Чёрный хребет. Книга 3

Глава 27

Середина ночи, десятки факелов разгоняют тьму.

Половина нашего войска стоит в дозоре, половина лежит на земле и либо спит, либо пытается уснуть. Сомневаюсь, что у соплеменников получится как следует отдохнуть: слишком близко к вражеской деревне. Невозможно расслабиться, когда находишься в шаговой доступности от смертельной опасности.

Но если нам трудно расслабиться в этой ситуации, то у жителей Орнаса сейчас должны трястись колени до усрачки. В конце концов не нас завтра придут истреблять.

Подхожу к Брасу с Чемпином, дрыхнущим на тонких подстилках в самом центре.

– Ребята, – говорю. – Подъём.

– Что? – вздрагивает Брас. – Уже началось?

– Ничего не началось и, надеюсь, не начнётся. Просыпайтесь и идите за мной.

Следом бужу Хоба, Арназа и подхожу к близнецам.

– Буг, – трясу за ногу. – Поднимайся, у нас есть работа.

Он открывает глаза, смотрит на меня, первое время ничего не понимая, затем узнаёт и короткая, как вспышка, ненависть мелькает на его лице. После этой битвы отберу у него маску – слишком сильно она давит на его сознание. Заставляет ненавидеть собственного брата. Воспользуемся её силой в последний раз и уничтожим, если это возможно.

– Эй, куда вы? – спрашивает Лира, поднимаясь.

Смотрит на нас встревоженно.

Для ночной вылазки я отбираю крепких друзей, которые могут держать удар в трудной ситуации. У нас в армии много девушек, но их сила проявляется исключительно в строю: они стоят сзади и умело обращаются с копьём, пока первая шеренга из парней держится как скала. Но стоит рядам дрогнуть и разбиться на отдельных людей, как всё преимущество исчезает.

Поставь Лиру против случайного воина из Орнаса и я не уверен, кто из них победит. Порой грубая сила превосходит технику и мастерство.

– Спи, – говорю. – Мы отлучимся ненадолго.

С подозрительным лицом Лира опускается обратно на землю.

Я, Буг, Вардис, Хоб, Чемпин, Брас, Арназ. Нам нужен небольшой ударный отряд для короткой стычки и отступления. Мобильность – наше всё. Чем быстрее мы будем действовать, тем лучше. Нам придётся сражаться в неудобной обстановке, в окружении, с превосходящими силами. И в плохом освещении к тому же, поэтому отбираю самых лучших воинов.

– Роддер, – говорю. – Просыпайся, работа есть.

Парень открывает глаза и смотрит на меня вопросительно. В детстве его лягнула марли в голову и с тех пор он нем, как рыба. Но чего у него действительно не отнять – умения укладывать соперников быстро и эффективно.

Поднимается, собирает свои вещи.

Внешне никогда не скажешь, к чему у человека талант. Роддер высокий, широкоплечий, но при этом не бугай, как некоторые в нашей деревне, не выглядит устрашающе, не смотрит на тебя мёртвым взглядом. Обыкновенный спокойный парень, пока не увидишь, как он с совершенно невозмутимым лицом раскалывает кому-нибудь череп ударом своего топора.

– Ребята, – говорю. – У нас с вами сегодня собственная, очень опасная задача.

Всего нас десять, считая Хуберта и Дверона. Идеальное количество людей для быстрого и точного нападения. Хирургическая операция по удалению злокачественной опухоли из самого центра Орнаса.

– Вчера вечером вы видели, что произошло. Воины Орнаса колеблются, но один человек не даёт им сдаться.

– Сазголон, – произносит Дверон. – Старый, поехавший ублюдок.

– Не такой уж и поехавший, – возражает Арназ. – Вот остальные стариканы из совета – это да, дым без огня.

– Знаю, что вам не нравятся эти люди... – говорю.

Хуберт издаёт короткий смешок, словно услышал в этом только одному ему понятную шутку.

– Люди? – спрашивает. – Эти люди веками похищали наших жителей.

– Та же история у Дарграга с Фаргаром, – говорю. – И посмотри на нас: стоим рядом с Двероном. Пусть мы не очень друг другу нравимся, но мы вполне неплохо взаимодействуем. Я даже смею надеяться на кое-какое взаимное уважение.

– Ты во всей нашей деревне не найдёшь ни одного человека, которому бы они не навредили. Я тебе клянусь, ни единого, у всех свои счёты. И у меня в том числе.

– Я всё понимаю. Просто постарайся сегодня сдержать свои внутренние порывы и послушать. Ради меня, ладно?

Хуберт недовольно мотает головой. Мои попытки прекратить вражду похожи на замкнутый круг, из которого очень тяжело вырваться.

– Сазголон очень нам мешает, – говорю. – Знаю, что я часто проявляю излишнее человеколюбие, даже там, где это кажется глупым...

– Что есть, то есть, – замечает Хоб.

– Но нам нужно избавиться от этого старика. Проникнуть в деревню, по возможности скрытно, и избавиться от него, поскольку жители Орнаса настолько тупы, что последуют в могилу по его приказу.

– Уверен, что они не разозлятся от того, что мы прикончим их старейшин? – спрашивает Вардис.

– Только одного старейшину, – говорю. – Остальных мы трогать не будем. К тому же, какая нам разница, разозлятся они или нет. Если это поможет им принять важное решение и сдаться без боя – риск будет того стоить.

Десять человек, стоящих кругом в ночи. Никто нас не видит, никто нас не слышит. Тайная операция по устранению ненужного человека.

Никогда бы не подумал, что буду обсуждать хладнокровное убийство вот так спокойно, будто это что-то будничное и ежедневное. В моей прошлой жизни экстраординарным событием были два человека, случайно столкнувшихся на улице. А чтобы один ударил другого – на моих глазах такое происходило всего несколько раз.

Здесь же это никого не удивляет.

Тут есть только один способ решать проблемы: бери, что хочешь, сражайся за то, что хотят отобрать.

Иного не дано.

– Собирайтесь, – говорю. – И возвращайтесь сюда. Мы нападём тихо и незаметно.

Передвигаемся в кромешной тьме. Иду по земле и не вижу, куда ставлю ноги. Не вижу собственных рук и товарищей позади. Единственные источники света в округе: факелы в нашем лагере и в Орнасе. Из-за этого мы можем видеть деревню и дома, но пока остаёмся на расстоянии – нас не существует.

Передвигаемся через лес, обходим деревню большим кругом, чтобы зайти с обратной стороны.

Дом Сазголона – трёхэтажное здание с огромной верандой. Не в центре, но и не на окраине.

По всей деревне бродят неприкаянные воины с копьями. Многие из них сидят небольшими кучками и тихо о чём-то разговаривают. Пробраться к дому нашей цели незамеченными не получится – слишком много дозорных со всех сторон. Однако ночь позволит нам подойти достаточно близко, чтобы они не успели вовремя отреагировать.

Позади раздаётся треск ветки.

– Тихо! – шепчу. – Это сейчас мы далеко и нас не услышат, но впереди нам шуметь не позволительно.

– Я нихера не вижу, – отвечает Брас. – Никак не могу идти тише.

– Ступай на цыпочках значит.

Приближаемся к деревне с оружием наготове. Мы идём невидимые до тех пор, пока нас не увидят. А как только увидят – мы больше не невидимки.

Скрытная миссия, готовая в любой момент превратиться в смертоносный ураган. Чем ближе мы подберёмся, тем больше времени выиграем. Десять человек, намеревающихся прикончить одного старика, плюс одна летучая мышь, поскольку я не могу убедить Хуму подождать меня в лагере. Куда я, туда и она. А попробую её запереть – начинает орать от гнева.

«Там», – указываю на одиноко стоящего человека в стороне.

Подпирает стену, пинает ногой древко копья. Скучает.

Сейчас мы слишком далеко и свет факелов из деревни до нас не дотягивает, но если мы постараемся пройти мимо, то он нас очень легко обнаружит.

«Ждите», – приказываю.

Я им займусь.

Крадусь вперёд, стараясь издавать как можно меньше шума. Было бы идеально оглушить человека, не убивая, но я не уверен, что у меня это получится. Ударю слишком слабо – оставлю в тылу опасного врага, который может сильно навредить. Уж лучше бить сильно и надеяться на благополучный исход.

Чем ближе я подхожу, тем лучше могу его рассмотреть.

Дозорному около шестидесяти, седой и очень худой. В волосы вплетена разноцветная ленточка. Украшение, которое могла подарить жена мужу, или дочь отцу. Ступаю по траве и в последний момент, когда я уже совсем близко, мужчина оборачивается.

Я успеваю заметить лишь удивлённое выражение лица, когда мой меч рассекает его шею и он падает на землю, захлёбываясь собственной кровью.

Сердце бешено колотится, но времени на муки совести нет.

«За мной», – приказываю жестом товарищам.

Идём между деревянными домами, надеемся, что люди внутри либо спят, либо лежат в кроватях, и никто не посмотрит в нашу сторону. Не хотелось бы развеивать пелену нашей скрытности так рано.

До убежища Сазголона остаётся сотня метров.

Стою на корточках рядом с одним из домов, думаю над тем, как нам лучше пробраться через бродящих тут и там людей. Дозорные беспокойно ходят по улицам и не могут усидеть на месте от чувства нависшей угрозы.

– Эй, кто это? – доносится голос сбоку.

Поворачиваюсь и вижу мужчину за сорок с третьим глазом, вытатуированным на лбу. В руках держит сразу два копья. Зачем ему две штуки – чёрт знает.

Ждать, пока он опознает в нас диверсантов я не собираюсь.

Останавливаю время и, пока окружающий мир даёт мне фору для действий, подхожу к мужчине, рассекаю ему горло концом меча. Теперь он не закричит и не позовёт на помощь.

Восстанавливаю время, чтобы не тратить дым в жемчужине. Мужчина опускается сначала на колени, а затем на бок и начинает извиваться как змея. Ещё живого я хватаю за ноги и тащу обратно, к моим друзьям. Но не успеваю пройти и половину пути, как на всю округу раздаётся зычный голос:

– Тревога!

Вот зачем человеку нужно было два копья.

Он держал оружие своего друга, который отошёл помочиться.

– Они здесь! – ревёт появившийся человек.

Нас обнаружили. Скрытная миссия превращается в открытую. Нет смысла больше прятатся – пора действовать грубо. Бросаю метательный нож ему в грудь и оборачиваюсь прежде, чем он достигает своей цели.

– Бегом! – кричу и направляюсь к дому Сазголона.

Дозорные вокруг приходят в себя и все поворачиваются в нашу сторону. Человек пятнадцать, но скоро их станет больше. Я рассчитывал, что мы успеем подойти ближе, когда нас заметят, но что поделать. Работать нужно с тем, что имеешь.

Со всех ног бегу к дому Сазголона и надеюсь, что это же самое делают мои друзья.

В Орнасе две сотни боеспособных воинов. Если половина из них сейчас в дозоре, то получаем сотню, которая сейчас направляется в нашу сторону. Теоретически, мы можем успеть выполнить нашу миссию и убежать до того, как все они сюда явятся.

Но действовать надо быстро. Очень быстро.

– Гарн! – доносится голос Вардиса. – Слева!

Ко мне приближается со злобным оскалом парень лет двадцати пяти, у которого на щеках вытатуированы зубы. Двойной оскал.

Заносит копьё для удара, целясь в живот но я отбиваю его в сторону и оказываюсь на таком расстоянии, когда копьё бесполезно. Опытный копейщик не допустил бы такой ситуации: он бы разорвал дистанцию, стоило бы мне попытаться обойти остриё. Но передо мной не опытный копейщик.

Делаю взмах мечом и рассекаю ему внешнюю часть бедра. Самый быстрый удар, который я только мог сделать, но и этого достаточно: парень падает на землю, подкошенный, а я мчусь дальше.

Каждая секунда на счету.

Нужно уйти прежде, чем сюда явится вся сотня.

– Не уйдёшь! – кричит один из трёх мужчин, приближающихся справа.

Они двигаются слишком медленно и не успеют перехватить меня на пути к дому Сазголона. Пусть друзья с ними разбираются, пока я делаю основную работу. До окна остаётся всего несколько метров, когда я замечаю в стороне приближающуюся ко мне стрелу.

Когда начинается бой, мозг всегда работает на пределе, воспринимая окружающую реальность чуть быстрее, чем обычно. Стрела кажется летящей медленно, словно от неё можно уклониться, но это лишь иллюзия. Ни один человек не способен уйти от стрелы: слишком большая масса тела, чтобы сдвинуть её вбок за доли секунды.

Инстинктивно делаю жест рукой, словно отмахиваюсь от назойливого насекомого, и стрела уходит в сторону.

Голубая жемчужина пришла на выручку, не зря всё это время жонглировал камнями. Научился пользоваться ей не только разумом, но и спинным мозгом.

– Охраняйте дом! – кричу.

И прыгаю в оконный проём головой вперёд.

Сердце колотится, не могу отдышаться.

Вон он, дом человека, которого нам предстоит убить. Не из мести или кровожадности, не потому что мы этого хотим. Так нужно, это холодный расчёт. Настолько холодный, что пальцы отморозишь, если прикоснёшься.

Где-то тут прячется слепой старик, который слишком сильно задержался в этом мире.

И он наверняка не один: не может немощный дед жить в таком огромном доме без семьи. Быстро осматриваю первый этаж – ничего. Гостиная, зал, кухня. Тусклого света факелов на улице не хватает, чтобы разобрать подробностей. Можно лишь заметить, что внутри прибрано.

Направляюсь к лестнице, пока снаружи раздаются звуки ударов и громогласный рёв Буга в маске. Друзья как могут выигрывают мне время.

Кто-то вваливается в окно следом за мной.

– Не ждал? – спрашивает Дверон, поднимаясь на ноги. – Я же сказал, что этот старый ублюдок – мой.

– Не время препираться, – говорю. – Я осматриваю второй этаж, ты – третий.

Поднимаемся наверх, но не успеваю я пройти и половину пролёта, как мне навстречу вылетает деревянный стул, собираясь угодить точно по голове. В последний момент успеваю поднять руку вверх и толкнуть предмет обратно вместе с её владельцем.

Поднимаюсь на второй этаж и вижу мужчину, который снова берёт стул, собираясь им сражаться и оборонять свой дом. Внутри достаточно темно, но я могу рассмотреть черты человека – скорее всего, сын Сазголона.

– Вам хана! – шипит.

Времени на сражение нет.

Поднимаю его в воздух и с силой бью о стену справа. Он падает на землю и пытается подняться на трясущихся руках, но я снова поднимаю его в воздух и вышвыриваю в окно. Мужчине стоит быть благодарным, что я использовал голубую жемчужину, чтобы избавиться от него. Если бы пришлось прибегнуть к жёлтой, он уже был бы мёртв.

Захожу в боковую комнату: двое детей, жмущихся друг к другу.

Чувствую себя извергом, что вломился в чужой дом и собирается убить члена семьи. Да, с их точки зрения всё именно так и выглядит. Я злодей, а их дед – невинная овечка. Переубеждать я никого не собираюсь, по крайней мере не сейчас.

Захожу в другую комнату – пусто.

Захожу в третью – пусто.

– Он здесь! – кричит Дверон с третьего этажа.

Удивительно, что они поселили Сазголона на третьем в его-то состоянии. Я думал, он будет скрываться на первом, максимум на втором.

Поднимаюсь выше и вижу гордого старейшину деревни, восседающего в одних трусах на деревянном стуле. Страха в нём как не было, так и нет. Сидит вальяжно, откинувшись на спинку, будто полностью контролирует положение. И это нам стоит опасаться, а не ему.

Не могу понять: им движет храбрость или безумная уверенность в собственную значимость и неуязвимость. Никогда не любил людей, настолько убеждённых в своей исключительности. Такие почему-то считают, что мир прекратит своё вращение, когда они отправятся на тот свет.

Сбоку от него сидит на полу женщина, закрывает руками маленькую девочку. Чёрт, не смогу я навредить человеку на глазах его потомков, это бесчеловечно.

Дверон подходит ближе, сжимает рукоять меча двумя руками. В какой-то момент девочка изворачивается, вырывается из рук матери и бежит к деду, но я хватаю её за запястье и волоку на выход, прочь из комнаты. Нельзя ей смотреть на такое.

– Явились, значит, – произносит Сазголон – Так и знал, что...

Дверон одним мощным движением сносит старику голову. От неожиданности я даже подпрыгиваю. Отрубленная конечность скатывается по груди старейшины, падает ему на колени, а затем ещё ниже – на пол. Катится по деревянным доскам с отвратительными чавкающими звуками, подкатывается ко мне.

Я всё ещё держу девочку за руку, пытаясь спрятать её от ужасов, которые мы сегодня совершаем. И мне не приходит лучшей идеи, чем зафутболить отрубленную голову в угол помещения. Абсолютно идиотский поступок, но у меня было совсем мало времени, чтобы среагировать.

И разум не подсказал ничего умнее, чем это.

Смотрю на летящий через комнату предмет, Дверон смотрит, женщина смотрит, девочка тоже. Наконец, я отпускаю её руку, но она не бежит обратно к маме, так и стоит на месте. Кажется, она только что получила психологическую травму. Да и я тоже.

– Что? – спрашивает староста Фаргара. – Ты же сам сказал, что нам нужно действовать быстро.

– Ну да, – говорю. – Всё верно. Но как-то это... неправильно.

– Поздно сомневаться. Будешь задаваться вопросами, когда вернёмся в лагерь.

Женщина бесшумно рыдает в углу. Хочется её утешить, сказать, что всё позади, но это будет звучать как издевательство.

Даже у самых отъявленных негодяев есть братья, дочери, внуки. Не стоит их оправдывать только за счёт того, какие хорошие они семьянины. Человек должен нести ответственность за свои поступки, а не прикрываться слезами близких людей.

– Уходим, – говорю.

Бежим вниз по лестнице.

Наша вылазка прошла удачно: мы устранили Сазголона. Но почему внутри ощущение, будто я – единственный негодяй в этой деревне?

На улице во всю идёт сражение. Вылезаю через окно и вижу огромного Буга, двуручным мечом отгоняющего людей справа. Он выглядит настолько пугающе, что окружающие боятся к нему приблизиться. Остальные друзья находятся слева и сдерживают натиск толпы воинов Орнаса.

Худой мужчина тыкает копьём в грудь Чемпина, но наконечник отскакивает от металлической пластины. В следующую секунду молот Браса опускается на него сверху и тот падает на землю, переломанный. Арназ ударом ноги опрокидывает своего противника. Хоб сидит в глухой обороне. Роддер отбивает нацеленное в него копьё щитом, делает подшаг и совершает рубящий удар справа налево, рассекая топором противнику голову. Удар не смертельный, но одного глаза он точно лишился и больше никогда не похвастается ослепительной улыбкой.

Хума срывается с моего плеча, пролетает полукругом над сражающимися людьми и оглушительно кричит, выбирая целью мужчину слегка за пятьдесят. Тот останавливается и хватается за голову, не понимая, что происходит.

– Убирайся! – кричит летучая мышь, порхая над людьми.

Кричит ещё несколько раз и после каждого оглушительного взрыва люди теряют ориентацию в пространстве. Повезло им, что они на открытом воздухе.

Человек двадцать стоят напротив ребят и продолжают прибывать.

– Отступаем! – кричу.

Оставшейся силой голубой жемчужины поднимаю одного из людей и бросаю на остальных, вызвав замешательство на несколько секунд. Замедляю время и бью мечом по рукам, ногам, выигрываю как можно больше времени для отхода.

Нам не нужно побеждать. Нам нужно уйти.

– Все назад! – подтверждает Дверон.

Буг смещается к центру, отвлекая на себя внимание, пока остальные пятятся в сторону, откуда мы пришли. Он машет мечом направо и налево, разрезая воздух. Создаёт зону, на которую невозможно ступить, оставшись невредимым.

Мчимся обратно в лес, Буг бежит в самом конце и редкие удары копий стучат по его каменной коже. Полезная всё-таки вещь, эта маска. Неприятно будет от неё избавляться: уж слишком ощутимые у неё побочные эффекты. Я не готов смотреть, как она настривает Буга против меня даже с учётом преимуществ, которые она даёт.

Чем ближе мы к лесу, тем меньше слышим звуков преследования.

– Кто-нибудь... ранен? – спрашиваю.

Лёгкие жадно хватают воздух. Ощущение, будто я разминуся со смертью на какие-то пару сантиметров. Нас спасла только наша выучка, ни один человек в Орнасе не может тягаться с людьми из этого отряда.

– Я, – отвечает Брас.

Снимает шлем и мы видим длинный порез на шее, из которого течёт кровь и уже начинает заливать доспехи.

– Идём к Лире, – говорю. – Пусть обработает рану.

Возвращаемся в лагерь и видим всё наше войско в боевой готовности. Они стоят на месте и не знают, что им делать – я не назначил командира во время своего отсутствия. Недопустимый промах.

Армия никогда не должна оставаться без военачальника.

– Всё хорошо, – кричу. – Возвращайтесь на свои места и спите дальше.

Пытаюсь успокоить соплеменников, а сам трясусь от пережитого и пытаюсь прийти в себя.

Пока соплеменники успокаиваются и садятся обратно на землю, я смотрю на Орнас, освещаемый многочисленными факелами. В голову раз за разом приходит одна и та же картина: голова Сазголона, катящаяся ко мне по полу. Замершая в углу женщина. Девочка, только что увидевшая, как расчленили её предка.

Пытаюсь убедить себя, что мы всё сделали правильно. Но пока не получается. Никогда не был сторонником принципа, что цель оправдывает средства. Зверства есть зверства, с какой стороны на них ни посмотри.

Впервые за очень много лет хочется напиться.

Может быть, стоило вывести родных старика, прежде чем прикончить его. Но любое промедление могло стоить жизни одного из моих друзей. Я не готов рисковать ими ради избавления от собственных душевных мук.

Утро покажет, правильно мы поступили или нет.

Утром Орнас либо сдастся, либо падёт. Одно из двух.