Честь семьи Прицци

Глава 16

В субботу Чарли вылетел из Ла Гуардиа в Лос–Анджелес десятичасовым утренним рейсом. В девять часов он поцеловал на прощание Мэйроуз, потом поцеловал еще — потому что никак не мог ею насладиться, ее мягкостью и одновременно твердостью, восхитительным вкусом, а затем это прощальное чувство настолько захватило его, что он повалил ее на ковер прямо у входной двери. Она кончила со скоростью звука и заплакала.

Нужно, конечно, задать Айрин несколько вопросов, но, каковы бы ни были ответы, он готов их принять. Он всю жизнь, черт подери, живет один, потому что работа для него на первом месте. А теперь работе и Прицци с их честью придется передвинуться — на второе место. Или на пятое. Когда он соврал Винсенту, в нем что–то сломалось. Он уверен, что Айрин ограбила казино. Это она убила Луиса Пало. Это она все придумала. Он обманул Прицци. Он должен был убить Айрин и бросить ее в багажник к Маркси, но он не сделал этого. Он изменился. Ему плевать на долг перед семьей. Кроме этой женщины ему ничего не нужно. Может быть, он просто повзрослел. Ему сорок два года, он с детства пашет на Прицци, и при этом они держат его за мальчика на побегушках, который даже не в курсе, как в последнее время выглядит дон Коррадо. У него примерно восемьсот девяносто тысяч баксов в Швейцарии, и он им покажет мальчика. А у Винсента, наверное, миллионов пятнадцать.

Айрин ему дороже всего на свете. Он задаст ей пару вопросов — так, для порядка. Черт, ну и работа!

В аэропорту он сразу побежал к телефону.

— Айрин? Это Чарли.

— Чарли? Слава богу!

— Нам нужно поговорить.

— Ты где?

— В Ла Гуардиа. Давай встретимся в ресторане у латинос.

— Когда?

— Сначала я заскочу в гостиницу и все такое. Как тебе час дня?

— Хорошо, я заеду за тобой в гостиницу.

— Нет! Я просто хочу встретиться на улице, под солнцем. Как мне туда проехать?

— Чарли, один ты заблудишься.

— О’кей, я возьму такси.

Приехав в ресторан, он спросил менеджера, но прежний официант–латино сказал ему, что у менеджера выходной. Чарли дал ему пятьдесят долларов.

— Я сяду вон там. — Он показал на дальний конец террасы с видом на океан. — Я хочу быть один. Никого не сажайте за соседние столики.

Официант улыбнулся и пожал плечами. Чарли сел за стол, а через десять минут появилась Айрин. Она выглядела потрясающе. Видя, как она с улыбкой неторопливо приближается, он от волнения сделал странную вещь — встал и пожал ей руку. Подскочил официант, Айрин заговорила с ним на его языке.

— Ты заказала ананас? — спросил Чарли. — Да.

— Обалдеть!

Айрин надула щеки и шумно выдохнула.

— Айрин, позволь мне кое–что тебе сказать, — начал Чарли. — Я все знаю. Я знаю, что ты убрала Неттурбино, и я уверен, что ты провернула ограбление за компанию с Луисом и твоим мужем в Вегасе.

Она подняла голову, и Чарли ощутил наркотическую власть ее спокойствия. Им овладела та самая безмятежность, которую он испытывал, лишь находясь с Айрин. Вдруг подумалось, что тот ученый доктор, писавший в журнале, что любовь — это стремление вернуться под крылышко матери, ошибался. При чем здесь его мать, если ему нужна только эта женщина?

— Да, я убрала Неттурбино, Чарли, — сказала Айрин, — но я не имею отношения к афере, что провернули Маркси и его партнер.

— Не имеешь отношения? Вот как?

— Я не занимаюсь воровством, а если бы занималась, то сделала бы все иначе.

— Знаешь, Винсент Прицци полагает, что и Луис сделал бы все иначе. Бедняга был не слишком умен.

— Как бы там ни было, я тут ни при чем.

— А кого, по–твоему, Луис мог ждать в машине на задворках бара? Твоего мужа, чтобы бежать куда–то вместе? Зачем? К тому времени деньги они уже поделили. Почему он не уехал раньше?

— Ну, этого я не могу знать, — совершенно спокойно ответила Айрин.

— Скорее всего, пистолет был под панелью с твоей стороны. Он позволил тебе сесть в машину, не ожидая подвоха, тут ты его и пришила.

Медленно, точно принося торжественную клятву верности, Айрин три раза покачала головой и тихо произнесла одними губами:

— Нет.

— Я просто должен тебя спросить, Айрин, иначе это не даст мне покоя.

— Я тебя понимаю. Я и сама потеряла сон, видя, что для тебя значит честь Прицци. Допустим, деньги им вернут по страховке, но если ты воспринимаешь проделку Луиса и Маркси как личное оскорбление, то моральный ущерб тебе никто не возместит. Ты твердишь, что Прицци доверяют тебе и никому больше, и найдешь ты деньги или нет, найти и наказать преступника ты обязан.

— Да, — вздохнул Чарли, — семьсот двадцать две тысячи это целая куча денег.

— Осталась только половина.

— Но половина — это тоже немало. И знаешь, я ведь не сказал им, у кого деньги. Я прикрывал тебя. Я солгал Прицци и тем самым как бы стал вашим соучастником.

— Нет, Чарли. Не знаю, что ты вбил себе в голову, но ты не прикрывал меня, потому что я ни в чем не виновата.

Говоря так, Айрин не злилась и не возмущалась. Она была совершенно искренна в своем спокойствии, а Чарли был взвинчен.

— После встречи у Винсента я иду с отцом и спрашиваю, будто я рехнулся, или ссучился, или еще что, не думает ли он — спрашиваю я, — что, по мнению Винсента, я сам украл эти деньги. Знаешь, как он на меня посмотрел? Мне не забыть его взгляда. — Чарли в отчаянии воздел руки.

— А мы поженимся? — вдруг тихо спросила Айрин.

— Господи, что за вопрос! — Чарли вытаращил глаза, а затем, по мере того как исчезало последнее сомнение, его лицо смягчилось. — А ты согласна? После всего дерьма, что я на тебя вылил?

— Ах, Чарли!

— Хорошо! Значит, решили. Я верю тебе, а Прицци ничего не останется, как поверить мне.

Душа Айрин переполнилась смесью восторга и благодарности Всевышнему, Чарли, ее матери, научившей ее презирать высокомерие, и Маркси, который научил ее лгать. Это была, бесспорно, самая важная минута ее жизни. Она улыбалась Чарли сквозь слезы радости. Чарли громко высморкался.

— Мой отец, — сказал он, — знает, что я тебя люблю. Он мудрый человек и не стал со мной спорить, только предупредил, что семья против таких браков — вроде я могу жить с тобой, но не жениться. Вроде Прицци не потерпят, чтобы женщина — наемный убийца вращалась среди прочих жен семьи.

— Брось, Чарли! Жены живут со своими мужьями, которые делают вещи куда худшие, чем чистое, тихое убийство.

— Кто же спорит? Так или иначе, это не дело Прицци. Ты будешь дружить с Мэйроуз, а Мэйроуз стоит целой армии родственников. Полетим сейчас же в Мехико, одежду купим там. Мы женимся!

Но тут случилась заминка. Айрин не хотела выходить замуж — впервые в жизни всерьез выходить замуж — в случайной одежде из какого–то пляжного бутика, и поэтому сначала они поехали к ней домой, чтобы собрать вещи. Однако дома они не успели даже подумать о сборах, как упали в постель и занялись любовью, и это было так потрясающе, что встали они только без четверти семь.

Айрин приготовила ужин по–польски, по–сицилийски и по–мексикански.

— Никогда не ел ничего вкуснее, — похвалил жених.

После всех пережитых волнений, олимпийского секса с Мэйроуз накануне, перелета, постолимпийского секса с Айрин и плотного ужина с бутылкой французского вина (Petrus’70) Чарли свалился на кровать и уснул.

Убедившись, что он крепко спит, Айрин пошла в комнату с телевизором, где Маркси любил разложить пасьянс, и позвонила на автоответчики в своем офисе в Беверли Хиллз. Время было половина одиннадцатого. Поступил звонок из Южной Каролины. Образованный — судя по правильной речи — человек сказал высоким голосом: «Не могли бы вы приехать на встречу в Даллас девятого августа? Оплата по полному тарифу». «По полному тарифу» означало сто тысяч. Айрин сдержанно улыбнулась. «Если вы согласны, я буду ждать вас в час дня в кофейне отеля «Хилтон–инн» на Сентрал. Вы увидите меня за шестым столиком у окна с левой стороны от входа. Инструменты наши».

Айрин взглянула на календарь. До девятого августа еще шесть дней. Что ж, лучше короткий медовый месяц, чем никакого. Она стерла запись и выключила свет.

В семь часов следующим утром они были уже на ногах.

— Чарли, иностранцам в Мексике не так уж легко пожениться, — сказала Айрин. — Это может занять три недели.

— Ну и что?

— Я выясняла это пару лет назад, по просьбе подруги.

— Ну?

— Нам надо в Тихуану, там это быстрее. А оттуда в Акапулько.

— Идет.

Когда они одевались, Айрин сообщила, что у них шесть дней, поскольку девятого она едет по делу в Даллас.

— По какому делу?

— Есть заказ.

— Сколько платят?

— За этот — сто тысяч. А вообще по–разному.

— Сколько всего у тебя набирается в год?

— Триста или четыреста.

— Да ну? Так много?

— Это немного, если сравнить с населением Америки.

Они собрались, и Айрин вызвала такси.

— Долго ты пробудешь в Далласе? — спросил Чарли.

— Не знаю. Дня три, наверное.

— Мы завязываем жить на разных побережьях, да, Айрин?

— Мы ведь поженимся, все будет иначе. Ты мой муж, и мы должны жить вместе.

Они поженились в Тихуане. Брак зарегистрировал судья в присутствии двух профессиональных свидетелей.

— Это неправильно, — сказал Чарли, — на его месте должен быть священник.

— Так даже как–то более законно, что ли, — ответила Айрин, — а в Бруклине можно повторить в присутствии священника. Удивительно себя чувствуешь, выходя замуж по закону. Нам с тобой нужно еще пару раз пожениться.

Затем они отправились в Акапулько. Из гостиницы Чарли позвонил в Нью–Йорк отцу.

— Папа? Это Чарли.

— Привет, ты куда пропал?

— Я в Мексике.

— Да ну? Как погода?

— Тепло и сыро.

— А что ты там делаешь?

— Я женился, па.

— На ней?

— Ага.

— Держи язык за зубами.

— Я только тебе хотел сказать.

— Позвони Дуаю Уильямсу.

— Что–то случилось?

— Нет. Он мог бы устроить тебе бесплатное обслуживание в гостиницах и ресторанах.

— Ах вот что. Какой у него номер? Может быть, и авиабилеты у него есть? Надо поинтересоваться.

— Когда ты возвращаешься?

— Девятого.

— Твоя жена едет с тобой?

— Нет, она приедет позже. Ей надо закончить кое–какие дела.

— Если ты понадобишься, я позвоню Дуаю. Ах да, Чарли!

— Да, пап?

— Поздравляю тебя.

— Спасибо.

— Будем надеяться на лучшее.

Чарли спустился в бассейн, где уже плавала Айрин. Когда он увидел ее в золотом бикини, у него мигом встало.

— Эй, Чарли, — шутливо крикнула она, — что это у тебя?

— Не обращай внимания, это пройдет. Кстати, ты знаешь Дуая Уильямса?

— Нет, а что?

— У него для нас мексиканские плюшки.

— Ах вот ты о ком! Раньше он был большой человек.

— Мой отец посоветовал ему позвонить.

— Ты поедешь к нему?

— Наверное.

— Поезжай скорее, это сбережет нам время.

— Конечно. А ты не хочешь составить мне компанию?

— Нет, только расстроюсь понапрасну.

Когда–то Дуай Уильямс был мэром Филадельфии. Высокие покровители помогали ему долго занимать это место, несмотря на то что он передал ключи от города бандитам, которые поставили горожан на колени и обирали их до нитки. Дабы избежать неприятного общественного расследования, его упрятали подальше, в Мексику, где он сытым и пьяным отслужил полный посольский срок. Когда сменилась администрация, Дуай Уильямс официально открыл в Мехико контору по оказанию юридических консультаций. Показываться домой ему было не велено, но и тут у него дел хватало, поскольку трафик кокаина, героина и марихуаны, поступавших из Мексики в ноздри и вены американцев, постоянно увеличивался.

Когда Чарли позвонил Дуаю из холла гостиницы, тот запричитал, что пришлет машину, что все устроит в лучшем виде, что сделает все сам, пусть только Чарли подождет десять минут.

Чарли сел на стул под кондиционером и стал ждать. В Мексике ему порой становилось неуютно, потому что он представлял себе, как Сантехник и Малыш Фили Занзара врываются в номер Мэйроуз и у нее на глазах, по приказу Винсента, избивают этого парня. Сантехнику до сих пор стыдно, и он не реже чем раз в год приносит Мэйроуз извинения. Чарли не слишком сожалел о Мэйроуз, но иногда, особенно после их единственной ночи, проведенной вместе, ему хотелось, чтобы она была рядом. Не в постели, а просто так, по–дружески. Они с Айрин существовали в разных областях его сознания, и слиться им было не суждено — вода и масло. Чарли ощущал себя самым счастливым человеком на свете, потому что у него была Айрин, ну и Мэйроуз — для вправления мозгов. Если бы не Мэйроуз, не видать бы ему Айрин.

Подошел швейцар и сказал ему, что машина приехала. Водитель повез его в аэропорт.

— Это еще зачем? — удивился Чарли.

— Мистер Уильямс ожидает вас у себя в Мехико, — невозмутимо сообщил водитель–швед.

— Он, наверное, рехнулся! Я думал, он где–то здесь, за углом. Да это же пятьсот миль. Нет уж, поворачивайте, едем обратно.

— Да, сэр. Я и машина в вашем распоряжении. Мистер Уильямс велел мне остаться, если вы откажетесь лететь в Мехико.

— Отлично. Оставьте мне машину, а сами можете улетать, вы мне не нужны.

— Мистер Уильямс хочет быть уверен, что, куда бы вы ни поехали, для вас все услуги были бы бесплатны.

— Это меняет дело. Хорошо, ждите нас внизу сегодня в половине восьмого.

Они с Айрин были уверены, что провели лучший медовый месяц на свете.

— Может, это и глупо, — сказала Айрин, — но я готова поспорить на свой будущий гонорар, что никому в Нью–Йорке, в Детройте, Чикаго и Лос–Анджелесе, вместе взятых, не удавалось трахнуться пятьдесят один раз за пять дней и наблюдать прямо из окна, как троих людей утащило прибоем в море с концами.

— Паста тут тоже ничего, — слабым голосом откликнулся Чарли.

Они собирались, чтобы уехать на день раньше, потому что позвонил Анджело и вызвал Чарли в Нью–Йорк

— Что–то назревает, Чарли, — сказал он. — Собирается Большой совет, ну а дон Коррадо хочет прежде поговорить с тобой.

— Это насчет Вегаса?

— Не думаю. Об этом почти никто не знает.

— Ладно.

Они коротко простились в аэропорту. Айрин плакала, Чарли шмыгал носом. Он летел в Нью–Йорк, ей нужно было в Даллас.