Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

Глава 3
ВОЛЧАТА

Обсуждая вопрос, как именно мы будем действовать, от идеи вновь прихватить с собой напичканные поронием шлюпки отказались. Дважды этот номер не пройдет, а с чудовищной взрывчаткой на борту мы были слишком уязвимы. Тем более что сейчас в ней не было и особой необходимости, ведь теперь мы обладали огневой мощью захваченного крейсера, а этого вполне достаточно, чтобы разнести в пух и прах любую планету. Пилотов наших «призраков» тут же отрядили к их кораблям избавляться от смертоносных приспособлений. Остальные отправились отдыхать.

С операцией по захвату Блиц-12ХЬ тянуть не следует. «Блиц» — очень подходящее название. Быстрота и внезапность — вот метод, который может принести победу… Но участники прошлой операции были измотаны, и мы решили взять двенадцатичасовой тайм-аут. Только Гойке предстояло отсыпаться в другой раз: сейчас он занялся спешным переводом всей боеспособной части своего табора в захваченный крейсер.

Мне, правда, тоже поспать удалось совсем мало. О чем я ничуть не жалел.

Слишком хорошо. Так хорошо, что появилось нелогичное чувство вины перед всем тем, что я помнил о Ляле прежней и что еще недавно надеялся вернуть. Зато она теперешняя не ревновала меня к себе прежней. Ведь она изменилась только в моих глазах, а для себя она осталась собой. Лишь мягкая ее нежность превратилась в неистовую страсть, а жертвенность — в четкое знание собственных желаний. Мне нравилось все это, но было жаль чего-то, чего уже не будет никогда.

Ей нечего было рассказать мне. Ей угрожали, но ни разу не тронули и пальцем. Она боялась за Ромку и за меня, но не прекращала верить в то, что я объявлюсь, помогу, спасу. Хорошо, что я почувствовал бездонную силу этой веры только сейчас, иначе я уже давным-давно очертя голову кинулся бы навстречу опасности и, скорее всего, погубил бы нас всех.

… Рев сигнала тревоги заставил меня вскочить как ошпаренного. Глянул на часы. До установленного срока подъема оставалось еще полтора часа. Значит, что-то непредвиденное. Застегиваясь на ходу, я вылетел в коридор штаб-квартиры «пчеловодов» и тут же лицом к лицу столкнулся с Филиппом, который, по-видимому, спешил ко мне.

— Ваше Величество! — В его интонациях слышалась смесь тревоги, удивления и досады. — Только что царский флот вынырнул возле Петушков и движется к нам. Мы еще можем успеть скрыться, но времени в обрез! — Глядя через мое плечо, он смущенно добавил: — Доброе утро, Ваше Величество.

Ляля, облаченная в мою пижаму, в которой и уснула, стояла у меня за спиной. В руке она держала сундучок, в котором хранила все самое ценное.

— Ромку подняли?.. — встревоженно спросила она.

— Царевич одевается, — отозвался Филипп.

— А где Брайан?

— Не знаю, о ком вы говорите. Но большинство людей уже эвакуированы. В нашем распоряжении пять-десять минут, не больше.

— Мы готовы! — вскинула голову Ляля.

— Тем лучше. Быстрее вниз!

Сказав это, Филипп, пользуясь способностью летать, помчался дальше вдоль коридора. Дел у него хватало.

Мы бросились в соседнюю спальню. Аджуяр уже застегивала на Ромке курточку. Он стоял на кровати босиком, хныкал и обеими руками тер глаза. Я сгреб его в охапку и, бросив Аджуяр: «Захватите ботинки!» — потащил сына из комнаты.

— Переоденься! — предложил я Ляле, вновь оказавшись возле нашей двери.

— Плевать! — махнула она рукой. — Не время!

И то верно.

Через несколько минут мы покинули здание. Колонна «пчеловодов» уже взмывала в поднебесье, в направлении космодрома.

— Сюда! — услышал я голос дядюшки Сэма. Он сидел в водительском кресле флаера-псевдолета, а на щитке управления перед ним красовалась клетка со Сволочью.

Запихивая в машину Ромку, Лялю и Аджуяр, я напомнил дядюшке:

— Я могу лететь сам!

— Не надо! — помотал он головой. — Места хватает. Лучше не расползаться. Лезьте быстрее!

И то верно. Мы-то с ним можем и полететь, но Ляля, Ромка и Аджуяр — нет. А это — моя семья, и я должен быть рядом с ними. Я послушался дядюшку, и машина тут же ввинтилась в рассветное небо.

— Как вы меня напугали! — зубы дядюшки слегка постукивали. — Все уже эвакуированы, вы возились дольше всех.

— Похоже, идея с передышкой была не самой правильной?

— Кто же мог предполагать? — судорожно пожал плечами дядюшка, не оборачиваясь. — Назначь мы на отдых не двенадцать часов, а десять, нас бы тут уже не было. А сейчас ситуация, конечно, жутко рискованная. Но есть в ней и свое преимущество.

— Какое? — удивился я.

— Если нам удастся удрать, то сейчас уже почти точно можно сказать, что на Блиц-12ХЬ нас не ждут. Если б ждали, устроили бы засаду там, а не пожаловали бы сюда. Я знаю имперский флот, и он почти весь тут… Какая-то часть осталась охранять Москву, там ведь сейчас, наверное, военное положение. А про то, что МЫ вместо столицы махнем к созвездию Лиры, Рюрик явно не подумал.

— Значит, она все-таки была права? — кивнул я на Дялю.

Мне было приятно, что дядюшка признал свое поражение.

— Да, — кивнул он, — я искренне восхищаюсь вашей супругой, мой государь.

— Не очень-то вежливо говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, заявила Ляля. Она явно продолжала сердиться на дядюшку.

— Простите, Ваше Величество, — поспешил дядюшка согласиться с ней. — Я хотел сказать, что остроте вашего ума позавидовали бы и профессиональные политики.

— Просто я — мать, — отозвалась Ляля, ничуть не смущаясь.

— И прошу простить меня еще раз… — продолжал дядюшка, но Ляля прервала его:

— Я не сержусь. Вы выполняли свой долг, думая о нашей же безопасности, а вовсе не старались оскорбить меня… Ваши заслуги перед государем не останутся без вознаграждения.

Откуда у нее эта лексика? Похоже, она подготовлена к роли царицы несколько лучше, чем я к роли царя.

— То есть сейчас мы отправимся на Блиц-12ХЬ, как и было решено, — уточнил я, убедившись, что они перешли на бессодержательный обмен словами вежливости. А как же джипси?

— Нам повезло, что они остались на орбите, — отозвался дядюшка. — Сейчас они перебираются в крейсер.

— До сих пор? — удивился я. — А чем они занимались всю ночь?!

— Как и было предусмотрено изначально, те, кто нужны для участия в боевых действиях — пилоты и стрелки, — уже в крейсере. Но ситуация изменилась. Перебираются все. Будет тесновато, даже очень тесно, но что поделаешь. Корабли джипси не оснащены гиперпространственными приводами. Нельзя же оставлять этих женщин и детей в заложники Рюрику. Как только все они будут на борту, сразу махнут на Блиц-12ХЬ… Операцией руководит ваш друг Гойка. Думаю, они будут там раньше нас.

— Крейсер ведь хоть и огромный, но не резиновый. Куда дели людей Рюрика, которые были там?

Такого материала — резина — на свете давным-давно не существовало. Но суть моего вопроса он все-таки понял:

— Думаю, их усадили в шлюпки и выбросили на орбиту. Лично я поступил бы именно так. Их подберут.

— А генерал? Я обещал ему политическую защиту.

— Бедняге не повезло, — пожал плечами дядюшка. — У нас есть дела поважнее, чем думать о судьбе генерала-перебежчика. К тому же я точно помню, что ничего конкретного вы ему не обещали. Да и черт с ним! Бессмертие иногда может стоить жизни.

Я не стал спорить с ним, тем более что не совсем понял его последний философский пассаж, а продолжил расспросы:

— А те несколько джипси, которые были сейчас с нами на Петушках?

— Их уже везут к «призракам» на таких же армейских псевдолетах, что и этот.

— Мы успеваем?

— Должны успеть, — пожал плечами дядюшка. — Если, конечно, Рюрик не прикажет обстреливать планету.

— А это возможно?

— Надеюсь, что нет. Надеюсь, он пока что недооценивает нас.

Еще через несколько минут мы уже были на борту «призрака» (несколько «пчеловодов» и мы с дядюшкой подняли Ромку, Лялю и Аджуяр к входной диафрагме). Чудовищная перегрузка вдавила нас в пол шлюза.

— Оставайтесь здесь, — прохрипел я Ляле в ухо и буквально пополз в сторону рубки, чувствуя во рту соленый вкус крови.

В кресле пилота сидел Филипп. Кресло второго пилота пустовало, и я сумел забраться в него. Филипп глянул в мою сторону, и я с удивлением заметил в его глазах слезы.

— Слава Всевышнему, вы здесь, — перекрестился он. — Я молился за вас… Только посмотрите вниз…

Я глянул на обзорный экран и увидел гигантское зарево.

— Он все-таки бомбит планету! Подонок! Миллионы ни в чем не повинных…

— Нет, — перебил меня Филипп. — Рюрик взорвал лишь промышленную зону. Людей там практически нет. Видимо, узнав, что мы базируемся на Петушках, Рюрик сопоставил это с нашей технической оснащенностью и решил, что мы контролируем его стратегические объекты. И базируемся там же. И он уничтожил эти объекты. Жертвы среди мирного населения, конечно, есть, но, надеюсь, они невелики.

Перегрузка стала спадать, и я, чувствуя физическое, но отнюдь не моральное облегчение, откинулся на спинку кресла. Все, чего бы я ни коснулся в этом мире, рушится, уничтожается, превращается в пепел…

Блиц Я не перестаю думать, Филипп, действительно ли нужны все эти жертвы? — обернулся я к «пчеловоду». — А если мы не остановимся, их будет все больше и больше. Может быть, лучше было сохранить все как есть? Вы ведь неплохо жили, пока не вытащили меня из прошлого. Что касается меня, то ведь я-то совсем не жажду власти. Еще не поздно отказаться от всей этой затеи. Как раз сейчас я наиболее близок к тому, что называется счастьем. Моя семья со мной, и все, чего я хочу по-настоящему, — это как можно надежнее спрятать их.

— Нет! — уверенно заявил бородач. — Мы должны продолжать. Я не осуждаю вас за слабость, мой государь. Но оставить Россию в лапах Рюрика — значит обречь ее на постыдную гибель.

— Почему вы так уверены в этом? Все это не более чем политические амбиции…

— Вы ошибаетесь, государь. Я никогда не посмел бы вас учить чему-то, но вы родились и выросли далеко отсюда…

— Не затрудняйте себя оправданиями. Чему вы хотите научить меня?

— Борьба «пчеловодов» с Рюриком носит вовсе не абстрактно-политический характер. Все мы — православные христиане. И все мы искренне верим в то, что наше дело правое. Что вы знаете о клятве русского народа роду Романовых?

— Честно сказать, ничего…

— То-то и оно, — покачав головой, сказал Филипп. — Что уж говорить о других, если этого не знаете даже вы. Эту клятву, во-первых, Богу, а во-вторых, роду Романовых — быть верным ему до Второго пришествия Христа — русский народ принес в тысяча шестьсот тринадцатом году на Великом Земском соборе, что засвидетельствовано специальной грамотой. Но она хранится в сверхсекретных архивах. А в двадцатой веке, в семнадцатом году, русский народ нарушил эту клятву. Бог карает клятвопреступников, вот в чем причина всех наших неисчислимых бедствий. И тогда, еще в вашем веке, Россия утонула в крови, и с тех пор нет ей покоя, хотя она уже и стала галактической державой. И вот, как апофеоз падения, власть над Россией оказалась в лапах зверя. Мы, православные воины, считаем, что Рюрик — олицетворение сатаны. И мы, как представители русского народа, должны вырвать страну из его когтей и передать ее в руки того, кому поклялись в верности.

Чудно было слышать эти религиозно-монархические речи от человека, ведущего межзвездный корабль. Но скорее всего, это издержки моего совдеповского воспитания. А в этом мире космические путешествия и вера в Бога никоим образом не противоречат друг другу.

Филипп, становясь все более пафосным, продолжал:

— А жертвы… Они неизбежны. Но иногда они и необходимы. Вам не следует корить себя. Не вы создали ситуацию, в которой не обойтись без жертв. Кстати, это понимают даже те, кого не минула чаша сия. Почему вы застали меня расстроенным? За минуту до вашего появления здесь я принял посланную на всех волнах радиограмму от одного из тех, кто погиб в пламени пожара… Когда-то Сема был моим другом, но я был уверен, что его уже давно нет в живых. И вдруг это послание…

Он говорил уже, как будто бы сам с собой, вновь впадая в меланхолическое состояние духа. «Сема»… Знакомое имя. Очень знакомое, и все-таки я не мог припомнить, кому оно принадлежит.

— Что же это было за послание? — спросил я и тут же вспомнил, кто это «Сема». И почувствовал, как к горлу подступил комок жалости.

— Вот оно, — отозвался Филипп. — Я вывел его на печать, чтобы отдать вам. — Обидно. Если бы мы знали, что он жив, мы могли бы спасти его.

Он передал мне листок пластиката, и я прочел:

«Ваше Величество, я умираю. Спасибо за избавление.

Семецкий».

Все верно. Горит промышленная зона. Заводы гибнут…

Неожиданное, нелогичное чувство ревности возникло в моей душе: если это послание получил и Рюрик, то он, конечно же, принял его на свой счет…

Я отложил листок в сторону.

— Не корите себя, Филипп.

Тот с удивлением посмотрел на меня, но тут же удивление сменилось пониманием:

— Ах да, ведь он принимал участие в переброске вас из прошлого в наше время. Собственно, с его изобретения все и началось… Выходит, вы были знакомы с ним?

— Да. Если не сказать больше.

— Он пропал во время этой операции. Вы знаете что-то о его дальнейшей судьбе?

Я кивнул, думая о том, есть ли смысл рассказывать ему, как Семецкий спас меня на планете железных страусов и чем он стал в результате.

— Почему он благодарит? В какую переделку он попал?

«Переделка». Чертовски точное слово.

— Сейчас у меня нет ни времени ни сил рассказывать вам все, — решил я. Но поверьте моему слову, спасти его было невозможно.

Когда мы вышли на орбиту, там болталось лишь несколько старых цыганских жестянок. Люди Рюрика, не зная, что они пусты, как раз занимались тем, что увлеченно, словно пацаны из воздушек по голубям, палили по ним, и жестянки одна за другой послушно превращались в облачка плазмы. Но нам ПОВЕЗЛО: по нашим «призракам» не было произведено ни единого выстрела. Почему, я не знаю. Возможно, потому, что на орбите мы оставались не более минуты.

Я почувствовал, как смертельно устал от всей этой непрекращающейся кутерьмы. Вот так светлое будущее! Вот так утопия! Когда по тебе не стреляют, говоришь «повезло»…

На орбите мы лишь убедились, что крейсера там нет, и тут же совершили прыжок к созвездию Лиры, надеясь, что джипси уже там, а не уничтожены. Я был уверен в этом почти на сто процентов и оказался прав. Стоило нам вынырнуть в районе планетной системы, куда входит Блиц-12ХЬ, как мы тут же получили известие от Гойки о том, что все его люди благополучно выведены из-под обстрела. Крейсер успешно движется к назначенному пункту, кораблей охраны в районе планеты не наблюдается.

— Я пока не нужен? — спросил я Филиппа.

— Да, я справлюсь, — отозвался тот и глянул на меня с пониманием. Беспокоитесь о семье?

— Да. Пойду, посмотрю, как там они, — подтвердил я, выбираясь из кресла. Им пришлось туго.

Свое семейство я нашел на камбузе. В моей полосатой пижаме Ляля выглядела тут довольно экзотично. Ромка за обе щеки уписывал мороженое с клубникой, а она сидела напротив, подперев голову руками, и внимательно наблюдала за ним. Я присел рядом, и только тут она меня заметила.

— Все в порядке? — спросила она с легкой тревогой в голосе. — Все живы?

— На удивление, — подтвердил я. — Мы уже подходим к Блиц-12ХЬ, а крейсер, наверное, уже там.

— Я тебе совсем не дала поспать, — она погладила меня по голове. Неожиданно Ромка, как оказалось, наблюдавший за нами, положил ложку и безапелляционно заявил:

— Нельзя его гладить.

— Это еще почему? — сделала Ляля большие глаза, а я почувствовал, что краснею. Похоже, он ревнует, ведь я для него все еще совсем чужой… Но он свое заявление объяснил по-другому:

— Потому что он большой и он царь.

— Ну и что? — усмехнулась Ляля. — Я же люблю его.

— Как меня? — уточнил Ромка.

— Да, — подтвердила Ляля, — так же. — Но добавила, чтобы не обидеть его: Ну-у, может быть, чуть меньше, — хитро на меня при этом поглядывая.

— Странно, — заявил Ромка и вновь принялся за мороженое.

Я сдержал улыбку, тем более что она была бы горькой. Мальчонка слишком умен для своего возраста. Я не сумел сделать так, чтобы у моего сына было полноценное детство… И это беда, когда твоему сыну кажется странным, что его родители любят друг друга. Свою сознательную жизнь он начал в окружении врагов, и это может оставить печать в его душе очень и очень надолго. А его любви, похоже, мне еще предстоит добиваться. Но это — позже.

— Где ведьма? — поинтересовался я.

— Она дурно себя чувствует и отправилась передохнуть в каюту. Дядюшка Сэм тоже отдыхает. Он весьма изменился с того дня, когда я видела его в последний раз. И не в лучшую сторону…

До меня дошло, что Ляля не знает о том, какую шутку над дядюшкой сыграл Рюрик. Но, щадя его репутацию, я решил пока промолчать. Да она и не ждала ответа, а ответила себе сама:

— Хотя мне ли обижаться на него? Это ведь он придумал, что ты должен на мне жениться. Помнишь?

Я кивнул. Еще бы я не помнил. Также я помню и то, что это дядюшкино заявление особого восторга с моей стороны не вызвало. А теперь я и представить себе не могу, что все могло сложиться как-то иначе…

— Будешь кофе? — предложила Ляля.

— Пожалуй, — согласился я. — И вообще, я не прочь перекусить. Яичница, например, тут найдется?

… Пока мы завтракали, на камбуз дважды заглядывали «пчеловоды» из экипажа, но, испуганно козырнув, тут же исчезали. А ведь я не имел абсолютно ничего против того, чтобы они поели с нами. Но похоже, субординация у них в крови.

— Пойдем-ка отсюда, — предложил я, расправившись с яичницей и кофе, — а то люди так и останутся голодными.

И мы перебрались в пустую двухкомнатную каюту, в одной комнате Брайан стал укладывать Ромку спать, а мы принялись обсуждать наши дальнейшие действия. Несмотря на то, что за неимением лучшего я сразу же подхватил Лялину идею, я до сих пор не был уверен, что она мне нравится. Брать в заложники детей… Я не мог заставить себя думать о них как о врагах.

— Но Роман Михайлович, — говорила Ляля, упорно величая меня по отчеству. Мы не причиним им вреда! Когда Рюрик выполнит наши условия, мы тут же покинем планету.

— А если он их не выполнит? Что тогда делает захватчик с заложниками? Начинает убивать по одному или по нескольку. Мы будем вынуждены начать обстрел планеты. А если мы не станем этого делать, Рюрик поймет, что мы на это не способны, что мы слишком мягкотелы, и возьмет нас голыми руками…

Мы спорили до хрипоты, но вскоре выглянул Брайан и сообщил, что Ромка из-за нас не может уснуть. Тогда мы перебрались в рубку, и там к нашему обсуждению подключились Филипп и дядюшка Сэм. Благо времени было достаточно и можно было позволить себе абстрактные рассуждения.

Действительно, как мы можем убивать детей? В конце концов мы даже еще и не видели их. Да, представитель этого разумного вида узурпировал в России власть, но он получил ее мирным путем из рук благодарных бояр… Да, лиряне питаются человеческой кровью, но, кто знает, может быть, не все, может быть, это атавизм, возрожденный лично Рюриком, а может быть, это и вовсе не так, дядюшка упорно повторял, что эта информация получена им из непроверенного источника.

А каннибализм случался и в человеческом обществе; в двадцатом веке, помнится, существовала даже теория о том, что именно каннибализм, как фактор искусственного отбора, привел к формированию современного человека: выживали сильнейшие и хитрейшие. А вот волков мы в том же двадцатом веке просто-напросто отстреливали, безжалостно уничтожали. Каково было узнать об этом лирянину?

Да ведь и мы в конце концов — далеко не вегетарианцы. Случись нам встретить во Вселенной мир, населенный разумными коровами… Как бы, интересно, относились к нам такие рогатые братья по разуму, побывав, например, на бойне? Или на мясоконсервном заводе… Или какая-нибудь разумная курица увидела бы, как я только что расправлялся с яичницей…

«На войне, как на войне!» — кричал дядюшка. Больно он боевит, когда знает, что воевать предстоит с детьми. Но действительно, иного выхода, кроме предложенного Лялей, у нас, пожалуй, все-таки нет… В то же время надо отдать должное и Рюрику: при всей его жестокости он не причинил физического вреда ни Ляле, ни Ромке, пока они были у него в плену. А уж мы-то тем более не звери. Чем тогда мы лучше его, если ради политических целей будем угрожать целой планете детенышей?..

— А никто и не говорит, что лучше! — вопил дядюшка. — Речь тут идет не о том, кто лучше, а о том, кто кого!!!

Но мне эта его логика не очень-то нравилась. В конце концов мы решили сперва высадить на планету немногочисленную разведгруппу. И не только по названным выше причинам морального характера. Прежде чем выставлять свои условия Рюрику, нужно было еще проверить сведения Ляли. Она не могла гарантировать их истинность. А вдруг на Блиц-12ХЬ обитают вовсе не дети лирян, а кто-то другой, а информацию эту ей подсунули специально? Вдруг это все-таки ловушка?

А что касается морали… Лично для меня было бы большим облегчением обнаружить, что лирянские детеныши — подлые и кровожадные монстры… Эдакие маленькие Рюрики… Но я и сам не верил в это. Что Может быть симпатичнее львят, тигрят или волчат, какими бы хищниками они ни были?

Сперва Филипп хотел отправиться в разведку с парой своих лучших людей, но я настоял на том, что обязательно должен быть с ними. Филипп говорил о риске, которому я не имею права подвергать себя, но я стоял на своем. В конце концов решение принимать мне, а не кому-то другому.

Не осталась в долгу и Ляля. Похоже, ей судьба носить военную форму. Хотя розовый пчеловодский плащ, накинутый поверх моей пижамы, и пришелся ей к лицу, настроена она была весьма воинственно.

— Во-первых, — на повышенных тонах говорила она, — все это придумала я, и вы не можете не взять меня с собой. А во-вторых, нам предстоит общаться с детьми… Пусть не с человеческими, но с детьми, детенышами, и женщина тут может оказаться незаменима! Я лучше знаю, как с ними разговаривать!

Несмотря на все мои уговоры, она твердо стояла на своем, и в конце концов мы включили ее в разведгруппу… И тут же она заявила:

— Надо взять и Брайана. Никто так легко не находит общего языка с детьми, как он.

Мы были вынуждены сдаться вновь, раз уже однажды приняли этот довод…

Итак, крейсер с джипси и три наших «призрака» добрались до Блиц-12ХЬ и крутились теперь возле нее. Планетка была совсем небольшой. Пользуясь мощной оптикой, мы внимательнейшим образом изучили ее.

Городов в нашем понимании на ней не было.

Но на одном из трех материков мы обнаружили несколько сотен приземистых, длинных, сложно изгибающихся и разветвляющихся зданий, сверху напомнивших мне партии домино. Стояли они в отдалении друг от друга, прямо в густой чаще почему-то желтой и коричнево-красной растительности. «Этакие гигантские пионерские лагеря в осеннем лесу» — подумалось мне. Хотя вполне возможно, что сейчас на планете действительно царит осень.

Орудийные компьютеры крейсера запомнили местонахождение всех обнаруженных нами строений, взяли их под прицел, и теперь достаточно было одного нажатия кнопки, чтобы все эти объекты вместе с их возможными обитателями взлетели на воздух.

Мы нашли и космопорт, но решили не пользоваться им, чтобы не обнаружить себя прежде времени. Благо маневренные «призраки» позволяют высаживаться и на площадке, не оборудованной специально для этого, лишь бы она была достаточно гладкой. Садиться решили, само собой, неподалеку от «лагеря», но, дождавшись, когда на этой стороне планеты наступит ночь. Для посадки выбрали омываемую морскими волнами пустынную песчаную отмель, в стороне от буйной растительности, а соответственно и от жилья.

Все, кроме разведгруппы, то есть кроме меня, Ляли, Брайана, Филиппа и двух его суровых молчаливых «пчеловодов», сели в шлюпки и перебрались на крейсер. Хотя он и без того был уже переполнен. А мы, оставшись в «призраке» вшестером, двинули его вниз по касательной к месту предполагаемой посадки.

Приземление прошло удачно, и под звуки прибоя мы выбрались наружу. Моросил легкий дождик. Ласковый прибрежный ветерок гладил кожу, щекоча ноздри мягкими пряными запахами, но, несмотря на ощущение, что мы попали на курортное побережье, было довольно прохладно.

Мы заранее решили не дожидаться утра на корабле, а разбить лагерь там, где нас будет труднее обнаружить. Низкие звезды были яркими до неестественности, и, когда мы, неся за плечами снаряжение, а в руках бластеры, побрели туда, где высились деревья, я подумал, что давно уже мне не приходилось ощущать такого блаженного единения с природой. И не одному мне пришла в голову эта мысль.

— Если бы нас оставили в покое, — коснулась моей руки Ляля, — я хотела бы жить с тобой, Роман Михайлович, и с нашим сыном вот на такой планете. И у нас были бы еще дети…

Ее слова взволновали меня, и я собрался уже ответить, дескать, с ними мне был бы рай где угодно, но тут, отряхивая от воды марксовскую бороду, вмешался Брайан:

— Тут можно немножко и промокнуть насквозь.

Филипп ободряюще похлопал его по плечу:

— Потерпи, скоро все будет нормально.

Дождик был теплым и приятным, но это был дождик. А прежде чем разбить лагерь, следовало добраться до леса и углубиться в него. Так что минут через пятнадцать-двадцать мы действительно вымокли до нитки. Но о том, что все будет нормально, Филипп сказал не зря.

Что мне понравилось в снаряжении «пчеловодов», так это палатка. Точнее, то, что выполняло ее функцию. В лесу раскидистых и, как мне в полутьме показалось, похожих на высокие клены деревьев мы нашли поляну, и Филипп достал из вещмешка небольшой прибор яйцевидной формы с двумя ровными рядами черных пятнышек на белой, слегка светящейся «скорлупе». Он установил его посередине поляны, а еще несколько приборчиков поменьше разнес по периметру. Затем он вернулся к центру и поколдовал над пультом «главного» яйца, касаясь пятен в определенной последовательности… И тотчас же дождь прекратился.

Так во всяком случае мне сперва почудилось. Но когда и «главный», и остальные приборчики стали излучать более яркий, достаточный для того, чтобы осмотреться, свет, стало ясно, что дождь-то продолжается, но вода стекает по куполу появившегося над поляной силового поля. Возникло ощущение, что мы находимся внутри большого пузыря.

Филипп объяснил, что «палатка» автоматически настроилась на наши генные коды и мы можем беспрепятственно выходить за ее пределы и входить обратно. Но больше ни одно живое существо проникнуть в нее не может. Поле пропускает только нас и то, к чему мы прикасаемся. Например, нашу одежду. Или гостя, которого мы будем держать за руку. Или зверюшку, которую мы принесем сами… Да еще чистый воздух. Кроме того, этот же самый прибор выполняет функцию передатчика, и благодаря этому с крейсера сейчас за нами наблюдают.

А минут десять спустя под куполом заметно поднялась температура, стало сухо, мы сбросили с себя верхнюю одежду и развесили ее для просушки по кустам. Затем постелили на траву прихваченные «пчеловодами» тонкие, но удивительно мягкие пластикатовые коврики и устроились на ночлег, укрывшись легкими одеялами.

Филипп отключил освещение. Было безумно уютно лежать вот так, в тепле и сухости, чувствовать себя надежно защищенными от любой опасности и в то же время в абсолютной близости к лесу, слушать его шум и журчание воды… Рядом была женщина, которую я люблю, и, хоть у нас и не было сейчас возможности ласкать друг друга, уже одна ее близость делала мои ощущения острыми и щемящими.

… Ни с того ни с сего мне приснилось, что я — снова студент филфака в России двадцатого века. Мне приснилось, что преподаватель задал мне вопрос, я не знаю ответа и жду подсказки от товарищей…

Я проснулся. Ночь. Все спят. Мысли о доме, о том доме не выходили из моей головы.

Как снова уснул, я и не заметил.

… Меня разбудил Брайан.

— Рома, — тихо позвал он, легонько потрясь меня за плечо.

Я сел и протер глаза. Дождь кончился. Уже светало. Брайан примостился возле меня на корточках.

— Рома, посмотри, что я нашел. Пошел в туалет и нашел вот это…

Я пригляделся и увидел, что на траве перед ним что-то копошится. Какие-то большие насекомые, что ли… Или маленькие черепашки?

— Они железные, — сообщил Брайан. — Ржавые.

И впрямь. Е-мое, это еще что такое? «Жуков» было два. Оба — размером со спичечный коробок. Но никакие это были не жуки, потому что у одного из них вместо ног было два ряда колес, по четыре с каждой стороны, а у другого — пара гусениц. Как у танка. Но были у них также крылышки, глаза и усики. Один «жук» был светло-коричневый, а другой серо-голубой. Но похожая на эмаль краска на панцирях у обоих облупилась, и металл под ней действительно заржавел. Тихонечко жужжа, «жуки» расползались в разные стороны, явно пытаясь спрятаться в траве, но Брайан ловил их и возвращал обратно.

— Их там много, и они все разные, — добавил Брайан. — И с ногами есть, есть и помельче. Некоторые чего-то строят. Вроде муравейников.

— Может быть, они строят дом? — предположил я. — Может, это такие специальные строительные мини-роботы и все дома на этой планете построены ими? Не слышал про таких роботов?

— Не, — покачал головой Брайан. — Не слышал. И строят они там что-то вроде пирамид. Маленьких. По-моему, для себя.

— Не кусаются? — поинтересовался я.

Брайан пожал плечами:

— Не знаю. Эти вроде совсем безобидные. С этими словами он перевернул того из «жуков», который был на колесах, светло-коричневого, и на брюхе у него обнаружился карданный вал. А сразу за ним — гениталии. Это была самка. Испугавшись, она замерла — притворилась мертвой. Но, как только Брайан поставил ее обратно на землю, рванула в сторону с такой прытью, что из-под колес полетела земля.

Щепотка земли угодила Ляле в лицо, прямо в приоткрытый рот, и это, а возможно, еще и жужжание, и звук наших голосов, разбудили ее. Она открыла глаза, увидела «жуков» и, отплевываясь, испуганно откатилась с коврика на траву.

— Что за гадость?! — вскрикнула она садясь. Она моментально и безошибочно определила, откуда тут взялись эти диковинные существа, и накинулась на Брайана: — Ну и зачем ты их сюда притащил?!

— Так, — пожал тот плечами, — интересно слегка.

— Унеси немедленно туда, где взял! — приказала Ляля.

Брайан послушно взял недовольно жужжащих «жуков» за бока и понес к краю поляны.

— Удивительные существа, — заметил я.

— Противные, — поморщилась Ляля и даже брезгливо передернула плечами. Терпеть не могу всяких букашек.

— Это не насекомые, — возразил я.

— Какая разница?! — отозвалась она раздраженно. — Все равно противные.

Лично я не испытываю этого, свойственного многим людям непреодолимого омерзения к насекомым, а уж тем более не почувствовал ничего такого по отношению к найденным Брайаном полумеханическим тварям. Но поспорить я с ней не успел, так как понемногу стали просыпаться и остальные участники нашей экспедиции.

Позавтракав, мы собрались в путь, и Филипп отключил «палатку». По нашим расчетам часа через три-три с половиной мы должны были выйти к ближайшему строению. Но, двигаясь лесом, мы обнаружили то, чего не заметили вчера в темноте: трава так и кишела тварями, подобными тем, что нашел Брайан. Причем те, что приволок он, оказались из самых крупных, большинство же были помельче, вплоть до размера обыкновенного муравья.

Каких только предположений об их природе мы не высказывали. Филипп, например, уверял, что это — миниатюрные роботы-шпионы, специально приставленные к нам для слежки. Однако, как ни старались, мы так и не заметили с их стороны ни малейшего к нам интереса. Вели они себя, как самые обыкновенные насекомые, то есть, на взгляд человека, просто бесцельно ползали туда-сюда, почти не обращая внимания даже друг на друга, не то что на нас.

Один из молчунов-«пчеловодов» ляпнул, что, мол, «жуки» эти — естественный продукт эволюции на этой планете, но остальные тут же подняли его на смех, требуя немедленно предъявить нашему вниманию металлические деревья со стволами, растущими по телескопическому принципу…

Иногда эти существа, подобно простым навозным жукам, катили перед собой комки земли, иногда волокли куда-то куски древесины или камня, крепко держа их передними лапками, а иногда несли и какие-то маленькие металлические детальки, возможно, останки сородичей.

Видели мы их и жадно что-то пожирающими, а дважды я наблюдал моменты спаривания. Время от времени мы сталкивались и с их пирамидальными жилищами, действительно напоминавшими здоровенные муравейники. В то же время ходы в них были оснащены дверцами, крепившимися на шарнирах, что делало их похожими на гаражные боксы.

Людей «жуки» замечали лишь тогда, когда кто-то из нас ступал слишком близко к ним, и тогда они испуганно отползали в сторону. Сперва мы с интересом следили за ними, потом почти перестали обращать внимание… Но однажды Ляля вскрикнула от удивления, когда один из «жуков» взвился из-под ее ноги вверх, причем не на крыльях, а на маленьком пропеллере, напоминая тем самым миниатюрный вертолет. И тут же снизу раздалось несколько хлопков: у двух, находившихся неподалеку «жуков» из-под панцирей высунулись крошечные орудийные стволы.

Подбитый «вертолет», попискивая, рухнул в траву, дернулся и затих, а те самые двое «жуков», что его подбили, моментально оказавшись рядом, принялись деловито разбирать беднягу на части. Именно разбирать, раскладывая вокруг какие-то колесики и шестеренки. Время от времени раздавались легкие потрескивания, сопровождаемые вспышками голубых искр. Похоже, работала сварка.

— Ваше Величество, — обратился ко мне Филипп, остановившись, отчего остановились и остальные. — Признаться, эти штуковины беспокоят меня. Если они могут стрелять друг в друга, значит, могут обстрелять и нас. Не хватает только команды.

— Не-е, — вмешался Брайан, явно уже считающий себя главным специалистом по местной полумеханической флоре и ее покровителем, — никто ими не командует. Они все — сами по себе. Как нормальные козявки.

— Думаю, он прав, — согласился я. — Эти создания весьма занятны, но, похоже, совсем безопасны. Они не мешают нам, так что давайте-ка двинемся дальше.

И мы продолжили путь.

Наконец, деревья расступились, и перед нами встала белокаменная стена искомого здания. Молочную белизну нарушал фиолетово-желтый орнамент вдоль равнобедренных треугольников окон. Треугольники чередовались, располагаясь то основанием, то углом вниз.

Строение было обнесено невысокой, в половину человеческого роста, полупрозрачной оградой. Прежде чем подойти к ней, мы на всякий случай взяли в руки бластеры, приведя их в боевую готовность. Мы хотели оставаться незамеченными как можно дольше.

Но стоило нам приблизиться к ограде на расстояние в несколько шагов, как в воздухе повис громкий мелодичный звук — минорное трезвучие, по тембру напоминавшее виброфон. Это, конечно же, сработала предупреждающая сигнализация. Выставив перед собой бластеры, мы замерли, готовые ко всему. Но только не к тому, что произошло на самом деле.

Все ожило. Строение наполнилось шумом голосов и шелестом торопливых шагов. В окнах что-то замельтешило. А спустя несколько минут в нижней части здания распахнулось сразу несколько дверей, и из них высыпали несколько десятков детенышей, облаченных в разноцветные балахончики с капюшонами. То, что это не люди, точнее, не совсем люди, было заметно сразу. Цвет их кожи был сероватым, уши удлинены и заострены кверху… Но ничего угрожающего или неприятного в этих существах не было.

О чем-то непрерывно болтая друг с другом и с любопытством приглядываясь к нам, они торопливо шагали нам навстречу, словно соревнуясь друг с другом в том, кто первый поздоровается с гостями.

Минуту спустя за их спинами появилась взрослая особь в серебристом плаще, тоже с капюшоном, и что-то гортанно выкрикнула, точней пролаяла, на неизвестном мне языке. Дети остановились и повернулись к нему. Тот, пройдя мимо них и продолжая при этом что-то им говорить, направился к нам. Никакого оружия в его руках не было.

Теперь я видел, что это мужчина. (Или о представителе иного вида следует говорить «самец»?) Более того, если бы я не знал точно, что этого не может быть, я бы голову отдал на отсечение, что перед нами Рюрик. Хотя так всегда бывает с чужими расами. Для меня и негры — все на одно лицо, и китайцы.

— Русские люди? — со странным акцентом спросил лирянин, подойдя к ограде.

— Да, — отозвался я.

— Здравствуйте, — сказал лирянин и коротко поклонился.

— Здравствуйте, — ответил я, чувствуя себя полным идиотом.

— Оч-щень приятно, — сообщил лирянин, так же как и Рюрик делая особый нажим на шипящий звук. А затем указал на мой бластер. — Оружие? Убивать?

— Да, — кивнул я, испытывая ничем не обоснованное смущение.

— Нельзя, — сказал лирянин поучительно. — Убивать нельзя. Дети.

— Да. Знаем, — согласился я. — Мы и не хотим убивать. Но мы в опасности и боимся.

— Вам опасности нет, — возразил лирянин. — Тут дети. Беззащитность. Опасность есть для них. От вас. Если хотите быть на поч-щве… на земле… э-э-э, — замялся он, подыскивая слово, затем продолжил: — На ТЕРРИТОРИИ школы, пожалуйста, оставьте оружие… на поч-щве.

— У нас неприятности, связанные с вами, лирянами, — вмешался Филипп, и его интонации были, мягко говоря, прохладными. — Мы не можем бросить оружие.

— Понимаю, — сказал лирянин. — Сделаем так. Я выйду к вам. Один. Сам. Будем разговаривать. Найдем компромисс.

— Хорошо, — кивнул я.

— Хорошо почему? — не понял лирянин.

— В смысле, ваше предложение нас устраивает, — пояснил я, сообразив, что собеседник владеет русским не самым лучшим образом. — Выходите к нам. Мы все решим.

— Выходить, — согласился лирянин. Тем временем из дверей строения, названного нашим собеседником «школой», вышло сразу несколько взрослых лирян.

— Скажите им, чтобы они пока не подходили сюда, — поспешно указал я ему на них.

Лирянин обернулся назад и что-то крикнул. Его соотечественники остановились. Тогда лирянин что-то громко сказал и детям. Те, понурившись, поплелись назад к зданию. Лирянин обернулся к нам, протянул руку вперед, и в ограде перед ним появилась широкая щель. Он прошел через нее к нам, и щель за его спиной тут же затянулась.

— Давайте говорить, — сказал лирянин и улыбнулся одними губами. — Мое имя — Шкун. Учитель Шкун.

Сейчас, вблизи, я все-таки заметил одну черту, резко отличающую его от Рюрика. Глаза. Странные глаза, которые как будто бы смотрят не только на окружающее, но и внутрь себя. Я сразу вспомнил, у кого еще я видел подобный взгляд. У актера Кристофера Ламберта в фильме «Горец». И в фильме «Подземка». А еще это существо было значительно моложе Рюрика.

Как бы то ни было, на мой, земной, взгляд, многое в его лице выдавало хищника… Но его улыбка была не угрожающей, а наоборот, настороженной. Настороженной и обаятельной. И я с беспокойством осознал, что лирянин мне симпатичен. Ведь испытывать симпатию к тому, кого собрался брать в заложники, несомненно плохой тон.

— Слушаю? — сказал учитель Шкун.

— Мы хотим мира, — сказал я и даже почувствовал, что краснею от того, как фальшиво прозвучала эта раза.

— Мы тоже, — заметил Шкун.

Пауза затянулась. Прервал ее Филипп:

— Наш враг — царь Рюрик. И он — лирянин.

Я ощутил досаду от того, что сам не сумел столь лаконично выразить суть ситуации. Хотя, возможно, его высказывание и недостаточно тактично. Можно было бы и как-то помягче.

— Да, — согласился Шкун. — Но Рюрик — наихудший из лирян.

— Не слишком ли легко вы отрекаетесь от него?! — воскликнул Филипп, и на этот раз он уж точно поспешил.

— Нет, — отозвался Шкун, и выражение его лица стало несколько озадаченным. — Что о нем вы знать?

Мы коротко переглянулись. Сказать, что практически ничего, значило бы откровенно подставиться.

— Расскажите вы, а мы сравним с тем, что известно нам, — предложил Филипп.

— Не очень… поровну, — усмехнулся Шкун, — но…

Неожиданно влез Брайан.

— А это что за штуковины такие? — спросил он, показывая только что пойманного иссиня-черного «жука» с четырьмя неказистыми зубчатыми колесами по бокам. Испуганный «жук» дергал усиками и рывками прокручивал колеса.

— Это, — оживился Шкун, — как по-русски?.. Кукла. Наши дети мастерить их. Интересно.

— Не-е, — возразил Брайни, — я видел, они сами размножаются.

— Да, — согласился Шкун. — Дети мастерить, a потом — весь цикл: находят пищу, строят гнезда, размножаются. Эволюция… Игрушечная эволюция.

— Зачем? — нахмурился Филипп.

— Интересно, — повторил Шкун. — На планете нет животного… зверя. Есть только дерево и трава.

Да-а, такое объяснение природы этих неказистых существ нам просто и в голову не могло бы прийти.

— У нас мало времени, — поторопил Филипп. — Говорим о Рюрике.

— Да, — кивнул Шкун. — Но это — все вместе. Технологии, сочетающие в себе живое-неживое, — наша традиция. Но есть правила… ограничения… есть законы, — нашел он, наконец, нужное слово. — Рюрик нарушал эти законы, должен был понести наказание. Но русские люди дали политическую защиту, теперь он — ваш царь. Вы, люди, пользуетесь его неправильными технологиями. Нам это не нравится. Противно. Но мы не вмешиваемся в ваши дела.

Пожалуй, мне лучше других было известно, о каких технологиях идет речь.

— Но как вы позволили? — спросил я. — Почему, если Рюрик преступник, вы не потребовали его выдачи вашим властям?

— У людей свой закон, — отозвался Шкун. — Мы к вам не можем. Все это было давно, меня не было. Не родился. Но я знаю, мы пробовали объяснить людям… Эти технологии привели к упадку нашей цивилизации, так будет и с вашей. Но люди не слушали. Был конфликт. Чуть не война. Мы слишком слабы. Теперь наша позиция нейтралитет.

Черт знает что! Снова ситуация выворачивается наизнанку!

— Мы, — я обвел рукой наш отряд, — боремся с Рюриком. Вы поможете нам?

Шкун опасливо покачал головой:

— Нет, нет… — А потом добавил: — У нас нет армии, нет оружия. Нас совсем мало. Еще два поколения назад способных к самовоспроизводству лирян было всего несколько тысяч. Мы взяли курс на возрождение — запретили личное бессмертие, размножаемся… Сейчас нас больше, но самая большая часть — дети. Если мы поможем вам, нарушим позицию нейтралитета, Рюрик нарушит мир.

— Он использовал меня! — невпопад воскликнула Ляля, но я понял, что она имеет в виду: Рюрик специально подкинул ей идею захвата «Блиц-12ХЬ, чтобы одним махом уничтожить и нас, и своих соотечественников, которых, по-видимому, ненавидит не меньше. Бессмертный не может быть патриотом, он сам себе и народ, и родина, и вечность…

— Филипп! — скомандовал я. — Срочно свяжись с крейсером!

Тот поспешно скинул с плеч ранец и достал из него «яйцо». Оно требовательно пульсировало.

— Проклятие! — воскликнул Филипп, — я еще ночью отключил звуковой вызов и забыл включить снова.

Он торопливо тронул одно из пятнышек, и прямо в воздухе над яйцом возникло объемное изображение взволнованного Гойкиного лица.

— Наконец-то! — заорал он. — Куда вы запропастились?! А?! На нас вышел какой-то чертов Межнациональный Межвидовой Наблюдательный Комитет… («ММНК большая политическая сила», — пробормотал Шкун) — … и сообщил, что, если в течение ближайшего часа наши корабли не покинут «Блиц-12ХЬ», они будут вынуждены позволить Рюрику бомбить планету! И десять минут уже прошло!

— Уходите! — вскричал Шкун. — Уходите! Тут дети! Рюрик убьет их!

На миг в моей душе поднялось чувство раздражения и протеста против пассивной позиции лирян. Но тут же я подумал о том, что, если бы не эта пассивность, они сейчас вполне могли бы захватить нас в плен и выдать Рюрику, а то и убить, купив таким образом прощение и покой. И я сдержал свой гнев.

— Мне жаль, — сказал я, — что мы навлекли на вас беду. Но в указанный срок нам самостоятельно к кораблю не вернуться. Мы добрались сюда пешком. У вас есть какое-нибудь транспортное средство?

Учитель Шкун помотал головой.

— Все необходимое нам доставлять сюда на грузовом корабле, и сейчас он на планете нет… — от волнения русские слова стали в его устах согласовываться между собой еще хуже, чем раньше. — Где вас сидеть звездолет?

— На побережье, — я указал рукой.

— Школьный антиграв — два места: водитель и пассажир. Я не успевать перевозить туда-сюда всех.

Решение я принял тут же:

— Перевезите его одного, — указал я на Филиппа и обратился к нему: Улетайте отсюда! Выполняйте распоряжение этого чертова комитета!

— Ваше Величество, не могу же я бросить вас!

— А если Рюрик разнесет всю планету вместе со мной и с вами, вам будет легче? Так, по крайней мере, мы останемся живы, а вы потом придумаете, как нас отсюда вытащить. Или мы сами придумаем. Для сомнений, во всяком случае, нет времени!

— Не так, — неожиданно возразил мне Шкун. — Я знаю, как. Ждите тут. — И он повернулся, чтобы бежать к школе.

— Если вы хотите предпринять что-то против нас, — сказал ему в спину Филипп, вынимая бластер, — ваших питомцев мы спалить успеем, — с этими словами он ударил из бластера в сторону, и несколько деревьев, вспыхнув, рухнули на землю.

Возможно, Филипп и был прав в своей предосторожности, но меня от циничности его слов покоробило. А учителя Шкуна тем более.

— Если бы не дети, не помог бы, — бросил он через плечо. — Грязные люди. И поспешил к школе.

— Ишь ты, какие чистые оборотни нашлись, — пробормотал Филипп, но никто его не поддержал.

Спустя несколько минут, оседлав смахивающее на мотороллер, парящее над землей приспособление, Шкун вернулся к нам в сопровождении пяти волчат.

— Садись сюда, — с явной враждебностью в голосе сказал он Филиппу и указал на место за своей спиной. И добавил, обращаясь ко мне: — Если вам не успеть, он летит один.

Тем временем пятерка волчат встали рядом с остальными из нас. Они с любопытством нас разглядывали, а тот, что оказался возле меня, бесцеремонно меня обнюхал и улыбнулся. Его личико напоминало скорее не волчью, а лисью мордочку, впрочем, возможно, лишь оттого, что он был рыжим.

— При-ви-ет, — сказал он.

Двоечник проклятый.

Что-то мрачно про себя бормоча, Филипп взобрался на сиденье позади лирянина; Шкун протявкал своим воспитанникам несколько слов, и его маленький флаер взвился в воздух. Волчата поспешно достали из карманов своих балахончиков какие-то приборы, щелкнули переключателями… И земля вокруг нас ожила и зашевелилась. Это со всех сторон к нам мчались «жуки». В один миг они устлали пространство перед нами буквально ковром из собственных тел.

Внезапно мой лисенок улегся животом прямо на них и потянул за рукав меня. Я послушно опустился рядом и глянул на остальных. Все они уже лежали на «жуках». Нечаянно я поймал взгляд Ляли. Он был полон отвращения. Бедная, ей и до одного-то «жука» было противно дотронутся, а теперь она лежит в их копошащейся массе…

Ковер мигом разделился на пять частей, на каждой из которых возлежали по двое: один из наших людей и один волчонок. Мой двоечник вновь щелкнул своим приборчиком, полумеханические существа под нами зажужжали, застрекотали, загудели, и я почувствовал, что медленно сдвигаюсь, вырываясь вперед.

Волчонок-лисенок, лежа рядом со мной, резво перебирал клавиши своего пульта, и спустя три минуты мы ползли уже со скоростью пешехода. Чтобы трава не хлестала по лицу, я выставил руку локтем вперед, и скорость тут же упала.

— Не ше-ве-ляйся! — крикнул мне двоечник, перекрикивая зудящий рокот «жуков».

Я замер, поняв, что моим носильщикам трудно перестраивать свои коллективные усилия, когда центр тяжести ноши смещается. Мы мчались со скоростью уже километров двадцать в час. Я обнаружил, что на смену одним жукам подо мной постоянно появляются другие, принимая меня, словно эстафетную палочку, а точнее — словно огромную гусеницу, влекомую в муравейник. А прежние, выполнившие свою миссию, натужно гудя, а порой и дымясь, откатывались в стороны и исчезали в кустах.

— Вы всегда на них ездите?! — выкрикнул я вопрос.

— Игра! — откликнулся двоечник. — Со-рев-но-ватие!

Скорость была уже выше сорока, и мне стало страшно.

— Хватит! — крикнул я. — Так успеваем! И возьми левее!

Детеныш тронул клавиши, но, видно, что-то не рассчитал. «Жуки» резко дернулись в сторону, а мы, слетев с них, покатились по траве, больно ударяясь и царапаясь.

Позади раздались ругань «пчеловодов», стоны Брайана, причитания Ляли и хохот волчат. Отряхиваясь, мы поднялись из травы. Волчата буквально покатывались со смеху. Для них все это явно было не более чем привычной игрой, притом украшенной участием космических пришельцев, то бишь нас.

— Быстрее! — крикнул я своему.

Тот кивнул и вновь поколдовал с пультом. Так же поступили и остальные. И опять перед нами появились шевелящиеся коврики. Вновь мы улеглись на них и вновь, ускоряясь, помчались в сторону корабля… Ветер свистел в ушах, трава больно хлестала по рукам и голове. Мы мчались под восемьдесят… Но я зажмурился и стиснул зубы…

Внезапно движение замедлилось. Я открыл глаза.

Лес кончился, и теперь «жуки» двигались по песку. Я приподнял голову, чтобы оглядеться и найти корабль, но тут же в глаза мне попал песок. Инстинктивно я дернулся рукой к глазам и тут же опять слетел со своих миниатюрных носильщиков. Но на песок, и на этот раз обошлось без ссадин.

Я поднялся на ноги, протер глаза и огляделся. Корабль был метрах в двухстах от нас, и четыре «жучиных» коврика, на каждом из которых лежало по одному человеку и одному волчонку, мчались к нему.

Я оглянулся на своего двоечника, решая, воспользоваться его услугами или по песку будет скорее добежать самостоятельно. Но в этот миг рядом со мной приземлился антиграв Шкуна. Он что-то тявкнул, и мой волчонок-лисенок побежал обратно в лес. На полпути он остановился, обернулся и, скорчив для меня шутливо-устрашающую гримасу, зарычал… Потом захохотал и припустил дальше.

Учителю Шкуну не пришлось объяснять мне, что я должен делать. Я влез к нему на заднее сиденье флаера, и минуту спустя мы, обогнав остальных, стояли возле корабля, где уже прыгал от нетерпения Филипп. Я глянул на часы:

— Успели! У нас еще целых пятнадцать минут!

«Жучиные» коврики добрались до корабля, Ляля, Брайан, стрелки и волчата, отряхиваясь, поднялись на ноги.

— Быстро уведите отсюда своих детей! — сказал я Шкуну. — Мы будем взлетать, это опасно!

Тот пролаял своим подопечным команду. Двое из них поспешно взгромоздились на сиденье позади него, видно, их вес позволял это. Двое других волчат побежали к лесу. Сперва я подумал, что они зря не воспользовались услугами «жуков», но тут же понял, что им это ни к чему. Они преображались на глазах. Менялись, утончаясь и вытягиваясь, формы их тел, становясь все грациознее и естественнее… И вот они уже мчатся не на двух ногах, а на четвереньках, и лишь цветные балахончики отличают их от настоящих лесных зверей…

Я потряс головой, отгоняя наваждение. Шкун проводил их взглядом вместе со мной, а затем неуверенно посмотрел на меня.

— Вы что-то хотите сказать мне? — поинтересовался я.

— Да. Я заметил: вы не такой, как другой, — он неприязненно кивнул в сторону Филиппа. Вы не захотели зла. Я помогу. Про Рюрика. Трудно убить. Лирянский организм… Мы регенерируем. Только если серебро. Серебро — яд для крови, убивает сразу.

— Серебряная пуля — средство от оборотней, — вспомнил я. — Значит, это правда?

— Да. Пуля, клинок, топор… — он коротко кивнул. — Прощайте…

— Постойте! — на этот раз я остановил его. — Скажите честно, лиряне пьют человеческую кровь?

В его оттаявшем было взгляде вновь появилось что-то вроде неприязни или досады. Наверное, он подумал, что все-таки ошибся во мне.

— Наши предки… — начал он. — Да, очень давно было так, что лиряне охотились на людей с планеты Ее. — («Earth, — понял я. — Земля. Все верно…») — Но это было запрещено. Преступники. Как Рюрик, — закончил он и поспешно, не прощаясь, взмыл в небо. Я обернулся к Филиппу:

— Свяжись с Гойкой!

И тут заметил, что он уже держит в руках «яйцо».

Миг спустя над ним появилось встревоженное Гойки но лицо.!

— Слышишь меня? — спросил я.

— А то, — отозвался джипси.

— Срочно ответь тем, кто на вас выходил, что мы покидаем «Блиц-12ХЬ», и они не должны допустить бомбардировки!

— Куда путь держим, Чечигла? — поинтересовался Гойка.

— К Москве! — неожиданно для себя самого выпалил я.

— К Москве?! — раздался перепуганный голос дядюшки Сэма, и его лицо возникло на месте Гойкиного.

— Да! — подтвердил я. — Встретимся на орбите!

— Ни в коем случае! — завопил дядюшка. — К Москве нам нельзя! Там нас возьмут голыми руками!

— К Москве!!! — рявкнул я. — Выполняйте и не перечьте мне! Вы и без того ввели меня в заблуждение насчет лирян! — Я обернулся к Филиппу: — Отключи!

Изображение исчезло.

— Быстрее на корабль! — сказал я. — Мы отправляемся к Рюрику… — я хотел сказать «в тыл», но за меня закончил Брайан:

— … в лапы.

… Уже в корабле, пристегнутый к креслу и придавленный перегрузкой, я, пользуясь громкоговорящей связью, объяснял остальному экипажу:

— Рюрик сейчас ожидает всего, только не того, что мы объявимся у него в логове. В этом наше преимущество… Но честно говоря, я понятия не имею, что делать дальше. Возможно, я иду на смерть, но я уже устал бегать от нее. Я снимаю с вас все обязательства передо мной. Можете воспользоваться шлюпкой и покинуть корабль где угодно… Но что-то подсказывает мне, что у меня есть шансы… Я должен встретиться с ним лицом к лицу.

— Я с тобой, Роман Михайлович, — тихо сказала Ляля. — Наконец-то ты ведешь себя, как настоящий джипси. А я верю в цыганскую удачу.

— Если я сейчас немножечко не сдохну, поверю и в еврейскую, — прохрипел расплющенный перегрузкой Брайан. — Я тоже с вами.

И искоса глянул на Филиппа. Не отвлекаясь от управления кораблем, он посмотрел на меня:

— Я и мои люди с вами, — сказал он и перекрестился. — Я верю, Господь послал нам истинного царя, Господь оберегает вас. Если вы совершаете неожиданный и рискованный поступок, значит, такова воля Божья. Вы уже не раз доказывали это делом.

— Мне бы вашу уверенность, Филипп, — усмехнулся я. — Но я рад, что вы со мной… И я чувствую — мы победим!

Взлет и гиперскачок прошли без ЧП. Моментально, сразу после выхода в реальность, в рубке заверещал вызов модуля связи. Нарисовался дядюшка Сэм:

— Ваше Величество, что вы намерены предпринять дальше?

— Есть предложения? — откликнулся я, прекрасно понимая, что предложений у него нет.

— Есть, — неожиданно заявил он. — Я приберег это на самый крайний случай.

— Какого черта! — взбесился я. — Мне надоели ваши штучки! Почему у вас всегда находится карта в рукаве?! Сколько можно мухлевать?!

— Вы несправедливы ко мне, — скорчил дядюшка обиженную мину. — Что касается того, что лиряне употребляют человеческую кровь, я был искренне в этом уверен…

— «Сеть донорских пунктов опутывает космос…» — вспомнив его россказни, передразнил я. — Откуда вы это взяли?!

Дядюшка заметно смутился:

— Ну-у, если честно, это моя личная догадка… Но я вам говорил, что эти данные не проверены… А донорские пункты есть, — продолжал он более уверенно. — Правда, правда!..

— Ладно, — махнул я рукой. — Что у вас теперь за козырь?

— При всем желании я не мог использовать его раньше, — торопливо затараторил дядюшка. — Чисто технически совершить то, что я хочу вам предложить, стало возможным только сейчас. Да к тому же это еще и весьма рискованно…

— Выкладывайте поскорее!

— Мой государь, мы слишком близко к Москве и не можем доверять связи.

— Если бы нас засекли, по нам уже палили бы.

— Это наиболее вероятно, но вовсе не обязательно. Мало ли, что может быть на уме у нашего противника? Я, между прочим, предупреждал о том, что на «Блиц» засада. И я оказался прав.

Как это ни противно, возразить мне было нечего. Предупреждал. И позднее Ляля сама признала, что Рюрик сознательно подкинул ей эту идею…

— Нам нужно встретиться тет-а-тет, — продолжал дядюшка. — И я хочу опередить вас: есть причины, по которым именно вы должны перейти ко мне на крейсер, а не я к вам.

— С какой стати? — возмутился я.

— Я не могу вам объяснить этого из соображений все той же осторожности. Но если вы доверились мне в одном, доверьтесь и в другом.

Очень мне все это не нравилось. Но делать, похоже, было нечего.

— Хорошо, — кивнул я, — встречайте. — И отключился.

И не одному мне это не понравилось.

— Ваше Величество, — заговорил со мной Филипп. — Могу ли я быть с вами абсолютно откровенен и надеяться, что сказанное останется между нами?

Даже обидно. Но я сдержался и кивнул:

— Конечно.

— В таком случае… — Филипп замялся. — Мой командир Сэмюэль — бесспорно, выдающийся стратег. Но, отав бессмертным, он сильно изменился.

— В каком плане?

— Он стал нерешителен. Я бы даже сказал, труслив. Долгое время он честно боролся с этим недостатком. Но теперь вследствие тех генетических изменений, которые Рюрик произвел в его организме, он не способен продолжать борьбу. Так во всяком случае мне кажется.

— И что из этого следует?

— Мне не хочется возводить на него напраслину, но боюсь… — Филипп явно находился в затруднении. — Боюсь, он хочет вымолить себе прощение у Рюрика, выдав ему вас.

— Вы уверены?! — Я и сам подозревал нечто подобное, но еще не успел сформулировать для себя эту мысль настолько ясно.

— Ни в коем случае! Нет, нет, я не уверен. Но согласитесь, его слова о том, что обязательно ВЫ должны перебраться туда, а не он сюда, выглядят довольно неестественно. Повторяю, это лишь тень подозрения. Но и ее достаточно. Ведь на кону ваша жизнь. Мы обязаны быть бдительными.

— Спасибо, Филипп. Я ценю ваши откровенность и заботу. И как же я могу обезопасить себя?

— Не знаю, — пожал плечами он, — иначе я не делился бы с вами своими мыслями, а попросту принял бы все необходимые меры.

— А если так: мы назначим время, когда я должен буду выйти с вами на связь, и, если я не выйду, вы постараетесь вызволить меня из плена.

— Не пойдет, — помотал головой Филипп. — Крейсер с вами на борту в любой момент может уйти в гиперпространство.

Да. Я до сих пор никак не могу привыкнуть к этому.

— Что же тогда?

Филипп вздохнул:

— Не следовало вам соглашаться… Хотя… Кто знает, может быть, все-таки у него действительно есть конструктивные предложения. А сейчас… Во-первых, вы сами должны быть предельно бдительны. Во-вторых, думаю, на борт крейсера с вами должен отправиться я.

— Хорошо, — кивнул я. — Но у меня есть и еще одна идея. Крейсер под завязку набит моими друзьями-джипси. Неплохо было бы поделиться нашими подозрениями с ними.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Филипп. — Только так, чтобы это не вызвало переполоха. Выйдите-ка из поля зрения камеры модуля, я вызову крейсер и поговорю с Гойкой. Он показался мне вполне здравомыслящим человеком. Как мне его позвать?

— Спросите атамана. Только я не понял, зачем мне прятаться?

— Сэмюэль не должен догадываться о том, что вы что-то подозреваете. Вы ведь видели, из его каюты есть прямой выход на модуль связи. Скорее всего, это генеральская каюта.

Все равно я не совсем понял, что Филипп намерен делать, но понадеялся на него и махнул рукой:

— Ладно, действуйте.

Филипп кивнул, и я, послушавшись его, выбрался из кресла и подошел вплотную к передней стенке рубки. Теперь меня с крейсера не увидят, я в «мертвой зоне». Правда, и я не вижу экрана.

— Слушаю, — раздался незнакомый мне голос.

Характерного для джипси акцента не было. Скорее всего, на связь вышел плененный Гойкой рюриковский пилот.

— Дайте мне атамана, — потребовал Филипп.

— Я здесь, — послышался голос Гойки. — Чего вы от меня хотите?

— Наденьте наушники, — предложил Филипп. — И отключите громкоговорящую связь.

Все верно: то, что он собирался сказать, касается только Гойки. По всей видимости, тот выполнил требование Филиппа, потому что он, удовлетворенно кивнув, заявил:

— Атаман. Хочу предупредить вас сразу. У нас с государем нет серьезных оснований обвинять кого-то в предательстве, поэтому не стоит пороть горячку… Но все-таки будьте начеку. У нас есть подозрение, что на вашем корабле готовится покушение на государя. Постарайтесь с самого первого нашего с ним шага на крейсер контролировать ситуацию и быть готовым встать на его защиту.

— Хорошо, — согласился Гойка. — Мы с него глаз не спустим.

Удачно пристыковавшись к крейсеру, я и Филипп, сжимающий в руке рукоять форменного магнито-плазменного кинжала, перешли из шлюпки в шлюз, а затем, после уравнивания давлений, через открывшуюся диафрагму вошли в корабль. На душе скребли кошки. Ляля уложила Ромку и, скорее всего, уснула вместе с ним. А я даже не зашел посмотреть на них. «Возможно, в последний раз…» — почему-то думалось мне.

Дядюшка уже встречал.

— Наконец-то! — вскричал он и тут же осекся. — А вы, Филипп, зачем явились? Вы мне тут совсем некстати!.. И какого рожна вы прячете за спиной руку с кинжалом?!

— Это мое распоряжение, — остановил я дядюшку, — и обсуждению оно не подлежит. Филипп будет сопровождать меня.

— Ах, вот как?! — поморщился дядюшка. — Похоже, вы не доверяете мне. Что ж, ваша бдительность делает вам честь. В этом случае, правда, от нее нет никакого толку. Пойдемте, я покажу вам то, что хотел показать и изложу вам свой план.

Он потащил меня за собой вперед по коридору, за нами двинулся и Филипп, но дядюшка, остановившись, рявкнул:

— А вас, Филипп, никто не приглашал!..

— Да прекратите вы, — осадил я его вновь. — Я, по-моему, ясно сказал, он будет сопровождать меня.

— Но информация, которую я собираюсь вам открыть, конфиденциальна! Хотя… Ладно, — махнул он рукой, — пусть ходит за нами. Я согласен на роль подозреваемого в подготовке предательства.

Вот же бестия!

И дальше мы двинулись втроем. Но я был уверен, что десятки глаз наблюдают за нами при помощи телекамер. Гойка не мог не выполнить своего обещания.

…— Вот каюта, в которой я собираюсь беседовать с государем, — объявил дядюшка, распахнув перед нами с Филиппом дверь. — Убедитесь, что она имеет лишь один вход, а затем, будьте любезны, покиньте помещение и подождите нас за дверью.

— Да какого черта! — обозлился я. — Что за комедию вы тут устраиваете?! Филипп неоднократно доказал нам свою верность, он спас вас из лап Рюрика, я ему абсолютно доверяю, и он может присутствовать при любом разговоре со мной…

— Я доверяю ему не меньше вашего, — отозвался дядюшка, — хотя сейчас это чувство и невзаимно. Но есть причины, по которым свой план спасения я могу рассказать только вам и только с глазу на глаз.

— Как вы мне надоели! — честно сказал я дядюшке и обернулся к Филиппу:

— Ладно, давайте не будем с ним спорить. Осмотрите помещение.

Это была комната с низким потолком, в центре которой на полу стояла какая-то техника, по дизайну напоминавшая ту, что я видел на петушковском заводе. Главным, что бросалось тут в глаза, был прозрачный овальный купол, и я сразу подумал, что под него должен забираться человек и устраиваться там лежа. Интересно зачем.

Филипп внимательнейшим образом исследовал комнату по периметру и вернулся к нам:

— Ваше Величество, никакой возможности выйти отсюда, кроме как через дверь, в которую мы вошли, я не вижу.

— Что и требовалось доказать! — вскричал дядюшка, нетерпеливо покачиваясь с носков на пятки. — Давайте, давайте, Филипп, освобождайте помещение, время не терпит!

Я кивнул, Филипп неохотно вышел, дядюшка вслед ему крикнул: «И не ломитесь! Разговор у нас долгий — на час, а то и на два!», затем поспешно запер за ним дверь и обернулся ко мне:

— Ну, слава богу, государь! Наконец-то мы с вами остались одни и именно там, где надо. Не буду ходить вокруг да около. Никто на корабле не знает, что это такое, — указал он на купол. — Кроме меня. Потом что я сам, когда еще не вышел из доверия Рюрика и не встал в открытую оппозицию, участвовал в работах по созданию этой системы.

— И что же это?

— Секретный комплекс оборудования для психоневралгического программирования. Или «зомбирования», как это называют чаще, но этот термин не раскрывает всей полноты явления.

— И на кой черт он нам сдался?

— О-о, мой государь, в этом-то и состоит суть моей идеи. В первую очередь нам следует признать, что мы находимся в безвыходном положении. Я с самого начала был против той последовательности борьбы с Рюриком, на которой настояли вы…

— Но… — хотел было возразить я, но он, заметив это, сделал останавливающий жест руками и продолжил:

— Я не собираюсь вас в чем-то упрекать. Нет. Речь ныне не об этом. Объективно наши дела обстоят следующим образом. Мы полностью раскрылись, Рюрик знает, кто вы, как выглядите и кто ваши друзья. Вычислить нас — дело времени и, замечу, совсем небольшого времени. Думаю, еще несколько часов, и мы будем у него под колпаком. Или «на мушке», если вам это больше нравится.

— Ну, и?.. Ближе к делу!

— И опасность грозит не только вам. Вспомните, Рюрик не тронул вашу семью, пока не мог вас найти, сейчас же мнимая победа — ваше воссоединение с супругой и сыном — сделала и вас, и их в тысячу раз уязвимее. Сейчас Рюрик, не колеблясь, уничтожит корабль, в котором все вы находитесь. Или даже группу кораблей. Он не остановится ни перед чем. Вспомните Храм Николая Второго! А посему, я считаю, вам необходимо исчезнуть. Вам одному. И тогда Рюрик вновь не посмеет и пальцем тронуть ваших близких, но при этом они будут уже не в плену, а под нашей надежной защитой.

Да, похоже, опасения Филиппа были не напрасными. Однако я сделал вид, что не допускаю и мысли о предательстве.

— Допустим, что вы правы, — сказал я. — Но во-первых, куда же я денусь, а во-вторых, как это приблизит нас к победе?

Посмотрим, чего он нагромоздит.

— Я бы на вашем месте сейчас и не заикался о победе. Шкуру свою сохранить бы — и то радость… Но на самом деле мы победим. Для меня было настоящим открытием, что Рюрик не поддерживается никем извне, что он — не ставленник лирянской цивилизации, а ее отщепенец. Знал бы я об этом раньше… То есть речь идет не о системе, а об одном-единственном злодее. Значит, его надо устранить. И лучше всего, если это сделаете вы — истинный царь всея Руси…

— Дядюшка, у вас, по-моему, крыша напрочь съехала! — начал уже не на шутку сердиться я, не находя в его словах ничего рационального. — То я должен исчезнуть, то я должен убить Рюрика… Я — человек из прошлого, а он — хищник из будущего! Как я могу победить Рюрика, если я не могу даже спрятаться от него?!

— Стоп, стоп, стоп! И спрятаться, и победить вам поможет вот эта машина, дядюшка лихорадочно пошлепал ладонью по прозрачному куполу. — Плюс то, что мы теперь знаем по поводу серебра. Мы вас так зазомбируем, что мать родная не узнает!

— То есть?! — всполошился я.

— То есть вы станете другим человеком, другой личностью. Ни один сканер-детектор вас не идентифицирует. Вы сможете разгуливать по Москве, никого не опасаясь. Никто не сможет разгадать, кто вы на самом деле, даже вы сами, пока вы не выполните свою миссию.

— Я буду иметь ложную память?

— Нет, не «ложную», вы будете иметь настоящую память, но принадлежащую другому человеку.

— И я не буду помнить, кто я, я забуду свою жену, своего сына?..

Дядюшка неохотно кивнул:

— Да, это так.

— И если все-таки случится так, что они разыщут меня раньше, чем я вновь стану собой, я без сожаления оттолкну их?

— Но, Ваше Величество, — принялся убеждать меня дядюшка, — это не предательство. Ведь все это делается во имя…

Я остановил его:

— Не нужно меня уговаривать. Это — самое настоящее предательство. И я согласен совершить его.

Дядюшка недоуменно вытаращился на меня, а в моей голове в этот миг крутилась пророческая фраза, когда-то сказанная Аджуяр: «… странная у тебя судьба: коли предашь кого, тем его и спасешь. А коли не предашь, упрешься наоборот, погубишь…» Тогда я сделал вид, что не верю ей, но на самом деле поверил… Где-то в моем подсознании эти слова присутствовали всегда. Словно бомба замедленного действия. Вот и подоспело время…

— А как быть с внешностью? — спросил я дядюшку таким тоном, чтобы всякие сомнения в моем решении пропали.

— Это наименьшая из проблем, — отозвался он. — Внешность ничего не доказывает. Поменяете одежду, прическу… Если вас и будут разыскивать, то не по внешности. А генное сканирование укажет совсем другого человека… Вы должны понять главное: на какое-то время вы просто исчезнете, а ваше тело займет другой человек.

— И кто же это будет?

— Нам еще предстоит решить это… — пряча глаза, отозвался дядюшка. — Я вошел в сеть информационного банка проекта, хранящего несколько сотен мнемофайлов, или, проще сказать, личностей. Получить такой файл можно только в том случае, когда человек, подключенный к системе, умирает…

— Банк душ? — внутренне содрогнувшись, спросил я.

— Да. Что-то вроде, — согласился дядюшка.

— И чьи же это души?

— Они добровольцы… Или почти добровольцы. Нет, в общем, не совсем… замялся дядюшка. — В основном мнемодонорами стали те, кто был приговорен к смертной казни. У них был выбор — просто умереть или «законсервировать» свою личность.

— Что ж, добровольность налицо… А кому и зачем вообще все это было нужно? Это что — форма наказания?

— И наказание тоже. Не без пользы для общества. Ведь разумную личность можно использовать в технологическом процессе.

— Да, — отозвался я, вспомнив и завод с душой Семецкого, и то, что дядюшка — один из главных владельцев акций на эту технологию…

— Но это не только наказание. Это направление исследований в типично рюриковской традиции было перспективным во многих областях. И, судя по тому, что эта установка оказалась на крейсере, он каким-то образом уже и на практике применяет полученные результаты. Скорее всего, в разведке, иначе зачем в программе присутствует функция уничтожения донорской личности по выполнению миссии… Так вот я вошел в сеть и внимательно просмотрел содержимое банка мнемофайлов. Удобным оказалось то, что большинство личностей в банке принадлежит врагам Рюрика. — Подняв взгляд, он твердо продолжил: — И, честно говоря, я уже все решил за вас.

— Я и не сомневался в этом! — усмехнулся я. — Так в кого вы решили меня превратить?

— Вы будете…

«Бэтменом», — мелькнула в моей голове дурашливая мысль. Но дядюшка, само собой, сказал совсем другое:

— … Вы будете…