Чужак из ниоткуда 4

Глава двадцатая Летим! Врач Вера Васильевна и тайна седьмого кабинета. Еще одни разумные?

Лицо Быковского при этих словах американского астронавта поскучнело.

«Эх, Валерий Фёдорович, не судьба вам в этот раз на Луне побывать, — подумал я. — Но каков Генри! Готов поставить свой пионерский галстук против дайма [1], что это его затея. Юджин Сернан — опытный астронавт и человек, уже побывавший на Луне, — быстро сообразил, как можно без особых затрат слетать и вернуться, но совещание наверняка собрал Киссинджер. Вероятно, ещё вчера вечером. А сегодня с утра пораньше уже позвонили. Ловок старый разведчик, ловок, ничего не скажешь».

Брежнев по очереди посмотрел на меня, Устинова, Берегового и Быковского. Мы молча кивнули, соглашаясь с предложением Сернана. Даже Быковский, за что моё уважение к этому человеку ещё больше возросло. Задушить собственные амбиции ради общих интересов не каждый способен. А общие интересы были и ещё какие. Не сиюминутные, а на годы и десятилетия вперёд. По большому счёту дело не в опыте Юджина Сернана, у нас не меньше опытных космонавтов, которым, к тому же, не нужно учить язык и овладевать незнакомой техникой. Дело в совместной мирной жизни на планете Земля и совместном же обживании Солнечной системы. А теперь, с появлением гарадцев, чем чёрт не шутит, и галактики. Одной стране, какой бы мощной и значимой она ни была, это сделать невозможно. Только сотрудничество. Только общие усилия, общие интересы, общие поражения и общие победы. Что до здоровой конкуренции и соревновательности, то они ещё никому не мешали.

— Мы согласны, — сказал Брежнев. — Это хорошее решение, всех поздравляю, начинайте работать. Ричард, у тебя ещё пять минут найдётся для разговора наедине?

— Найдётся, Леонид, — ответил Никсон. — Как раз хотел тебя попросить о том же.

Мы вернулись на террасу. Минут через пятнадцать появился Брежнев, уселся и, потирая руки, сказал:

— Всё удачно складывается. Бывают же такие моменты, когда всё удачно складывается!

— Масть пошла, — подсказал Устинов.

— Она, — засмеялся Брежнев. — Да сплошь червы. Никсон благодарил за наше согласие взять этого Сернана… Он действительно хороший астронавт?

— Действительно, Леонид Ильич, — ответил Береговой. — Трижды в космос летал. Один раз на «Джемини», вокруг шарика, и дважды на «Аполлоне» к Луне.

— Так он что, уже дважды на Луне побывал? — спросил Брежнев.

— Один. И один раз её облетел. На «Аполлоне-10». Это был последний испытательный полёт, после него уже Армстронг, Олдрин и Коллинз на «Аполлоне-11» на Луну сели. Точнее, сели Армстронг и Олдрин, Коллинз на орбите оставался.

— Понятно, — сказал Брежнев. — Судя по всему, и впрямь классный астронавт.

— Наши ничем не хуже, Леонид Ильич, — сказал Береговой. — Но если брать в расчёт именно опыт пребывания на Луне, то американцы впереди.

— Хвастаться не хочу, — заметил я. — Но, пожалуй, у меня опыта побольше.

— Как это? — удивился Береговой.

— Сшива, — пояснил я. — Естественный спутник Гарада. Можно сказать, родная сестра Луны. Инженер-пилот Кемрар Гели бывал на ней неоднократно, расхаживал по поверхности, ездил на ровере и всё такое прочее.

— Конечно, — пробормотал Береговой. — Всё время забываю об этой мистике.

— Общий налёт на различных типах кораблей около трёх тысяч пятисот восьмидесяти земных суток, — сообщил я. — Время, проведённое в ВКД не считал, но не меньше восьмисот часов.

— Однако, — крякнул Береговой.

— Да мы по сравнению с тобой мальчишки, — сказал Быковский с серьёзным видом.

— Что такое ВКД? — спросил Брежнев.

— Вне корабельная деятельность, — ответил я. — Выход в открытый космос и на поверхности других планет и спутников. В скафандре.

— Ясно. Никсон сказал, что эта миссия по спасению гарадцев почти гарантированно спасёт его от импичмента, который намечается в связи с Уотергейтом, — Брежнев потянулся было к пачке сигарет, но передумал, убрал руку. — Нам это выгодно, коней на переправе не меняют. А сейчас у нас такая переправа намечается, что… — он махнул рукой. — В общем, с какой стороны ни посмотри, сплошная выгода. Я уже не говорю о нашей совместной деятельности в космосе в ближайшем и не только будущем, — он повторил вслух мои мысли. — С учётом нынешних обстоятельств, нам галактику нужно всем вместе осваивать, — он огляделся. — Кстати, чего это мы сидим голодные? Предлагаю пообедать. Самое время.

Августовское море было неподвижно и сияло густой тёмной синевой.

Так вот почему его назвали Чёрным, подумал я.

После обильного и вкусного обеда, за которым «взрослые» уговорили бутылку любимой Брежневым «зубровки» ( я пить не стал, слишком много спиртного стало появляться в моей жизни последнее время), все пошли отдыхать, а я решил искупаться.

— Куда это вы собрались, молодые люди? — осведомилась красивая женщина лет тридцати, облачённая в безукоризненный белый врачебный халат, который, как ни старался, не мог скрыть её роскошных форм.

Она попалась навстречу, когда мы с охраной направлялись к пляжу.

— Купаться, — ответил я весело. — А что?

— Сейчас нельзя, — сказала она. — Самый ультрафиолет. Как врач, настоятельно не рекомендую. Дождитесь хотя бы четырёх часов пополудни.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Вера, — ответила она. — Вера Васильевна.

Голос у неё был… Медовый, вот лучшее сравнение.

— А меня Серёжа. Не переживайте, Вера… Васильевна. Я только что с Кубы и Пуэрто-Рико. Видите, какой загар? — я продемонстрировал ей свою чуть не дочерна загорелую руку.

— Хороший загар, — она легко коснулась пальцем моего предплечья. — Красивый. Но избыток ультрафиолета всё равно вреден. С меня же потом и спросят.

Охрана, чтобы не мешать нашему разговору, прошла вперёд.

— Могу после купания заглянуть к вам, — сказал я негромко. — На предмет оценки состояния здоровья.

Быстрота, натиск и глазомер, как говорил великий Александр Васильевич Суворов. В своё время Кемрар Гели покорил немало девичьих сердец, следуя этому золотому правилу. Зачем глазомер, спросите вы? Без хорошего глазомера, как поёт бард Юрий Лорес, «не оценить прелесть линий и фигур» [2], а также готовность обладательницы оных линий и фигур к более тесному общению.

— А ты смелый мальчик, Серёжа Ермолов, — тоже негромко сказала Вера Васильевна.

— Смелость города берёт, — улыбнулся я. — А также, кто смел, тот и съел.

— А ты, значит, голодный, — она оценивающе рассматривала меня.

Эх, ходить так с козырей.

— От сладкого не откажусь, — предельно откровенным взглядом ответил я.

Ага, на щеках женщины заиграл румянец. Это хорошо. Внушает надежду.

— Так что, — продолжил я. — Когда и куда зайти? Вы меня этим ультрафиолетом прямо обеспокоили. Места теперь себе не найду. Тем более, мне скоро на Луну лететь. Вдруг что случится? Так и погибну обеспокоенным, — в ход пошла старая, веками проверенная мужская уловка под названием «дави на жалость».

— Так вот прямо на Луну?

— Ага. На неё, родимую. Можете у Леонида Ильича спросить, он подтвердит.

Она заливисто рассмеялась.

— Нет уж, спасибо, поверю на слово. Ладно, раз уж ты такой смелый и обеспокоенный ультрафиолетом, приходи в седьмой кабинет. Это на втором этаже вон в том белом здании, — она показала. — Минут через сорок. Успеешь?

— Буду через тридцать, — заверил я.

— Через тридцать рано. Через сорок. Постарайся быть точным.

— Буду как штык.

— Вот и проверим, готов ты лететь на Луну или нет, — она обещающе улыбнулась, ещё раз коснулась моей руки и пошла по направлению к указанному белому зданию.

Я обернулся, посмотрел ей в след. Походка и бёдра у этой женщины были потрясающие.

«Эй, а как же Кристина?» — спросил мой внутренний голос.

«Кристина меня на сегодняшний день бросила, — ответил я. — Грех отказываться, когда счастье само плывёт в руки. Мне пятнадцать лет, и я не железный».

Моя охрана купаться не стала. Расположилась в тени навеса на берегу, лениво поглядывая по сторонам. Правильно, особо напрягаться нечего, чужие на территории этого пансионата не ходят.

Я разделся и пошёл к воде.

— Сергей Петрович! — послышалось сзади.

— Что? — обернулся я.

— Далеко не заплывайте, пожалуйста.

— Хорошо, — сказал я.

Захотелось похулиганить. Какого чёрта, в самом деле? За буйки не заплывайте… Детям своим будешь указания давать.

Я вдохнул поглубже и нырнул.

Два года назад на пятьдесят метров в алмалыкском бассейне мне потребовалось тридцать два гребка, а на семьдесят пять — сорок девять. Но сегодняшний Серёжа Ермолов может гораздо больше. Гораздо-гораздо больше.

Я неторопливо плыл на глубине метров трёх, считая про себя гребки. Тридцать… тридцать пять… сорок. Прозрачную морскую воду пронизывали солнечные лучи, доставая до самого дна, которое ещё виднелось внизу, но постепенно уходило в глубину и пропадало из виду. Впрочем, особенно рассматривать там было нечего. Подводная жизнь Чёрного моря откровенно скудна. С теми же Карибами не сравнить. Как я читал, дело в сероводородном слое, который начинается уже с глубины в сто метров. Ну и ладно, нам глубоко не надо, и так хорошо.

Пятьдесят пять… шестьдесят…

Выныривать или ещё?

Ещё. Кислорода хватит, как минимум, на столько же, а охрана пусть понервничает, им полезно. Хочу назад Бориса и Антона, я к ним привык, и они меня понимают!

Я плыл и думал о том, что с каждым годом всё больше становлюсь землянином, и всё меньше во мне остаётся гарадца. Дело не только в другом, совсем юном теле. Окружение. Человека делает окружение и то, чем он занят. Работа. Меня окружают земляне, которые, как ни крути, ведут себя во многих ситуациях иначе, нежели гарадцы. Более непосредственно, что ли. Но не только. Иногда более хитро. Иногда менее благородно. Иногда более эмоционально. Почти всегда — более грубо. Хотелось бы сказать, что это не хорошо и не плохо, просто земляне такие, а гарадцы другие, но — нет, не скажу. Это будет неправдой. Правда же заключается в том, что гарадцы лучше физически развиты, лучше воспитаны и лучше собой владеют, их этому упорно и тщательно учат с детства. Нечто подобное наблюдалось на Земле две с половиной тысячи лет в государстве под названием Спарта, если верить тому, что я об этом государстве читал. Но именно, что подобное. Не идентичное (всё-таки спартанцы были, в первую очередь, отличными солдатами, а уж потом — гражданами). Гарадская система воспитания намного глубже и сильнее любой подобной системы когда-либо изобретённой и внедрявшейся на Земле. «Будущее принадлежит детям, которые станут взрослыми» — девиз, который неизменно лежит в её основе. Другое дело, что земляне не виноваты в том, что развиты хуже гарадцев. Другие условия. Придёт время — догонят. Если, конечно, захотят. А пока мне приходится невольно приспосабливаться, чтобы слишком уж не выделяться, потому что иначе от меня будут если не шарахаться, то держаться подальше — точно. Люди любят своих, а чужих, наоборот, не любят. На инстинктивном уровне. Поэтому нужно стараться быть своим. Ну и работа, конечно, накладывает свой отпечаток. Много власти. Иногда, наверное, слишком много. Власть развращает? Нет, если правильно к ней относиться.

Вот и не развращайся, сказал я себе. А то ишь, начинаются оправдания и уловки — воспитание, окружение, работа, эти лучше, эти хуже… Оставайся силгурдом и человеком — это главное. Я и остаюсь. Поэтому, как силгуд и человек, после купания пойду в кабинет номер семь. Ибо не фиг, Кристина, было меня бросать!

Семьдесят пять… восемьдесят… восемьдесят пять.

Хватит, пожалуй!

Я вынырнул. Выдохнул почти до конца использованный воздух, вдохнул новый. Хорошо!

Оглянулся. Мой вратарский глазомер подсказал, что до берега метров сто тридцать, не меньше. И оттуда прямо ко мне с рёвом направляется белый катер спасателей.

Надо же, какие молодцы, подумал я, переворачиваясь на спину. Оперативно работают.

Катер подлетел, эффектно затормозил с поворотом метрах в пяти.

— Сергей Петрович, вы в порядке?

— В полнейшем! — ответил я, не поворачивая головы. — Плывите обратно, ребята, спасибо за службу.

— Точно? А то можем спасательный круг кинуть или, ещё лучше, на борт взять.

Я перевернулся в обычное положение.

Спасатель — молодой загорелый парень стоял, подбоченившись, во весь рост и внимательно смотрел на меня. Второй — небритый мужик в возрасте и в курортной соломенной шляпе — сидел на руле.

— Нет, — отказался я. — Поплаваю ещё. И вообще, не мешайте контакту с дельфинами. У меня с ними здесь дружеская встреча. Слыхали уже, небось, что дельфины разумны?

— Слыхали, — ответил спасатель. — Вы же всему человечеству об этом и сообщили.

— Вот и не мешайте. Всё хорошо, правда.

— Как скажете. Если что — кричите. Мы будем наготове.

— Крикну, крикну, — уверил я. — Или свистну, — я заложил в рот сложенные колечком большой и указательный пальцы и оглушительно свистнул. В Кушке пацаны научили. Стыдно сказать, но Кемрар Гели не умел свистеть.

Спасатель уселся на банку, кивнул напарнику. Катер взревел, развернулся на месте и помчался обратно к берегу. Где по колено в воде растерянно стояла моя охрана.

Сзади послышался трескучий переливчатый свист, и мимо меня скользнули два чёрных гладких тела.

— Привет, ребята, — сказал я. — Только о вас подумал, а вы уже тут как тут. Давно не виделись.

— Тыррр –ир! Тырр-куа! — две улыбающиеся дельфиньи морды вынырнули из воды рядом со мной.

Я вошёл в орно. Если у людей ауры большей частью одноцветные: жемчужные, голубые, разных оттенков зелёные (вкрапления других цветов бывают, но они чаще всего свидетельствуют о неполадках со здоровьем или нестабильном психическом состоянии), то у дельфинов ауры были похожи на волшебные, расцвеченные всеми цветами радуги, сияющие ореолы. Цвета в них двигались и перетекали друг в друга, постоянно меняясь. Наверняка по их аурам тоже можно было определить и физическое состояние, и настроение этих разумных и прекрасных животных, но я пока не умел.

Я послал дельфинам мысленную волну радости от встречи.

«Привет, мы тоже рады тебя видеть. Очень хорошо, что мы тебя встретили».

«Что-то случилось?»

«У нас для тебя послание».

«Именно у вас двоих»?

«Каждый из Морского народа его знает. Первый, кто тебя встретит, должен передать. Первые — мы».

«Я слушаю».

'Ты говорил, что Древние возвращались на Воду. Землю, как вы её называете. Издалека, со звёзд.

«Да».

«И что-то случилось. Что-то плохое».

«Да. Они не отвечают на сигналы».

«Что ты намерен делать?»

Я представил себе «Горное эхо», как он садится на Луну. Потом себя с напарником, поднимающихся в «Союз». Старт ракеты. Полёт к Луне. Посадка. Две фигурки в скафандрах, идущие к «Горному эху».

«Значит, есть возможность помочь?»

«Есть».

«Мы долго думали и решили сказать. Есть вероятность, что кроме людей и Морского народа, под Светом, который вы называете Солнцем, живут и другие разумные».

«Где, здесь, на Земле-Воде?»

«Нет, здесь только Морской Народ и люди. Дальше. Гораздо дальше. Мы не знаем, кто они. Но иногда до нас… до самых чувствительных из нас долетают обрывки их мыслей и образов. Судя по ним, они живут на самой большой планете, пятой от Света-Солнца».

«На Юпитере⁈»

«Да, вы называете её так».

«Но там не может быть жизни, там нет кислорода, воды и даже твёрдой поверхности. Юпитер — это газовый гигант, который…»

«Мы знаем. Нам с вами нужен кислород и вода. Им — нет. Они не похожи на нас, совсем другие. Мы не можем рассказать, не знаем. Знаем одно — будь осторожен. Очень осторожен».

«Вы хотите сказать, что эта жизнь может быть как-то причастна к тому, что случилось с моими братьями?»

«То, что эти создания существуют, мы знаем точно. И они разумны. Дальше думай сам».

Я задумался. Ещё одна разумная жизнь в Солнечной системе, на Юпитере? Это звучало фантастически. Впрочем, не более фантастически, чем наличие разума у дельфинов и перенос сознания от одного умирающего человека к другому за двести тридцать девять световых лет.

«Эти существа могут быть опасны, агрессивны? Если вы улавливали обрывки их мыслей и образов, то, возможно, было что-то, что может на это указать?»

«Мы не знаем. Но можем предположить».

«Буду признателен»

«Любые живые существа, разумны они или нет, могут быть опасны и агрессивны. Всё зависит от обстоятельств. Но вы, люди, и сами всё это знаете».

Действительно, подумал я. Зачем задавать вопросы, ответы на которые тебе известны? Только для того, чтобы убедиться в своей правоте. Вот и убедился.

«Информацию принял. Обещаю быть предельно осторожным. Передайте всем, что я благодарен и не оставляю усилий, чтобы донести до людей правду о Морском Народе».

«И мы тебе благодарны. Прощай, Древний. Были рады пообщаться. Если что — свисти».

Мне показалось, или дельфины засмеялись?

Два гладких чёрных сильных тела развернулись и в мгновение ока пропали в морской глубине.

Я посмотрел на чистое голубое небо, на солнце сияющее в нём, на берег и поплыл обратно. Пора было заглянуть в седьмой кабинет. И пусть весь мир подождёт.

[1] Десять центов.

[2] Цитата из песни Юрия Лореса «Эпикурейская», написанной в нашей реальности в 1983 году.