...Да поможет мне бог

30. Понедельник, 30 июля, 11.10 утра

Спенсер сидел в свидетельском кресле; рядом с ним на столе лежал его открытый портфель. Он уже ответил на вопросы Корнела о своей фамилии, возрасте, месте рождения.

— Мистер Донован, — обратился к нему председатель, — сегодня утром на закрытом заседании мы уже говорили, почему комиссия удовлетворила вашу просьбу и предоставила вам возможность дать показания на открытом заседании. Я бы хотел вкратце вновь изложить эти причины для прессы и телезрителей. Обычно, как вы знаете, комиссия не принимает во внимание требования частных лиц заслушать их показания, но в данном случае мы решили сделать исключение. Поскольку против вас публично выдвинуты обвинения в связи с одним расследованием, проведенным сенатом несколько месяцев назад, то вы, как американский гражданин, имеете право, по мнению комиссии, дать показания перед правомочным органом и получить, если можно так выразиться, свидетельство о благонадежности. — Он выпрямился, заметив, что на него наведена телевизионная камера. — Насколько мне известно, вы желаете выступить с заявлением перед комиссией. Это ваше право, как американского гражданина, и вы можете сделать свое заявление в любое время. Но мы хотим, чтобы вы предварительно ответили на один вопрос. Мистер Донован, вы член коммунистической партии?

Наступило гробовое молчание.

— Господин председатель, — начал Спенсер, — я отвечу на ваш вопрос, но вначале хотел бы...

— Свидетель будет отвечать на вопрос? — резко прервал его Биллинджер.

— Я только хочу объяснить...

— Ответ должен быть кратким: «да» или «нет», — перебил его председатель.

— Я сказал, сэр, что вполне готов...

— Мистер Донован, — воскликнул Биллинджер, вдруг резко повышая голос, — откровенно говоря, я поражен! Вы сами потребовали этого допроса. Члены комиссии были настолько великодушны, что пригласили вас дать показания и предоставили вам возможность оправдаться. А сейчас...

— Господин председатель...

— Может быть, свидетель позволит мне кончить?

— Извините, сэр.

— А сейчас на первый же вопрос — основной вопрос, если угодно, — вы не даете прямого и четкого ответа.

— Я готов ответить очень коротко, господин председатель…

— Тогда пожалуйста.

— ...если только сразу же после моего ответа мне будет позволено сделать заявление, — закончил Спенсер, повышая в свою очередь голос.

— Комиссия не намерена вступать в пререкания со свидетелем. Я уже сказал, что он может сделать любое заявление, когда найдет нужным.

— Но только не сейчас?

— Только не в данный момент.

— На ваш вопрос я отвечаю: нет.

— Вы не член коммунистической партии?

— Нет, я не член коммунистической партии, — повторил Спенсер.

Перед его лицом вспыхнула лампа фотокорреспондента. По залу, словно порыв ветра, пронесся шум. Винсент Корнел, который с удивленным лицом сидел в своей излюбленной позе — наклонившись вперед, облегченно откинулся на спинку стула.

— Я колебался, отвечать ли мне на ваш вопрос, господин председатель, — начал Спенсер, — потому, что постановка данного вопроса — заявляю это со всем уважением к членам комиссии, — потому, что постановка данного вопроса кажется мне бессмысленной.

— Да? — иронически улыбнулся Биллинджер.

— Да, — ответил Спенсер. — Можно мне изложить свои доводы?

— Ну, не знаю, — медленно проговорил Биллинджер. — Если это опять будет одна из тех лекций, которыми нас все время пичкают всякие там пособники коммунистов и левые...

Спенсер, заметив, что Корнел нервно трясет головой, прервал Биллинджера:

— Господин председатель, я категорически возражаю против подобных инсинуаций. Я не пособник и не...

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал председатель, сердито взмахивая рукой. — Одну минутку, мистер Донован.

Корнел встал, подошел к Биллинджеру и начал что-то шептать ему на ухо, стараясь держаться подальше от микрофона. Конгрессмены, сидевшие рядом с Биллинджером, внимательно прислушивались к их разговору. Газетные корреспонденты и репортеры, места которых находились поблизости от кресла свидетеля, слегка заволновались. Повернув голову, Спенсер заметил, что его надменно и насмешливо разглядывает Уолт Фаулер. Очевидно, он только что пришел. Спенсера интересовало, здесь ли сенатор Куп. Он начал искать его глазами, но в эту минуту снова услышал голос председателя:

— Желая быть справедливым к свидетелю, комиссия разрешает ему продолжить свое заявление. Но все же мы требуем, чтобы он не читал нам лекций. Комиссию интересуют только факты.

Спенсер немедленно стал излагать свою точку зрения:

— Господин председатель, постановлением конгресса коммунистическая партия объявлена вне закона. Подразумевается, что человек, состоящий в этой организации, является орудием иностранного государства, которое руководит им и направляет его. Предполагается также, что он член подпольной организации. Если бы я состоял членом этой подпольной организации, то неужели бы вы действительно рассчитывали, что я дам положительный ответ на ваш прямой вопрос?

В середине этой речи Корнел, который уже вернулся на свое место, снова подал Биллинджеру какой-то знак, и председатель застучал молотком. Но Спенсер говорил так быстро, что успел закончить фразу до того, как председатель прервал его.

— Мистер Донован, я требую, чтобы вы соблюдали правила процедуры.

Конгрессмен Нисбет кашлянул.

— Господин председатель!

— Слушаю вас, конгрессмен Нисбет.

— Мне кажется, что заявление свидетеля несущественно и не имеет отношения к нашему заседанию. Я полагал, что мы собрались здесь по просьбе свидетеля, чтобы выслушать его показания относительно выдвинутых против него обвинений, которые, как он утверждает, не соответствуют действительности. Я бы предложил отклонить дальнейшие заявления свидетеля и задать ему несколько вопросов, имеющих прямое отношение к делу.

— Позвольте мне закончить свое заявление, — попросил Спенсер, — я надеюсь, комиссия поймет, что оно существенно.

Биллинджер посмотрел на своих коллег. Немного хриплым, но все же приятным голосом Дуглас Мак-Кенни сказал:

— Откровенно говоря, я не вижу никакого вреда, если свидетель закончит свое заявление, поскольку он считает его важным для себя. — И, обращаясь к Доновану, добавил: — Я бы рекомендовал вам, мистер Донован, говорить кратко и по существу. Вы же должны понять, что члены комиссии не желают слушать лекций.

Кое-кто из зрителей в задних рядах засмеялся, и председатель громко застучал молотком, а затем устало сказал:

— Свидетель может продолжать.

— Благодарю вас, господин председатель, — проговорил Спенсер и сказал: — Если принадлежность к коммунистической партии является преступлением, тогда я не думаю, что мой ответ имеет какое-нибудь значение. Если же это не преступление, если членство в коммунистической партии означает только партийную принадлежность, как было до сравнительно недавнего времени, тогда я считаю, что данная комиссия, да и любая комиссия вообще, не имеет права спрашивать меня, являюсь ли я коммунистом. Поэтому я мог бы, сославшись на предоставленное мне конституцией право, отказаться отвечать на ваш вопрос. Но если бы я действительно осуществил это право — право каждого американского гражданина, то немедленно стал бы подозрительной личностью. Я погубил бы свою профессиональную карьеру и был бы привлечен к ответственности за неуважение к конгрессу.

Несколько человек зааплодировало, и Спенсеру пришлось прервать свою речь. Один из чиновников комиссии вскочил и предложил публике воздержаться от проявления своих чувств, пригрозив, что нарушители тишины будут удалены из зала. Биллинджер опять постучал молотком.

— Мистер Донован, — заявил он, — вы напрасно отнимаете время и у комиссии и у себя. Мы собрались сюда не для того, чтобы обсуждать с вами юридические вопросы. Комиссия не может позволить вам, как это уже было сказано сегодня утром, превращать ее заседания в трибуну для речей. Если вы хотите произвести впечатление на телезрителей, то я предложил бы вам самому купить время у какой-нибудь телевизионной компании.

— Я возражаю против вашего замечания, господин председатель, — запротестовал Спенсер. — По моему глубокому убеждению, я говорю по существу, когда указываю, что американский гражданин, если он только хочет сохранить себе жизнь, должен предать один из принципов, на которых был основан наш государственный строй...

Председатель снова застучал молотком. Волнение среди зрителей росло, и председатель стучал до тех пор, пока шум не стих. Корнел опять поднялся; стоя за спиной Биллинджера, он что-то торопливо ему говорил.

Спенсер откинулся на спинку стула. Ему казалось, что он выступал не так уж плохо. Все же ему удалось сказать кое-что из того, что он хотел сказать, когда шел сюда. Он испытывал сейчас то же самое, что не раз испытывал раньше в суде, защищая клиента, — холодное спокойствие и уверенность в логичности своих доводов; этот спор доставлял ему удовольствие. В эту минуту Спенсеру и в голову не приходило, что на карту поставлено само его существование. Он повернулся и взглянул на Майлса и Реда. Майлс сидел с плотно сжатыми губами и не сводил со Спенсера пристального взгляда, а Ред, раскрасневшийся и улыбающийся, смотрел на него с нескрываемым восторгом.

Корнел вернулся на свое место. Биллинджер подождал, пока он не уселся, а затем спокойным тоном произнес:

— Свидетель в дальнейшем будет соблюдать правила процедуры или ему придется отвечать за их нарушение. — Он сделал паузу и продолжал: — Для того чтобы ускорить рассмотрение дела, я задам вопрос свидетелю. Мистер Донован, вы когда-нибудь состояли членом коммунистической партии?

— Господин председатель...

— Опять вы за свое, мистер Донован! — воскликнул Биллинджер, повышая голос. — Комиссия с вами исключительно терпелива, но мы хотим, чтобы вы без всяких речей ответили коротко и ясно: да или нет? Конечно, — тут же оговорился он, — вы можете сослаться на предоставленное вам конституцией право и отказаться отвечать на этот вопрос. Вы имеете полное право так поступить.

Спснсср пожал плечами:

— Конечно, и тогда немедленно будет сделан вывод, что я был членом коммунистической партии.

Председатель молча смотрел на Спенсера.

— Я никогда не был членом коммунистической партии, сэр, — сказал Спенсер.

Биллинджер посмотрел на Корнела, тот кивнул головой и спросил:

— Мистер Донован, вы адвокат. У вас есть своя контора в Нью-Йорке?

— Да, сэр.

— И давно?

— Я открыл свою собственную контору около шести месяцев назад.

— А до этого?

— До этого я был младшим компаньоном адвокатской конторы «Арбэтт и Майлс» в Нью-Йорке.

— Долго?

— Около восьми лет.

— Вы ушли по какой-нибудь конкретной причине, мистер Донован?

— Я хотел иметь собственную контору.

— Следовательно, никаких других причин, ну, скажем, разногласий по вопросам деятельности фирмы или...

— Я знаю, что́ вы хотите сказать, мистер Корнел Мне нечего скрывать.

— А я и не сказал, что вы что-то скрываете, сэр.

— Я ушел из фирмы потому, что мистер Гордон Беквуд, находившийся в то время под следствием сенатской комиссии, обратился ко мне с просьбой быть его адвокатом.

— И для того, чтобы удовлетворить его просьбу, вы вынуждены были уйти из фирмы, так? Правильно я вас понял?

— Правильно, сэр. Мистер Арбэтт и мистер Майлс не хотели, чтобы фирма вела какие-либо дела политического характера.

— Спасибо, мистер Донован, — сказал Корнел и обратился к Биллинджеру: — Господин председатель...

— Да, благодарю вас, господин адвокат, — сказал Биллинджер. — Мистер Донован, вы, должно быть, приняли очень близко к сердцу дело Беквуда, если решились оставить весьма уважаемую адвокатскую фирму и...

— Да, сэр, — ответил Спенсер. — Я был убежден в невиновности Гордона Беквуда.

— Вы говорите — в невиновности Беквуда, мистер Донован? Если мне не изменяет память, мистер Беквуд обвинялся в принадлежности к коммунистической партии?

— Память вам не изменяет, господин председатель, — подтвердил Спенсер, сдерживая гнев.

Баллинджер свирепо взглянул на него.

— Вы, возможно, помните, что в то время мнения о виновности мистера Беквуда расходились?

— Господин председатель, я не понимаю, какое отношение к моим сегодняшним свидетельским показаниям имеет виновность или невиновность мистера Беквуда.

— Я просто отмечаю, — ответил Биллинджер, кокетничая перед телезрителями своим терпением, — что многие, в том числе, добавлю, кое-кто из выдающихся американцев, были убеждены в виновности мистера Беквуда.

— Мистер Беквуд умер, господин председатель. Он не может вам ответить.

Зрители в зале опять заволновались, и один из чиновников комиссии встал.

— К сожалению, мистер Беквуд покончил с собой до того, как сенатская комиссия могла прийти к какому-либо определенному выводу, — сказал Биллинджер.

— Да, сэр, действительно, к сожалению.

Председатель откашлялся.

— Мистер Донован, после смерти Беквуда вы выступили здесь, в Вашингтоне, с заявлением, в котором... одну минутку, оно здесь у меня. — Он начал рыться в бумагах на столе. Корнел встал и, протянув руку через плечо председателя, передал ему газетную вырезку.

— Я знаком с содержанием этого заявления, господин председатель, — сказал Спенсер.

— Я хочу прочесть из него один абзац, — заявил Биллинджер. — Вы говорите здесь о члене сената Соединенных Штатов сенаторе Аароне Купе. Я цитирую: «Он [сенатор Куп] начал драку — может быть, с добрыми намерениями, не знаю. Значит, нужно было выйти из нее победителем, иначе могла серьезно пострадать его политическая карьера. На карту было поставлено его место в сенате. Он нуждался в рекламе». — Биллинджер окинул взглядом зал и продолжал читать медленно и выразительно: — «И вот, леди и джентльмены, сенатор Куп заработал эту известность, такую же известность, какую приобретает убийца, убивающий ни в чем не повинного человека». Кавычки закрываются. — Биллинджер отложил вырезку в сторону. — Это очень сильные выражения, мистер Донован.

— Да, сэр.

— И они применены вами к одному из наиболее выдающихся членов сената Соединенных Штатов Америки, к человеку, посвятившему всю свою жизнь служению на благо американского народа.

Наступила пауза.

— Я полагаю, — заметил Биллинджер, — вы признаете правильность прочитанной мною выдержки?

— Да, сэр.

— У вас действительно было такое мнение о нем в то время?

— Да, господин председатель.

— А теперь вы переменили свое мнение, мистер Донован?

— Нет, сэр.

— Вы хотите сказать, — воскликнул Биллинджер, и лицо его перед телевизионной камерой выразило величайшее изумление, — вы хотите сказать, что и сегодня сравнили бы сенатора Соединенных Штатов с убийцей невинного человека?

— Возможно, что сегодня я сформулировал бы свою мысль иначе, — ответил Спенсер, — но своего мнения я не изменил.

— Спасибо, мистер Донован, — поблагодарил Биллинджер. — Ну а сейчас, если у кого-либо из членов комиссии...

— Господин председатель... — сказал Спенсер.

— Слушаю вас.

— Позвольте мне снова спросить, какая связь между делом Гордона Беквуда, моим мнением о сенаторе Купе и целью сегодняшнего заседания?

— Свидетель обязан согласиться с тем фактом, что комиссия сама определяет линию допроса, — ответил председатель. Затем он повернулся к Корнелу и кивнул ему головой.

Корнел взглянул на листок бумаги, который был у него в руках. Спенсер не мог его разглядеть, но ему показалось, что эта какая-то фотокопия; возможно, фотокопия его письма.

— Мистер Донован, — начал Корнел, — когда вы выступали в качестве защитника мистера Беквуда после ухода из названной вами адвокатской фирмы, вы, как я полагаю, получали гонорар за свои услуги?

— Да, получал, сэр. — Конечно, это было его письмо!

— Вам заплатил сам мистер Беквуд?

— Да, сэр. Он внес некоторую сумму вначале, когда я занялся его делом, а после его смерти еще какую-то сумму в счет моего общего гонорара уплатила мне миссис Беквуд.

— Вы получали какую-нибудь дополнительную плату из других источников?

— Нет, сэр.

— Гонорар, полученный вами от мистера и миссис Беквуд, был единственным вознаграждением за ваши услуги в качестве адвоката?

— Да, сэр.

Корнел взглянул на Биллинджера, и тот небрежно спросил:

— Что бы вы ответили, мистер Донован, если бы я сказал вам, что мы располагаем сведениями, согласно которым вы якобы получали деньги из определенного источника, близкого к правительству Советского Союза?

— Я бы ответил, господин председатель, что это ложь.

— По тем же сведениям, вы вступили в тысяча девятьсот сорок пятом году в коммунистическую партию.

— Я уже давал показания на этот счет, сэр.

— Вы показали, что не состоите и никогда не состояли членом коммунистической партии.

— Да, сэр.

— И вы по-прежнему подтверждаете свои показания?

— Господин председатель, — резко заявил Спенсер, — перед тем как отвечать на вопросы, я давал присягу. Я и сейчас нахожусь под присягой. Если комиссия сомневается в том, что я говорю правду, то я предлагаю комиссии на основании имеющихся у нее данных доказать мою виновность и передать дело в суд для привлечения меня к ответственности за дачу ложных показаний. А до тех пор прошу комиссию считать, что мои показания, данные под присягой, полностью соответствуют действительности.

В зале снова послышались отдельные хлопки, но они тут же прекратились, как только председатель постучал молотком.

— Мистер Донован, — произнес Биллинджер, — вы сами попросили назначить слушание вашего дела, и комиссия предоставляет вам возможность ответить на обвинения и полностью себя реабилитировать. А если вы находите, что некоторые вопросы повторяются, то, уверяю вас, их задают лишь в ваших интересах и в интересах истины.

— Благодарю вас, господин председатель, — ответил Спенсер.

— Господин председатель, разрешите мне задать вопрос свидетелю, — обратился к Биллинджеру конгрессмен Нисбет.

— Пожалуйста, конгрессмен.

— Я хочу на минутку вернуться к делу Беквуда, мистер Донован. Чтобы защищать Беквуда, вы оставили довольно выгодную работу, не так ли? Я не думаю, что эта перемена оказалась выигрышной для вас в материальном отношении.

Конгрессмен взглянул на Спенсера, ожидая ответа. Но Спенсер молчал, и Нисбет заговорил снова.

— Мне кажется, что в данном случае вы поступили довольно необычно, необычно даже для человека с твердыми убеждениями.

Ему снова пришлось ждать. Наконец Спенсер сказал:

— Вполне допускаю, что вам так кажется, сэр, — он сделал ударение на слове «вам».

Нисбет энергично закивал головой.

— Конечно, мистер Донован. Так вот, вы не помните, хотя бы приблизительно, какую сумму составил ваш гонорар по этому делу — я имею в виду общую сумму?

Спенсером овладевала злость, но он сдержал себя.

— Могу заверить вас, господин конгрессмен, что сумма была не очень велика. К счастью, я всегда был обеспеченным человеком — после того как получил наследство, сэр, — и в известной степени могу позволить себе делать то, что мне нравится.

— Вы не помните точной суммы гонорара?

— Нет, сэр. Точной суммы я не помню. Но, если комиссия будет настаивать на получении такой информации, мне придется заглянуть в свои книги.

Нисбет повернулся к Баллинджеру.

— Господин председатель, может быть, мы выслушаем показания миссис Беквуд по этому вопросу?

Дуглас Мак-Кенни заерзал на стуле и медленно покачал головой.

— По-моему, в этом нет необходимости.

— Пожалуй, мысль неплохая, — заметил Биллинджер. Он взглянул на Корнела, который тут же нагнулся и начал что-то шептать ему на ухо. Выслушав Корнела, Биллинджер заявил: — Адвокат говорит, что пытался разыскать миссис Беквуд, но, оказывается, она уехала в Европу. — И, снова повернувшись к Спенсеру, он спросил: — Вы знали, мистер Донован, что миссис Беквуд уехала из США?

— Да, сэр. Несколько дней назад она позвонила мне и сказала, что уезжает.

— В то время, когда миссис Беквуд звонила вам, — несколько дней назад, как вы говорите, — она знала о... стоящей перед вами проблеме?

— Думаю, что да, господин председатель.

— Вы только думаете так или вы точно знаете об этом, мистер Донован?

Помолчав секунду, Спенсер ответил:

— Миссис Беквуд читала газеты и знала о выдвинутых против меня обвинениях, сэр.

— Ясно, — сказал председатель. — А вы обсуждали с ней... свою проблему?

— Вкратце, сэр. — Спенсер повысил голос. — Позвольте мне снова спросить, господин председатель, какое отношение имеют все эти вопросы к...

Биллинджер прервал его:

— Одну минутку, мистер Донован. Насколько мне известно, вы были другом мистера Беквуда. Вы доставили себе много хлопот, добиваясь возможности выступить в качестве его адвоката. Мне действительно кажется странным, что вдова Беквуда, зная о... о стоящей перед вами проблеме и, надо полагать, понимая, что ее присутствие могло бы оказаться для вас полезно, уезжает за границу именно в этот момент.

— Миссис Беквуд никак не могла предвидеть, что комиссия превратит слушание моего дела во вторичное слушание дела Гордона Беквуда, господин председатель! — воскликнул Спенсер, уже не скрывая своего гнева.

Биллинджер драматически поднял брови, подставляя телевизионным камерам спокойное и благодушное лицо.

— Я полагаю, мистер Донован, что ваше заявление несправедливо. Мы здесь пытаемся установить определенные факты. Не забывайте, что вы сами попросили выслушать вас. К сожалению, дело Беквуда является частью вашего прошлого и, по мнению комиссии, очень важной частью.

Спенсер почувствовал, что в течение последних десяти минут его положение медленно ухудшалось. Под сомнение и подозрение брались даже самые простые факты. Прошло уже почти сорок минут, а телевизионная передача была рассчитана только на час. Он должен изменить характер допроса и успеть изложить историю с письмом до конца передачи.

Спенсер глубоко вздохнул.

— Господин председатель, за все время заседания комиссия выдвинула против меня два обвинения. Одно из них состоит в том, что мой гонорар по делу Беквуда выплачен якобы русским правительством, а другое в том, что я в тысяча девятьсот сорок пятом году якобы вступил в коммунистическую партию.

Биллинджер кивнул.

— Я упомянул только эти два пункта, мистер Донован, потому что, по мнению комиссии, мы должны предоставить вам возможность дать показания по существу некоторых конкретных утверждений.

— Я ценю это, господин председатель, — сказал Спенсер. — Судя по ходу заседания, все материалы, имеющиеся в распоряжении комиссии, заключаются в этих двух обвинениях, я хочу сказать — только в этих двух обвинениях.

На лице Биллинджера появилось озадаченное выражение. Он взглянул на Корнела, который сидел с встревоженным видом и напряженно наблюдал за Спенсером.

— Мне кажется, сэр, — продолжал Спенсер, — можно с уверенностью сказать, что в данном случае речь идет о тех же самых материалах, которые дали повод ФБР начать следствие по моему делу.

— Ничего не могу сказать, — медленно произнес Биллинджер.

— Это вполне конкретные обвинения, как вы сами указали, господин председатель, — снова заговорил Спенсер. — В них упоминаются тысяча девятьсот сорок пятый год и русское правительство. Оба обвинения содержатся в анонимном письме, посланном двенадцатого апреля текущего года в вашу комиссию в Вашингтон. — Он вынул копию своего письма из портфеля. — У меня есть копия этого письма, господин председатель.

Сидевшие на возвышении конгрессмены заволновались, а Корнел быстро поднял голову.

— С вашего разрешения, господин председатель! — воскликнул он и, обратившись к Спенсеру, заявил: — Это грубейшее нарушение процедуры, мистер Донован! Я хочу спросить вас, где вы раздобыли копию письма, хотя должен сказать, что вы имеете полное право не отвечать на мой вопрос.

— В данном случае я как раз не хочу воспользоваться этим правом, сэр, — ответил Спенсер, — и представляю комиссии копию в качестве доказательства. Вот второй экземпляр этого письма, напечатанный через копирку, Это письмо написал я сам.