Библиотека литературы Древней Руси. Том 14 (Конец XVI - начало XVII века)

ОРИГИНАЛ

Сей благоверный царевичь князь Димитрий родися от благочестиваго царя и великаго князя Иоанна Васильевича, всеа Росии самодержца, иже от Августа римскаго кесаря[101] корене изшедша. Царю же Иоанну Василиевичю доволно бе держащу скипетро Российскаго государьства, и от жития сего в вечьную жизнь преставльшуся,[102]сему же сыну его, царевичю Димитрию, младу сущю оставшюся — от рождения своего году и полъ.[103] И приемлет царство по отце своемъ старейший братъ его, благоверный царевичь Феодор Иоанновичь,[104] и начатъ добре царствовати, паче же боятися Бога и заповеди его творити, от юности бо еще имея страхъ Божий во сердцы своемъ, и всегда уклоняяся от шуяго на десное, и умъ свой вперяя к Богу, о житейских же попечении мало внимая. Благоверному же царевичю Димитрию немного время пребывшу во своем отечестве, в царьствующемъ граде Москве, понеже братъ его царь Феодоръ Иоанновичь даровалъ ему, и с рождьшею его материю,[105] во уделъ градъ, зовомый Углечь, да пребываетъ тамо во своемъ пространствии, и бысть тако.

Бысть же у царя и великого князя Феодора Иоанновича ближний ему приятель и шуринъ, зовомый Борисъ Годуновъ,[106] многосмысленъ и разуменъ зело. И виде царь остроумие его и разумъ, и возложи на него все царьство правити и строити, сам же пребывая в непрестанныхъ молитвах и во псалмопениих мнозех.[107] Той же Борисъ нача всемъ владети и во всемъ волю свою творити, благоверному же царевичю князю Димитрию Иоанновичю пребывающу во граде Углече и много утеснение и досады терпя от того Бориса. Искони бе ненавидяй рода человеческаго древний змий, Сатана, иже николиже никому содеваетъ добро, но выну сотворяетъ зло, вложи убо во умъ тому Борису, еже чрезъ велию сытость насытитися величества и славы, и влагаетъ ему во сердце злую мысль и ненависть, еже той царский корень искоренити и самому сести на престоле царьстемъ. И паки нача на нь помышляти, аки Каинъ на Авеля,[108] и искаше вины, како бы его смерти предати, зане за очима царевыма бяше. И о семъ убо Борисъ прием к себе в злый советъ той некоторого именемъ Михаила Битяговского[109] и сына его Данилка и племянника его Никитку Качалова и некую жену, зовому Василису Волохову, живущу всегда у лица благовернаго царевича князя Димитрия Иоанновича, иже у него вящшая бысть болярони,[110] и прочих подобных имъ, иже самоизволших себе огнь стяжати негасимый. И много с ними ухищрение творя на незлобиваго сего отрока, како бы его тайно смерти предати и отравами отравити,[111]обещавая же имъ всегда чести многы и богатства велика, дабы ту злую волю его сотворили, и таковое свое желание хотя совершити в конецъ сицевымъ образомъ. Хотяше бо всех людей утаитися таковымъ своимъ ухищрениемъ, но рождьшия, ближных его приятелей и доброхотовъ облюдения, паче же Божественаго ради хранения не возможе темъ своимъ коварствомъ таковей смерти предати его, не у бо еще в то время концу дошедшу.

Потом же отложи страх весь во сердцы своем, повеле темъ своимъ преждеименованнымъ злымъ советником безо всякого опасения и страха сотворити: проклятыя руце свои прострети,[112] аки агньца незлобива, яве ножемъ заклати, и повеле на всех путех, иже пристоятъ от града Углеча ко царьствующему граду Москве, стражие крепки поставити и страхомъ великимъ и грозою запретити, да никтоже пропущенъ будетъ и известитъ царю о семъ. Те же проклятыя послушаху его сладостне, хотяще маловременную сию славу и честь от него получити, и между собою злый той советъ крепко утвердивше, и, часъ приспевше, повелеша той преждереченной Василисе, да повелитъ кормилице его, сиречь маме,[113] свести долу ис хором его, — ведяще бо окаяннии, яко обычай ему есть исходити на играние детское.[114] И сотвориста та окаянная, якоже речеся: яко змия ко змии пошептавше, советоваста убо вкупе, аки на птенца голубина, хотяста безвестно погубити; они же злыя кровоядцы готовы быша на пролитие тоя неповинныя крови, и наскочиша на нь, аки волцы немилостивыя, и сотвориша то прелютое дело: среди двора его единъ от них емъ его за выю и пререза гортань ему.[115]

Мати же его, благочестивая царица Мария, во внутренних своих храмех седящи, ничтоже того сведущи, токмо внезапу услыша и узре то сотворенное дело злое, борзостно стече долу и узре сына своего, аки агньца незлобива, заклана и мертва на земли лежаща, и кровь его лиющуся, и воскрича от всея силы своея, и воздохну горко из глубины сердца своего, и забы срама и чина женьска, и начатъ в перси своя бити и гласомъ велиимъ вопити и горестныя глаголы испущати. Нецыи же начаша в колокола бити, граждане же, мужие и жены, и до малых отрочатъ, услышавше напрасенъ шумъ и звонъ у двора ея, вси збегошася скорымъ шествием на звонъ той[116] и на вопль ея — и узреша сего благовернаго царевича князя Димитрия заклана, такожде возопивша вси великимъ гласом из глубины сердечныя и рекоша: «Горе, горе, увы, увы намъ, государя своего великого оставшимъ!», и в перси своя биюще, и другъ другу глаголюще: «Ныне вси надежди нашея остахом!» И бысть во граде Углече вопль и плачь и рыдание зело велико.

Те же окаяннии губители, иже кровопролитие сотворше, то нечеловеческое дело злое, вси разбегошася неправымъ путем: кождо камо устремишася, — не ведяще окаяннии, где бежати, ослепи бо ихъ праведная и неповинная кровь незлобиваго агньца, непорочныя души, — и яты быша от гражданъ и побиени,[117] и тако зле скверныя душы своя испровергоша, еще бо и в семъ веце злую смерть восприяша, во оном же праведный Судия весть, иже воздастъ комуждо по деломъ ихъ.

Побегоша же вестницы к болярину Борису со злою тою вестию и, прибегше, сказаша, яко желание совершися. Он же, слышав сия, и радостенъ бывъ, аки сущаго врага и супостата избывъ, обаче же трепетомъ и боязнию одержашеся во сердцы своемъ и не ведый, что будетъ, яко злое дело сотворися. И повеле царю и великому князю Феодору Иоанновичю сказати ложно, а не истинно, яко брату его самому себе заклавъшу во игрании детьстемъ.[118] И слышавъ царь сия, и оскорбе печалию великою зело о лишении брата своего, паче же — о нелепей той смерти, мняше бо, яко вправду сотворися тако, и воздохнувъ из глубины сердца своего, и велия слезы изо очию своею испущаше, и такоже многожалостныя глаголы испусти. И потомъ восхоте самъ двигнутися и ити ко граду Углечю, да видитъ брата своего тело своима очима и погребетъ его честно, якоже подобаетъ. Той же Борис, бояся восстания людскаго и царьскаго воззрения, и самъ себе зазирая во своей совести, да не будетъ ятъ во своихъ сетехъ и да не зле живота своего гонзнет; обаче и тако и не избы, ни ухитри никакимъ своимъ умышлениемъ, ниже многимъ своим разумом, ни смысломъ, занеже праведнаго кровь вопити будетъ к Богу, аки Авелева на Каина,[119] токмо донележе не приидетъ ему часъ. Сей тако творя и умышляя во уме своемъ, терпеливъ бо есть Богъ и многомилостивъ ко всемъ согрешающимъ: много и на зло попущаетъ и не даетъ отмщения, ожидая всегда на обращение и на покаяние или некое добродетелство поминая, якоже глаголетъ великий Феодоритъ:[120] «Терпит бо и лихаго Человеколюбецъ Богъ, поминая его добродетелствия». Егда же прииде на него от Бога посланный гневъ праведничи ради крови, тогда ничтоже успе, такоже и живота своего нелепо гонзну, и родъ его весь погибе и искоренися,[121] якоже впреди о семъ скажется. Мы же ныне належащую повесть да известуемъ.

И виде царя, в велицей скорби и печали суща о брате своемъ и хотяща ити ко граду Углечю, — тогда же по обычаю торжества дне Пятдесятнаго[122] случися царю и великому князю Феодору Иоанновичю быти у Святыя и Живоначалныя Троицы и преподобнаго Сергия Чюдотворца во обители,[123] — той же Борисъ замысли ину крамолу и беду велию, да отведетъ от царя таковую мысль, еже не ити ему ко граду Углечю, ни погребсти брата своего телеси: и повеле во царьствующемъ граде Москве многи дворы зажигати,[124] и да превратитъ паки царя и всех людей на ину мысль. Царь же, слышавъ о пожжении домовъ, печаленъ бысть вельми и о семъ недоумеяся, камо ити. Он же, виде царя в сомнении суща, и увещаваетъ паки лестными словесы, и тем лукавымъ советомъ сице, яко ничтоже помощь и избавление души брату его будетъ, аще и самъ идетъ, но паче самому болше сетование будетъ и скорбь, егда узритъ брата своего, тако умерша. Еще же рече ему, яко и паки великая тщета и погибель будетъ самому царствующему граду Москве, аще не возвратится во нь, и советовавше царю, да погребенъ будет и без него братъ его, благоверный царевичь князь Димитрий.

Царь же бе благоговеинъ и благоутробенъ и беззлобивъ до конца, писано бо есть: «Беззлобивая душа всякому слову веру емлет», — такоже и сей государь на того Бориса велми положися и во всемъ его слушаше и во всемъ ему веру емляше. И сотвори царь тако, послуша его словеси того: посылаетъ от своего лица некоторого вернаго своего болярина, зовома князя Василия Иоанновича Шуйскаго,[125] истиннаго ради испытания,[126] и тому повеле Борису избрати и иных от боляръ и от священническаго чину, да послются на Углечь брата его погребсти. Борисъ же избираетъ своего единомысленика, зовома Андрея Клешнина, и инехъ с нимъ подобных и угодных ему, и много от священнаго чину,[127] и такоже обещаваетъ им чести и богатства многа, и наказуетъ имъ сказати царю и всем людемъ, якоже ему годе. Они же, слышавше от него та словеса его, ово прелщаются, ово же страха ради обещаваются ему вся тако сотворити, якоже от него речеся. И утверди с ними той совет крепкими клятвами, неизменно сотворити по реченному, и приводитъ ихъ ко царю. Царь же посылает ихъ, да идутъ и испытаютъ достоверно о смерти брата его, — како и коимъ образомъ смерть случилася, — и погребутъ честно, якоже достоитъ чину царску. Сам же царь поиде ко царьствующему граду Москве.

Той же Борисъ, коваренъ зело и веде свою совесть, виде техъ людей, у нихже погореша домы и имения многа, в скорби и печали велицей суще, и повеле имъ сребро давати десяторицею противу той тщеты ихъ и погибели, да не будет имъ скорбь и печаль велия о доиех своих и о имениих своих, да не будетъ паки мятежъ и говоръ во граде и да отведетъ имъ всю мысль, яже о царевиче Димитрие. Таже преждереченныя боляре, князь Василей Иоанновичь Шуйской и единомысленикъ Борисовъ Андрей Клешнин и прочия, посланныя с ними, пришедше на Углечь и зря тело новаго сего венечника царевича князя Димитрия, тако бысть, якоже и прежде рех, — заклан, яко агнецъ; мати же его над нимъ стояше, аки горлица убивающися,[128] и горко от болезненныя своея утробы воздыхающе, и плачющи вдовства своего и безчадства своего, аки реку слезъ изо очию испущающи, не имущи себе помощника в той час и заступника, токмо на единаго Бога взырающи и всю надежду на него возлагающи; и вси народи Углеча града такоже стеняху и рыдаху.

Той же Андрей, с лестию ругаяся, нача вопрошати граждан углечанъ, еже како закланъ бысть благоверный царевичь князь Димитрий, понеже всю тайну ведяще того Бориса, вкупе бо с ним бысть убийца.[129] Граждане же сказаша всю истинну. Благоверному же болярину князю Василию Шуйскому стоящу и ничтоже ему глаголющу страха ради Борисова, токмо слезы проливающу, зря тело благовернаго царевича князя Димитрия, воспоминая в себе отца его царя Иоанна благодеяние и милосердие; такоже и всемъ людемъ стенющим и рыдающымъ сердцы своими и ничтоже смеюще сотворити Андрею оному страха ради Борисова. И по томъ погребенъ бысть благоверный царевичь князь Димитрий[130] тамо, во своемъ граде Углече, во храме боголепнаго Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

Вси же сии посланныя от царя, пришедше во царьствующий градъ Москву, такоже сказаша царю, якоже годе Борису,[131] и паки царь многи дни в печали пребысть и скорбя зело о брате своемъ; граждане же града того Углеча такоже многи дни плакаше и сетоваше. Закланъ же бысть незлобивый агнецъ благоверный царевичь князь Димитрий Иоанновичь в лето седмь тысящь девяносто девятаго году, маия въ 15 день, на память преподобнаго и богоноснаго отца нашего Пахомия Великаго, а от рождения своего въ 9-е лето; и тако тою злою и неподобною смертию скончася, паче же взыде ко Христу, радуяся, и приимъ с мученики радование и со ангелы ликование.

И еще не довле тому Борису таковое дело в насыщение, еже убити неповиннаго сего незлобиваго отрока, благовернаго царевича князя Димитрия, и желание свое получи, повеле и матерь его, благоверную царицу Марию, нуждею и великимъ бесчестиемъ во иноческий образъ облещи,[132] и наречеся во инокиняхъ Марфа. И повеле ю заточити в место бедно и горко, едва человеки наследимо, — в Белоезерских пределех негде малъ монастыръ, нарицаемъ Николае Чюдотворецъ на Выксе,[133] — и пристави к ней злых и немилостивых стражей и приставниковъ, и повеле ю стрещи крепостию великою зело, и запрети, да отнюдъ входу и исходу не быти к ней никому кроме тех злых приставъниковъ его, и пищу ей повеле во урокъ дати, аки сущей осужденице, и ины многи досады и поношения творя, ихже нелеть есть и писати. И пребысть в таковом заточении и тесноте пятьнадесять летъ и болше, донележе и самъ той Борисъ искоренися.[134] И еще ему и се недоволно бысть: самъ на ся третицею гневъ Божий воздвиже и гневомъ боряся, душу свою погубляя и сердцемъ своимъ яряся напрасно, повеле от гражданъ углечанъ многихъ избранных людей, иже поборашя по благоверномъ царевиче князе Димитрие, домы ихъ и имения взяти, самех со женами и чады ихъ в далныя грады расточити.[135] И бысть во граде Углече вторый плачь и рыдание велико, зря кийждо свое разлучение от сродникъ и от ближних и лишение имения.

И в лета седмь тысящь сто шестое, генваря в седмый день, во осмое же лето по убиении благовернаго царевича князя Димитрия Иоанновича, случися Божиими судбами, имиже самъ весть, благоверному царю и великому князю Феодору Иоанновичю всеа Росии от земнаго царствия к Небесному преселитися, — и приемлетъ престолъ Российскаго государства прежьдереченный той Борисъ Годуновъ,[136] убийца царевича князя Димитрия Иоанновича. И начатъ царствовати и вся земная добре и разумне строити, токмо едино нелепо дело являя: и нача многи неповинныя крови проливати, а иных в заточение отсылати. И царствуя летъ шесть и полъ,[137] — не судя, рещи, не царьствуя, но всегда болезнуя, аки Каинъ по убиении братнемъ, совестию внутрь обличаемъ[138] и аки копиемъ прободаемъ. От новаго бо сего Богомъ возлюбленнаго венечника благовернаго царевича князя Димитрия слыша, яко начаша знамения и чюдеса бывати, и тая во сердцы своем, аки в некоей храмине светилника затворяя и под спудомъ его поставляя,[139] не воспомянувъ слова Господня, яко «не можетъ градъ укрытися, верху горы стоя»,[140] и всемъ возвещающимъ запрещаше смертми, да не яве будутъ знамения и чюдеса его. И не восхоте покаяния пред нимъ положити, ниже прощения от него получити, и последи за таковую гордость зле гневомъ Божиимъ побежденъ бысть, такожде и родъ его весь погибаетъ и искореневается, — какоже и коимъ образомъ, вкратце скажемъ.

Хотя Богъ прославити на небесехъ и на земли неповинное убиение создания своего и кровь его мстити, и всемъ творящим таковая образъ дати, да накажутся сицевых не творити.

Въ первое-на-десять лето по убиении своемъ явися благоверный царевичь князь Димитрий некоему от калугеръ, тамо живущих во граде Углече, именемъ Тихону, и сказа ему сице: «Некто назовется у васъ именемъ моимъ царевымъ, сыномъ отца моего, благовернаго царя и великого князя Иоанна Василиевича всеа Росии, и сести имат на престоле царьстемъ Российскаго государьства, и того властолюбца и губителя моего Бориса со престола свержетъ и царьства лишитъ, и родъ его весь погубит; и той самъ ложный нарекователь не много имать царьствовати, но зле живота своего гонзнет и убиенъ будетъ; и инии же воследовати имутъ ему, и тако же нелепо скончаются». И последи вся збышася сия по глаголом богоизбраннаго сего венценосца.

Бысть же сице грехъ ради нашихъ и всяких неправдъ, яже к Богу, сихъ ради насъ наказующу, да быхомъ творили заповеди его и отвратилися от всех злобъ своихъ, и попусти на насъ за наше беззаконие аки новаго Улияна Законопреступника[141] или, истиннейшее рещи, на отмщение неповинныя сея праведнича крови. Бяше бо некто от града Галича, от обычна рода, зовомъ Юшка Отрепьевъ,[142] облечеся во иноческий образъ и нареченъ бысть Григорий, и ста во диаконский чинъ, и паки по диаволю действу забы иноческаго обещания обетъ и сверже с себе иноческий образъ, и шедъ в Литву, назвася тамо сыном благовернаго царя и великаго князя Иоанна Васильевича всеа Росии, преждереченнымъ царевичемъ княземъ Димитриемъ,[143] егоже достоверно той преждереченный Борисъ убилъ, и всемъ то ведомо и знаемо есть. И умысли сей розстрига хитростне и коварне зело, яко избавленъ бысть и сохраненъ от того своего раба Бориса и убежа яко от своего отечества, из Русския земли. Король же литовский и мнози велможи его яша лжи его веру и мняше, яко сущий царевъ сынъ князъ Димитрий, и даде ему честь велию, якоже подобаетъ, и по томъ злата и сребра немало, да соберетъ и люди многи и идетъ ратию ко своему отечеству, к царьствующему граду Москве, и мститъ яко своему врагу и губителю преждепоминаемому Борису; и бысть тако.

И первее прииде к пределомъ Русския земли от северныя страны[144] ко граду Чернигову, и тамо прельсти весь градъ и села и веси, и вси яша ему веру и поклонишася. И еще ему далече сущу от царьствующаго града Москвы, слыша Борисъ таковое смятение и прелщение от него в техъ градехъ и во всей Русстей земли колебание, и ужасеся зело сердцемъ своимъ, и умомъ въпаде в скорбь и печаль великую, видя, яко царьству его от него отъятися, и таковыя ради своея беды скоро живота своего гонзаетъ, и внезапу душу свою испущаетъ,[145] и тако живота сего отходитъ.

Той же окаянный розстрига, слыша Бориса умерша, и бысть радостенъ зело злохитрою своею душею и злоумышленнымъ своимъ сердцемъ, яко желание его хощетъ совершитися в конецъ. Воеводы же и воя вся, яже быша посланы противу его от царя Бориса, слышаша Борисово умертвие, и паки мняще его царева сына быти, и еще помышляху в себе, яко страха ради и срама самому себе умертвившу,[146] и вси предашася ему и поклонишася. Он же, окаянный, яко необузданный конь, буестне устремися ити к самому царьствующему граду Москве, никомуже ему возбраняющу. И еще ему не дошедшу града Москвы, посла пред собою своя доброхоты и втайне повеле Борисова сына и жену его нелепей и злой смерти предати,[147] удавомъ убо удавити, да не будетъ ему некоторое пресечение и зазрения въ его совести, аще ли оставитъ ихъ живых. И тако приидетъ к царьствующему граду Москве,[148] и такоже вси, падше, поклонишася ему яко сущему цареву сыну Димитрию. Мнози же и знающе его, яко не царевъ сынъ, но сосудъ диаволь Гришка Отрепиевъ, но ничтоже смеюще ему сотворити, зане страх и смерть пред очима бяше. И взя скипетръ великаго государьства, и седе на престоле царьстемъ,[149] и матерь благовернаго царевича князя Димитрия, благоверную царицу иноку Марфу, назва себе материю,[150] яко сущая ему мати. И того Бориса повеле от прочих царей, с нимиже положенъ бе в соборней церкви Архистратига Михаила, вонъ извергнути; и с последнимъ бесчестием и поношениемъ несенъ и положенъ бысть во единомъ от убогих монастырей, нарицаемъ Варсунофиевъ,[151] тогожде царьствующаго града Москвы. Дщерь же его, благородну и красну зело, повеле во иноческий образ облещи[152] и весь родъ и племя его разсеяти: овых повеле смерти предати, а иных в заточение отсылати, и домы ихъ и богатства на расхищение взяти и раздати, комуждо ему годе. И збысться реченное: «Ровъ изры, и ископа и́, и впадеся в яму, юже содела»;[153] и «обратися болезнь его на главу его и на верхъ его неправда его сниде».[154]

И по томъ начатъ царствовати окаянный розстрига и многи крови напрасно пролия за свое ложное нарицание. И еще же сочетася беззаконному браку:[155] приведе себе жену от папежския веры; егда бо еще ему тамо в Литве бывшу, и обетъ дал сатанинъ отцу ея и ей, яко да возметъ ю за ся, егда будетъ на престоле царьстемъ Российскаго государьства, и того ради окаянный взял у них злата и сребра много на собрание вой тех. И тако приведе ю, и святымъ крещениемъ не соверши ю, и тако венчася с нею, и самую ту великую соборную и апостольскую Церковь[156] осквернивъ недостойнымъ своимъ входомъ и венчаниемъ.

По том же окаянный конечное зло нача помышляти на православную христианскую веру, иже многочисленое множество — от велможъ и до простых людей — погубити и веру христианскую до конца искоренити и своя богомерзская папежская учинити.[157] Всемилостивый же Господь нашъ и Богъ не до конца милость свою отсече, ниже во веки прогневася, не попусти ему сего злаго дела совершити вконец, и прекрати того окаяннаго живот вскоре, зане познанъ и обличенъ бысть от всех, яко не царевъ сынъ, но сосудъ диаволь и сынъ сатанинъ, чернецъ розстрига Гришка Отрепьевъ. И тако злый убиенъ бысть и огнем сожженъ,[158] егоже самъ себе уготова. Царьствова же годищное время неполно,[159] якоже сказа новый венечникъ благоверный царевичь князь Димитрий в явлении своемъ преждереченному старцу Тихону. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

По том же проклятомъ преждепомянутомъ Грише розстриге вскоре избранъ бысть на царство от всего христианского народа благочестивый боляринъ князь Василей Иоаннович Шуйской и нареченъ бысть царемъ,[160] иже много страдание показа от оных растленных царей, паче же рещи, антихристовых детей, понеже мнози начаша называтися тем же царьскимъ именованиемъ[161] и многую и безмерную тщету учиниша всему великому Российскому государьству, сами же, окаяннии, зле скончашася, якоже прежде рехом; он же аки столпъ непоколебимъ стояше, аки пращею[162] злохитрых волковъ от Христова стада, от православныя веры отгнаша; с ним же и святейшему патриарху Ермогену[163] Московскому и всеа Росии, тому тогда престолъ держащу над всею Росиею и такоже велию ревность по православней вере держащу и по Святемъ Дусе побарающу и единодушно с нимъ стоящу.

И вложи имъ Богъ благий советъ в сердца, еже взяти мощи новаго сего страстотерпца, благовернаго царевича князя Димитрия Иоанновича, от града Углеча и принести в царьствующий градъ Москву,[164] на славу и хвалу отечеству его и на утвержение граду Москве от нахождения иноплеменных, и на обличение техъ многих лжехристовъ;[165] и сотворися тако. По повелению ихъ и совету посланъ бысть преосвященный Филаретъ, митрополитъ Ростовский и Ярославский,[166] иже последи благодатию Святаго Духа и самъ патриархъ бысть во всей Росии,[167] и с ним боляре, и архиепископы, и епископы, и многъ чинъ освященный.[168] И егда приидоша во градъ Углечь и внидоша во церковь, идеже лежитъ тело новаго сего страдалца, и открыша гробъ его, и в той часъ благоуха от него воня благовония, яко от священных араматъ. И обретоша мощи его целы и нетленны, яко днесь положены, токмо мала часть взята бысть от руки перста его, свойствено бо есть земли своя сродная взяти; такожде и одеяния его вся цела и нетленна, и срачица его, аки виссомъ,[169] кровию очервлена, в нейже убиенъ и положен бысть.[170] В той же часъ начаша велия чюдеса быти, и мнози различными болезньми исцелеша, якоже сказують.

И тако взяша мощи его со многою честию и благоговеинствомъ и идоша ко царьствующему граду Москве. И егда принесенымъ бывшимъ мощем его близъ самого царьствующаго града Москвы, тогда благочестивый царь Василий слыша и возрадовася радостию великою зело, яко при державе его прослави Богъ угодника своего, и изыде на сретение его со всемъ своимъ царьскимъ сигклитомъ, и святейший Ермогенъ патриархъ со всемъ освященнымъ соборомъ, и с материю его, благоверною царицею инокою Марфою, и со множествомъ народа, с честными иконами и свещами и кандилы,и сретоша его со многою честию, и прияша и с радостию. И повеле царь и патриархъ нести внутрь самого града Москвы в соборную церковь Небесных силъ воеводы Архистратига Михаила,[171] еже есть зрится и ныне близ двора царева; и повеле царь уготовати в том же храме Архистратига Михаила и украсити ковчегъ; патриарху же вся узаконеная над мощми праведнаго отпевшу, и повеле царь мощи святаго ту вложити и покрыти багры царьскими и окрестъ свещи и кандилы поставити.

И егда принесены быша честныя мощи, тогда в тыя дни и паки многи чюдеса сотворишася, и различными болезньми мнози исцелеша, яко мнози сему самовидцы быша. И паки повеле царь праздньство светло сотворити[172] и составити песней торжество на славу и хвалу дающему благодать Богу и на память праведному сему новому венценосцу, благоверному царевичю князю Димитрию. Принесены же быша мощи его от града Углеча во царьствующий градъ Москву в лето 7114 году июня въ 3 день, на память святаго мученика Лукиана,[173] а по убиении его в 15 лето.

А се по преложному. В той же день. Убиение благовернаго царевича князя Димитрия, Углечского и Московскаго и всеа Росии новаго чюдотворца

Сей благоверный царевичь, князь Димитрий Иоанновичь, родися от благочестиваго корене, царя и великого князя Иоанна Васильевича всеа Росии. И царю убо Иоанну Васильевичю доволна лета держащу скипетръ Российскаго государьства и от жития сего в вечную жизнь преставльшуся, сему же сыну его царевичю князю Димитрию младу сущу оставшуся, от рождения своего полутора года; и по действу диаволю, зависти ради и властолюбия, повелениемъ некоторого сигклита ихъ царьскаго, зовомого Бориса Годунова, убиенъ бысть во уделномъ своемъ граде Углече, в лета 7099-го году, маия въ 15 день, на память преподобнаго отца нашего Пахомия Великаго, а от рождества своего въ 9-е лето, — закланъ бысть ножемъ и погребенъ бысть в том же во уделномъ своемъ граде Углече, во храме боголепнаго Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И тако тою злою неподобною смертию скончася и взыде ко Христу, радуяся, приимъ с мученики радование и со ангелы ликование. И по убиении его в 15 лето повелениемъ и советомъ благочестиваго царя и великого князя Василия и киръ[174] Ермогена патриарха принесены быша мощи его от града Углеча во царьствующий град Москву, целы и нетленны, в лета 7114-го году, июня въ 3 день, на память святаго мученика Лукиана, и положены быша в соборной церкве Архистратига Михаила, яже и ныне зрится близъ двора царева. И егда принесенымъ бывшимъ мощемъ, тогда в тыя дни различными недуги мнози исцелеша о Христе Иисусе, Господе нашемъ, емуже слава со Отцемъ и со Святымъ Духом ныне и присно и во веки вековъ. Аминь.

Лета 7114-го, июня въ 3 день

Принесены к Москве мощи святаго благовернаго царевича Димитрия с Углеча. И поставиша мощи его во церкви Архистратига Божияго служителя Архангела Михаила на маломъ столе посреде церкве, и патриархъ Ермогенъ нача пети погребалная, и пеша погребалная, и ископаша могилу, где положенъ бысть царь Борисъ, в пределе у Иоанна, списателя Лествицы.[175] И в то время начаша по государеву повелению сещи гробъ камененъ, в чемъ положити мощи святаго благовернаго царевича Димитрия, и соделаша гробъ камененъ, и понесоша во церковь, и той гробъ стал короток. И царь Василий и патриархъ Ермогенъ о томъ сташа скорбети и поносиша подмастерия Василия, сиречь брань воздвигнуша на него, и повелеша высещи вторый гробъ камененъ по таковой же мере, что снята мера со благовернаго царевича Димитрия, — и той каменный гробъ сталъ велми длинен, и царь Василей и патриархъ Ермоген в велицей скорби сташа и сняша меру с царевича Димитрия, измериша сами. И благословилъ патриархъ Ермогенъ своею рукою — и той третий гробъ ста четвероуголенъ, а могила, которую ископаша благоверному царевичю Димитрию, погребсти мощи его, в то же время сама о себе засыпашеся. И видеша, яко чюдо велие, царь Василий и патриархъ Ермоген испусти велия слезы, и начаша пети молебная, и поставиша гробъ с мощми святаго благовернаго царевича Димитрия во церкви Архангела Михаила у праваго столпа; и бысть велия чюдеса.

Чюдо 1. Того же месеца, наутрие, въ 4 день, нача пети литоргию Божественую, и помолишася слепая жена именем Агафия, — бысть одержима слепотою 20 летъ, — и молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия прозре в томъ часе, и бысть здрава. И возвестиша сие чюдо царю Василию, и царь Василий наипаче вопроси самъ тоя жены, и поведа та жена истинну, яко прозрела молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия.

Чюдо 2. Поведа диаконъ именемъ Григорий предстоящымъ гробу святаго, котории приставлени ко гробу царевича Димитрия, и протопопу, и всему Архангелскому собору: болеша у него нога полгода, и жилы скорчило; и услыша, яко исцеления подаваетъ святый благоверный царевичь Димитрий с верою приходящимъ к нему, и притекъ ко гробу его и нача молитися, дабы Божиею милостию и молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия исцелела у него нога, — и в той часъ молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия исцелела у него нога.

Чюдо третие. Некий человекъ именемъ Аверкий, прозвище Богданъ,[176] поведа о исцелении святаго благовернаго царевича Димитрия: болеша у него, Аверкия, очи 15 летъ, отнюдъ не виде света, и приидоша помолитися во церковь Архангела Михаила, и от множества народа не возмогоша от тесноты доити до гроба святаго, и ста от гроба далече, молящеся Богу и призывая на помощь благовернаго царевича Димитрия, — и в томъ часе прозре и прославиша Бога и святаго царевича Димитрия.

Чюдо 4-е. Некая черноризица именемъ Полинария, великою болезнию одержима, яко изгниша у нея нозе злымъ гноемъ, и услыша, яко точитъ целбы благоверный царевичь Димитрий, и в коемъ часе пришедше ко гробу царевича Димитрия, помолишася, исцеле в томъ часе.

Чюдо 5-е. Некий человекъ, поведа себе родомъ Краснаго села,[177] именемъ Григорий Власовъ, бе бо одержимъ злымъ недугомъ, бесновася; приведоша его сродники ко гробу святаго благовернаго царевича Димитрия, и стояше той человекъ у гроба святаго царевича Димитрия нощь, и на утре, и до вечерни, велми бесновася и испущаше злыя скверныя глаголы. Последи же вечерни Божиею милостию и молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия бысть здравъ и моля в совершеннем разуме, и поведа, яко исцеле он молитвами святаго царевича Димитрия совершенно.

Чюдо 6. Некая жена поведа имя свое Акилина, Леонтиева жена Пенкина, а жила в Пушкаряхъ, и поведа о себе, яко болеша у нея очи долгое время, и светъ от очию отпаде. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часе молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия прозре и исцелеша от всехъ болезней.

Чюдо седмое. Некая жена поведа имя свое Мария, не виде она однемъ окомъ свету долгое время, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часе молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия исцеле совершенно.

Чюдо осмое. Некая девица поведа имя свое Анна, а жила она на Покровке у горшечника, и поведа она о себе: было у нея на правомъ оке белмо, и слыша от страных людей, приходящих с верою, — получаютъ исцеления молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия различнымъ болезнемъ. И притекоша и та девица помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в той часъ спаде у нея со ока белмо, и бысть здрава.

Чюдо 9-е. Некая жена поведа имя свое Антонида, родомъ Галицскаго уезду, поведа, яко болеша у нея внутреняя 20 летъ, и издах врачемъ все имение свое, и не обретоша отнюд нимало ползы. И слыша она, яко исцеление получаютъ приходящии различнымъ болезнемъ молитвами святаго царевича Димитрия от мощей его, и притекоша к нему, и помолися, — и в той часъ бысть здравй.

Чюдодесятое. Некая инокиня поведа имя свое Маремиана Извекова, из Зачатейскаго монастыря,[178] и поведа о себе: болеша у нея очи 2 года, и приидоша помолитися ко царевичеву гробу, — и в том часе прозрела молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия.

Чюдо 11. Некая жена поведа имя свое Феодосия, болели у нея очи 15 летъ, и во главе бысть у нея великий лом. И како она притекши ко гробу святаго благовернаго царевича Димитрия и утерши очи и главу покровомъ, который на мощех святаго царевича Димитрия, — и в томъ часе исцеле молитвами его.

Чюдо 12. Некая жена поведа имя свое Фекла, яко не виде она многое время, и пришедъ помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, и приложися к мощем его, — и в томъ часе прозре окомъ единемъ молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия.

Чюдо 13. Некая девица поведа имя свое Мавра, не виде она очима света полтора года, и приведоша ю ко гробу святаго благовернаго царевича Димитрия, — и в томъ часе прозре молитвами его.

Чюдо 14. Некий человекъ поведа имя свое Симеонъ Стефановъ, стражь Вознесенского монастыря,[179] одержимъ былъ лютою болезнию, бе бо разслабленъ бывъ полтора года. И вместися ему во умъ: дошелъ бы ко гробу святаго царевича Димитрия, — и поидоша зело понуждаяся, и претерпе от множества народа тесноту, и топтания ножная со благодарением восприятъ. И обнащевалъ у гроба святаго царевича Димитрия, и усну мало, — и виде во сне явление: пришедъ к нему отрокъ младъ во светле одежди и глагола ему з запрещениемъ: «Востани, что седиши!», — и возбну от сна, и ужасеся зело, и обья его страхъ. И от того часа послыша в себе силу, а болезнь забыша. И воставъ, пришед ко гробу святаго царевича Димитрия и бысть совершенно здравъ молитвами его.

Чюдо 15. Некая жена поведа имя свое Евдокия, болеша у нея очи 4 года и 10 недель, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозре молитвами его.

Чюдо 16. Некая жена, вдова, поведа имя свое Мавра, а житие ея у Спасского монастыря Новаго,[180] из слободы, что на Крутицах, не виде нимало света от ослепления 7 летъ и велми скорбя, мнеша и умрети от тоя болезни. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозре в томъ часе молитвами его, благодаря Бога и святаго благовернаго царевича Димитрия.

Чюдо 17. Некая жена поведа о чюдеси святаго царевича Димитрия: не виде она окомъ единемъ 20 летъ, и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия (токмо поведа, что она Иоаннова Мясоедова жена, а имени своего не поведа), — и в кий часъ приведоша ю ко гробу святаго, в томъ часе и прозре молитвами его, и благодаря Бога и святаго царевича Димитрия, и бысть здрава.

Чюдо 18. Некая девица поведа свое имя Анна и поведа житие свое на Москве у Георгиевского священника[181] у Василия, — от рождения ея на 4-мъ году заболеша у нея нога, и многое время пострада от нея. И приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в томъ часе исцеле и от тоя болезни бысть здрава молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия.

Чюдо 19. Некая жена поведа имя свое Ирина, быша слепа 7 летъ и прозреша молитвами благовернаго царевича Димитрия у гроба его.

Чюдо 20. Некая жена поведа имя свое Мавра, была она глуха многое время, и помолишася ко Господу Богу и святому благоверному царевичю Димитрию у гроба его, — и в той часъ получиша исцеление, и нача слышати по-прежнему.

Чюдо 21. Некая жена поведа имя свое Агафия и поведа о себе: была она слепа многое время, и приидоша ко гробу святаго царевича Димитрия, и помолишася, — и в томъ часе исцеле молитвами его, прозре совершенно.

Чюдо 22. Некая жена поведа имя свое Марфа, Василия Белугина жена, не виде она от слепоты 15 летъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозре молитвами его.

Чюдо 23. Некая девица поведа имя свое Евфимия и поведа о себе, что была слепа 2 года, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозре молитвами его.

Чюдо 24. Некий человекъ именемъ Ануфрий поведа, яко бесновася онъ[182] 10 летъ, зле пострада от тоя болезни, и помолися у гроба святаго царевича Димитрия, — и исцеле молитвами его.

Чюдо 25. Некая девица поведа имя свое Анна, а житие свое поведа: живетъ на Кулишках[183] у посадского человека у Иякова; не виде она многое время, и помолися Господу Богу, предстоя у гроба святаго царевича Димитрия, и помолишася святому царевичю Димитрию, — и в томъ часе прозре молитвами его.

Чюдо 26. Некто отрокъ поведа имя свое Симеонъ, Димитриевъ сынъ, не виде левымъ окомъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозре молитвами его.

Чюдо 27. Некая инокиня поведа имя свое Улияния, а житие ея в Зачетейском монастыре, не виде 10 летъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозре молитвами его, и виде совершенно.

Чюдо 28. Некая жена поведа имя свое Ирина, а житие свое поведа — Тимофеева дому Витофтова, болела у нея нога левая 2 годы, — и от гроба святаго царевича Димитрия и исцеление получила, и бысть здрава.

Чюдо 29. Некая жена поведа имя свое Евдокия, а мужь ея именемъ Исидоръ, болели у нея очи 2 годы, и предста у гроба святаго царевича Димитрия, — и исцеле молитвами его.

Чюдо 30. Поведа о чюдеси святаго царевича Димитрия, приведенъ бысть ко гробу святаго материю своею, отрокъ именемъ Иоаннъ, а мати его именем Агафия. Той отрокъ Иоаннъ, имея возрастъ 10 летъ, пострада от ножныя болезни, а болела у него левая нога, и на древенице ходилъ, и зело изнемогъ, и зваху его людие разслаблена. И принесоша ко гробу святаго царевича Димитрия, — и молитвами его исцеле, и утвердися нога его, яко другая.

Чюдо 31. Некая инокиня поведа имя свое Александра, а житие свое поведа в Зачетейскомъ монастыре, болеша у нея око 2 года, и приидоша ко гробу святаго царевича Димитрия, и помолишася, — и исцеле око ея молитвами его и ста, яко и здравое.

Чюдо 32. Некая жена поведа имя свое Ирина, Юрьевского уезду Полскова, не виде света правымъ окомъ 7 летъ, — и у гроба святаго царевича Димитрия прозре.

Чюдо 33. Некая жена поведа имя свое Мария, не виде света 5 летъ, — и в кий часъ пришедъ ко гробу святаго царевича Димитрия, в той часъ и прозре молитвами его.

Чюдо 34. Некий человекъ, родомъ арапъ, во крещении поведа нареченное имя свое Матфей; в руке была у него злая язва волосатикъ[184] 3 годы, и приидоша помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и в той часъ исцеле у него молитвами святаго, и бысть здравъ.

Чюдо 35. Некая жена, вдова, поведа имя свое Киликия, рождение ея Новаграда; бе бо одержима бесным недугом, и приидоша помолитися, — и исцеле молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия у гроба его.

Чюдо 36. Некоего человека именемъ Иоанна, приведоша его слепа ко гробу святаго царевича Димитрия, а слепотою одержимъ былъ 3 годы, — и прозре молитвами святаго благовернаго царевича Димитрия, и бысть здравъ.

Чюдо 37. Некая девица поведа имя свое Ксения, нападе на нея велий страх и ужасъ по навету диаволю, и обдержа ея то страхование от Светлыя недели[185] и немалое время. И приидоша помолитися ко гробу святаго царевича Димитрия, — и молитвами его отъяхся от нея страхование.

Чюдо 38. Некая жена поведа имя свое Анна, житие свое поведа на Никитской улице, а мужь ея именемъ Василий; бысть она слепа многое время — и прозре у гроба святаго царевича Димитрия молитвами его.

Чюдо 39. Некая вдова поведа имя свое Ксения, а житие поведа за Москвою рекою, и скорбеша 6 летъ внутреннею болезнию, да нога у нея болела лето; и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и исцеле в той часъ молитвами его от обоих болезней.

Чюдо 40. Некая жена поведа имя свое Евфимия, болела внутреннею болезнию 8 летъ — и исцеле у гроба святаго царевича Димитрия молитвами его.

Чюдо 41. Некая жена поведа имя свое Мария, болеша у нея очи 30 летъ; и приведоша ю ко гробу святаго царевича Димитрия, — и прозре в томъ часе молитвами его; а в то время пели понахиду[186] по государе царе и великомъ князе Феодоре Иоанновиче всеа Росии, а понахиды слушали царь Василей[187] и весь освященный соборъ.

Чюдо 42. Некая жена, вдова, поведа имя свое Анна, а житие свое поведа Старицского уезду; не виде левымъ окомъ немалое время, а у гроба святаго царевича Димитрия прозре молитвами его и исцеление получи о Христе Иисусе, Господе нашемъ, емуже слава со Отцем и со Святым Духомъ ныне и присно и во веки вековъ. Аминь.

ПЕРЕВОД

Этот благоверный царевич, князь Димитрий, родился от благочестивого царя и великого князя Иоанна Васильевича, всея Руси самодержца, что произошел от корня римского кесаря Августа. Когда же царь Иоанн Васильевич, довольно подержав скипетр Российского государства, от жизни сей в жизнь вечную преставился, этот сын его, царевич Димитрий, остался младенцем — от рождения своего полутора лет. И принимает царство после отца своего старший брат его, благоверный царевич Федор Иоаннович, и начинает как подобает царствовать, особенно же Бога бояться и заповеди его исполнять, ибо еще с юности имел он страх Божий в сердце своем, и всегда склонялся от неправого на правое, и ум свой устремлял к Богу, в житейские же заботы мало вникал. Благоверный же царевич Димитрий недолгое время пробыл на своей родине, в царствующем граде Москве, поскольку брат его, царь Федор Иоаннович, даровал ему, <вместе> с родившей его матерью, в удел город, называемый Углич, чтобы он жил там, в своем владении, и совершилось так.

Был же у царя и великого князя Федора Иоанновича близкий ему сторонник и шурин по имени Борис Годунов, очень смышленый и разумный весьма. И царь, видя остроту ума его и разум, поручил ему всем царством править и обустраивать его, сам же пребывал в непрестанных молитвах и в частом пении псалмов. Тот же Борис стал всем владеть и во всем волю свою творить, а благоверный царевич князь Димитрий Иоаннович пребывал во граде Угличе, терпя многие притеснения и обиды от того Бориса. Искони же ненавидящий род человеческий древний змей, Сатана, который никогда никому не делает добра, но всегда сотворяет зло, надоумил того Бориса, чтобы сверх великой сытости насытиться ему величества и славы, и вложил ему в сердце злую мысль и ненависть, чтобы тот царский корень искоренить и самому сесть на престоле царском. И тогда стал он на него <царевича> <зло> замышлять, как Каин на Авеля, и искать случая, как бы его смерти предать, так как был он вдали от царских глаз. И для этого Борис взял к себе в злодейский союз некоего <человека>, именем Михаила Битяговского, и сына его Данилку и племянника его Никитку Качалова и некую женщину по имени Василиса Волохова, живущую всегда подле благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, которая была старшей из его боярынь, и других им подобных, которые сами предпочли стяжать себе огонь негасимый. И много ухищрений замышлял он с ними против незлобивого сего отрока, как бы его тайно смерти предать и отравами отравить, обещая им неизменные многие почести и богатство великое, чтобы они эту злую волю его сотворили, — и хотел таким способом это свое желание окончательно осуществить. Ибо хотел он таким своим ухищрением утаиться от всех людей, но из-за опеки матери и близких его <царевича> друзей и доброжелателей, а более — из-за Божественного хранения не смог он этим своим коварством предать его таковой смерти, ибо в то время не подошел еще конец.

Потом же изгнал он весь страх из сердца своего, повелел тем своим преждеупомянутым злым союзникам безо всякого опасения и страха <все> совершить: проклятые руки свои простереть и, как агнца незлобивого, открыто его ножом заколоть, и повелел на всех путях, которые ведут от града Углича к царствующему граду Москве, стражей надежных поставить и с устрашением великим и с угрозами приказать, чтобы никто не был пропущен и не известил об этом царя. Те же проклятые выслушали его с радостью, желая эту краткосрочную славу и честь от него получить, и укрепили между собой этот злой союз и, когда настал час, повелели той преждеупомянутой Василисе, чтобы она повелела кормилице его, то есть мамке, свести его из хором вниз, — ибо знали окаянные, что есть у него обыкновение выходить <из дому> на детские игры. И совершили те окаянные <все> по сказанному: как змея со змеей, пошептавшись, сговорились вместе будто на птенца голубиного, хотя тайно его погубить; эти же жестокие кровопийцы готовы были на пролитие той неповинной крови, и набросились на него, как волки безжалостные, и совершили то ужасное дело: посреди двора его один из них взял его за шею и перерезал ему горло.

Мать же его, благочестивая царица Мария, во внутренних своих покоях сидя, ничего того не ведала, только вдруг услышала и увидела то совершенное дело страшное, быстро сбежала вниз и увидела сына своего, как агнца незлобивого, зарезанного и мертвым на земле лежащего, и кровь его льющуюся, и закричала изо всех своих сил, и испустила горький вздох из глубины своего сердца, и забыла стыд и то, что по чину <пристало> женщине, и стала бить себя в грудь и голосить громко и горестные речи выкрикивать. Какие-то <люди> начали бить в колокола, горожане же, мужчины и женщины, вплоть до малых детей, услышав внезапный шум и звон у двора ее, все быстро сбежались на звон тот и вопли ее — и, увидев этого благоверного царевича князя Димитрия зарезанным, тоже все возопили громким голосом из глубины сердца и закричали: «Горе, горе, увы, увы нам, государя своего великого лишившимся!», и, в грудь себя бия, друг другу говорили: «Сегодня лишились мы все надежды нашей!» И были во граде Угличе вопль и плачь и рыдание великое.

Те же окаянные губители, что кровопролитие совершили, это нечеловеческое дело жестокое, все разбежались неверными путями: каждый куда-то устремился, — не знали окаянные, куда бежать, ибо ослепила их праведная и неповинная кровь незлобивого агнца, непорочной души, — и были они взяты горожанами и побиты, и так мучительно скверные души свои извергли, ибо и в нынешнем веке приняли они злую смерть, <что же получат они> в будущем веке, то знает праведный Судия, который воздаст каждому по делам его.

Вестники же побежали к боярину Борису с этой страшной вестью и, прибежав, сказали, что желание <его> исполнилось. Он же, услышав это, обрадовался, будто от истинного врага и супостата избавился, однако объял его сердце трепет и страх, и не ведал он, что же будет, ибо совершилось дело злое. И повелел он сказать царю и великому князю Федору Иоанновичу ложно, а не истинно, будто брат его сам себя заколол во время детской игры. И, услышав это, царь стал скорбеть в великой печали об утрате брата своего, а более — о нелепой его смерти, ибо думал, будто вправду так <все> и совершилось, и, вздохнув из глубины своего сердца, пролил из очей своих обильные слезы и речи произнес, исполненные многой жалости. И потом захотел он сам отправиться в путь и идти ко граду Угличу, чтобы увидеть своими глазами тело брата своего и похоронить его достойно, как то подобает. Тот же Борис, боясь людского восстания и царского взгляда, сам себя укорял в своей совести, да не попадется в свои же сети и не лишится жестоко жизни своей; однако так и не избежал он <того>, не исхитрился никаким своим измышлением, ни многим своим разумом, ни смышленностью, ибо кровь праведника вопиять будет к Богу, как Авелева <кровь> на Каина, пока не придет его час. Так тот <Борис> все то же творил и помышлял во уме своем, ибо терпелив и многомилостив Бог ко всем согрешающим: часто и зло попускает, и не дает отмщения, всегда ожидая исправления и покаяния или поминая некое дело благое, как глаголет великий Феодорит: «Терпит же и злого человека Человеколюбец Бог, поминая его благодеяния». Когда же сошел на него гнев, посланный Богом за кровь праведника, тогда ничего не успел он, так и лишился с позором жизни своей, и род его весь сгинул и искоренился, как впоследствии об этом будет сказано. Мы же продолжим теперь нашу повесть.

И увидев царя, пребывающего в великой скорби и печали о брате своем и хотящего идти ко граду Угличу, — а случилось тогда царю и великому князю Федору Иоанновичу быть в <церкви> Святой и Живоначальной Троицы в обители преподобного Сергия Чудотворца по случаю празднования Пятидесятницы, — тот Борис замыслил иную крамолу и беду великую, чтобы отвести от царя эту мысль, чтобы не пойти ему ко граду Угличу и не погрести тело брата своего: и повелел он в царствующем граде Москве многие дворы поджечь, чтобы повернуть царя и всех людей на иную мысль. Царь же, услышав о том, что сгорели дома, опечалился очень и недоумевал, куда же ему идти. Он же, видя царя в сомнении, стал так увещевать его разными лживыми словами и коварным советом, что, мол, никакой помощи и избавления душе брата его не будет, если он сам пойдет <туда>, но будет только ему самому еще больше сетования и скорби, когда увидит брата своего, такой <смертью> умершего. И еще сказал ему, что еще большее разорение и погибель будет самому царствующему граду Москве, если он не вернется в нее, и советовал царю, чтобы без него погребен был брат его, благоверный царевич князь Димитрий.

Царь же был благоговеен и благоутробен и беззлобив до конца, ибо написано: «Беззлобивая душа всякому слову верит», — так и этот государь на того Бориса очень положился и во всем его слушал, и во всем веру к нему имел. И сделал царь все так, послушал слов его: посылает он от своего лица некоего своего верного боярина, именем князя Василия Ивановича Шуйского, для того, чтобы узнать всю правду, и повелел тому Борису выбрать и других из бояр и из священнического чина, чтобы посланы были они в Углич погрести брата его. Борис же избирает своего единомышленника, именем Андрея Клешнина, и иных ему подобных и угодных ему, и многих от священнического чина, и также обещает им честь и богатства много, и наказывает им сказать царю и всем людям так, как это ему угодно. Они же, слыша от него те слова его, — одни прельщаются, другие же из-за страха обещают ему все так совершить, как им было сказано. И закрепляет он с ними крепкими клятвами тот договор, чтобы все непреложно совершить по сказанному, — и приводит их к царю. Царь же посылает их, чтобы пошли они и достоверно разузнали о смерти брата его, — как и каким образом эта смерть случилась, — и чтобы погребли <его> достойно, как подобает царскому чину. Сам же царь пошел к царствующему граду Москве.

Тот же Борис, будучи очень коварен и зная, что совесть его <нечиста>, увидев тех людей, у которых сгорели дома и много имущества, в скорби и великой печали пребывающих, повелел давать им серебра вдесятеро больше того их ущерба и разорения, чтобы не было у них скорби и печали великой о своих домах и о своем имуществе, чтобы не было снова мятежа и ропота в городе и чтобы отвести от них всякую мысль о царевиче Димитрии. Затем преждеупомянутые бояре, князь Василий Иванович Шуйский и единомышленник Борисов Андрей Клешнин и другие, посланные с ними, пришли в Углич и увидели тело того нового <страстотерпца, принявшего> венец <мученический>, царевича Димитрия таким, как я и прежде сказал, — закланным, как агнец; мать же его над ним стояла, как горлица, убиваясь и горько от скорбной своей утробы воздыхая, плача о вдовстве своем и о бездетности своей, будто реку слез из очей испуская, не имея в тот час себе помощника и заступника, на единого только Бога взирая и всю надежду на него возлагая; и весь народ града Углича так же стенал и рыдал.

Тот же Андрей, притворно бранясь, начал расспрашивать угличан, как был заколот благоверный царевич князь Димитрий, — <притворно>, поскольку всю тайну того Бориса знал, ибо вместе с ним был убийцей. Горожане же сказали всю правду. Благоверный же боярин князь Василий Шуйский стоял молча, боясь Бориса, и только слезы проливал, видя тело благоверного царевича князя Димитрия, вспоминая про себя благодеяние и милосердие отца его царя Иоанна; и все люди также стенали и рыдали в сердце своем, но не смели ничего сотворить этому Андрею из-за страха перед Борисом. И после того был погребен благоверный царевич князь Димитрий там, в своем городе Угличе, в храме боголепного Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

Все же эти <люди>, посланные от царя, придя в царствующий град Москву, сказали царю так, как угодно было Борису, и царь еще многие дни пребывал в печали, очень скорбя о брате своем; жители же города того Углича также много дней плакали и сетовали. Заклан же был незлобивый агнец благоверный царевич князь Димитрий Иоаннович в лето семь тысяч девяносто девятого (1591) года, мая в 15-й день, на память преподобного и богоносного отца нашего Пахомия Великого, а от рождения своего в 9-е лето; и так тою жестокою и беззаконною смертью скончался, вернее же взошел ко Христу, радуясь, и принял с мучениками радование и с ангелами ликование.

Но тому Борису для насыщения не было довольно даже такого дела — убить неповинного сего незлобивого отрока, благоверного царевича князя Димитрия, — и, получив <исполнение> своего желания, повелел он и мать его, благоверную царицу Марию, насильно и с великим бесчестием в иноческий образ облечь, и была она наречена во инокинях Марфа. И повелел он заточить ее в место бедное и горестное, едва достижимое для людей, — где-то в Белозерских пределах небольшой монастырь, называемый Николы Чудотворца на Выксе, — и приставил к ней жестоких и немилостивых стражей и надзирателей, и повелел стеречь ее в строжайшем заточении, и повелел, чтобы ни в коем случае не было ни входа, ни выхода от нее никому кроме тех злых надзирателей его, и пищу ей повелел давать в строго ограниченном количестве, как осужденной, и иные многие обиды и оскорбления наносил, о которых и написать нельзя. И пробыла она в таком заточении и притеснении пятнадцать лет и более, до тех пор, пока и сам тот Борис не сгинул. А ему еще и того недовольно было: сам на себя в третий раз воздвиг гнев Божий и, с гневом борясь, душу свою погубляя и сердцем своим жестоко разъяряясь, повелел у многих лучших жителей Углича, которые были поборниками благоверного царевича князя Димитрия, взять дома их и имущество, а самих их с женами и с чадами их разослать в дальние города. И был в граде Угличе второй плач и рыдание великое — каждый видел свое разлучение с родными и близкими и лишение имущества.

И в лето семьтысяч сто шестое (1598), января в седьмой день, в восьмое лето по убиении благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, случилось Божиими судьбами, которые лишь Ему самому ведомы, благоверному царю и великому князю всея России Федору Иоанновичу от земного царствия к Небесному переселиться, — и приемлет престол Российского государства тот преждеупомянутый Борис Годунов, убийца царевича князя Димитрия Иоанновича. И начал он царствовать и все земные дела хорошо и разумно устраивать, одно только неподобающее дело совершая: начал он многих неповинных кровь проливать, а иных в заточение отсылать. И царствовал он шесть лет и полгода, — не вершил суд, сказать <воистину>, не царствовал, но постоянно в болезни пребывал, как Каин после убийства брата, будучи совестью изнутри обличаем и словно копьем пронзаем. Ибо слышал он, что от нового сего Богом возлюбленного, <мученический> венец <принявшего страдальца> благоверного царевича князя Димитрия начали знамения и чудеса бывать, и таил он их в сердце своем, словно светильник скрывал в некоем здании и под спудом его ставил, не вспомнив слова Господни о том, что «не может град укрыться, на верху горы стоя», а всем сообщавшим <о чудесах> запретил это <под страхом> смерти, чтобы не стало известно о знамениях и чудесах его. И не захотел он покаяния перед ним принести, ни прощения от него получить, и был он впоследствии за таковую гордость жестоко гневом Божиим покаран, и весь род его также погибает и искореняется, — как и каким же образом, расскажем вкратце.

Захотел Бог распространить на небесах и на земле весть об убиении неповинного создания своего и кровь его отомстить, а всем творящим подобное знак подать, чтобы наставились они такового не совершать.

В одиннадцатое лето по убиении своем явился благоверный царевич князь Димитрий некоему из почтенных старцев, живущих там, в городе Угличе, по имени Тихон, и сказал ему так: «Некто назовется у вас именем моим царским, сыном отца моего, благоверного царя и великого князя всея России Иоанна Васильевича, и сядет на престоле царском Российского государства, и того властолюбца и губителя моего Бориса с престола свергнет и царства лишит, и весь род его погубит; и сам тот ложно назвавшийся <именем моим> недолго будет царствовать, но жестоко жизни своей лишится и убиен будет; и иные же последуют ему и так же позорно закончат <путь свой>». И впоследствии все это сбылось по словам богоизбранного сего венценосца.

Было же это из-за грехов наших и всяческих неправд по отношению к Богу, за что он и наказал нас, чтобы исполняли заповеди его и отвратились от всех грехов своих, и допустил <пришествие> на нас за беззаконие наше как бы нового Юлиана Отступника или, вернее сказать, <попустил это> для отмщения неповинной сей крови праведника. Ибо был некто из града Галича, из обычного рода, зовомый Юшка Отрепьев, — облекся он во иноческий образ и был наречен Григорием, и был поставлен во диаконский чин, но затем, по действу диавольскому, забыл обет иноческий и сложил с себя иноческий образ, и, пойдя в Литву, назвался там сыном благоверного царя и великого князя всея России Иоанна Васильевича, преждереченным царевичем князем Димитрием, которого, как доподлинно <известно>, убил тот преждереченный Борис, — и всем это ведомо и известно. И измыслил хитро и очень коварно тот расстрига, будто был он избавлен и спасен от того раба своего Бориса и будто бы бежал из своего отечества, из Русской земли. Король же литовский и многие вельможи его поверили в его ложь и думали, что он — истинный царский сын князь Димитрий, и воздали ему честь великую, как и подобает, а затем — золота и серебра <дали> немало, чтобы собрал он людей многих и пошел ратью на свое отечество, к царствующему граду Москве, и отомстил как своему врагу и губителю преждепоминаемому Борису; и совершилось так.

И сначала пришел он к пределам Русской земли с северной стороны, к городу Чернигову, и там обманул весь город, и села, и деревни, и все поверили ему и покорились. И когда был он еще далеко от царствующего града Москвы, услышал Борис о таком смятении и прельщении от него в тех городах и о потрясениях во всей Русской земле, и ужаснулся очень в сердце своем, и впал во уме своем в скорбь и печаль великую, видя, что царство его у него будет отнято, — и из-за такой своей беды вскоре лишается он жизни своей, и внезапно душу свою испускает, и так уходит из жизни сей.

Тот же окаянный расстрига, услышав, что Борис умер, обрадовался весьма злохитрою своей душою и злоумышленным своим сердцем, что желание его наконец может сбыться. Воеводы же и воины все, что были посланы против него от царя Бориса, услышав о Борисовой смерти, и, считая его царским сыном, а еще рассудив про себя, что Борис сам себя лишил жизни из-за страха и стыда, все сдались ему в плен и покорились. Он же, окаянный, как невзнузданный конь, дерзко устремился к самому царствующему граду Москве, и никто ему не воспрепятствовал. И когда еще не дошел он до града Москвы, послал перед собой своих сторонников и повелел втайне Борисова сына и жену его позорной и жестокой смерти предать, — веревкой удавить, чтобы не случилась с ним какая-нибудь остановка и не стала укорять его совесть, если оставит их в живых. И так пришел он к царствующему граду Москве, и так же все, упав <на колени>, поклонились ему как истинному цареву сыну Димитрию. Многие же знали его, что не царский он сын, а сосуд диавольский Гришка Отрепьев, но не смели ничего ему сотворить, так как были перед глазами их страх и смерть. И взял он скипетр великого государства, и сел на престоле царском, и мать благоверного царевича князя Димитрия, благоверную царицу инокиню Марфу, назвал своей матерью, будто она — настоящая его мать. И того Бориса повелел он от остальных царей, с которыми тот был положен в соборной церкви Архистратига Михаила, вон извергнуть; и был он вынесен с последним бесчестием и поношением и положен в одном из убогих монастырей, нарицаемом Варсонофиев, в том же царствующем граде Москве. Дочь же его, знатную и красивую весьма, повелел во иноческий образ облечь, а весь род и племя его рассеять: одних повелел смерти предать, других же в заточение отослать, а дома и богатство их повелел отдать на расхищение и раздать, кому что захочется. И сбылось сказанное: «Ров вырыл, и выкопал его, и упал в яму, которую сам сотворил»; и «обратилась болезнь его на главу его, и на главу его неправда его сошла».

И после этого начал царствовать окаянный расстрига и много крови пролил напрасно за свое ложное именование. Еще же сочетался он беззаконным браком: привел себе жену от католической веры; ибо, когда был он еще там в Литве, дал обет сатанинский отцу ее и ей, что возьмет ее за себя <замуж>, когда будет на престоле царском Российского государства, и за то взял у них окаянный много золота и серебра, чтобы собрать тех воинов. И так привел ее, и не крестил ее святым крещением, и так венчался с нею, и саму ту великую соборную и апостольскую Церковь осквернил недостойным входом своим и венчанием.

И после того начал помышлять окаянный последнее зло на православную христианскую веру, чтобы великое множество — от вельмож и до простых людей — погубить и веру христианскую вконец искоренить и свою богомерзкую католическую веру учинить. Всемилостивый же Господь и Бог наш не до конца отнял милость свою и не прогневался вовеки, не позволил ему совершить это злое дело до конца — и прекратил вскоре жизнь того окаянного, ибо был он узнан и обличен всеми, что не царев он сын, но сосуд диавольский и сын сатанинский, чернец-расстрига Гришка Отрепьев. И так был убит он, нечестивый, и сожжен огнем, который сам себе уготовил. Царствовал же он неполный год, как и сказал новый святой мученик благоверный царевич князь Димитрий в своем явлении преждереченному старцу Тихону. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Вскоре же после того преждеупомянутого проклятого Гришки-расстриги был избран на царство от всего христианского народа и наречен царем благочестивый боярин, князь Василий Иванович Шуйский, который много пострадал от тех растленных царей, а вернее сказать, антихристовых детей, ибо многие начали называться тем царским именем и нанесли великий и безмерный урон всему великому Российскому государству, сами же, окаянные, плохо окончили <путь свой>, как мы уже прежде сказали; он же как столп непоколебим стоял, словно пращей коварных волков от Христова стада, от православной веры <их> отогнал; был с ним тогда и святейший патриарх Московский и всея Руси Гермоген, держал он тогда престол над всей Россией и так же с великой ревностью подвизался за православную веру, и был поборником Святого Духа, и единою душой с ним стоял.

И вложил им Бог в сердца благой совет: взять из града Углича мощи нового сего страстотерпца, благоверного царевича князя Димитрия Иоанновича, и принести в царствующий град Москву — во славу и хвалу отечеству его и на укрепление граду Москве от нашествия иноплеменников, и на обличение многочисленных лжехристов; и свершилось так. По повелению и решению их был послан преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, который впоследствии благодатию Святого Духа стал и самим патриархом всей России, и с ним бояре, и архиепископы, и епископы, и многие от священнического чина. И когда пришли они в город Углич и вошли в церковь, где лежит тело этого нового страдальца, и открыли гроб его, — и в тот же час стало исходить от него благоухание, как от священных ароматов. И обрели мощи его целыми и нетленными, словно сегодня положенными, только малая часть взята была от пальца руки его, ибо свойственно земле взять свое родное; также и одежды его все целы и нетленны, а сорочка его, словно виссом, кровью обагрена, в которой он был убит и положен. И в тот же час начали великие чудеса совершаться и многие <болящие> различными недугами исцелялись, как рассказывают.

И так взяли мощи его со многою честью и благоговением и пошли к царствующему граду Москве. И когда были принесены мощи его к самому царствующему граду Москве, тогда услышал <об этом> благочестивый царь Василий и обрадовался великой радостью, что в его правление прославил Бог угодника своего, и вышел на встречу его со всем своим царским синклитом, и святейший патриарх Гермоген со всем освященным собором, и с матерью его, благоверной царицей инокиней Марфой, и со множеством народа, и с честными иконами, и со свечами и лампадами, и встретили его со многою честию и приняли с радостью. И повелели царь и патриарх нести <его> внутрь самого града Москвы, в соборную церковь воеводы Небесных сил Архистратига Михаила, которую можно видеть и ныне близ царского двора; и повелел царь в том же храме Архистратига Михаила приготовить и украсить ковчег; когда же патриарх отслужил над мощами праведника все положенные <службы>, повелел царь вложить мощи святого в ковчег и покрыть их царскими багряницами, а вокруг свечи и лампады поставить.

И когда были принесены честные мощи, тогда в те дни снова многие чудеса совершились, и многие от различных недугов исцелились, — так что многие были тому свидетелями. И еще повелел царь устроить празднество светлое и сложить торжественное песнопение во славу и хвалу дающему благодать Богу и на память сему новому праведному венценосцу, благоверному царевичу князю Димитрию. Принесены же были мощи его из града Углича в царствующий град Москву в лето 7114-е (1606) июня в 3-й день, на память святого мученика Лукиана, а по убиении его в 15-е лето.

А это по-проложному. В тот же день. Убиение благоверного царевича князя Димитрия, Угличского и Московского и всея России нового чудотворца

Сей благоверный царевич, князь Димитрий Иоаннович, родился от благочестивого корня, царя и великого князя всея Руси Иоанна Васильевича. И когда царь Иоанн Васильевич, подержав долгие годы скипетр Российского государства, от сего жития в жизнь вечную преставился, этот сын его, царевич князь Димитрий, остался младенцем, от рождения своего полутора лет; и по действу диавольскому, повелением некоего <человека> из их царского синклита, по имени Борис Годунов, был он из-за властолюбия и зависти убит в удельном своем городе Угличе в лето 7099-е <1591>, мая в 15-й день, на память преподобного отца нашего Пахомия Великого, а от рождения своего в 9-е лето, — был заколот ножом и погребен в том же удельном своем городе Угличе, во храме боголепного Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И так такою жестокой неподобающей смертью скончался и взошел ко Христу, радуясь, приняв с мучениками радование и с ангелами ликование. И в 15-е лето по убиении его повелением и советом благочестивого царя и великого князя Василия и кир патриарха Гермогена были принесены мощи его от града Углича в царствующий град Москву, целы и нетленны, в лето 7114-е (1606), июня в 3-й день, на память святого мученика Лукиана, и были положены в соборной церкви Архистратига Михаила, которую и ныне можно видеть близ царского двора. И когда мощи были принесены, тогда в те дни многие от различных недугов исцелились о Христе Иисусе, Господе нашем, которому слава со Отцом и со Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Лета 7114 (1606)-го, июня в 3-й день

Принесены в Москву из Углича мощи святого благоверного царевича Димитрия. И поставили мощи его в церкви Архистратига Божия и служителя Архангела Михаила на малой скамье, посреди церкви, и патриарх Гермоген начал служить заупокойную службу, и отслужили ее, и выкопали могилу там, где был положен царь Борис, в приделе Иоанна Лествичника. И в это время по государеву повелению начали резать гроб каменный, чтобы положить мощи святого благоверного царевича Димитрия, и сделали гроб каменный, и понесли в церковь, и тот гроб оказался короток. И царь Василий и патриарх Гермоген стали о том скорбеть и поносить подмастерия Василия, то есть стали бранить его, и повелели высечь второй гроб каменный по той мере, что была снята с благоверного царевича Димитрия, — и тот каменный гроб оказался слишком длинным, и царь Василий и патриарх Гермоген опечалились очень и сняли меру с царевича Димитрия, измерив сами. И благословил патриарх Гермоген своею рукою — и тот третий гроб стал четырехугольным, а могила, что выкопали благоверному царевичу Димитрию, чтобы погрести мощи его, в это время сама собою засыпалась. И, увидев это чудо великое, царь Василий и патриарх Гермоген предались плачу великому, и стали служить молебен, и поставили гроб с мощами святого благоверного царевича Димитрия в церкви Архангела Михаила у правого столпа; и совершились великие чудеса.

Чудо 1. В тот же месяц, на следующее утро, в 4-й день, стали служить Божественную литургию, и помолилась слепая женщина по имени Агафья, была она одержима слепотою 20 лет, — и молитвами святого благоверного царевича Димитрия прозрела в тот же час, и стала здорова. И возвестили об этом чуде царю Василию, и царь Василий сверх того сам расспросил ту женщину, и поведала та женщина правду, что прозрела она молитвами святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 2. Дьякон по имени Григорий поведал предстоящим гробу святого, которые приставлены ко гробу царевича Димитрия, и протопопу, и всему Архангельскому собору: болела у него нога полгода, и судорогой ее свело; и услышал он, что святой благоверный царевич Димитрий подает исцеления приходящим к нему с верою, — пришел ко гробу его и начал молиться, чтобы Божией милостию и молитвами святого благоверного царевича Димитрия исцелела у него нога, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия нога его исцелилась.

Чудо 3. Человек некий по имени Аверкий, по прозвищу Богдан, поведал об исцелении от святого благоверного царевича Димитрия: болели у него, Аверкия, 15 лет глаза, совсем не видел света <белого>, и пришел он помолиться в церковь Архангела Михаила, и из-за множества народа и тесноты не смог он подойти ко гробу святого и встал вдалеке от гроба, молясь Богу и призывая на помощь благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час прозрел и прославил Бога и святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 4. Монахиня некая по имени Аполлинария была одержима страшною болезнью: покрылись ноги ее ужасными гнойными язвами, — и услышала она, что благоверный царевич Димитрий подает исцеления, и в котором часу помолилась, прийдя ко гробу царевича Димитрия, в том же часу и исцелилась.

Чудо 5. Человек некий, — назвался родом из Красного села, по имени Григорий Власов, — был одержим страшным недугом, бесновался; и привели его родные ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, и простоял тот человек у гроба святого царевича Димитрия ночь и следующий день до вечерни, неистовствуя и выкрикивая дурные скверные слова. После же вечерни Божией милостию и молитвами святого благоверного царевича Димитрия стал он здоров и молился в полном разуме, и рассказал, что молитвами святого царевича Димитрия он совершенно исцелился.

Чудо 6. Некая женщина, — назвала имя свое, Акулина, жена Леонтия Пенкина, а жила в Пушкарской <слободе>, — и рассказала о себе, что болели у нее долгое время глаза, и стала она слепа. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия она прозрела и исцелилась от всех болезней.

Чудо 7. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — была она долгое время слепа на один глаз, и привели ее ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час молитвами святого благоверного царевича Димитрия она совершенно выздоровела.

Чудо 8. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, а жила она на Покровке, у горшечника, — и поведала она о себе: было у нее на правом глазу бельмо, и слышала она от странствующих людей, приходящих с верою, что получают они исцеления от различных болезней молитвами святого благоверного царевича Димитрия. И пришла и та девица помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час бельмо у нее с глаза сошло, и стала она здорова.

Чудо 9. Некая женщина, — назвала имя свое, Антонида, родом из Галицкого уезда, — рассказала, что болели у нее внутренности 20 лет, и раздала она врачам все свое имущество, но все же не получила никакой пользы. И услышала она, что по молитвам святого царевича Димитрия приходящие получают от его мощей исцеление от различных болезней, — и пришла к нему, и помолилась, — и в тот же час стала здорова.

Чудо 10. Некая инокиня, — назвала имя свое, Маремьяна Извекова, из Зачатьевского монастыря, — рассказала о себе: болели у нее глаза 2 года, и пришла она помолиться к царевичеву гробу, — и в тот же час прозрела молитвами святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 11. Некая женщина, — назвала имя свое, Феодосия, — болели у нее глаза 15 лет, и в голове у нее была сильная ломота. И как только пришла она ко гробу святого благоверного царевича Димитрия и вытерла глаза и голову покровом с мощей святого царевича Димитрия, — и в тот же час исцелилась молитвами его.

Чудо 12. Некая женщина, — назвала имя свое, Фекла, — была она долгое время слепа и, прийдя помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, приложилась к мощам его, — и в тот же час прозрел у нее один глаз молитвами святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 13. Некая девица, — назвала имя свое, Мавра, — была она слепа полтора года, и привели ее ко гробу святого благоверного царевича Димитрия, — и в тот же час прозрела она молитвами его.

Чудо 14. Некий человек, — поведал имя свое, Симеон Стефанов, сторож Вознесенского монастыря, — был он одержим страшною болезнью: лежал, парализованный, полгода. И пришло ему на ум: попасть бы ко гробу святого царевича Димитрия, — и пошел он с большим трудом, и претерпел тесноту от множества народа, и топтание ногами с благодарностью воспринял. И заночевал он у гроба святого царевича Димитрия, и уснул немного, — и увидел во сне явление: пришел к нему юный отрок в светлой одежде и повелел ему грозно: «Встань, что сидишь!», — и пробудился он ото сна, и ужаснулся очень, и объял его страх. И с того часа почувствовал он в себе силу, а болезнь забыл. И, встав, пришел ко гробу святого царевича Димитрия и был совершенно здоров молитвами его.

Чудо 15. Некая женщина, — назвала имя свое, Евдокия, — болели у нее глаза 4 года и 10 недель, и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и прозрела она молитвами его.

Чудо 16. Некая женщина, вдова, — поведала имя свое, Мавра, а жила она у Новоспасского монастыря, в слободе, что на Крутицах, — не видела она света <белого> из-за ослепления и очень скорбела, думала, что и умрет от той болезни. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и молитвами его прозрела она в тот же час, благодаря Бога и святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 17. Некая женщина поведала о чуде святого царевича Димитрия: не видела она одним глазом 20 лет, и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия <сказала только, что она — жена Ивана Мясоедова, а имени своего не сказала>, — и в который час привели ее ко гробу святого, в тот же час и прозрела она молитвами его, и благодарила Бога и святого царевича Димитрия, и была здорова.

Чудо 18. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, и сказала, что живет в Москве, у священника Георгиевской церкви Василия, — на 4-м году жизни заболела у нее нога, и долгое время страдала она от этого. И привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час она исцелилась и выздоровела от той болезни молитвами святого благоверного царевича Димитрия.

Чудо 19. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, — была слепа 7 лет и прозрела молитвами благоверного царевича Димитрия у гроба его.

Чудо 20. Некая женщина, — назвала имя свое, Мавра, — была она глуха долгое время, и помолилась ко Господу Богу и святому благоверному царевичу Димитрию у гроба его, — и в тот же час получила исцеление, и начала слышать по-прежнему.

Чудо 21. Некая женщина, — назвала имя свое, Агафия, и рассказала о себе: была она слепа долгое время, и пришла ко гробу святого царевича Димитрия, и помолилась, — и в тот же час исцелилась молитвами его, прозрела совершенно.

Чудо 22. Некая женщина, — поведала имя свое, Марфа, жена Василия Белугина, — не видела она из-за слепоты 15 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его.

Чудо 23. Некая девица, — назвала имя свое, Евфимия, и рассказала о себе, что была она слепа 2 года, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его.

Чудо 24. Некий человек, именем Онуфрий, рассказал, что он 10 лет бесновался и жестоко пострадал от той болезни, и помолился у гроба святого царевича Димитрия, — и исцелился молитвами его.

Чудо 25. Некая девица, — назвала имя свое, Анна, а о житье своем рассказала: живет на Кулижках у посадского человека Иакова; не видела она долгое время, и помолилась Господу Богу, предстоя у гроба святого царевича Димитрия, и помолилась святому царевичу Димитрию, — и в тот же час прозрела молитвами его.

Чудо 26. Некий отрок, — назвал имя свое, Симеон, Дмитриев сын, — не видел он левым глазом, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрел молитвами его.

Чудо 27. Некая инокиня, — назвала имя свое, Ульяния, а жила она в Зачатьевском монастыре, не видела она 10 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его и <стала> видеть совершенно.

Чудо 28. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, а о житье своем сказала — у дома Тимофея Витовта, — болела у нее левая нога 2 года, — и от гроба святого царевича Димитрия она и исцеление получила, и стала здорова.

Чудо 29. Некая женщина, — назвала имя свое, Евдокия, а муж ее именем Исидор, — болели у нее глаза 2 года, и явилась она ко гробу святого царевича Димитрия, — и исцелилась молитвами его.

Чудо 30. Поведал о чуде святого царевича Димитрия отрок по имени Иоанн, будучи приведен ко гробу святого своей матерью, а мать его по имени Агафья. Тот отрок Иоанн в возрасте 10 лет пострадал от болезни ног, а болела у него левая нога, и ходил он на деревянной ноге, и изнемог очень, и звали его люди расслабленным. И принесли его ко гробу святого царевича Димитрия, — и молитвами его он исцелился, и нога его стала крепкой, как и другая.

Чудо 31. Некая инокиня, — назвала имя свое, Александра, а о житье своем сказала, что живет в Зачатьевском монастыре, — болел у нее глаз 2 года, и пришла она ко гробу святого царевича Димитрия, и помолилась, — и исцелился глаз ее молитвами его и стал таким же, как и здоровый.

Чудо 32. Некая женщина, — назвала имя свое, Ирина, из Юрьево-Польского уезда, — не видела она правым глазом 7 лет, — и у гроба святого царевича Димитрия прозрела.

Чудо 33. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — не видела она света <белого> 5 лет, — и в который час пришла ко гробу святого царевича Димитрия, в тот же час и прозрела молитвами его.

Чудо 34. Некий человек, родом арап, — назвал имя свое, данное ему во крещении, Матвей; была у него на руке 3 года страшная язва, волосатик, и пришел он помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, — и в тот же час исцелилась у него <язва> молитвами святого, и стал он здоров.

Чудо 35. Некая женщина, вдова, — назвала имя свое, Киликия, родом из Новгорода; так как была она одержима недугом беснования, пришла она помолиться, — и исцелилась молитвами святого благоверного царевича Димитрия у гроба его.

Чудо 36. Некоего человека по имени Иоанн привели, слепого, ко гробу святого царевича Димитрия, а был он одержим слепотою 3 года, — и прозрел он молитвами святого благоверного царевича Димитрия, и стал здрав.

Чудо 37. Некая девица, — назвала имя свое, Ксения, — напал на нее великий страх и ужас по наущению дьявольскому, и держал ее этот страх от Светлой недели и немалое время. И пришла она помолиться ко гробу святого царевича Димитрия, — и молитвами его отошел от нее страх.

Чудо 38. Некая женщина, — назвала имя свое, Анна, сказала, что живет на Никитской улице, а муж ее — по имени Василий; была она слепа долгое время, — и прозрела у гроба святого царевича Димитрия молитвами его.

Чудо 39. Некая вдова, — назвала имя свое, Ксения, а живет, сказала, за Москвою-рекой, — и болели у нее 6 лет внутренности, да год болела у нее нога; и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и исцелилась она в тот же час молитвами его от обеих болезней.

Чудо 40. Некая женщина, — назвала имя свое, Евфимия, — болела она болезнью внутренностей 8 лет, — и исцелилась у гроба святого царевича Димитрия молитвами его.

Чудо 41. Некая женщина, — назвала имя свое, Мария, — болели у нее глаза 30 лет; и привели ее ко гробу святого царевича Димитрия, — и прозрела она в тот же час молитвами его; а в это время служили панихиду по государю царю и великому князю всея Руси Феодору Иоанновичу, а панихиду слушали царь Василий и весь освященный собор.

Чудо 42. Некая женщина, вдова, — назвала имя свое, Анна, а живет, сказала, в Старицком уезде; не видела она левым глазом долгое время, а у гроба святого царевича Димитрия прозрела молитвами его и исцеление получила о Христе Иисусе, Господе нашем, которому слава со Отцем и со Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

КОММЕНТАРИЙ

Житие царевича Димитрия Угличского», повествующее о трагической гибели в Угличе сына Ивана Грозного царевича Димитрия, известно в 4 редакциях: Четьих Миней Германа Тулупова, князя С. И. Шаховского, Четьих Миней Иоанна Милютина и Четьих Миней Димитрия Ростовского. Первая из редакций была составлена, по-видимому, вскоре после канонизации царевича, в 1606—1607 гг., последняя — в 1703 г.

Публикуемая редакция Жития, вошедшая в майский том Четьих Миней Иоанна Милютина, была создана приблизительно в середине XVII в., однако, по мнению исследователей, нет оснований считать Иоанна Милютина ее составителем: текст Жития в подлиннике Милютинской Минеи (ГИМ, Синодальное собр., № 805, л. 1026-1046) менее исправен, чем в некоторых других списках. Основанная на тексте Тулуповской редакции, редакция Миней Милютина включила в себя также сведения из Повести об обретении мощей царевича Димитрия, Нового летописца, Сказания Авраамия Палицына, Иного сказания и, вероятно, Русского хронографа 3-й редакции. В свою очередь Милютинская редакция Жития Димитрия оказала воздействие на другие памятники — «Сказание о царстве государя и великого князя Федора Иоанновича» и редакцию Жития царевича Димитрия, составленную Димитрием Ростовским; существует некоторая связь между Милютинской редакцией Житияирассказом о царевиче Димитрии в Прологе, изданном в 1643 г.; возможно, эта редакция памятника была известна Григорию Котошихину.

«Житие Димитрия Угличского» в редакции Милютинских Миней состоит из 4 частей: 1) собственно Жития, повествующего об убиении царевича; 2) рассказа о явлении преподобного Димитрия старцу Тихону и об отмщении крови его; 3) описания перенесения мощей нового чудотворца из Углича в Москву; 4) проложного текста Жития (иногда отсутствует в рукописях). В некоторых списках Житие сопровождается чудесами, причем число их варьируется (от 11 до 42).

Оригинальной, новой в сравнении с предшествующими редакциями памятника, является 2-я часть Жития, описывающая явление благоверного царевича «некоему от калугеръ», старцу Тихону, в которой Димитрий предсказывает приход Самозванца, «проклятого Гриши розстриги», и его гибель. Кроме того, Милютинская редакция впервые упоминает о некоторых подробностях описываемых событий: например, сообщает о заставах, поставленных Борисом Годуновым на дорогах из Углича в Москву; рассказывает о желании Феодора Иоанновича самому ехать в Углич для погребения Димитрия, из-за чего Борису якобы пришлось отдать приказ поджечь Москву, чтобы предотвратить нежелательный для него поворот событий.

Интересно, что в трактовке составителя Милютинской редакции Борис Годунов представляется не сугубым злодеем-убийцей: он одновременно и «многосмысленъ и разуменъ зело», после же гибели царевича он «совестию внутрь обличаемъ и аки копиемъ прободаемъ». С явным и подчеркнутым расположением изображаются здесь Василий Шуйский (в отличие, например, от изображения его во «Временнике» Ивана Тимофеева) и патриарх Гермоген, которым приписывается совместная инициатива перенесенная мощей Димитрия из Углича в Москву. По мнению С. В. Лихолата, автором этой редакции Жития Димитрия был ярый сторонник партии Шуйского.

Стилистически Милютинская редакция несколько отстоит от традиций агиографического жанра: по мнению О. А. Державиной, она «мало чем напоминает именно житие. Это скорее историческая повесть, где события излагаются просто и ясно, без всяких риторических украшений, молитв и ссылок на Священное Писание, что было так свойственно житийному стилю». (Державина О. А. Рукописи, содержащие рассказ о смерти царевича Димитрия Угличского // Записки ОР ГБЛ. Вып. 15. М., 1953. С. 90). Одновременно с некоторой утратой агиографического стилистического колорита текст Жития в редакции Миней Милютина содержит некоторые фольклорные элементы (например, сравнения в знаменитом описании плача царицы над телом Димитрия и др.); в целом же текст настоящей редакции Жития отличают стройность, драматизм и убедительность. По мнению С. Ф. Платонова, самостоятельные литературные приемы Жития свидетельствуют о привычке его автора к литературному труду.

Милютинская редакция «Жития Димитрия Угличского» известна в большом количестве списков. В настоящем издании текст публикуется по рукописному сборнику 80-х гг. XVII в. из личной библиотеки Петра I: РО БАН России, П. I. А. 28 (старый шифр — 17.12.13), л. 22—58 об.; необходимые исправления внесены по списку: РНБ, собр. М. П. Погодина, № 1558, л. 206 об.—213 об.