Весь жаркий июль посол Бьюкенен и военный агент Великобритании Нокс пребывали в мрачном настроении. Их рекомендация «навести порядок» в промышленности, выполнить программу «оздоровления» обстановки в армии и столице остались лишь в записке. Разрекламированное русскими партнерами, особенно Терещенко, июньское наступление на фронте захлебнулось. Большевики приобретали все большую силу, а популярность эсеров и других партий в армии резко пошла на убыль. Атмосфера в Петрограде и по всей России становилась все напряженнее.
В первых числах июля сэр Джордж решил, что наконец наступил долгожданный момент для подавления анархии раз и навсегда. Расстрел мирной демонстрации, закрытие «Правды», аресты большевиков заставили радостно биться сердца английских дипломатов и разведчиков. 4 июля посол его величества встречался с Терещенко и получил от него твердое обещание, что беспорядки будут пресечены железной рукой, как только прибудут с фронта верные правительству войска. Посол в ответ выразил готовность дать приказ английским подводным лодкам, базировавшимся вместе с русскими в финляндских шхерах, подойти к Кронштадту и торпедировать русские корабли, если они отправятся из Гельсингфорса в столицу на помощь большевикам…
Да, начало июля вселяло радужные надежды, хотя сэру Джорджу и пришлось указывать не раз министру иностранных дел Терещенко на непоследовательность репрессивных мер, причину чего он видел в слабости кабинета министров 6-го числа посол прямо посоветовал Михаилу Ивановичу и силам, стоящим за ним, то есть крупной российской буржуазии, сменить правительство. Князь Львов недостаточно силен, — уверенно сказал сэр Джордж.
Посол не церемонился с молодым сахарозаводчиком, лощеным и самоуверенным Терещенко, который лишь случайно стал во главе министерства иностранных дел. Министра не приняло всерьез и высшее общество Петрограда, называя по аналогии с героем популярной ленты синема — «Вилли Ферреро, или Чудесное дитя». При разговоре Бьюкенен передал ему очередную записку Нокса и подчеркнул, что предложения военного агента, изложенные в документе, это именно то, чего ждут на Уайтхолле. А предлагал Нокс следующее: восстановить смертную казнь для военнообязанных по всей России: потребовать от воинских частей, принимавших участие в демонстрациях 3–4 июля против Временного правительства и войны, выдачи подстрекателей; разоружить рабочих Петрограда и Москвы; учредить военную цензуру и предоставить ей право конфисковать не только тиражи газет, но оборудование типографий, печатные материалы которых призывают к нарушению порядка; все части, несогласные с этими пунктами, разоружить и превратить в рабочие батальоны…
Терещенко согласно кивал, слушая наставления Бьюкенена. А когда речь зашла о генерале Корнилове, он даже выразил благожелательные намерения на его счет. Министр точно знал, что генерал сделался очень близким человеком к британскому посольству в те месяцы, когда был главнокомандующим Петроградским военным округом.
— Мы считаем, — заявил министр, — что генерал Корнилов должен быть допущен в правительство, а несколько членов правительства должны находиться в Ставке, чтобы быть с ним в постоянном контакте.
Михаил Иванович заверил сэра Джорджа, что и Керенский, кумир влиятельных кругов, целиком разделяет такой взгляд.
Узнав об этом разговоре, генерал Нокс ехидно хмыкнул и добавил, что Керенский в вожди не годится, так как у него от Наполеона только актерские качества, но отнюдь не воля политика. Июль заканчивался, а у Бьюкенена и Нокса вместо исполненных дел были одни обещания. И то — Терещенко, а не самого Керенского.
…Теперь, перед завтраком у министра иностранных дел, венчающим собой июльские встречи, где, как знал Бьюкенен, обязательно будет и Керенский, посол продумывал линию разговора. Еще в феврале, покидая пост резидента СИС, Самюэль Хор подсказал, что если в этой стране потребуется найти военного диктатора, то лучше генерала Корнилова никого не сыскать. Только теперь сэр Джордж смог оценить всю глубину этого совета.
По его рекомендации люди Нокса сделали было подход к генералу Брусилову, когда тот стал уже верховным главнокомандующим и ему было тяжело подчиняться политикам-болтунам из Мариинского дворца. Но, по мнению посла, разговор с Брусиловым начали неправильно и сразу все испортили. Самолюбивому человеку задали дурацкий вопрос: будет ли он поддерживать Керенского в случае, если тот пожелает возглавить революцию своей диктатурой? Генерал, естественно, ответил отказом и понес какую-то чепуху, что, дескать, диктатура возможна лишь тогда, когда большинство ее желает!.. Какая же это диктатура, если все ее хотят?! Понятно, что после этого и на вопрос: не согласится ли сам Брусилов взять на себя роль диктатора? — генерал ответил решительным отказом. Пришлось сделать так, чтобы этого опасного старика правительство убрало с ключевого поста. К счастью, таково же было и намерение самого правительства… На его место был назначен Корнилов. Этот не откажется, когда ему предложат хлыст диктатора. Нокс прав — до чего же пуст и недальновиден Керенский. Ведь он не видит, как под его кресло министра-председателя подводится мина… Корнилов вполне устроит Лондон во главе России. Он охотно прислушивается к советам английских военных, явно стремится заручиться нашей поддержкой в борьбе за власть…
— Правда, генерал Алексеев, — продолжал раздумывать сэр Джордж, характеризуя Корнилова, сказал, что это человек с сердцем льва, но с умом барана… Однако именно такой диктатор и нужен в России, чтобы интересы Британской империи были соблюдены.
Бьюкенен вспомнил лорда Мильнера. «Министр без портфеля» стал теперь как бы «министром по русским делам». Так подняла его авторитет поездка в Россию. Достойнейший сэр Альфред неоднократно указывал, что на русских надо сильно нажимать, используя положение Англии как кредитора, перевозчика военных грузов и поставщика вооружения для русской армии. А сэр Альфред ведь не только говорил, но и делал. Не без его влияния к началу июньского наступления русская армия получила из Англии менее половины обещанных орудий калибра от 150 мм и выше, не прислал и такого нового сильного оружия прорыва, как танки. Не выполнили других поставок оружия и боеприпасов. Посол знал и о сокращении русских военных заказов, идущих через Англию, о снижении сумм кредитов, о предоставлении с каждым месяцем меньшего количества судов для перевозок военных грузов в Россию. Посол это знал и сам проводил в Петрограде нужную Лондону линию.
Русский «человеческий материал» мог десятками и сотнями тысяч гибнуть на полях Галиции или в болотах Курляндии, но совесть сэра Джорджа Бьюкенена оставалась чиста. Он свято выполнял свой долг перед Уайтхоллом, перед Сити, перед его величеством капиталом. Выцветшие за десятилетия дипломатической службы честные глаза сэра Джорджа светились добротой, ангельская белизна просвечивала на висках и в усах, зычный голос не дрожал от сомнений. Бьюкенен был полностью убежден в своей всегдашней правоте старшего союзника, который может и должен указывать младшему партнеру его место.
Именно с таким настроением он собирался на завтрак к министру иностранных дел.