Глава 4

Начало Месяца Заката Осени — Середина Месяца Заката Осени.

Мэнд, Тайран — Черные горы.

1

У Кармэн вновь — лучшие при мэндском дворе наряды, редчайшие драгоценности, вкуснейшие яства и вина. Как и положено урожденной принцессе и дорогой королевской гостье. И щедрый король пока не требует платы — с лихвой. За выцарапанные жизнь Виктора и честь Элен. Будто и не жадного зверя Мигеля Кармэн видела… в восточном гареме. Или в логове больного садиста. Впрочем, об этом не забудешь. Помешают другие… детали.

Беспощадный хищник сыт. Пока. Только всё еще впереди. Они теперь все — у него в когтях. От короля, принцессы и принца — до последней зря прихваченной с собой кошки.

Почти галантный герцог-король всего лишь приглашает «прекрасную» герцогиню-принцессу ежевечерне — на изысканно сервированный ужин. И ограничивается церемонным целованием руки. И даже больше не хамит.

И обсуждает с «неотразимой» пленницей древнюю и современную поэзию и прочие сонеты. Он ведь еще и образованный хищник.

А двух красоток у обутых в шелковые сапоги ног, похоже, считает необходимой в хозяйстве мебелью. Чтобы всегда под рукой. Или… под чем другим.

Так, неотъемлемая часть роскошных покоев. Правда, легко заменимая. Как столовый прибор. Изящные бокалы ведь порой бьют на счастье, правда? Даже мидантийский хрусталь. Его тут тоже меняют ежедневно.

Рыжую зовут Лаура. Она — всегда одна и та же. Меняются прочие. То каждый день… ночь, то раз в три дня.

Почему так, проще не задумываться. Бронзововласая Лаура — прекрасна, но не красивее некоторых других. И вряд ли опытнее всех. Да и будь пресыщенному королю интересен именно опыт — давно получил бы увенчанную скандальной репутацией Кармэн. Ей тоже деваться некуда.

Растягивает удовольствие? Всё же она тут одна — настоящая дочь короля. Пусть и далеко не самая юная. Где потом найдешь другую?

Деваться некуда. Как и недавно Элените. Хрупкой, пугливой девочки уже могло не быть среди живых. С той самой проклятой ночи.

И почему не удается забыть, что Виктор тогда просто вышел? Оставил свою Элен… королю.

Будто Кармэн сама — без греха. Будто сын не младше ее почти вдвое. Будто он мог что-то сделать.

Будто она сама всегда и всюду спасала каждого.

Но разве влюбленная девочка — это каждый?

Вооруженные солдаты, безмолвные слуги, напыщенно-перепуганные придворные в золотой приемной не отрывают от всё еще прекрасной гостьи-пленницы взглядов. Частично даже завидущих — кто бы мог подумать? Или близость к капризному монарху тут способствует выживанию? Если ты — не безликая девочка на пушистом ковре. Легко заменимая.

Кармэн считают фавориткой, а это не так. Любовницей Алексиса до свадьбы ее тоже называли. Тогда это казалось смешным. Было весело, стало горько. И тошно.

Тут даже мрачная стража не ухмыляется. Не пьяные, разгульные гуговцы. Здесь каждый первый — в любой миг готовая жертва.

Чего уж удивляться запертым дверям и царящим ночью ее Детям? Если днем в открытую творится куда худшее.

Равнодушная тайна в темно-синих как мэндские сумерки очах Лауры. Ужас во взглядах прочих девчонок. Синих, серых, зеленых, голубых, карих…

Нет, не во всех. Две пытались спасти себе жизнь дерзостью и смелостью. И обе погибли. Отвага — тоже не всесильная панацея. Надменный, безжалостный король хищного Мэнда уважает лишь себя.

Спросить бы у Лауры ее спасительный секрет, но такое не говорят. И не всегда знают. Да и как завести беседу с предметом мебели? С чужим. Прямо при хозяине.

И как забыть, что Алексис убил бы вооруженных врагов, сколько сумел, но не бросил бы в беде не то что Кармэн — любую случайную любовницу? А благородный дядя Арно — любую жертву любого злодея.

А вот сегодня не просто изысканно сервированный ужин, а публичное зрелище. С порога ясно. С доселе незнакомого порога. В этот черно-алый зал гостью-пленницу еще не приглашали. К счастью.

И уже знакомой страже тоже явно не по себе. Хоть они тут и привычные.

Только это не значит, что подобный милый зал в подземном этаже сегодня и построили. Откопали. А доселе была тишь да гладь, да милосердного Творца благодать. И все жили долго и счастливо.

«Скажите, вы всегда были такой дурой?»

Предыдущей принцессой была бывшая жена короля. И ее маленькие дочери.

Была.

Когда-то юная Кармэн чуть не погибла на старом, пыльном чердаке. Здесь убивают иначе. Это ясно при виде роскошного помоста с креслами. И эбенового алтаря напротив. С желобами для…

Нет, ее не вырвало. Ни когда всё поняла, ни когда стол для зрителей прямо на глазах накрыли и привычно-изысканно сервировали. Ни когда привели «зрелище» — вчерашнюю перепуганную девчонку. Совсем юную. Кажется, у этой россыпь мелких родинок на плече. «Созвездие» — сказал бы Алексис. Сейчас не видно — она одета. Впервые за всё время. В невинно-белое — как и положено жертве.

При виде королевской ухмылки тоже не рвет. Не рвало же при лицезрении жирного, пьяного Гуго. И любых его деяний.

Нельзя выказать слабость. Ради сына и других детей. Раз теперь нет ни храброго Алексиса, ни заботливого дяди Арно — осталась сама Кармэн.

Вдруг хоть чему-то успела выучиться? У более умных. Более сильных. Ведь в запасе было столько лет. Почему не поняла, что покой и счастье — не навеки? Ведь даже Элгэ — несравнимо более юной — это было ясно.


2

Сквозь кровавую пустыню меж раскаленных песков еле тащится черный корабль-призрак. Где-то впереди — желанная вода, у нее багровый цвет и горячий соленый вкус. И утоляет жажду она лишь чуть, а потом высохшее горло вновь горит закатным огнем. Тем горьким пожаром, что спалил родной дом… и жизнь.

Где-то далеко впереди, за бесконечными сухими барханами, — новый источник. Он — алый, кипящий, пенный как бурное море. Горячий как глинтвейн на восточных травах.

Нужно только дотащиться. Доплыть среди соленых песков под черным парусом.

А когда вода вновь мгновенно иссякнет — отыскать средь пересохших песков еще…

Тихое море — цвета бирюзы, а тугие паруса у корабля — алые. Во всю широкую стену. И Анжелика не плывет на нем, а просто наблюдает. С мягкой кровати, с белоснежных льняных простыней, под пушистым одеялом. Почти как дома.

И… нет ни факелов, ни свечей, но видит бывшая аббатиса прекрасно.

А пить и впрямь охота, но не до безумного бреда.

Странно. Первые годы в скучном монастыре пленная Анж страдала в обществе книг. А потом научилась любопытству исследователя и созерцателя. Раз своей жизни больше нет — почему не понаблюдать за чужой?

Теперь Анжелика умудрилась наблюдать вновь — уже за собственной судьбой. Отстраненно — как и подобает аккуратному исследователю и наблюдателю.

Анж умерла и воскресла. И теперь очнулась где-то глубоко под землей. Это не могила и даже не склеп.

Очнулась по-настоящему — впервые. Прежде был какой-то бредовый сон. Пересохшее горло и кровавый туман в глазах. Всё время хотелось пить. И никак не удавалось проснуться.

И отчетливо помнится, какого цвета и вкуса была та вода.

Сегодня Анжелика наконец проснулась — в просто обставленной комнате. Только окон здесь нет. Есть фальшивая портьера в темно-синих тонах. Скрывает такую же плотную стену. Только не синюю, а обитую бирюзовым шелком. В цвет тихого моря. Когда по его безопасной глади легко скользить любому кораблю.

И можно не сомневаться, что за напиток ждет гостью в хрустальном графине. Пряный запах не спутать с красным вином. Или с терпким горячим глинтвейном. Особенно при нынешнем обонянии.

Может, будь кровь живой, Анж и лишилась бы остатков воли и манер. А так — просто легкая дрожь. Учись держать себя в руках. Не превращайся в дикое животное. И не кидайся на еду и питье с безумными глазами. Разве это настолько труднее, чем сохранить рассудок в монастыре? Даже в благожелательном и полном книг. Так заботливо подобранном папой.

Сколько часов длился кровавый кошмар? Неверно, Анжелика. Сколько дней?

Плывет по бирюзовому морю легкий корабль с алым парусом. По ломким, благодушным волнам. Рука какой искусной вышивальщицы пустила его в дальний путь? Она была счастлива, растила любимых детей… или глотала горькие слезы в очередном аббатстве? Там всегда полно времени. А книг прежде было много меньше. Особенно интересных.

Впрочем, с собственными детьми Анжелика простилась еще десять лет назад. С тем, что вовсе не рожать, — лучше, чем растить на корм Змее.

А пить нужно не из горла, а из вот этого изящного хрустального бокала. Даже если руки дрожат, как у старого пропойцы.

Анжелика, не позорься. Кто тут благовоспитанная графская дочь с безупречными манерами? Ну, с почти безупречными.

А кто — смиренная служительница Творца?

Анж медленными глотками осушила бокал мидантийского хрусталя. И еще один. И еще.

Пока графин не опустел. Но всё — маленькими глотками.

Нет ли еще одного? Прежде у Анжелики был нормальный аппетит, теперь… тоже.

Нет, еще одного не оставили. Значит, обойдешься. Держи себя в руках.

Вряд ли уже вернется бредовая жажда… но всё же сколько дней и ночей Анж была бесчувственным животным? Просто голодным зверем.

Легкое голубое платье (кто переодевал Анжелику?) измялось изрядно. Нет ли чего другого? А заодно и обуться?

В углу пристроился сундук. В таких хранят бабушкину рухлядь и дедушкины потертые пиратские карты. Под стать бирюзовому морю и парусам. Старый, увесистый, неподъемный… наверное, нынешняя Анж его швырнет легко и далеко. Играючи.

Есть платья — целых три. И довольно изящные туфли нашлись. Прямо наряд для Принцессы-Босоножки из сказок. Добрая фея позаботилась.

Вот это… тоже голубое — в самый раз. Под цвет темных волос и черных… алых глаз.

Пора отсюда выйти. Прежде говорили, что корабли вышивать нельзя — покинешь этот дом. Уплывешь на всех парусах.

Наверное, всё же это чудо сотворила монахиня.

Заперто. Сломать такую с виду домашнюю дверь вовсе не трудно — с нынешними-то силами. Но зачем? Анж ведь уже не безумна.

Постучала. Вежливо. Как и положено воспитанной девушке из хорошей семьи.

И услышала шаги настолько далеко…

Слух. Зрение. Обоняние. Может, еще и вкус? Или это касается лишь крови?

Сможет ли Анжелика летать? И как скоро? Насколько боится солнечного света? Насколько долго будет бояться?

Опасна ли для собственной семьи? Действительно ли кровь родных манит сильнее?

Сколько прошло дней? Или… недель? Жива ли еще ее семья⁈

Почему Анж не поняла, что превращение продлится невесть сколько⁈ И наверняка ведь были те, кто из кровавой пустыни так и не вынырнул. Не нашел свой алый парус, чтобы уплыть прочь. Так и остался бороздить соленые пески под черным.

Почему не спросила хотя бы у Изы — пока был шанс?

Кто ухаживал за Анжеликой, пока она рвалась из когтей собственного безумия? И… всегда ли успевал удержать? Нет ли на ней уже невинной крови⁈

Все ответы будут сейчас. Они уже за домашней дверью.


3

Сколько ему? Далеко за тридцать? Насколько Анжелика знала Бессмертных — обращать предпочитают куда более юных. Чем же так поразил этот смелый воин своего создателя, что тот предпочел сохранить его для Вечности?

Анжелика и сама не знала, чего сейчас хочет больше. То ли разрыдаться на плече у этого… человека, то ли наброситься с кулаками.

Почему он в мыслях у нее хотя бы не сумел прочесть, что произошло в Тайране? И как мог оставить сына одного справляться с целым городом? Полным голодных Змей?

И в то же время… как мог не оставить? Ночной Тайран зависел всё же больше не от его сына. И мертвые Змеи тогда заснули надолго и еще не пробудились. Можно было даже решить, что исчезли навсегда. Выгорели. Как болотная плесень под живыми лучами дневного южного солнца. А юный сын требовал самостоятельности.

Кроме того, Аристид Лунный Клинок никогда не жаждал править Бессмертными. Он и при жизни-то никем не правил. Только честно сражался. До конца. Полюбил прекраснейшую королеву. Стал отцом ее сына. Но никогда — королем.

Плохо лишь одно — Аристид Отчаянный по-прежнему способен вывести Лунной Тропой Мертвых лишь обращенного. Уже не живущего.

Вправе ли Анж обрекать на такое родного отца? Хорошо, допустим, как раз его — да. Он в свое время тоже решил за старшую дочь — почему бы не вернуть давно просроченный долг? Ради его же блага.

А как быть с юной Изой — той, что не сестра и еще живая? Незнатной девочкой, волею чужого отца назначенной жертвой — и ставшей ею напрасно?

А любимого братишку? Навеки оставить его десятилетним ребенком?

Но неужели кровавая смерть в ядовитых змеиных когтях — предпочтительнее? И что бы ни случалось с душами бессмертных Детей Ночи — скормить их безумной Змее еще хуже.

Думай быстрее, Анжелика. Иначе пока Не-Живущая решает судьбу живых, они погибнут окончательно.

Загрузка...