Чужак из ниоткуда 4

Глава третья Команданте Фидель Кастро и чужие цивилизации. Подарок. Неожиданное предложение. Волейбол так волейбол

— Да, я уверен в этом, — голос Фиделя окреп. Грош цена тому писателю, кто не стремится к этому. Но он знает, что, меняя мир, ты изменишься и сам. Нельзя безнаказанно вглядываться в бездну. Бездна обязательно ответит тем же, и нужно быть очень сильным и храбрым человеком, чтобы выдержать этот взгляд, — он обвел нас своими тёмными живыми глазами, в которых толика печали мешалась с четырьмя толиками решимости, тремя проницательности и двумя вдохновения. — Вот так, товарищи дорогие, вот, что я думаю о писателе Хемингуэе. А теперь давайте, наконец, выпьем и поговорим о наших делах. Я знаю, что вы собираетесь в Пуэрто-Рико и даже слышал краем уха зачем, но хотелось бы узнать подробнее.

Я рассказал, время от времени давая слово Владимиру Алексеевичу, как единственному действующему профессиональному учёному-астроному среди нас, если не считать Бориса Натоновича.

Фидель слушал крайне внимательно.

— Я правильно понимаю, что вы уверены в успехе? — переспросил он, когда я закончил. — То есть, в том, что вам удастся поймать этот сигнал от иной цивилизации?

— Возможно, не сразу, — ответил я. — Но рано или поздно поймаем, уверен в этом.

— Могу я спросить, откуда у вас такая уверенность?

— Не у нас, — ответил я. — У меня. У меня уверенность стопроцентная, а мои товарищи могут в этом сомневаться, их право.

— Хорошо. Откуда у тебя эта уверенность? — Фидель неотрывно глядел на меня.

— Потому что я это знаю.

— Что именно?

— Что в двухсот тридцати девяти световых годах от нас расположена двойная звезда, вокруг которой вращается планета с высокоразвитой цивилизацией, похожей на нашу. Двойную звезду мы уже нашли, её существование доказано. Осталась ерунда — доказать наличие цивилизации. Только не спрашивайте меня откуда я знаю, о её существовании. Мой ответ будет сильно отдавать мистикой, а там, где присутствует мистика, науке нет места.

— Хорошо, не буду, — сказал Фидель. — Спрошу другое. Допустим, мы убедились в наличии этой высокоразвитой цивилизации. Каковы наши дальнейшие действия?

Я коротко рассказал о грядущих полётах на Луну, строительстве на ней нашей базы и станции Дальней связи.

— То есть, мы собираемся с ними связаться?

— Конечно. Почему нет?

— Хотя бы потому, что, по твоим словам, они ушли дальше нас в развитии, а значит сильнее.

— Ну и что?

— Тот, кто сильнее, всегда может завоевать более слабого.

— Не всегда.

— Всегда, — Кастро даже хлопнул ладонью по столу. — Это закон.

— Куба слабее Соединённых Штатов Америки во много раз, — сказал я. — Слабее во всех сферах. Начиная с экономической и заканчивая военной. Однако что-то я не вижу, чтобы США завоевали Кубу. Да, возможно, кое-кто из власть имущих в США об это мечтает. Но мечтать не значит сделать.

— Мы сильнее духом, — ответил Фидель. — Они знают, что потери будут слишком велики, если решатся на это. И потом у нас в друзьях вы, — великий Советский Союз. Он никогда не допустит этого.

— Хорошо, — сказал я. — Почему тогда великий Советский Союз, который, как и США, намного сильнее Кубы, не завоюет её?

— Ну, это просто, — засмеялся Фидель. — Зачем это вам? Мы и так друзья, союзники и вместе строим социализм и коммунизм.

— А говорите — закон, — улыбнулся я. — Значит, не всегда сильный стремится завоевать того, кто слабее?

— Один — ноль, — согласился Кастро. — Но всё равно. Если мы и впрямь найдём эту цивилизацию, о которой ты говоришь, истерика поднимется страшная. Даже я не могу просчитать, насколько страшная. Armar la de Dios es Cristo [1], как у нас говорят. Советую тебе, мой юный друг, удвоить и даже утроить осторожность.

Торжественная демонстрация главного подарка Фиделю — первого в истории человечества гравилёта «РС-1» состоялась на следующий день там же, на военно-воздушной базе, куда нас привезли сразу после завтрака.

— Всё-таки удобно быть личным гостем руководителя страны, — заметил по этому поводу Аркадий Натанович. — Никаких забот. Кормят, возят, встречают, наливают. Если б не жара, совсем благодать.

— Август — самый жаркий месяц на Кубе, — объяснил переводчик Хосе. — Высокая влажность, в ней всё дело. Душно. Даже ливни не помогают, а, скорее, ухудшают положение.

— Прямо как у нас в Ленинграде, — сказал Борис Натанович.

— Я был в Ленинграде, — сказал Хосе. — Там совсем не жарко.

— В какое время года вы там были? — осведомился младший Стругацкий.

— Весной. В марте.

— В марте и нам не жарко. Вы приезжайте в июле…

— В Кушке, — сказал я, — мы закапывали летом сырое яйцо в песок и через десять минут оно прекрасно запекалось.

— «Ротмистр Чачу громко и пренебрежительно рассказывал, как в восемьдесят четвёртом они лепили сырое тесто прямо на раскаленную броню и пальчики, бывало, облизывали», — немедленно процитировал Аркадий Натанович, — [2]

Я рассмеялся.

— Какой ротмистр Чачу? — растерянно спросил Хосе.

— Не обращайте внимания, Хосе, — махнул рукой Борис Натанович. — Писательские разговорчики. Кстати, Серёжа, мы с Аркадием прочли твои рассказы. «Экскурсовод» и «Мусорщик». Так кажется? В «Знание — сила» и «Техника молодёжи».

— Да, — сказал я, чувствуя, как громко и часто забилось сердце. — Всё правильно.

— «Экскурсовод» — так, довольно банально, уж извини, тема изъезжена вдоль и поперёк, хотя написано неплохо. А вот «Мусорщик» действительно хорош. Поздравляем. Да, Аркадий?

— Хорош, хорош, — энергично подтвердил Аркадий Натанович. — Оригинально, талантливо, ярко. Молодец! Продолжай в том же духе, всемерно поддержим.

— Спасибо, — сказал я. — Вы даже не представляете, насколько для меня важна ваша оценка.

— Ну отчего же не представляем, — сказал Аркадий Натанович. — Отлично представляем. Сами такими были.

На этот раз мы прибыли раньше Фиделя. Собранный и вымытый до зеркального блеска гравилёт уже стоял в положенном месте, на специально отведённой площадке. По хитроватым улыбкам лётчика-испытателя Мусы Нодия и механика Тимофеева Сергеева, которые встречали нас у гравилёта, я понял, что нас ожидает какой-то сюрприз.

Так оно и оказалось.

Как только я по старой пилотной привычке, выработанной ещё Кемраром Гели, начал обходить машину по часовой стрелке, начиная с носа, то почти сразу же с оным сюрпризом и столкнулся.

Сам гравилёт был ослепительно-белого цвета. Ближе к хвостовому оперению, на фюзеляже, красовались алые буквы «РС-1» и ниже — СССР. А спереди, практически, у носа было выведено синим ровным курсивом: Сергей Ермолов.

— Ничего себе, — сказал я. — Это что?

— Имя машины, — сказал Нодия. — А что, есть возражения? Наверху согласовано, не волнуйся.

— Даже не знаю. Неловко как-то.

— Э, слушай! — эмоционально воскликнул Нодия, добавив жестикуляции и характерного грузинского акцента. — Что — неловко, зачем — неловко? Ты придумал этого красавца? Ты. Заслужил, да!

Послышался шум моторов. На трёх машинах подъехал Фидель с охраной. Поздоровался с нами, мы вместе обошли главилёт. В глазах Кастро читался горячий мальчишеский интерес, и он потребовал немедленно опробовать новинку.

Загрузились в гравилёт по полной: я, Фидель, Хосе, Нодия и трое охранников Кастро с оружием.

— Пристегнитесь, — сказал наш пилот по-русски.

Хосе перевёл.

— Взлетай, — небрежно махнул рукой Фидель.

Хосе перевёл.

— Пристегнитесь, иначе никто никуда не полетит, — упрямо сказал Нодия.

Фидель посмотрел на меня.

Я показал ему на свой ремень, который уже был пристёгнут и сказал:

— Не приведи господь, товарищ Кастро, если что-нибудь случится, и вы пострадаете из-за того, что ремень был не пристёгнут, мне не простят.

— Пристёгиваемся, — вздохнул Кастро.

Нодия запустил двигатели. Лопасти над головой прозрачной кабины почти бесшумно набрали обороты.

— Включаю антиграв, — сообщил Нодия и щёлкнул тумблером. — Уменьшение веса в пять раз.

Радостная лёгкость разлилась по телу. Мне всегда нравилось это ни с чем несравнимое ощущение. Предчувствие полёта, за которым всегда следовал сам полёт.

Вот в чём разница, понял я простую вещь. Здесь, на Земле, лётчики взлетают в небо со своим весом и всё равно испытывают радость полёта. Мы, на Гараде, давно пользуемся антигравами, и наша радость ярче. Именно потому, что уменьшается не только вес машины, но и собственный. Что ж, теперь это ощущение будет доступно и землянам.

— Vaya! — воскликнул Кастро и засмеялся.

— Подъём! — сообщил Нодия.

Гравилёт легко оторвался от земли и пошёл вертикально вверх, набирая скорость. На высоте трёхсот метров, заложил крутой вираж…

Мы сделали несколько широких кругов над авиабазой, меняя высоту и скорость. Потом сели на прежнее место — так же легко, как взлетели.

— Выключаю антиграв, — сказал Нодия.

Вернулась привычная тяжесть, остановился винт. Нодия открыл двери.

— Отличная машина, — сказал Фидель, когда все вышли и оказались на бетоне аэродрома. — И название мне нравится, — он похлопал меня по плечу.

— Подарок от советского народа и правительства лично вам, команданте, — сообщил я. — Что такое гравилёт? Это — свобода от силы тяжести. А что такое Куба? Это тоже свобода. От гнёта империализма. Поэтому символично, что первый серийный гравилёт будет принадлежать вам.

— Большое спасибо, — перевёл Хосе слова Фиделя. — Это очень щедрый подарок. Кубинский народ и лично я не забудем этого.

Ладонь у Фиделя была твёрдой, рукопожатие крепким.

— Будут ещё гравилёты, — пообещал я. — Это только первый. Однако у нас просьба.

— Какая?

Я рассказал о нашем намерении полететь завтра в Пуэрто-Рико на гравилёте.

— Он вернётся к вам в тот же день, — пообещал я. — Обратно мы полетим на обычном самолёте.

— Вы просите у меня мой гравилёт, чтобы слетать в зубы к американцам? — спросил Фидель с непроницаемым лицом.

Начинается, подумал я. Надо было сначала слетать, а потом дарить. Эх, говорил же Леониду Ильичу, что я не дипломат. Нет, не послушал.

— Это тоже будет символично, — сказал я. — Подумайте сами. Исторический визит советской научной делегации в Пуэрто-Рико — страну, которая во всём зависит от США, и на чём? На первом в мире гравилёте, подаренном СССР Фиделю Кастро! Да их там всех корёжить будет от зависти.

— Ну да, ну да, — хитро усмехнулся Фидель. — А с чего это исторический визит советской научной делегации случился именно в Пуэрто-Рико? Не с того ли, что именно там расположен известный радиотелескоп, столь необходимый советской научной делегации? Американский радиотелескоп, какого нет у Советского Союза? Это насчёт зависти. Но я тебя понял, Серёжа, и вижу смысл в твоих словах. Пожалуй, я соглашусь. При одном условии.

— Слушаю, — сказал я обречённо.

— Сыграем в волейбол, — предложил Кастро. — Выиграем мы — полетите в Пуэрто-Рико на обычном самолёте. Выиграете вы — гравилёт на завтра ваш. Нас, кубинцев, шестеро: я, Хосе и четверо охранников. Вас, русских, больше, но, думаю, не все способны выйти на волейбольную площадку.

— Выйти-то я способен, — пробормотал Владимир Алексеевич Крат. — Но вот сыграть…

Братья Стругацкие переглянулись и оба качнули головами. Отрицательно.

— Подъём переворотом и разгибом на турнике я, пожалуй, ещё сделаю, — сказал Борис Натанович. — Если предварительно сбросить десяток килограмм и как следует размяться. Всё-таки у меня был когда-то второй разряд по спортивной гимнастике. Но волейбол…

— Максимум, что могу я на том же турнике, — сказал Аркадий Натанович, — это дембельский уголок. Что до волейбола — солидарен с братом. Пас.

— Что такое дембельский уголок? — спросил Кастро.

— Потом покажу, — пообещал старший Стругацкий.

— Борис, Антон? — я посмотрел на свою охрану. Сам я играл в Кушке, правила помнил и был уверен, что справлюсь.

Охранники синхронно кивнули, соглашаясь.

— Ещё трое, — сказал я.

Нодия и Сергеев шагнули вперёд.

— Играл когда-то, — сказал лётчик-испытатель.

— Можно попробовать, — поддержал механик.

— Ещё один нужен, — сказал я и посмотрел на Зиновия, молодого сотрудника советского посольства, всюду нас сопровождавшего.

— Была ни была, — сказал тот. — Играю.

Игра состоялась вечером, когда спала жара, здесь же, на базе.

К этому времени нам подобрали спортивные трусы, майки и кеды. В судейское кресло на вышке уселся один из кубинских лётчиков с авиабазы, который, как выяснилось, играл в волейбол в юности и хорошо знал правила. Я хотел по этому поводу заметить, что надеюсь на честное судейство, но промолчал, чтобы не обидеть хозяев.

Перед матчем мы провели небольшую тренировку, во время которой быстро выяснилось, что самый слабый игрок у нас — Зиновий, а самый сильный — я. Пожалуй, только в нападении Борис за счёт роста и массы мог со мной поспорить в высоте прыжка и силе удара. Всё остальное: подача, приём и, особенно, распасовка у меня получалось лучше.

— Ты прям профи, — заметил по этому поводу Борис. — Где научился?

Я объяснил, что играл в Кушке на школьной площадке, один класс против другого. Иногда в комендатуре с солдатами-погранцами. Играли с большим азартом, но на очень и очень любительском уровне. Всё остальное — хорошая физическая подготовка и футбольные навыки.

— Я же вратарь, — пояснил. — Чувствую мяч.

— Значит, играем через тебя, — решил Борис, которого мы выбрали капитаном. — Схема такая. Принимающий старается отдать мяч тебе, ты пасуешь мне, а я уже бью. Если у сетки. Если ты у сетки, меняемся: я пасую, ты бьешь. На блоках самые высокие: я и Муса. Остальные на подстраховке. Помните: главное — принять мяч и отдать пас мне или Сергею, а мы уже разберёмся, что с ним делать. Серёжа, ты смотри внимательно. Не всегда нужно бить в атаке, можно и перебросить хитро на пустое место.

— Понял, — сказал я.

Кинули жребий — монету. Первыми подавать выпало команде Фиделя.

Он и подал. Хорошо подал, почти профессионально. Подбросил мяч в воздух левой рукой так, что он не крутился, — ниппелем к себе, и пробил правой ладонью по центру, вовремя остановив руку.

При таком способе подачи мяч словно планирует в воздухе и в любой момент неожиданно может изменить направление полёта.

Я стоял у сетки крайним справа. Мяч принял по центру на пальцы Антон, отпасовал мне. Я мягко набросил на удар Борису, стоящему слева по краю у сетки. Мой телохранитель подпрыгнул и мощно пробил мимо блока. Мяч ударился в плотно утрамбованную землю открытой площадки. Судья свистнул, и подача перешла к нам.

Подавать выпало Зиновию. Он подал неловко, сбоку и запорол мяч в сетку.

— Твою мать, — отчётливо сказал Борис. — Зина, не выделывайся, снизу подавай, если не умеешь. Тупо снизу. Твоя задача — просто перебросить мяч на ту сторону. Осознал?

— Осознал, — вздохнул расстроенный Зиновий.

— Ничего, — подбодрил я его. — Спокойно, не волнуйся, мы только начали.

Подача снова перешла кубинцам, и на этот раз им удалось взять очко.

Это был трудный матч.

За счёт опыта и сыгранности (потом я узнал, что Фидель частенько играл со своими охранниками в волейбол и баскетбол) кубинцы вырвались вперёд и довольно легко выиграли первый сет со счётом 15:11. Однако во втором сете мы вошли во вкус и азарт и отыгрались 15:13.

Впереди был решающий третий сет. Солнце уже прилично склонилось к западу, и на площадку упали тени от деревьев, густо росших неподалёку. Стало немного прохладнее. Мы попили водички, передохнули минуту.

— Меняем тактику, — предложил наш капитан. — Серёжа, ты, оказывается, прыгучий — куда там мячику. И удар у тебя хорош на самом деле. Они будут ждать, что мы продолжим в той же манере. А мы не продолжим. Теперь ты у нас будешь основным на острие атаки, а я больше на распасе. Готов?

— Давай попробуем, — сказал я.

[1] Устроить страшный скандал, поставить всех на уши.

[2] «Обитаемый остров».