Дева-Смерть (СИ)

Глава 3

Эвитан, Лютена.

Начало Месяца Заката Осени.

1

Жюли хочется обнять, расцеловать, благодарить без конца и прикончить на месте — одновременно.

Потому что в змеиной Лютене Мирабелле опаснее, чем где-нибудь… но еще хуже в диких лесах, полных озверевшей солдатни и жадных мародеров. Потому что отчаянный виконт Мишель Витэ успел всех вывезти до появления преданного новой власти графа Веги-старшего. Всех, кого Мишелю поручил лучший друг Игнасио Вега. В том числе, дядю Ива с семьей. А вот Жюли идти теперь некуда, и они с Мирабеллой решили…

— Вы решили с маленькой девочкой ее лет? — первым не выдержал Роджер Ревинтер.

Не пригласить его Эйда не могла. Не у себя дома. И лучше уж младшего Ревинтера, чем старшего.

— Мирабелла — умница, — устало усмехнулась Жюли. Вымоталась она здорово. Даже глаза запали. А уж малышка… — Она точно знала, где мама. И требовала идти именно туда. А спорить с ней очень нелегко — в этом вы еще убедитесь, сударь. Лучше бы, конечно, нам к честным церковникам, но туда попробуй проберись…

К церковникам? Опять — к ним⁈ В стылую келью⁈ К сонной настойке и вечной Бездне для и без того настрадавшейся дочки⁈

Эйда крепче обняла малышку, поднося ей новую чашку теплого молока. Ест Мирабелла жадно, будто отберут. Бедная…

— Как… он? — едва не пропустила Эйда неуверенный вопрос Жюли.

— Игнасио Вега в Ауэнте, — понял Роджер Ревинтер. — О его казни ничего не слышно.

Девушка будто обрадовалась и поникла разом:

— Я… надеялась, он сбежал.

— Ты спасла мою дочь! — Эйда наконец определилась с намерениями. И крепко обняла найденную подругу. Вместе с Мирабеллой. Обеих сразу. — А я позабочусь о тебе, обещаю.

— Я тоже обещаю, — со своей стороны поддержал муженек.

— А сейчас тебе нужно как следует поесть, помыться и долго спать. Ты заслужила. Сударь, здесь ведь найдется комната для моей подруги?

— Конечно. Эйда, — так несмело Ревинтер еще не говорил, — можно мне подержать дочь? Совсем недолго? Я осторожно…

Мирабелла резко повернулась к нему. Зеленоглазый сорванец. Вылитая Ири в этом возрасте… нет, в более старшем. Эйда легко привыкла, что малышка выглядит взрослее своих лет, а вот остальные?

— Ты — мой папа? — требовательно глянула Мирабелла на непутевого… отца. — И где ты был до сих пор?

2

Страх ледяными червями ползет по коже. Мэндскими клыками вгрызается в кровь.

Стук колес королевской кареты — будто скрип кладбищенской телеги. Герб Сезарингов — будто насмешка. Висят над головой скрещенные клинки, готовятся рубить. И окна черным не задернуты, а спасать некому.

Нет смельчака, готового отбить добычу у змеиного конвоя из черных жрецов.

Ирия, соберись. Если древняя сила яростного Альварена и впрямь существует — почему не поверить, что она одолеет какую-то мертвую змеиную мерзость?

Как в сказке, где добро всегда побеждает зло? Хоть как, хоть когда, но непременно.

Ну ладно, допустим, мэндские змеи — и есть истинный Мрак подлунного мира, само воплощенное Зло и так далее. Уж не Добро и не Свет точно. Можно не сомневаться.

А Альварен — выходит, Добро? Да — в сравнении с мертвоглазыми служителями Дохлой Змеи.

Только почему победить при этом непременно должна Сила древнего озера, а? Потому что в это верит одна глупая драконья племянница?

А если даже и победить, то почему именно сейчас? Может, спустя сколько-то лет после гибели Ирии? И ее полного и окончательного забвения. Сколько храбрых героев и случайных негероев погибало даже в сказках, прежде чем очередному удавалось восторжествовать над судьбой?

Как жизни одолеть гнилую, снулую смерть? Что должно спасти и помочь? Вытянуть Ирию из зыбкой трясины оживших кошмаров Роджера Ревинтера?

Что поможет? Золотые глаза Джека над сонным лунным озером? Полынное вино, лунные свечи и древние книги Ральфа Тенмара? Единственный поцелуй Анри в осажденной келье над Альвареном… опять Альварен! Теплый шепот Кати, ее доверчивые глаза, твердое пожатие руки Октавиана, неугасимый илладэнский огонь в глазах Диего. Наивная доброта Жаклин, умная рассудительность Стефани. Прохладное белое вино в бокале в тонких руках Алисы, ее светлые волосы под рукой, стук ее испуганного сердца. Эйда с зеленоглазой Мирабеллой на руках.

Хватит ли этого, чтобы выжить, уцелеть, остаться собой? Выстоять.

Открытое алое платье уже не придает уверенности — оно жжет кожу. Будто притягивает черных пиявок. Мэндские Дети Ночи тоже предпочитали сосать кровь у красивых и сильных. Она горячее и вкуснее. Смерть всегда тянет к жизни.

Куда Ирию везут, в какую ледяную Бездну? Или, скорее, болотно-трясинную. Не лучше ли, пока можно, дотянуться до верного стилета и умереть сейчас? Собой. Куда уже тянуть-то? Река времени дальше течет не для Ирии. Спасать ее некому. Ральф Тенмар мертв, где Анри — неведомо. А папы нет уже давно.

Ради кого жить? Эйды и Мирабеллы? Иден? Кати и Чарли? Зачем им всем змееглазая нежить, потерявшая разум и душу?

Исчезли острые гербы — дверца приоткрылась. Ирия дернулась в сторону. Спрыгнуть? Кто-то всё же…

Сумел ведь Джек под видом хитрого Пьера… Бедный Джек, бедный Пьер.

Только, возможно, они счастливее одной Драконьей племянницы. Прекрасной Дамы, воспетой столь же бедным Констансом.

— Ирэн, — Эрик ловко впрыгнул в карету на ходу. Уселся напротив. Почти касается твердым коленом. И в любой миг может дотянуться и… всем прочим.

И не отдернешься. Нельзя выказать страх. Нельзя в присутствии — врагов. Таких страшных врагов.

Река времени свернула, отсекая путь честного стилета. И последнюю надежду.

Ирия опять опоздала.

— Возможно, ты решила, что умнее всех. Смелости и наглости тебе хватит, это я уже заметил. И на мужиков тебе плевать — ты их меняешь. Почти как я — баб. Только у тебя есть сестрички — целых две. И сводный байстрюк-братик. Одна глупая сестренка еще и брюхата, а вторая — уже с нагулянным ублюдком. Это еще не считая мелких приблуд шлюшки Полины. Вдруг они тебе тоже случайно дороги? Только ускользни от меня в ледяную Бездну, Ирэн, и никому из них не жить. Не сомневайся.

Довольный жизнью смех заглушает похоронный скрип колес. Или они переплетают голоса. Заглушают жизнь. Все громкие возгласы горожан на улицах. И даже смех. Кто еще способен в этом городе смеяться — кроме победившего всех и вся Эрика? После всего, что уже случилось.

Да все способны, кто еще не пострадали.

А лошади молчат. Все. Они никогда не ржут, если рядом змеиные жрецы. Как бедные кони позволяют такому садиться в седло?

Путь чистой и честной смерти отныне отрезан не только сейчас. До самого конца жизни бывшего Ормхеймского Бастарда.

3

Огромная полутемная зала вместо застенков. Тоже подземная. И Ирия здесь не одна. Кроме Драконьей племянницы, она же змеиная невеста, сюда пригнали еще десятка два с лишним разряженных дам и девиц. Почти поголовно — дрожащих.

Самые юные — в лилейно-белом. Ровесницы Ирии и младше. И этот цвет сейчас пугает больше любого другого.

Только бы девиц прямо сейчас не принесли в жертву! А главное, не заставили это делать Ирию. Даже ради Мирабеллы и Эйды она не сможет. Если, конечно…

Если родных не начнут мучить у нее на глазах.

А самое жуткое, что как посвящение змеиной Тьме такое вполне возможно. И очень даже действенно. Любую жуткую легенду открой.

На Ирию оглянулись почти все. Или на ее балахонистых сопровождающих. Впору сгореть под десятками взглядов — любопытных, испуганных, молящих, злобных. Жаль, не поджечь вооруженный кривыми серпами змееглазый конвой. В древних легендах дохлая нежить горела только так.

Скользит под ногами навощенный паркет. Под изящными атласными и шелковыми туфлями. Своими и чужими. Вон сколько народу по нему нервно топчется. Как испуганные лошади на крепкой привязи. При виде приближающихся хищников. Голодных, крадущихся, раздувающих в предвкушении нервные ноздри.

Или скользящих, как паук в мерзкой паутине. Жадно шевеля цепкими лапками и ядовитыми жвалами.

Снизу доверху — будто сразу два этажа. В четыре роста Ирии — целая стена огромных витражей. Ловит, искажает, выставляет напоказ племянницу Дракона. Вот, смотрите. Нет у нее ни жесткой чешуи, ни сильных крыльев. И острых клыков природой не дано, и заточенных когтей. Ничего, кроме открытого алого, вкусного платья.

И жалкого стилета в потайном узком вшитом кармане. Но у других дам и девиц в зеркальном зале нет и того.

Нельзя пугаться. Жуткие зеркала покажут всем даже тень твоего страха. Да еще и увеличат во много раз.

Лучше поскорее смешаться с прочими жертвами — безликой пленницей среди пленниц. Пленной лошадью среди лошадей. Такой же стреноженной.

Если позволят. Те самые сопровождающие. С острыми серпами.

Ускакать бы прочь во весь опор — на настоящем коне! На любой из Снежинок. Или на покойном Вихре. Да хоть на отцовском Лансе. Туда, где сейчас папа.

Ирия едва не выругалась. «Я видела тени, много теней…» — донесся из прошлого испуганный шепот Ирэн. Теплое утро, задвинутые ставни, одинокая хижина странного рыбака-охотника-знахаря. Спасителя их обеих.

Жареная рыба, вино на пряных травах. Ничего этого уже не будет. И золотоглазого Джека больше нет в подзвездном мире.

Хорошо, что кузины здесь нет тоже. Она в безопасности — у честного дяди Ива. Там, где сейчас укрылся честный дядя Ив.

А то сейчас Ирэн бы опять испугалась. И на сей раз повод — повесомее.

Ясно, почему многогранные зеркала не отражают дрожащих баб — придворные курицы слишком далеко. Но вот почему Ирия шагает сквозь зеркальный ряд одна? Без четверых черных жрецов — попарно справа и слева.

Говорят, что зеркала лгут. Нет, они убийственно честны.

Отражает ли прозрачная гладь Эрика? И почему, во имя Тьмы и Света, мертвые, бестеневые призраки способны убивать живых? Откуда у них крепкая плоть?

Хуже. Они легко не только убивают — еще и превращают жертв в подобных себе. Если у них всё получится — Ирия растворится в зеркальном плену. Исчезнет — вместе с душой, что, оказывается, и впрямь существует.

Значит, церковники точно лгут не во всём. Не хуже зеркал. Но найдется ли даже у монахов хоть одно действенное оружие? Возможна ли польза от молитв, или они — только самообман? Нет здесь ни одного служителя Творца, не у кого спросить.

— Итак, девы и дамы.

Все взгляды как по команде — к дальней стене.

Оказывается, этим служат еще и женщины. Впрочем, монашки из аббатства святой Амалии — тоже отнюдь не мужчины. Как и его основательница. У зла и тьмы нет пола. Как и у вонючей грязи. А также гнили и плесени.

Но вот откуда эта… грязь здесь взялась? Нет у той дальней стены никакой двери. И нигде рядом. И прежде не было.

Из зазеркалья вынырнула? Из мира мертвых?

Или Ирия просто проглядела Змеиную Танцовщицу? Ужас глаза застил?

— Вы здесь не просто так. — Смоляные волосы, южные гребни, роскошное тело, черные юбки. Восточное лицо — из Шахистана, что ли? Или из многобожного Ганга? Дикая, яркая красота. На редкость отталкивает. — Вам оказана огромная честь. Как и мне — обучить вас. Ваша Светлость, герцогиня Ирэн Вегрэ, прошу вас, подойдите ко мне. Обучение для вас будет особым.

Огромное душевное спасибо. Особенно за лишнее упоминание краденого титула. У Анри.

Только подойти всё равно придется. Под взглядами всех. А куда деваться?

Было ли хуже? Нет, никогда. Даже мерзлый монастырь Святой Амалии и будущая плаха угрожали жизни, но не душе.

— Повторяйте за мной, — улыбнулась наставница. — Просто повторяйте за мной. Всё, что видите и слышите. Понимание придет потом.

В той мере, в какой жертвам нужно что-то понимать. До самой Бездны. Потом это уже без надобности. Там барахтайся, не барахтайся…

Чернокнижники черными тенями скользят по траурному залу, ряд за рядом гаснут тусклые свечи. Вряд ли магией — скорее, их просто незаметно задувают. Но выглядит… впечатляюще.

Только почему-то не становится темнее. Будто теперь хладное подземелье освещено чем-то вроде болотных гнилушек. И даже вроде трясинной вонью потянуло.

Девы и дамы отшатываются — пугливо, брезгливо, деланно-равнодушно. Жмутся в шелестящие кучки. Биться с врагом бок о бок — смелее, вместе дрожать — всегда страшнее.

Легкий шорох платья — одна из девиц лишается чувств. Легкий рокот испуганных шепотков — волной.

Нет, испуганным ручейком. Уже высыхающим.

Рядом с девчонкой — уже неслышная черная тень, склоняется всего на миг. Короткий дикий крик режет густой, спертый воздух. Ирия дернулась туда.

Девушка дышит тяжело, рвано — будто выхваченная из воды. Лица не видно — шебуршащие дамы вокруг мешают.

Склонились, загородили от Ирии… но ни звука не выдавили. Иссяк тонкий ручек. Пересох в ядовитой пустыне.

— Держите себя в руках, — ласково усмехается наставница. — Вы же девушка из приличной семьи.

Небогатой или наоборот — приближенной к королю? Прежнему. Из фрейлин увезенной Всеславом Жанны? Или просто не успели вывезти? Ирия точно видит девчонку впервые, но куда кроме Алисиного цветника высовывалась она сама? Разве что в далекую Квирину или в Ауэнт.

Мерещатся или нет гибкие тени на зеркальных стенах, в светящихся углах? Еле слышно качаются живые хищные, голодные столбы. Сейчас один бросок ядовитых зубов и…

Где ты, романтичный капитан? Разглядишь ли у восточной чернокнижницы змеиный хвост, а?

Тариана никуда не исчезала, а глядишь пристальнее на этих — ничего нет. Как в зеркальной глади. Тошнотный морок, скользкий туман, яд болотных испарений. Трясинница цветет, головы кружит, прилечь на мокрую кочку тянет. И уже не проснуться.

Глянешь пристальнее — нет скользких врагов. Отвернулся, покосился краем глаза — снова здесь они. Вон, в темном углу шевелятся. И можно не сомневаться — черные скользкие хищники обязательно подкрадутся сзади, сбоку и везде, где ты сейчас не видишь. И вертись, не вертись — кинуться успеют. Они всегда быстрее.

Ирия прикрыла глаза. И вновь теплая ладонь Анри накрывает ее руку. Неуклюжий Алан Эдингем рвет яблоневый цвет. Сияют как звезды искры в черных глазах влюбленного Констанса. Льется в мидантийские бокалы полынное вино, и Ральф Тенмар вспоминает древние легенды Лингарда и Тенмара. А в ночных небесах рыдает золотой Дракон, и пронзительно-ярки глаза Северных Волка и Рыси. Успокаивающе скользят по волосам тонкие пальцы Катрин. Печальны ее глаза, роскошна корона седых кос.

У лунного озера шелестит ало-золотой осенний ковер. Отражает живое золото древних глаз Джека.

Змеиным вихрем по мрачному залу кружит, скользит, отводит глаза жрица-танцовщица. Уводит за грань царства кривых зеркал и болотных свечей.

Неловко и неумело подражают знатные пленницы. Дрожит в такт жуткой пляске собственное тело. Танцует в лунном свете памяти душа.

«Она дала клятву…»

Дала — добровольно и без принуждения. И готова держать — пока жива. Нельзя отдать вновь уже подаренное. Древние боги, примите верность Ирии Таррент. Примите и сохраните. Спасите то, что еще можно спасти. Ее дядя — сам Дракон Тенмара — был свидетелем. И древний оборотень волк Джек — предок и Хранитель Рода.

Где-то рядом победно, яростно не ржет — ревет! — Вихрь. Жесткая черная грива скользит по щеке, нога сама взлетает в стремя, руки ложатся на родную гриву.

Держись, Ирия. Драконий конь взлетает свечкой, острые подковы топчут, рвут, раздирают в грязное месиво клубок мерзких, шипящих гадин…

Темный зал, уже всего три свечи — почему-то черные… Треугольником по залу. Чадят вовсю — такой же черно-серой вонью.

Жутко трясутся на месте двадцать дам и девиц с пустыми взглядами. Сбились прически, взлохматились волосы, прилипли ко лбу. Шелестят саванами платья. Змеино щерятся скользящие тени в углах. Грязные тряпки. Извивается болотной гадюкой наставница — в двух шагах от Ирии.

— Ты вернешься снова, — в самое ухо шипит очередная безликая тень с серпом. Грязная, прогнившая тряпка в сыром капище. Болотное пятно на камнях Альварена, что легко смыть очередной волне. Без следа. — Тебя приведут вновь. И рано или поздно застынет и твоя кровь, Роза Тенмара.

Да. Спасибо, что напомнил. Иногда на что-то годны и гнилые тряпки, и грязные пятна. И шевеление мертвых теней в углах.

Роза Тенмара. Драконья племянница. Ученица Старого Дракона. И не самая бездарная — он сам это говорил. Именно так.