Бруно проснулся в своей постели, все еще сияющий после того, что произошло прошлой ночью. Он потянулся к очаровательно новому женскому телу, которое наполняло его сны, и на мгновение пустота кровати удивила его. Затем, все еще с закрытыми глазами, он широко улыбнулся при воспоминании о предыдущем вечере у камина, перед тем как они неохотно оделись и Бруно отвез Изабель обратно в ее скромный отель, останавливая машину каждые несколько сотен ярдов, чтобы снова поцеловаться, как будто они никогда не могли насытиться вкусом друг друга.
Он вскочил с постели и приступил к своим привычным упражнениям, его разум был свеж, бодр и полон энергии, когда он нырнул в душ, включил радио и оделся, чтобы выйти на улицу и насладиться новизной дня. Он покормил себя, свою собаку и цыплят, а затем задумался над списком имен, который набросал накануне вечером после телефонного разговора с преподавателем истории спорта в Монпелье.
Он перечитал их еще раз, хотя и заставил лектора произносить каждое слово по буквам, чтобы больше не было ошибок. Полный список уже должен быть на его факсимильном аппарате в мэрии, и ему придется проверить его еще раз, но, очевидно, где-то была какая-то ошибка. Как еще объяснить, почему в итоговом списке команды чемпионата Ораньена не было Хамида аль-Бакра, когда молодой человек занимал почетное место на официальной фотографии? Если, конечно, он не сменил имя?
У него зазвонил телефон, и он бросился к нему, интуиция влюбленного подсказала ему, что это Изабель.
«Я только что проснулась», — сказала она. «И это так несправедливо, что тебя здесь нет. Я уже скучаю по тебе».
«И я скучаю по тебе», — сказал он, и они обменялись восхитительными фразами влюбленных, довольствуясь просто тем, что слышат голос другого в электронной близости телефонного провода. На заднем плане ее комнаты зазвонил другой телефон. «Это будет Джей-Джей на моем мобильном для утреннего отчета. Думаю, мне придется съездить в Бержерак по делу о наркотиках».
«Сегодня вечером?» спросил он.
«До тех пор я твой».
Он окинул взглядом свой сад, внезапно отметив, что ночью, пока он спал, должно быть, шел дождь. По крайней мере, дождь прекратился, и он почувствовал, что снова улыбается. Но список все еще лежал у него на телефоне, не давая ему покоя, и он посмотрел на имя, которое было указано в качестве капитана команды:
Хосин Будиаф. Рядом со словом Hocine Бруно написал в скобках «Хусейн», которое, по словам лектора из Монпелье, является альтернативным написанием и выглядит более знакомым. Он не смог сделать фотографию команды, но пообещал прислать Бруно по факсу другую фотографию с участием Будиафа, которая, возможно, поможет разгадать загадку. Он посмотрел на часы. Мому еще не ушел бы в школу.
Он позвонил ему домой.
«Бруно, я хочу еще раз извиниться, извиниться и поблагодарить тебя», — почти сразу начал Мому.
«Забудь об этом, Мому, все в порядке. Послушай, у меня есть вопрос. Он возник из-за попыток разыскать пропавшую фотографию твоего отца. Вы когда-нибудь слышали имя Будиаф, Хусейн Будиаф? Мог ли он быть другом вашего отца?»
«Семья Будиаф были двоюродными братьями еще в Алжире», — ответил Мому. «Они были единственной семьей, с которой мой отец поддерживал связь, но не слишком тесную. Я думаю, что, когда я разбирал вещи в его коттедже, там могли быть какие-то письма, просто семейные новости — смерти, свадьбы и рождение детей. Наверное, я должен написать и рассказать им, но я никогда не выходил на связь. Мой отец чувствовал, что никогда не сможет вернуться в Алжир после войны.»
«Знали ли вы кого-нибудь из его друзей юности, друзей по футболу или товарищей по команде?
Вы помните какие-нибудь имена?»
«Не совсем, но попробуй меня».
Бруно зачитал список команды «Ораньенс». Большинство из них не получили ответа, но он поставил маленький крестик рядом с двумя именами, которые, по словам Мому, показались ему смутно знакомыми. Он повесил трубку и снова позвонил Изабель.
«Я знала, что это ты», — счастливо рассмеялась она. «Я только что из душа и думаю о тебе».
«Прости, моя красавица, но это деловой вопрос. Тот услужливый человек, с которым ты разговаривала в военном архиве. Если у тебя есть его номер, не мог бы он поговорить со мной? У меня есть список команды «Ораньенс», и загадка в том, что имени Хамида в нем нет. Я хочу посмотреть, сможем ли мы отследить кого-нибудь из других членов команды. Один или двое, возможно, еще живы».
Она дала ему номер телефона. «Если вы не уйдете далеко, я могу позвонить ему. Я думаю, он был пожилым человеком, которому нравилось разговаривать с молодой женщиной».
«Кто может винить его, Изабель? Я позвоню тебе на мобильный, если мне понадобится помощь. До сегодняшнего вечера».
Как и ожидал Бруно, факсы из Монпелье уже прибыли в его офис, когда он вошел. Он проверил список. Имена были те же, и тогда он посмотрел на фотографию, зернистую и не слишком четкую. Она была взята из неизвестной газеты и на ней были изображены трое мужчин в футбольной форме. В центре был Вилланова, обнимавший двух молодых североафриканцев, одного из которых звали Хусейн Будиаф, а другого Массили Баракин, одно из имен, которое Мому наполовину запомнил. Теперь он чувствовал, что у него что-то получается. Он позвонил по номеру Военного архива, который дала ему Изабель, и ему ответил дрожащий голос.
«Это начальник полиции Курруж из Сен-Дени в Дордони, месье. Мне нужна ваша помощь в связи с расследованием, в ходе которого вы уже оказали большую помощь моей коллеге инспектору Изабель Перро».
«Молодой человек, вы тот полицейский, которого я видел по телевизору во время беспорядков?»
«Да, сэр. Я думаю, это, должно быть, был я».
«Тогда я полностью в вашем распоряжении, месье, и вы заслуживаете восхищения ветерана, старшего офицера Арно Мариньяна из семьдесят второго полка. Что я могу для вас сделать?»
Бруно объяснил ситуацию, назвал имена и напомнил Мариньяну о связи с африканскими коммандос, высадившимися под Тулоном в 1944 году. А в архивах была фотография молодого Хамида аль-Бакра? «Да, я помню. И у нас должна быть фотография, удостоверяющая личность, в копии его платежной книжки, если не для коммандос д'Африка, то уж точно после его перевода. Дайте мне свой номер телефона, и я перезвоню, и факс, чтобы я мог отправить копию фотографии платежной книжки. Боюсь, мы не можем отправить оригинал. И, пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашей очаровательной коллеге.»
Бруно улыбнулся тому эффекту, который, казалось, произвела Изабель, разговаривая по телефону, и начал думать, какими еще путями можно воспользоваться. Он уже собирался позвонить Памеле, когда внезапно спохватился, взял со стола листок почтовой бумаги и быстро написал благодарственное письмо за английский ужин. Он положил конверт в лоток для писем, затем позвонил Памеле, обменялся любезностями и попросил к телефону Кристину.
Он назвал ей новые имена для ее исследований в Бордо, убедился, что у них есть номера мобильных телефонов друг друга, и повесил трубку. В тот же миг телефон зазвонил снова. Это был Джей-Джей.
«Бруно, я хочу поблагодарить тебя за хорошую работу над передвижениями Жаклин», — начал он. «Оказывается, те голландские парни, с которыми она была, хорошо известны там.
Наркотики, порно, крутые машины — называйте что угодно, они этим увлекаются. Судя по тому, что я вижу об их приговорах, во Франции мы бы заперли их и выбросили ключи, но вы же знаете, как голландцы относятся к тюрьмам. Чтобы перейти к делу, мы показали Жаклин собранные вами улики, и прошлой ночью она их раскрыла. Вчера поздно вечером я пытался дозвониться Изабель, чтобы сообщить ей, но она была вне зоны доступа; полагаю, в стране плохая мобильная связь. В любом случае, у нас есть полное признание по поводу наркотиков, но она по-прежнему ничего не говорит об убийстве».
«Это здорово, насколько это возможно, Джей-Джей А что насчет Ричарда? Был ли он связан с наркотиками?»
«Она говорит, что нет, поэтому я не думаю, что мы все еще можем его задерживать. Мы не можем опровергнуть его историю, и теперь, когда она призналась в наркотиках, я склонен поверить ее версии об убийстве. Если бы это зависело от меня, Ришар был бы на свободе сегодня, но это решение за Тавернье. Кстати, что вы, ребята, сделали с ним вчера? Он вернулся в ярости и часами разговаривал по телефону с Парижем.»
«Я думаю, наш мэр поговорил с ним, как со старым другом его отца. Вы знаете, он заставил жандармов арестовать Карима, молодого человека, который нашел тело своего дедушки. За нападение, после того как Карим напал на этих ублюдков из Национального фронта во время беспорядков.»
«Что он сделал? Он, должно быть, не в своем уме. Половина Франции видела этот бунт, и все они думают, что вы, ребята из Сен-Дени, герои».
«Не Тавернье. Он сказал, что закон должен быть беспристрастным».
«Беспристрастный между кучкой головорезов и несколькими законопослушными гражданами? Он, должно быть, сумасшедший. В любом случае, вы, кажется, разобрались с этим. Что-нибудь еще?»
«Кажется, мы немного продвинулись в работе над фотографией футбольной команды. Я буду держать вас в курсе».
«Это своего рода вспомогательный сюжет, Бруно, но продолжай в том же духе. Мы все еще ищем убийцу, и у нас нет других зацепок».
Повесив трубку, Бруно услышал в коридоре голос Мирей, приветствовавшей Мому.
Разве он не должен быть в школе в этот час? Он выглянул в коридор и увидел Мому, собирающегося зайти в кабинет Роберте, который занимался SйCu, оформлением документов по социальному обеспечению. Он помахал рукой, и Мому подошел пожать ему руку.
«Я не могу остановиться», — сказал он. «Я просто поднялся во время утреннего перерыва, чтобы подписать бумаги о закрытии отделения моего отца. Но я рад тебя видеть».
«Дай мне десять секунд, Мому. Я хочу показать тебе фотографию». Он подошел и взял факс со своего стола, без особой уверенности, что Мому может узнать кого-нибудь из них, но поскольку он случайно оказался здесь…
«Где, во имя всего святого, ты это взял?» Потребовал ответа Мому. «Это мой отец в молодости или его идентичный близнец. Как его зовут?» Он достал очки для чтения. Хусейн Будиаф, Массили Баракин и Джулио Вилланова. Будиафы — наши двоюродные братья, так что, я полагаю, это семейное сходство, но это поразительное сходство. А Баракин? Я откуда-то припоминаю это имя.
Вилланова — тот тренер, о котором он говорил. Но этот Хусейн Будиаф — я почти готов поклясться, что это был мой отец в молодости».
Бруно вздохнул, открыв свою почту и прочитав еще три анонимных доноса на соседей. Наименее приятным в поведении жителей Сен-Дени, как и в любой другой коммуне Франции, было то, что они с такой готовностью сводили старые счеты, донося друг на друга властям. Обычно письма отправлялись в налоговую инспекцию, но Бруно получил свою долю. Первым было обычное письмо от пожилой дамы, которая любила обвинять половину молодых женщин города в «безнравственности». Он хорошо знал старую женщину, бывшую экономку отца Сентаута, которая, вероятно, разрывалась между религиозной манией и острой сексуальной ревностью.
Второе письмо представляло собой жалобу на то, что сосед устанавливал новое окно в старом сарае без разрешения на планировку, причем таким образом, чтобы оно выходило на другие дома в деревне.
Однако третье письмо было потенциально серьезным. Это касалось неисправимого пьяницы Лона, которого уволили из парка развлечений за то, что он неумело повесил Марию-Антуанетту на гильотине и разрезал ее пополам, а не просто обезглавил, к большому ужасу наблюдавших за этим туристов. Они были еще больше потрясены, когда он пьяный упал на нее сверху. Сообщалось, что Лон работает в одиночку на одну из английских семей, которые купили старые развалины и были убеждены, что Лон может восстановить их за плату наличными, без налогов или страховки.
Он вздохнул. Он не был уверен, предупреждать ли Лона о том, что кто-то, вероятно, донесет на него в налоговую инспекцию, или предупредить английскую семью, что они впустую тратят свои деньги. Вероятно, он сделал бы и то, и другое, и рассказал бы англичанам о системе, при которой они могли бы легально и дешево платить работнику, работающему неполный рабочий день, и при этом пользоваться страховкой работников. У Лона была семья, которую нужно было содержать, так что Бруно лучше направить его на правильную сторону полиции. Он проверил адрес, по которому предположительно работал, в крошечной деревушке Сент-Феликс, где к нему поступило сообщение о краже сыров из фермерского сарая.
Он снова взглянул на письмо о преступном окне. Это тоже был Сент-Феликс; боже мой, подумал он, волна преступности в деревушке с населением в двадцать четыре человека. Он вздохнул, схватил свою шляпу, телефон и записную книжку, а также брошюру о легальном трудоустройстве работников, занятых неполный рабочий день, и ушел, чтобы провести остаток дня в рутинной работе сельского полицейского. На полпути вниз по лестнице он вспомнил, что ему понадобится фотоаппарат, чтобы сфотографировать окно. Полностью обремененный, он направился к своему фургону, мрачно думая о том, что на Изабель это не произвело бы большого впечатления, если бы она знала, как он обычно проводит свои дни.
Через три часа он вернулся. Английская семья почти не говорила по-французски, а его английский был ограниченным, но он убедил их в важности легальной оплаты долга. Он предоставил им самим выяснить ограниченные возможности этого человека. Владельца предположительно поврежденного окна не было дома, но Бруно сфотографировал его и сделал заметки для обычного отчета в Бюро планирования. Дело о краже сыров заняло у него большую часть времени, потому что старый фермер настаивал, что кто-то лишает его средств к существованию. Бруно пришлось неоднократно объяснять, что, поскольку сыры были домашнего производства на ферме, что значительно не соответствовало стандартам, требуемым Европейским союзом, их нельзя было легально продавать, и поэтому в его официальной жалобе о преступлении они должны были быть указаны как сыры для домашнего потребления. Затем ему пришлось снова все объяснять жене фермера. Она наконец поняла, когда он указал, что страховая компания воспользуется случаем и откажется платить за кражу нелегальных сыров.
В его кабинете зазвонил телефон. Он рванулся и поймал трубку как раз в тот момент, когда фотоаппарат, ключи и блокнот выпали из его рук на стол. Это был су-офицер из Военного архива.
«Это фамилия Будиаф», — сказал старик. «Имя, которое вы мне дали, было Хусейн, и у нас нет никаких следов. Но у нас есть Мохаммед Будиаф в коммандос д'Африка и его личное дело. Он был капралом, завербовался в городе Константин в 1941 году, присоединившись к Тирайлерам. Затем, в 43-м, он записался добровольцем в подразделение коммандос, и по рекомендации своего командира его приняли. Он принимал участие в освобождении и был убит в бою под Безантоном в октябре 1944 года. Супруга или дети в списке не указаны, но его овдовевшей матери в Оране выплачивалась пенсия вплоть до ее смерти в 1953 году. Боюсь, это все, что у нас есть. Это поможет?»
«Да, действительно», — автоматически ответил Бруно. «В досье указаны какие-нибудь братья, сестры или другие родственники?»
«Нет, только мать. Но я думаю, мы могли бы предположить, что капрал Мохаммед Будиаф был родственником вашего Хусейна Будиафа. Теперь я знаю, что вас интересует Хамид аль-Бакр, но здесь есть совпадение. Аль-Бакр поступает в подразделение в августе 44-го на нерегулярной основе, в подразделение, где капрал Мохаммед значительно облегчил бы его принятие. Есть ли здесь возможность смены имени?
Это всего лишь предположение, но в подобных случаях мы часто обнаруживаем, что у новобранца были веские причины захотеть сменить имя при поступлении на службу. В Легионе, конечно, это делают постоянно, но это не редкость и в других подразделениях службы. Если вашего человека аль-Бакра изначально звали Будиаф, и он захотел сменить имя, нет ничего проще, чем присоединиться к подразделению, где его брат или двоюродный брат уже хорошо зарекомендовал себя».
«Хорошо, большое вам спасибо. Если нам понадобятся копии этого для судебного разбирательства, могу я связаться с вами снова?»
«Конечно, молодой человек. Итак, вы получили мой факс с фотографией платежной книжки?» Бруно проверил факс-аппарат. Это было там, на первых двух страницах армейской платежной книжки, с фотографией молодого человека паспортного размера, известного французской армии как Хамид аль-Бакр. Под ним были два отпечатка больших пальцев, армейская печать, а на предыдущей странице — данные об имени, адресе, дате и месте рождения. Адрес был указан как Rue des Poissoniers, во Старом порту Марселя, а дата рождения была указана как 14 июля 1923 года.
«Да, это здесь. Спасибо».
«Хорошо. И еще раз, вы отлично справились с этой вашей дракой. Нам нужно больше таких полицейских, как вы. Я полагаю, вы старый солдат».
«Надеюсь, не настолько старый. Но да, я служил в саперных войсках».
«Вы участвовали в том неприятном деле в Боснии?»
«Совершенно верно. Как вы догадались?» «Я не смог удержаться и заглянул в ваше досье. Вы хорошо поработали, молодой человек».
«Мне повезло. Многим парням повезло меньше».
«Не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время, сержант Курруж. До свидания».
Его ухо было влажным от пота, когда он убрал телефон. Он сосредоточился на лежащем перед ним блокноте и двух фотографиях. Хамид аль-Бакр из французской армии был точной копией футболиста Хусейна Будиафа. Могли ли они быть одним и тем же человеком? Это объясняет удивление Мому при виде фотографии, а удивление Мому было настоящим. Если Хамид сменил имя, почему он это сделал? Что он так старательно скрывал, что скрыл свое настоящее имя от собственного сына? И может ли эта тайна прошлого объяснить убийство Хамида спустя почти шестьдесят лет после того, как молодой футболист решил пойти в армию и сменить имя?
Он мог бы обсудить это с Изабель сегодня вечером, подумал он, улыбаясь такой перспективе, а затем признался себе, что, вероятно, у них не было бы много времени, потраченного на разговоры о преступлениях и теориях — или вообще на разговоры о чем бы то ни было. Он вспомнил, как она поцеловала его в пещере, всего за миллисекунду до того, как он собирался поцеловать ее, и как нежно и доверчиво она положила его руку на свою теплую грудь… Телефонный звонок прервал его размышления.
«Бруно? Это Кристин, звоню из Бордо. Я в архиве Мулена и думаю, вам лучше приехать сюда самому. Я ничего не смог найти о Хамиде аль-Бакре, но мы определенно отследили вашего Вилланову и то новое имя, которое вы мне дали, Хусейн Будиаф. Это динамит, Бруно».
«Что вы имеете в виду под динамитом?»
«Вы когда-нибудь слышали о военном подразделении под названием «Мобильные силы»?»
«Нет».
«Послушай, Бруно, ты не поверишь, пока не придешь и не увидишь все это собственными глазами. Твои люди Вилланова и Будиаф были военными преступниками».
«Военные преступники? Где? Что вы имеете в виду?»
«Это слишком сложно объяснять по телефону. Так много предыстории. Я предлагаю вам пойти к Памеле домой и попросить ее дать вам пару моих книг, которые она найдет на столе в моей комнате. У вас есть ручка? Я дам вам названия. Посмотрите «Force Mobile» в указателях. Первый — «История сопротивления в Перигоре» Ги Пено, а второй — «1944 год в Дордони» Жака Лагранжа. Я позвоню Памеле и попрошу ее присмотреть за ними для тебя, но ты должен прочитать кое-что о Force Mobile и перезвонить мне. Черт возьми, у меня в телефоне кончается заряд. Я подзаряжу его и буду ждать вашего звонка. А мой отель в Бордо — Hotel d'Angleterre, легко запомнить.
Поверьте мне, вы должны прийти сюда».