Рабов уводили с полей, и я даже с опушки слышал лязг цепей. Больше я не нервничал, на смену беспокойству пришла холодная и расчётливая злоба, которая только усиливалась с каждым мгновением.
Опустились короткие сумерки, ворота плантации закрылись изнутри. Нашу затею облегчало то, что охрана почти не следила за тем, что происходит снаружи, а приглядывала за тем, что происходит внутри.
Низко пригибаясь, мы вывалились из леса и поспешили к воротам. Знакомые пейзажи только усиливали решимость. Жаль, нельзя было поджечь поля тростника, я бы с огромным удовольствием спалил их дотла, но, похоже, придётся ограничиться усадьбой.
Я шёл первым, стараясь двигаться как можно незаметнее, аккуратно переступая с носка на пятку, но это всё было совершенно бесполезно. Собаку, которая могла гавкнуть или зарычать, на всякий случай оставили в лесу, но восемь человек всё равно издавали достаточно много шума. Охотники-то могли двигаться тихо, это входит в привычку, а вот остальные… Шон громко пыхтел, Муванга при каждом шаге чем-то лязгал. А останавливаться и делать им внушение было уже поздновато. Можно было только обернуться, сделать страшные глаза и шикнуть на обоих, что я и проделал. Не помогло.
Но до частокола мы добрались незамеченными, и тут же рассредоточились вдоль забора, укрываясь в его тени. Можно было бы перелезть, но был велик риск нарваться на патрульного, который обязательно поднимет шум, и я решил действовать в наглую. Я начал пробираться к воротам. К тем самым, из которых мы бежали не так давно.
— Тихонько… За мной, — шепнул я.
Я пошёл как можно тише, крадучись, медленно приближаясь к запертым воротам. С той стороны послышались какие-то шорохи, чирканье. Я замер, как вкопанный, жестом приказывая остальным сделать то же самое. Через несколько секунд чирканье прекратилось, а с той стороны потянуло крепким табачным дымом. Грубое нарушение устава гарнизонной и караульной службы, вообще-то, подумалось мне. Но если охранник мог позволить себе раскурить трубочку на посту, то значит, внутри всё спокойно.
Охранник громко закашлялся, и я решился на очередную глупую авантюру. Я постучал в ворота.
— Эй! Это я, Анри! Анри Кокнар! — подражая хриплому голосу надсмотрщика, произнёс я. — Открой! Я ранен!
Повисла тишина, и я почувствовал, как по загривку ползёт холодная капля пота.
— Анри? Ты живой? Что у тебя с голосом? Бернар сказал, что тебя убили! — послышался обеспокоенный голос из-за забора. — Сейчас, я позову кого-нибудь!
— Нет! Я ранен! Открой! — глухо произнёс я, на всякий случай прикрывая рот ладонью, чтобы голос звучал иначе.
Видимо, какое-то время в голове охранника боролись вбитые инструкции и желание помочь. Победило последнее, и я чётко услышал шорох деревянного засова.
В воротах приоткрылась калитка, и я тут же сунул в щель дуло пистолета и носок сапога. Охранник попытался быстро закрыть калитку, дёрнув на себя, но дверь только больно ткнула в сапог, а я в ответ больно ткнул его пистолетом в морду.
— Тише будь, — прошипел я.
В глазах охранника я видел обречённость. Мы зашли внутрь, я распахнул калитку настежь, осмотрелся вокруг. Кроме этого охранника тут никого не было. Мерцал факел неровным светом, сизым дымом курилась трубка, которую охранник по-прежнему сжимал в руке.
— Парни, заходите, — сказал я, продолжая угрожать охраннику пистолетом.
Мы немного отошли с дороги, и вскоре вся банда уже была внутри.
— Чё ты с ним церемонишься, — буркнул Шон, оглядывая нас обоих. — Дай-ка его сюда.
Я легонько толкнул его дулом пистолета, не ожидая, что Шон достанет нож и одним движением вскроет тому глотку от уха до уха. Охранник даже не пытался сопротивляться. Только хрипел, булькал и царапал ногтями песок, на котором я разглядел притоптанные бурые следы крови, оставшиеся после той памятной ночи.
Раньше я бы посчитал это бессмысленной жестокостью. Теперь же я равнодушно смотрел, как один из моих бывших мучителей истекает кровью, и не чувствовал ничего.
— Проверьте мушкеты. Будьте готовы, — сказал я.
Что-то мне подсказывало, что дальше так легко уже не будет. Мы пошли по дороге, по которой я ходил сотни раз, приближаясь к усадьбе плантатора и площади перед крыльцом. В окнах свет не горел, и либо все уже легли спать, либо хозяев снова не было на плантации. Я осторожно выглянул из-за угла усадьбы, автоматически отмечая подпалины на крыше казармы и свежие светлые брёвна в стене кузницы. Жаль, что в прошлый раз не удалось устроить хороший пожар. Но это поправимо. Я вытащил факел из крепления у ворот и прихватил с собой.
— Что дальше? — хмуро спросил Рябой, поглядывая по сторонам.
Я планировал незаметно подобраться к казарме, подпереть чем-нибудь дверь и запалить её с нескольких сторон. Так было бы проще всего и безопаснее всего. Да и казарму не жалко, поживиться там всё равно нечем. Но, как обычно, весь план полетел псу под хвост из-за нелепой случайности.
В целом охраны по ночам было немного. Один охранник у ворот, ведущих к полям, ещё один у других ворот, выходящих на дорогу. Третий с некоторой периодичностью обходил территорию по периметру. Первого Шон зарезал, второй не мог нас видеть со своего поста, он находился с другой стороны, за казармой. Третьего можно было отследить по мерцанию факела, которое было хорошо заметно в темноте, и сейчас он ходил где-то за вторым рабским бараком. Но я не предположил, что после нашего побега караул усилят.
Мы вышли на освещённое пространство перед усадьбой, короткими перебежками отправились к казарме, но едва я добежал до крыльца, как в ту же секунду послышался резкий окрик.
— Эй! Ты кто?! — ещё один охранник вышел из-за другого угла усадьбы, при виде меня всполошился, схватился за мушкет, но не успел.
Прогремел выстрел, в тишине ночи прозвучавший оглушительно громко. Я тяжело вздохнул. Это провал. Какое-то мгновение всё было тихо, как и прежде, но вскоре над плантацией пронёсся зычный крик.
— Испа-а-анцы! Трево-о-ога!
Кричал часовой у ворот. Почему нас приняли за испанцев — я так и не понял, но раздумывать над этим было некогда, надо было действовать. Факел полетел на крышу казармы, рассыпая искры, и от вида этих искр у меня возникло дежа вю.
Дверь казармы распахнулась. Я остро пожалел, что у меня нет гранаты, она бы тут здорово пригодилась, но и просто выстрелить в открывшийся проём — тоже неплохо. Я пальнул из мушкета и отбежал назад, за угол усадьбы, понимая, что находиться сейчас на открытом месте точно не стоит.
— Шон! Открывай бараки! — крикнул я, спешно перезаряжая мушкет.
Эмильен, Муванга и Жорж отстреливались от охраны, по очереди высовываясь из-за угла. Жак, Обонга и Робер пошли обходить усадьбу с другой стороны. Пороховой дым стоял коромыслом, клубился вокруг нас густым облаком. Охранники и надсмотрщики отстреливались, высовываясь из окон, а крыша никак не желала разгораться, только больше дымила.
Я тоже высунулся из-за угла, наугад пальнул в сторону врага. Искры и остатки пороха брызнули в лицо горячим фонтаном, неприятно покалывая кожу. Воздух наполнился пороховым дымом, запахом крови и криками раненых. Со стороны другого угла тоже послышались выстрелы, Рябой наконец-то обошёл усадьбу.
Через открытое пространство пролетел чей-то шомпол, кто-то из охранников в суматохе оставил его в стволе после перезарядки.
Перезаряжая мушкет, боковым зрением я увидел, как в усадьбе зажёгся свет, и обернулся. Окно распахнулось, и из окна показался Блез в ночном колпаке.
— Они здесь! Тут, за домом! — крикнул он.
Блез высунулся из окна с пистолетом в руке, целясь в нас, и я понял, что не успеваю зарядить мушкет. Пришлось его бросить и выхватить пистоль. Два выстрела прозвучали одновременно, всё заволокло дымом. Я сунул пистоль за пояс и подхватил мушкет, шомполом забивая пулю в ствол, потом вернул шомпол на место и ткнул стволом в окно. Блез молчал.
— Сдавайтесь! Блез мёртв! — заорал я, стараясь перекричать выстрелы и стоны раненых.
Что-то мне подсказывало, что сдаваться никто не собирается.