Дева-Смерть (СИ)

Глава 2

Мидантия, Квиринско-Мидантийское пограничье.

1

— Маршал Тенмар, я вас пропущу хоть в Мэнд, хоть в Аравинт, хоть лично вручу потом корабли до Словеона. Сколько понадобится. За одно только обещание. После Мэнда вы повернете на родной Эвитан. Кого вы у себя на родине возведете на престол — ваше право. Хоть самого себя. Но живых Змей там остаться не должно. Вы как-то сумели вычистить их в безумной Квирине. Надеюсь, в Эвитане у вас тоже получится.

— Даю слово.

— Этого достаточно, — еще раз удивил Конрада мидантийский император. — И если вы всё равно потом повернете на Эвитан — возьмите с собой этого молодого офицера из посольства. В Мидантии ему делать определенно нечего. Сожрут. И в Эвитан сейчас тоже нельзя — по последним сведениям, его патрон коротает время в Ауэнте. Если вообще еще жив.

Кто-то из Регентов? Туда и дорога. Из них жаль только престарелого кардинала Александра, а тот офицеров-мирян не держал. По чину не положено.

И даже не сомневайтесь — Анри возьмет к себе всех. И даже фамилию предварительно не спросит. Он ведь и Ревинтера в свое время взял.

Но главное — Мидантия их пропускает. Неважно, по каким мотивам. В Аравинт, в Мэнд, а затем… Ох, что там сейчас в родном Эвитане? Не тронули бы дряхлого деда!

Хотя если уж после восстания не тронули…

Возможно, этот Евгений сейчас хватается за любых союзников. При таких-то собственных птичьих правах на Пурпурный трон. Ну, значит, надо ловить шанс. Эвитанцам. Может, здесь Анри и прав.

Но вообще, выходит, змеиная жуть продолжается. Мало этим «солнечным» в Квирине. Власть потеряли, зато всю столицу на уши поставили. И в Бездну опрокинули. Теперь, выходит, в Мидантии они проиграли… пока. Нашла коса на камень, жала на жала, яд на яд. Не с тем принцем сговорились.

К счастью для эвитанских беглецов. Поставь оголтелые змеепоклонники на Евгения — и мало бы сейчас не показалось. Как в древней легенде — между двух оголодавших чудовищ. Отборных войск Квирины и Мидантии. И вдобавок, леонардитов и змеефанатиков.

Зато под шумок серпастые тихой сапой пролезли в родной Эвитан. А из мрачного Мэнда и не уходили. Мэнда, где сейчас свои! То ли в гостях, то ли в плену.

Но с этой-то страной всё всегда было странно. Испокон веков. Хоть прежде Кор до конца в такое и не верил. Непонятно, куда Патриаршья церковь смотрела, но это уже теперь не узнать. Хуже, что гнилая зараза там зрела, зрела… да и лопнула. Выплеснулась через край, теперь растекается. Везде, куда дотянется.

Но Эрик Ормхеймский Бастард… подонок, конечно, еще тот. Конрад его лично прикончил бы — за многое. Но — сектант-змеепоклонник? Да и на Золотой трон прежде вроде как не рвался. Хотя при таких братце с племянником любой решит, что сам достоин править больше. Бертольд Ревинтер бы точно взгромоздился, имей он хоть призрачные права. Как и бывший мидантиец Валериан Мальзери.

— А потом — в Бьёрнланд — закончил капитан Олаф. — А то есть у меня нехорошие подозрения…

Еще и там! Даже до Севера успели добраться.

Похоже, беседа у верхов пошла совсем уж откровенная. Даже обидно, что не зовут поучаствовать. Глядишь, Конрад бы и от себя что полезное добавил. А уж Эста…

И даже балбес Алексис с его красивой женой.

Жизненного опыта у них у всех теперь надолго хватит.

Жаль, что чин пока не тот.

И всё же — стоит ли так уж прямо при этом впервые встреченном мидантийце? До порядочных людей ему, как… Да и саму порядочность он наверняка считает слабостью. Удобной для использования.

Не слишком ли Анри порой честен? А уж прямолинейный Олаф…

— Будьте осторожны, Ваше Величество.

Анри, что ты делаешь? Не верь!

Когда этот Евгений успел одурачить его? Даже Конрад видит всё насквозь. Да тут и наивный как котенок Серж всё бы уже понял!

Впрочем, справедливый Творец даст — больше не пересекутся.

Шелестит задернутый полог палатки на легком мидантийском ветру. Всё же мягкий тут климат.

А вот люди…

— Спасибо, маршал. Но я понимаю, что именно они способны отнять, а запугать им меня пока нечем. И нечего предложить.

Разве что соседнюю державу. Но этому Евгению пока свою бы прожевать.

Пока.

А дальше, глядишь, и не отдадим. Это Анри понимает точно.

И, наверное, так и думает. Это Конрад понял не сразу. А еще Сержа наивным считал…

И не шпионом ли засылают того «эвитанского офицера»?

Надо бы поделиться услышанным с неглупым Контэ. Глядишь, вдвоем сообразят быстрее. И Эсту еще не забыть привлечь.

— Искушать-то они умеют, — усмехнулся Олаф. — Если уж вашего, Анри, Эрика уломали…

— Не обижайтесь, но искушений у меня довольно и так, — совсем негромко произносит мидантиец. — И я надеюсь с ними справиться. И остаться просто Евгением Мидантийским, а не купленным слугой невесть кого.

2

Иннокентий легко объяснил Аравинтскому собрату, что на его место не претендует. Что кардинал Аравинта — свободного или нет — именно тезка нынешнего мидантийского императора. А изгнанный михаилит Иннокентий — с саном, но без страны. Бывает. Не он первый, не он последний. В пышной свите Патриарха таких — пруд пруди.

Тем не менее, со стороны обмен кардиналами посмешит любого. Тем более, на звание «почтенного» не годен ни один. Хотя бы годами.

Да и прощаться со ставшими почти родными людьми — нелегко. Будто, вернувшись на бывшую родину, Иннокентий предал уже вторично. Сначала — вверенную ему Квирину, теперь — еще и Анри Тенмара. Даже если тот его и разубеждает в первых рядах.

— Как раз верный друг в Мидантии для нас точно лишним не будет, — усмехнулся эвитанец. — Всё же Октавиан Барс — нам точно не друг, а временный союзник.

Про юного Евгения тема даже не поднимается. Который император.

С ним Иннокентий еще сам до конца не разобрался. Хоть и урожденный мидантиец.

Сначала нужно наедине переговорить с Октавианом. Откровенно.

Сразу после разговора с Гизелой.

— Время течет, и ничто не остается неизменным. Октавиан — очень порядочен и честен… для политика и особенно для мидантийца. Но вы — даже для эвитанца и офицера. Поэтому вам трудно понять друг друга.

— Проще, чем с Бертольдом Ревинтером или даже с Всеславом Словеонским, хоть они и эвитанцы.

— Судя по всему, вашему Ревинтеру стоило бы родиться у нас. Князя и маршала Всеслава, увы, знаю, не настолько хорошо, чтобы утверждать уверенно. Кстати, этот юный офицер, Алан Эдингем, как раз из ревинтеровского окружения. Это вас не смутит?

— Если уж мои люди когда-то приняли самого Роджера Ревинтера, то простой офицер из его окружения как-нибудь общий язык с ними найдет.

— Пока нашел только с юным Марком Юлием Лаэроном. Общались всего пару часов, но уже успели узнать, что оба дружили с Роджером Ревинтером. Алан Эдингем уже обещал передать ему привет и пожелания здоровья, если сумеет сам вернуться на родину.

— Да, но только Марк-то как раз остается в Мидантии. — Анри протягивает простую походную флягу. Как своему. Как солдату. — Присмотрите за ним, Ваше Высокопреосвященство. И за остальными. Уж насколько сумеете.

— Присмотрю, насколько смогу, — Иннокентий не отказался отхлебнуть. — И за Марком, и за его семьей. И даже за скороспелым герцогом Алексисом с его прекрасной супругой. А для его кузины Валерии у Его Величества, возможно, хорошие новости. Ее семья нашлась — среди первых беженцев. Теперь наперебой заявляют близкое родство с нашим юным герцогом. Все живы, даже мачеха. Просится ни много, ни мало — в придворные дамы.

— Мачеху не пришибла бы девочка сама. Впрочем, с кузеном-герцогом она не пропадет. Мальчишка неплохой.

— Глядишь, императрица юную Валерию и впрямь примет в придворные дамы. А вот мачеху — вряд ли. Но, возможно, ей откроет объятия какой-нибудь гостеприимный монастырь.

Уж об этом-то и Иннокентий позаботится. Насколько сумеет. И о Валерии, и о ее мачехе. По-разному.

Они говорят об отдельных людях, а надо бы — о политике. О будущих планах.

Но что Мидантия гарантирует ненападение на свободный Аравинт, уже подписал договор Его Величество. С Его Высокопреосвященством — тезкой. Тем, что теперь заменит для тенмаровской армии Иннокентия. Справится ли со столь разномастной паствой?

И всё же последнее прощание вышло тяжелее, чем думалось. Для всех. Сколько теплых объятий, поспешных братаний…

Иннокентий чуть не обнял не только Анри Тенмара — еще и Красавчика Олафа. Еле удержался.

В родную столицу, где не был много лет, Иннокентий повернул мрачнее осенней тучи. Не мидантийской — северной. С родины Олафа, очевидно.

И в просьбе императора разделить с ним ужин кардинал не отказал лишь потому, что Евгений — правящая особа.

На самом деле, лучше бы с ними разделила трапезу и императрица. Принца Евгения с прежних времен Иннокентий помнил слишком серьезным подростком, Юлиану — удивительно красивой большеглазой девочкой. Тогда она была слишком молчаливой.

— Иннокентий, да вы теперь целый кардинал! — звонко рассмеялась она в тот краткий миг, когда оказалась рядом. Без свидетелей.

— А вы теперь — целая императрица, — отпарировал он.

Если Евгения Иннокентий знал уже почти юношей (серьезным и сдержанным), то Юлиану — маленькой девочкой. Вроде всего несколько лет разницы… но тогда они были весьма заметны.

И, честно говоря, парой этих двоих он не представлял никак. В нынешней Юлиане явно клокотал яркий огонь. Диковатое пламя. Стихия же Евгения — холод.

Но окажись они оба на не слишком официальном ужине — Иннокентий получил бы больше времени приглядеться. Хотя бы к их отношениям.

Но сейчас его ждет ратная доска. Ну что ж. Тряхнет стариной. Вспомнит.

Хорошим игроком Иннокентий не был никогда. Но и совсем уж паршивым — тоже.

С Анри Тенмаром они были примерно наравне. Только сыграть выпадал шанс нечасто.

— Что вы собираетесь делать дальше, Ваше Высокопреосвященство?

— Останусь михаилитом, Ваше Величество. В любом чине.

— Похвально, что в любом. — Улыбаться этого Евгения и новая женитьба не научила. — Я не просто так просил вас вернуться в Мидантию. Вы мне нужны здесь. И… вашему другу (я не ошибаюсь — другу?) Анри Тенмару — тоже. Нужны рядом с Патриархом.

— Простите, Ваше Величество, но я осмелюсь спросить: зачем? Рядом с Его Святейшеством достаточно грамотных церковников. И куда более родовитых, чем я. А меня не знает ни Патриарх, ни вы.

— Вы — друг Октавиана, это уже много. И вы — михаилит. Кроме того, вы уже знаете, как выглядит наш враг. Иннокентий, я буду не по-мидантийски откровенен.

Бойся откровенных правителей. Но еще больше — лживых.

Впрочем, Евгений честно влепил михаилиту «смерть» на четырнадцатом ходу. Забавно, что как раз «кардиналом». А больше половины фигур еще и в игру не вступили.

Вот тебе тут кто-то и «не самый паршивый».

— Вы знаете, что нынешний Патриарх — немолод и нездоров. Также вам известно, что вопросы выбора Главы Церкви негласно решает императорский престол Мидантии. Я хочу, чтобы после смерти Патриарха его место заняли вы.

3

Заснуть после столь откровенного разговора с новым императором удалось не сразу. Хоть завтра в долгий путь и с раннего утра.

Бояться Иннокентий в любом случае не должен. Вернуться в злую мачеху-Мидантию — его личный выбор. Ничего бы изгнанному кардиналу Евгений не сделал дурного — тот, что император. Он принял бы беглых квиринцев и пропустил в Аравинт эвитанскую армию Тенмара в любом случае. Достаточно для этого умен. И если не порядочен, так хоть расчетлив.

Жаль, сразу Иннокентий этого не понял. То ли плохо научился «читать в сердцах людских», то ли просто новый правитель Мидантии так плохо читаем. Или вообще и то, и другое. А кое-кто тут слишком привык к более простым эвитанцам. И к прямолинейным михаилитам.

А в глубоко скрытом сердце юной императрицы Юлианы не прочесть пока вообще ничего. Зачем Евгений взял ее с собой? Настолько не доверяет или наоборот? Пылкая страсть исключена. Такие, как новый правитель, после двадцати альковными интересами уже не руководствуются. Разделяют одно и другое достаточно четко. И жестко.

Никогда бы не подумал, что так трудно будет вновь влезать в отвычную мидантийскую шкуру.

И зачем Октавиан Барс взял с собой Гизелу? Яростную красавицу Гизелу, мать его двоих детей.

Ее тоже сильно изменили годы. А еще — замужество и материнство. Отчаянная девочка выросла в истинную подругу Главы Дома. Беспощадную тигрицу и заботливую мать.

В ту далекую ночь пять затравленных беглецов прятались под мостом Святого Стефана. Сам Инно, его лучший друг Сергий, Гизела и две ее сестрички. Анастасия и Ирина.

Те, кого не успели схватить. Пятеро детей из обреченных семей. Обреченных бывшим союзником, внезапно сменившим лагерь. Мидантийским Скорпионом.

Впрочем, этого беглецы тогда не знали. Ничего нового. В таких играх почти все умирают в неведении. И только в модных романах честные враги откровенно отвечают на вопросы, прежде чем убить.

Внизу, почти у самых усталых ног, шумел осенний Мидас. У самой пенной кромки теплой воды быстрое течение гнало зеленые листья. Им тоже было до боли и звериного крика обидно умирать в юности.

Ненадежным куполом над головой скорбно смыкались древние камни моста…

Гизела тогда отчаянно клялась — сквозь горькие слезы и ярость. В страшной мести Кратидесам. Всем — до единого. О предательстве давнего, проверенного союзника Гадзаки никто еще даже не догадался. Не в романе ведь живем.

Сергий и Анастасия тогда еще поцеловались. Впервые или нет?

А Иннокентий сгорал от желания поцеловать Гизелу. Целую холодную ночь не решался. Решимость пришла под раннее утро. С невозможно прекрасной юной зарей… почему-то больше всего помнилась именно она. Все следующие жуткие месяцы Бездны.

Прикосновение прохладных, озябших за ночь губ любимой было кратким… и назабываемым. На все последующие годы.

А оборвал всё отчаянный крик Анастасии. Полный ужаса.

Неотвратимый лязг тяжелых сапог императорской стражи тогда раздался почти сразу.

Нежно-розовеющее небо — и алая кровь на примятой мокрой зеленой траве, на сбитой каблуками грязной земле. На воде ее нет — уносит течение. Разве что кое-где — на плывущей в омут зелени мокрых листьев.

Тогда они с Сергием дрались насмерть. Прикрывали отход девчонок. Отчаянное бегство.

И ведь прикрыли. Только это и спасло — потом. Но не Сергия.

Анастасия теперь тоже — давно жена и мать. Счастливая или не слишком — кто знает? Больше Инокентий ее не встречал. Помнит ли она еще первую любовь? Погибшего, спасая ее, юношу, чье тело осталось разрубленным в грязи? Вспоминает ли в ночных кошмарах собственный дикий вопль?

Или ее память оказалась не дольше Гизелы — об Иннокентии? Весной тает случайный снег, и высыхает вода. Вместе с осенними слезами.

Нет. Это в Иннокентии говорит обида. Потому что на каторге он гнил семь месяцев вместо всей оставшейся жизни. И этим обязан только Гизеле. Она вытащила всю свою семью, кроме бедной кузины Клариссы. Просто не успела. Но и тут убийцы расплатились так, что содрогнулась даже Мидантия.

И правильно. В этой стране не понимают иначе. Пощадишь врага — в следующий раз придется убить десяток. Слабость здесь не прощают. Как и доброту. Бедный Константин — «однодневный цветок» — тому пример.

Кто знает, не сделала ли б то же самое, что и Гизела, Анастасия — если бы еще осталось, для кого стараться?

Похожа ли на Гизелу юная императрица? И да, и нет. Подруга прежних лет Иннокентия сохранила и прежний кодекс чести. Их общий. А вот у воспитанной в императорском дворце Юлианы он… странный. Исключительно свой. И как раз Иннокентию незнакомый. Не он ведь вырос с нею бок о бок.