Бруно, начальник полиции

ГЛАВА 21

Бруно вышел из гаража, испытывая немалую гордость за себя, и направился прямо к Изабель в ее временный офис над туристическим бюро. Стараясь не показать, что чувствует себя древним воином, вернувшимся с поля боя с трофеями, он направился прямо к ее столу, положил на него три тонкие папки и объявил: «Новые улики».

Изабель, одетая в темные брюки и белую рубашку мужского покроя, задумчиво сидела за своим столом с карандашом в руке и в наушниках. Сначала она выглядела пораженной, увидев его, а затем обрадованной. Она сняла наушники и выключила маленький аппарат, который Бруно не смог идентифицировать, затем встала и поцеловала его в знак приветствия.

«Извините», — сказала она. «Я слушала запись последнего раунда допроса. Джей-Джей отправил ее мне по электронной почте. Вы сказали, что появились новые улики?»

«Во-первых, я опознал пропавшую фотографию», — сказал он, стараясь говорить как можно более обыденно, а не напыщенно. «Это команда под названием les Oraniens, которая выиграла трофей Лиги Магриба в Марселе в 1940 году. Их тренировал профессиональный игрок по имени Джулио Вилланова. К этому вечеру у нас должен быть полный список команды, благодаря этому человеку, историку спорта, который написал об этом диссертацию. Вот мои заметки и его номер телефона». Он достал одну из папок, которые принес с собой.

«Во-вторых, я проследил за передвижениями Жаклин в указанный день». Он ткнул пальцем в следующий файл, в котором содержался список голландских имен и номеров кредитных карт, а также ксерокопия книги посетителей кемпинга с регистрационным номером Жаклин. В нем также содержались номера транспортных средств, которые покинули территорию лагеря, пока там находилась машина Жаклин.

«В-третьих, мы можем поместить Жаклин в компанию приезжих голландских мальчиков почти на все время, пока, как мы думаем, было совершено убийство. В этом третьем файле есть фотокопии кредитной карты, которую они использовали для покупки дизельного топлива, и имя очевидца, который видел ее с ними и который ранее видел, как она заправляла свою машину».

Изабель налила ему немного своего кофе, прежде чем вернуться к своему столу и просмотреть папки, которые принес Бруно. «Так почему же она не объяснила нам, что просто навещала каких-то голландских мальчиков в лагере?» — спросила она.

«Именно мой вопрос. И вы знаете, вы подумали, что это может быть связано с наркотиками, и она испугалась своих поставщиков, если заговорит? Ну, голландцы производят большую часть таблеток экстази, и группа голландцев останавливалась в кемпинге, когда она приехала. Они приехали на машинах, кемперах и велосипедах, в основном для участия в мотокроссе, но остались — неплохое прикрытие для распространения наркотиков. У меня здесь список имен, некоторые из них с номерами кредитных карт, и я подумал, что вы, возможно, захотите посмотреть, известен ли кто-нибудь из них вашим голландским коллегам или любому из агентств по сотрудничеству с Европолом».

«Это хорошая работа, но мы должны иметь дело с убийством, Бруно, а не с очередной наркобизнесом», — сказала она. «Наш элегантный молодой месье Тавернье, похоже, в основном заинтересован в обвинениях в торговле наркотиками как способе оказать давление на Жаклин и продолжать ее задерживать. Это и политика, дискредитирующая парней из Национального фронта».

«Это все преступность, и я начинаю беспокоиться при мысли о серьезных наркотиках в Сен-Дени», — сказал Бруно. «И мне кажется странным, что Жаклин предпочла быть главной подозреваемой в расследовании убийства, чем оправдаться, признавшись, что она навещала каких-то голландцев в кемпинге».

Она кивнула. «Я проинструктирую Джей-Джей и отправлю отчет Тавернье. Нам понадобится подпись Джей-Джея, чтобы отправить запрос в голландскую полицию. Я полагаю, все голландцы покинули Сен-Дени, так что они вне нашей досягаемости? Он кивнул, все еще стоя перед ее столом. «И я полагаю, вы также понимаете, что это может обеспечить девушке алиби на тот период, когда было совершено убийство?»

«Возможно», — сказал он. «Похоже, что она оставила свою машину на территории лагеря, а затем уехала в одном из голландских фургонов. Посмотрите на страницу книги посетителей и на время прибытия и отъезда различных транспортных средств, пока ее машина была там. Возможно, вы захотите попросить голландскую полицию проверить, не имел ли кто-нибудь из этих парней связей с крайне правыми».

«Ты уверен, что хочешь остаться в муниципальной полиции, Бруно? Нам мог бы пригодиться кто-то вроде тебя в настоящей полиции». Она прижала руку ко рту. «Извините, я не имел в виду то, как это вышло. Не то чтобы я думал, что вы не настоящий полицейский, просто очевидно, что у вас есть таланты, которые можно использовать на национальном уровне. Ты самородок, и Джей-Джей думает так же.»

«Да, и каждый раз, когда я вижу его, Джей-Джей говорит мне, как сильно он завидует моей жизни здесь».

Бруно запротестовал, смеясь, чтобы смягчить обиду. «Я просто полезен из-за своих местных знаний, ты это знаешь».

«Он просто так говорит. Он высокого мнения о вас, но Джей-Джей любит свою работу. Он предан тому, что делает, даже когда в работе есть вещи, которые он ненавидит».

«Вы имеете в виду, как Тавернье? И политиканство?»

«Не меняй тему, Бруно. Почему бы тебе не перейти в Национальную полицию? Сделай карьеру на этом. Я не скажу, что вы здесь напрасно тратите время, но посмотрите на эти новые улики, которые вы принесли о кемпинге. Никто другой об этом не подумал. А потом отследите фотографию. Вам следовало бы работать в детективах. Нам нужны такие люди, как вы.»

Он услышал что-то похожее на настойчивость в ее голосе. Это не было легким подшучиванием. Бруно задумался, изучая сдерживаемую энергию в ее позе. Она сидела прямо, откинувшись на спинку стула, положив руки на стол и слегка вздернув подбородок. Он подумал, что она делает ему приглашение, и не обязательно о карьере полицейского. Так как же он мог ответить ей так, чтобы это не прозвучало как защита или самодовольство? «Я счастлив здесь, Изабель», — медленно произнес он, не зная, поймет ли она.

«Я занят, я думаю, что приношу пользу, и я живу в месте, которое я люблю, среди множества людей, которые мне нравятся. Такой образ жизни мне нравится, и я могу понять, почему Джей-Джей испытывает тоску всякий раз, когда видит меня. Он мне нравится, но я бы не хотел такой жизни».

«Ты не хочешь большего?»

«Что еще? Больше денег? У меня достаточно, чтобы жить так, как я хочу, и мне даже удается немного откладывать. Больше друзей? У меня их много. Больше удовлетворения от моей работы? Это у меня есть.» Бруно замолчал, поняв по выражению лица Изабель, что сказал это не очень хорошо. Это был странный разговор для полицейского управления. Он начал снова. «Позволь мне сказать тебе, что я думаю, Изабель. Я думаю, что в этом мире есть два типа людей. Есть люди, которые выполняют свою работу по восемь часов в день, и им это не нравится, и они не очень уважают себя за то, что они делают. И потом, есть те, кто не видит большой разницы между своей работой и остальной жизнью, потому что они счастливо сочетаются друг с другом. То, чем они зарабатывают себе на жизнь, не кажется им тяжелой работой. Здесь много людей, которые так живут».

«И ты хочешь сказать, что я этого не делаю?» — с вызовом спросила она, пристально глядя на него.

«Ты способный и амбициозный, и ты хочешь следовать своим талантам настолько далеко, насколько они позволят тебе. Тебе нравятся сложные задачи. Такова твоя натура, и я восхищаюсь ею». Он не шутил.

«Но мы разные люди с разными приоритетами, и наши жизни пойдут по разным траекториям. Ты это хочешь сказать. Я прав?»

«Траектории? Теперь есть такое слово. Наши карьеры, вероятно, пойдут по разным траекториям, потому что у вас такой напор». У него возникло ощущение, что его внезапно втянули в совершенно другой разговор, где язык был другим, а смысл изменился.

«Зачем ехать?» — настаивала она. Он заметил, что ее пальцы сжали карандаш.

«Попасть в центр событий, реализовать свои таланты».

«Вы хотите сказать, что я хочу власти?» Она смотрела почти свирепо. Он вскинул руки.

«Isabelle, Isabelle. Это я, Бруно, и все же с моей стороны это похоже на допрос. Ты вкладываешь слова в мои уста, а ты мне слишком нравишься, чтобы вступать в конфронтацию». Ее пальцы, казалось, расслабились на карандаше. «Я хочу сказать, что ты — динамо-машина, Изабель, ты полна энергии и идей, и ты хочешь все формировать, все менять. Я из тех людей, которые любят, чтобы все оставалось по-прежнему, но я работаю здесь достаточно долго, чтобы знать, что такие люди, как вы, нужны, возможно, больше, чем такие, как я. Но и от нас есть своя польза.

Вот какими нас создал добрый человек.»

«Хорошо, Бруно. Допрос окончен», — сказала она, улыбаясь и кладя карандаш на стол. «Ты обещал пригласить меня на ужин, помнишь?»

«Конечно, я помню. Поблизости у нас есть на выбор бистро, пицца, не очень хорошая китайская кухня, несколько ресторанов, где подают блюда пиригорской кухни, от которых вы, вероятно, уже устали, и пара мест со звездой Мишлен, но до них нам придется добираться на машине. Выбор за вами.»

«Я думал о чем-то менее формальном, больше о пикнике на свежем воздухе, например. Мне понравилась ваша стряпня».

«Вы свободны сегодня вечером?» Она кивнула, внезапно став счастливой и очень юной.

«Я заеду за вами в семь. Здесь или в вашем отеле?»

«В отель. Я бы хотел принять ванну и переодеться».

«Ладно. Не наряжайся. Это будет в стиле пикника».

Ему приходилось спешить, и Бруно это ненавидел. Оставалось согласовать последние детали с компанией, у которой был контракт на проведение трех фейерверков в Сен-Дени — мероприятия восемнадцатого июня, которое действительно открыло сезон, обычного национального праздника четырнадцатого июля и праздника Сен-Дени в конце августа, который город отмечал как свой день рождения. Компания хотела 60 000 евро за три мероприятия, но, немного урезав экспозицию и проведя много переговоров, ему удалось снизить счет до 48 000, что было чуть меньше его бюджета в 50 000 евро. Это означало больше денег для фонда спортивного клуба.

Затем ему пришлось обзвонить всех местных бизнесменов, чтобы убедить их разместить их обычную рекламу в брошюре теннисного клуба о турнире, и каждому пришлось поворчать по поводу плохого сезона и отмен, но в конце концов дело было сделано. Турист потерял кошелек, и ему пришлось снимать показания. Он должен был проинформировать мэра о последних событиях в деле об убийстве, отклонить два запроса на интервью и проверить показания мэра, описывающие беспорядки. У него как раз хватило времени, чтобы добраться до теннисного клуба в четыре часа и переодеться для занятий с пятилетними детьми.

К этому времени дети уже умели держать ракетку и начали развивать зрительно-моторную координацию, которая позволяла большинству из них чаще всего попадать по мячам. Он выстроил их в линию в дальнем конце площадки и, поставив большую проволочную корзину с мячами рядом с собой у сетки, слегка подбросил каждому из детей, которые по очереди побежали вперед, чтобы попытаться отбить мяч обратно к нему. Если им удавалось послать мяч в его сторону, он мягко отбивал его ракеткой, и ребенок получал право на еще один удар. Обычно они могли справляться только с двумя мячами, но в каждом классе были один или два натурала, которые уверенно били по мячу, и именно на них он не спускал глаз. Но для молодых матерей, которые стояли и смотрели в тени платанов, каждый ребенок был будущим чемпионом, которого подбадривали перед ударом по мячу и аплодировали после него. Он привык к этому и к их жалобам на то, что он бросал мяч в их маленького ангела слишком сильно, или слишком высоко, или слишком низко, или слишком вне досягаемости. Когда они становились слишком резкими, он предлагал им начать готовить молоко и печенье, которыми заканчивалась каждая сессия minimes.

Юный Фредди Дюамель, чей отец управлял кемпингом, четыре раза отбивал мяч и выглядел при этом естественно, как и Рафик, один из сыновей Ахмеда. Другой был прирожденным игроком в регби. А Амели, дочь страхового брокера Паскаля, даже умела бить слева. Должно быть, ее учил отец. Дети обошли дом десять раз. Все они тщательно считали мячи и знали, что после трех раундов в проволочной корзине больше не останется мячей, и они смогут побегать по корту, чтобы собрать их все и заменить. Иногда он думал, что это была одна из тех ролей, которые им больше всего нравились.

Другой любимый момент наступал в конце девятого раунда, когда, по традиции, он объявлял сеанс оконченным, и все они кричали, что Бруно не умеет считать и им остается пройти десятый раунд. Тогда он мог бы сосчитать каждый из своих пальцев и признать, что они были правы, и дать им каждому еще по раунду.

Заключительной частью занятия было то, что он назвал игрой, зная, что дети отчаянно хотят поиграть друг против друга. Открытых кортов было три, поэтому он разместил четырех детей в одном конце каждой площадки, каждый ребенок на своем маленьком квадрате и отвечал за мячи, которые приземлялись на его территории. К этому времени он отправил матерей в здание клуба приготовить закуску, иначе их пристрастие стало бы невозможным. Он начинал игру на каждом корте, подбрасывая мяч высоко в воздух, и игра начиналась, когда мяч отскакивал.

Он только что ударил по мячу, чтобы начать игру на второй площадке, когда заметил, что одна из матерей все еще наблюдает за ним, но когда он обернулся, то увидел, что это Кристин. Он начал игру на третьей площадке, а затем подошел к ограждению, чтобы сказать «бонжур».

«Вчера вечером это был замечательный ужин», — начал он, недоумевая, что привело ее сюда. Она выглядела одетой для прогулки: прочные ботинки, свободные брюки и рубашка поло.

«Это готовила Памела, а не я», — сказала она. «Это очень странно после того, как я увидела, как ты дрался на площади, а теперь ты здесь, как любимый дядя каждого ребенка. Вы, французские полицейские, обладаете замечательным набором навыков. Я не знал, что уроки тенниса входят в ваши обязанности полицейского в стране».

«Это не совсем обязанность, скорее традиция, и мне это нравится. Это также означает, что я узнаю каждого ребенка в городе задолго до того, как они станут подростками и созреют для неприятностей, так что это считается профилактикой преступности. И пока мы говорим о преступности, тезис, который вы нашли для меня, действительно был очень полезен. Это было именно то, что мне было нужно, чтобы найти пропавшую фотографию».

«Хорошо, я доволен. Послушайте, я не хотел прерывать. Я не знал, что вы будете здесь, и я думаю, что вы нужны вашим детям».

Он уже повернулся, привлеченный детскими воплями со второго корта, где мяч отскочил от центральной линии и по двое детей забрали его каждый. Он разобрался с этим, а затем увидел, что на третьей площадке назревает аналогичная драка, поэтому подошел и молча встал у сетки, чтобы убедиться, что они сохраняют спокойствие. Краем глаза он заметил Кристину, все еще маячившую по ту сторону забора.

Он посмотрел на свои часы и поднял палец; минутку.

В пять часов вечера он подул в свисток, дети собрали мячи и побежали в здание клуба перекусить.

«Извините», — сказал он Кристине. «Мне скоро нужно идти и присоединиться к ним».

«Все в порядке. Я просто проходил мимо, увидел суды и подумал, что стоит взглянуть. Я не знал, что вы будете здесь, но раз уж вы здесь, есть ли что-нибудь конкретное, что вы хотели бы, чтобы я выяснил в Бордо? В четверг я собираюсь туда на пару дней, в Центр Жана Мулена, о котором я тебе рассказывал, помнишь? Исследование сопротивления».

Он кивнул. «Позвольте мне подумать об этом и перезвонить вам завтра. Я действительно не знаю, что я ищу. Я полагаю, больше информации о Хамиде и о том, в какой группе он состоял до того, как вступил в армию под Тулоном в 1944 году. Если я узнаю остальные имена его команды, возможно, мы могли бы посмотреть, всплывет ли кто-нибудь из них. И еще есть этот Джулио Вилланова».

«Думаю, я знаю, на что обратить внимание. Я прочитал тезис. Вам лучше пойти к своим детям. Вы очень хорошо с ними обращаетесь; из вас вышел бы отличный отец». Она послала ему воздушный поцелуй и медленно побрела к дороге, ведущей к пещере, время от времени наклоняясь, чтобы сорвать полевой цветок. Он некоторое время наблюдал за ней, наслаждаясь покачиванием ее бедер. Она обернулась, увидела его и помахала рукой. Дважды она произнесла фразу «ваши дети», и Бруно не подумал, что это было случайным из уст женщины, у которой самой нет детей. Он помахал в ответ и зашел в здание клуба, где его встретил обычный бедлам из двадцати пятилетних детей и такого же количества матерей.

Последний радостно смотрел на него, хихикая, как стайка школьниц, закатывая глаза и спрашивая о его новой подруге.