Буканьер

Глава 40

Мы тут же оживились, встрепенулись, как после долгого сна. Подошли к наблюдательному пункту, тихо выглядывая из кустов по очереди. С севера катил небольшой караван из трёх телег, укрытых плотной тканью, и пятерых вооружённых всадников. Ехали испанцы не торопясь, практически со скоростью пешехода. Для быстрой езды всё-таки дорога тут была не очень.

Рябой хищно потёр ладони.

— Даже меньше, чем я думал, — хмыкнул он. — Ну, ща вдарим…

Испанцы были довольно далеко, и приближались медленно, так что у нас было время всё обдумать и обсудить, пока мы проверяем оружие и готовимся к драке.

— Первым делом всадников выбиваем, — сказал я. — Чтобы за подмогой не ускакали.

— Это верно говоришь, — протянул Рябой.

— Главное, по телеге с порохом не попасть, — произнёс Шон. — Бахнет так, что костей не соберём.

У меня же витало стойкое предчувствие грандиозного конфуза, если выражаться приличными словами. Если же выражаться так, как я ощущал на самом деле… При одном только взгляде на идущий караван внутри начинали неприятно ворочаться кишки.

Я кинул быстрый взгляд на дорогу и поворот.

— Погодите, мы даже дерево не повалим? — спросил я.

— Чего? Зачем? — повернулся ко мне Рябой.

Я вздохнул. Ощущение грядущего провала усилилось в несколько раз.

— Их надо остановить. Вы, конечно, стрелки умелые, но в неподвижную мишень стрелять всяко веселей, — сказал я.

— Всадников выбьем, сами остановятся, — сказал Рябой.

— Да хрена лысого, — возразил Шон. — Наоборот, раз у них груз такой, поскачут во весь опор.

— По-испански знает кто-нибудь? — вздохнул я.

Лично я на испанском знал только несколько слов, которые выучил в отеле. Да, еще два пива, пожалуйста. Нет, спасибо, сеньор, тако я не хочу, у меня есть буррито. У меня мелькнула мысль, что стоит заняться испанским языком поплотнее, раз уж меня занесло в эти края.

— Я — нет, — отозвался Шон.

Французы молча покачали головами, хотя от них-то я как раз и ожидал хотя бы какого-то знания языка, тем более, испанский и французский выросли примерно из одного корня.

— Твою мать, — буркнул я, в очередной раз проклиная эту авантюру, в которую вляпался.

Я молча снял палаш с пояса, поставил мушкет к дереву, скинул шляпу, передвинул оба пистолета за спину, вытащил рубаху, чтобы хоть немного их скрыть. План рождался на ходу, и от этого было немного тошно, ведь я снова добровольно совал голову в пасть ко льву.

— Слушайте сюда, — хмуро процедил я. — Я их попробую остановить. Остановятся — стреляйте одновременно, я рукой махну. Понятно всем?

— Да, да, понятно, — наперебой сказали буканьеры.

— Первым делом всадников. Цели распределите, кто в кого стреляет, чтобы ни один не ушёл. Потом телеги. Лошадей не зацепите, — произнёс я.

— И тебя не зацепить бы, — хохотнул Шон.

— И меня, — согласился я. — Всё, меньше слов, больше дела, на позиции.

Я взъерошил волосы, чтобы выглядеть ещё более неопрятным, поправил пистолеты за поясом, чтобы они не так сильно врезались мне в поясницу и не выпирали из-под рубахи, и начал спускаться к дороге, как раз к самому повороту. Остальные тоже начали приближаться, занимая укромные места, из которых удобнее всего было обстреливать дорогу. Шон прихватил на всякий случай моё оружие, и я так и не понял, чтобы наложить на него лапу в случае моей гибели или чтобы передать мне при необходимости.

Испанцы медленно шли, и с каждым их шагом я чувствовал, как у меня крутит живот и потеют ладони, которые беспрестанно приходилось вытирать о штаны. Во рту пересохло, все испанские слова вылетели из головы, и я судорожно вспоминал хоть что-нибудь. Почему-то вспомнилось, как я обратился по-английски к французам у плантации, и что из этого вышло. Пожалуй, лучше будет мешать с испанскими словами русскую речь. Это будет безопаснее, чем говорить что-то на английском или французском.

Я пристально смотрел, как приближается караван. Всадники о чём-то переговаривались и смеялись, поглядывая по сторонам и сжимая в руках длинные пики. Острые наконечники поблескивали на солнце, указывая в небо. Телегу я видел только одну, она загораживала все остальные, но рядом с кучером лежал мушкет, наверняка заряженный, и я не сомневался, что у остальных тоже есть оружие. Было откровенно страшно выскакивать на дорогу наперерез десятку вооружённых испанцев. Но другого варианта я не видел.

В знаменитом морионе и кирасе ехал только один испанец, остальные были одеты гораздо проще, в серые и бежевые плащи и высокие шляпы. Очевидно, начальник, а значит, самый опасный. И обращаться надо будет именно к нему.

Мы поравнялись. Я вдохнул воздуха, как перед погружением, и выскочил на дорогу, стараясь не попасть под копыта лошадей или удар пикой.

— ¡Señor! ¡Señor! ¡por Dios, Señor! Прошу, помогите! ¡Señor! — жалобно завопил я, обращаясь к главному испанцу.

Испанцы встрепенулись, зашевелились в сёдлах, кучер потянулся к мушкету.

— ¡Sal de camino, mendigo! — брезгливо рявкнул испанец.

Я ни слова не понял, но общий смысл уловил.

— ¡Por favor, Señor! ¡hay piratas! Пираты! — я указал рукой на юг, на дорогу, стараясь не обращать внимания на блестящие острия пик, смотрящие мне прямо в лицо.

— ¿Piratas? — хмыкнул испанец.

В этот момент я резко вскинул протянутую руку вверх, моля всех богов, чтобы мой жест правильно поняли, и тут же бросился на землю.

Из придорожных кустов раздался залп, нестройный, но эффективный. Началась суматоха, первым залпом скосило не всех, только троих всадников и кучера. Ржали лошади, кричали люди, воздух наполнился железным запахом крови. Я увидел, как прямо надо мной лошадь встаёт на дыбы, а испанец замахивается на меня пикой, и в тот же момент падает, убитый метким выстрелом. Я вытащил пистолет и отсалютовал невидимому стрелку, затем вытащил второй и поднялся на ноги. Ещё один всадник судорожно дёргал за поводья, раздирая несчастной испуганной лошади рот, послышались ответные выстрелы испанцев, два других кучера тоже начали стрелять. Всадник наконец сумел совладать с напуганной лошадью, ткнул её шпорами в бока, бедная лошадь жалобно заржала, но послушно поскакала на юг, проносясь мимо меня и сходу переходя в бешеный галоп.

Я развернулся следом за ним и выстрелил из пистоля, а затем и из второго, целясь в низко пригибающегося испанца. Он проскакал ещё почти сотню метров, прежде чем свалился набок, повиснув в стремени, а несчастная лошадь так и продолжила бежать, волоча раненого хозяина по земле. Я спешно перезарядил оба пистолета, оглядывая поле битвы.

Лошади разбегались, одну, запряжённую в телегу, случайно подстрелили, тут и там лежали мёртвые испанцы, но двое ещё отстреливались, укрывшись за телегами. Буканьеры же залегли в кустах, пытаясь выцеливать врага, но опасались попасть по телеге с порохом и случайно устроить грандиозный фейерверк. Люди кричали и ругались, стонали раненые, лошади, одуревшие от запаха крови и пороха, дёргались в постромках и жалобно ржали, отчаянно желая сбежать отсюда как можно дальше.

Я тоже желал оказаться сейчас как можно дальше отсюда, но вместо этого короткими перебежками отправился к первой телеге, до боли в пальцах сжимая пистолет. Оба оставшихся испанца отстреливались, изредка высовываясь из-за своих телег, но я, как учила братва, зашёл сбоку. Главное теперь было не словить маслину, к счастью, с длинным мушкетом не слишком ловко получается быстро поменять направление стрельбы. Я выскочил из-за телеги, застрелил первого, ближайшего ко мне испанца, рухнул на землю, видя, как второй спешно перекидывает мушкет, целясь в меня, и из положения лёжа выстрелил во второго.

Всё затихло, и я уткнулся лбом в горячую сухую землю. На меня свалилась невероятная усталость, и хотелось уснуть прямо там, но я только на мгновение прикрыл глаза, а потом встал и принялся перезаряжать пистолеты дрожащими руками. Теперь, когда всё кончилось, меня снова потряхивало от ужаса.