Дети Богов

Аминтас

Игривый огонь умиротворяюще потрескивал бревнами в широком камине, наполняя комнату уютом и теплом. Из-за едва приоткрытого окна периодически раздавались приглушенные звуки разбивающихся о скалы могучих волн и завывание холодного ветра. Забившись под меха, Аминтас ленился подниматься с перины, несмотря на поздний час и предстоящие важные дела. Он испытывал горечь утраты и раздирающую сердце боль, но не мог понять причину своих страданий. Лежащая рядом обнаженная жена тихонько сопела, нежно обнимая мужа рукой, однако даже ее успокаивающие прикосновения не избавляли от тревоги как обычно. Какая-то вещь неустанно волновала его и, казалось, не существовало способа умерить терзания.

Десма проснулась от ерзающего в постели и что-то шепчущего мужа — стоило их взглядам пересечься, как напряжение передалось и ей.

— Наварх, вы очнулись! — вдруг обрадовалась она.

— Что?

Лицо женщины стало стремительно изменяться: нежные черты лица огрубели, округлости заострились, аккуратные скулы выступили наружу, а на гладком лбу появились морщины и шрам.

— Слава Прометею!

В постели с Амином лежала уже не Дес — он закричал от ужаса.

Мужчина вскочил с разложенных на земле тряпок и стал растерянно озираться по сторонам. Все было как дома: вокруг зеленел лес, впереди бушевал океан, а под ногами лежал серый, смешанный с галькой песок. Только деревья обуглились, море утихло, и берег пестрил оранжевым цветом — Афемеон находился во многих милях отсюда.

— Жар не спадает!

Аминтаса силой уложили обратно на спину и прижали к его лбу мокрую ткань. Он кричал сквозь зажатый рот и сопротивлялся, безуспешно пытаясь вырваться из крепких рук неизвестных, чьи лица не удавалось рассмотреть из-за яркого солнца и расплывчатого после сна взгляда.

— Тише-тише, — раздался знакомый голос Хейдса прямо над ухом.

Услыхав товарища, Ликайос выдохнул с облегчением и послушно затих, успокаиваясь после причудившегося кошмара — едва сердце перестало бешено колотиться, как Амину сразу вспомнились возвращение в лагерь, мучительный спуск с горы, окружившие их с Калипсо монстры и все остальные предшествующие этому события.

Наварх осторожно сел, облокотившись на лодку. Над ним нависли пережившие два насыщенных дня остатки людей, не знающие, как быть дальше, и переживающие за здоровье своего лидера больше, чем за самих себя. Их количество заметно сократилось по сравнению с тем числом, что называла Кали прошлой ночью — за оползнем последовала еще одна беда.

— Воды! Подайте воды.

Никон торопливо передал ему полный бурдюк.

Вдоволь нахлебавшись, Аминтас прикрыл веки. Утолив жажду, организм тут же потребовал отдыха и сна — ему были необходимы покой и должное лечение, чтобы затянуть раны и одолеть подхваченную простуду. Команда очень хотела дать мужчине оклематься, но не могла позволить себе растрачивать драгоценное время на ожидание, пока последние часы жизни ее членов быстро утекали, как у почивших собратьев до этого. Их осталось всего двенадцать, не считая лидера, и они вот-вот грозилось потерять еще нескольких товарищей: трое оставшихся в лагере из-за плохого самочувствия солдат, семеро покоривших вершину везунчиков, храбрая Лисица и не иначе как свихнувшийся Одиссеус. Он должен был бежать прочь после возвращения Амина, но почему-то не испугался грядущей кары.

— Хватит таращиться! — хрипло прогремел Ликайос. — Возвращайтесь к работе!

В глазах подчиненных читался жгучий стыд за совершенное деяние: они отчаялись искать наварха и покинули место камнепада, отправившись набираться сил, пока тот яростно сражался за выживание в одиночку. Отныне ужасная ошибка, которой нет оправдания и прощения, всегда будет тянуться за ними порочащими достоинство воина слухами и насмешками. Тем не менее Аминтас не чувствовал себя преданным и совсем не злился, пусть жалкий вид команды и раздражал его — остров отрицательно влиял на каждого человека, кто посмел вторгнуться в его границы, вытягивая наружу все самое худшее, что только способны скрывать честные и благородные люди.

— Аркас, подойди.

Юноша не послушался предыдущего приказа и продолжил безмолвно стоять вдалеке, виновато опустив голову. От его наглости и неуважения не осталось и следа: губы подрагивали, брови были нахмурены, оробелый взгляд устремлен вниз. Он хотел провалиться сквозь землю от испытываемого позора и страха перед неизбежным наказанием.

— Почему несостоявшийся убийца еще не сбежал? Я хранил горькую правду достаточно долго, чтобы ты мог окончательно потерять честь и без чьего-либо ведома покинуть лагерь.

— Я совершил страшное преступление против всего государства, подло передав одного из лучших военных, что только числится в рядах Прометея, в руки жестокой судьбы. Мне нет пощады, но я молю ваше великодушие предоставить второй шанс. Шанс искупить вину. — Одиссеус говорил искренне и по-настоящему раскаивался в грехах — из его глаз непроизвольно потекла скупая слеза, и он упал на колени, более не в силах возвышаться над собеседником. — Несомненно, я зашел слишком далеко, возомнив себя неведомо кем. Мною двигала слепая ярость и твердая уверенность, будто все вокруг ничего не смыслят в кровавом ремесле и окружающем мире. Сплошь дураки! Однако я желал как лучше, верил, что справлюсь лучше вас. Казалось, будто все решения лежали на поверхности, но первое же испытание доказало обратное: команда была разбита из-за неверных действий с моей стороны.

— Куда ты завел войско, Одис?

— Я не позаботился о должной обороне по возвращению в лагерь. Ночью… ночью, — запнулся он, — многих не стало. Монстры подкрались незаметно и зажали нас в тиски. Едва мы успели схватиться за мечи и прыгнуть в шлюпки, как они разлетелись в щепки от ударов обитателей морских вод. Кровь полилась рекой, а собратья начали падать мертвыми телами один за другим — каждая оброненная в бою багровая капля Смотрящих на моей совести. Мы сражались как звери, отличаясь от них одним лишь железом в руках, однако, существенно уступая в численности, все равно терпели поражение. Стремясь разделить созданий из плоти Богов на группы и избавиться от нескончаемого натиска, я приказал разбиться на два отряда и отступать на север и юг, покончив с неразберихой. Понеся колоссальные потери, команде удалось отбиться, но она тут же лишилась новоиспеченного наварха по его собственной воле.

Конечно, Аркас не знал, что внезапное нападение не являлось его оплошностью — живность бежала от разрушительного пожара, учиненного вымотанными Аминтасом и Калипсо, которые в тот момент не думали о последствиях. Юноша храбро отразил атаку и спас увязнувших в битве солдат, приняв верный стратегический ход. Тем не менее никакая заслуга уже не изменит содеянного.

— Трус! Тебе хватило смелости бросить меня умирать и взять командование над людьми, но не хватило яиц принять их погибель как свою ошибку и тотчас не скинуть с плеч ответственность за выживших товарищей. Ты всегда мнил себя великим воином, не знающим трудностей и преград — даже мудрейший Прометей всего лишь старый болван по сравнению с гением военного дела Одиссеусом! Только стоит ему дорваться до настоящих сложностей, как вместо громких слов слышны либо сетование и скулеж, либо злобные крики и невыносимое брюзжание. А догадываешься, что меня всегда злило больше всего? — Ликайос схватил Одиса за волосы и зашептал ему на ухо. — Ты можешь стать тем, кем пытаешься казаться, если, наконец, поубавишь свое самомнение! Хоть раз поступи согласно советам опытных наставников, и ты удивишься, как скоро станешь называться лучшим навархом на Гаиа.

— С-смогу? — выдавил из себя Аркас тихим дрожащим голосом. — Значит, я все еще в рядах Смотрящих?

— Такой умный и такой дурак — орел, но всего лишь птенчик. Ты оступился. Непростительно оступился, но сделал это потому, что изо всех сил старался принести пользу. Ты не хотел моей смерти, считая ее вынужденной для спасения остальных, а теперь ожидаешь, что я намерено поступлю с тобой так же? Одиссеус Аркас отныне всегда будет носить клеймо предателя, однако он все еще находится под моим предводительством и не понесет наказания вплоть до возвращения в Афемеон.

— Благодарю, спасибо! — Он вновь едва не плакал, на этот раз от облегчения.

— Заткнись, Одис! Займись делом.

Ликайосу требовалось немного времени в одиночестве, чтобы собраться с мыслями и поэтапно обдумать дальнейшие действия отряда — их положение было в разы хуже, чем после атаки Гидры. Следующая ночь на берегу неизбежно станет последней: они не удержат оборону, не дождутся отправленных вслед из столицы кораблей и не предупредят их о таящейся в пучине угрозе. Лидер, как и прежде, ясно понимал, что следует предпринять, чтобы увидеть завтрашний восход, но теперь в нем отсутствовала уверенность в удачном исходе задуманного. Он потерял почти всех подчиненных, а те, кому повезло выжить, истощены и ранены — ревущее о помощи существо станет их спасением или приведет к кончине. Амин искренне верил, что найдет ответы на накопившиеся за последнюю пару дней вопросы в недрах земли, и жаждал узнать всю правду об островах, одновременно с тем разумно страшась ее.

От тревожных размышлений мужчину отвлекла Кали, принеся ему еды.

— Вам нужно набраться сил. — Она присела рядом.

— Лисица, ты делаешь для меня слишком многое. Ума не приложу, какими благами тебя одарить за все заслуги перед государством.

— Для начала поешьте.

Аминтас смутился, услышав громкое урчание желудка, и только сейчас осознав, как сильно хочет есть: он принялся уплетать пищу за обе щеки под внимательным взглядом девушки. Она терпеливо дождалась, пока проголодавшийся наварх позавтракает, и только после этого завела разговор.

— Вы выглядите задумчивым. Принявшие поражение люди обычно не обременяют себя думами.

— Кто сказал, что я сдался?

— Вы. Позавчерашней ночью.

— И верно, — вспомнил Амин. — Теперь все зависит не столько от веры, сколь от уготованной судьбой участи — новое испытание погубит нас, а неожиданная находка спасет. Во мне теплится надежда на лучшее, если ты об этом, пусть она ни на что уже и не влияет.

— Тогда отправимся на зов. О спасении или о готовящемся пире на человеческих костях.

— К несчастью, нам не оставили иного выбора.

Калипсо хотела задать ещё один, очень тревожащий ее вопрос, но никак не могла найти уместных для столь щепетильной темы слов.

— Наварх, то, что произошло между нами в лесу… — Она замялась, не в силах продолжить фразу.

— Поступок, на который не хватит храбрости ни единому хваленому Герою. Ты выросла незаметно, в тени могучих мужчин, и совсем скоро, внезапно для меня, достигнешь мастерства лучших воинов — вероятно, даже поведешь в бой полноценную команду.

— Нет же! — Лиса смутилась пуще прежнего. — Я про поцелуй!

— Какой поцелуй?

— Да мы ведь с вами… поддались чувствам! — зашипела она и тут же отстранилась, догадавшись, в чем дело. — Прошу прощения. Не знаю, что на меня нашло.

— Мы целовались или нет?

— Нет, конечно нет. — Кали неестественно засмеялась, еле сдерживая слезы. — Вот глупости!

Она резко подскочила, развернулась и поспешила уйти прочь, задыхаясь и хлюпая носом.

— Дурная девчонка, нашла, о чем сейчас говорить.

Черные столбы дыма вдалеке до сих пор вздымались к небу: ночью огонь выжег внушительную часть леса близ берега, а затем продолжил бушевать за горой, нещадно уничтожая остатки растительности острова. Лишившиеся родного пристанища монстры напали на лагерь от страха и безысходности, без разбора разворотив все вокруг. Они сломали лодки, порвали одежду и зубами откупорили бочки с провизией, жадно поглотив почти все запасы. Пристанище едва ли удалось восстановить после атаки: солдаты соорудили из досок и тряпья с десяток кольев для обороны, собрали в кучу щепки и бревна, чтобы вновь развести костер, а после проведенной ревизии выяснили, что пропитания, как и подходящей для поддержания большого огня древесины, с натяжкой хватит на сутки.

Возвращение Ликайоса воодушевило Смотрящих, несмотря на всю безысходность положения, в котором они оказались. Всем было очевидно, что наварх одержим таинственным существом — отнюдь не всех подчиненных устраивала его нездоровая мания, однако теперь они скорее доверятся обезумевшему лидеру и примут смерть в ловушке плечом к плечу, нежели сдадутся и закономерно погибнут в бестолковом бою.

Аминтас прислушался к голосу в голове. Он не сошел с ума, ему не чудится — существо находится неподалеку и просит прийти. Оно прилипло к нему, словно верный пес, сношающий ногу хозяина, без конца отравляя его разум.

— Отец, — шепотом обратился Амин к небу. — Я бы отдал многое, чтобы увидеть тебя прямо сейчас и поговорить по душам, но собираюсь еще немного побороться с заждавшейся очередного Ликайоса смертью. Прошу, дай мне сил, защити от тех, кто всегда губил нашу семью. Ты родил меня, ты воспитал меня, обучил всему, что знал — помоги теперь преодолеть то, с чем сам не сумел совладать. Прометей, великий Бог, мудрейший из Титанов, открой мне свои знания, позволь увидеть будущее и принять исключительно верные решение. Позволь своему протеже вернуться домой и позволь обнять маленького сына, больше всего на свете желающего провести хоть немного времени с папой. Благодарю вас обоих, я никогда не забуду оказанной в трудную минуту помощи.

Насладившись, вероятно, последними минутами спокойствия, Аминтас нехотя поднялся с песка и, прикладывая огромные усилия, чтобы не потерять равновесие, оценил состояние поврежденной ноги. Конечность отзывалась болью при каждом шаге, но опухлость почти сошла на нет — травма чудом не обернулась переломом.

Всего несколько преодоленных футов вызвали у ослабленного простудой Ликайоса головокружение и потемнение в глазах, поэтому он поскорее обратился к команде.

— Вставайте, пора уходить!

— Наварх, осторожно! — Хейдс подлез ему под руку и взвалил часть веса мужчины на себя. — Вам следует хотя бы немного отдохнуть, прежде чем отправляться в дорогу. Спешкой вы только быстрее убьете себя.

— Нам нечего делать на побережье, кроме как ждать погибели. За несколько часов лучше никому не станет, а драгоценное время уйдет. Не бойся за меня, Хейд — я справлюсь.

Лагерь засуетился: люди стали нагружать себя оружием погибших собратьев, одеждой и освежеванными шкурами, выталкивать уцелевшие лодки в воду и раскладывать в них съедобные припасы из бочки. После боя в их распоряжении осталось всего две шлюпки, и Амин внимательно следил за тем, чтобы вес в них был распределен строго поровну. Он отыскал палку покрепче и вернулся на прежнее место, откуда открывался отличный вид на работу подчиненных, принявшись стругать древесину, чтобы получилась удобная трость.

Смотрящие быстро покончили со сборами и стали рассаживаться в лодки. Аминтас занял место на носу как направляющий, могучий Хейдс сел на весла, захворавший Эрато расположился позади него, а остальные расселись по бокам. Похожую посадку использовали и на второй шлюпке: она позволяла сохранить маневренность на воде и не пойти ко дну на первой же волне. Команда отплыла от берега на совсем небольшое расстояние, в надежде, что их не выбросит обратно на сушу, а морские чудища не заметят скромный отряд. Ликайос не знал точного расстояние до жилища неведомого создания, но предчувствовал, что путь вряд ли займет больше четырех часов.

После ночных событий округа замолчала, вновь погрузившись в нездоровый сон. Лес, ранее казавшийся могучим и неприступным, сейчас имел болезненный, понурый вид, засыхая прямо на глазах. Наблюдая печальную картину, наварху вдруг подумалось, что виной нехарактерному поведению Одиссеуса, Калипсо и остальных солдат, а также атакам обычно страшащихся издать лишний звук монстрам лежит на нем. Разумное нечто намеренно выбрало Амина, заинтересовав его своими способностями при первой встрече, далее заманив на остров и, в конце концов, вынудив наведаться прямо к нему в логово. Существу требовалось воздействовать лишь на лидера, чтобы получить желаемое — нетипичное поведение находящихся поблизости с мужчиной людей и животных было следствием слишком сильного влияния.

Центральный остров, откуда раздавался зов, имел живописные пляжи и преимущественно холмистый рельеф, всего в паре мест плавно переходя в невысокие горы. Подъем обещал быть легким, но долгим, что вполне устраивало измученную команду, уже сполна испробовавшую всю тяжесть лазанья по камням. Подплывая к побережью, лодки едва не перевернулись на высоких волнах, но выдержали страшные удары морской стихии о борта и благополучно доставили воинов к суше. Ступив на землю, Аминтас застыл, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

— Вы правда чувствуете его присутствие столь отчетливо? — Хейдс говорил тихо, чтобы остальные не смогли узнать, о чем они говорят. — Вы уверены, что это происходит наяву? Не является ли слышимый исключительно вами голос последствиями ушиба головы после падения? Там, на вершине, мы все были охвачены страхом, однако сейчас вокруг витают лишь отголоски тех ужасных эмоций.

— Не поддавайся сомнениям. — Наварх даже не повернул головы. — Это не галлюцинации и не выдача желаемого за действительное. Я знаю, почему выбор пал на меня.

— Тем не менее вы не можете сказать, что случится дальше. Вдруг впереди нам уготована участь похуже смерти? Не лучше ли достойно принять погибель, чем бежать от нее?

— Нет. — Амин был непреклонен.

— Тогда вам не следует спускаться в убежище подземного существа в подобном состоянии. Мы самостоятельно справимся с таящимися внутри испытаниями, если таковые встретятся.

— Вести войско это моя обязанность перед собой, командой и государством. Лидер не достоин называться таковым, если в трудную минуту бросает собственных людей на произвол судьбы. Мы либо вернемся домой, либо умрем, но так или иначе сделаем это вместе.

Мужчина с поднятыми от влажности вверх длинными черными волосами, толстыми резко восходящими бровями, вечной ухмылкой и всегда хитрыми глазами сейчас выглядел непривычно потерянным. Он нервно сжимал правой рукой в красной перчатке меч с металлическим навершием в виде человеческого черепа, — единственным дозволенным украшением и одновременно амулетом Хейдса, — пытаясь совладать с охватившим его волнением.

— Я буду приглядывать за вами, чтобы не случилось беды.

Ликайос благодарно кивнул и двинулся вперед, наконец, определившись с маршрутом.

Отряду приходилось идти неспешно из-за упадка сил у простудившихся солдат и трезвой опаски напороться на стаю монстров. Еще вчера Смотрящие были способны отразить любое нападение, а сегодня молились, чтобы им повезло проскочить незамеченными мимо всех здешних охотников. Чем дальше они продвигались, тем больше их настораживала затухающая жизнь природы вокруг: трава на лугах пожелтела, редкая листва склонившихся к земле деревьев пожухла, а любой встреченный ручеек состоял из грязной непрозрачной воды. Дважды Аминтас устраивал короткий привал, чтобы выпить заканчивающиеся склянки с сомнительно пахнущими жидкостями и пожевать целебные травы, взятые из выброшенных на берег запасов, до этого находившихся в трюме на корабле — сдерживая тошноту от мерзкого вкуса снадобий, Ликайос ложился подремать на полчаса, после чего приказывал продолжать путь. Он без остановки потел, постоянно хотел пить и почти не различал дороги перед собой из-за слезящихся глаз. Подчиненные смотрели на наварха с жалостью, понимая, что ему вряд ли удастся выбраться с острова живым.

Поднявшись на внушительную высоту над уровнем моря, Амин вскинул согнутую в локте руку, остановив солдат позади. Перед ним располагался непримечательный выступ, сверху покрытый зеленым мхом, словно шапкой, а снизу состоящий из каменной породы костного цвета. Подойдя к обрыву, людям открылся головокружительный вид на вершину соседней горы, куда они забирались вчера: от следов последствий разрушительного оползня перехватывало дыхание, а сердце начинало стучаться быстрее.

— Это то место! Именно здесь находится источник моего беспокойства. Ищите лаз!

Пока воины разбрелись в поисках входа, Аминтас позволил себе насладиться будоражащим пейзажем и свежим воздухом. Скорее всего, в последний раз. Прометей был прав, когда не хотел посылать одну из лучших команд Смотрящих на разведку к неизведанным землям — Ликайос был прав, когда не хотел оставлять два груженных пехотой судна на произвол судьбы. В итоге они оба оказались неправы.

— Здесь проход! — вскоре раздался голос позади.

По телу пошли мурашки.

— Прощай, отец, и до встречи, папа!