Эльдар
Я предельно внимательно слушаю отчет доктора, искоса наблюдая за неподвижным Господином Гордеевым, который стоит у окна. Он изнеможенный и вымученный самыми ужасными последствиями, морально терзающейся и спавший не больше четырех часов за трое суток. Я мог бы посочувствовать, но переводя взгляд на бледную девушку, которая все еще не очнулась, едва получается держать свое лицо в бесстрастии.
Я чувствую свою вину в произошедшем… Как и исчезнувший Вадим, когда я донес ему всю трагичность того вечера, в подробностях описав, в каком именно состоянии я вез девушку в госпиталь. Разумеется, я не успел остановить горячного парня, когда он вылетел из нашей съемной квартиры, как ошпаренный, явно обвинивший во всем только одного себя — в этом вся его суть, несмотря на его скотский характер и отношение к Соколовским в целом.
Но Вадим не понимает, что поступил очень разумно, возможно, интуитивно, а возможно, из чувства собственных предубеждений, когда не стел тащить девушку за собой силой… Тогда бы обстоятельства загнали нас в угол прежде, чем мы смогли найти выход и весь план пришлось бы перекроить на первой стадии и искать подполных докторов.
Ярослава слишком закрытая девушка, утаившая все свои насущные проблемы. Мне не удается представить, как она себя чувствовала, понимая, что беременна в такое сложное время от своего мужа.
Точнее быть была… Беременной. Ее выкидыш был неминуем не только из-за Гордеевского тиранизма, но и ее истощения, чего я не замечал ранее. Доктор, ставший перечислять ее нелегкое состояние, удивился, как она не потеряла ребенка раньше.
От подобных мыслей мое сердце сжимается. Каждое мгновение перед глазами ее умоляющий взгляд и жалостливый шепот, отчего стынет кровь в жилах. Она была в моих руках истощенная физически и морально, в крови, избитая…
Когда вздрагиваю, доктор запинается, поджимая губы. Он переводит взгляд на девушку и смотрит на нее сожалеюще, но профессиональная холодность берет вверх.
— Жаль, что такая молодая девушка попала в аварию в положении, но она обязательно поправится. Передайте мои наилучшие пожелания Господину Гордееву, — попробовал подбодрить меня доктор, но вместо ответа я глухо выдохнул.
— Разумеется, — сказал я, взяв себя в руки.
Когда я захожу в палату, Гордеев оборачивается. Его лицо — серее сегодняшнего мрачного неба, под глазами залегли темные круги, а вся одежда смятая. Он все еще не переодевался и явно не мылся, судя по терпкому запаху в палате.
Я прохожу через всю палату, открываю окно и смотрю в тусклые глаза Гордеева.
— Госпоже нужно время на восстановление, но доктор заверяет, что с ней все будет в порядке с должным уходом, — ровно произношу я. Гордеев тяжело отступает и устало садится в кресло, закрывая лицо руками от бессилия. — Вам лучше отдохнуть, Максим Викторович, ваша жена придет в себя еще нескоро, — заверяю я мужчину, который смотрит на девушку долю секунды… Но даже это дается ему с трудом, он пришиблен своей совестью.
Лично мне, как стороннему человеку, хочется пройтись по его свежим душевным ранам, но как полковник со стажем на спецзадании — я не позволяю себе даже нахмуриться.
— Ты прав, Эльдар. О ней ты заботишься лучше, чем я, — вымученно ответил он, не скрывая своих расстроенных чувств. — Если бы не ты… Одному Богу известно, чем все закончилось.
Я леденею от его слов.
Господин Гордеев полностью прав, но не до конца. Именно Вадим, взволнованный, раскричавшийся в машине отборным матом, обзывающий девушку тупологовой блондинкой, велел мне, своему начальнику, разобраться, что с ней происходит и какого черта весь вечер ей не дает прохода Виктор.
Едва успокоив взрывного Волкова, которого никогда не волновали рабочие сложности, и выслушав сложившуюся ситуацию — я понял, что дело дрянь. Конечно, я видел, что Ярославе нездоровится, но она девочка гордая — не смела жаловаться или идти наперекор нашим планам. Но то, что рядом с ней крутился этот Виктор, окончательно рушило все наши планы.
Когда я вернулся на банкет, Гордеев сидел у барной стойки и пил стакан за стаканом, утоляя не то свои обиды, не то боль, жгучим дорогущим алкоголем. Поблизости я не видел Виктора и Ярославы, и плохое предчувствие уже тогда толкнуло меня в спину, чтобы я немедля заговорил с Гордеевым о причинах его одиночества и пропавшей Ярославы.
Говорил я недолго… След от его кулака сразу отпечатался на моей скуле, и тихим рычанием, он велел подняться за ним в кабинет. Ему было бесконечно ревностно и он прыскался ядом, что его жена пыталась сбежать, а Виктор настоял взять контроль в свои руки. Оказывается, что у Гордеевых была определенная договоренность — когда девушка попытается сбежать, то отец лично будет разбираться с предательницей.
Когда я понял, что все-таки произошло и как Гордеев-старший обставил младшего… Пришлось очень аккуратно вернуть Максиму Викторовичу внутреннее равновесие и уверенность в верности жены. Он горячился от моих нравоучений и доводов, но с каждым моим слово начал понимать, что его отец — хитрый старик, желающий очень жестоко истязать его жену, обвел собственного сына вокруг пальца.
Наши отношения были доверительными, так как я имею самое прямое отношение к Ярославе, он подпустил меня ближе всех остальных. Правда, пришлось немало попотеть и доказать свою преданность, когда в одном из его клубных подвалов я выпытывал у нескольких задолжавших мужчин весьма солидные долги.
Гордеев не прощает такого пренебрежения со стороны. Тогда на него работал какой-то бедолага, любящий помахать руками, выбить зубы и угрожать вырезанной печенью и почками, если через три дня задолжник не погасит свои долги. А мне казалось, что рэкетиры остались в 90-х…
Каждый раз мне едва удавалось скрывать смешки, ведь так действуют неразумные слабаки, а точнее мои взбалмошные студенты, когда не могут давить человека под следствием словом. Преступники всегда выводят молодых ребят на эмоции, обнажая их чувства, а после требуют моральную компенсацию невероятных размеров, если конечно, среди его связей есть кто-то повыше меня во втором отделении полиции.
В такую страстную игру «верни Господину долги» вмешался я сам, на профессиональном уровне зная психологию поведения таких вот экземпляров, а подобное подсказал Волков, который и сам ошивался в таких вот кругах еще совсем недавно. После нескольких дельных советов лично Господину Гордееву, и он внимательнее стал ко мне присматриваться, а когда я весьма мирным путем выбил долги из нескольких дерзких мужчин… Пустил в свой дом и ознакомил с новыми правилами личного телохранителя.
Но тогда игра только начиналась, ведь мне было мало его доверия — мне нужно было подобраться к самому ценному, к его жене. Мне и Вадиму стоило большого труда устроить на Гордеева своеобразное покушение в торговом центре и погоню по трассе, а в одном из подвалов я совершенно случайно плохо связал запястья одному громиле, который вырвался из пут и кинулся в сторону Господина, отвлеченного на сообщение в телефоне. Тогда его спину я прикрыл собственной грудью.
Уверившись, что на меня можно положиться, он отдал распоряжение приглядывать за его женой, мягко намекнув, что девушка с характером и это была настоящая правда. Несмотря на спокойствие и покладистое поведение, взгляд у нее был меткий и режущий, а любой жест сквозил непокорством, презрением, отчего Господин часто вспыхивал яростью, сразу же вымещая негативные эмоции на жене.
Но только слепой не увидит в ее глазах тоску и пришибленность, когда она остается одна… Почти одна. Я всегда был рядом с ней незаметной тенью.
— Я пригляжу за Госпожой и если она проснется, поставлю вас в известность, Максим Викторович, — отчеканил я. — Ваша сумка с вещами в палате семь на первом этаже.
Гордеев на мгновение осматривает палату, цепляясь взглядом за неподвижно лежащую девушку и кивает. Поднимается тяжело, даже шатко.
— Никого кроме меня не впускать, — отдал последнее распоряжение и выше из палаты, напряженный и уставший.
Я знаю, что Гордеев не станет уезжаь и госпиталя, что частично усложняло мне возможность поговорить с Ярославой до их первой встречи после всего произошедшего… Ровно до вчерашнего момента. Не зря Гордеев вывез Ярославу из России, ведь здесь, находясь в незнакомой стране, имея влияние и деньги, он может любого подкупать…И не только подкупать.
В начале сентября имя Ярославы Соколовской было на устах каждого гражданина, но к концу месяца все улеглось и наступила необычайная тишина. Теперь все знают, что Ярославы Соколовской больше нет, есть Ярослава Гордеева, прелестная жена Господина Гордеева, которая всегда улыбается на камеру и много смеется на фотоснимках, которые гуляют по всему интернету.
Конечно, все слышали о скандале, о видео, о фотографиях… И влияние Гордеевых тогда показалась мне безграничным, которые отнюдь не идиоты. Предполагаю, что Виктор вмешался и помог с грамотными специалистами, которые умело влияют на мнение социума с помощью мощных психологических маневров. И признаю, весьма удачно. Не будь я в курсе, даже не обратил внимание на подобный шум.
Я прохожу палату и останавливаюсь у прозрачного стекла, закрывая обзор белыми жалюзи. Поворачиваюсь к Ярославе и не могу побороть свои отцовские чувства, которые появились к этому беззащитному белокурому ребенку, неспособному самостоятельно противостоять мужской жестокости.
Убеждая себя самого в пользе своих поступков, я из внутреннего кармана пиджака достаю наполненный шприц. Из тумбочки у койки беру вату и спирт. Дезинфицирую плечо девушки и аккуратно ввожу препарат, который должен нейтрализовать сильнодействующее снотворное.
В трепетном ожидании, я присаживаюсь рядом и внимательно изучаю ее бледное лицо, на котором совсем нескоро сойдут темные бордово-фиолетовые синяки и царапины.
Терпеливо жду и резко оборачиваюсь, когда девушка начинает шевелиться. Сначала жмурится, потом ее руки вздрагивают, она открывает глаза постепенно, при этом сбито выдохнув.
— Эльдар, — шепчет сухими побитыми губами.
Ярослава обводит взглядом палату, моментально все понимает и хмурится. Следующий жест заставляет меня тяжело прикрыть глаза — она накрывает ладонями свой живот. Девушка ничего не говорит, но взгляд выражает ее беспокойство и немой вопрос.
— Мне очень жаль, — этих слов хватает, чтобы ее глаза стали стеклянными.
Нет, она не начала плакать, а просто перевела взгляд в потолок, сжав в маленькие кулачки тоненькое одеяло. Я уверен — сейчас она ненавидит всем сердцем, и несложно догадаться, кого именно.
— Что мне нужно делать? — я изумленно смотрю на девушку, которая напоминает неподвижную ледяную статую, готовая обрушиться и закопать под осколками своего разбитого сердца каждого на своем пути.
Я не сразу нахожусь с ответом, не ожидавший, что Ярослава сможет взять себя в руки так быстро… Возможно, она уже перешла грань, когда страшные события вытесняют все эмоции и ее спокойствие — самая высокая степень истерики.
— Вы должны обо всем забыть и заверить в этом Господина Гордеева, — я попытался говорить также ровно, но глядя на нее, начинаю волноваться.
Она же смотрит на меня совершенно спокойно, требуя продолжать.
— У него повышенная гиперопека. Гордеев за трое суток отходил от вас всего на четыре часа, это может стать огромной проблемой. Если все оставить как есть — он не отступит от вас ни на шаг и будет досаждать тяжелыми разговорами. Амнезия — наш выход, так он будет озабочен планами на будущее и станет рассудительно делать первые шаги к вашему новому знакомству, а потом дело за нами, — я подбирал почти каждое слово, так как мысли путаются, и я совершенно не хочу стать причиной ее срыва.
Но она держится, как кремень, только дрожащие кулаки выдают ее внутреннюю ненависть.
— Я сделаю все, что нужно, — сипло, но уверенно отвечает девушка. — Сколько потребуется времени на новый план?
Она заметила, когда я отвел взгляд.
— Вадим проинформирует вас лично, — не нашел ничего лучше, чем скинуть на парня такую ответственность, но ведь я говорил правду — в нашем деле мозг именно Волков.
Ярослава заметно напрягалась.
— И он снова оставит меня одну, как в прошлый раз? — вопрос колкий, сердитый.
— Он поступил верно, Ярослава, — пресек я ее размышления. — У вас был выкидыш, мы бы не справились с этим в условиях побега, как и с вашим состоянием в целом.
Она отворачивается, не желая меня слушать.
— Если бы не Вадим и его беспокойство тем вечером, я мог не успеть… — осекаюсь, снова вспоминая в каком состоянии она была в гостиной комнате, на испачканном полу в собственной крови, избитая, в порванном платье, лежащая на осколках.
— Он беспокоился обо мне? — неверующе переспросила Ярослава. На ее вопрос я изумленно вскинул брови, кивнув.
Думаю, не стоит ей рассказывать, как он ее обзывал и считает непосильной проблемой всей его жизни, но тем не менее — да, парень волновался и это мягко сказано. Даже больше — бесследно пропал, гаденыш.
— Вам нужно отдохнуть, а после я позову Гордеева в вашу палату. Только прошу вас, Ярослава, постарайтесь контролировать себя, свои враждебные взгляды и ненависть. Он должен поверить вам и без сомнений дать больше свободы.
Она неопределённо усмехнулась, и это было больше похоже на оскал, не предвещающий ничего хорошего.
— Ярослава, прошу вас…
— Мне нужно время. Оставьте меня одну, — резко отвечает она и ее голос вздрагивает. Глаза наполняются уже не стеклянным блеском, а подступающими слезами. Девушка почти не дышит, из-за рвущихся наружу всхлипов.
Я встаю без лишних слов и выхожу из палаты, ощущая на сердце безмерную тяжесть. Мне стоило больших усилий стоять возле палаты, слыша тихие, едва различимые, но все-таки удушающие всхлипы девушки, которая несмотря ни на что, готова идти до конца.
Через три с половиной часа, когда Ярослава успокоилась и пришла в себя, она дает отмашку. Понимаю ее без слов, а когда отправляюсь за Господином Гордеевым, мне в спину летит взволнованный вздох.
— Господин Гордеев, — я стучу в дверь палаты и осторожно захожу. Я застаю мужчину врасплох, когда он одевается после душа. — Зайду через три минуты.
— Нет, не уходи. Докладывай, — остановил он меня, не оборачиваясь.
Он натягивает чистую рубашку и не спеша застегивает пуговицы.
— Госпожа Гордеева, она… — он моментально обернулся, требовательно впившись в мои глаза.
— Что? Что с ней? — взволнованно зашептал мужчина. Я хмуро смотрю на его расстегнутую рубашку и опомнившись, Гордеев поспешно продолжает одеваться.
— Она пришла в себя, чувствует себя стабильно, но… — я намеренно замедляюсь, и Гордеев напрягается всем телом.
— Эльдар! — рявкнул он, невыдержав напряжения.
— У нее амнезия, был небольшой шок и скандал с персоналом, девушка начала вырываться и кричать, но мы с докторами ее успокоили, и сейчас она хочет видеть своего брата и родителей.
Ярослава проявила инициативу с этим скандалом, и я, немного ошарашенный, не сразу смекнул о ее плане, когда она вдруг начала кричать, собирая вокруг себя всех медсестер и докторов. Подобным образом она скрыла следы недавней истерики, и выглядела весьма правдоподобно — потерянная, заплаканная и рассеянная.
— Она меня не помнит? — Максим Викторович широко раскрыл глаза, практически не моргая.
— Простите мою невнимательность, я не вдавался в подробности. Об этом вам лучше поговорить с ее лечащим доктором, он уже провел осмотр.
Несколько минут он нервно продолжает собираться. Наглухо застегивает рубашку, находит запонки, крепко фиксирует галстук и критично посматривает себя в зеркале, откровенно паникуя.
— О чем мне с ней говорить? — встревоженно произносит он, глядя в зеркало. Я не отвечаю, предполагая, что это риторический вопрос, но Гордеев впивается в меня взглядом.
— Нужно понять, помнит ли она вас, — озабоченно участвую в обсуждении.
— А если не помнит? — тяжело сглатывает.
— Познакомьтесь, — не могу сдержать улыбку, но с трудом сдерживаю свое коварство. Узнав Ярославу, уверен, он будет мучиться и страдать.
А Господин Гордеев даже не знает, что лучше — начать отношения сначала и объясняться, при этом ежеминутно врать, или же вымолить прощение, если бы по легенде она все помнила.
— Можешь идти, — отправляет он меня прочь, готовый посетить свою жену. — Эльдар, — останавливает меня, когда я тянусь к ручке двери, — спасибо тебе. В бухгалтерии я выписал тебе счет. И если тебе нужно будет какая-то помощь или услуга — обращайся, — снисходительно кивает мне мужчина.
— Вы как всегда щедры, Господин. Я только прошу освободить меня сегодня на вечер, у меня есть незаконченные дела по домашнему быту, — прошу я.
— Разумеется, иди.
Выхожу из палаты и сразу же достаю телефон, в сотой попытке дозвониться к пропавшему Волкову. Проявляя всю свою настойчивость, нахожу номер Арины — стриптизерши, которая хвостом бегает за парнем с первого дня работы в бухгалтерии, поджидая его на каждом углу.
— Его еще вчера забрали в полицию из Аристократа в ужасном состоянии. Он разгромил бар и подрался с четырьмя охранниками. Я не собираюсь оттуда вытаскивать такую грубую мразь! — отвечает она на мой вопрос, поделившись сведеньями, при этом задыхаясь от ярости.
Разгневано выдохнув, я благодарю Арину, и решаю забрать Волкова ранним утром следующего дня, таким образом наказывая за дебош и пьянство. Ничего, хотя бы проспится и будет готов к серьезному разговору…