Дева-Смерть (СИ)

Глава 7

Воцарение Зимы — начало Месяца Сердца Зимы.

Западное Море. — Эвитан, Лютена.

1

— Вит, выпей хоть глоток. — Этьен — хороший парень. И совсем юный. Ненамного старше Беллы. И рад, что сам может перехватить лишний глоток — тайком от матери и старшего брата.

Только пить неохота вовсе. Ни со своими, ни на шаткой палубе. Впрочем, бессмертные матросы гуляют в сухом трюме. И довольно тихо. Для никогда не покидающих корабль матросов. Устали за долгую жизнь? После-жизнь.

Столько до конца не умерших, как за последние дни, Витольд точно прежде не видел. Но единственная мерзость из них — Дохлая Змея.

— Спасибо. Вернусь — выпью. Пойду, подышу.

А то что-то опять не видно Арабеллы. А заботливую баронессу дергать не хочется. И без того вымоталась. Как и все они. Пусть передохнет и отвлечется хоть сейчас.

Хоть настоящая работа здесь только у вконец измученной Беллы. И слишком изнурительная — для ее хрупких сил. И неутихающего горя.

— Перепил? — натужно усмехнулся Этьен. А то не видел, что к вину Витольд не прикасался? Даже к разбавленному. — Ну иди, глотни ночного воздуха.

Полюбуйся огромными звездами. Здесь, посреди семи бушующих морей, на семи буйных ветрах, необычайно ярки все древние созвездия. Прямо не ночное небо, а… будущее поле грозной битвы, что ли? Где собрались все Небесные Воины разом.

Неужели их одинокая галера — и впрямь единственная выжившая? Старый друг Грегори, отчаянная Изабелла, невезучий король Георг — где вы? Куда вас унесло?

Первые дни корабль Изабеллы был виден. Порой — только длинные мачты и черные паруса на сине-сером горизонте, а порой — его приносило пенными волнами достаточно близко, чтобы можно было перекрикиваться. Перебрасываться шутками, теплыми приветствиями…. Воздушными поцелуями и обещаниями горячих объятий.

А после очередного шторма товарищей унесло прочь. И с тех пор — бесследно.

Уже вторую неделю как.

— Наши Галеасы не тонут, — хмуро бросил тогда просоленный ветрами бородатый матрос чуть старше Вита… был когда-то. — Найдутся. Бойтесь другого.

— Чего? — устало проронил бывший виконт Тервилль. Официально — давно покойный.

Почти как команда Проклятого Галеаса. Только не бессмертный.

И у него даже гроб в фамильном склепе уже есть. Не пустой.

— Мы не можем причалить. Нигде. Нет у нас такого Права. А вы едите нашу пищу, пьете нашу воду.

— Так из отдельных же бочек и ящиков… — предпочел уточнить Вит.

— Рано или поздно они опустеют, — вовсе даже не зло усмехнулся хмурый матрос. — Так уже было. И тогда вам останется только умереть. Или присоединиться к нам. Так уже было, — повторил он. — На Галеасе, куда ступил ваш старик. Там теперь команда гораздо больше. Дети даже подросли… мы ведь не совсем трупы.

— Сколько у нас времени? — побледнел тогда Витольд. И, может, обидел этим собеседника.

— Откуда же мне знать? Я ведь не колдун и не ведьма. Сила — это по вашей части… по части твоей черноглазой подружки. Когда ее сила и воля иссякнут — вы погибнете. От голода и жажды. Или пополните нашу команду.

Вит промолчал. Что тут уже скажешь?

— А если ты о древних байках, что к нам нельзя прикасаться, то расслабься, — захохотал вечно молодой матрос. — Бессмертие и посмертие — не дурная болезнь. Ею можно только от ледяных Детей Ночи заразиться. Или от Лунных. А мы — совсем из другой… байки. Вовсе из другой, парень. У нас и кожа теплая, и кровь горячая.

И впрямь протянул мозолистую руку. А Витольд ее пожал. Да, руки — теплее его собственных. Привыкли к ледяным ветрам.

— Да ты не дрейфь. Вижу, крепкий — грести сможешь. Мне как раз пригодился бы хороший, неглупый напарник. А то тут даже словом перекинуться не с кем — все друг друга за века давно наслушались как облупленные. А пополнение только на стариковой галере — да и то еще при твоем прадедушке.

Прямо как в многолетней тюрьме. Любой новый узник — ворох свежих новостей с недостижимой воли.

— Кстати, меня Гестием кличут, если что. И это — настоящее имя. Еще от бати с матушкой.

2

— Эй, парень. — Гестий то ли тоже предпочел ночное небо трюму, то ли выглянул специально ради Витольда. — Подружка твоя здесь, не ищи. Луной любуется. Помнишь тот наш разговор?

— Помню. Запасы пока не иссякли. Даже не начали.

— То-то и оно. Запасы не иссякли. А рассвету давно бы пора явиться.

А Белла здесь при чём? Уж на такой-то подвиг ее сил точно не хватит.

— Нам-то что? Нам и луна сгодится. И ночь не хуже дня. Да только слышал я о временах, когда утро не наступало долго. Смотри, парень. Успеть бы вам потом хлебнуть нашего рому да очень сильно к нам захотеть. А то мы-то уж точно лучше той гнилой змеюки, как смекаешь?

— Не пугай. Придет рассвет, никуда не денется.

— Ну ладно. Если что — мы в трюме гуляем. Вместе со славным капитаном. Не успеете доползти — громче орите. И за Галеас хватайтесь — он уцелеет. А мы уж к вам сами подберемся. Нас-то отсюда если и смоет, так быстро назад возвернет.

Есть живые, мертвые и те, кто в бурном море. Среди кипящих волн. В бесконечном море от края до края, что качает в утлой скорлупке Витольда Тервилля, сотни спасенных людей и безучастную Арабеллу. И нигде — ни далекой тени недостижимого берега. И ни малейшего следа другого паруса.

И где же быть Арабелле, как не здесь? Витольд удивится, найдя ее в другом месте.

— Я — кормовая фигура Корабля Призраков, — горькая усмешка застыла на бледных губах. Искусанных в кровь. — Так почему бы мне не сидеть на палубе?

На семи буйных ветрах. Среди соленых пенных брызг.

— Белла, сейчас ночь, — терпеливо произнес Витольд, усаживаясь рядом. — Ночь Воцарения Зимы. Лучше укрыться в теплой каюте…

Не будь Воцарения — Арабелле и не удалось бы ускользнуть. С грустного праздника. Почти совсем трезвого.

И вновь не видно далеких звезд. Ни единой. Куда-то вдруг враз исчезли с аспидного неба. Только слабый диск бледной луны — сквозь густые тучи.

И кое-где — неяркие фонари матросов. Давно пропавшим в древнем море тоже нужен свет. И зрение у них не кошачье. Как это всех сначала удивляло…

Больше ли, чем горячая кровь… не совсем живых?

Ничему не удивлялась лишь Арабелла. Потому что ей всё равно. Порой Витольд, не слушая, уносил озябшую девушку в более-менее сухую и теплую каюту. Вручал надежной заботе ворчливой и доброй баронессы Керли. А уже она заставляла поесть, как-то помыться, переодеться в сухое, поспать.

Арабелла подчинялась. Чтобы не спорить. На это у нее не было сил. Но при первом же удобном случае девушка вновь выскальзывала наружу. Но волю дикого ветра и шаткой палубы.

— Если ты погибнешь, призраки уничтожат всех, — попытался воззвать Вит к ее жалости. — И посмертие будет таким, что взвоет сама Огненная Бездна. Зачем тогда вообще было выходить в море? Умереть мы могли и в Мэнде.

Помогло. Но не воскресило. И не зажгло даже тусклой искры надежды.

Арабелла согласилась жить и оставаться здоровой, пока Проклятая Галера не причалит к безопасному берегу. Чтобы спасти других. Дать им продержаться.

У Грегори не было другого выхода. И он поступил как истинный король. Как благородный правитель и героический спаситель сотен обреченных. И как паршивый муж и возлюбленный. Так почему же Вит не только не возразил, но еще и первым это предложил? Затащить сюда несчастную, осиротевшую девочку и превратить в «кормовую фигуру» мертвой галеры древних призраков?

И он сам — ничуть не лучше и не добрее Грегори. Потому что точно так же оставил любимую Алексу одну в чужой Лютене. На попечение доброго кардинала Александра. Якобы для ее же блага.

Только когда твое сердце истекает кровью, рядом нужен тот, кто дороже и ближе всех, а не его заботливый друг и не добрый, благородный кардинал.

— Вит… — вдруг тронула его руку Арабелла.

Какие же холодные у нее пальцы. Вечно мерзнут.

Что она заметила? Знакомый парус? Да откуда бы ему взяться? И откуда Белле видеть в кромешной тьме?

— Рассвет, Вит… Смотри — на горизонте. — Так вот почему все звезды вдруг скрылись в глубокой мгле. Так всегда бывает — на самом пороге утра. — А я почему-то думала: он уже не придет.

3

Наверное, Ирия не спала слишком долго. И еще дольше не могла успокоиться. Как одержимый бредовыми видениями. Мечешься, покуда жив. Выжимаешь последние остатки неведомо как сохранившихся сил.

А потом на груди героической кузины рыдала чудом спасенная Тереза. И торжественно распахнулись крепкие ворота столь долго державшего осаду михаилитского монастыря. Превращенной в героическую крепость тихой обители кардинала Александра.

И он сам благословил нового короля. И многих других. И, кажется, при этом искренне плакал. И не только он.

А потом Ирия с освобожденной Терезой смогли обниматься и радоваться. И обнимать Алису, Соланж, Софи… И Алиса дала подержать маленького Рене. Неужели Чарли когда-то был таким же невозможным крохой?

А Эйда крепко обняла Дженни. А Бертольд Ревинтер — сына.

А Серж невообразимым взглядом уставился на нежную, прелестную Элен Контэ… и погас, узнав, что она замужем. И узнав, за кем.

Зато смыть черную краску с волос стало долгожданной радостью. Такой редкой. Снова стать прежней — дочерью Эдварда Таррента.

— Ирия, ты скоро? К тебе маршал Тенмар.

До чего же странно жить в одном доме с Алисой. Но разве не этого хотела сама Ирия? Не к такому стремилась? И… разве ее присутствие не успокоит Алису? Как и саму Ирию. Анри она доверяет полностью. Да и бедная Алиса — его кузина. И Ральф Тенмар хотел, чтобы одна его племянница приглядела за другой. А заодно присмотрят и за третьей — Терезой. И всей бабьей шайкой — за сыном Алисы.

Но вот кто такой этот новый король — Виктор Вальданэ?

Ну, кроме того, что Анри любил его благородную мать, а та любила Анри. Но это еще не делает пресловутого Виктора ни хорошим человеком, ни достойным королем.

А Ирия теперь ценна. Из-за проклятия древнего Альварена. А Виктор Вальданэ был пленником в мрачном Мэнде. И теперь волей-неволей верит в старые легенды. Умный король не захочет потерять талантливого маршала. Пока.

— Ирия… — голос кузины дрогнул слишком сильно.

Дикий ужас на бледном лице Алисы — не скрыть. Как и внезапную дрожь тонких рук. И хрупкого тела. Роды превратили бывшую принцессу в тень самой себя. Роды — и страх. Только он еще и не прошел.

— Что случилось? — Ирия протянула руки — подхватить. — Лекаря?

Ей угрожали? Или…. хуже⁈ Ребенку⁈ Что успел устроить очередной король?

Кузина отрицающе трясет белокурой головой:

— Случилось, но не со мной. Взгляни на себя в зеркало, Ирия.

Взглянула. Присмотрелась. Прищурилась.

Ну хоть новый монарх тут ни при чём. И чего Ирия на него вообще взъелась? Анри же Виктору Вальданэ доверяет. В конце концов, он знал нынешнего короля и прежде. Даже еще ребенком. Дольше, чем саму Ирию уж точно. И ей же Анри верит.

Позади, за обнаженным в вырезе алого платья плечом — испуганный взгляд Алисы.

Ей нужно улыбнуться как можно мягче.

Огромная древняя рама, старинная позолота. До боли родная. Вывезена из сгоревшего особняка Тенмаров. Там мало что уцелело. Потеряв Ирэн на почти целую ночь, Эрик порезвился вволю.

В итоге, все Драконьи племянницы разом заняли бывший особняк Ильдани на окраине Лютены. Пока Тенмарский отстраивается.

Эрика нет, старая рама осталась. И иногда кажется, что за плечом сейчас встанет Катрин, мягко проведет тонкой рукой по волосам. Успокаивающе улыбнется.

Но здесь только Алиса. И сейчас будет Анри. Уже на пороге.

Отражение усмехнулось. Грустно и понимающе. И что? Всё не так уж и страшно. Изменение не сделало Ирию уродливой. Скорее, очень странно красивой. Еще более пугающей.

Но показывать это не стоит. Почти никому. Волосы отныне придется красить всю жизнь. Конечно, у Анри седины вообще больше полголовы, но он все-таки не дама.

Будем надеяться, юной даме в таком виде он тоже не слишком удивится. Перекрашивать сейчас уже некогда. А к победному параду — успеем. И платья новые пошить, и прежнюю юность вернуть.

— Придется снова стать брюнеткой, — успокоила Алису Ирия. Натянуто улыбаясь. Недостаточно мягко. — Или золотистой блондинкой. А то и рыжеволосой. Всегда мечтала стать рыжей. Не самое страшное в подзвездном мире.

4

— Анри, я должна тебе кое-что рассказать. Надо было раньше, но я сама узнала слишком недавно.

А весть от Роджера Ревинтера не дошла. Не знала, куда идти. Не стоял на месте Анри Тенмар. Как и его победоносная армия.

Алое вино в мидантийских бокалах. Прозрачный хрусталь напоминает о морозной зиме древнего замка Тенмар. О снах об Исольде Лингардской. И об алой осени. О пронзительно-ярком закате. Лютены, не знойного Тенмара, но не настолько столица и севернее.

Вот в родном, неласковом Лиаре — там да. Всё, что могло, уже давно облетело еще раньше. Когда в теплой Лютене доцветали последние яростные астры, на стылом севере давно пожухла и съежилась листва под ногами. И замерзли даже самые стойкие травы.

Всё давно сникло и примерзло. Но не завьюжило. Вести с далекого Севера не лгут — припозднившейся зимы всё еще нет. Нигде. Даже в холодном Ормхейме.

— Это полынь? — узнал Анри знакомый вкус. Уже полузабытый Ирией.

— Да. Из погребов твоего отца. Гуго и Эрик разграбили не всё.

Один предпочитал чем слаще, тем лучше, а второй — пиво, крепкий ром и эль с далекой северной родины. Последнее, что еще оставалось от прежнего Эрика.

— Кое-что припрятали верные слуги.

Те, кто успели вовремя разбежаться. Ставшего родным особняка больше нет, остались лишь старое зеркало и крепкое вино. И странные сны. Но уже не об Исольде. Ее заменила Дева-Смерть.

А где-то далеко, возможно, еще стоит древний замок Тенмар. Вдруг старые стены оказались неподвластны огню? Безумный Эрик ведь прошел и там — огнем и мечом.

А бедная, пугливая Мари так и не нашлась. Как и ее ребенок. Он должен был родиться еще в теплой середине осени. Когда пленную Ирию везли в Лютену — в очередной плен. А потом держали в мрачно знакомом Ауэнте. В одной камере с былым врагом и нынешним верным другом. В полной неизвестности о судьбе едва обретенного брата.

— Ири, ты можешь сказать мне всё. Всё, что сочтешь нужным.

— Я знаю, Анри, — слабо улыбнулась она. — Насчет тебя — знаю точно.

Весть про легендарный Альварен Анри выслушал спокойно. Как и то, что теперь ему придется невесть как разводиться с и без того брошенной девчонкой.

Мысль, что Анри свежеиспеченную жену не любит, облегчения не принесла. Слишком уж бедняжке Контэ и без того пришлось несладко. Да и ревновать Ирия разучилась напрочь. К Прекрасной Кармэн не ревновала, а тут — к кому? Да и… будто выгорело всё в душе. И даже любовь — лишь тень ее прежней.

— Я отношусь к Элен, только как брат, — вздохнул Тенмар. — Как ее защитник. Возможно, это чем-то поможет.

Спасти Элен от древнего, неотвратимого проклятия? У кого бы узнать поточнее? У Девы-Смерти или у михаилита? Но смерть Эрика и бегство змеефанатиков должны были изгнать древнюю Богиню Тьмы. А призрачный михаилит приходит, лишь когда хочет. Не Джек ведь. И не Тариана. Но одного больше нет, а второй не пробиться в Лютену. На далекую чужбину. Своя ведь она, лингардская.

А монах ничем не связан. Его служение — добровольно.

И без любых слов ясно, что бросить Элен еще раз — всё равно, что убить своими руками. Слишком уж хрупкая. И несчастная. Невезучая.

Если только… Ирия вдруг поймала взгляд Анри. Вспомнит ли он сейчас, какими глазами смотрел на нежную красоту Элениты их общий братик Серж? Ирия-то всё заметила, а вот, с позволения сказать, законный муж…

Мужья часто видят последними. Особенно нелюбящие.

— Анри, я слышала, Его Величество решил принять на службу людей Эрика.

— Это правда, — маршал помрачнел. — Но деваться сейчас некуда. Мы согласились их помиловать и сохранить им свободу. При таком раскладе просто вышвырнуть их за ворота Лютены не поможет.

— Да, тогда они превратят Эвитан во второй Аравинт, — согласилась Ирия. — И придется их всё равно убить — только с куда большими жертвами. Но можно ли им доверять?

Тысячам людей, привыкших безнаказанно грабить и убивать месяцами. С другой стороны — не из таких ли Анри создал и собственную армию?

— Да. Ормхейм присягает сильнейшему. Эрик мертв. Выбора у них не осталось. Они снова дадут присягу, и Лютена вздохнет свободно.

Сама Ирия точно вздохнет свободно лишь в одном случае: когда на мерзлую, но всё еще голую землю упадет хоть одна снежинка. Самая первая. Хоть одна.

Хоть и непонятно, почему не уходит подспудная тревога. Продолжает упорно, исподволь грызть.

Подумаешь — снег запаздывает. Такое бывало и прежде. Зима меньше продлится. Что тут дурного?

Они ведь победили. Разве нет?