После звонка сыну в Акапулько Анджело Партанна поехал с обычным вторничным визитом на Бруклинские высоты в дом Амалии Сестеро, чтобы выпить вина из бузины и получить еженедельные распоряжения дона Коррадо, если таковые будут. Амалия потрясающе готовила сицилийские сладости, поэтому к ней Анджело всегда ездил с большим удовольствием.
Он сидел на кухне, потирая ладонью лысую голову и запивая cubaita вином. Распоряжения дона Коррадо лежали у него в кармане. И тут Амалия спросила о Чарли.
— Пусть это останется между нами, — предупредил Анджело. — Чарли только что женился. Он сейчас в Мексике.
— Женился? Чарли? О господи!
— Ему сорок два года.
— И на ком он женился?
— На женщине из Калифорнии.
— Как ее зовут?
— Айрин Уокер.
— Она не сицилийка?
— Нет, американка. Работает налоговым консультантом. Очень красива и умна.
— Вот это новости!
— Да уж, смешанный брак.
— И она не из наших?
— То–то и оно. Ладно, поживем — увидим. Через десять минут после отъезда Анджело Амалия почувствовала, что не в силах дольше утаивать новость. Если на свете есть человек, которому положено знать, то это Мэйроуз. Она позвонила Мэйроуз на работу.
— Мэй, послушай, что я тебе скажу.
— Да?
— Чарли Партанна только что женился. Мэйроуз не отвечала. Положив трубку на стол, она встала и отошла к окну. Через некоторое время, услышав, что в трубке затрещало, она вернулась.
— На некоей Айрин Уокер?
— Откуда ты знаешь?
— Я слышала, что они встречаются.
— Не знаю, как по–твоему, а по–моему, это конец эпохи. Понимаешь меня, Мэй?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что ты должна написать дедушке, а дедушка скажет твоему отцу, что настало время вернуть тебя в семью.
— Спасибо, Амалия.
— Когда он будет читать письмо, я буду рядом и подскажу ему, если что.
— Боже, как мне не терпится поквитаться с отцом.
— Думаю, это не единственная причина для возвращения. Напиши сейчас же, Мэй.
Мэйроуз отменила все встречи, намеченные на день, и попросила секретаря ни с кем не соединять. Затем она взяла большой желтый блокнот (дедушка не доверял пишущим машинкам) и стала писать по–сицилийски.
Дорогой дедушка!
Мне двадцать девять лет, и уже десять лет, как меня изгнали из семьи. Чарли Партанна, которого я оскорбила, недавно женился. Он счастлив и совершенно забыл обо мне. Я прошу Вас сказать моему отцу, что я достаточно пострадала, чтобы искупить свою вину. Я прошу отца простить меня. Любящая Вас внучка Мэйроуз.
Анджело Партанна действовал, по обыкновению, осмотрительно. Первым делом он поговорил с Амалией Сестеро, зная, что та все передаст дону Коррадо, а дон Коррадо немного погодя позвонит Винсенту. Но Анджело хотел быть уверен, что, когда дон Коррадо позвонит, Винсент будет готов выслушать от него новости. Пройдя по коридору, он заглянул в кабинет Винсента:
— Как насчет раннего ужина?
— Я — за. Куда поедем?
Не было случая, чтобы Винсент об этом не спросил и чтобы они не поехали к Туччи.
— Поедем к Туччи?
— Хорошо. Жду тебя в шесть.
По дороге они говорили о бейсболе. Анджело был из тех, кто не отличит бейсбольный мяч от арбуза, но годы общения с Винсентом научили его поддерживать беседу на тему бейсбола. У Туччи стало не до болтовни, поскольку они принялись изучать меню, которое видели пять раз в неделю.
В заведении неаполитанца Туччи был бар, шесть столиков и музыкальный аппарат. Жена и невестка Туччи по очереди работали на кухне. Водитель, он же телохранитель, Винсента ужинал, сидя за стойкой бара.
— Закажу–ка я эту уху di Pozzuoli, — отважился Винсент. Это блюдо присутствовало в меню дважды в неделю, и всякий раз не обходилось без того, чтобы Винсент его не заказал.
— Хорошо, я тоже.
— Смотри, у них есть peperoni imbottiti. Что ты скажешь?
— Чудесно, чудесно.
Потом они пили вино под названием «Слезы Христа» — из винограда, росшего у подножия
Везувия. Винсент любил проводить время у Туччи, но все хорошее, как известно, быстро заканчивается.
— Знаешь что, Винсент, — начал Анджело, — Чарли женился.
Винсент опешил и поставил недопитый бокал на стол.
— Чарли женился? — Его маленькие глаза потемнели, рот превратился в уродливый тугой шрам, но, вспомнив, что Анджело смотрит на него, Винсент закрыл лицо салфеткой и заставил себя допить вино.
Анджело сочувственно кивнул. Он знал, что творится сейчас в голове у друга, все мысли которого угадывал без труда. Почти десять лет Винсент делал вид, что страдает, опозоренный дочерью, но на самом деле со временем его гнев обратился на Чарли. Чарли был виноват в несчастьях его дочери, Чарли заставлял его переживать о том, что случилось. Как Мэйроуз может выйти замуж, если мужчина, которого она отвергла, никак не женится, оставаясь ей живым укором? Мало того что из–за него ей весь век сидеть в девках, она даже не вернется в семью, потому что теперь ей не положено. Все десять лет он ездит в паршивые рестораны вроде Туччи, когда его дочь должна вести его хозяйство и готовить для него нормальную еду. Наверное, Чарли заставлял бедную девочку делать что–то постыдное, раз она сбежала от него в Мексику. Если бы не Чарли, она бы сейчас была замужем, и он, Винсент, жил бы в ее семье и не мучился бы от изжоги, поедая эти неаполитанские отбросы. Чарли заставил Мэйроуз опозорить отца перед всей семьей. Никто другой не причинил ему больше вреда, чем Чарли Партанна. Чарли Партанна не заслуживает жену, которая вела бы его хозяйство, заботилась бы о нем, потому что все произошло по его вине. Не будь Анджело Партанна старейшим другом его отца, он сказал бы ему все, что думает о его сыне.
— Кто его жена? — спросил Винсент дрожащим голосом, глядя в сторону. Понятно, что она не из семьи, иначе он был бы в курсе. Значит, из другой семьи? Это может быть как хорошо, так и плохо.
— Она из Калифорнии. Она не наша. Консультант по налогам.
— Она не наша? Господи Иисусе, Анджело, о чем с ней будут говорить наши женщины? Мы вообще не сможем с ней разговаривать.
— Что я могу сделать? Они поженились. Сейчас они проводят свой медовый месяц в Мексике.
Благодаря особому устройству их системы никто, кроме Анджело, не знал, что Айрин убрала Неттурбино. Это называлось изоляция. Все делалось без свидетелей, без соучастников. Винсенту не было нужды знать, кто убил Неттурбино. Если бы он хотел узнать, он бы спросил, но он не спрашивал. Однако помимо этой проблемы у жены Чарли была еще одна — до Чарли она была женой Маркси Хеллера, который нагрел семью на семьсот двадцать две тысячи долларов. Обе проблемы представляли собой большую опасность. Непонятно, как Чарли станет выпутываться, если обо всем прознает Винсент, но ясно, что в худшей переделке Чарли еще не бывал. Если у Винсента хватит ума сложить два и два, то, учитывая его отношение к Чарли, Чарли светит смертный приговор. Ему и его жене.
Анджело все обдумал заранее. Он был профессиональный мудрец по части криминала. Он был единственным, кто знал, что жена Чарли убила Неттурбино, и кто мог провести связь между женой Чарли и вдовой Маркси Хеллера. Анджело стал консильери у Прицци, будучи отцом Чарли, и поэтому он как отец решил рассказать Винсенту о женитьбе Чарли, чтобы теперь, если кто–то поднимет эту тему, Винсент отмахнулся бы и сказал, что ему все уже известно.
На следующий день в пять часов Мэйроуз Прицци позвонила в дверь резиденции Сестеро на Бруклинских высотах. В час дня к ней приезжал парикмахер, а в три — косметолог, дабы она явилась деду в образе юной девы, сияющей красотой и добродетелью, какой он любил ее представлять. Дверь ей открыл Уго Бустарелла.
— Боже, сто лет тебя не видел! — обрадовался он. — Потрясающе выглядишь.
— Уго, ну ты и толстяк! Должно быть, Флорри кормит тебя шесть раз в день!
Уго расхохотался.
— Флорри три раза, а миссис Сестеро еще три. Входи, она на кухне.
Уго поставил винтовку в угол и хотел было проводить ее, но Мэйроуз отказалась:
— Я знаю, где кухня, хотя и была здесь всего раз двести.
Амалия ждала ее.
— Он получил твое письмо и очень обрадовался, — сказала она. — Винсент приедет к нам сегодня вечером, и он велит ему снять все запреты.
Услышав ее слова, Мэйроуз выпрямилась и расправила плечи. Сделала глубокий вдох и медленно выдохнула:
— Теперь мой отец за все заплатит. Пусть следующие десять лет он проживет так, как я прожила предыдущие десять.
— Во–первых, месть не приносит счастья, — вздохнула Амалия, — а во–вторых, дальше разговоров о мести у сицилийцев обычно дело не заходит.
— Я внучка Коррадо Прицци. Когда отец заявил мне, что я больше ему не дочь, он перестал быть мне отцом. Он вышвырнул меня из семьи, назвав меня шлюхой, запретил мне выходить замуж, смотрел на меня как на кусок дерьма, всякий раз, когда я приходила только благодаря дедушке. Словом, он оскорбил мою честь. Это вопрос не мести, а чести.
Коррадо Прицци заплакал от радости, увидев ее. «Какой он старый, — подумала Мэйроуз, — хрупкий и беспомощный». Впрочем, она быстро опомнилась и велела себе не забывать, кто он такой.
— Сегодня вечером все решится, — обещал он, — твой отец должен ко мне приехать.
— Я написала вам, дедушка, не только ради того, чтобы вернуться в семью, — сказала Мэйроуз, — я хочу занять свое место в доме моего отца. Раз он живет один, я хочу заботиться о нем. Я хочу воздать ему за всю ту боль, которую я ему причинила.
Попрощавшись с дедом, Мэйроуз пошла в церковь Санта Грациа ди Трагетто. Там она поставила три свечки — за отца, за Чарли и за себя — и опустила двадцать долларов в ящик для пожертвований. На второй скамье с правой стороны, где она в детстве сиживала по праздникам, она прочитала молитвы Деве Марии и Сан–Дженнаро, прося помощи в осуществлении ее плана. Она хотела отплатить отцу за все, уничтожить его, пока он не заболеет и не умрет. После его смерти боссом семьи Прицци должен стать Чарли Партанна, а Мэйроуз Прицци будет его женой. Мысль об этом была ей милее всего. Чарли будет с ней. Слава богу, он женился на Айрин Уокер. Первый этап ее плана осуществился. Ее ежедневные, еженощные молитвы были услышаны. Пусть она была опозорена и страдала целых десять лет, но справедливость восторжествует, ее честь будет восстановлена. Она возвращается из изгнания. Скоро она похоронит деда и отца и рядом с Чарли станет во главе семьи Прицци.