— Я не понял, вы нас позвали, чтобы наш ром пить? — хмыкнул Джек.
Мы выпили снова, и я понял, что англичане о чём-то догадываются. Я порядком захмелел с непривычки, мысли немного путались, но мне было весело.
— Де Валь, кстати, говорил про каких-то новеньких наглецов, — тихо сказал Рыжий, руками разрывая жареную куропатку.
— Да ладно вам, парни, угощайтесь! — рассмеялся я, протягивая англичанам их собственную бутылку.
Фоули побагровел, вскочил со своего места. Рыжий попытался дёрнуть его за рукав, но не поймал.
— Никто не смеет смеяться над Николасом Фоули! — взревел он.
Я ощутил угрозу, будто вспышкой мелькнувшую в сознании, тоже вскочил на ноги. Все остальные тоже быстро поднялись, в воздухе повисло напряжение, как перед грозой. Джек сплюнул на землю, Шон сделал то же самое, показывая своё презрение к англичанам. Все похватались за ножи, я тоже положил ладонь на рукоять ножа.
— Сядьте, — приказал я.
Мой голос прозвучал глухо и твёрдо, я исподлобья глядел на буканьеров, стараясь держать в поле зрения всех троих. Англичане выглядели достаточно грозно, и я не сомневался, что они окажутся весьма опасными противниками. Нас, конечно, было больше, но на негров я не слишком рассчитывал. Да и получить ножом в брюхо можно в любой подобной драке, хоть вдесятером нападая на одного.
— Сядьте, — повторил я, пытаясь разрядить обстановку.
— Не смей нам приказывать, чужак, — прошипел Джек.
— Да что ты с ними цацкаешься! Режь! — зарычал Фоули, выхватил нож и бросился на меня.
К счастью, Фоули был пьян гораздо сильнее меня, и я чётко видел каждое его движение. Я успел выхватить собственный нож, отскочить назад от резкого выпада, и наобум полоснуть ножом в его сторону. Брызнула кровь, англичанин отшатнулся.
— Сука! Порезал меня! — удивлённо произнёс он, глядя на длинные кровавые полосы на своих руках.
Я стряхнул капли крови с ножа и поиграл лезвием в воздухе, будто расписывая пером восьмёрки.
— Подходи, ещё порежу, — сквозь зубы процедил я.
Драка началась в одно мгновение, беспорядочная и жестокая, как кошачья свара, ножи засверкали в свете костров, Фоули снова бросился на меня, Джек вихрем налетел на Эмильена, Рыжий сцепился с Шоном. Негры бестолково жались друг к другу, не зная, что делать.
Зато теперь Фоули боялся лезть на меня, пока я крутил ножом восьмёрки в воздухе, и лишь неловко тыкал ножом пространство перед собой. Я же лезть на рожон не спешил, по крайней мере, пока его сбоку прикрывал Джек. Вот он выглядел по-настоящему опасным типом.
К нам начали подходить зрители со всех концов лагеря, но вмешиваться никто не собирался. Нужно быть либо очень глупым, либо очень смелым, чтобы пытаться уговорами остановить поножовщину, в которой уже пролилась кровь, и здесь таких не нашлось. Буканьеры только громко подбадривали нас, давали непрошеные советы, свистели и кричали, поддерживая то одну, то другую сторону.
Я резко прекратил выписывать восьмёрки, остановился. Фоули, почуяв открывшуюся возможность, сунулся на меня, но тут я смачно харкнул ему в лицо, пытаясь попасть в глаза, и англичанин рефлекторно отшатнулся. Я тут же перехватил нож и кинулся на него, стараясь поймать его руку с ножом свободной рукой, а своим клинком заколоть его, как свинью. Раз за разом я наносил колющие удары, и несколько из них всё-таки достигли цели. Последний удар я нанёс в шею, вытащил нож, вышедший из раны с неприятным хлюпаньем, и пинком отправил Фоули в объятия его товарищей.
Джек увидел это боковым зрением и увернулся от падающего тела. Теперь он оказался один против двоих, но никакого испуга или волнения на его лице я не увидел, лицо его оставалось таким же равнодушным и мёртвым. Наоборот, англичанин осклабился, улыбнулся одним только ртом, выставляя напоказ мелкие зубы, отскочил назад, освобождая себе пространство для манёвра, и поманил нас взмахом ладони.
Я, не отводя от него глаз, показал острием ножа на лежащего ничком Фоули, из которого пока продолжала хлестать кровь, и ухмыльнулся. Джек вмиг посерьёзнел, нахмурился, взмахнул ножом в воздухе.
Мы с Эмильеном, не сговариваясь, одновременно бросились на него с двух сторон, размахивая ножами, Джек ловко уворачивался от обоих, изредка переходя в контратаку, но я видел, что он постепенно выдыхается.
Я размахивал ножом, снова выписывая восьмёрки и стараясь порезать англичанина на ремни, Эмильен пытался достать его короткими выпадами, и сдерживать сразу двоих англичанин не мог. Он отступал всё дальше и дальше, и это его подвело.
Поляна здесь хоть и была вытоптана до земли, но всё равно оставалась неровной. Джек споткнулся о камень, и я в тот же момент резанул его по лицу. Кровь полилась ручьём, ослепляя англичанина, и Эмильен, улучив момент, двумя ударами в печень прикончил его.
Мы развернулись, мы достаточно далеко отдалились от нашего костра, преследуя англичанина, и увидели, как Генри Рыжий нависает над лежащим Шоном и пытается его заколоть, а Шон из последних сил удерживает его руку.
Я рванул к ним, и в этот момент раздался мушкетный выстрел. Всё затянуло пороховым дымом, а когда он рассеялся, я увидел трясущегося от страха Мувангу, который сжимал мушкет под мышкой. Генри Рыжий расплескал свои мозги по стене хижины, а Шон сидел на земле, пытаясь откашляться, и то и дело сплёвывая тягучие кровавые слюни.
Зрители недовольно загудели, поднялся шум.
— Эй, это нечестно было! — воскликнул кто-то из толпы.
Я почувствовал себя гладиатором на арене, и попытался найти взглядом того, кто это выкрикнул, а когда нашёл — уставился на тощего буканьера тяжёлым взглядом.
— Выйди и повтори, что ты сказал, — произнёс я.
Разумеется, он не вышел. Я демонстративно вытер лезвие ножа о рубаху, сунул его в ножны и подошёл к Шону. Тот сидел, поглядывая на труп Рыжего, так и лежащий рядом с ним.
— Ты как, в порядке? — спросил я.
— Ерунда, поцарапал меня малость, — тяжело дыша после боя, ответил Шон.
— Дай-ка взгляну, — сказал я.
Шон закатал окровавленный рукав, и я увидел длинный порез наискосок от запястья до середины предплечья. Слава богу, не слишком широкий и не задевший вены. Даже зашивать, наверное, не нужно. Я поднял с земли бутылку, в которой плескались остатки рома, а затем оторвал рукав с рубашки Рыжего.
— Зубы стисни, воин, — сказал я и щедро плеснул ему на руку.
Ирландец взвыл, потом зашипел, потом выхватил у меня бутылку здоровой рукой.
— Ты чего наделал! — завопил он, после чего приложился к горлышку и в два глотка прикончил остатки рома.
Я же тем временем перевязал промытую рану, надеясь, что этого будет достаточно. Всё-таки в таком климате любая рана, даже простая царапина или заноза могли свалить человека в могилу.
Толпа начинала потихоньку расходиться, смотреть здесь больше было не на что. Эмильен аккуратно отобрал мушкет у трясущегося Муванги, тоскливо поглядел на лежащие трупы англичан. Обонга невозмутимо жрал трофейную куропатку, несмотря на то, что пальцем о палец не ударил во время схватки. Я подошёл к Эмильену.
— Чем чревато? — тихо спросил я.
Эмильен пожал плечами, не отрывая глаз от лежащего ничком Фоули.
— Не знаю. Друзей у них тут не было, но вообще ситуация так себе, — произнёс он после некоторой паузы.
— Понял. Значит, утром будем уходить, — сказал я.
Уходить прямо сейчас я не видел никакого смысла. В конце концов, мы убили не гвардейцев кардинала, а простых буканьеров, и не посреди города, а в глухом лесу. Снова бежать ночью в лес я не собирался. Нужно было собрать трофеи и похоронить мёртвых, а это дело небыстрое.
Сзади послышался резкий храп, и я обернулся. Шон уснул прямо так, рядом с мертвецом, сжимая в руке пустую бутылку. Я вдруг почувствовал, как на меня навалилась неимоверная усталость. А ещё я понял, что убил уже несколько человек и совершенно не чувствовал по этому поводу никаких угрызений совести.