Честь семьи Прицци

Глава 27

Винсент Прицци с ревностью воспринимал возвышение брата Эда внутри семьи. Это всю жизнь бесило его, как ничто другое. Если главенство его отца Коррадо было фактом естественным и неоспоримым, то Эд, по его мнению, добился превосходства над ним нечестным путем. Дело в том, что Эд получил образование.

Винсент — сильный здоровый мальчик, не чуждый жестокости, — оставил школу в двенадцать лет и стал работать на отца. Клятва верности братству, принесенная им в двадцать лет, навсегда отпечаталась в его сердце и сознании как смысл жизни и единственная опора. Клянусь помогать ближнему своему. Клянусь беспрекословно подчиняться старшим. Мстить за оскорбленного ближнего, как за самого себя. Хранить в тайне имена и дела семьи, не искать справедливости на стороне. Будучи одним из Прицци, Винсент свято соблюдал эти законы, потому что они были приняты для защиты его блага.

Напротив, Эд никогда не стремился пройти посвящение. Школу он окончил с отличием. Винсент посмеялся над братом, когда тот упросил отца позволить ему поступить в колледж. Винсента шокировало, что Эд выбрал юридический факультет. На его взгляд, это было равносильно предательству. Винсент любил повторять старую сицилийскую пословицу о том, что не бывает перемен без разрухи, а Эд так и норовил все изменить. Винсент не мог взять в толк, на кой черт гангстеру образование. Когда Эд и его друзья Бен Сестеро и Гарри Гарроне уехали в колледж, Винсент не мог избавиться от мысли, что это начало конца.

Он обрадовался, когда Чарли Партанне хватило ума бросить школу, проучившись два года, но Чарли, пройдя посвящение, доучился и получил аттестат на вечернем отделении. Винсент был жестоко разочарован. Потом вернулся Эд, и отец доверил ему весь легальный бизнес, сказав, что под началом Эда, Бена и Гарри семья сможет утроить доходы. Винсент никогда не вникал в то, что делает отец по ту сторону закона, но с возвращением Эда он был очень обижен, когда его дело, настоящий семейный бизнес, приносящий свободный от налогов капитал для финансирования прочих проектов, стал собакой, которой виляет хвост Эдуардо.

Его точно обухом по голове огрели, когда он осознал, что Эдуардо теперь главный. Эд понимал законы. Он знал все ходы и выходы. Он мотался в Вашингтон, в Кэмп–Дэвид, дружил с президентами. Возил сенаторов, конгрессменов и госсекретарей на охоту и прогулки на Карибы и к себе в Палм–Спрингз, где Винсент отказался бывать. А Эд никогда не ездил в Вегас. Брезговал, наверное.

Эд ни разу не был женат. Трех женщин, с которыми он прожил более–менее подолгу, он называл «натурализованными» женами. Хорош друг кардинала! Эду все сходило с рук. Казалось, он никогда не работает — только болтает по телефону и летает на самолетах. Эд управлял огромным бизнесом, но не по этой причине его тень окружала Винсента, точно вечная ночь. Эд вращался в кругу людей, которые управляют страной, вот в чем дело. Он имел такое влияние, что если кому–то в семье, во всей фрателланце, в еврейских синдикатах или в черных бандах требовалась действительно серьезная помощь, то обращались к нему. Эд знал цену каждому. Эд был Человек.

Ну а Винсент? Винсент командовал войсками, и точка. Осуществлял силовые операции. В газетах о нем писали как о гангстере, а Эда называли крупным промышленником. Даже родная дочь Винсента не уважала его. Наоборот, она опозорила его на всю страну, ведя себя как шлюха, вместо того чтобы выйти замуж за его будущего преемника. А Чарли Партанна, чей отец был самым уважаемым человеком в семье, презирал его. Чарли предал семью, но его предательство было нацелено на Винсента. Он хотел оскорбить Винсента, унизить, растоптать его честь, и по причине такого отношения Чарли к нему и Мэйроуз Винсент был одержим идеей его убить.

Он позвонил Каско Вагоне, консильери семьи Бокка, который жил в даунтауне.

— Привет, Каско, это Винсент. Как дела?

— Привет, Винсент.

— Я сегодня буду в городе и хотел бы с тобой перетереть кое–что.

— Где встретимся?

— Где можно поесть.

— Понял. В час у Павоне Аццуро.

Каско был его старинный приятель, лет на шесть его старше. Они оба прошли посвящение в 1935 году. За обедом они вспомнили былое, людей и события, о которых, как им казалось, давно забыли. Затем Винсент сказал:

— Я хотел попросить у тебя телефон. Мне нужен самый лучший киллер во всей округе.

— Все телефоны есть у Анджело Партанны.

— Да знаю я.

— Что ж, если тебе нужен действительно самый лучший, это стоит денег.

— Сколько?

— Примерно семьдесят пять кусков.

— Мне очень нужно, Каско.

— Тогда записывай. Номер в Канзас–Сити. Это женщина. — Винсент записал номер на обратной стороне спичечного коробка. — Хоть она и баба, но лучше ее никого нет.

Винсент позвонил по номеру в Канзас–Сити из телефона–автомата в отеле «Рузвельт». Реле переадресовало вызов на автоответчик в Беверли Хиллз. Приятный женский голос произнес: «С вами говорит автоответчик. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка». Дождавшись гудка, Винсент сказал:

— Э–э–э… я буду ждать вас в Пали–парке, на Пятьдесят третьей улице, угол Пятой авеню, в Нью–Йорке. Полный тариф. Рядом на скамейке будет лежать журнал «Популярная механика», чтобы вы меня узнали. В девять двадцать утра во вторник первого сентября. — И повесил трубку.

Винсент приехал в Пали–парк на десять минут раньше времени, чтобы занять скамью, но все скамьи были свободны. Айрин появилась в девять пятнадцать. Увидев Винсента, она на миг растерялась, но потом сообразила, что он не знает ее, поскольку раньше они не встречались.

Она уверенно подошла и села на скамью.

— Это вы популярный механик? — спросила она.

— Вы контрактор?

— Да.

— О’кей. Сколько?

— Зависит от обстоятельств. На кого заказ?

— Человек из Бруклина по имени Чарли Партанна. Вы его знаете?

Айрин иронически выгнула бровь.

— Это будет непросто. — Она ни секунды не колебалась, услышав имя Чарли. Это бизнес. Сначала цена, потом ответ.

— Сколько?

— Чарли Партанна очень опасен, — сказала Айрин. — Шансы пятьдесят на пятьдесят, что он меня опередит.

— Так сколько?

— Я не стану рисковать за сумму меньше ста.

— Это просто смешно, леди. Что–то вы загнули.

— Если хотите дешевле, ищите дешевле.

— Мне сказали, семьдесят пять.

— А вы сказали, что Чарли Партанна.

— Вот черт! Девяносто.

— Не забывайте, что я работаю в одиночку. Если что — меня некому прикрыть. Поэтому на меньше сотни я не согласна.

— Ладно, идет.

— Когда?

— Как можно быстрее.

— Мне нужно время, чтобы сориентироваться, понаблюдать за ним. Я должна выяснить, где лучше всего его достать. А вдруг это вообще невозможно?

— Когда вы определитесь?

— Как мне с вами связаться? Через две недели я вам дам ответ.

— Нет, мне это не подходит. Вы получили мое сообщение, приехали в Нью–Йорк, вы знали, что вам поставят условия. — Винсент вынул конверт из кармана темного мешковатого пиджака и бросил ей на колени. — Это первый платеж — пятьдесят кусков. Мы что тут с вами — в игрушки играем? Мне все–таки рекомендовали вас как лучшего специалиста в своем деле.

Айрин заглянула в конверт, полный потрепанных купюр.

— Когда остальное?

— После выполнения заказа. Хорошо, пусть будет две недели, если хотите. — Винсент вынул из кармана почтовую открытку. На лицевой стороне был написан домашний адрес Чарли, а ниже — адрес прачечной. На оборотной стороне была цветная фотография пляжа Кони–Айленд, где песка не видно из–за тел. — Верхний адрес — где он живет, а нижний — где работает.

Айрин спрятала открытку в сумку, говоря себе, что обдумает это позже.

— В следующий раз принесите половину суммы стодолларовыми бумажками.

— Что ж мне, чемодан тащить?

— Как хотите.

«Пятьдесят кусков есть пятьдесят кусков», — думала Айрин, в глубине души надеясь, что все как–нибудь устроится. Например, кто–нибудь закажет ей Винсента, все будет хорошо, а деньги останутся при ней. Она вспомнила голос Чарли, как он ест дома на кухне и обнимает ее в постели. Пятьдесят кусков не оставят ей таких воспоминаний.

За обедом в «Шрафтс» Айрин продолжала обдумывать предложение Винсента. Высокий гонорар это плюс. В сумме с гонораром за вчерашнее похищение Филарджи получится больше, чем официальный годовой доход президента США. С другой стороны, убийство Чарли нельзя возместить никакими деньгами, потому что он незаменимый. Как бы ей хотелось за эти сто кусков вместо Чарли пришить Винсента! Придется, наверное, вернуть аванс и смириться с тем, что сто тысяч проплывают мимо. Можно было бы сразу убрать Винсента, но всегда сохраняется шанс, что его закажут, и чем выполнять работу бесплатно, не лучше ли подождать? Принимаясь за куриный салат, она задумалась о любви. Неужели есть на свете человек, который стоит дороже ста тысяч? Что можно купить на Чарли? Чарли — это роскошь. Она любит роскошь, и не только любит, но и покупает. Каждую ночь она платит за роскошь Чарли своим телом. Нет, все замечательно, лучше не бывает, наверное, это и есть любовь, но она все–таки платит. Она платит, готовя ему еду. Она платит, живя в Бруклине вместо Калифорнии, где остался ее «гоцци». Словом, Чарли — это роскошь, которая обходится ей недешево. Да еще эти сто тысяч, уплывающие из–под носа. О боже! Айрин вспомнила, как ее мать, бывало, валялась в углу их вонючей чикагской квартирки, избитая отцом. Что же это за любовь такая, которая заставляет столько лет уживаться с чудовищем? Может быть, она тоже теперь жертва любви, если отказывается от ста тысяч?