдали царя своего в руки иноплеменникам с родными его братьями, а те в заточении держали его в своих владениях до самой смерти. И гордились они своим пленником, говоря, что благодаря своей храбрости захватили его, и тем в изумление повергали тамошних жителей.
И, презрев клятву свою, которой они клялись, целовали при этом крест Господний, дать нам в цари сына властителя своего, враги обещание свое на кресте нарушили, и солгали, и обманули нас, и вот благодаря многим их лживым словам и по причине легкомыслия нашего они городом нашим овладели и народ унизили. Священный же патриарх, видя, что народ унижен, поучал людей, словами Господа их утешая. Поскольку случилось и мне там быть, он прежде всего ко мне обратился и перед всеми меня обнял со слезами: «Ты более всех искушен в науках, ты ведаешь, ты знаешь!» Он обратился ко всем, сведущим в книжных премудростях, и мысли свои нам сообщил, так говоря: «Рассказывают про меня смутьяны наши, что я призываю воинов и воодушевляю их противоборствовать этому враждебному и иноверному войску, которое, нарушив клятву, владеет нами вопреки словам своим. Но я ничего такого никогда вам не говорил, ведь вы свидетели моих слов. И одно я только вам повторял: „Облачитесь в оружие Божие, в пост и в молитвы. Кто научен грамоте, псалмами пусть вооружается; кто несведущ в книжной грамоте, молитву Иисуса пусть возьмет как оружие спасения; кто разбойник, пусть оставит это занятие; кто грабитель, пусть прекратит это делать; а кто стяжатель, пусть избавится от этого; а кто блудник, пусть отбросит от себя порок свой, — тогда все спасутся, обратятся к Богу и будут исцелены. И поможет нам Господь Бог, по словам пророка, «вечером, утром и в полдень»”. Вот оружие православия, вот противоборство за веру, вот предписание устава! Ачто касается того, кого признали царем, то, если он не будет одной веры с нами, не царь он нам! Не будучи единоверным, пусть не будет он у нас владыкой и царем!»
Услышав это, оказавшиеся здесь воины и властители разгневались на архиерея и подходящих к его благословению отгонять повелели, а нарушающих их запрет разными способами разгонять приказали. А он, наш пастырь, хотя и отлучен был от приходящих к нему, хотя в страхе многие отказались подходить к его благословению, все же он не оставил обычных своих наставлений, но продолжал говорить, и поносить врагов, и еретическое безумие сокрушать как мужественный воин Христа или как лев в чаще леса. Он обличал словами книг Божественного Писания их еретические замыслы против пашен благочестия, неотступно нападал и немилосердно сокрушал красноречием своих слов врагов Божественных установлений. Ведь был он искушен в науках и в книжной мудрости, каноны и жития святых написал, отцом Церкви был, славным кормчим, славно направляющим корабль Христа, мир этот — море, волнуемое еретическими волнами, кормилом слова Божиего вспенивая и корабль к спасительной пристани направляя; но волны умножались, и корабль слабел и изнемогал среди многой пены грехов. Когда увидел этот священный отец наш, что ослабевают силы, думая о спасении людей, он выбирает святителя, как бы перед глазами своего сердца пересматривает священных митрополитов, и епископов, и весь церковный причт в поисках тех, кто весьма искушен в правилах и в учении христианской веры. Так занимаясь всякими делами и наставлениями, он в Божественной любви распалялся и возгорался.
По указанию Святого Духа он выделил человека для служения Божиему делу и святой непорочной нашей истинной вере в Христа Бога, которую завещали нам и которой нас научили все священные апостолы и Божественный сонм святых отцов наших: выбрал он преосвященного Филарета, митрополита богохранимых городов Ростова и Ярославля, происходящего из рода прежних славных царей, так как союзом с ними он был облечен частицей их власти. Он побуждал его к подвигу и направил к польскому властителю Сигизмунду, чтобы просить у того сына для управления нашей державой и чтобы королевич единую с нами исповедовал Божественную веру. Также кое-какие книги и наставления дал ему патриарх, словами Священного Писания укрепляя его. И этот славный отец проявил послушание, с другими священными отцами он внял пастырским наставлениям: отбросив лень и в броню мужества облачившись, он прибывает к властителю польскому, который разорял города наши и истреблял плоды земли нашей, который стоял под городом нашим Смоленском, и стенобитные орудия к приступу города готовил, и вынашивал всякие мысли о разорении страны нашей, который победы одерживал. Воевода же города того, все воины и жители, которые были в нем, приступы их успешно отбивали, не ленились, как сказано: «Не хочет ведь, — сказано, — Бог в праздности и безделье сидеть, но хочет что-то делать и предпринимать против врагов своих». Но ни во что не ставили посланников вышеупомянутый король Сигизмунд и согласные с ним советники, только сказали им: «Не обманывайте себя: все попадет в наши руки, и всем будет владеть наш властелин. Вот ваш столичный город Москва с правителями вашими на нашего властелина взирают и спрашивают его обо всем, а за это славу и почести получают, — а вы по-другому считаете!» После этого бывших там вместе со священным митрополитом и с земским послом священников и иноков и служилых людей король отправил назад и лишь немногих главнейших в посольстве взял, в свою страну увел и заточил их в своих городах. И взял он город Смоленск без затруднений, потому что мало осталось людей в нем и не могли они многочисленному войску сопротивляться, но они не сдались, не преклонили перед врагами головы свои. Воеводу тамошнего пленив, долго мучил его король и в своих землях воеводу заточил. Затем король вместе с полководцами своими возвратился в землю свою, утер пот после своих трудов, наградил войско свое, радовался победам своим и нас поносил за грехи наши.
И были мы обесславлены и лишены надежды всякой, и большой чести мы удостоились у иноверного царя — получили мы в славном городе Москве еретиков, врагов Божиего креста, многочисленные полки поляков и других иноплеменников и воинов, готовых сражаться ради своей славы. Наши же бояре из страха, а другие ради корысти, вошли в соглашение с ними, и повелели выйти из города воинам из наших полков, и такой услугой врагам обезопасили себя и дом свой. А святейшего патриарха в монастыре святого архистратига Михаила в том же городе Москве заточили и мучили его скудостью пищи и питья. Потом они подожгли город и перебили людей: будто враги, были они заодно с иноплеменниками, и сжигая, и убивая нас! Спустя некоторое время после пожара подошли воины наши с ополчением и победили врагов, а многих из них осадили в городе. Много раз выходили они и бились с нами, и таяла сила их, а подошедшая подмога пыталась к ним пробиться или их освободить, но не смогли они этого сделать. А вышеназванный и святой патриарх Гермоген, славные дела совершив, к Богу отошел после многих страданий и мучений, по своей воле мучеником став.
Когда после многих приступов город свой мы освободили, в соборную церковь Божией Матери, восхваляя ее, вошли, Богу, ниспославшему великую благодать, поклонились и родившую его со всеми святыми прославили, но пастыря не нашли, тогда как бы некий голос уши наши услышали: «Вот красота моя исчезла и завеса моя разорвана, еретической хулой уста затворились, все доброе поблекло! Поглотил дикий вепрь пастыря моих овец, и звери тлетворные пищу мою осквернили, заповедь служителя моего, как будто дерево в роще, подсекли! Моего восхвалителя и людей моих учителя отсекли от меня многими мучениями и в гробе темном затворили его, молчать заставили его! Решило лживое еретическое сборище в сердце своем: „Закроем уста хулившему нас и предадим бесчестию наставления его, и уж не будет он впредь поучать людей своих, и нас не обратит к покаянию, и не смутятся наши сердца словами его!”» И такие слова как будто от самой церкви услышав, мы воздали хвалы страдальцу и исповеднику: каким был отец наш, такие подобают учителю нашему и похвалы.
Добравшись до монастыря, мы воздали хвалу божественному архангелу Михаилу, чудесам его подивились и великого святителя чудотворца Алексея прославили. Здесь же, поредевшую братию встретив, мы спросили о мученике и страдальце за Христа патриархе Гермогене такими словами: «Где вы положили пострадавшего от еретиков за Христа, нашего учителя, скажите нам? Где успокоенное слово лежит у вас, где положена втайне драхма Царя Небесного, где священный, незаслуженно отвергнутый церковный сосуд положен, где воин и заступник веры нашей, ответьте нам? Где спит недремлющая мысль о Боге, где сладостные слова наши втайне положены, где вовеки неприкосновенное богатство, где испытанное серебро втайне лежит у вас, где изрекающие истину честные золотые уста? Не таите не могущего утаиться!» И, найдя тело его, мы горячие хвалы страданию его воздали и говорили: «Учитель святой! Не прогневайся на нас, не внимающих словам твоим и проклятие безрассудно заслуживших, но прости наши провинности и очисти нас от беззаконий, чтобы, укрепившись словами твоими, мы победили прежнюю дерзость твоими молитвами к Богу, так как мы считаем тебя живым и после смерти. Не смогли еретики отклонить тебя от православия, и ты за веру поистине жестоко пострадал, людей вразумил и Церковь спас. Помоги же и мне, недостойному!» Поклонился я гробу его и из-за великой его любви ко мне долго я у гроба оплакивал то, что он удостоился венца мученичества за Христа и дни наши последние.
Вспомнил я все, и поразила меня мысль: как мы помним, некоторые говорили, что этот патриарх вселил в душу искушение и смятение и возбудил людей на борьбу с врагами, пленившими нас; все они были врагами истреблены, и много крови пролилось из-за его поучений, и он в Рязанских и Северских землях поднял воинов, ободряя их посланиями. И на ум мне пришло слово преподобного Онуфрия Великого: «Лучше побитым быть, но не бить, укоряемым быть, а не укорять, и относиться к бьющему, как к милосердному, и к оскорбляющему, как к утешителю». Также и святой Петр, верховный апостол, сказал о Спасителе нашем Христе: «Будучи укоряем, он не укорял взаимно; страдая, не угрожал»; «он не сделал никакого греха, и не было лести в устах его», «он был покорен судье неправедному». И вот я подумал, что не пристало человеку в духовном сане призывать в поучениях к кровопролитию, но должно чуждаться и удаляться мирской жизни, как учит нас прославленный в пении псалмов пророк Давид, искренне к Богу обращается: «Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего». Но все же храм свой ему создать Создатель не дозволил: «Потому что ты пролил, — сказал он, — много крови, ты не должен строить дома моего». И подумалось мне, что к нашему пастырю слова эти подходят. Тогда я служил воеводой в городах рязанских, и там был в великой со мной любви архиерей Феодорит, который, во всем следуя уставу, благополучно украшал престол храма Божией Матери, честного и славного ее Успения. Когда я спросил его о писаниях патриарха: «Не ввел ли он в соблазн народ и ополчение ваше не на погибель ли себе поднял?» — тот, движимый духовной любовью, в глубь храма удалился и послание, написанное рукой самого патриарха, дал мне, в котором было следующее: «Возлюбленный ради Христа брат наш и помощник нашего смирения» <...>
Повесть Ивана Андреевича Хворостинина — один из любопытных литературных памятников первой четверти XVII в. Автор делает попытку осмыслить происшедшие в период Смуты события, разобраться в правильности поступков тех или иных исторических деятелей. Повесть не только отражает события Смутного времени, но и несет на себе отпечаток идеологической борьбы, происходившей в Москве в период утверждения на царском престоле Романовых.
Обилие автобиографических намеков ставит повесть в тесную связь с биографией самого И. А. Хворостинина. Писатель происходил из семьи, принадлежавшей к обедневшей ветви ярославских князей. Однако Хворостинины сумели упрочить свое положение при опричнине, стали обладателями больших земельных богатств и даже породнились с Годуновыми. (Двоюродная сестра И. А. Хворостинина Авдотья была замужем за С. С. Годуновым. — Корецкий В. И., Соловьева Т. Б., Станиславский А. Л. Документы первой крестьянской войны в России // Сов. архивы. 1982. № I. С. 34—41). И. А. Хворостинин в юности был кравчим при дворе Лжедмитрия I, затем при Василии Шуйском за близость к Самозванцу был сослан. Вернувшись из ссылки в начале 1611 г., он благополучно служил до 1623 г., когда его интерес к польским книгам и польской культуре был замечен правительством. Хворостинина обвинили в еретичестве и сослали в монастырь. Стремление оправдаться и послужило поводом для написания данного сочинения. Обширные богословские отступления и цитаты из библейских книг в нем прямо служат конкретной цели — доказать свою приверженность православию. Этой же цели служат и рассказы о его добродетельном поведении и праведных его речах. Необходимость оправдать себя дала толчок для развития своеобразного, эмоционально окрашенного повествования, отличающегося от прочих произведений о Смуте. В повести Хворостинина имеется яркий положительный герой, ставший центром всего повествования — патриарх Гермоген.
Хворостинин был также одним из первых русских стихотворцев. Его стихотворный трактат «Изложение на еретики-злохульники», сохранившийся в единственном списке (см.: Савва В. И. Сочинения князя Ивана Андреевича Хворостинина. Вновь открытые полемические сочинения XVII в. против еретиков. СПб., 1907), направлен против католической церкви («римской прелести») и также служит вполне конкретной цели — стремлению оправдаться, показать себя ревностным сторонником православия.
Повесть Хворостинина дошла до нас в четырех списках. Это рукописи РНБ, О.IV.172; ГИМ, Заб. 474/857; РГБ, Вифанской дух. семинарии (все три списка конца XVII в.) и рукопись Королевской библиотеки в Копенгагене. Все списки не имеют конца, причем первые три обрываются на одном и том же месте — на послании патриарха Гермогена; четвертый же, копенгагенский, несколько ранее. Список РНБ, О.IV.172 принадлежал «дому» патриарха Адриана. Разночтений между списками РНБ, ГИМ и РГБпрактически нет.
В настоящем издании «Словеса дней, и царей...» Хворостинина публикуются по самому раннему списку (середины XVII в.) — по рукописи Королевской библиотеки в Копенгагене № 4 Kbl SAmli № 61552c, 4° (Новое королевское собр.). Отсутствующий в этом списке текст дается по списку РНБ, Q.IV.172, опубликованному в свое время С. Ф. Платоновым: РИБ. СПб., 1909, т. 13, изд. 2. Все исправления в тексте выделены курсивом.