Честь Воина [CИ]

Глава 28 Возвращение к истоку

Когда Аина проснулась после непродолжительной дремоты, угли в камине уже догорели, а за окном занимался день. Неужели это продолжалось так долго?.. Никогда бы не поверила, что такое возможно и в самом деле, но при одном воспоминании об охватившей их жажде, в крови снова готов был разгореться пожар, если бы они не были полностью измождены. Казалось, она и мускулом не может пошевелить, как после тренировок с Альвейд в далеком детстве, но кто бы мог подумать, что подобное измождение может быть столь приятным!

Её голова удобненько лежала на плече Кледа, а горячее тело рядом навевало ощущение такой сладкой истомы, что Аина потянулась и прижалась к нему плотнее. Наречённый сразу же обвил её руками, перевернувшись так, что она оказалась сверху, и волна жара прошла по телу. Он не спал!

Аина подняла глаза к лицу возлюбленного и встретила такую же блаженную улыбку, какую ощущала на своих губах. Она тихонько рассмеялась, потому что эта улыбка не шла ни в какое сравнение с теми, что он дарил Петре, вызывая в ней такое раздражение, которое — теперь стало понятно — было банальной ревностью.

Клед подтащил девушку повыше и долго нежно поцеловал. Он не спал, любуясь ею, пока Аина сладко сопела ему в подмышку. Продремал, наверное, с четверть часа после того, как огненное безумие их отпустило, а потом сам собой пробудился. Или это сделала бурлившая в крови сила?

На тонком плане девушка ощущалась, как летний водопад вперемешку со свежим ветерком, приятно охлаждавшие пылающий внутри него самого пожар. Казалось, от смешения этих стихий рождается какое-то волшебное могущество.

Насколько же разнилась эта ночь настоящей любви с изнурявшими душу утехами с Петрой! Теперь он понимал, почему Альба взяла с него тогда обещание не отступаться от мечты, чего он чуть было не сделал. Внутри всё звенело от счастья и наполняло силами срыть вручную все приграничные горы, если понадобится, лишь бы сделать и её такой же счастливой!

— Доброе утро, — тихо сказал он после поцелуя и с удивлением услышал свой голос, который просел ещё ниже, чем раньше.

— Самое доброе в моей жизни, — улыбнулась в ответ Аина, вызывая замирание сердца своей красотой.

Их глаза встретились и не могли напиться друг из друга пьянящего ощущения, что они ожили. Ведь вчера разом спали все латы, в которых оба были вынуждены существовать до сих пор, и они впервые за долгое время смогли откровенно… нет, так откровенно, пожалуй, впервые поговорить о том, что волновало обоих — о Мече, нартах, Воинах Смерти и о тайных силах, движущих обоими. И что самое удивительное — найти понимание и отклик!

Клед поймал себя на мысли, что не хочет называть возлюбленную именем, данном ей причинившими столько страданий похитителями, а продолжать называть вымышленным, к которому он привык, глупо, и подумал, что самым подходящим было бы настоящее, которым она вчера с ним поделилась:

— Можно я буду звать тебя Алриной? — спросил он.

Девушка немного смутилась, заколебалась. Он пояснил свой выбор. Её лицо озарилось пониманием и она согласилась, добавив:

— Тогда и я буду звать тебя по-настоящему, Кларедом.

Тут уже он сам обнаружил в себе неожиданное сопротивление. Сила привычки? Возможно, немного. Хотя, пожалуй, основная причина была в том, что он вечно скрывал своё происхождение по массе причин. Но сейчас не было нужды прятать ничего! Это настолько освобождало… Он согласился, ласково гладя её по щеке.

Алрина не могла налюбоваться на возлюбленного. Прежде так часто похожее на статую лицо Клареда полностью преобразилось, ожив и смягчившись. Он сиял, как лик Творца… нет, ярче!…и был так прекрасен, что она порой дышать забывала.

Она каждым фибром своего существа чувствовала любимого мужчину, к которому прильнула всем телом: не только прикосновение к коже, но и некое тонкое ощущение, похожее на греющий солнечный мёд, пропитавший её сейчас насквозь. Его токи. У каждого человека был какой-то свой «аромат», но никогда раньше Алрина не ощущала его так чётко, даже с прежними своими любовниками. Сейчас же она упивалась этим живительным теплом, в лучах которого отогревалась, кажется, сама её душа, замёрзшая и покрывшаяся льдом за годы, проведённые во враждебной обстановке.

Но токи молодой пары не желали стоять на месте: соединяясь и сплетаясь, они входили в резонанс и усиливались, разгорались божественным огнём и вновь разжигали желание в телах, хотя, казалось бы, прошло не больше пары часов с тех пор, как отполыхал первый пожар.

Алрина ощутила, как под ней заворочался, зажил своей жизнью «жезл Кернуна» Клареда. Притихла, стесняясь вспыхнувшей вдруг и в ней ответной жадности, но он вновь прильнул к её губам своими раскалёнными пересохшими, теперь столь же требовательными, как совсем недавно нежными, и всё стеснение вылетело в каминный дымоход.

Она отпустила себя и самозабвенно отдалась страсти, которой в ней накопилось, как оказалось, неожиданно много. Осыпала поцелуями лицо любимого, подразнила горячим язычком и дыханием ушки, облобызала грудь — вспоминая, все чувствительные места, которые находила в прежних мужчинах, и стремясь найти новые. Так, соски оказались очень чувствительными не у неё одной! И живот, и рёбра, и ладони…

Клареду казалось, что в голове у него поёт своими нежными голосками сразу тысяча зарянок. Этот хор ширился по мере того, как возлюбленная осыпала его ласками, и словно бы каждая из них была крошечной птичкой, тянувшей его своими махонькими крылышками вверх. В конце концов всё в нём взвилось, словно стремглав в поднебесье, он сел, скрестив ноги, нанизал неистовствовавшую Алрину на свою жаждущую плоть, занял её губы своими в крепком поцелуе и прижал к себе, мешая двигаться. Потому что хотел растянуть это восхитительное единение с ней, сдержать рвавшуюся с гор лавину. И она замерла, словно прочла его намерения, лишь погружаясь всё глубже в поцелуй.

Время замерло. И ему вдруг почудилось, что они находятся совсем в другом месте, да и сами другие — тонкие, высокие, гибкие, в каких-то шёлковых одеждах. Да и половые органы странно отличаются, находясь не между ног, а на передней части таза. И только чувство блаженного слияния ровно то же самое. Хотя нет, оно дополнено какой-то неземной музыкой, слышимой даже не ушами… В голове всплыло непривычное словосочетание «музыка сфер», а вслед за ним и странное слово «Айланна» — недостающая часть души.

При этом слове в сердце у него словно распустилось что-то совершенно раньше незнакомое и как будто даже не совсем земное. И в тот же момент у его возлюбленной что-то задрожало и раскрылось на донышке лона, впуская его ещё глубже в какую-то совсем уж горячую первородную тьму — уютную, как утроба матери…

У Алрины же в голове стоял сияющий счастливым безумием туман. Границы восприятия себя, как отдельного тела, растворились, и ей даже не показалось странным, что она чудится себе гибкой, словно без костей, юной и прекрасной, в шёлковых одеждах, а возлюбленный кажется таким же и даже в десять раз красивее. Она чувствовала вкус его солнечной энергии (вот как называются «токи»!) на губах, на языке, во всём своём теле, купалась в ней и растекалась ответной, не в силах сдержаться, как требовал от неё долг (какой?), ибо в самой сердцевине живота сама собой навстречу его каким-то образом удлинившемуся естеству открылась сокровенная «потайная дверца», и на ум пришло крамольное словосочетание «истинное партнёрство», считавшееся лишь легендой! И странное слово «Айланн» — недостающая часть души.

Слияние стало сладким до невыносимости, и тела начали подрагивать без участия воли, сами по себе. Руки Клареда прижимали её к себе всё крепче, а губы лобызали всё сильнее, и Алрина тоже отчаянно стремилась удержать мгновение, впившись пальцами в его спину и затылок, но даже той дрожи, что сотрясала их, оказалось достаточно, чтобы через пару минут оба одновременно взорвались экстазом, от которого все видения выскочили из головы — их словно разнесло на всю Вселенную и звёзды весело подмигивали под боками, над руками и в волосах, заливая всё мироздание радостным смехом богов…

Спустя миг или век оба спустились с небес на землю и очнулись, снова лёжа на своём импровизированном ложе в обнимку. В головах и телах была такая лёгкость, словно они заново родились. И в то же время блаженная истома, от которой не хотелось шевелиться, хоть Алрине и было слишком жарко лежать на этой «печке».

Немного погодя она всё же скатилась на бок. Кларед приласкал её щёку и поднял голову, чтобы заглянуть в глаза. В его взгляде нестерпимо светилось что-то, явно просившееся на язык.

— Я… Ты… — попытался сказать он, но в конце концов, так и не найдя правильных слов, просто прижал её снова к себе.

Да и к чему слова, и так всё ясно — вот оно, на кончиках пальцев и в других ощущениях! Они словно стали единым целым, и это было намного больше того, что представлялось за словом «любовь», так что у Алрины тоже, пожалуй, не повернулся бы язык произнести это слово — их чувство казалось неизмеримо больше и глубже.

— Мы, — прошептала она ему в грудь.

И он радостно засмеялся в ответ, наконец отпустив её.

Лежать у него на руке было так хорошо, что вставать не хотелось совсем, как будто за пределами ложа опять накинется прошлая жизнь. Хотелось только любоваться Кларедом, бесконечно. Его лица в таком расслабленном виде и не узнать — мальчишка мальчишкой!

Рука Алрины поднялась словно бы сама по себе, чтобы прикоснуться к тёмным, почти чёрным вихрам, выбившимся из косы за ночь и сразу заблудилась в них. Да и как не заблудиться, когда глаза его так довольно прикрылись?

Спустя десяток биений сердца Кларед плавным движением поднял руку, и тоже запустил пальцы в её такие же растрёпанные волосы. Теперь Алрина прикрыла глаза от ленивого удовольствия, и в глазах Клареда вспыхнул опасный огонёк. Второе движение пошло уже не над ухом, а к затылку, что было ещё приятнее.

Алрина закрыла глаза совсем, но в следующий миг оказалась притянута к его горячим сухим губам. Ну кто бы мог вообразить, что этот ходячий кадоровый монумент способен на такую трепетную и всепоглощающую нежность! Девушка растаяла, словно снежинка, падающая в огонь, и лишь рука возлюбленного удержала её голову на весу ещё несколько бесконечно сладких мгновений.

Наречённый Смерти, тренированная машина убийства, так бережно уложил голову Алрины обратно на свою руку, что у неё подступил к горлу ком. Хотелось что-то сказать, но не вмещалось это чувство в слова. Её порыва хватило лишь на то, чтобы облизнуть мгновенно пересохшие губы. Видно, вся влага вышла из их тел потом, и только после этого поцелуя она осознала, как хочет пить.

Кларед сам кратко закусил губы, чтоб смочить, и легко усмехнулся. Он понял желание возлюбленной и встал за своей флягой. Боги, такое впечатление, что он читает её мысли! Получается, им и слова не нужны, чтобы друг друга понять! Разве бывает подобное счастье в этом мире скорби и войн? Алрина ни за что бы не поверила, если бы так остро не испытывала его сама в данный момент.

Вода разбудила чувство голода, и стало ясно, что пора выбираться из постели. Они доели вчерашнего зайца с остатком амахагских лепёшек, запив его заваренным Алриной «тинче». И хотя травы были собраны по случаю, Клареду показалось, что он в жизни не пил настолько вкусного отвара. Правда, иголочки аклила из Края Восьми Озёр действительно придавали напитку интригующий оттенок даже на вкус кочевницы.

Вслед за этим неизбежно встал вопрос что же делать дальше. Для Клареда цель была ясна — забрать Меч. Только как? Он начал выспрашивать у Алрины, нельзя ли выкрасть оружие повторно. Она ведь уже однажды сбежала из Сагатдома, где сейчас, несомненно, и находилась реликвия.

Но девушка категорически отвергла эту идею:

— Наверняка, Морена теперь с ним даже спит. Да и дорожку ту либо завалили, либо охраняют. Повторных ошибок она не допускает. Мы легко ушли лишь потому, что никто не ожидал побега. Попасть же обратно… Нет, меня знает чуть ли не вся Орда, ведь я в последние годы была её хедивегом.

Попытки заставить её вспомнить какое-нибудь другое слабое место не привели ни к чему. Алрина даже думать не хотела о том, чтобы снова оказаться среди нартов. Похоже, жизнь с кочевниками оставила у неё много болезненных воспоминаний. Она вся напряглась при этом разговоре, в глазах отразилась боль. И сердце Клареда дрогнуло, когда она умоляюще сказала:

— А мы не можем просто побыть немного вместе? Пожалуйста! Я никогда в жизни не была так счастлива. Пускай это продлится ещё немного, можно? Когда тебе надо решать, возвращаться ли в Орден?

— Следующей весной. Но если я до этого времени добуду Меч, то мои дальнейшие планы на жизнь изменятся, — он задержал следующую мысль, пугаясь её поспешности, но потом понял, что всё правильно: — И я хочу надеяться, что ты разделишь их со мной.

Голос его всё же дрогнул немного. Эти самые дальнейшие планы, которые подразумевали, что он вернёт себе владения и станет дальше охранять реликвию, всегда оставались эфемерными, непродуманными, а теперь внезапно обрели плоть и обросли подробностями в виде семьи с любимой женщиной… А потому стали очень соблазнительными.

— Но долг перед родом прежде всего! — отрезал он.

Алрина даже замерла при словах о возможном совместном будущем. Если совсем недавно она вообще не знала, что ей дальше делать со своей жизнью, то теперь перед ней вдруг нарисовался неожиданный и такой манящий вариант… Сердце забилось испуганной птичкой, боясь слишком обрадоваться. Опасаясь, как бы это не оказалось сном…

Но Кларед прав. Причём, насколько она понимала, долг этот был даже не перед родом, а, возможно, и перед всеми людьми Свободных Княжеств — не дать распространиться злу…

— Давай подумаем, не спеша, что можно сделать. Нужен действительно хороший план, который с кондачка не родится. А пока просто побудем вдвоём? — повторила она свою мольбу.

Клареда не пришлось долго уговаривать. Если бы не Меч… Он и сам сейчас мечтал лишь о том, чтобы сгрести любимую в охапку и по возможности никогда не отпускать. Но надо было позаботиться и о дальнейшем пропитании.

— Ладно, если мы пока остаёмся здесь, я попробую расставить силки на дичь, чтобы было, чем питаться завтра. А вообще надо сделать ревизию запасов, на сколько нам двоим хватит остального. И лошадей тоже надо чем-то кормить.

Обрадованная тем, что трудные планы пока отложены и можно насладиться жизнью хоть разок, Алрина с радостью пошла помогать.

Они всё делали вместе: объединили и рассортировали припасы, поискали утварь, правда, без особого успеха, осмотрели и прочистили колодец, пошли на прогулку и расставили силки. Заодно подстрелили тупаря прямо в гнезде и получили в придачу несколько яиц к столу. Правда, отвлекались пару раз в лесу на поцелуи и потом, смывая пот в речушке, не устояли перед прекрасной наготой друг друга. В конце концов, они были одни! И казалось, что мир принадлежит только им вдвоём.

Даже быт вот так, на пару, радовал. И удивлял. Что Кларед, что Алрина раньше наблюдали у других пар только строгое разделение труда на женский и мужской, а тут… Наречённый Смерти, благодаря монастырской жизни, знал о хозяйстве не меньше, если не больше, чем Алрина, а кочевница по воспитанию также весьма неплохо понимала в охоте и лошадях. Это было похоже на смесь любви и боевого братства. Между ними действительно не возникало границ, от чего где-то на донышке ума таилось изумление, которое не вытаскивали «ближе к свету», чтобы не спугнуть удачу.

К вечеру оба так умаялись, что уснули в обнимку на ложе, обогатившемся старой периной и парой импровизированных подушек из обёрнутых в ветхую ткань половинок другой, совсем изорванной. Получились этакие «калачики» — круглые и продолговатые.

На рассвете Алрину разбудила жаркая истома: Кларед прижался к ней сзади возрадовавшимся новому дню естеством, одну жгучую руку положил на бедро, а ладонью второй, на которой она лежала, легонько прихватил сосок. Как только она, охнув распрямилась, он приподнял её верхнюю ногу и протиснулся в жаркое лоно, к которому успел примериться заранее.

У Алрины вырвался тихий стон. Какое прекрасное пробуждение! Она повернула лицо назад, и возлюбленный немедля накрыл её губы смачным влажным поцелуем, одновременно прижав сосок одной рукой и запустив вторую между ног спереди. Девушка растворилась в неге, пока любимый неспешно мял все её самые чувствительные места. Казалось, целовались не только их губы, но и интимные места. Где-то у неё в глотке сами по себе рождались звуки беспомощного наслаждения, вторя его такому же утробному мурлыканью, и заставляя парня всё глубже погружаться в оба поцелуя.

Кларед так первобытно, безотчётно жаждал поглотить возлюбленную целиком, что впору было проснуться Зверю, но вместо этого птица в груди рвалась защитить возлюбленную, накрыть её своими крыльями и спрятать от остального мира.

Он нащупал одну из подушек, подтащил её под бёдра Алрины и перевернул её на живот. Теперь Кларед действительно накрывал её всем телом, глубже проникая в святая святых, и снова прильнул к её губам, осторожно повернув голову на бок. Вторая рука, оказавшаяся под туловищем девушки, продолжала мять оба соска её умопомрачительной груди, собрав их в одну жменю. Любимая так податливо растекалась под ним, а её влажное лоно так радостно встречало его, подрагивая и затягивая дальше вглубь, что сознание меркло от безумного восторга. И стоило большого труда не дать телу ускорить ритм, но продлить это блаженство хотелось не меньше.

И снова он увидел себя тонким, высоким и гибким, на этот раз в искусно расшитом камзоле, каких не найдётся в этом мире даже у князей, а в том это была всего лишь офицерская униформа. Он только что вернулся из далёкого плавания и всей душой стремился к своей любимой после слишком долгой разлуки, которая стёрла горечь вынужденного прощания. Он совсем забыл о том, что она отвергла его. Не потому, что не любила, а из своих дурацких убеждений и верности долгу. Он думал только о том, чтобы прижать её к себе и больше никогда не отпускать. И словно его воля стёрла все запреты, она бросилась навстречу, заключив его в объятии, которое, казалось, не под силу разомкнуть даже богам…

Алрина же, оказавшись со всех сторон окружённой возлюбленным, проникшим в самые сладкие места, совсем потерялась в пространстве и времени. Ей чудилось, что сердце стукнуло в рёбра, возвещая приближение любимого, и она, забыв об утренней молитве и о том, что прогнала его сама тогда, при последней встрече, спорхнула невесомым гибким зверем по храмовым ступенькам навстречу и, даже не задумываясь о том, что скажет мать-настоятельница, сжала его до боли в объятии, словно желая навсегда впечатать в себя…

Но вскоре эту картину смысл незаметно подкравшийся экстаз, который снова расплескал их восприятие по всем земным и небесным сферам, давая ощутить схожий восторг всех тварей и разумных, которые в тот момент тоже предавались любви.

А следующие несколько часов просто выпали из действительности. Похоже, они так и заснули, не разделившись. И лишь спустя какое-то время Алрина во сне задёргалась, пытаясь вдохнуть поглубже, и Кларед полубессознательно скатился на бок, привлекая её к себе за талию обеими руками. Даже во сне он не желал её отпускать, чтобы не случилось непоправимого…

В эти первые дни им было трудно оторваться друг от друга. Кларед постоянно находил какие-то новые позы, чтобы заняться с Алриной любовью.

Марлен тоже любил разнообразие, но у того всё выходило как-то механистично, от ума, словно он искал угол, под которым удобней строгать деревяшку, порой утомляя своими выкрутасами, тогда как девушке достаточно было, чтобы он попадал в определённую точку внутри. Чего с его чересчур утончённым, как и всё тело, детородным органом не всегда легко было добиться. Впрочем, там трудно было даже сказать, стремился он скорее побаловать её или «почесать свою дубинку».

Кларед же не просто каждый раз находил эту точку, словно кончик его прекрасной, как будто специально для неё созданной плоти, обладал каким-то особым чутьём — возлюбленный в то же время стремился обласкать и обнять её со всех сторон, даря ощущение защиты и размягчая так, что лоно каким-то непостижимым образом открывалось ещё глубже. И вот там, за последними вратами, было совсем уж невыносимо сладко.

Особенно её заставляли млеть позы, в которых он сжимал её потеснее, словно ребёнка в утробе или умудрялся воздействовать сразу и на лоно, и на губы, и на соски. Он быстро смекнул, что последнее место у неё особо чувствительно и ласково приминал их шершавыми пальцами так, что подпёртая «жезлом Кернуна» утроба дёргалась в ответ, как бы целуя его там, в глубине. Потом достаточно было пары сильных толчков, чтобы тело взорвалось приступом счастья. Но чаще он дотягивал, не шевелясь, пока её чрево само не зайдётся в конвульсиях, вызывая мгновенную разрядку и у него.

За такую близость не жалко и душу отдать…

Кларед же, в отличие от прежних упражнений в Красном доме, даже не думал о том, что делает. В него словно вселялся поэт, художник, который каждым штрихом, каждым жестом стремился доставить наслаждение любимой. Всё, что он раньше осваивал чисто технически, теперь стало просто кистью или пером в его руке, которыми он двигал, не задумываясь, чтобы щедрыми мазками запечатлеть свою любовь. Безумно чувственная и отзывчивая, такая близкая и родная женщина вдохновляла его снова и снова. Казалось, век бы не отрывался…

Алрину же время от времени покалывала мысль о том, что Петра не зря так за ухватилась за этого парня. Уж если он впечатлил такую прожжённую потаскуху… Но в то же время ей было трудно поверить, что с Отступницей её возлюбленный обходился так же трепетно и нежно. Эти сомнения её так донимали, что в конце концов она решилась спросить:

— Слушай, а вот вы с Петрой…

— Там всё было иначе, — отрезал Кларед.

— Как иначе? — настаивала Алрина.

Он отстранился, не желая даже вспоминать о той поре, но любимая налегла сверху — в прямом смысле.

— Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать, — пришлось встать и начать одеваться.

— Не могу. Меня это грызёт. Мысли о том, что с ней ты был так же нежен… — призналась Алрина, прищуриваясь отчасти стыдливо, отчасти просительно.

Кларед, уже натянувший штаны, вздохнул, сделал над собой усилие и снова сел рядом, обняв её за плечи:

— Я тебе так скажу. Сейчас я понимаю, почему ты тогда смотрела на меня с осуждением. Там была просто похоть, звериная похоть, подогретая Тёмной Матерью. Для меня это было почти нормой — просто сбросить напряжение. Нас заставляли это делать с семнадцати лет. С тобой же моя душа поёт. Словно там я барахтался в грязи, а сейчас летаю. Понимаешь? Я никогда даже не думал, что это может быть так… — он умолк, не находя слова.

— Я тоже, — уткнулась она ему в живот.

От её дыхания было немного щекотно. Алрина лизнула пупок, и Кларед дёрнулся. Тогда она стала игриво хватать кожу ртом, мыча и делая вид, что хочет загрызть его. Парень засмеялся и опрокинул её обратно на ложе. Навалился сверху, зажал руки, продев пальцы между её. И решил отомстить:

— Теперь ты расскажи мне про своих любовников.

— Ну… — заколебалась Алрина.

— Нет, я передумал. Не хочу ничего знать.

— Нет уж, я скажу, раз ты спросил! — хитро прищурилась девушка. Он попытался заткнуть ей рот поцелуем, но она отвернулась и протараторила, уворачиваясь от его губ: — Ты лучше всех! Ты просто бог! Мой бог… — закончила она тихо, видя, что его напор после этих слов угас. И сама нежно поцеловала его в губы.

У Клареда захватило дух от таких слов. Когда любимая женщина говорит тебе такое… Пожалуй, он готов был отдать за неё жизнь. Но не честь… Впрочем, если она его любит, то не потребует такой жертвы. Он посмотрел в её чистые, как озёра Долины, глаза, и решил, что нет — не потребует. Склонился к её уху и прошептал:

— А ты — моя богиня. Моя Дана. Нет… Тива.

— Тогда ты — мой Раген, — шепнула она в ответ.

Упоминание богини Луны и бога Солнца тронуло души неожиданной ноткой печали. Ведь этим небесным возлюбленным не суждено быть вместе до конца времён. И чтобы смыть это впечатление, доказать что единение им доступно, Кларед стянул штаны и снова вошёл в возлюбленную. Правда, позу наитие подсказало не такую тесную, как прежние. Словно он хотел доказать, что и на расстоянии они могут быть едины.

Он закинул ноги любимой себе на плечи, а сам взял её за руки, чтобы притянуть к себе и проникнуть поглубже. Они перехватили друг друга за локти, как в воинском рукопожатии, и он стал потихоньку толкаться в донышко лона, пока ему снова не открылась утроба, тесно обхватив головку в самом сладком месте.

Тогда он почти замер, глядя любимой в глаза. Он пытался взглядом выразить то, что едва ли смог бы сформулировать словами: как далеко бы они ни были, он всегда сердцем с ней. И казалось, Алрина понимала — она смотрела на него с тем же выражением беззаветной преданности. Казалось, из глаз её бил свет, омывавший его душу и дававший силы светить самому.

А видеть, как его едва заметные потягивания отражаются вспышками восторга в её глазах, было сродни волшебству. Мысль, стремящаяся остановить блаженное мгновение, в какой-то момент замерла сама. И показалось, что он, высокий, тонкий и гибкий, смотрит на неё не с расстояния вытянутых рук, а откуда-то с моря. Смотрит в последний раз. Но не горюет, зная, что идти на гибель легче, чем жить в разлуке. И что они обязательно встретятся снова. В другой жизни. Он был так в этом уверен… И оказался прав.

Алрина тоже смотрела на возлюбленного как будто с высокого крутого берега. Шёлковые одежды развевались на ней и тело было таким лёгким, что могло ходить по воде. Однако не морская гладь была ей преградой, а взятый на себя в юности обет. Кларед, прекрасный, тонкий и гибкий, стоял на корме отплывающего корабля, но расстояние ей не мешало: острое зрение позволяло увидеть лицо, словно оно рядом. И обменяться последним взглядом. Последним в той жизни. Сердце кольнула тоска, а потом разошлась облегчением, словно вынули иглу — всё же они нашли друг друга вновь! Из глаз у Алрины потекли слёзы облегчения.

Кларед внезапно рывком поднял её тело, притянул к себе, впился в губы, и, перехватив в тесном объятии, вошёл ещё глубже, словно пронзил до макушки. И ещё раз, и ещё! Солнце взорвалось у неё в голове, вызвав вскрик острейшего наслаждения. Утроба задёргалась, и вместе с ней задёргалось его естество, извергая семена жизни под гулкий рык, вырвавшийся из его глотки.

Боги, когда же они насытятся? Нет, лучше пусть этого не произойдёт никогда… Вот бы сейчас умереть!

Отдышавшись немного, он бережно уложил её и губами собрал слёзы с лица.

— Ну что ты, милая? Почему ты плачешь?

— Я… от радости! Честное слово.

На четвёртую ночь к ним явился дух, обитавший в замке. Алрину разбудила рука Клареда, сжавшая плечо. Проснувшись, девушка сразу ощутила замогильный холод, будто смерть стояла в изголовье, и отпрянула подальше. Возлюбленный, тоже молниеносно переместившийся на другой конец ложа, поймал её в объятия и тихо спросил на ухо, кивая в ту сторону, где ощущалось чужеродное присутствие:

— Что это?

— Местный дух, — ответила Алрина.

— Злой? — уточнил Кларед.

— Нет, почему же? Просто несчастный…

Она и думать забыла про то, почему замок пользовался дурной славой и пустовал. Но сейчас сразу узнала ощущение, посетившее её, когда она прятала Меч. Тогда она, кажется, напугала это создание — в ответ на иллюзорную атаку. Сейчас же оно не делало подобных попыток — просто стояло… или висело? И как будто жалобно скулило.

— Кажется, оно просит о помощи… — с удивлением озвучила свои впечатления девушка.

— Но чем же мы можем ему помочь?

— Не знаю… Чувствуешь? Оно переместилось к дверям.

— Зовёт куда-то?

— Наверное. Давай оденемся и посмотрим.

Они на скорую руку натянули одежду и обувь. Создание ждало в дверях. Кларед запалил в тлеющем камине факел, и пара, держась за руки, последовала туда, куда вёл их неприкаянный дух.

— Ты его видишь? — спросил парень.

— Нет, только чувствую. Как чужое присутствие. А ты?

— Точно так же. Но не как живого. Чем-то похоже на Смертную Тень, только отдельно от меня… Немного странно.

Дух привёл их ко входу в подземелье и остановился прямо у потайной двери. Алрина вспомнила, что и в прошлый раз он появился, когда она нашла проход в подземелье. Она отперла замок, и все вместе осторожно спустились вниз. Существо подалось в темницу, которую девушка так и не удосужилась осмотреть. Теперь же, остановившись у самой дальней камеры вслед за духом, она с ужасом увидела прикованный цепями к стене небольшой скелет, вряд ли принадлежавший взрослому человеку. Судя по истлевшим остаткам одежды, это была девочка лет четырнадцати.

Алрина, невольно отпрянула, ахнув. Кларед сразу же обнял её свободной рукой и прижал голову к своей груди.

— Что же за изверги здесь жили? — спросил он в пространство.

Дух девочки тоскливо завыл — неслышно, но потусторонние ощущения вызвали мурашек по спине даже у Наречённого Смерти. Как ни странно, Алрина реагировала на это спокойнее, чем на вид разложившегося трупа.

— Наверное, надо её похоронить, — сказала она.

Бесплотное существо заволновалось, производя впечатление мольбы вперемешку с болью и нетерпением.

— Но не прямо сейчас ведь, — возразил Кларед.

— Хорошо, мы поняли, — обратилась Алрина к духу. — Завтра мы тебя похороним, хорошо?

Казалось, душа девочки с облегчением вздохнула и растворилась где-то в каменной кладке.

— А скимитар где-то здесь? — спросил Кларед, когда они собрались подниматься обратно.

— Да, только давай не сейчас, ладно? Мне и так не по себе от этого визита и от того, что мы обнаружили.

Они вернулись в кровать, разделись и легли, но сон не шёл.

— Как думаешь, зачем её там держали? — спросила Алрина шёпотом.

— Понятия не имею. Лучше об этом не думать, а то не уснёшь.

— Тогда давай поговорим о чём-то другом, а то я никак не могу выбросить это из головы.

— Хорошо, давай, — он сел на ложе, накрывшись одеялом, и притянул возлюбленную к себе. — А о чём ты хочешь поговорить?

— Ну, не знаю. Может быть, о посмертии? Куда-то же души уходят? И эта девочка, наверное, хочет уйти. Нарты верят, что душа перерождается, если её закопать в землю. Но не та же самая. А как будто все души попадают в котёл Хоры, она его перемешивает и новорожденным детям зачерпывает душу половником из этого общего супа. Поэтому у людей могут быть те или иные таланты — это как бы чьи-то умения из прошлой жизни. Когда я была в замке Малфир, мне снились картины прошлого. Как будто бы я была при той битве, когда лорд Марлин убил князя Кагара. Может, не зря мне эта книга нравилась с детства?

— Ты успела её прочитать? — удивился Кларед. — Когда мы впервые столкнулись, ты вроде бы до ещё не доросла до подобной литературы. Мне и то светил нагоняй. Сколько тебе тогда было?

— Семь.

— Я прочитал её в десять. И мне тоже очень понравилось. Правда, как оказалось, не зря. Ведь там речь идёт именно о Мече Кернуна, который тайно хранился в нашей семье. У нас в подземелье была ещё первая рукописная копия, которая отличалась от общеизвестной, но её у меня украли в Ранвене. Поэтому я и пошёл наниматься в охранники.

— Как интересно! — Алрина завозилась в его объятиях, пытаясь разглядеть лицо. — Давай зажжём свечу?

Они нашли небольшой запас в коробке за разваленным шкафом на верхнем этаже — видимо, нарты пропустили, когда разоряли замок. Так что могли экономить салидорское масло, запас которого был совсем небольшой. Одно окно закрыли куском того же шкафа, а второе занавешивали изорванной портьерой, предназначавшейся на более широкий проём, чтобы случайный путник не увидел издали свет и местные жители продолжали считать замок необитаемым.

Кларед зажёг свечу и вернулся на ложе. Алрина устроилась напротив него для разговора, сложив ноги накрест и соприкасаясь коленями.

— А как всё было на самом деле?

— Я не знаю. Мне не сказали. Только то, что и в этой копии нет правды. Но я сомневаюсь, что у нас только случайные обрывки чужих воспоминаний.

— Почему?

— Когда мы с тобой занимаемся любовью, я иногда вижу нас обоих словно бы в другой жизни. По-моему, мы даже не люди…

— Правда? Я думала, у меня галлюцинации! Я тоже что-то видела несколько раз. Ты был такой красивый… Ну нет, ты и сейчас хорош собой, но там прямо… Не знаю, как сказать. Наверное, ты прав, таких людей не бывает. Я сама там такая лёгкая и гибкая…

— Да-да, я тоже! И одежда богатая, шёлковая, расшитая… Только, кажется, мы с тобой постоянно в разлуке.

— Верно, — Алрина потупила взор. — Знаю, это я виновата. Я дала какой-то обет, из-за которого всё время тебя прогоняла… — она снова кинулась к нему в объятия, прильнула к груди. — Это ужасно. Прости.

— Я простил ещё тогда, — горячо заверил Кларед, сжимая в руках свою живую драгоценность. — Знал, что мы встретимся в будущих жизнях.

— А я, похоже, сомневалась, — вздохнула Алрина. — Поэтому тогда и заплакала — от облегчения, что всё-таки встретились.

Они посидели какое-то время, прижавшись друг к другу. Потом Алрина вернулась к изначальной теме:

— Так как же понять, что происходит с душой? Нарты вот верят, что если сжечь тело, то душа не родится снова. Амахаги же, наоборот, считают, что так ей легче будет отлететь. Куда? В лучший мир?

— Не знаю, — пожал плечами Кларед. — Да и никто не знает, наверное. — Помолчав, он вдруг кое-что вспомнил. — Разве что кроме Саната.

— Кто это?

— Ну, тот странный человек, который явился в замок на другой день после штурма и провёл меня в Мохавен. Если честно, я думаю, он тот самый волшебник из «Саги о Замке Малфир».

— Зеленоглазый, с зелёным перстнем?

— Я же говорил, в романе всё искажено, чтобы никто не догадался о правде. Кстати, он это мне и сказал.

— А почему ты ему веришь?

— Ну, в самом начале он заявил, что знал моего прадеда, и назвал того по имени. И потом ещё много странностей было. Как будто он лет сто просидел где-то в пещере, вдали от людей. Огромный камень на могилу родителей подвинул, словно пёрышко. А потом довёл меня от Кастердома до Мохавена пешком за полдня. Я обратно уже взрослым верхом добирался два с половиной.

— Ух ты! Правда, что ли?

— Ну разумеется. Только на самом деле глаза у него синие и перстень тоже синий.

Тут Алрина насторожилась:

— А на кого он похож? Опиши!

— Ну, ходит в рубище, хотя мог и переодеться. Одежда вроде охотничья, но из оружия только нож и дубовый посох. А поверх длинный плащ. Волосы длинные, тёмные, с небольшой проседью, перетянуты на лбу кожаным шнурком. Брови, как крылья орла. А взгляд, кажется, пронзает насквозь…

— Кажется, я его знаю, — с расширенными от удивления глазами сказала девушка. — Я видела его во сне с тех самых пор, как попала в Орду. А потом один раз встретила — в Астене, как раз после того, как ты меня подловил. Он мне тогда ещё сказал: «Вспомни себя!» И я вдруг поняла, что у меня половина разума словно пеленой какой-то закрыта. Но, кстати, вскоре после этого начали всплывать воспоминания, кто я такая на самом деле и как попала к нартам. А ещё, это он во сне мне велел забрать Меч, когда я убегала. Ну, я так думаю, что велел. Я не могла вспомнить, что он говорит, когда просыпалась, понимала только, что про Меч. Думаешь, он и правда настоящий волшебник?

Глаза её горели детским восторгом.

— Я не знаю, в это трудно поверить, но очень похоже на то.

Кларед тоже был поражён до глубины души тем, что, оказывается, их связывало не только постоянное пересечение путей, но и контакты с Санатом. Значит, Алрина тоже часть его Истинного Пути? Он снова прижал её к себе.

— Невероятно! Получается, мы всю жизнь ходили друг вокруг друга кругами?

Девушка в ответ только счастливо выдохнула ему в шею. А Кларед внезапно вспомнил про подарок странного незнакомца.

— Погоди минутку, — он отстранился и потянулся за кошелём, который носил на поясе. — Санат мне дал кое-что при нашей последней встрече у Западной границы, — он нашёл талисман и вынул его на свет. — Знаю, выглядит, как простой камень, но если он и правда волшебник… В общем, он дал мне его на удачу и велел отдать своей половинке, когда я её встречу, — и он вложил предмет ей в ладони.

Она подняла на него светящиеся радостью глаза и расцеловала. Кажется, не за сам подарок, который, возможно, и не представлял из себя ничего, кроме символа, а за слова, которым они сопровождались. Он же обнимал её, чувствуя, как бьётся драгоценное сердечко где-то там за мягким, как две пуховых подушечки, бюстом, и благодарил Саната и всех богов за своё счастье.

Они проговорили ещё пару часов — о том, почему Кларед так быстро сбежал из Малфирдома, что произошло в том замке на самом деле, а также обо всём, что Санат тогда сообщил о Мече. И снова сошлись на том, что надо вызволять волшебное оружие из рук Морены, но идей, как бы это сделать не было.

— Может, если очень захотеть, я тоже могу присниться Санату? — выдвинула Алрина смелое предположение. — Вдруг он подскажет какое-то решение? И ты тоже попробуй!

На том и улеглись, когда за окном уже начало сереть. Но ничего толкового им не приснилось. А днём предстоял скорбный труд, который заставил позабыть о волшебстве.

Тело девочки похоронили за стенами замка — почему-то так показалось правильней. Поднялись немного в горы и выбрали спокойное место возле небольшого водопада на совсем ещё мелкой здесь речке. Слой земли на плоском участке был, но неглубокий. И лопаты толковой у них не было. Поэтому Кларед выдолбил небольшое углубление в земле найденным в углу подвала обломком мотыги, как когда-то своим родителям. Алрина же подсказала, что сверху можно насыпать курган из камней, как это делали нарты.

Также она провела ритуал по примеру тех, что видела в орде — с курением успокаивающих трав и пожеланием душе лёгкого пути. Но добавила в него кое-что от себя. Для этого ей пришлось извлечь из схрона чёрный скимитар, который она вонзила в центр останков после того, как их уложили в могилу. Алрина поступала по наитию, полагая, что раз оружие обладает свойством отделять дух от тела, то и этой душе поможет отойти в мир иной.

Неизвестно, помогло ли это, но ей показалось, что щёку обдало печально-ласковым дуновением воздуха в стоявшем безветрии.

Когда с церемонией было покончено, Кларед попросил дать ему чёрный скимитар — посмотреть, что же это за оружие такое легендарное. Но Алрина попросила сначала выслушать её историю, связанную с этим клинком. А заодно поесть — к счастью, трапезу взяли с собой, рассчитывая помянуть покойную. Пожелали её душе лёгкого пути и помолчали немного для приличия, а заодно, чтобы не болтать с набитым ртом — аппетит нагулялся нешуточный. Глотнули даже крепкого астенского самогона, фляжку которого Наречённый припас для обработки ран, только разбавив его водой.

Наевшись, Алрина поведала о том, как «добыла» этот клинок и что тогда увидела. Почему и не боялась теперь неупокоенных духов. А также сбивчиво попыталась описать, как этот клинок действовал на неё и на Брена. И под конец призналась, что ей ужасно не хотелось, чтобы возлюбленный когда-либо прикасался к подобному оружию.

Кларед возразил, перефразируя Кодекс, что опасность следует изучить как можно лучше, а не прятать голову под перину. Но сразу к скимитару не потянулся. Сначала долго обнимал её, стремясь отогреть лёд, появившийся в глазах при воспоминании о старых душевных ранах. А сам думал, что оружие тут ни при чём — скорее оно нервирует её, как символ тех болезненных переживаний.

Потом вдруг вспомнил ту песню Абель, которая когда-то так расстраивала Нинэ, и пересказал её содержание возлюбленной. Конечно, они никак не могли быть уверены, что речь шла об одной и той же резне, но совпадение было удивительное.

Наконец Алрина со вздохом отстранилась и подала ему мрачное оружие. За ножны, не касаясь рукояти. Сама при этом выглядела так, будто хотела поскорей отобрать его назад.

Поддавшись её настроению, Кларед с некоторой опаской вытащил скимитар из ножен, но не ощутил того, что описывала девушка. Да, казалось клинок жаждет чужой крови, но оттенок у этой жажды был скорее дерзкий, задорный, а вовсе не жестокий. Тёмное лезвие знало вкус победы и стремилось снова испить её. В нём действительно жила какая-то сила, но оно стремилось поделиться ею. Царапалось в душу. Впрочем, та, несмотря на скорбные занятия сегодня, была слишком упоена счастьем недавнего обретения возлюбленной, чтобы позариться на непрошеный подарок.

Наречённый встал и отошёл в сторонку, желая опробовать оружие. Сделал несколько взмахов. Клинок был отлично сбалансирован и казался намного удобней для пешего боя, чем меч Харба, хотя металл определённо похожий, но светлее, как если бы чёрный скимитар сделали из чистой руды, а кханду разбавили обычной сталью.

Интересно была ли у той хоть часть обозначенных Алриной свойств, или их придавал не редкий металл, а магия? Но не зря же Петра так стремилась оставить тот клинок у себя. Значит, чем-то он всё же превосходил обычные мечи. Хотя навряд ли сравнился бы с этим. Кханда была обычным бездушным предметом, а этот скимитар ощущался, как живой, обладал своим нравом и, пожалуй, даже волей. Вон как рвётся убивать!

На мгновение Кларед увлёкся, выполняя серию привычных упражнений, и живо представил себе, как радостно будет косить им врагов. Ведь с ним можно биться и против Меча Кернуна…

При воспоминании о родовой реликвии ощущения резко изменились. Кларед понял, что меньше всего на свете хотел бы очутиться по неправильную сторону божественного клинка. Внезапно сила чёрного скимитара показалась тёмной, злой, неправильной, отвратительной, чужой, и он поспешил вернуть его в ножны.

Когда парень поднял глаза, на Алрине лица не было.

— Что случилось? — спросил Кларед.

— Видел бы ты себя… — ответила девушка, поспешно отбирая клинок, и принялась заматывать его обратно в свёрток из кож.

— Но я не видел. Объясни, пожалуйста.

— У тебя лицо стало такое… не то, чтобы жестокое… Это тоже. Но не просто. Тебе это как будто нравилось. А потом ты вдруг словно очнулся и сам себе опротивел…

Кларед признался:

— Я вспомнил Меч Ке… — он внезапно вспомнил о совете никогда не называть предмет напрямую и закончил: — Свой меч. — Конечно, кругом никого, а у них нет друг от друга тайн, но… — Лучше не называть его напрямую. Мало ли кто услышит.

Алрина понятливо кивнула в знак согласия и набрала в грудь побольше воздуха, словно для длинной речи:

— Слушай, я, конечно, не смею сворачивать тебя с избранного пути, но… — и вдруг замолчала, испугавшись, что отпугнёт любимого подобными речами, но через секунду вздохнула, преодолевая страх, и сказала то, что думала, ведь какова цена любви, если она не может быть искренней? — Это же ужас какой-то! Я как подумаю, что ты можешь стать таким, как я только что видела, отдать свою душу этой… этой… Она же не просто богиня Смерти! Это какой-то демон кошмарный. Не просто Смерть, а жестокая смерть, к тому же вызывающая у убийцы радость! И ты хочешь стать её орудием?!

Кларед опешил от такой точки зрения. Поначалу даже не принял её всерьёз. Но любимая смотрела на него с таким отчаянием, что он невольно увидел себя её глазами. Точнее почувствовал её ужас при мысли о том, что между войной и любовью он выберет войну.

Парень подошёл, хотел обнять, но Алрина, в смятении, не подпустила его к себе, встряхнулась, отстранившись на шажок, чтобы продолжать смотреть в глаза. Её взгляд требовал ответа, который почему-то был крайне важен. Тогда Кларед взял её за руки — не отняла — и приложил к своему сердцу:

— Поверь, для меня это всего лишь средство достижения цели. Если не удастся вернуть Меч иначе, честь обязывает меня участвовать в войне, которая сейчас готовится, и попытаться на поле боя отобрать реликвию, которую поручили хранить моему роду чуть ли не сами боги, если я правильно понял Саната.

В глазах любимой стояла мука. Он легонько потянул её на себя, и на этот раз девушка поддалась, но тело её закаменело, словно сжатое тисками боли. Кларед обнял её так крепко, как только мог, не опасаясь сломать кости, пытаясь действием выразить силу своего желания остаться с ней — такого неожиданно мощного, что страшно облекать в слова, дабы не накликать беды.

— Давай подумаем ещё раз, что можно сделать, чтобы вызволить клинок и мне не пришлось возвращаться в Орден, — попросил он.

Алрина вздохнула, и тело её немного расслабилось. Он гладил её по спине, по голове, стремясь размягчить комки мышц, и начинало получаться. Но долго она неподвижно всё же не устояла — потянулась за флягой с водой, которая лежала на земле. Следуя за её движением, Кларед сел на одеяло, расстеленное на траве, и как только любимая напилась, снова притянул её к себе.

— Может быть, расскажешь мне подробно об устройстве Сагатдома, а я что-нибудь придумаю? — предложил он.

Алрине пришлось приложить усилие, чтобы перевести свои мысли с захватившего её внимание страха на воспоминания, но когда она начала рассказывать, дело пошло легче и постепенно напряжение девушку отпустило. К сожалению, всё в её рассказе говорило лишь о неприступности той крепости.

— А подземный ход там есть? — спросил он.

— Вроде нет. А может, Морена наврала, не хотела, чтобы я знала. Иногда кажется, что она читает мысли, а иногда будто совсем меня не понимает, зная столько лет. Хотя поручиться, что на самом деле она не вычислила моё желание сбежать уже давно и с тех пор просто притворяется, невозможно. С неё станется. Мне сказали, что нет, и проверить я никак не смогла бы, если вход, к примеру, в её спальне. У нас, в Сарендоме, например, был такой. Один из под лестницы в холле, а другой в стене со второго этажа спускался. Парадный могли задвинуть какой-то мебелью. Чтобы никто не знал. И всё.

Тупик. Опять. Кларед притянул любимую прилечь к себе на грудь, сам опёршись спиной об дерево, и стал гладить её по волосам. А сам думал, думал, но ничего не придумывалось. Действительно, Саната бы сюда. Но где его найдёшь? Снов своих он никогда не помнил, хотя честно попытался докричаться мыслью, как Алрина предложила. Разумеется, безрезультатно. А девушка вдруг приподнялась:

— Знаешь, ведь то, что вместо Меча она оставила скимитар означает, что она приглашает меня обратно на место своего «хедивега». Разумеется, такое возможно, мне кажется, только если на самом деле она ни о чём не догадывалась, и просто решила, что я сбежала, влюбившись в пленника и не желая делить его с ней. Она ведь грозилась. Может в шутку, а может, и нет. Кто её разберёт. Если бы ты только знал, какой она страшный человек…

— А что? — ухватился Кларед за идею. — Может, воспользуешься предложением, вернёшься. И меня приведёшь. Типа подцепила где-то по дороге. Надоел один любовник, нашла другого, — пошутил он, заработав немного сердитый взгляд. — А там на месте что-нибудь придумаем. И неважно, сколько это займёт времени. Лишь бы до войны не дотянуть. Но я так понял из визита в Гостердом, что раньше, чем через года полтора начать её не смогут. Время у нас будет. Может, мы даже справимся в с ней вдвоём, подловив где-нибудь без Меча. И разумеется, заранее подготовив побег.

Несмотря на видимое осуждение порочащего женскую честь предложения о «легенде» отношений, Алрина всё-таки задумалась над его идеей. Правда, ненадолго. Вскоре лицо её снова исказила мука, тело сжалось, а голос надломился:

— Нет! Ничего не выйдет! Слишком опасно! Ты её не знаешь! Брен вон тоже думал, что изучил её, был в себе уверен, а она… Да и во второго перебежчика никто не поверит! У тебя ведь тоже метка, и приёмы ваши всем теперь знакомы — не скроешь, откуда ты.

Кларед снова притянул девушку к себе, опасаясь, что она заплачет, и тогда будет намного сложнее её утешить. Но слёз у Алрины не было. Её мелко трясло. От ярости? От страха?

— Расскажи мне, — мягко попросил он.

Она замотала головой, видимо, не желая вспоминать то, что её ранило. И он повторил слова из Кодекса:

— «Врага надо знать как можно лучше. Это залог победы». А мне в любом случае предстоит с ней сразиться.

Алрина вцепилась в его руки, словно телом крича: «Не отпущу!» Он снова попытался привлечь её к себе, чтобы расслабить, но не получалось — девушка оставалась комком нервов.

— Этого требует от меня честь, — попытался донести он до неё свои соображения внушительным тоном. — Я дал клятву дяде, а через полчаса его убили.

Похоже, подействовало, но любимой явно требовалось как-то помочь. Кларед потянулся к фляжке с самогоном и дал глотнуть ей неразбавленного. Алрина закашлялась, но пойло подействовало — через минуту она расслабилась и начала рассказ.

Она поведала ему всё: про странные для маленькой девочки забавы Морены, про бессмысленную смерть подруги детства, про сладострастное убийство ухажёра в Ночь Любви и про смерть своего первого мужчины. А потом про планы ахсары нартов по завоеванию Княжеств, их с Бреном подозрения о связи Морены с Тёмной Матерью и свои теории о том, что сталкивает нартов и Воинов Смерти одна и та же сила с какими-то неведомыми и ужасными целями.

В процессе пришлось приговорить почти всю фляжку самогона — разумеется, разбавленного. Они и не заметили, как начало смеркаться. Поднялись и пошли обратно в замок, шатаясь и поддерживая друг друга. Кажется, оба впервые в жизни так надрались. Если не считать отравленного вина перед ограблением Клареда. Ни одной светлой мысли о том, что делать со всем этим, в их головах не возникало. И лишь опьянение не давало окончательно упасть духом.

Выговорившись, Алрина замолчала, словно голос кончился на пару дней вперёд. Молчал и Кларед, переваривая, с одной стороны, какие ужасы пришлось перенести его любимой — аж придушить её проклятую «подругу» хочется, и пожалуй, впервые в жизни, даже применить те знания, которые им прививали на теории допросов, на практике, но даже не с целью что-то выпытать… С другой стороны, получалось, что над миром действительно нависла серьёзная беда, как и обещали легенды о Мече Кернуна в том случае, если он попадёт в злые руки… Где же Санат, когда он так нужен?

Уснули оба, как только повалились на кровать, не раздеваясь, но всё так же в обнимку, как и шли. В ту ночь обоим снились дурные сны, потому что чёрный скимитар остался лежать рядом.

На следующее утро, пряча скимитар на прежнее место, Алрина вспомнила о том, что так и не разведала, куда ведёт подземный ход и можно ли по нему вообще пройти или он обвалился. И, словно читая её мысли, Кларед поинтересовался вслух тем же самым.

Видимо, мысли их шли схожими путями: если оставить клинок здесь, а потом он зачем-то понадобится… Замок к тому времени могут занять, учитывая, что в нём больше нет «злого духа», наводящего жуть. Конечно, оставалась вероятность, что новые хозяева случайно найдут оружие, но с тем же успехом оно могло пролежать на притолке ещё не один десяток лет. И вот, в таком случае знание, как добраться до схрона, минуя дом, могло весьма пригодиться.

В общем, они оделись и отправились на разведку.

Почва была сухая и каменистая, так что коридор сохранился неплохо. Только в одном месте сломалась балка и частично обвалился потолок, но через кучу земли несложно было перелезть. Кстати, на ней остались относительно свежие отпечатки нескольких пар роговых подошв, которыми пользовались в Орде. Судя по направлению, нарты, забравшие меч, ушли этим путём, спустившись через замок.

Дальше лаз огибал скальную породу, служившую ему одной из стен. Где-то через уткнулись в ступени, сложенные из неотёсанных камней, которые вели на поверхность. Поднявшись, оказались в небольшом закутке между скалой и огромным валуном.

Вокруг расстилался негустой лес, где-то дальше журчала вода. Спутники направились на звук и обнаружили небольшую речушку, на которой стояла покинутая мельница с разбитым скатившимися с гор камнями колесом. Оттуда вниз по пологому склону тянулась дорожка, которая привела их в заброшенную деревню.

Следов нападения не было — видимо, жизнь там замерла постепенно после разорения замка. Большинство домов было заколочено, несколько вскрыто. Зато сады не обобраны. Увидев дерево с наполовину поспевшими алтами, девушка обрадовалась. Клареду этот южный фрукт был незнаком.

Они наелись оранжевых сладких плодов, перепачкавшись в липком соке и изрядно подняв себе настроение. Светило солнышко, пели птички, и Алрине, глядя на то, как губы любимого впиваются в сочную мякоть, вдруг нестерпимо захотелось оказаться на её месте. Что она и сделала, прильнув к нему в поцелуе. Он был долгим, жарким и сладким, ещё больше подогрев её страсть.

— Я хочу тебя, — сказала она севшим голосом.

Бровь Клареда приподнялась в лёгком недоумении и он огляделся по сторонам — обстановка явно казалась нему неподходящей. Тогда девушка взялась за одну из пряжек его пояса и настойчиво добавила:

— Прямо сейчас. По-быстрому. Не раздеваясь.

И тогда в глазах Клареда вспыхнул ответный огонь. Неожиданный для него самого. Где-то в глубине ума шевельнулась опаска о том, что это повадки Зверя, которого он вовсе не хотел спускать на любимую, но её рука, жадно проехавшаяся от пояса в промежность, смела все резонные соображения.

Оглядевшись, он не увидел подходящего ложа и прижал её к дереву в поцелуе, одновременно стаскивая кожаные штаны. Возлюбленная в это время делала то же самое с его. Ими овладело какое-то лихорадочное возбуждение, и как только нужные места освободились, он развернул её лицом к стволу, подбил колени и, опустившись сам, втиснулся в пылающую промежность в единственной возможной со спущенными штанами позе.

Снова в мозгу вспыхнуло воспоминание о том, как в нём впервые проснулся Зверь, когда он точно так же овладел Абель в узком коридоре. Но сейчас ощущения всё же были другими. Зверь словно обрёл крылья и стремился защитить свою самку, установить с ней контакт поплотнее, накрыв своим телом. Кларед склонился над державшейся за дерево Алриной, опёршись одной рукой о него же, а вторую запустив в её кожаный корсет и мягко стиснув сосок. Девушка в ответ издала невнятный звук, похожий на пылкое мяуканье, который подстегнул его ещё больше. Страх обойтись с ней слишком грубо растаял, и бёдра их судорожно задёргались с ограниченным положением тел размахом.

Они действительно ощущали себя парочкой весенних котов, или даже корсов. Громкое дыхание на грани стона распаляло их до безумия. Оба стремились к развязке во весь дух, не рискуя затягивать момент беззащитности даже в безлюдном, но всё же открытом месте, однако она не спешила, немного помучив их, возможно, из-за той же непривычной обстановки, и тем самым сделала кульминацию ещё сладостней.

На этот раз Кларед изрядно отстал от возлюбленной, замершей, переживая экстаз, а когда её стон затих, приподнялся, чтобы сделать свои движения сильнее. Все ограничения спали, растопленные страстью, и он со всей дури вонзался во влажное тесное нутро, помогая себе руками, рвавшими бёдра Алрины на себя.

Любимая начала повизгивать от нестерпимого удовольствия, и когда, наконец, его настигла разрядка, он почувствовал вторую волну её конвульсий, оказавшуюся сильнее первой. Его тоже залила особо жгучая волна наслаждения, так что мозги вообще отключились от действительности на несколько мгновений. Словно в голове взорвалось солнце, и они оба растворились в его лучах.

Когда они оба спустились с небес на землю, он опустился на пятки, поднимая её тоже в сидячее положение, стиснул в крепких объятиях со спины и прошептал на ухо:

— Знаешь, глядя на тебя в отряде, никогда не подумал бы, что ты такая ненасытная.

— Если честно, я тоже, — Алрина потёрлась щекой об его нос, а потом вывернула голову назад, чтобы заглянуть в глаза своим сияющим взглядом: — Просто ты такой… такой… мой!

Это простое слово вызвало в сердце Клареда горячую волну… Благодарности? Нежности? Или именно так ощущается любовь? Словно сердце распахивается на весь мир и стремится заключить дорогого человека внутрь себя… Он махнул рукой на попытки подобрать слово и просто выразил свои чувства в поцелуе, придерживая голову возлюбленной так, чтобы она не свернула себе шею.

Потом они всё-таки неловко поднялись, слегка отсидев себе ноги, и натянули штаны обратно. Обменялись ещё одним тёплым объятием с нежным поцелуем, выражающим признательность за удовольствие, и нехотя вернулись мыслями в действительность.

Алрина предложила набрать алтами с собой. Припасённая для длительной прогулки еда перекочевала из сумы в желудки, и на освободившееся место влюблённые нарвали ещё твердоватых плодов — нежная кожа совсем спелых сразу же расквашивалась.

Они ещё немного осмотрелись в деревне. Нашли на одном из огородов целые заросли кукубриты, но её тяжёлые плоды ещё не поспели. А вот цахера, как корнеплод, была уже вполне съедобной. Алрина прихватила парочку — добавить в кашу на ужин.

Кларед углядел основательно заколоченную кузницу, но в неё, судя по следам от клинков на дереве, не смогли пробиться и предыдущие посетители. Тут нужен был топор или лом.

За деревней находились поля, в которых, судя по виду растительности, не до конца сняли последний урожай. Сорняки перемежались с довольно неровными участками злаков. Однако ни у воспитанника монастыря, ни у кочевницы не доставало знаний, чтобы определить, какие именно культуры здесь росли. При их приближении в воздух взмыла стая пшёнок — видимо, птиц привлекали зёрна.

Вдаль уходила неширокая дорога — одна колея. По идее, она должна была вести в замок или хотя бы к дороге от Селвидома на Москил. Кларед предложил вернуться по ней, чтобы уж полностью исследовать обратный путь. Так они и поступили.

Через речушку, питавшую мельницу и поля был перекинут небольшой мост: дубовые брёвна на каменных основаниях — видимо, для телег, потому что для всадника глубина здесь была незначительной. Сразу за речкой их ждала развилка. Левая ветка выглядела более наезженной и сворачивала по открытой местности круто на запад — видимо, к Москилу. Они же выбрали правую, уходящую в лес. Она-то и привела их к Селвидому, точнее на просеку неподалёку. Ещё на пути к замку оба пересекали эту тропу, но Алрина тогда избегала дорог, а Кларед следовал за ней.

Через пару дней еда подошла к концу и снова встал вопрос, что делать дальше. Но поскольку ничего нового за это время влюблённые не придумали, будучи больше заняты друг другом, то решили пока остаться в замке, чтобы посмаковать своё счастье, век которого, как оба справедливо опасались, обещал быть недолгим.

Конечно, они обсуждали, кем может быть Морена на самом деле, что задумала высшая сила, стоящая за ней и за Орденом Смерти, и как всему этому можно помешать, но сведений у них было недостаточно, поэтому все подобные разговоры приводили лишь к досадному ощущению бессилия.

Благодаря им, однако же, Кларед впервые задумался о том, что богиня, которой служит Орден Смерти не отражает само собой разумеющийся порядок вещей и не являет собой высшую справедливость, а может использовать Воинов в каких-то своих корыстных целях.

Вот только необходимости вырвать из лап предводительницы нартов Меч это не меняло, а если верить, что сверхъестественная скорость Морены объяснялась её подключением к Тёмной Матери, то для победы над ней всё равно надо было пройти полное посвящение и обрести соответствующие способности. Алрину такие разговоры неизменно приводили в болезненное состояние, поэтому Наречённый в итоге умолкал, хотя не переставал об этом думать.

Единственной альтернативой было всё же проникнуть в стан врага и там как-то исподтишка убить ахсару, в надежде, что тогда кочевники послушают Дарго, который всегда высказывался против оседлого образа жизни, и уйдут восвояси. Но слышать об этом Алрина тоже не желала. Хотя на самом деле задумывалась неоднократно, ведь это казалось единственным способом удержать любимого от Обручения со Смертью. Причём идти, несомненно, надо было одной, чтобы не рисковать его жизнью и не давать Морене в руки очередное слабое место для удара в самое сердце.

Однако каждый раз, стараясь уговорить себя на подобный подвиг, Алрина сталкивалась с непреодолимым страхом. У неё словно подгибались колени, не в силах удержать необходимую твёрдость. Сила духа покидала её, а без веры в победу такое предприятие было равноценным добровольному походу на бойню, уж в этом-то она была уверена.

Так они и досидели до поздней осени в Селвидоме. Пару раз ездили в Москил закупиться зерном, маслом, солью, мукой и инструментами. Кларед поставил на жёсткие подпорки бричку с порванными подвесными ремнями, нашедшеюся в каретнике, и они использовали её как тележку. Накосили для лошадей сена и злаков в деревенских полях, собрали тамошний урожай. В Москил ездили кружным путём через деревенскую развилку, чтобы не наводить лишних людей на мысль о том, что в замке кто-то поселился. А в замену отошедшего всё-таки в мир иной духа, который раньше отпугивал людей, закрепили на верхней башне яратиковый рог Клареда, который издавал жутковатые звуки при подходящем ветре.

На разбойников напоролись лишь однажды, возвращаясь из Москила. Те повалили дерево поперёк дороги в небольшой рощице, и потребовали отдать добро, наставив на них заряженные луки. Переглянувшись с Алриной, Кларед спешился, якобы собираясь подчиниться. Она тоже. Из-за кустов вышли остальные сидевшие в засаде, и их оказалось всего четверо. Выглядели лиходеи довольно замучено — явно оголодавшие деревенские мужики, а не матёрые убийцы. Так что влюблённые их просто поколотили, одному разбив нос для острастки, другому располосовав ножом руку, а двоих, оставшихся целыми, заставили убрать с дороги дерево. В общем, обошлось.

Однако когда подступили холода и встал вопрос о зимовке, оказалось, что для утепления конюшни и хотя бы части замка нужно сделать слишком много работы. Учитывая, что убежище в любом случае было временным, решили всё-таки покинуть его и переехать в город. Хотя окончательно стронуться с места их сподвигло только посещение замка посланцем Морены. Они его не видели, но обнаружили следы на куче земли в тоннеле, которую проверяли время от времени. Неизвестно было, поднимался ли он в замок и видел ли, кто там живёт, но рисковать не стоило.

Кларед поначалу уговаривал Алрину перезимовать в своём замке, который, по идее, худо-бедно содержали в порядке люди, устроившие там сиротский приют. Но она резонно заметила, что куча детишек — не лучшая компания для влюблённых, да и полноправное воцарение там требовало от законного хозяина восстановить титул, чем он пока не собирался заниматься, опять-таки из-за Меча и планов, связанных с его возвращением, которые никак не желали оформляться.

Так что в итоге решили остановиться на зиму в Арбене. С одной стороны, не так далеко от Сагаты, с другой — в относительной безопасности. Деньги у обоих остались, поэтому сняли небольшой флигелёк на дворе у местного торговца. Лошадей продали, так как не было смысла, да и места, где их всех содержать.

В попытке понять, чем же может грозить миру владение Мечом злых сил, они купили дешёвую копию «Легенд Свободных Княжеств» и проштудировали её от корки до корки. По ним выходило, что Тёмные Боги постоянно стремились установить свою власть в мире, сотворённом Светлыми Богами. Однажды им это чуть не удалось, и тогда Светлые Боги, среди которых был и Кернун, выковали доспехи для предводителя армии своих последователей, которые сразились с последователями Тёмных Богов. Эта Последняя битва называлась Карандаром, и, хотя Светлые в ней победили, прежний мир сгорел в Пламени Творения, вырвавшемся из Огненной Бездны. Он не погиб, но распался на части. Доспехи разбросали по этим частям, и пророчилось, что если ими когда-либо завладеют Тёмные, Карандар случится снова. Получалось, что зло угрожало не только жителям Свободных Княжеств, но и всему миру или даже множеству миров, если верить «Легендам».

Конечно, поверить в подобное буквально было крайне сложно, но с другой стороны, Кларед побывал в одном из этих миров и собственными глазами видел гномов, которых многие считали лишь сказками. А если вспомнить других существ, с которыми им приходилось сражаться у Западной границы, то сомнений почти не оставалось. К тому же, оба воина держали в руках Меч Кернуна и понимали, что это необычная вещь, наделённая какой-то сверхъестественной мощью. И потом, когда они читали про Карандар, обоих это пробрало как-то по-особенному. Так что сбросить этот миф со счетов они не могли.

Кроме того, если провести несложные параллели, получалось, что Тёмная Мать — одна из противников богов по имени Мора, что было до ужаса созвучно Морене. Которая, очевидно, и должна была стать новым предводителем её армии. Хотя, казалось бы, костяк оной уже создан в виде Ордена Смерти, но тот действовал только в рамках охраны Свободных Княжеств, которые были вполне довольны сложившимся порядком в своих горных границах и не стремились к завоеваниям. А вот стань во главе государства Морена, дело могло обернуться совсем иначе. В общем, масштабы возможных бедствий пугали обоих.

Страсть их к тому времени немного поулеглась, и всё больше стали одолевать мысли о будущем. По мере приближения весны необходимость что-то решать и отсутствие удовлетворительных решений давили на них всё больше, и влюблённые начали ссориться. Хотя это не было серьёзными разногласиями, скорее досадой от того, что необходимость вырвать Меч из злых рук неизменно входила в противоречие с их личным счастьем.

Ни Кларед, ни Алрина всерьёз не рассматривали вариант бросить всё и наслаждаться жизнью. Он однажды завёл об этом разговор — как бы в шутку, хоть и стояло за этим подспудное желание испытать партнёршу. Но она в очередной раз показала себя человеком чести, вопреки преподаваемой в Ладонях науке, гласившей, что женщинам это понятие чуждо. Любимая ответила, что не смогла бы радоваться жизни, когда страна воюет и гибнут люди, особенно зная, что могла это предотвратить.

Только заставить себя попытаться уничтожить Морену она была не в состоянии. И зная, что ей пришлось пережить, Кларед не смел настаивать. Он не мог просить её пойти на подобный риск. И вообще не хотел рисковать любимой. А значит, оставался лишь один вариант.

Наречённый практически решил, что вернётся в Орден, но так как Алрину эта идея сильно расстраивала, он её замалчивал, из-за чего влюблённые неизбежно начали отдаляться друг от друга, как оказавшиеся на разных льдинах при ледоходе, и ничего не могли с этим поделать. По ночам он любил её всё отчаяннее, словно стараясь надышаться перед смертью, девушка это чувствовала, но не могла предложить никакого варианта спасения. И от осознания этого тоже потихоньку замыкалась.

В конце зимы между ними состоялся ещё один, последний разговор на эту тему, который так же безнадёжно разбился обо все предыдущие соображения. И когда Кларед на следующий день привёл нового коня, Алрина поняла, что теряет его. Метнулась, вцепилась руками в локти, а глазами в лицо, мучительно понимая, что не может сказать ничего, способного предотвратить расставание.

Он тоже смотрел на неё — обречённо, не в силах оправдываться. Любимая и так всё знает. И так всё поняла, будь проклято это невероятное счастье, которому наступает конец! И не просит его, не уговаривает, только в глазах бьётся вдребезги хрупкое сердечко. Как же это больно! Уничтожать свою величайшую драгоценность собственными руками ради блага целого мира. Это рвало и его собственное сердце на части, не давало вдохнуть. Но в конце концов он сдавленным голосом сказал:

— Мой год истекает через три недели. Мне пора выдвигаться в Новин. Я Обручусь со Смертью ради жизни — твоей и всех остальных. А Обручённый всегда играет Свадьбу.

Это значило, что они прощаются навеки. Из груди Алрины вырвался то ли всхлип, то ли вскрик. Она не знала. Может быть, она просто тоже пыталась вдохнуть. Но не могла.

Кларед изо всех сил сжал любимую за плечи, стараясь в этом жесте передать, насколько не хочет с ней расставаться. В глазах его бушевало Последнее Пламя Богов, сметающих этот проклятый мир, словно мусор, в хаос. Он больше ничего не говорил, ведь всё было уже сказано и перемолото сотни раз. Алрина знала, что это необходимо ради всех жителей Княжеств, а может, и дальше… Но почему же сейчас так хочется затолкать все их распроклятые души в самую глубину Огненной Бездны, лишь бы пламя Карандара вновь сменилось светом Творения в его глазах?..

Кажется, из глаза скатилась слеза. Она сердито кивнула, чтобы смахнуть её, и это движение помогло ей сбросить оцепенение. Воительница отвернулась и пошла собирать вещи любимого, ища смысл в простых скупых движениях, лишь бы чем-то заполнить свой разум.

Алрина помогла ему собраться в дорогу, ничего не говоря. Весь день оба молчали с каменными лицами, обмениваясь только фразами по делу. А потом в последний раз любили друг друга, не гася свечей, чтобы насмотреться. Сжимали друг друга до боли, даже не замечая этого и мечтая срастись, так чтобы уже ничему в мире не под силу было их разнять. Но мир не поменялся от их желания.

Девушка не смела ничего сказать, чтобы попытаться остановить любимого. Она понимала, что могла бы избавить его от этой необходимости, только отправившись служить Морене. Но страх перед ахсарой был даже сильнее желания его удержать. Погибнуть же напрасно означало обречь его ещё и на такие муки вдобавок к тому, что в итоге всё равно придётся сделать то же самое.

Утром они поднялись затемно и почти не разговаривали. Алрина сготовила завтрак, пока Кларед складывал сумки и седлал коня. Вскоре подошло время прощаться. С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Молча. Но глаза их вопили о боли, о какой и не выкрикнешь вслух. Если вовремя её не унять, то такая боль скоро сводит с ума и убивает.

Два шага навстречу друг другу. Воинское рукопожатие братьев по оружию, такое крепкое, что чуть не хрустнули кости. И через три шага Кларед уже у двери. Вид его ровной спины чуть не убил Аину. Не отдавая себе отчёта, она взвыла:

— Айланн!

Кларед вздрогнул всем телом, будто вынули душу — удар сердца — обернулся, а в глазах осколки разлетевшегося вдребезги мира — удар сердца — и оказался рядом с ней. Он так прижал её к себе обеими руками в перехлест, что Алрина не то, что дохнуть не могла, даже если бы помнила, что это такое и зачем нужно, но чувствовала, что кости вот-вот треснут. О, если бы он убил её сейчас, каким неземным блаженством было бы принять смерть от этих рук!

— Я ухожу, но моё сердце остаётся в твоей груди, — прохрипел Кларед, обжигая её лицо своим дыханьем. — Смерть не может получить то, чего у меня нет, — на его лице полыхнула солнцем безумная усмешка.

— А моё, хоть и в твоей груди, ей не принадлежит! — выпалила Алрина, прежде чем Кларед впился в её губы помрачающим разум поцелуем.

В последний раз окунулись они в ураган пламени, ревущего с такой силой, что если вовремя её не унять, то она сводит с ума и убивает. Минуту спустя Кларед скрылся за дверью так стремительно, будто спасался от самого себя.

Наречённый вскочил на коня и пустился прочь из города, толком не видя перед собою дороги. Хорошо, что прохожих в этот ранний час ещё почти не было, а колокол пробил к открытию ворот как раз, когда он подъехал — сил останавливаться и ждать у воина не было. Жгучая боль в груди гнала его вперёд и он пустил коня быстрой рысью по Княжескому Тракту.

Перед его глазами стояло изломанное мукой лицо любимой. И это после такого безумного счастья: быть с ней, доставлять ей наслаждение, говорить, как с самым лучшим другом за всю жизнь, и видеть ответную любовь в этих синих глазах… Как же верно, что Воину Смерти нельзя связывать себя ни с одной женщиной! Такое трудно пережить втройне — не из-за той боли, что испытываешь сам, а из-за той, что причиняешь бесконечно дорогому человеку. Вся жизнь Клареда — потери и смерть. Эта любовь — как насмешка, жестокая издёвка. Почему так болит сердце?.. Оно не может болеть, у него больше нет сердца. Только долг. Долг, который он должен выполнить, и другой, который никогда не сможет оплатить — перед Нею.

Кларед обнаружил, что началась метель и злые крохотные льдинки впиваются в лицо. Он пришпорил коня, чтоб тот мчал его ещё быстрее. Пусть хлещут сильнее, он заслужил и во сто крат худшее. А конь… перетерпит! Вон, впереди в тучах просвет, который принесёт ему облегчение. Самому же Наречённому отныне облегчения не видать, и поделом.

Какое бесчестье хуже? То, что, он едва нашёл в себе силы уйти или то, что он всадил нож в сердце любимой? А какая разница? Бесчестье есть бесчестье. «Самая большая честь не покрывает и малейшего бесчестья», — так гласил один из канонов Кодекса, и гласил он непреложную Истину. Но предыдущий канон также гласил: «Честь добавляется к чести, бесчестье умножает бесчестье». И свой самый главный долг — перед предками и перед миром — он выполнит!

Нещадно погоняя коня, Кларед летел от большего бесчестья к меньшему. Удирая от себя, он спешил к своему долгу. Хотя бы его он обязан оплатить, а потом… Смерть! Смерть станет его женой и отрадой, и избавлением. И прощением, и платой.

Ах, если бы он знал, что всё не так просто!