Дева-Смерть (СИ)

Часть 2 Глава 1

Возвращение Девы-Смерти.

Ребята, мы снова пришли не туда…

Алькор.

Начало Месяца Рождения Зимы.

Аравинт.

1

Мрачный, опустевший Аравинт похож на свежее кладбище. Где навек похоронены твои близкие и любимые.

И даже голодные (или того хуже — сытые) вороны уже не носятся со зловещим карканьем. Давно разлетелись. Стало нечем кормиться.

Император Евгений подарил уже почти дисциплинированной армии Анри Тенмара беспрепятственный путь через границу Мидантии. А взамен отнял умного и проницательного кардинала-михаилита Иннокентия. Вернул лишь своего доброго, мягкого тезку.

В черных глазах старой Азы вечная печаль и мудрость поселились задолго до истинной причины безбрежного горя. Впрочем, разве прежняя жизнь мудрой ведуньи была безоблачной?

Зато тихая Риста осмелела. И перебралась к одному из веселых бьёрнландцев. Походной женой.

— Ты уверена, Элгэ? — Аза спрашивает даже не сурово. Просто грустно. Не у Ристы — у илладийки, лишившей старую ведунью всего.

Уверена в чём? Что не вправе рискнуть жизнью благородного Олафа? Да. У Диего есть еще Октавиан. А на банджаронском Алтаре — если Элгэ и впрямь связана с Поппеем — слишком велик риск гибели чересчур отчаянного бьёрнландца. А если связи нет — магия навек прикует их друг к другу уже с Олафом. А за что ему вечные, неразрывные оковы с не любящей его девушкой? И никогда — никакого права полюбить другую.

Позади — чужие дороги так до конца и не понятой Мидантии. И за что отец называл Элгэ «моя маленькая мидантийка»? Не с кем было сравнить, наверное. Императора Евгения не встречал.

Под копыта ложится теплая земля родного Аравинта. Разоренная, выжженная, обезлюдевшая.

Они оба изменились — Элгэ и Аравинт. И примерно в одном направлении. Хоть и вдали друг от друга.

Где ты, прежняя жизнь? Где такие логичные математики, витающие в облаках философы, утонченный Лоренцо Винсетти? Где прежние песни и радостный смех? Кармэн… мама была права: надо было веселиться. Пока всё вновь не стало плохо. Жаль, Элгэ осознала это только сейчас.

Илладийка долго — всю бесконечную опасную дорогу — гадала, на какой кривой козе подъехать к Анри Тенмару. Как хорошо будет смотреться на острой пике опухшая голова поганого Гуго!

А теперь она и так там. Если пресловутые вороны не склевали. Эрик Ормхеймский вряд ли церемонился, скидывая жирного соперника с Золотого трона. Жаль, до Элгэ отрадное зрелище не дотянет. Плюнуть бы напоследок — от души. И гнилые змеи с ним, с честным благородством в отношении мертвых. Они не стали лучше и чище от того, что сдохли.

А теперь благородный Анри обещал после спасенного Аравинта и припугнутого Мэнда двинуть многотысячную армию уже на родной Эвитан. И так захваченный-перезахваченный всеми, кому не лень. Подходящую кривую козу легко оседлал неглупый мидантиец Евгений. И договорился с Анри обо всём. В подробных деталях.

А вот впереди — внезапный шум. Усталое ржание и громкие голоса. Скорее веселые, чем тревожные. Прервали тягостную беседу с Азой.

Кончай пресловутых ворон ловить, Элгэ. Навостри уши — возвращается разведка. Как раз горячит коней!

И сколько же заразительного шума! И кажется или нет, что уезжало их меньше. Взяли свежих пленных? Вот Анри Тенмар обрадуется — когда сам вернется.

Но если прихватили застрявших в многострадальном Аравинте перепивших гуговцев — странно, что на месте же не допросили и не пристрелили. Зная горячего Конрада-то. Как и мстительную Эстелу. Да и саму Элгэ — будь она с ними.

Зато, судя по довольному смеху, среди своих тяжелораненых не прибавилось. Как и убитых.

А вот и нетерпеливый Кор. Живой, здоровый, без единой свежей царапины.

Торопится навстречу. Вместе с той самой Эстой. Тоже здоровой. Конь о конь. Красивая они все-таки пара.

И хмурится печальная Аза — верная подруга и врагиня. Почему? И уже не успеть спросить.

— Элгэ! Вот ты где!

Радостный-прерадостный Конрад. Кому? Кого…

— Ты не представляешь… — смеется он.

— Точно нет, — против воли усмехнулась илладийка. Нет, всё же улыбнулась. — Но буду рада от тебя услышать.

Кор точно не умеет тянуть. Улыбается еще шире. Веселее. Счастливее. Как прежде — еще в беззаботном Вальданэ. Дома.

Будто позади и впереди — и не выжженная Бездна без конца и края.

И не верится, что совсем недавно именно Конрада почти хоронили. И маленький, осиротевший Мишель мстительно твердил про Черную Деву.

Чудеса бывают. Но просить спасительного чуда от Олафа Элгэ не вправе. И даже принимать в дар непрошенным.

— Виктор и Элен нашлись! Посреди Аравинта! Представляешь?

— А остальные? — сердце бешено заколотилось. Пойманным соколом — об острые прутья клетки. — Грегори, Белла, Кармэн…

— Я не спросил… — чуть растерялся Конрад. — Это же не я их нашел. А бьёрнладцы не знали…

Бьёрнланды. Ну да — в караулы все ходят лишь со своими. И за квиринцами присматривают так же.

— Где они⁈

Элгэ кинулась вперед. Будто чувствуя спиной тревожный взгляд Азы. Острый, как у хищного кречета.

Что? С чего она вдруг… Всё же хорошо.

— Виктор! — илладийка даже успела протянуть руки. Как вольная птица — крылья.

Не кречет — чайка.

Виктор будто стал много старше. Похудел, построжел. Взгляд — совсем волчий. И хмурый.

— Элгэ! — в черных как южная ночь очах появилось что-то… прежнее. — Мне Конрад сказал, но я не поверил…

Взгляд Азы будто прожигает спину. Как она не отстала — в ее-то годы?

— Виктор! — Почему Элгэ вместо крепких, теплых объятий кричит? — Где Кармэн, где Арабелла⁈

Где мягкосердечный король Георг?

Во взгляде Виктора — уже не только ночь. Еще и ее тьма. И всё, что за ней. Бездна.

Или еще хуже — ничто.

И глухой-глухой голос:

— Погибли.

2

Элгэ сама виновата. Сама сделала глупость, когда кинулась на шею давно потерянному Виктору. Обнимать и утешать. Не видя ничего вокруг. Ладно — благородного Олафа. Ему ничего и не обещано. Но разве Элгэ вспомнила хоть на миг юного Октавиана? И заметила погасшее личико Элен?

А еще хуже, что его не заметил и Виктор. Просто пронесся мимо. К Элгэ. Такой же давно утраченной и внезапно обретенной.

И потом — когда его окружили старые друзья и… новые любопытствующие. Когда пришлось отвечать на сотни вопросов. И всё, что держало Виктора в реальности, — крепко сжатая им рука Элгэ. Судорожно стиснутая. Он так ее и не выпустил.

И когда все хоть ненадолго оставили их одних — в тесной палатке на двоих. И будто вернулась странная, горькая ночь по дороге в Аравинт. Когда горькие, злые слезы вымочили Элгэ рубашку — на обоих плечах, на груди. И разжать объятия Виктора — всё равно что его убить.

Опомнилась Элгэ отнюдь не тогда, когда следовало. Потом. Когда алтарное проклятие (если оно есть) уже не отвести. Поздно.

— Уходи! — запоздало всполошилась проклятая. Отстраняясь, как раскаянная жена от любовника — в дешевой комедии. — Виктор, я должна тебе рассказать…

Тогда он окаменел. Квиринской статуей. Или легендарной соляной. Видимо, ждал длинный список… связей. За время разлуки.

А дождался убитого Поппея и змеиного Алтаря Ичедари. И Площади Влюбленных. И древней легенды. И до кучи — Девы-Смерти. С ее танцующим безумием.

— Бедная моя! — первый и нынешний любовник Элгэ крепко сжал ее в объятиях. — Успокойся, всё уже позади. Всё кончилось. Мало ли, что ты увидела в бреду? Я сам думал, от горя свихнусь, слышишь? Будь ты рядом, всё случилось бы иначе… Какая же ты у меня храбрая!

— Виктор! — пристальный взгляд глаза в глаза. У Октавиана очи такие же черные — как южная ночь, но глубже и… спокойнее. А у Вика теперь горят больным, лихорадочным огнем. Как в горячке. — Виктор, ты меня слышал? Я могу быть проклята. Опасна для тебя. Ты погибнешь.

— Это без тебя я погибну! Мне плевать на все проклятия подзвездного мира разом, Элгэ. Да я сам себя убью, если снова тебя потеряю.

Шумит за тонким пологом палатки боевой лагерь. И одинокий ветер. Пахнущий гарью и горем ветер истерзанного Аравинта.

Где-то плачет Эленита. Утратившая последнее.

Но чем Элгэ будет лучше многих других — если отвергнет Виктора сейчас? Недавно потерявшего мать, сестру, дядю? Столько выстрадавшего?

Если позволит лишиться последнего и ему.

И почему кажется, что так уже было прежде? И нет — вовсе не по пути в тогда спасительный Аравинт.

Совсем в другом месте. В холодном Эвитане. В тоскливом плену.

В стылом особняке Мальзери, сером под старину. Когда обреченному Юстиниану было так холодно и страшно. Так одиноко. А вообразившая себя циничной, роковой красавицей Элгэ шептала ему сказки о солнечном Илладэне, потому что сердце рвалось от жалости. Но отнюдь не от любви.

3

Он поскребся к ней в палатку удивительно трогательно. Будто обычный незнакомый дворянин.

— Элгэ, я должен с тобой поговорить, — чуть застенчиво произнес старый почти друг. А для бедной Кармэн, может, и не «почти».

— Я здесь, святой отец. Ваше высокопреосвященство, — улыбнулась илладийка доброму, мягкому священнику.

— Элгэ, мне нужна ваша помощь, — просительно глянул он.

— Я честно постараюсь, святой отец, — илладийка не напряглась.

Что такого может у нее попросить безобидный кардинал Евгений? Слишком уж он мягок и добросердечен.

Но смелости отправиться в змеиную пасть ядовитой Мидантии у него хватило. Как и сил там выжить.

— Как ты знаешь, какое-то время я провел в Мидантии.

Пытаясь спасти родной Аравинт. Рискуя собой — каждый миг.

— Да. Почти в плену. Как мы все. Только мы — не в Мидантии.

Их Огненная Бездна была совсем другой. Но не менее опасной. И не менее отравленной.

Общие испытания всегда сближают. Даже если случились вдали друг от друга.

— Там я понял то, что прежде от меня ускользало. О чём я не хотел думать. Пока не встретил нынешнего императора Евгения. Тогда еще наследного принца.

При подлом узурпаторе-отце. И при заключенном в темницу и изувеченном законном короле — кузене. Мягком и начитанном Константине. Слишком добром для Мидантии. И вообще — для власти.

И вот теперь Элгэ насторожилась. Слегка. И не из-за любого из Евгениев.

Может, она уже сходит с ума — опять. Но… просто ли так им обменяли кардиналов? Забрали закаленного воина, вернули тихого, спасенного мидантийским императором церковника?

— Он — воистину образец правителя, — почти мечтательно вздохнул императорский тезка. — Удивительно благородный человек и удивительно благоразумный правитель. Для его лет, его времени, его страны.

Конечно, этот благоразумный и благородный аравинтского почти пленника спас. Но не стоит ли встревожиться, что законный кардинал Аравинта поет такие дифирамбы императору другой страны? Соседней. И очень могущественной.

— И сейчас Эвитану тоже нужен новый монарх.

Это понятно. Но, будем надеяться, добрый кардинал не предложит сейчас сдать Эвитан (и Аравинт заодно) благоразумной Мидантии в качестве послушных провинций.

Здесь сейчас нужен Анри Тенмар. А еще лучше — живая Кармэн. Не Элгэ.

— Армия без законного короля во главе — это просто кучка мятежников, — продолжает учить полумидантийку политике еще совсем недавно далекий от интриг человек. — Это понимает и Анри Тенмар. Но до недавнего времени у нас всех не было шанса.

А теперь все-таки зовем Евгения Мидантийского на царство? Вот только замотанному Анри лучше сейчас этого не говорить. Он все-таки честный патриот. И только что лишился любимой женщины. Тут не до стального терпения в выслушивании странных теорий. На грани прямого предательства.

— Элгэ, я с огромным уважением отношусь к Анри Тенмару. Но, боюсь, сейчас он не осознает всей серьезности нынешнего положения…

Анри не осознает⁈ Анри, только вчера выбивший пистолет из руки Рауля Керли?

Элгэ всё же смолчала. Потому что поняла. Аравинтский кардинал никогда прежде Анри не видел. Для него молодой Тенмар — лихой командир летучего отряда и пылкий любовник Прекрасной Кармэн. Осознать его как благоразумного (опять это слово!) политика и опытного полководца вот так, сразу — трудно. Особенно если ты сам — не политик и не полководец. Далеко.

— Ваше Высокопреосвященство, я тоже отношусь к вам с огромным уважением. Но ваш пресловутый император Евгений, которому вы поете хвалу, устлал себе путь к Пурпурному Трону телами всей своей семьи. В том числе, законного императора Константина. У Эвитана уже были такие правители — может, хватит?

— Мы не знаем, что именно произошло тогда в Мидантии — во время переворота. Император со мной не откровенничал. Лично я верю, что убийца Константина — принц Роман. Полубезумный садист — вроде Карла Эвитанского. Но даже если бы Евгений и в самом деле был убийцей и узурпатором, от нынешних правителей Эвитана его отличает умение вовремя остановиться. И ум.

— Последнее — не оправдание ни для чего. У меня был очень умный дядя-свекор. И от себя могу сказать, что лучше добрый дурак, чем сволочной умник.

Только вот кто есть кто сейчас? Что за прозорливый, расчетливый умник стоит сейчас за наивным, впечатлительным кардиналом? Сам расчетливый император Евгений? Они пересылаются? Или всё было обговорено заранее?

Причем бедное преосвященство ведь и впрямь может считать, что спасает свою страну.

И кого бы предупредить — чтобы не подставить искреннего бедолагу всерьез? А предупредить — надо.

— Элгэ, я же прожил в Мидантии не так уж мало, — мягко упрекнул кардинал.

— Я знаю, — мягко улыбнулась будущая предательница. — Вы, как и мы все, рисковали жизнью. Причем вы — добровольно, ради всех нас. Это дорогого стоит.

— Тогда поверьте мне — в отношении Евгения Мидантийского. Ему можно доверять. Знаете, это уж точно не аргумент в споре, но я был на его последней свадьбе. С его прекрасной кузиной Юлианой. Это было просто удивительно — брак одновременно по любви и по расчету. Высшая степень политической прозорливости.

— Или удачи. — Если, конечно, этот хваленый Евгений не научился влюбляться по заказу. А заодно и его прекрасная кузина. — Но неужели вы позвали меня сегодня, чтобы поговорить о Мидантии?

На той судьбоносной встрече Элгэ предпочла не называть свое имя. И потому видела императорскую чету лишь мельком. Больше издали приглядывалась к Мидантийскому Барсу с супругой. Тезке Октавиана.

И узурпатор Евгений илладийке не понравился. Есть в нем что-то… от Мальзери. И вовсе не от Октавиана.

Такие не влюбляются. И не горят. Иная у них стихия. И судьба — другая.

И неужели бедный кардинал — настолько романтик? И настолько жалеет, что сам любви лишен? Или… был влюблен в кого-то, только безответно?

Этак и впрямь увидит чувства там, где их и отродясь не было. И завестись-то не могли. Для такого нужно сердце.

— Простите, Элгэ, я никогда не умел правильно построить разговор. До сих пор у нас не было законного претендента на Золотой престол. Самое знатное происхождение было у вас с Анри Тенмаром, чуть уступает вам Конрад Эверрат. Но ни в одном из вас не течет кровь Сезарингов.

Спасибо, хоть новоявленного герцога Алексиса Марэаса Стантиса в законные короли не присылают. На основании знатности происхождения. В предках у Скорпиона были и императоры.

Наивный кардинал «не умеет построить разговор» — это точно. Особенно когда волнуется. Будем надеяться, не предложит сейчас династический брак Элгэ с Анри Тенмаром — по примеру хваленой сверхразумной Мидантии. Бедному Анри, только что потерявшему любимую женщину, вот еще лишь этого и не достает.

Как насчет организовать в Эвитане Республику? Как в Вольных Городах?

— Ваше Высокопреосвященство, простите, но я буду откровенна. Если хотите знать мое мнение: уния с Мидантией исключена. Анри Тенмара я уговаривать на такое не стану точно. Да, у нас нет законного короля — если Грегори и впрямь погиб…

— Увы, Анри Тенмар не готов в это поверить. Он не смог смириться со смертью Кармэн и цепляется за соломинку.

Да. Анри продолжает вести войска к разрушенному Тайрану. Он всё еще верит, что Прекрасная Кармэн, Грегори, маленькая Арабелла и остальные — живы. Живы и найдутся среди многочисленных беженцев. А даже если и нет — другим всё равно сейчас позарез нужна срочная помощь. Как когда-то — во взбунтовавшейся Сантэе.

Хуже, что чудесно спасшимся Виктору и Элен поверил капитан Рауль Керли. Элгэ никогда не думала, что железный медведь может сломаться. И это будет так страшно.

Возможно, Анри не верит в гибель всех еще и по этой причине. Или пытается не верить. И не ради себя. Слишком хочет вновь вдохнуть в старого друга жизнь и надежду. Вернуть его назад — прежним.

— Ваше Высокопреосвященство, если у нас нет короля — значит, мы пока обойдемся без него. И лично я не против коронации Анри Тенмара.

— Либо вас. Но вы не можете принять корону вперед брата и старшей сестры, а оба они — неизвестно где.

А Конрад не может взгромоздиться на Золотой трон вперед родного деда, ясно. А дед — в захваченном Эриком Эвитане. А знамя и символ должно болтаться впереди победоносной армии, а не сидеть в плену у врагов.

— Но вы оба — и ты, и Анри, — не видите очевидного выхода. Если бедный Грегори погиб, а Кармэн Ларнуа — нет, кто тогда получит корону?

— Кармэн, разумеется. Она — дочь короля Фредерика. Старшая.

— А если бедная Кармэн все-таки погибла?

Махровой дурой Элгэ себя обругала от души. В том числе, и за то, что сразу не сообразила, откуда растут ноги. С кем говорил Евгений, который не император (и не прозорливый политик!), до нее.

Кто тут еще, кроме Элгэ, наполовину мидантиец? С куда большим основанием, чем она.

— Анри прав. Кармэн вполне может быть жива.

— Элен Контэ видела ее смерть своими глазами.

— Элен Контэ потеряла сознание задолго до описываемых ею событий! — отрезала Элгэ. — И это тоже ее слова. Но даже если и так — ни она, ни Виктор не видели смерти Грегори Ильдани.

Как, кстати, и отчаянной малышки Арабеллы. Но ее тоже не коронуют вперед брата.

— Принц Виктор сумел выбраться из Тайранского дворца, чтобы встретиться с принцем Грегори, но…

— Вот именно. Он не сумел с ним встретиться. Они разминулись на разрушенных улицах. Это его же слова. Виктор не видел Грегори много месяцев. Не видел и его смерти. Ваше Высокопреосвященство, простите, но Анри Тенмар прав и здесь. Не рановато ли мы хороним нашего законного короля? Сезаринга — без всяких вариантов и условностей. Сына знаменитого Арно Ильдани.

— Дай-то милосердный Творец. Людям необходимо знамя борьбы, Элгэ. Тот, за кем они пойдут.

А Грегори не привыкать быть знаменем.

— До сих пор они прекрасно шли за маршалом Анри Тенмаром. Даже когда он еще был подполковником. Пойдут и дальше. Простите меня, Ваше Высокопреосвященство. Но, наверное, дело в том, что мы томились в плену в разных странах. Вы теперь идеализируете абсолютную монархию. А я наблюдала чехарду квиринских императоров. И могу точно сказать: без законного короля прожить можно. Нельзя — без сильного полководца и благородного человека. И еще — без честного церковника. А вот при них уже почти без разницы, на чьей голове нахлобучена корона с самоцветами.