Чёрный хребет. Книга 3

Глава 22

Камень передо мной оживает.

Казалось, он дремал на земле и видел сны, а теперь пробуждается и приходит в движение. Валун, весом в тонн пять, переворачивается с бока на бок, а затем возвращается в изначальное положение.

– Ничего себе, – шепчу.

– Ничего себе, – шепчет Хума моим голосом.

Смотрю на летучую мышь, она на меня. Кажется, всё это время она сидела у меня на плече, а я её не замечал. В последнее время, если она не ползает вокруг, то висит на моей одежде как живой аксессуар. Поэтому я иногда забываю, что она везде следует за мной.

– Я хотел побыть один, – говорю. – Чтобы не навредить никому из близких.

– Пожалуй, – отвечает Хума голосом Вардиса.

– Но ты можешь остаться, если будешь висеть за спиной.

Не хочу, чтобы мышке что-то навредило.

Достаю из кармана голубую жемчужину, полностью пустую внутри. Сквозь шарик можно увидеть искривлённое и перевёрнутое изображение моей руки. Кажется, голубого дыма не хватает на такие тяжёлые предметы: он полностью истощился за несколько мгновений, пока я ворочал камень.

Значит, эта жемчужина действует не по времени, как жёлтая, а по весу.

Сижу на земле и перекатываю шарик в руке. Жду, пока восстановится голубой дым. Он наполняется медленно. Не настолько медленно, как красная жемчужина, которой нужны месяцы для полного восстановления, но и не жёлтая с её несколькими минутами.

Голубой нужно больше часа.

– Давай ждать, – говорю.

– Он на них помешался, – произносит Хума голосом Буга. – Он даже спит с ними.

– Что? – шепчу в удивлении. – Это Буг про меня говорил?

Я словно бы подслушал чужой разговор. Похоже, брату не дают покоя Дары, которые я ношу с собой. В чём-то он прав: я действительно на них помешался. Самую малость. Но это не даёт ему право презирать меня за владение ими.

Похоже, это всё маска.

Кто бы её ни создал, он сделал так, чтобы её обладатель медленно начинал ненавидеть любого человека, контактирующего со всемогущими существами. Даже если это твой собственный брат. Я знаю Буга достаточно хорошо, чтобы отличить его собственное поведение от навязанного. Сам бы он никогда не посмотрел на меня с неприязнью.

Я дал ему эту маску, я её и заберу.

Лежу на траве и размышляю обо всём на свете, коротаю время. Ни один жук не заполз на мою одежду: Хума браво стоит на страже и собственными зубами отгоняет любую ползущую живность, что вторгается в моё личное пространство.

Придумываю оправдания и сочиняю самые убедительные объяснения, какими буду извиняться перед Вардисом. Сомневаюсь, что в произошедшем можно прямо меня обвинить: всё произошло не по моей воле и уж точно против желания.

Но я всё равно чувствую свою вину.

Гляжу на жемчужину: дым клубится внутри. Плотный, переливающийся оттенками голубого.

– Продолжаем наши эксперименты, – говорю.

– Экскременты, – отвечает Хума моим голосом.

Не могу вспомнить, чтобы я когда-то произносил это слово.

На этот раз я выбираю камень поменьше – около тонны. Я волне неплохо умею определять вес камней. Когда-то в нашем цеху делали ремонт и строители навозили целую гору строительных материалов. Я лично развозил на рохле поддоны с сухими смесями и успел запомнить, что сорок мешков по двадцать пять килограмм равняются одной тонне и выглядят примерно как куб с длиной ребра чуть меньше метра.

Камень весом в тонну не смог оторваться от поверхности, лишь встал на бок в продольной оси и несколько раз обернулся. Но и здесь жемчужина истощилась за секунд пять.

– Кажется, тяжёлые предметы даются ей... тяжело.

Гляжу на камень, пытаюсь сдвинуть его собственными руками: качается, но передвигаться не хочет. Хорошо, что я начал с таких массивных предметов: меньше шанс, что я катапультирую их куда-нибудь.

– Теперь опять час ждать... – вздыхаю и ложусь обратно на траву.

Однако, лежать второй час подряд не получается. Встаю и иду в горы коротать время. У подножия хребта растёт всё: грибы, дикие фрукты, ягоды, съедобная трава. Всевозможная пища, которой Дарграг дополняет мясные блюда. У нас есть небольшие огороды, но растения там себя чувствую не очень хорошо, поэтому приходится собирать дары природы у подножия хребта.

Хожу на корточках, собираю красный уклонник и закидываю в рот. Ни за что не догадаетесь, почему эти ягоды так назвали.

– Паскуда, – произносит Хума, проползая мимо. – Мерзавец.

Порой мне кажется, что у летучей мыши синдром Туретта и она не может прожить одного дня, чтобы не обозвать кого-нибудь.

Взбирается мне на голову, после чего машет крыльями и пытается взлететь. На этот раз Хуме удаётся пролететь метров десять, преждем чем она утыкается в землю.

– Трубочист! – произносит она моим собственным, недовольным голосом.

– Не торопись, – говорю. – Всё получится со временем.

Когда жемчужина снова наполняется дымом, смотрю на камень весом килограмм пятьдесят. Кажется, это идеальный вес для проверки силы Дара Арншариза: он не улетит прочь в случайном направлении, и не истощит жемчужину за секунды.

– Поднимись, – приказываю.

Камень приходит в движение, перекатывается на другой бока, замирает. А затем очень неловко, будто сомневается в собственных силах, отрывается от земли.

– Молодец! – хвалю сам себя.

У меня получается! Я контролирую предмет, не касаясь его.

– А теперь замри!

Камень замирает на месте, но в следующую секунду устремляется к земле, скользит вниз по склону, после чего описывает в воздухе широкую дугу и мне приходится пригнуться, чтобы он не задел меня во время своих манёвров.

– Замри! – кричу.

Камень дрожит, крошится и вскоре разваливается на куски, устремляющиеся во все стороны, словно от взрыва. Небольшие кусочки стучат по моей одежде, уносятся в небо. Хума сидит в траве, боясь пошевелиться.

– Ах ты ж падла! – кричу.

– Падла! – поддерживает летучая мышь.

Кажется, только что она выучила новое слово. Совсем скоро она научится строить трёхэтажные конструкции и сможет заткнуть за пояс бывалого моряка в выражении негодования.

– Почему это так сложно?

Красная жемчужина вообще не требует каких-либо усилий. Она просто работает и о ней можно днями не вспоминать. Жёлтая повинуется малейшей команде, словно сама очень хочет, чтобы её использовали. Но эта, словно необъезженный скакун: брыкается, фыркает и норовит выбросить меня из седла.

Снова час ожидания, во время которого я брожу у подножия хребта и пинаю камни.

– Подчинись! – говорю поваленному дереву, наполовину изъеденному короедом. – Я приказываю тебе, трухлявая деревяшка! Я твой хозяин и повелитель!

Дерево поднимается в воздух, медленно вращаясь вокруг своей оси. Протягиваю обе руки вперёд, как если бы я ими удерживал ствол в воздухе. И это помогает! Дерево полностью замирает на одном месте.

По всей видимости, я могу передвигать любой предмет, но это не жемчужина не слушается меня, а я плохо ею управляю.

Протянутые вперёд руки – всего лишь помощь в концентрации.

– Слушай меня, – говорю.

Стоит мне опустить руки, как дерево выскальзывает из моего захвата и устремляется прочь, словно им выстрелили из гигантской рогатки. Дыма в жемчужине ещё немного осталось, поэтому я протягиваю руку к камню, размером с кулак.

– Поднимайся, – говорю.

Булыжник подчиняется моей воле и замирает в метре от земли. Делаю жест, будто хватаю его и тяну на себя. Он плывёт ко мне по воздуху и замирает над моей ладонью. У меня получается!

Второй рукой поднимаю ещё один камень и теперь целых два кружатся передо мной в медленном танце. Обращаются друг вокруг друга, словно это звёзды, захваченные гравитацией друг друга.

– Эй ты! – обращаюсь к третьему камню. – Иди сюда.

Нужный мне предмет взмывает в воздух и приближается к уже имеющимся двум. Чувствую себя жонглёром, которому не нужны руки для исполнения трюков. Булыжники парят между моими руками, а я стою с открытым ртом и не могу нарадоваться тем, как ловко у меня получается. Почти без усилий.

И тут, внезапно, чей-то взгляд касается моей шеи. Я его почти физически ощущаю, словно кто-то уткнул палец мне в тело и водит им вверх-вниз. Ехидный такой взгляд.

– Развлекаешься? – доносится голос сбоку.

Тут же поворачиваюсь и вижу её.

Аэлиция.

Сидит на одном из камней, подперев голову рукой и глядит со своей привычной усмешкой, словно что бы я ни делал, я обязательно делаю это неправильно. И она могла бы сделать лучше.

– Опять ты, – говорю.

– Ты такой забавный, когда злишься.

– Если судить по твоим словам, то я забавный в любой ситуации.

– Так и есть, – отвечает. – У разных людей – разные таланты. Кто-то хорошо танцует, кто-то поёт, а ты выглядишь смешно и очень мило, чем бы ты ни занимался.

– Ты пришла как раз вовремя, – говорю. – Я хотел задать тебе несколько вопросов.

Два камня из трёх падают вниз. В воздухе остаётся висеть лишь один.

Девушка смотрит на меня с таким видом, будто уже знает, о чём мы будем разговаривать. Сегодня на ней другой макияж, другое платье, другие туфли. Но она по-прежнему выглядит величественно и грациозно. По какой-то причине я не могу отделаться от мысли, что где-то далеко-далеко она – очень известная персона, за которой постоянно следят, которую почитают, надеются на встречу с ней и ни одно движение мизинца не остаётся незамеченным.

Но эта царственная особа продолжает приходить сюда. В деревню.

– И я очень надеюсь, что ты на них ответишь.

– Какой взгляд... – Аэлиция цокает языком. – Я почти испугалась.

– Тебе стоит бояться, – говорю. – Я тебе не друг и никогда им не был. Даже наоборот: я очень не люблю людей, которые вмешиваются в мои планы и водят за нос.

– Такой грозный... такой необузданный!

– Ты предсказала мою драку с двойником, как ты это сделала? Как ты узнала, что я буду стоять над ним с рукой, занесённой для удара? Ты знала, что твоё нелепое пророчество спасёт ему жизнь? И если знала, почему вмешалась в мои дела?

Девушка поднимается с камня, спрыгивает вниз, но прежде, чем её ноги касаются земли, она превращается в облачко чёрных лепестков. В то же мгновение мягкая рука проводит по моим волосам. Она стоит у меня за спиной с загадочной улыбкой.

– Столько вопросов, – говорит. – И я не отвечу ни на один из них.

– Нет, ты ответишь.

– Хочешь применить допрос с пристрастием?

– Если придётся.

– Давай сыграем с тобой в игру, – произносит девушка после паузы. – Побеждаешь в раунде – я отвечаю на любой твой вопрос. Проигрываешь – и ты делаешь то, что я скажу.

Аэлиция снова исчезает и появляется неподалёку. Поднимает на руки летучую мышь и рассматривает её вблизи. Хума обычно не любит незнакомых людей, но в этот раз ведёт себя очень спокойно.

– Что за игра? – спрашиваю.

Не знаю, что она задумала, но это явно будет какое-то издевательство. Она только этим и занимается.

– Любая, какую пожелаешь.

– Идёт, – говорю. – Мы будем играть в камень, ножницы, бумагу.

Идеальная игра с равными шансами на победу. Случай определит победителя. Выиграю я – узнаю, что она задумала. Проиграю – выполню мелкое задание.

Вкратце объясняю правила, после чего Аэлиция снова исчезает и появляется прямо перед моим лицом. Её голубые глаза смотрят на меня в упор и я через белую жемчужину чувствую проказливость. Всё наше общение для неё – игра.

– Раз, два, три, – произношу и выбрасываю бумагу.

Самая простая фигура в этой игре – камень. Значит, самая большая вероятность, что я выиграю, если она выбросит именно его.

– Ножницы, – отвечает девушка и медленно обходит меня вокруг. – Что бы мне попросить тебя сделать?

Ходит вокруг в показных размышлениях. Кажется, она с самого начала знала, что мне прикажет, но всё равно продолжает изображать задумчивый вид.

– Знаю, – говорит. – Снимай рубашку.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет. Таков был наш уговор, так что будь добр – выполняй.

С кряхтением стаскиваю с себя льняную рубаху и остаюсь с голым торсом. Похвастаться, прямо скажем, нечем: я всегда был жилистым и худощавым. Если ей хотелось увидеть тело Аполлона, стоило обратиться к одному из близнецов. Сухие жгуты мышц, обтягивающих широкие плечи – вот и всё, что есть.

– Какой красавец, – заявляет Аэлиция.

Она пытается дотронуться до моего плеча, но я отстраняюсь.

– Спасибо, – говорю. – Ты не первая, кто мне это говорит. Вчера, например, это был двуногий прямоходящий змей в лохмотьях.

– Вот это волосы! – произносит Хума голосом Арншариза. – Самые прекрасные волосы на свете!

Летучая мышь выбрала идеальный момент, чтобы вклиниться в разговор.

– Давай следующий раунд, – говорю.

Поскольку эта игра умов, то я ожидаю, что Аэлиция выбросит ножницы, поскольку в прошлый раз бумага проиграла и я могу выбрать именно её.

– Раз два три, – говорю и выбрасываю камень.

– Бумага, – отвечает девушка с протянутым кулаком. – Итак, ты опять проиграл.

Не знаю как, но она жульничает. Аэлиция с лёгкостью согласилась на игру, поскольку точно знала, что победит в ней. У неё в рукавах, должно быть, запрятано очень много тузов.

– Как думаешь, что я попрошу тебя сделать на этот раз? – спрашивает.

– Даже предполагать не буду. Кто тебя разберёт.

– Пожалуй, я попрошу тебя снять сандалии.

– Хочешь, чтобы я стоял босиком на горячем песке? – спрашиваю.

– Брось, не так уж тут и горячо.

Скрипя зубами, снимаю с себя обувь и теперь я стою у хребта в одних штанах.

– Хочу тебя предупредить, – говорю. – Что их я снимать не намерен.

– Буду держать в уме, – ехидно отвечает Аэлиция. – Новый раунд? Или прекращаем игру?

В третий раз я выбрасываю фигуру наугад и снова проигрываю: у меня ножницы, у неё камень. Мне казалось, что она каким-то образом чувствует мои намерения так же, как я её взгляды. Но и тут вышла осечка: очередной проигрыш, очередное унижение.

С довольным видом она отходит назад и смотрит на меня оценивающе. Не знаю, зачем ей вздумалось увидеть меня голым, но именно это она и хотела изначально. Штаны снимать нельзя, поэтому Аэлиция всерьёз задумалась, что же у меня попросить.

– Придумала, – говорит.

Очень грациозной походкой она двигается ко мне, останавливается напротив и протягивает руку, чтобы я взял её своей. Левую она кладёт на моё плечо. Моя правая сама по себе оказывается на её талии.

И мы начинаем вальсировать.

Даже не знаю, как это получилось.

Не представляю, откуда она знает, что я умею танцевать. Для неё – я обычный человек из захолустной деревушки, который может похвастаться знанием похабных частушек, но никак не вальсом. Это умение цивилизованного человека.

Я кружу её в танце, ступая босиком по песку и сухой траве. Последний раз я делал это... уже не помню когда. Всё получается само собой, без каких-либо усилий.

Должно быть, всё это из-за партнёрши: я и сам неплох, но она очень лёгкая и воздушная, перемещается так плавно и непринуждённо, словно занималась этим всю жизнь. Рядом с ней даже самый деревянный танцор будет чувствовать себя расслабленно и уверенно. Она не ходит, она парит над землёй – настолько легко двигается.

И улыбается.

Довольная.

У неё должны быть десятки улыбок на все случаи жизни: смиренная, наглая, снисходительная, ехидная, формальная, торжественная и торжествующая. Она все их тренировала перед зеркалом, чтобы показывать людям то, что они должны в ней видеть. Но здесь и сейчас она расслаблена и показывает свои истинные эмоции. Без масок и притворств.

Выражение лица, когда человек вот-вот засмеётся. Её глаза сверкают.

– Эй, – кричит Хума. – Паскуда!

Аэлиция не выдерживает. Она заливается ярким, сияющим смехом. А я смотрю в её лицо и пытаюсь разгадать её загадку. Это уже четвёртая наша встреча, но я до сих пор ничего о ней не знаю. Только то, что вижу перед собой.

Мы продолжаем двигаться по песку, изрисовывая его нашими ногами. Мы могли бы продолжать вечно: с ней это не занимает никаких сил, даже даёт их. Но всему приходит конец. И мы останавливаемся.

– Фух, а ты хорошо двигаешься, – говорит.

Аэлиция всё-таки устала, но не показывает этого. Лишь грудь поднимается при каждом глубоком вздохе.

– Спасибо, ты тоже ничего, – отвечаю.

– Это самый чудесный из комплиментов, что я получала.

– Мы всё ещё не закончили, – говорю. – Я не отпущу тебя отсюда, пока не получу ответов.

– Хочешь ещё раз сыграть в твою замечательную игру? Я согласна, но учти, что в следующий раз я попрошу тебя спеть одну глупую песню. Так что можешь начинать учить слова.

– Больше никаких игр. Я не знаю, как ты это делаешь, но ты играешь не честно. Так что ты всё мне расскажешь сама.

– Правда? – спрашивает Аэлиция. – Грозный и зловещий Гарн заставит меня говорить?

Протягиваю руку, чтобы взять её за запястье. У неё такая нежная и аккуратная рука, что я боюсь к ней прикоснуться с излишней силой. Но я не успеваю её схватить, как девушка исчезает, появляется у меня за спиной и легонько стукает ладонью по макушке.

– Ты проиграл, – говорит. – Даже в применении грубой силы ты проиграешь.

Снова пытаюсь схватить её за руку, но успеваю взять лишь один из чёрных лепестков. Мягкая ладонь снова шлёпает меня по макушке.

– Не надо устраивать спектакль, – говорю, стараясь скрыть нарастающую злость. – Ты знаешь, что мне от тебя нужно, так почему не дашь этого?

– Потому что не хочу, – отвечает с усмешкой. – Потому что мне нравится смотреть, как ты варишься в собственных домыслах и ничего не понимаешь.

Протягиваю обе руки, чтобы схватить её за плечи, но Аэлиция исчезает и появляется сбоку от меня. Ей и эта игра тоже нравится. Её забавляет абсолютно всё, что бы я ни делал.

– Кажется, у нас с тобой намечается ужасное сражение, – произносит.

Девушка поднимает с земли прутик: небольшую сухую веточку, которая сломается пополам, если посильнее сжать её одной рукой.

– Жаль, ты не взял свой меч, – говорит с издёвкой. – Нечем будет сражаться против моего грозного оружия.

– Достаточно этого балагана.

Иду к ней, стараясь двигаться как можно быстрее. Думаю, если я успею её схватить, то она не сможет исчезнуть и переместиться. Резко выбрасываю руку вперёд, чтобы схватить за локоть, но она исчезает в последнее мгновение.

– Пунь, – произносит Аэлиция, ткнув веточку мне между лопаток. – Первый укол за мной.

Резко поворачиваюсь, но её уже нет.

– Пунь, – раздаётся голос и ветка утыкается мне в ягодицу.

Всё, надоела эта игра. Замедляю время и мир тонет в чёрно-белых красках. Окружающее замирает, звуки прекращаются. Я поставил целый мир на паузу, чтобы схватить одну наглую девушку.

Оборачиваюсь, но её рядом уже нет. Лишь чёрные лепестки, парящие в воздухе. Сама она сидит в отдалении на том же камне, где я впервые её здесь увидел. Вытянула правую руку и разглядывает собственные ногти, будто оценивает их состояние, хотя мы оба прекрасно знаем, что они в идеальной форме. У неё дома должен быть отдельный человек, который занимается только ими.

Бегу к ней, отсчитывая в уме секунды.

Один, два, три... девушка всё ближе, я протягиваю руку, чтобы схватить её за тонкую шею. Четырнадцать, пятнадцать. Время ускоряется, Аэлиция исчезает прямо перед моей ладонью и что-то снова тыкает меня в спину.

– Пунь, – произносит она. – Я снова победила.

Настало время для тяжёлой артиллерии. Я ещё не научился как следует пользоваться голубой жемчужиной, но уже могу кое-что показать. Оборачиваюсь, собираясь поднять девушку в воздух, но её позади меня уже нет.

– Пунь, – произносит Аэлиция.

На этот раз она тыкает палочкой очень сильно, в обратную сторону правого колена. Моя нога подгибается и я с трудом удерживаюсь прямо, но она тыкает в другую ногу и я падаю на колени. Аэлиция толкает меня вперёд и я падаю, опираясь вытянутыми руками в землю.

Несколько тычков острой деревянной веткой и теперь я полностью лежу на песке, а она сидит на моей спине и не даёт подняться.

– Понравилось, как я тебя побила?

– Слезь, – кряхчу.

– Ты хотел знать, почему я прихожу к тебе, Гарн? – спрашивает. – Потому что я вижу собственное будущее. Я вижу его так же отчётливо, как и прошлое. Можно сказать, что у меня есть воспоминания о будущем и я в точности знаю, что произойдёт. И ты есть в этом будущем.

– Я? – спрашиваю.

Пожалуй, не стоит шевелиться и пытаться её скинуть. Если я получу хоть какие-то ответы, это будет стоить моего позорного поражения.

– Ты есть в моём будущем. Ты заявишься ко мне домой, во всей своей красоте и великолепии. Так что я решила не ждать этого момента, а познакомиться с тобой пораньше.

Девушка опускается на колени и подносит губы к моей голове, которой я лежу на песке.

– И мне невероятно приятно познакомиться.

С этими словами она исчезает и я остаюсь у подножия хребта вдвоём с Хумой. Летучая мышь выглядывает из травы и смотрит на происходящее широко раскрытыми глазами.

Меня только что уделала девушка, которая видит будущее. С таким умением у меня не было ни единого шанса её победить ни в сражении, ни в камень, ножницы, бумагу. Я не получил ответов на свои вопросы, но теперь хоть что-то понимаю. По крайней мере я знаю, зачем она приходит.

– Что, Хума, испугалась? – спрашиваю. – Трусиха же ты.

Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь, одеваюсь, а затем протягиваю руку, поднимаю в воздух несколько камней и возвращаюсь к Дарграгу, жонглируя ими собственной волей.

По какой-то причине у меня хорошее настроение.