Честь семьи Прицци

Глава 10

У Чарли было чувство, что его окунули в дерьмо. «Боже, — думал он, — это настоящая веселая вдова. Я приканчиваю ее мужа, пока она в супермаркете выбирает для него деликатесы, а потом она приходит и заявляет, что согласна стать моей женой. Хороша женушка!»

Что же ему с ней делать? Она сама и подставила мужа, зная, что Прицци обязательно придут за своими деньгами. Это она виновата. Больше некому. Имея такие мозги и тело, ей было нетрудно подбить этих двух дурачков на воровство. Единственное, что ему остается, — так это исполнить волю Прицци: прикончить ее и засунуть в багажник к мужу. Но где он тогда найдет остальные деньги? Еще триста шестьдесят кусков? Кто другой ему подскажет?

— Слушай, Айрин, — хрипло проговорил Чарли, — слушай меня внимательно. Ночью ты не ляжешь спать. Ты хорошенько подумаешь, где могут быть деньги, поняла? Я брошу Маркси в машине и поеду в Нью–Йорк. Я должен что–то делать, но пока ничего другого в голову не приходит.

— О’кей, Чарли, я переверну весь дом, я буду искать, пока не найду, где Маркси спрятал деньги. Когда ты мне позвонишь? Когда мы увидимся? — Она боялась, что не выдержит и пригнется — желание убить ее ясно читалось у него на лице.

— Не знаю, Айрин. Просто не знаю.

— Ты не знаешь, увидимся ли мы снова? — Она должна его отвлечь, вызвать сочувствие, иначе в следующий раз он ее не пощадит.

— Заткнись! — вдруг заорал Чарли. — У Прицци пропали триста шестьдесят кусков, а ты жива и невредима!

— Но ты убил Маркси, моего друга. Неужели потеря друга сравнится с потерей денег, которые вам все равно возместят по страховке?

— Ты, наверное, профессиональная лгунья! — кричал Чарли. — Пять минут назад ты сказала, что выйдешь за меня замуж, а теперь говоришь, что у тебя большая потеря. Ты забыла, что этой потерей обязана мне?

— Ты напрасно так кипятишься, — сказала Айрин, чувствуя себя более уверенно, поскольку он не отказывался общаться и явно сомневался в своей правоте. — Маркси был совсем

плох. Ему оставалась неделя, может быть, дней десять. Я знала, что потеряю его. Но ты приехал и убил его. Когда я уходила, он был жив, а вернулась — он уже труп. Я просто в шоке! А ты… Разве ты понимаешь? Так или иначе, он должен был умереть, но такой конец меня натурально ошеломил.

— А… черт, — скрипнул зубами Чарли. — Слушай, отыщи эти триста шестьдесят кусков и привези мне. Все.

Чарли вышел через кухню и поехал в аэропорт. Проезжая по дороге через квартал Уоттс, он выбросил пистолет в урну. Машину с телом Маркси он оставил на парковке, где ее должны были подобрать копы.

Чарли летел в Нью–Йорк, чувствуя, что разочаровался в самых важных вещах в жизни. Айрин — холодная, расчетливая сука, вот кто она такая. Налоговый консультант, как же! Мерзавка! Да она хуже самого отъявленного отморозка. Пока он ломал голову, думая, как объяснить ей, кто он такой и чем занимается, она готовила ограбление Прицци. Должно быть, она спала с Луисом, потому что иного пути подобраться к нему для нее не было. Это она придумала, как украсть деньги, а потом убрала Луиса. А кто же еще? Зная, что Прицци так этого не оставят, она отдала им Маркси и половину из семисот двадцати кусков. А потом приезжает, навьюченная, из супермаркета и говорит: «Я дома, дорогой!» Как тут не поверить, что она простой налоговый консультант, которая не по своей воле оказалась в гуще мафиозных разборок? Самое пикантное, что она знала, что Прицци пошлют за деньгами именно Чарли и на это рассчитывала. И он повелся на ее уловки. Черт, не будь он сейчас заперт в самолете где–то над Аризоной, он бы прыгнул в первую попавшуюся машину — не важно чью, — помчался к ней и изрешетил бы ее в сито.

Чарли взял банку «севен–ап» и сэндвич с говяжьей солониной, и пока ел, ему вспомнилось, что у Айрин есть и положительные стороны. Если она водит машину за пятьдесят две тысячи, то она, должно быть, классный специалист в налоговом деле. Она говорит на пуэрториканском диалекте, как на своем родном. Она от него без ума. У нее потрясающий дом. Она стильно одевается и, наверное, училась в одном колледже с Мэйроуз. Но самое лучшее и невероятное, конечно, — это то, что она его любит. У него есть доказательство, запечатленное на видеопленке.

Взвешивая плюсы и минусы Айрин, Чарли немного поостыл. Возможно ли, что Айрин — это две женщины, а не одна? Возможно. Он видел такое в каком–то кино или читал в журнале. Она все–таки замечательная женщина. Он в этом уверен, и все тут. Как можно обвинить женщину в том, что она вышла замуж за своего лучшего друга? Наоборот, он должен быть благодарен Хеллеру, который привил Айрин понятие о мафии. Иначе ему было бы сейчас труднее. Может быть, она вообще вышла за Хеллера из жалости, желая заботиться о больном. Нет, она чудесный человек. Вспомнив, как он хотел убить ее и засунуть в багажник к Маркси, Чарли содрогнулся. Но удивила она его ужасно. Его чуть удар не хватил, когда она обернулась, и он увидел, что это Айрин. Будь он готов… нет, был готов… но она сумела повлиять на него так, что он не совершил непоправимого. Сработал верный инстинкт, он подумал, остыл и взглянул на это все с научной точки зрения. Завтра он пойдет в церковь Санта Грациа и поставит две свечки по двадцать долларов в благодарение Богу.

Самое главное — он теперь уверен, что Айрин его понимает. Пусть он прикончил ее мужа, она готова простить это, потому что тот обворовал Прицци. Он украл такую сумму, что никто, даже жена, не станет его защищать. Наверное, все–таки Хеллер убрал Луиса. Айрин не могла этого сделать, как ему такое в голову пришло? Нет, она не убивала Луиса. Но почему Хеллер, убив Луиса, не взял себе все деньги? Почему в сумке было только триста шестьдесят кусков, а не семьсот двадцать? Вот черт, неувязочка получается. Впрочем, это не значит, что убийца — обязательно Айрин. Скорее наоборот. Если бы в доме была припрятана вся сумма — притом что Хеллеру оставалось жить считаные дни, — на Айрин должно было упасть прямое подозрение, как бы жутко это ни звучало.

Когда самолет приземлился в Нью–Йорке, Чарли, даже не взглянув на часы, бросился звонить Айрин.

— Айрин? Это Чарли.

— Чарли!

— Как ты?

— А ты–то как?

— Я просто позвонил, чтобы сказать, что я долетел. Я уже в Ла Гуардиа.

— Чудесно!

— Ну пока, до скорого.

Чарли поехал домой и лег спать, подумав, что, когда сдаст деньги, он пригласит к себе отца, накормит его ужином и поставит кассету с Айрин Уокер, чтобы тот ему кое–что разъяснил. А скоро они поженятся, и она переедет в Нью–Йорк. Он попросит Эда Прицци подыскать ей стильный офис на Манхэттене и снабжать ее работой. Через Эда проходит такой поток разных дел, что она без труда будет иметь в два раза больше, чем в Лос–Анджелесе, сколько бы она там ни зарабатывала.

Проснулся Чарли в отличном настроении и под душем распевал старую добрую «Ты принадлежишь мне». Побрившись и одевшись, он сгонял по магазинам за любимой едой отца, приготовил почти все для ужина, сел в свой «шевроле» и поехал в прачечную.

Его встретил отец и провел в кабинет Винсента. После рукопожатий Винсент спросил, как дела.

— Так себе, — ответил Чарли. — Я привез только половину из семисот двадцати тысяч.

— Ну? Какие у тебя соображения?

— Луис и Хеллер поделили деньги в Вегасе, и Хеллер поехал к жене в Лос–Анджелес. Луис забил какую–то стрелку у бара Престо, куда привез свою долю. Его убили, а деньги забрали.

— Ты считаешь, что Луис целые сутки болтался в Вегасе? А потом поехал на стрелку с деньгами?

— А что? Вот так и пропала половина суммы.

— Возможно.

— В Лос–Анджелесе я разыскал Хеллера. Он отказался со мной разговаривать. Сказал, что не знает, где деньги. Ну я его и пристрелил. Потом пришла жена. С ней не было проблем. Она показала мне, где они лежат. Я пересчитал — оказалось, только половина.

— Ее ты тоже пришил?

— Но она сразу показала мне сумку с деньгами. Она вообще не знала, что они там. Она и мужа–то своего не видела четыре года.

— Здесь что–то нечисто, — пробурчал Винсент. — А наши триста шестьдесят тысяч как корова языком слизала. — Он пожевал губу. — Но ты не виноват, Чарли, ты сделал все, что мог.

Идя потом с отцом по коридору, Чарли спросил:

— Не намек ли это был, папа? Может быть, он считает, что я присвоил эти бабки?

— A-а, брось. Ты Винсента не знаешь? Дон Коррадо теперь запилит его, вот он и рыщет по всем углам.

— Мне стоит беспокоиться на этот счет?

— Пока рано.

— Слушай, пап, приезжай вечером ко мне на ужин, а? У меня есть все, что ты любишь. Я тебя угощу, как никогда. И я хочу, чтобы ты посмотрел видео с той женщиной, о которой я тебе говорил. Сегодня мне привезут видеомагнитофон.

— Идет, — согласился отец, — давно хотел посмотреть, как работает эта штука. Только я к тебе ненадолго, сегодня надо раньше лечь спать.

Видеомагнитофон привезли в три часа дня. Чарли поставил кассету с надписью «Айрин Уокер» и нажал кнопку «play». Она была с ним в комнате, на большом цветном экране. Вот она и Мэйроуз выплывают из машины у отеля. Она бросает свой конверт в черный шелковый мешок у дверей «Садов Палермо», он держит ее за руку, и они улыбаются друг другу, как в сцене первой встречи в каком–нибудь кино. Чарли нажал на паузу и смотрел, открыв рот. Такой красоты он не видел никогда в жизни. Просмотрев до конца две минуты сорок девять секунд, он перемотал пленку и начал заново. После трех просмотров он почувствовал бешеный восторг. Было что–то необыкновенное в том, как она касалась его, когда они стояли рядом. Она не касалась ни Мэйроуз, ни его отца, только его. Когда приехал отец, Чарли все еще был как хмельной.

— Папа, — весело сказал он, — знаешь, что я приготовил для тебя на ужин? Sisizzo ci ’U Cimulu. Твое любимое. Что еще? Свежий шед, то есть запеченный, конечно. Как тебе?

— Слушай, это круче, чем в «Макдональдсе».

— Я знал, что ты оценишь!

За столом они почти не разговаривали, увлеченные едой, только отец все нахваливал:

— Честное слово, Чарли, я закрываю глаза, и мне кажется, что это мама приготовила.

Обсуждать дела во время еды у них было не принято.

После ужина Чарли усадил отца перед телевизором с бокалом вина в одной руке и мексиканской сигарой в другой.

— А теперь я покажу тебе эту женщину.

Включив запись, Чарли сел рядом на диване. Он ждал, что отец объяснит ему, отчего он велел Паули уничтожить пленку.

— До чего дошла техника, — заметил Анджело. — Кто бы мог подумать, что когда–нибудь можно будет вот так полюбоваться на Пита Спину, который любезничает с комиссаром полиции?

— Да, но… Я спрашивал тебя об этой женщине. Откуда ты ее знаешь?

— Я ее особо и не знаю. Я знал ее отца. А с ней встречался пару раз, не больше.

— Ладно. Кто был ее отец?

— Механик в банде Поляка Джо во времена «сухого закона», еще в первой банде. После войны кто–то его пришил.

Чарли охватила смесь смущения и восторга. Боже, вот почему она все понимает! Она и без Маркси Хеллера разбирается, что к чему, ведь ее родной отец был гангстер в Чикаго. Она родилась и жила среди гангстеров, вот какая классная баба! Просто все происходит так неожиданно, развивается так стремительно, что его слегка укачало на скорости и тошнит.

— А почему ты приказал Паули уничтожить пленку, где вы вместе? — вдруг выпалил Чарли.

— Да потому, что, Чарли, — ответил Анджело Партанна, — она и есть тот приезжий талант, которого мы наняли для убийства Неттурбино.

Мебель в голове у Чарли внезапно закачалась, столы, стулья, шкафы стали с грохотом сталкиваться, точно на корабле во время шторма. Огромный концертный рояль, на котором он старательно наигрывал старинные баллады в ее честь, понесся по палубам его мозга, круша и отбрасывая на пути всякую мелочь. Повсюду летали обломки — иные отскакивали, а иные впивались и больно ранили его сознание.

Чарли знал многих людей в их среде, чьей работой было убивать. С некоторыми он был даже в теплых отношениях, но к большинству относился безразлично. Так или иначе, они необходимы. Но все они мужчины. Тот факт, что она выполняет мужскую работу, рушил его надежды на нормальный порядок вещей. Такие люди, как и все, работают ради денег, уважения коллег и тому подобного, и работа накладывает на них свой отпечаток. Их отличает независимость, даже холодность — качества, которые, по мнению Чарли, Бог создал не для женщин. Айрин убивает по контракту, за деньги. Подумав об этом, он ощутил глубокую боль. Шторм крушил мебель в его голове, на корабле его надежды, хотя он знал, что она не предавала его. Чарли так хотел, чтобы она понимала его и его окружение, а теперь ему стало ясно, откуда берется ее невидимая боль. Она сама была его окружением, он был в ней, они были одно целое, и нечего тут понимать. Вся его радость испарилась, оставив внутри пустоту.

— Что случилось, Чарли? — спросил отец.

— Меня что–то мутит, — ответил он, — объелся, наверное.

— Она тебе нравится?

Чарли не отвечал.

— Ты, может, любишь ее? — В голосе отца не было удивления, была нежность. Ну еще бы — он ведь советник, мудрейший из всех консильери.

— Я сейчас не могу об этом говорить.

— И не надо, я сам тебе все скажу. Она шикарная женщина, высший класс. Но, Чарли, что тебе о ней известно, кроме того, что ты ее любишь?

— Ничего в общем–то, — ответил Чарли, глядя в сторону. — А если и известно, то это все неправда.

— Что значит — неправда? Ты считаешь, можно знать о человеке всю правду? Ты с ней всего пару дней знаком, в лучшем случае — неделю. Ты–то сам что ей о себе рассказал? Как ты зарабатываешь на жизнь?

— Сказал, что торгую оливковым маслом и сыром. Да она знала, папа. Она с самого начала все знала, но и виду не подала. Она пришла на свадьбу, перекинулась с тобой парой фраз, потом уложила Неттурбино и говорит, что она налоговый консультант.

— Чарли, а если бы все было наоборот? Представь, что я сразу сказал тебе, что она приехала убрать Неттурбино, а она вдруг спросила бы, чем ты занимаешься по жизни. Ты признался бы, что ты инфорсер у Прицци?

— Нет.

— Сколько на свете парней, от которых только и слышно — я, мол, замочил и того и этого. И все это чушь собачья. Айрин не из таких. Она хоть и понимала, что рано или поздно ты обо всем узнаешь, но не торопилась с тобой делиться, потому что привыкла держать язык за зубами. А чего ты ждал? Серьезные люди в нашем деле лишний раз не станут рисковать.

— Это не женское дело!

— У нее не было выбора. Ее отец вел себя как свинья, пока его не завалили мусором на свалке, но она до конца возилась с ним. Примерная дочь. Потом ей встретился этот Маркси Хеллер. В Детройте, где он заболел туберкулезом, она все за ним ухаживала. В Финиксе он ее бросил, потому что ему жаль стало, что такая женщина пропадает рядом с ним. Она вернулась в Чикаго, ее взяли курьером. Она хорошо справлялась, ее стали повышать. Пока она моталась туда–сюда через океан, изучала налогообложение, вот и выучила.

— Зачем ей это, если она курьер или дилер?

— Но она американка! Она прикинула, что, советуя людям, как похерить налоговую службу, она заработает еще больше. Тем более что у нее знакомства, связи. Она также знала, что в нашей среде всегда найдется работа, которую женщина выполнит чище, чем, например, Эл Мелвини или ты. Она приехала и сделала для нас такую работу на отлично.

— Ну не знаю, папа. Это серьезно. Мы хотели пожениться.

— Не сомневаюсь, что она была бы хорошей женой. Но дон Коррадо и семья этого не поймут. Привези ее в Нью–Йорк и живи с ней, если хочешь. Но жениться? Ты же знаешь Прицци. По их понятиям, женщина должна быть женщиной, и точка.

— Я подумаю, папа.

— Только не забывай, что я тебе сказал, Чарли. Не сходи с ума, понял?