Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

Эпилог

В назначенный час в селение въехал целый десяток сороконогов, оседланных основательно вооруженными воинами короля. Сопровождаемый приветственными криками подданных, Лабастьер Шестой со свитой проследовали к деревенской площади, где все уже было готово к торжественной встрече и пиру.

Увидев их первой, одна из тех самок-махаон, что занимались сервировкой, ударила костяным пестиком в кожу бонга.

— Наконец-то! — поднявшись с рогожки, радостным поклоном встретил короля и его спутников Дент-Вайар, которого Мариэль по праву считала родным отцом. — Мой дом принадлежит вам! А я уж думал, Ваше Величество, вы так никогда и не порадуете нас своим посещением. А где же внук? Я хочу видеть внука!

— Лабастьер Седьмой остался в столице, — развел руками король, спрыгнув с сороконога.

Сельчане разочарованно зашептались, но Лаан вернул им веселость шуткой в своем духе:

— Так что ждите правнуков! — и подмигнул.

Обнимая отца, Мариэль переждала взрыв хохота и пояснила:

— Принц Лабастьер и сын Ракши Кахар неразлучны, и оба они одинаково трепетно относятся к Найаль, дочери Лаана. Со дня на день она проходит махаонский обряд зрелости, и юноши, хоть и очень хотели поехать с нами, не пожелали ее оставить. Боюсь, когда-нибудь они будут соперничать за право взять ее в диагональ.

— Ваше Величество, поскорее располагайтесь сами и прикажите сесть своим молодцам. — Дент-Вайар, выпустил дочь из объятий. — Мне не терпится выпить с вами глоток доброго напитка бескрылых также сильно, как гусеницам, — указал он рукой в сторону детского загончика, — не терпится сожрать порцию мякоти воздушного коралла… А надолго ли вы в наши края?

— Нет, любезный, — садясь, покачал головой король. — Переночуем и сразу в путь. Слишком много впереди работы. Ведь ваше селение, наверное, единственное, где не попраны королевские законы. Да и то объясняется это, скорее всего, не более, чем близостью к столице.

— Однако законы меняются с непостижимой стремительностью, — осторожно заметил Ракши-старший, как раз закончив обниматься с сыном и синеглазой невесткой.

— Да, это так, — подтвердил Лабастьер Шестой. — Я надеюсь, вас это не слишком смущает? Между прочим, по новым законам ваш родственник Дент-Пиррон уже не является преступником. И ни кто-нибудь, а ваша невестка оснащает короля запрещенным доселе оружием…

— Честно говоря, привыкнуть к тому, что пересматриваются основы, заложенные еще Лабастьером Вторым, довольно трудно. Однако подтверждение вашего на то права было столь значительным, что никто и не думает его оспаривать.

— О да! — влезла в беседу словоохотливая жена Дент-Вайара, розовощекая Дипт-Хаан. — Нас тряхнуло так, что мы подумали, Безмятежная треснет пополам или лопнет, словно подстреленная шар-птица! Хорошо, что вы, Ваше Величество, еще за месяц до того предусмотрительно отправили глашатаев во все уголки колонии. Они обо всем предупредили нас, потому мы, хоть и перепугались, но довольно быстро успокоились. А когда я своими глазами увидела, что над миром и впрямь поднимается Золотой Храм, я думала, глаза у меня от удивления выпадут на землю. А какая громадина! Он ведь был над столицей, а отсюда видать!

— Глашатай сообщил, что предки прекращают над нами свою тайную опеку, и передают нашу участь в наши собственные руки… — то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Ракши-старший.

— Да, — подтвердил Лабастьер Шестой. — Золотой Храм отправился туда, откуда мы все появились — к Земле, а мы остались тут, чтобы вершить свои судьбы самостоятельно… Но не хватит ли нам серьезных разговоров? Мы так устали с дороги…

— А уж в глотке пересохло так, — в тон ему продолжил Лаан, — что ее не размочить и за час!

Пир продолжался до глубокой ночи.

— Как я люблю их всех, — прижавшись к мужу, шепнула Мариэль. — Они такие простые и настоящие…

— Они — плоть от плоти нашего мира, а он превосходен. Я и сам всем сердцем полюбил твоих соплеменников. Сейчас ты убедишься, что это не пустые слова.

Он поднял глиняную чарку, и все присутствующие притихли.

— Я не случайно отправился в путь именно сегодня, — начал король. — Этой ночью некое небесное знамение должно подтвердить нам, что Безмятежную ждет великое будущее, что опасности, о которых мы даже не подозревали, но о которых знали наши предки, миновали. И это событие я хотел встретить только тут и только с вами.

Король пригубил напиток, его примеру, загомонив, последовали остальные. И именно в этот миг… (В своих расчетах думатель оказался точен до минуты.) Площадь озарилась пурпурно-розовым светом.

Сельчане, задрав головы, как зачарованные смотрели в небо. Там, почти в зените, кровавым цветком воссияла доселе невиданная и неправдоподобно яркая звезда.

— Свершилось! — торжественно, как церемониймейстер, вымолвил король. — Эта новая звезда называется Гелиос. И уж поверьте мне, то, что она зажглась на нашем небе, является залогом нашего счастливого будущего. Эй! — внезапно крикнул он. — Помнится, в вашем селении есть прекрасные музыканты?! По-моему, сейчас самое время для плясок!

Никто, кроме Мариэль, не заметил в голосе короля каких-то несвойственных ему бесшабашных, почти истерических ноток. Но она уже смирилась с мыслью, что недавно снизошедшая на ее возлюбленного супруга мудрость порою делает его недоступным ее пониманию.

Музыканты ударили в бонги и зазвенели струнами. А флейта-раковина запела мотив, сотканный из радости и печали. Подвыпившие сельчане взвились в небо и завели там суматошный хмельной хоровод…

И все же Мариэль не удержалась от того чтобы шепотом спросить Лабастьера Шестого: «Что с тобой, милый?», когда увидела, что по щекам его текут слезы, а отблеск Гелиоса делает их похожими на струйки крови.

— Со мной? — вздрогнул король. — Что со мной? — он оторвал взгляд от удивительного небесного зрелища, которое скоро станет привычным, и явно не понимая о чем идет речь, глянул на Мариэль. И только тут сам почувствовал влагу на своих щеках.

— Со мной все в порядке, — сказал он, улыбнувшись одними губами, и утер лицо ладонью. Как тебе такие строчки:

Он замолчал.

— Какой странный слог, — заметила Мариэль. — Чье это? Это написала бабочка с Земли?

Лабастьер Шестой покачал головой.

— Это написал бескрылый. Один из тех, что появились на свете задолго до бабочек. И ты знаешь, он убил себя. Приставил к виску штуковину вроде тех, что делает Тилия, и вогнал себе в мозг кусочек раскаленного металла…

Король тряхнул головой, вскочил на ноги и, расправив крылья, подал королеве руку:

— Но полно! Хватит мне нагонять на тебя тоску! Давай-ка потанцуем тоже! Или наш мир не самый прекрасный на свете?! Или мы не любим друг друга?! А?!

1995-1999 гг.

Автор приносит особую благодарность московскому художнику Всеволоду Мартыненко, чей рисунок стал первым посылом к написанию этого романа, а также Сергею Лукьяненко и Константину Фадееву, давшим пару полезных советов.

Спасибо и Ирине Кузнецовой, чьи замечания «профессионального читателя» были учтены, а предложенные ею исправления внесены.

Автор признателен также Зое Вотяковой, чьи любовь и терпение помогали ему в работе.