Честь Воина [CИ]

Глава 13 Аина: Наречённый Смерти

После смерти Великого Амзора Аина неожиданно оказалась в привилегированном положении. Новым вождём нартов должен был стать глава той из Свор, чьи люди за последние десять лет больше всех увеличили благосостояние Орды. Но на Великом Сборище выяснилось, что наибольшую прибыль принесли идеи Морены.

Чередование Свор по направлениям Охоты расширило охват: что просмотрела одни, то на следующий год подбирали другие. Наёмные штурмы замков за долю добычи значительно снизили людские потери, при этом увеличив число нападений и общую выручку. Сбор же тканей, столовой утвари и хозяйственного инвентаря вообще принёс колоссальную выгоду, поскольку за них южные дикие племена расплачивались самоцветами, которые затем продавались по хорошей цене.

Конечно, приходили все эти приказы якобы от вождя. Но многие давно подозревали, что им манипулирует дочь. Теперь же этот вопиющий факт, наоборот, стал козырем. Те, кто был недоволен нововведениями, считая их детскими капризами, что называется «утёрлись». Ведь оказалось, что даже летнее стойбище, всегда бывшее нахлебником, теперь увеличивало богатство Орды чуть ли не больше Свор, путь и за счёт их добычи.

Счётчица озвучила неумолимые цифры по всей Орде за двадцать лет, и все убедились, как сильно они начали расти по мере введения новшеств. Барама добавила своё авторитетное мнение, что девочка «осенена богиней Войны». А сама Морена поделилась ещё более далеко идущими планами: основание своего княжества в заброшенных замках на границе. Не отменяя Охоту, но увеличивая долю торговли и скотоводства. А также привлекая больше людей. Это позволит укрепить их позиции и однажды разбить наголову Воинов Смерти, после чего постепенно подмять под себя хотя бы часть Свободных Княжеств.

Главы Свор были впечатлены, вдохновлены и согласились принять Морену в качестве нового предводителя. Правда, пока та не достигнет возраста Охоты, её наместницей назначили Бараму. Хотя самые умные понимали, что и Мудрейшая лишь прислуживает амбициозной наследнице. Так Аина и стала правой рукой вождя.

Справедливости ради, за год до этого, когда минули все сроки выбирать стезю, Аина всё же пошла сдаваться в ученицы к Эльри. Но целительница вызвала её на откровенность и добилась признания, что к данному делу душа девочки совсем не лежит. Добрая покровительница предложила вместе поискать варианты. И когда всплыло предложение Морены, Эльри задумчиво сказала:

— Боюсь её помыслы доведут нас всех до беды. Но мне кажется, твоя суть настолько светлая, что ты её хоть немного уравновесишь. А этого может хватить, чтобы всех нас спасти. Ты ведь и сейчас единственный человек, к которому она прислушивается.

— Как же! Попробуй ей воспротивься, — фыркнула Аина.

— А ты попробуй. Ты ведь всерьёз не пробовала, верно? Между тем я вижу, что в мелочах она тебе уступает. И потом, ты её единственная подруга. Какой бы дьявол ни сидел в этой девочке, даже ему нужен поверенный. Одиноким не хочет остаться никто.

Аина задумалась. Возможно, она и вправду слишком робела. А Эльри продолжила:

— Кроме того, я вижу, как ты любишь уходить в горы одна. Зачастую это признак особенной стези, которая находится не сразу. Если сразу правильно себя поставить, то именно вариант с Мореной может дать тебе больше всего свободы. Не пойми превратно, я была бы счастлива тебя обучать, но если это не твоё, мы лишь зря потратим время и силы. Так что подумай об этом. Ко мне ты всегда сможешь обратиться за советом и помощью.

Аина поразмыслила денёк и пришла к выводу, что Эльри права. Раньше девочке не приходило в голову сдерживать подругу, но после памятной игры на рынке она научилась той отказывать. Возможно, получится и что-нибудь привнести. А даже если нет, аргумент о большей свободе звучал в устах Эльри очень логично, тогда как самой Аине раньше казалось, что Морена загрузит её больше всего.

Девочка спросила у целительницы, что значит «поставить себя» и как это сделать правильно, и та пояснила, что надо: во-первых, сразу оговорить условия и не позволять от них отступать; во-вторых, никогда не просить милости и поблажек; в-третьих, составлять по любому вопросу собственное мнение и придерживаться его; в четвёртых, не стесняться его предлагать; и в-пятых, ничего не ждать — каждый сам делает выбор, у другого человека всегда есть право отказаться.

Так Аина и поступила. Сразу затребовала свободу обучения боевым дисциплинам и возможность на несколько часов каждый день уходить в горы. В остальном же, такого занятия как компаньонка дочки вождя раньше не существовало, поэтому девочки вольны были изобретать обязанности по ходу дела. На что-то, вроде партнёра по тренировкам и выписки конспектов из книг, Аина соглашалась, от чего-то, вроде работы комнатной прислуги, отказывалась. И к моменту, когда Морена стала предводительницей, у них уже сложился определённый уклад, который сделал помощницу хедивегом.

Отношение к Аине с тех пор изменилось. Люди стали приветливей, хоть и не все искренне. Влияние на Морену, правда, было весьма ограниченным. Действовало лишь в каких-то мелких вопросах. В отношении глобальных замыслов или рискованных затей та была непреклонна. Зато свою внутреннюю независимость Аине всё же удалось отстоять. И даже добиться за это какого-никакого уважения. По крайней мере, ею больше не помыкали направо и налево. Хотя сопровождать Морену в авантюрах всё же приходилось. К счастью, с получением нового статуса, у той почти не осталось на них времени.

Пока Морена была занята делами Орды, Аина тренировалась в том искусстве, которому начала учить её Альвейд, а потом помогала осваивать Ху. К сожалению, старая Ходячая Смерть умерла ещё до вождя и не смогла передать девочке всё. Хотя «когти корса» через Раху завещала — жаль, без упражнений. У них ведь не было нормальных занятий — везло, если раз покажут, раз проверят и дадут дальнейшие напутствия.

Так что приходилось самостоятельно повторять тысячи раз, пока действие не начнёт совершаться легко и изящно, как будто само по себе — так напутствовала Ху. В каких-то элементах девочка добилась этого ощущения, но другие пока ускользали.

Иногда Аина подсматривала за тренировками Альвейд, чтобы проверить, правильно ли она вообще делает то или иное движение. О добровольной помощи речи быть не могло, поэтому приходилось наблюдать тайком. Помогала в этом подзорная труба, которая нашлась в загашнике у Морены. А осложняло дело то, что Ходячая Смерть отлично ощущала пристальный взгляд.

Зато это заставило девочку освоить данное не всем искусство маскировки. Были у них, оказывается и такие мастера. Они тренировались специально против Воинов Смерти, стычки с которыми раньше случались постоянно. Те как-то чувствовали не только взгляд, но и вообще чужое присутствие поблизости, так что к ним крайней сложно было подкрасться. Однако, как говорила Анхэ, наставница в этом тонком деле, «на всякий горшок найдётся своя крышка».

Вскоре Аина поняла, что состояние, необходимое, чтобы скрыть свою «искру жизни» было именно тем, ради которого она часами стояла в лесу неподвижно. Тогда у девочки не было должного интереса, чтобы уверенно освоить этот навык. А теперь появился. Как говорила Ху, ничто не научит лучше настоящей необходимости.

Аина продолжала посещать и другие групповые занятия, как «вольнослушатель» — распоряжение Морены открыло перед ней все площадки, хоть и не прибавило любви мастеров. Но для девочки главной была возможность поучаствовать в тренировочных схватках. Именно там она и обнаружила, к своей радости, что у неё начало получаться то, что Ху называла сутью своего искусства: «Противник должен улететь, ничего не почувствовав, как будто его унесло ветром». К сожалению, при таком раскладе он и бояться не начинал.

Впрочем, Аина давно заприметила, что бойцам-девушкам тяжело одолеть сверстников мужского пола при одной и той же выучке. Просто потому, что те намного сильнее. Хотя чистокровные нартские девицы были физически покрепче найдёнышей, их тоже учили полагаться скорее на скорость, обходы и хитрости. Но в ответ на удар можно было схлопотать некрасивый синяк. А на невесомое воздействие Аины у парней не срабатывал инстинкт бить со всей силы.

Конечно, в настоящем налёте на мягкотелых оседлых жителей условные слабости девушек будут неважны. Но пока и здесь хватало вопросов, которые приходилось решать кулаками. В частности, у подростков началась пора ухаживаний. Некоторые девчонки и сами не прочь были сдаться, а других просто брали по праву сильного. Воспринималось это достаточно просто: покорил — теперь заботься о ней. Считалось, девица сама по себе не склонна расстаться с девственностью и надобно настоять. С учётом последующих подарков, помощи, а порой и совместной жизни, девушки, как правило, оказывались не в претензии. Даже если спустя время пара расходилась — для женщины всё становилось проще.

Вот только Аина была против такого расклада. Пока что её защищал возраст, но после пятнадцати придётся драться всерьёз. Потому что никто ей не нравился достаточно, чтобы отдаться. И тут как нельзя кстати было то, что на тренировке с ней никто сладить не мог. Они не понимали, почему, злились, но завалить не могли — она всегда уворачивалась, ускользала, да ещё и умудрялась их опрокинуть.

И всё же грызла Аину непонятная тоска. Она считала, что ей не хватает наставника. Хотела наводить страх, как Альвейд, чтобы даже не подходили, а не просто ускользать. И вот, словно в ответ на её мечты, Гаргузская свора притащила с очередной Охоты интересного пленника — Воина Смерти. Точнее, он был не пленником, а добровольным перебежчиком, которого связали, дабы перестраховаться, и не Воином, а лишь Наречённым, то есть не полностью посвящённым, но тонкости девочка узнала позднее.

А пока главным было то, что Морена решила принять его в племя и оставить в стойбище. Даже поощрила тренировать молодых бойцов. Ведь рано или поздно Воины Смерти сойдутся с Народом Войны не на жизнь, а на смерть.

Заодно и узнали, почему в последние годы противодействие снизилось: на западных рубежах Свободных Княжеств было крайне неспокойно, и Смертники, как их по-простому называли нарты, отбивали нападения там. Воевали они с дикарями, поэтому победа была лишь вопросом времени. А потом наверняка начнётся серьёзная кампания на истребление кочевников, так что знание их приёмов боя последним крайне пригодится. Эти сведения из первых рук лишь укрепили авторитет Морены, которая предсказала такой сценарий ещё при избрании.

Брен примкнул к нартам из чувства мести. Перед Обручением со Смертью Наречённые могли год побродить по свету, чтобы сознательно подтвердить стезю, на которую вступали ещё в отрочестве. На самом деле после многих лет, проведённых в монастыре, трудно было найти в миру что-то для себя интересное. Ведь мужчине нужно дело, а их обучали только войне, и даже окунали на год в боевые действия. Там была цель, служение во благо, бодрящий дух опасности, какое-никакое братство по оружию, и всё необходимое для жизни, а снаружи — ничего. Но Брен встретил свою любовь и обрёл новый смысл существования, расцвеченный совершенно другими красками.

Наречённый решил не возвращаться на путь Смерти. Он женился на своей возлюбленной и осел в Лидене — небольшом городе в центре Свободных Княжеств, где не было Обителей Смерти. Устроился вышибалой в придорожную корчму. Потом стал подрабатывать в охране караванов. Купил семье домик на вырученные за одну жаркую поездку деньги. В общем, жизнь налаживалась. Вот только детишек они завести никак не могли. Трижды жена его рождала мёртвых младенцев, а в последний раз и сама умерла. Жизнь в одночасье потеряла смысл.

И Брен винил в этом «всю растреклятую лавочку Смерти», как он её называл. А подвох был в том, что посвящение делало Воинов опасными для обычных женщин. При Обителях Смерти всегда были дома утех, где мужчин обслуживали такие же посвящённые Отступницы Похоти. Так что у бойцов никогда не бывало дефицита в женской ласке. И хотя для Наречённых, которые лишь одной ногой вступили на этот путь, был свой отдельный ранг таких же полу-Отступниц, считалось, что все они ещё могут вернуться к обычной жизни, не неся смерть любимым. Только, как видно, это оказалось неправдой!

Поэтому бывший Наречённый Смерти весьма охотно согласился передавать свои знания тем, кто, как он рассчитывал, однажды сойдётся в серьёзной битве с виновниками его беды, и, если всё сделать правильно, «расхреначит эту проклятую кодлу вдребезги».

Однако поначалу нарты совершенно не стремились в ученики к чужаку. Аина же сразу ухватилась за эту возможность. Здешние учителя были для неё уже мелковаты, а от Брена шло ощущение, вызывающее оторопь, чем-то схожее с Альвейд — то, чему девочка жаждала научиться.

Наречённый отнёсся к её энтузиазму скептически. Пришлось показать, на что она способна. Это был самый трудный бой до сих пор в её жизни, хотя тренированный взрослый мужик заметно сдерживался, опасаясь её покалечить. Пришлось разозлить его, пару раз хлёстко достав по лицу. Брен не то, чтобы вспылил, но наконец решил, что пора пресечь «девчачью дерзость» и пошёл на захват. Девушка увернулась, вывернув ему руку так, что тот загремел на спину. Озадаченное выражение лица было таким забавным, что Аина прыснула со смеху.

— Ну ладно, — сел Брен на земле. — А повторить сможешь?

— Не уверена, — честно ответила Аина. — Иначе я не просилась бы в ученицы. Мне очень надо научиться пугать. А то удивлять пожалуйста, но ты ведь не забоялся?

— Хм, — мужчина поднялся на ноги. — Ну что ж, попробуем. Просто все наши методы… точно не для девочек. Если что-то будет чересчур жёстко, говори, не молчи. Научить надо так, чтобы не сломать. Я гляжу, у тебя какая-то своя система, в которой сила, похоже, не требуется? — Аина кивнула. — Вот и корректируй мои задания с учётом этого. Покажешь?

Брен приподнял левую бровь, приобретая озорной вид, и неожиданно словно помолодел лет на десять. Вообще ему было около тридцати, но суровое выражение лица и затаённая боль в глазах делали его старше. Аина кивнула, хотя совсем не была уверена в своём праве передавать кому-то постороннему такие знания.

Искусство валькирий, как и следовало ожидать, воин не воспринял — слишком иначе были заточены его годами отработанные движения. Хотя общая точка неожиданно нашлась. Кинжалы Смерти учили: «Схватил — потерял, отступил — победил». Но воплощалось это скорее на уровне тактики: лучше уклониться от атаки, чем встретить её на блок, никогда не держать захват, если не удалось сразу обездвижить врага, и всё в таком духе. Объяснить, как уступать физически прямо в контакте, контролируя при этом противника, Аина так и не смогла. За этим стояла многолетняя переделка рефлексов, заниматься которой сложившемуся бойцу смысла не было. И Брен удовольствовался тем, что запомнил: её лучше вообще не хватать, чтобы не давать рычаг.

Девушке же, в свою очередь, было сложно делать многие силовые вещи — в самом деле, нартские мастера-женщины учили совершенно иначе, без прорывов, на плавном увеличении нагрузки. К счастью, Брен был достаточно открыт, и вместе они находили подходящую форму для того, чтобы выработать тот или иной навык, либо же вовсе решали отказаться, поскольку в арсенале Аины уже было что-то, заменявшее его. Иная логика движений подразумевала иные приёмы, и зачастую девушка просто не оказалась бы в той ситуации, где нужно действие, которому хотел её обучить Наречённый Смерти. Однако творческая работа по адаптации его стиля к своему Аину очень воодушевляла.

Пару недель спустя к тренировкам присоединилась Морена. Не похоже было, чтобы она всерьёз собиралась осваивать навыки Воинов Смерти, просто хотела привлечь к обучению других нартов. И это сработало. Первым подтянулся Арто, который в перерывах между ссорами ходил за Мореной хвостиком, за ним — его дружки, ну а потом пошло-поехало. Потому что оказалось интересно. Одно только понятие о плоскости удара открыло массу новых тонкостей для освоения. А были ещё броски и искусство падений!

В конце концов, народу набилось столько, что Морена, пользуясь своим привилегированным положением, запросила частные уроки. И Аина затесалась вместе с ней. Однако вскоре предводительница стала часто пропускать тренировки, ссылаясь на занятость по делам Орды, и девочка получила, считай, личного учителя. Она подозревала, что Морена не всегда говорит правду о причине пропусков, а ведёт с Наречённым какую-то свою игру наподобие той, что годами держала при ней Арто, то приближая, то отдаляя. Впрочем, Брен пока не поддавался. Вроде бы. Смысла всех этих ухмылок, поз и язвительных замечаний Аина постичь не могла. Но на выгоду лично для себя жаловаться было грех.

В чём занятия с Бреном однозначно пошли девушке на пользу, так это в управлении собственной злостью. Она была от природы довольно вспыльчивой. Обычных сверстников её вспышки гнева иногда даже пугали, некоторые обзывали её «бешеной» и предпочитали не связываться. С одной стороны, Аина хотела, чтобы её боялись, но такой испуг, когда она сама собой не управляла, не давал ощущения власти над ситуацией.

Для Морены же любое возмущение служило поводом поиздеваться и довести до белого каления. Её искусство в этом деле не знало ни равных, ни пощады. Так что, став её помощницей, Аина довольно быстро научилась держать свои реакции при себе. Только потом частенько приходилось выпускать пар, лупя беззащитные деревья на горных склонах. А вот к необходимости контролировать себя с другими девушка пришла совсем по другой причине в одной, казалось бы, заурядной ситуации.

Заигрывания между мальчиками и девочками начинались ещё задолго до возраста взросления. Сначала первые дёргали вторых за одежду или за волосы — у кого они были. Аина всегда стриглась коротко, по обычаю воительниц. Зачем давать лишнюю возможность причинить себе боль? А захват за одежду можно использовать и к своей выгоде.

Потом, когда формы девчонок округлились, подросшие мальчишки стали позволять себе более неприличные действия, подсмотренные у взрослых: то по заднице шлёпнут, то за талию обнимут, то вообще ухватят за грудь. На последнее их особенно соблазнял выдающийся по местным меркам бюст Аины, который однажды принялся расти, как на дрожжах.

Налившиеся перси поначалу изрядно стесняли девушку. И даже не грубым прозвищем «Сиськи!», которое частенько неслось ей вслед. Столько внимания от мальчиков она никогда не получала, так что справедливо сочла пышную грудь скорее достоинством, чем недостатком. К сожалению, на тренировках это достоинство серьёзно мешало, болтаясь туда-сюда.

Сперва она приматывала природное богатство к телу по рецепту одной из взрослых мастериц. Но, при существенно превосходящих советчицу объёмах, это было довольно некрасиво, крайне неудобно и, к тому же, неприятно. Во-первых, фигура стала похожа на бочонок, во-вторых, ткань толком не держалась, а в-третьих, тело в складках кожи прело.

Вскоре Аина нашла в одной восточной книге из «библиотеки» Морены поддерживающую конструкцию из наряда женщин лёгкого поведения и соорудила некое подобие в качестве исподнего, сшив между собой несколько полос ткани. Стало намного удобнее и красивее, но и внимания больше привлекало.

Это девушку не слишком беспокоило, поскольку обычно она вполне успешно уворачивалась от загребущих рук подрастающих юнцов. Но однажды недоглядела, и некий рыжий нарт ухватил её за самую мягкую часть тела. Аина так разозлилась, что бежала за шутником полстойбища, а когда он огибал угол загона, почти нагнала и зарядила ногой в голову. К счастью, парень в этот момент поскользнулся на траве и чуть не упал, так что удар немного не достиг цели. Он удержался за жердь и побежал дальше, а девушка остановилась от осознания, что чуть не натворила. На виске у обидчика вспухла смачная полоса от её чувяка: ещё буквально полвершка — и шалость могла стоить ему жизни…

С тех пор Аина серьёзно озадачилась вопросом самоконтроля. Многие упражнения из тех, что давала ей Ху, глубоко умиротворяли. Но для этого нужно было надолго уединиться в тихом месте. А такая возможность была не всегда. И это спокойствие, ради которого девочка отчасти так любила уходить в горы, не держалось при взаимодействии с другими. Если уж её кто-то задевал, то всю уравновешенность как ураганом сносило.

Зато более грубые приёмы Брена действовали быстрее, хоть и были также основаны на дыхании. Но если Ху советовала погружаться в себя, плавно замедляя ритм, то Брен предлагал глубокий сильный вдох, задержку, такой же мощный выдох и опять задержку, которые усмиряли бурю внутри уже буквально через пять повторений.

А ещё он учил в поединке представлять, что на лице сплошная маска из тех, что носили южные шаманы. Девочка видела рисунки в книгах, так что долго объяснять не пришлось. Смысл был в том, чтобы скрыть от противника свои реакции, не давая воспользоваться ими. Оказалось, что при этом чувства тоже как бы застывали. То есть внешняя невозмутимость помогала добиться внутренней.

С другой стороны, оказалось, что именно приручённая злость пугает людей так, как хотела Аина. Без заряда данного чувства сложно кого-то впечатлить. Но для этого им нужно полностью овладеть. Запереть внизу живота, не давая подняться в сердце и в голову. А при необходимости вложить в волевой посыл из солнечного сплетения. Можно облечь его в словесную форму, а можно и просто посмотреть. Главное при этом представлять, что вот сейчас убьёшь противника, и как именно. Непреложно веря, что ещё один неверный жест с его стороны, и ты это сделаешь. И надо быть готовым угрозу воплотить. Именно тогда у других возникает страх.

Сам Брен признавал, что это умение — не выпускать злость из живота и направлять её из «солнышка» — пришло к нему после Наречения. Он не знал, насколько человек непосвящённый способен освоить этот навык, но описал, как мог, свои ощущения и не видел существенных преград к тому, чтобы, при должной тренировке так не мог бы сделать любой.

Овладеть раздражением Аине оказалось довольно трудно, но бывалый воин считал, что не стоит беспокоиться: у молодых кровь всегда бурлит, а с возрастом — и хотел бы вернуть прежний напор чувств, да не дано уже.

Однако, тренируясь как-то в лесу направлять свою злость на муравьёв, Аина вдруг поняла одну вещь, которая значительно охладила её желание стать страшной. Не было оснований полагать, что у Альвейд это работало как-то иначе. А значит, Ходячая Смерть постоянно желала убить всех окружающих. Даже если такое состояние было результатом стремления обезопасить себя, как и у самой Аины… Девушке расхотелось превращаться в подобие этой холодной злючки. Пусть сейчас ей никто достаточно не нравился, но она помнила милую сердцу с детства историю о замке Малфир и в глубине души мечтала однажды познать такую же глубокую любовь. Альвейд теперь уже вряд ли на такое способна, даже если изначально была. Да и кто в своём уме к ней подойдёт? Все боятся. И не зря. Вспомнить только бедную Ташу! Её убийство было таким беспричинным и бесчувственным, что поневоле усомнишься, человек ли ещё эта смертоносная северная красавица.

Тренировку чувств Аина продолжила, но уже с меньшим пылом. И, как ни странно, стало лучше получаться. Поразмыслив, она решила, что необязательно создавать именно пугающий образ. Стоило попробовать окружить себя ореолом нетерпимости ко всяким вольностям: вместо атакующего тарана выстроить несокрушимую крепость. Чтобы никаким шутникам не хотелось даже протягивать к ней руки — для начала.

А если вспомнить о планах однажды покинуть нартов и попытаться проникнуть в среду знати, там неприступность для женщины будет намного уместнее умения вызывать страх.

Так что Аина стала вкладывать чувства в намерение облить горящим маслом тех, кто слишком назойливо лезет ближе, чем ей хотелось бы — не только мальчишек, но и подхалимов, желающих через неё угодить Морене. Главное ведь непреложно верить, что можешь, а не мочь на самом деле — такие выводы напрашиваются из слов Брена. Когда не хватало веры, она представляла, как отрывает мужское достоинство наглеца или выкалывает глаза нахалке. И вроде бы даже начало что-то получаться, хоть иногда.

Единственным человеком, на котором Аина инстинктивно никогда не пыталась применять этот приём, была Морена. Казалось, та и сама одним взглядом может человека ранить, раздеть или унизить. Девушка даже решила, что стоит поучиться у «подруги». Ведь скорее всего, природа её власти над людьми была схожей — сильные чувства. Вот только каким-то образом она ими всегда владела, с самого детства. Ощущалось в этом нечто сверхъестественное.

А ещё загадочней стало, когда Морена понимающе улыбнулась Аине, решившей поизучать её методы воздействия за деловым разговором с кем-то из ахсартагов. Как будто поняла, что делает хедивег, и дала «добро»! После этого у Аины в голове внезапно сложился узор мозаики из отдельных камешков, которые накопились за недолгую жизнь, и у неё появилось, над чем призадуматься.

Получалось что всякое чувство в какой-то мере вещественно и обладает силой. При помощи внимания эту силу можно использовать для себя, а можно направить на другого. Этот другой, при должных умениях, может считать твой посыл, понять его, отразить и бог весть что ещё. Перед девушкой открылся целый невидимый мир. Точнее, новое видение уже известного. Она стала по-другому воспринимать взгляды, чувства, жесты, фразы, которые могли быть заряжены или нет. Причём, у обычных людей чаще нет, а вот у Барамы и Морены — почти всегда.

Но ведь Ху не раз говорила, что воля направляет силу, а сила превращается в движение — и только при такой последовательности получится совершать невозможное. Не это ли она имела ввиду? Аина начала переучивать все её упражнения с новым пониманием, и как-то раз поваленный одним вдохновенным ударом руки ствол молодой сосны стал подтверждением, что она постигла ещё один слой искусства валькирий.

Конечно, повторить такое свершение по желанию ещё раз у неё не вышло. Равно как и редко получалось намеренно кого-то оттолкнуть одной только силой своих чувств. Но лиха беда начало! Теперь Аина точно знала, каких чудес могла добиться, развиваясь дальше, и с воодушевлением продолжала переосмысливать наследие Ху, вспоминая даже те уроки, которым в своё время не уделила достаточно внимания, сочтя их скучными и непонятными.

Вот только Ночь Костров, Ночь Любви неуклонно приближалась, а с ней и пора переступить очередной важный порог в жизни каждой юной нартки. Аина и так откладывала этот шаг, сколько могла. Опять. Протянула больше полугода. Как раз перед появлением Брена ей исполнилось пятнадцать, и теперь любой сможет взять её на игрищах. Точнее, конечно, не любой, однако, она опасалась, что на этот раз ускользнуть не удастся.

Дело в том, что с памятной поездки на ярмарку Арто периодически проявлял к ней интерес — конечно, когда не бегал за Мореной. Аина всегда считала, что это часть их странной игры, попытка вызвать ревность у своей возлюбленной. Хотя та лишь посмеивалась за закрытым пологом юрты, а на людях могла и отбрить ухажёра острым язычком, как будто и вправду оскорблена. Аина пробовала намекнуть красавчику, что он пытается перепеть Хумай — вещую птицу счастья и беды. Но быстро убедилась, что тот не заинтересован в правде, и решила не вмешиваться.

Однако в этом году Арто не ушёл на свою первую Охоту, как было положено по возрасту, хотя у них с Мореной был очередной период отдаления. Юная предводительница то ли решила захомутать в свои сети Брена, то ли просто играла на чувствах Арто, а может, и то, и другое — с неё станется. Зато сам парень кидал в сторону Аины очень заряженные взгляды. Косился на грудь, обжигал каким-то опасным посылом спину. А ещё, по мере приближения праздника, сговаривался о чём-то с друзьями, и это явно имело отношение к девушке. Хотя при её приближении парни замолкали, она всей кожей ощущала назревающую с их стороны угрозу. Не смертельную, конечно, но похуже той, что исходила от одного только Арто. В общем, сложить древко с тетивой труда не составило.

Арто, конечно, был дерзок, умел и хорош собой. Любая другая девушка в стойбище, наверняка, сочла бы за счастье, заинтересуйся он ею в Ночь Любви, когда не имели силы никакие обязательства. Ведь все знали, что сердце его давно похитила Морена, соперничать с которой не мог никто — ни по красоте, ни по положению, ни по хватке. Только Аина, годами наблюдавшая их нездоровую связь, не могла плениться самым видным парнем. Точнее, она благополучно и никем незамеченно пережила эту фазу ещё на втором витке порочного круга. Заодно похоронила ревность, зависть и романтический идеализм, поняв: не всё то золото, что блестит.

Однако избалованный юноша, очевидно, питал слабость к тем, кто был неподвластен его чарам. И нашёл лазейку, которая позволяла одновременно получить свой недоступный приз, позлить Морену и ничем за это не поплатиться. Да, именно азарт и язвительный расчёт подогревали его чисто плотский интерес к обладательнице самой пышной груди в Орде. Так ощущала Аина. И подозревала, что заговорщики каким-то образом учли её «неуловимость».

Сначала она попыталась разрушить их планы, как бы невзначай доложив Морене, что её любимчик, похоже, задумал овладеть её хедивегом на празднике плодородия. Та лишь пожала плечами:

— Тебе давно пора, сама знаешь. Арто неплохой любовник, поверь. К тому же, подумай — все девчонки обзавидуются! — она рассмеялась своим холодным мелодичным смехом.

Аина изобразила усмешку, растянув, как положено, губы «маски», которую неукоснительно носила при Морене с тех пор, как научилась. А изнутри сердце тронула горечь: разве эта самозваная «подруга» её хоть раз поддержала или посочувствовала ей? Да, она давала какие-то блага и привилегии, но ни капельки душевного тепла. Иногда девушка сомневалась, что у той вообще есть душа или сердце, или что там у людей отвечает за искренность? Зачем вообще Морена её приблизила к себе? Она ведь даже не интересовалась Аиной по-настоящему. Если за все годы общения не поняла, что такие вещи, как чужая зависть, помощницу, в отличие от неё, вовсе не тешат.

В общем, оставался всего один выход: найти себе на эту неотвратимую ночь другую пару. И единственным кандидатом был Брен. Пускай он её учитель и вдвое старше… Но из всех, кого знала, только ему Аина могла доверить то, что считала сокровенным. Всё-таки девственность теряют лишь раз. Потом жизнь станет проще. Она получит свои привилегии взрослой женщины. Её телом больше никто не сможет распорядиться. Да и Арто, наверняка, потеряет к ней интерес. А даже если нет, возможно, Аина и сама из любопытства потом его попробует. Взаимные утехи свободных совершеннолетних нартов не налагали обязательств.

Собравшись с духом, девушка попросила наставника прогуляться с ней вместо очередной вечерней тренировки, и, выйдя за границы стойбища, завела неловкий разговор:

— Скажи мне, Брен, я тебе хоть немного нравлюсь? Как женщина? — щёки против воли залила краска; хорошо, что смеркалось.

Брен остановился, уставился на неё, как будто с ним вдруг заговорила лошадь. Но Аина намеренно сняла «маску», подавляя желание спрятать за ней своё смущение. Она понимала, что только искренностью, только заряженным ласковым напором весеннего ручейка сможет просочиться за эти кадоровые латы.

Воин молчал. Аина робко прикоснулась к его руке — там, где кожу не прикрывала куртка. Брен вздрогнул и утёр другой ладонью лицо, словно сгоняя наваждение:

— Боги! Что ты такое говоришь? — он взял её за плечи, заглянул в глаза. — Нет, ты не шутишь…

Аина замотала головой, подтверждая. Брен тяжело вздохнул, сам взял её за руку и повёл к ближайшему большому камню на склоне. Усадил на расстоянии чуть больше локтя от себя — чтобы смотреть в лицо, невзирая на недостаток света. Девушка молчала, чувствуя, что воин тоже собирается с духом, чтобы ответить.

Повздыхав минуты две, Наречённый Смерти всё-таки начал с вопросов:

— Почему ты подошла ко мне? Ты в меня влюбилась? Вокруг столько молодых парней…

— Нет. Нет, — заверила Аина. — Просто мне пора, а тебе я доверяю. И больше никому…

— А разве ты не можешь дождаться, пока появится тот, кто вызовет у тебя трепет? Поверь, это совсем другое дело, чем вот так!

— Я не могу ждать, — вздохнула Аина. — Мне уже пятнадцать. Если я не выберу партнёра до Ночи Любви, меня возьмут силой.

— Погоди, откуда ты знаешь?

— Я видела, как они сговариваются, и знаю, кто это будет, — нервно усмехнулась девушка.

— Но разве ты при своих умениях не можешь дать им отпор?

— В том-то всё и дело — они знают, на что я способна. Но видимо, что-то придумали. Я чувствую их азарт. И боюсь, что навалятся толпой. Возможно, спутают сетями. Я просто не успею всех раскидать. Разве что напасть первой и убить по одиночке. Но это чересчур для такого будничного дела.

— Силы небесные! Насилие над своими у вас в чести? — брови воина сошлись, а кулаки сжались. — Кого я только учил?!

— Нет, послушай, — Аина притронулась к его кулаку, — всё не так уж страшно. Обычно взявший девушку силой парень обязан о ней потом заботиться. Кроме Ночи Любви. Но Арто… Он болен Мореной.

— Арто?! Этот хлыщ?! — кулак снова сжался, и девушка его осторожно погладила, «уговаривая» расслабиться.

— Это длинная и бессмысленная история. Тебе не нужно в ней разбираться. Важно лишь то, что ты можешь выручить меня, взяв мою девственность. Всё остальное само рассосётся. Или я тебе совсем не нравлюсь?

Аина вскинула на Брена горящий взгляд из-под ресниц. Пока она держала его за руку, в ней что-то зажглось. Даже подумалось, что, возможно, любовь для этого не обязательна. И по сути, девушка уже почувствовала отклик. Невидимые ручейки тепла перетекали между их руками. Хотя нет, она знала и до этого, ловя его невольные взгляды на свой бюст, поспешность, появляющуюся на миг, когда наставник ненароком касался мягких мест на тренировке.

— Ох, Аина-Аина! — вздохнул, сдаваясь, немолодой уже, но всё же притягательный своей внутренней силой мужчина. — Загубишь ты, я чувствую, не одно сердце. Но только не моё. Своё я похоронил вместе с женой. Хотя ты вряд ли оставишь равнодушным кого-нибудь живого. Особенно, когда вот так смотришь. И всё же…

Аина замерла, испугавшись, что её отвергнут. Токи перестали течь. Тогда Брен сам взял её руку в свои ладони и медленно заговорил, подбирая слова:

— Пойми, для меня было бы честью принять от тебя такой дар. Но я не хочу принести тебе вред. Ты же знаешь мою историю. Я порченый. Я несу болезни и Смерть близким.

У Аины появилась надежда:

— Сколько лет вы прожили с женой?

— Да почти девять.

— Вот видишь? Троих детишек успели заделать. И наверняка, это были не единственные три раза, когда вы миловались. А я прошу всего один! Уверена, ничего не случится.

— А если «залетишь»?

— Не «залечу»! Я полжизни помогала травнице и могу приготовить снадобье. Знаешь, какие яды я пью? Кого другого уже убили бы, а я могу засунуть ногу в гнездо змей — и ничего не будет. К тому же, в последнее время я начала чувствовать жизненные токи, и от тебя ничего плохого не исходит.

— Ох, поверь, в тот момент люди проникают друг в друга намного глубже и вылазит всё потаённое, всё настоящее, всё, что скрыто от остальных… — внезапно Брен сменил тему: — Что ты можешь сказать о Морене? Какие токи ты чувствуешь от неё?

— Ну… — замялась Аина, — я чувствую, что она очень хорошо владеет своими токами и чужими — намного лучше меня. Если подумать, я ни разу не видела, чтобы у неё прорвалось что-то своё, настоящее. Всё напоказ, всё под контролем, всё с какой-то целью. Так что, пожалуй, ничего определённого я сказать не могу.

— Ну вот. А я от неё поймал такой посыл, которого не чувствовал с тех самых пор, как касался Дольмена Смерти в Её Обители.

— То есть как?

У Аины в голове забегали мураши мыслей, связывая воедино отдельные слова Ху, Эльви, Таши, свои собственные. Всё начало складываться в некую осмысленную картинку, совсем как мозаика вещественности чувств недавно. Но тут Брен сбил её:

— Рядом с ней я ощущаю Зов, от которого мне стоило немалого труда избавиться после ухода с Пути Смерти.

— Ну так это, — решила всё же поделиться наблюдениями Аина, — по-моему, она положила на тебя глаз и хочет захомутать в такие же «рабы», как Арто. Она с ним уже много лет играет, то приближая, то отдаляя. Я думаю, как бы они ни ерепенился, на самом деле, уже привязан к ней намертво. И если моё слово что-то значит, я не советую тебе поддаваться. Пока ты вроде держишься.

— Да, держусь. С трудом, — неожиданно тяжело ответил Наречённый Смерти. — Я просто знаю, насколько гибелен этот зов. Намного лучше твоего Арто. Вот только теперь опасаюсь, что и она замыслила нечто подобное в отношении меня. Я ведь не смогу отказать предводительнице, которой обязан приютом, если она вдруг подойдёт ко мне в Ночь Любви? — Аина покачала головой. — А тогда я точно пропаду. Зов меня затянет… — совсем тихо закончил он, помрачнев, как человек, потерявший в жизни больше, чем можно вынести.

— Ну вот, видишь? — наоборот, обрадовалась Аина. — Тебе это тоже выгодно! Если хочешь, можем даже сделать вид, что стали парой. Это защитит на какое-то время и меня, и тебя. Спать при этом вместе не обязательно. Ну то есть, лучше, конечно в одной юрте… А там разберёмся. Что скажешь?

Брен смотрел на неё исподлобья, но в глазах уже зажглась искорка надежды. Наконец он забавно дёрнул носом, решаясь:

— Будь по твоему, противная нартская девчонка! — уже смешливо сказал оживающий на глазах Наречённый Смерти.

Потом внезапно притянул её к себе за плечи и обнял — тепло, по-дружески, как друга или дочь. И добавил уже другим тоном:

— Прости, я пошутил. Ты прекрасная нартская девушка. Тебе бы ещё волосы отрастить — отбоя от женихов не будет.

— Так это же чтобы не мешали в бою, — ответила Аина, доверчиво прижимаясь к такой широкой мужской груди.

Сейчас она испытывала некое новое, драгоценное чувство, приятно щекотавшее сердце. Ведь, если подумать, на своей памяти девушка ни разу не могла вот так прижаться к кому-то сильнее себя, зная, что он не обидит…

— Эх ты, глупышка! — потрепал её по голове Брен. — У Воинов Смерти коса служит мерилом доблести. Чем она длиннее, тем он искуснее в бою, ведь это значит, что никому не под силу её укоротить.

— А ты почему срезал?

Аина тоже прикоснулась к его коротко остриженным тёмно-русым вихрам с налётом седины. Для неё было внове позволить себе вот так без задней мысли сблизиться с кем-то, не опасаясь, что её неверно поймут или осмеют Или отвергнут. Или используют… И душа её тихонечко грелась, затаённо наслаждаясь этим ощущением.

— Я сделал всё, чтобы забыть о своей прошлой жизни, — пожал плечами Брен. Казалось, лицо его на глазах молодело.

— А я бы не отказалась посмотреть на тебя с косой, — осмелела Аина. — Мне жутко любопытно!

— Давай договоримся так, я отращу волосы, если и ты отрастишь свои. Дадут боги — доживём до нужной длины, и тогда я покажу тебе пару коварных приёмов, превращающих косу в оружие. Хочешь?

— Конечно, хочу! — чуть не взвизгнула от радости Аина, неловко чмокнув воина в щёку. — Я и для роста волос снадобье умею делать. Вымахают мигом — не успеешь опомниться.

Внезапно, после всех тревог, она ликовала, как будто сегодня сбылись все её мечты. Бой косой — это же была фишка Альвейд! Ходячая Смерть умела орудовать волосами с подвешенным грузилом почище, чем хлыстом. Это оставалось единственным из её навыков, которого Аине, по большому счёту, ещё не хватало. Хотя нет, были ещё «когти корса», но их она и сама потихоньку осваивала, вращая на пальцах каждый раз по дороге в горы и обратно; в мёртвых стволах на склонах появилось немало новых дыр.

— Боги! Как просто тебя порадовать! — рассмеялся Брен, снова на миг прижимая девушку к себе покрепче.

И казалось, в его смехе уже оживает рогатый бог Кернун, которого тот скоро олицетворит для неё, а она для него — супругу бога, мать всего живого Дамну.

Через несколько дней подошло время праздника. Заговорщики решили не проявлять намерения заранее, чтобы не давать посягателям возможности подстроить планы. Брен, как всегда, был образцом невозмутимости перед ухищрениями предводительницы, которая накануне гуляний усилила свои попытки его очаровать. Аина же не могла полностью скрыть возбуждение перед решающим часом. Морена посматривала на неё с любопытством, а Арто — с неясным беспокойством. Видимо, не чувствовал в ней больше страха, вызывавшего в нём азарт охотника. Хотя опасения, что планы сорвутся, оставались. Но пока никто из «хищников» ничего не предпринимал.

К вечеру, как и положено, группа девушек, вступающих в пору зрелости, вышла на заранее вытоптанную лошадьми площадку. Аина удивилась, обнаружив рядом Морену. Ей казалось, не по возрасту порочная подруга давно утратила невинность. Но Мудрейшим виднее.

Под спокойное стрекотание бубнов и напевы женщин девушки пустились по кругу, символически выметая площадку ритуальными мётлами из конских хвостов от нечистых духов и отживших помыслов. В это время несколько юношей в парах со старцами трением добывали огонь для поджога огромного костра в центре.

Раньше Аина не раз наблюдала за этим действом со стороны, и теперь, мельком бросая взгляды на людское кольцо вокруг, удивилась, как много нартов не отправились на Охоту в эту весну. Конечно, она слышала, как Морена распоряжалась оставить людей для обучения у Наречённого Смерти, но не думала, что их будет столько. В основном, молодые воины, чьи рефлексы ещё не закостенели и поддавались переделке. Они были несказанно рады попасть на любимый праздник в «домашней» обстановке, где с утра не нужно сниматься с лагеря и ехать дальше, а можно гулять все три дня с пивом, пирогами и молодецкими соревнованиями.

Девушка чувствовала себя неуютно в ритуальном «платье» на голое тело. По сути это был просто кусок ткани с горловиной посередине, разрезанный спереди и подвязанный на талии широким шарфом. Он красиво смотрелся со стороны на плоских нартских девицах, но у неё незакреплённая грудь всё время норовила вылезти в прорехи. Конечно, Народ Войны не стыдился голого тела, например, при купаниях и других совместных отправлениях потребностей. Но сейчас дело другое — все смотрели на них.

К счастью, Морена, обладавшая более точёной фигурой, привлекала не меньше взглядов, а может, и больше. Вероятно, из-за того, что двигалась куда свободней и изящней. Казалось, будь она вовсе без одежды, ничего не изменилось бы. А ведь на воинских тренировках всё выглядело наоборот! Аина подумала, что дело в уверенности в себе, и постаралась вжиться в движения так же, как при выполнении упражнений в лесу. Вскоре она позабыла о толпе.

Костёр начал разгораться, мужчины отошли в сторону. Вместо них появилась Барама и принялась кидать в огонь травы, ветки и ягоды, обходя его по кругу. Аина узнала некоторые затуманивающие разум запахи, но очень скоро это перестало её волновать, потому что они подействовали и избавили от лишних сомнений. Бубны застучали бодрее, девушки побросали мётлы в огонь и затанцевали, сначала прощаясь с невинностью, потом призывая богиню природы. А вокруг них пошёл в обратную сторону хоровод из юношей и мужчин, которые желали исполнить роль божественного супруга.

На эту ночь все связи отменялись, впрочем, чаще всего во внешнем кругу собирались те, у кого не было постоянной спутницы. В основном, это были парни, уже прошедшие испытания горами, но ещё не достигшие возраста Охоты — от пятнадцати до девятнадцати лет. Их число всегда превышало количество вступающих во взрослую жизнь девушек, которых на этот раз по всей Орде набралось всего семеро. Зато среди оставшихся на летовье женщин обычно было намного больше, так что обделёнными, как правило, оказывались именно они. И чтобы не проводить Ночь Любви в одиночестве, многие соглашались разделить мужчину на двоих, чему те были только рады. Однако на этот раз, похоже, пара найдётся каждому.

Единственная сложность для мужчин состояла в том, что для участия необходимо было самостоятельно добыть рога. И если юноши совсем недавно в ходе своих испытаний убили косулю, козла или барана, а мужчины берегли трофеи смолоду и порой обновляли по мере возрастания силы и опыта чем-то поблагородней, то за Брена Аина слегка переживала. Пока не увидела его в хороводе с шикарным оленьим «венцом». У неё даже дух на миг захватило, так величественно он смотрелся. Ну точно — Кернун! Впрочем, рядом приплясывал Арто, тоже заменивший свои прежние бараньи рога на какие-то невиданные — высокие и витые!

Увидев его, Аина слегка занервничала, невзирая на разлитый в воздухе расслабляющий аромат. Из-за работы с Эльри она была привычна к запаху различных дымов, которыми окуривались юрты больных, и могла сопротивляться их одуряющему воздействию при необходимости. Была ли таковая сейчас? Вроде бы нет — драки на праздник запрещены. Из нескольких претендентов девушка выбирает сама. Она вдохнула поглубже, стараясь погрузиться обратно в состояние лёгкого транса, которое располагало шагать в неизвестность, меняться и открывать для себя новые переживания.

Через несколько минут бубны замолкли и танец остановился. Девушки встали лицом к костру, повторяя за Ведущей слова призыва:

— Дарующий жизнь, прими мою невинность. Пусть она прорастёт богатым урожаем в лесах, даст приплод скотине и добычу нашим воинам, — при этом все взмахивали руками в соответствующие стороны: вперёд, вниз, в стороны, вверх. — Всеблагая мать, снизойди на меня. Дай мне свою женскую мудрость, щедрость и силу, — теперь руками принимали благодать сверху на голову, из сторон в сердце и из земли в чресла. — Великие покровители, я отдаю вам своё тело, чтобы вы могли через меня соединиться и дать новую жизнь земле и нам этим летом.

Текст повторялся трижды. За это время мужчины зачерпнули свежесваренного пива из огромного котла, установленного поблизости, и вернулись, встав за спинами своих избранниц. Повисла торжественная пауза. Наконец, Ведущая, стоявшая с воздетыми руками, опустила их, выдыхая:

— Соединитесь, как бог Кернун со своей супругой Даной.

Аина, затаив дыхание, повернулась и, как ожидалось, увидела двоих. Арто попытался сделать шаг к ней, но Брен опередил его, заступая вперёд, так что соперник чуть не уткнулся ему в спину. Девушка метнулась к наставнику и буквально врезалась в него, обхватив обеими руками. Часть пива из его кубка выплеснулась ей на плечо. Аина повела себя не по правилам, но ей было плевать. Главное, что выбор свершён, и больше им не имеют права мешать.

Одним глазом она смотрела в сторону Морены. Та приподняла бровь в изумлении от её выходки, но в следующий миг иронично усмехнулась. Хорошо, значит Аине сошло с рук то, что она перехватила кавалера у подруги. Перед самой предводительницей собралось трое самых видных молодцов — остальные отступили к другим девушкам, понимая, что нет смысла толпиться. Но Морена шагнула чуть в сторону, и раздосадованный миг назад Арто тут же просиял, подавая свой кубок ей. Только тогда Аина выдохнула и отстранилась от Брена, чтобы принять напиток из его рук.

Раньше им не позволялось пить пиво, хотя подруга, обожавшая всё запретное, уже угощала её. Тогда горьковато-кислый вкус девушке не понравился, но сейчас свежий напиток показался, в общем, ничего. Аина отпила половину, как полагалось, потом взяла кубок сама и напоила партнёра.

Наречённый Смерти достал из сумы подготовленный факел, поджёг его от главного костра и тихо спросил:

— Пойдём?

Аина, всё это время не отпускавшая его другой руки, кивнула.

— Возьмём ещё пива? — спросила она — от облегчения хотелось совершить какую-то шалость: например, напиться.

Брен похлопал по бурдюку, висевшему на бедре, вперехлёст с сумой, откинутой на спину:

— Я уже.

Он сам перехватил её руку и повёл в сторону гор. Они забрались повыше на склон, нашли площадку, скрытую от чужих глаз камнями и деревьями, собрали валежник и подожгли костёр. Тяжёлые рога Наречённый Смерти сразу снял и поставил на видное место на камень — действовать в них было крайне неудобно.

У Брена в суме оказалось одеяло, которое он расстелил поверх нарванной Аиной травы, и получилось относительно мягкое ложе. Усевшись на него, мужчина похлопал между ног, чтобы девушка села вплотную, и, обнимая её руками, наполнил деревянный кубок, который захватил с собой. Они выпили его пополам, пригреваясь друг об друга, и вскоре Аину слегка повело. Она откинулась на грудь Брена, а он обхватил её покрепче и зарылся носом в вымытые с цветами жимолости волосы.

Так они сидели какое-то время, разогреваясь от токов, текущих между ними. Девушка ощупала ладонью обхватившие её крепкие руки, точнее, оголённые предплечья, покрытые какой-то странной рубцовой тканью. Мужчина сжал её ещё крепче, подтянул повыше. Она повернула голову, ткнувшись носом ему под подбородок. Он повернул её боком к себе, утопил лицо между плечом и шеей. Их щёки соприкоснулись, потёрлись друг об друга и неведомая сила притянула друг к другу губы. Его были сухими и горячими, а её — мягкими и влажными. Ласки смешались и закружили Аине голову.

Она обхватила Брена руками за шею, вжалась в него крепче. Брен встал, поднимая на ноги и её. Он вроде бы ничего особенного не делал — просто прижимал её к себе, одна рука на пояснице, другая между лопаток, но девушка начинала задыхаться от поднимающейся по телу волны блаженных ощущений. Теперь она понимала, почему тёрлись друг об друга животные в гон — тело действовало словно само по себе.

В живот ей упиралась горячая отвердевшая мужская плоть, которая одновременно и пугала, и манила. Но вот Брен слегка отстранил её от себя, развязал шарф, распахнул платье, которое тут же сползло с плеч, и девушка предстала перед ним во всей наготе. Восторг горевший в его ореховых глазах, казавшихся в свете огня золотистыми, дарил упоение.

Мужчина осторожно обхватил руками тяжёлые полушария, немного сжал, а потом легонько провёл шершавыми пальцами по набухшим, как ягоды, соскам, и Аина громко ахнула от неожиданно острого удовольствия. Брен припал к одному губами, пощекотал его языком, пососал, словно телёнок, добывающий молоко. Потом перекинулся на другой.

У девушки по всему телу запорхали бабочки и от обилия восхитительных ощущений подогнулись ноги. Воин поймал её, аккуратно уложил на ложе. Но Аина судорожно потянулась к упавшему у костра «платью», чтобы подстелить его под себя.

— Можем испачкать, — хрипло предупредил её Брен.

— Так и задумано.

У девушки голос вообще прерывался от переполнявших её чувств. Она не находила в себе сил объяснить, что именно пятно крови на этом куске ткани, предъявленное одной из Мудрейших, завтра станет её пропуском во взрослую жизнь.

Вместо этого она притянула мужчину к себе, требуя ещё поцелуев. И он не замедлил их обеспечить, сминая её губы, обсасывая их, проникая в рот языком, пьяня её страстью пуще пива.

Вот только одежда ужасно мешала. Аина хотела прижаться к Брену всей кожей, почувствовать всё его тело, прошить его насквозь своими токами, оплести и присвоить себе. Она начала задирать рубашку, и мужчина мигом стащил её через голову, вновь припадая губами к груди. А девушка непослушными пальцами распутывала завязки на его штанах. В конце концов воин так же быстро освободился от них, скинув заодно свои ботинки и стащив её чувяки. И наконец навис над ней во всей красе. Но не спешил кидаться, а разглядывал Аину, лаская взглядом, и давал ей возможность разглядеть его.

Зрелище оголённых мышц, бёдер, разбухшего естества, похожего сейчас на рог диковинного зверя, нацеленный на неё, пугало, но в то же время восхищало своей первобытной мощью. Аина погладила широкую грудь, покрытую негустой шёрсткой, провела по полоске волос, спускающейся на живот, но ниже идти не рискнула. Она мягко притянула мужчину к себе за плечи и прошептала:

— Давай полежим так немного. Я хочу тебя почувствовать.

Брен бережно опустился на неё, удерживая верхнюю часть тела на весу, но девушка подтолкнула его локти, желая полного контакта, и он налёг целиком. Его горячее естество упёрлось ей в лобок, руки мяли бёрдра, он тяжело дышал. Аину тоже затопила доселе неведомая жажда, она шарила по его спине, запускала руки в волосы, наслаждаясь тяжестью, прижавшей её к Земле, размягчаясь от неё каждой мышцей. Девушка всеми чувствами потянулась внутрь мужчины, упиваясь ощущением чужой живой и жаждущей её силы. Прильнула к его губам, чтобы слиться полнее.

Брен чуть приподнялся, отвечая на поцелуй со всё возрастающим пылом. Их токи смешивались, принося целую гамму неописуемых ощущений. Внезапно Аина наткнулась на что-то мертвенное внутри него, висевшее неподвижно, будто высохшая рука у калеки. Она направила свои токи туда, но это было всё равно, что поливать мёртвое дерево.

— О, Дана! — взмолилась девушка, вспомнив, что сегодня они могут и должны быть не только собой, но и олицетворением богов.

И внезапно у неё внутри словно выросла некая новая сила, она оживила и мёртвое дерево, она запечатлела такой поцелуй на губах партнёра, что Брен с рыком распахнул её ноги и направил своё естество в сокровенное место, осторожно, но неумолимо проникая внутрь. Аина ахнула. «Рог» был неожиданно твёрдым и горячим, но очень гладким, а ждущая его впадина так набухла, что это медленное слияние вызвало беспомощный стон наслаждения, окончательно лишая девушку всякого подобия самообладания.

Ощущения тела оглушили Аину — они превосходили всё испытанное до этого момента в несколько раз. Опомнившись от первой волны, захлестнувшей её с головой, она начала льнуть к мужчине, доставлявшему такое неимоверное удовольствие, каждой клеточкой, какой могла дотянуться, лаская эти сильные плечи, выгибаясь в бёдрах, приглашая его глубже. Ну чем не бог?

— Какая же ты чувственная! — выдохнул Брен.

Он смотрел на неё светящимися янтарными глазами — следил, чтобы не сделать больно, но настойчивость не ослаблял. Вот дошёл до какой-то точки, замер, потянулся к её губам, накрыл их страстным поцелуем и, когда у девушки вырвался гортанный вздох, резко всадил свою плоть глубже, и ещё раз, и ещё. Аина вскрикнула и замерла, впившись ногтями в его плечи. Мужчина чуть приподнялся, ища её взгляд, но она ресницами махнула, чтобы он продолжал — боли не было, только все ощущения стали ещё на порядок ярче.

Брен снова жадно припал к губам Аины и задвигался короткими, но быстрыми рывками у неё в глубине. Ощущения во рту и внизу у девушки сливались, накатывая друг на друга и грозя лишить её разума. Лицо Брена расплывалось, обретая какие-то другие черты. Вот знакомые серые глаза, а вот другие — синие, и они кричат: «Вспомни себя!» Но сейчас Аина упоённо себя забывала, наполняясь силой тысячи женщин и разрастаясь душой на всю долину, пока наконец не взорвалась фонтаном какой-то божественной радости. Она всхлипнула, невольно разрывая поцелуй, а в животе что-то забилось, как второе сердце, и чужая горячая плоть ответила этим тайным глубинам своим извержением жизни, вжавшись крепко в последний раз.

Оба партнёра обмякли, а волна совокупной силы, вырвавшейся в этом всплеске и омывшей всё существо Аины мощным водопадом, стремящимся вверх, унесла её разум куда-то к звёздам, тихо шептавшимся над головой. Ей казалось, она лишилась тела, растворилась в небе, и какое же это было окрыляющее чувство освобождения! Дух её парил над землёю, наслаждаясь радостной песней Творения, оживающего по всему мирозданию в бесконечный раз.

Неизвестно, сколько продлилось это осязание вечности, но в конце концов распирающая Аину сила стала сходить на нет, а сознание сужаться, возвращаясь обратно в тело, всё ещё невесомое, словно покачивающееся на воде. Только на прощание из сердца к небу, как подарок на память об этом чудесном моменте, потянулась красная лента. На ней было что-то написано, и в неверном свете звёзд девушка с удивлением прочла: «Алрина Мариндер о Иолана о Дарлен ал да Сарендом».

Спустя несколько мгновений бездумного недоумения Аину как громом поразило: это же её настоящее имя! Она рванулась встать на ноги и очень удивилась, что оказалась лежащей не на воде, а на земле. Рядом растянулся голый мужчина, который удержал её рукой. В голове всё смешалось. Казалось, мгновение назад у костра были поющие женщины…

— Тише, тише, что случилось? Тебе больно? — спросил Брен.

Настоящее встало на место у девушки в голове. Она подтянула колени и села, ища, чем бы прикрыться.

— Всё нормально. Просто вспомнила внезапно кое-что важное. У нас есть ещё пиво?

Воин подал ей свою рубаху, потом наполнил кубок и протянул ей, глядя с некоторым беспокойством.

— Расскажешь?

— Нет, извини, — мотнула головой Аина. — Это неважно. И не срочно. Просто кое-что из прошлого всплыло.

— Так это важно или неважно? — усмехнувшись, переспросил Брен. — Ты сама себе противоречишь.

— Для меня важно, но для нас сейчас — нет. Надо ещё разобраться, — ответила девушка и стала пить мелкими глотками.

Она пока не решила, стоит ли с кем-то делиться своим открытием. Безусловно, костёр с женщинами на реке — первое воспоминание из её новой жизни. Видимо, там она и началась. В памяти вместе с той ситуацией всплыли запахи и вкусы, и девушка поняла, что её тогда чем-то окурили и опоили, возможно, нарочно. Значит, они хотели, чтобы она всё забыла. Имя-то принадлежало знатному роду! А Народ Войны в последнее время только и делал, что грабил замки…

Над душой у Аины зависла зловещая тень. Точнее, она всегда там была, просто теперь девушка о ней узнала. К сожалению, больше ничего не вспомнилось. Но поинтересоваться стоит. Может быть Эльри согласится рассказать ей больше, когда вернётся. Она должна знать. Целительница была там. Ну а пока…

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Брен, восседающий в расслабленной позе, опираясь спиной на камень с рогами.

Аина вернулась мыслями в настоящее и улыбнулась воину. Странно ли что теперь, после пережитого вместе, он казался ей красивым? Даже не смущало опавшее хозяйство, бесстыдно разложенное среди раскинутых ног. Отставив кубок, она подползла к мужчине и чмокнула его в губы:

— Ты был прекрасен, мой бог! Спасибо тебе.

Брен сгрёб её в охапку, усадил к себе на колени, поцеловал как следует, и, глядя в глаза, серьёзно сказал:

— Нет, это тебе спасибо, моя юная богиня. Я и забыл, как это бывает прекрасно. И даже не догадывался, что так может быть без любви. Это какая-то магия?

— Как знать, может, Дана с Кернуном и правда почтили нас своим присутствием.

— Ты действительно веришь в богов? — сморщил нос Брен.

— А ты нет? — удивилась Аина. — Ты ведь служил Смерти. Разве она не богиня?

— Ну, возможно. Я над этим не задумывался. Просто Кернун и Дана казались скорее легендами, а Смерть была для нас довольно осязаемой, по крайней мере после посвящения. Словно за этим и правда стоит некий могучий злой дух. Хотя учение Воинов Смерти его превозносит, как воплощение справедливости.

— Ну тогда почему бы и Дане с Кернуном не быть такими же великими духами? Мне показалось, я что-то такое почувствовала. Присутствие некой силы, которая больше меня. И в тебе тоже. У тебя глаза светились.

Брен хмыкнул, ухмыляясь, и погладил Аину по щеке. Потом поцеловал в ушко и шепнул:

— У тебя тоже. Я думал, это отблески костра.

Аина обвила его шею руками и положила голову на плечо. Так они сидели некоторое время молча. Потом Брен попросил:

— Можешь посмотреть, что у меня на спине? То ли кто-то укусил, то ли чиряк натянуло от сырой земли.

Аина послушно слезла с его коленей, и мужчина развернулся спиной к догорающему костру.

— Темновато, — сказала она. — Можешь рукой показать, где?

Брен взялся за поясницу пониже спины. Аина присмотрелась, отклонившись, чтобы не закрывать себе свет, и пощупала еле заметную красную точку. Под пальцами чувствовалась упругая шишечка.

— Похоже на укус.

Рука её скользнула дальше, оглаживая непривычные мужские формы, а взгляд — ниже. И наткнулся на неожиданный рисунок.

— А что это у тебя за татуировка? — девушка провела рукой вдоль змейки, покрывающей копчик.

Наречённый неуютно сжался и полез надевать штаны, отвечая:

— Этот знак появляется у всех, кто связал свою жизнь со Смертью, после первого же посвящения. При последующих он становится толще и длиннее: у Воина — до поясницы, у Кинжала — до солнечного сплетения, у Ятагана — до сердца, у Скимитара — до шеи, у Меча же, говорят, даже плечи накрыты то ли капюшоном кобры, то ли крыльями Аспида, а его разинутая пасть смотрит из горла спереди.

Аина погладила воина по ноге, успокаивая. Очевидно, любые воспоминания о Пути Смерти заставляли его напрягаться.

— Пойдём или ещё посидим? — спросил Брен.

— Давай посидим, — ответила девушка. — Не хочу я обратно. Сегодня все гуляют. Я бы вообще здесь заночевала. Мне с тобой хорошо.

— Мне с тобой тоже, — улыбнулся мужчина. — Давно так не было тепло на душе. Ладно, тогда соберу ещё дров, — поднялся он.

Брен натаскал валежника, распалив костёр пожарче. Аина снова нацепила своё испачканное платье с уже подсохшим небольшим пятнышком крови и временно изъяла шарф, который в итоге должен был остаться её партнёру, как трофей. Они допили пиво, завалились в обнимку на подстилку и ещё немного поболтали.

Воин расспросил её о нартских обычаях, относящихся к союзам между мужчинами и женщинами, которые были ему пока непонятны. Аина пояснила, что Народ Войны почитал свободу во всём и не заключал официальных пожизненных браков, как осёдлые люди. Ведь партнёры могли ошибиться в выборе, что особенно часто случалось в молодости, не сойтись характерами или просто приесться друг другу. Каждый был волен заниматься тем, чем хочет, пока приносил пользу Орде. Иногда эти занятия разводили людей: например, один уставал от Охоты, а другой не мыслил себя без неё, тут уже не очень-то вместе побудешь.

Дети всё равно воспитывались, в основном, сообща, теми, кто с ними лучше всех ладил. До пяти лет в общем Доме Детей, с пяти до двенадцати раздельно в Доме Мальчиков и Доме Девочек. Ну а после выбирали стезю и наставника, при котором и жили, обучаясь избранному ремеслу до девятнадцати лет. У мирных умельцев обычно бывал за раз лишь один ученик, а вот вокруг боевых мастеров нередко собиралась целая гроздь из юрт-казарм для учеников.

Только у ахсартагов чаще всего бывало иначе: одна жена на всю жизнь, которая всегда летует в стойбище, ожидая его с Охоты и сама воспитывая детей. По крайней мере, пока им не придёт пора обучаться, хотя вплоть до двенадцати те могли жить дома. Выбирали жену, не спеша. Там уже в дело шло сватовство, серьёзные подарки и большое пиршество, которым отмечали заключение такого союза.

— Значит, нам с тобой не нужно ничьё одобрение или разрешение, чтобы начать жить вместе или разойтись? — уточнил Брен.

— Не нужно, — подтвердила Аина.

А у самой сердечко забилось от радости: хоть она до сих пор и вовсе не думала искать себе пару, ей нравилась мысль о том, чтобы на какое-то время разделить жизнь с этим мужчиной.

— Только помни, — предостерёг воин. — Как бы ни была прекрасна сегодняшняя ночь, мы лишь делаем вид. По крайней мере стараемся, изо всех сил. Я себе не прощу, если с тобой что-то случится.

— Конечно, — вздохнула девушка, прижавшись щекой к плечу, на котором лежала её голова, и получила поцелуй в лобик.

Они помолчали, слушая треск костра. С одной стороны клонило в сон, а с другой, не хотелось завершать общение, позволять рассеяться этой близости. Поглаживая предплечье, лежащее у неё на талии, Аина спросила:

— Это шрамы? — воин кивнул. — Расскажешь, откуда? — тот тяжело вздохнул. — Извини, я вижу, тебе не нравится вспоминать Путь Смерти. Но вот он здесь, у тебя на теле, и я хочу знать, что означают эти отметки, что за ними стоит, какие отпечатки на твоей душе? Я хочу тебя лучше понимать. Можно?

Брен ещё раз вздохнул, посмотрел на неё с нежностью и тепло улыбнулся. Чмокнул в макушку, как показалось девушке, с благодарностью. Видимо, решил наконец отпустить хоть эту боль и рассказал, как мальчики тренируются в Ладонях Смерти с учебными мечами.

— Это не так уж больно. Хотя достаточно, чтобы выработать устойчивость. И намертво вбивает в тебя привычку избегать режущего края клинка, — философски завершил он свой рассказ.

Аина ничего не ответила, только погладила «наручи» ещё нежнее. Она хотела стереть эти знаки с его тела и души. Ах, если бы только у неё была такая власть! Ей казалось, доброе сердце Брена не заслужило всего, что он пережил.

Налетел ветерок, и девушка поёжилась, одновременно зевая. Запасливый воин извлёк из сумы свой плащ и накрыл их обоих, а суму скатал и положил под голову.

— Давай спать, — сказал он и тоже зевнул.

У Аины «подушка» была, несомненно, куда удобней. Она повернулась на бок и прильнула к Брену. Мерный стук его сердца и замедляющееся дыхание быстро убаюкали её. Девушке было так уютно и тепло в объятиях этого мужчины, что ей снилось, будто она спит на мягком облаке, пригретая солнышком, и кругом поют птички, словно в Небесном Саду.

Оказалось, что это и правда птички, разбудившие её ни свет, ни заря. В теле присутствовала какая-то приятная ломота. Аина с удовольствием потянулась, ощутив некоторую боль внизу живота, как от ссадины, и решила, что это совсем нестрашно и скоро заживёт. От её шевеления обнимавший девушку Брен проснулся, забавно что-то промычав в полусне, но уже через пару секунд резко сел, полностью приходя в себя.

Первым делом он зорко огляделся по сторонам, словно высматривая опасность, потом перевёл взгляд на Аину и лицо его смягчилось улыбкой. Девушка улыбнулась в ответ, чмокнула его в щёку и поднялась.

— Есть хочу! — заявила она.

— Да я бы тоже не отказался, — согласился Брен. — И пить.

Они собрали свои пожитки, присыпали тлеющие остатки костра землёй, завалили камнями и направились в стойбище. Вскоре Аина узнала склон и предложила завернуть к ручью, который тёк неподалёку, чтобы напиться. В горле у обоих изрядно пересохло после пива. По дороге им тут и там попадались потушенные костры, у которых праздновали вчерашнюю ночь другие пары, но сами люди давно разошлись.

Пока Аина умывалась и пила, Брен насторожился, крутя головой по сторонам.

— Что-то не так? — спросила девушка.

— Я чую недавнюю смерть. Чей-то дух ещё не отлетел.

С этими словами он, определив, наконец, направление, пошёл вверх по ручью. Аина поспешила за ним.

Поднявшись немного выше, они нашли на окружённой кустами полянке за огромным камнем тело Арто. Тот лежал на земле, раскинув руки и ноги с блаженным выражением на лице. Хотя губы и причинное место у него выглядели так, словно их кто-то долго жевал: бурые, с пятнышками засохшей крови на ссадинах. Соски содраны, и по всему телу множество царапин: одни от веток колючих кустов, валявшихся рядом, а другие от ногтей. И в воздухе разлит чувственный след запредельных мук, но сопряжённых не со страданием, как можно было ожидать, а с наслаждением.

Аину передёрнуло от отвращения. Кто мог сотворить с парнем такое? Она подняла взгляд на Брена. Тот тоже смотрел на неё, выразительно подняв бровь. Неужели… Ну да, по идее Арто ушёл с Мореной. Но рядом даже не было костра! Как это понимать, девушка не знала. Она не могла поверить, что предводительница, сколь бы порочной та ни казалась, способна на подобное.

— Надо сообщить в стойбище, — сухо сказал Брен.

Аина кивнула, и они, в молчаливой спешке вернулись к людям. Те, кто недолго гулял, уже проснулись. Пекарша выкладывала на столы праздничные пироги, а молочница разливала по кувшинам айран. Однако аппетит у обоих вестников печали напрочь пропал.

Брен пошёл искать старосту, заведовавшего будничными делами нартов, а Аина отправилась в юрту Морены. Та дрыхла, разметавшись по кровати прямо в изодранном ритуальном «платье», покрытом пятнами крови, которые, судя по рисунку, принадлежали не только ей. Обычно не позволявшая себе вольностей помощница сейчас была в таком смятении, что стала тормошить «подругу», пока та не очнулась, недовольно кривясь:

— Что случилось? Пожар, наводнение? Отстань от меня! — она отбросила руки Аины.

— Арто убили, — сказала та с дрожью в голосе. — Это ты?

Морена села на кровати, мигом натягивая свою безупречную маску. Оглядела себя, поняла, что отпираться бесполезно, и с вызовом вскинула голову:

— А я не помню! Этот дурак опоил меня дурманом. Так что, что бы с ним ни случилось, сам виноват! — она сверкнула глазами в праведном гневе.

Боги, да эта тварь ещё корчит из себя жертву! У Аины потемнело в глазах, и она молча пошла прочь из юрты предводительницы. Чтобы не сделать чего-нибудь, в чём потом окажется «сама виновата».

Девушка, не разбирая дороги, направилась к своему жилищу, стоявшему неподалёку. У входа её встретил Брен, которому пришлось взять Аину за плечи и встряхнуть, чтобы обратить на себя внимание. Увидев обезумевший взгляд девушки, он завёл её в юрту и усадил на кровать:

— В чём дело? Рассказывай!

Приказной тон заставил Аину очнуться, хотя слова приходилось выдавливать силой через спёртое яростью горло:

— Это она. Она его убила. И даже не смутилась! Говорит, он опоил её дурманом, так что сам виноват, а она вроде как жертва!

— Погоди, дурманом? — прищурился Брен. — Который, очевидно, предназначался тебе?

Лицо Наречённого Смерти выражало крайнюю степень презрения. Аина же сама и не подумала об этом. При мысли о том, что было бы, не сговорись она с другим, девушка содрогнулась. Брен обнял её и прижал к своей груди, но Аине вовсе не хотелось плакать. Ей хотелось рвать и метать. Почувствовав это, воин слегка отстранился:

— Слушай, я зашёл ненадолго. Пока староста соберёт мужиков. Нужно показать им, где тело, чтобы его могли забрать и похоронить. Вот, возьми, тебе надо поесть.

Он достал из сумы большой кусок мясного пирога, который Аина импульсивно отвела, испытав при виде пищи рвотный позыв. Тогда воин положил его на тарелку, стоящую на сундуке и нацедил айрана из своего бурдюка. Потом снова подошёл к Аине, присел перед ней, взял за плечи, заглянул в глаза:

— Держись, богиня! Я зайду, как вернусь.

Девушка кивнула, благодарно сжав его руку и чмокнула в губы:

— Обязательно зайди!

Брен ушёл, а Аина так и осталась сидеть на кровати, пытаясь переварить происшедшее.

Девушка вдруг вспомнила, что яд дурмана был одним из веществ, которые она в крошечной дозе принимала еженедельно, и, хотя о полной устойчивости мечтать не приходилось, не исключено, что какую-то степень владения собой она сохранила бы. И тогда парень остался бы жив. А может и нет. Больные, которых лечили дурманом, иногда впадали в буйство…

Кстати, Морена, как лицо особой важности, тоже вырабатывала устойчивость к ядам и должна была хоть немного сопротивляться. Или нет? Или сопротивление как раз и выразилось в ярости берсерка? Но всё-таки нет. Арто убил не берсерк, а некто крайне извращённый. Больше всего поражало это выражение блаженства на его израненном лице…

Прогадал ли он жизнь в результате того, что замышлял недоброе против Аины, но просчитался? Или его однажды всё равно ждала такая судьба, раз уж он прикипел сердцем к Морене? Слетела она с катушек из-за дурмана или сотворила такое вполне сознательно, в отместку за попытку её опоить? Понимала ли она при этом, что дурман предназначался не ей, а Аине?

Ни на один из вопросов ответы не узнать. Но ясно одно: даже если в смерти виноват лишь дурман, который парень сам налил в чашу убийцы, способ лишения жизни показал ужасающую глубину испорченности Морены. И не факт, что это предел.

Что там говорила Эльри? Что Аина сможет её удержать? Нет. Можно удержать человека от соскальзывания во тьму, но эта девочка изначально была воплощением тьмы. От такой чёрной души надо бежать как можно дальше. Вот только пока некуда. И ещё: нельзя бросать здесь, с ней Брена. Теперь Морена может приняться за него всерьёз. А учитывая этот его Зов…

Кстати, вот и последний камушек в мозаике, которая не сложилась до конца в прошлый раз: Ху утверждала, что в Морене воплотился злой дух, который также чуяла Эльри, да и сама Аина — в бездушии «подруги» и многочисленных шагах за грань дозволенного. И вчера Брен сказал, что их Смерть — это могучий злой дух, а раньше — что от Морены исходит зов, схожий с Её…

На самом деле, девушка не знала, что это означало. Духи и боги для всех были чем-то на уровне легенд. О них иногда говорили, приписывали им козни или благословение. Но что они собой представляли, как могли вселяться в людей и как с этим бороться? Были ли на свете мудрецы, которые разбирались в подобном? Эх, встретить бы волшебника из «Саги о Замке Малфир»!

Внезапно устав думать о разверзшейся у ног пропасти, Аина посмотрела на пирог с интересом. Голова не ощущала голода, но желудок жалобно втянулся под рёбра. Девушка заставила себя съесть праздничное лакомство, запивая айраном, и подумать, что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?

Дожевав угощение, Аина решила, что пора ей переодеться и предъявить кому-нибудь, кроме проклятой Барамы, свою «печать зрелости», пока не начались похороны вместо праздника.

Тогда можно будет приступить к воплощению одной из самых долгожданных привилегий взрослой женщины: пошить себе, наконец, кожаный боевой костюм по фигуре, чтобы перестать маяться самодельной подвязкой, которая часто рвалась и натирала шею.

Она уже и полозов благородных, чёрно-серых достаточно для корсета, штанов и лёгкой куртки освежевала. Вечная благодарность Ху за её уроки охоты и «когти корса». А также кожевеннику, рассказавшему про лучшую, хоть и редчайшую кожу в этих местах. Так что будет у неё невиданный двухцветный наряд в обтяжку — мягкий, упругий и прочный! Даже Моргана, пожалуй, позавидует. Впрочем, красотке-предводительнице не проблема кинуть клич молодцам хоть золотых полозов себе наловить, которые в далёких северных горах водятся. Аине же нужна практичность, чтобы быть незаметной на тёмных склонах.

Хотя, если уходить от нартов, там местность может быть другой расцветки. Впрочем, тогда и костюм такой не понадобится. Лучше пышное платье. Особенно, если она и вправду знатная дама. Интересно, остались ли у неё живые родственники? Теперь, когда она знает имя, не придётся шагать в пустоту. Может, и замок родовой сыщется. Ведь «ал» означает, что она его хозяйка!

Надо будет ещё про того оленя у Брена спросить. На зимнюю куртку самое то. Хотя нет, ему самому пригодится. Аина убьёт своего. Где-нибудь ближе к осени. Или зря она отлично стреляет из лука?

Вот такими мыслями и продолжала девушка забивать себе голову, пока не вернулся Брен. А когда вернулся, не выпускала его руки остаток дня, и из юрты своей не отпустила. Они выпили много пива, избегая грустных тем при помощи разных глупостей вроде попыток пить с локтя или с колена. И уснули вповалку, что заправские Когти Смерти в гостиной у Отступниц Похоти на седьмицу.