Дева-Смерть (СИ)

Глава 5

Мэнд, Тайран.

1

На сей раз пышно накрытый ужин ждет в соседней зале. За толстой стеной от эбенового алтаря. Расписанной древними фресками. Стоит ли вспоминать, что на них намалевано? Какой захватывающий древний сюжет?

Изысканный ужин вкусно благоухает… аппетита у Кармэн нет уже давно. Похудела так, что вот-вот мешком повиснут все старые платья. И новые тоже.

Стража у дверей, стража за дверью. Тоже расписанной.

Бархатные сумерки за окном — здесь оно есть. И темный фиолет гардин слегка отодвинут. Окно почти свободно. Кармэн так не посчастливится уже никогда.

Представься шанс ненадолго раствориться в непроглядной ночи вместе с Виктором — Кармэн рискнула бы попытаться найти Детей Ночи? Ей ведь нечего им предложить.

Рискнул бы Виктор? Наверное, да. Он много моложе матери, его кровь — горячее.

И потому, наверное, нужнее — всем. И ночным хищникам, и подземным. И, увы, самому голодному из всех. Правящему королю Мэнда. Потому сын и не рискнул ради Элен? Не подарил долгожданный повод?

Почему Кармэн не учла всего этого раньше? Не намерения любимого сына — общий риск. Смертельную опасность для них всех.

Не когда пленников передали из рук в руки — тогда уже было поздно.

О чём думала раньше? Ведь собиралась отправить сюда Грегори.

Был ли вообще шанс выбраться из пылающего Аравинта — живыми и здоровым? Инкогнито через Мидантию, сесть на ближайший корабль? Найти честного и при этом отчаянного капитана, засыпать его звонким золотом. Алексис придумал бы, это Кармэн проиграла. Как и бывает, когда следуешь чужим правилам. Когда с годами стареешь, тяжелеешь и уже не в силах вырваться из не тобой придуманных рамок. А на чужом поле всегда выигрывают хозяева. Им дома помогают стены и опыт.

И как Кармэн может судить Виктора, если сама спасла лишь одну Элен? А всех прочих жертв безумного Мигеля позволила убить? Не потому ли сын предал Элениту, что ему пригрозили смертью матери?

— У меня для вас новости, Прекрасная Кармэн.

Вряд ли хорошие — судя по пакостной улыбке. Да и тогда бы король их придержал. Навсегда.

— В одной из мелких гостиниц Тайрана останавливались трое молодых людей-иностранцев. Судя по акценту — из Эвитана. И младший — совсем юный — поразительно похож на вас и вашего Виктора. Как родной сын и брат.

Арабелла! Не может быть! Жива, жива, все-таки жива! Арабелла…

— Я очень хотел оказать им гостеприимство. Даже перекрыл все городские ворота. Чтобы неразумные, горячие юноши уж точно сами не причинили себе вреда. Но, увы, я опоздал. Они рассеялись в опасной ночи Мэнда. Тайран не покидали, но уже много дней и ночей не появлялись ни в одной таверне. Мои люди продолжают поиски, но… думаю, наивных бедняг постигла та же судьба, что и прочих покидающих в сумерках стены спасительных домов. Дети Ночи — настоящее бедствие Мэнда.

О да. У Мэнда много настоящих бедствий.

Но этот подонок запросто лжет. Еще и в этом. И даже если и нет — его проклятые люди не впервые не нашли умницу Арабеллу. Кто с ней? Грегори? А второй? Неважно. Уж с ними-то девочка прибыла точно добровольно, а значит — они ее не обидят. Там опасность уж точно меньше, чем в любом другом месте. Особенно — в королевском дворце Мэнда.

Но даже если и впрямь здесь засветились Дети Ночи — даже с ними у Беллы шансов больше, чем в плену у безумного садиста Мигеля. Эбеновый алтарь и свихнувшийся король никому не предложат стать подобными им. А Арабелла — красавица. Редкостная. Вдруг ее красоту захотят спасти для вечности?

— Мои люди не ошиблись. Вы — потрясающе хладнокровны. И циничны. Но при этом готовы на всё ради Виктора. Похоже, вы из тех матерей, что ценят и любят лишь сыновей.

Или готовы обнять дочь даже за Гранью жизни и смерти. Но жадному хищнику это не понять. Он предпочел шагнуть туда в одиночестве. И бессмертие оставить лишь себе. Как единственному достойному.

Уж король Мэнда-то ценит всех детей одинаково. Никак. А заодно и их мать.

Не говоря уже о другой родне. В том числе, о детях. Племянниках.

— Я уже оплакала дочь в Аравинте. И она для меня не успела воскреснуть.

Что же ты не сообщил столь разные новости в разные же дни, хитроумный политик? Или у тебя так мало удовольствий, что предпочитаешь хватать всё и сразу? Заразился жадностью от своего вечно голодного Подземного Ужаса? Или она всегда идет вкупе с бессмертием? Как постоянный голод — незримый спутник и тень Детей Ночи.

За такой мирной и обычной с виду дверью — черно-алый зал, черный алтарь, теплая красная кровь. Ужас, муки и смерть. Дрожат тающие свечи, чадят дымные факелы. Колеблются тени стола, фигурных стульев… вычурной дверной ручки в виде извивающейся гюрзы. А змеиному королю тени не положено. Только его стулу.

Горячее вино давно уже не греет. Что это — вечный ужас, внезапно настигшая старость? Или просто — Мэнд?

— Честно говоря, я разочарован. А я не привык разочаровываться.

Только бы не навредил Виктору! Что же делать? Притворно рыдать о Белле уже поздно.

А до алого зала — всего одна дверь. Дерни змею за хвост — она проводит тебя в Бездну. Кто ждет в ней?

Улыбаться пособлазнительнее — чтобы отвлечь? Этого — бесполезно.

Мигель Кровавый хочет всё и сразу. И не откажется от одного удовольствия ради другого. Всё загребет.

— Сейчас здесь будет еще один дорогой гость. И мы узнаем, чья любовь сильнее — отцовская или материнская?

2

Думать и понимать больше невозможно, и Элен перестала. Гораздо проще позволить себя одевать, мыть, красить — как безвольную, покорную куклу. А еще кормить — они ведь не дадут пленнице умереть с голоду. Просто выскользнуть из их лап. Прежде времени. Не по воле их чудовищного короля.

Виктор больше не приходит. Наверное, он умер. А если и жив — после всего видеть Элен не захочет. Она ведь его предала. Младшая Контэ так испугалась, что рассказала всё. И готова была на всё. И сейчас готова.

Оставаясь одна, Эленита с головой зарывалась в душные одеяла и рыдала в одинокой тьме. Пока не засыпала уже от ужаса. Или не погружалась в зыбкое беспамятство — как в мутную воду. Где ничего не помнишь и не осознаешь. Где сквозь туман не видно чужого оскала.

Мир — обманчиво-хрупкая душная тьма. И она не защитит, когда Элен придут убивать. Или сначала пытать, калечить, или еще что…

Надо было уехать к везучей сестре Жанне. Та сейчас счастлива со своим занудливым мужем. Рожает детей, управляет поместьем, сажает розы и довольна по уши.

А Элениту убьют. Или сначала обесчестят. А еще ужаснее, что она не станет сопротивляться. Да Элен сама готова предложить свое тело, лишь бы избежать жутких пыток и неотвратимой смерти.

Готова отдаться в любой миг. И не только королю.

Вот только палачи легко возьмут и то, и другое, и третье. Элен даже не спросят. Ей нечем с ними торговаться. Кошмарный король-зверь это ясно выразил.

Она — трусливая дрянь и подлая предательница. Потому Виктор и любил таких, как Элгэ. Как его мать, как Белла. Тех, кто сами пронзят себе сердце кинжалом, но не станут скулить и пресмыкаться. Гордых и сильных — даже в смерти.

Никто не знает, как умерла Элгэ Илладэн. Но Виктор верит, что в яростной схватке с непобедимым врагом.

Элен росла, взрослела, мечтала, любила. Даже наивно верила во взаимность Виктора. Хотя как может яркое, ослепительное солнце любить незаметного мотылька?

А теперь она просто умрет. Солнце, небо и другие мотыльки останутся, а ее не станет.

Как не стало Элгэ. Сколько врагов она прихватила с собой за Грань? И стало ли ей с этого хоть чуть легче?

Мрачный и угрюмый брат Кевин спас бы Элен — как когда-то Жанну. Но где он сам — в далеком Квиринском плену?

Почему умная, сильная, взрослая Кармэн привезла Элениту сюда? Почему не подумала о грозящей опасности? Почему не вытащила их всех отсюда — до сих пор? Где она⁈ Пирует с чудовищным королем? Терпит его домогательства? Всё лучше, чем ждать гибели.

Тяжелые, неотвратимые шаги в коридоре превратили Элен в дрожащий комочек. Жалко скулящий во тьме.

Что там — подкованные сапоги? Прошагали мимо. За кем-то еще.

Жгучие дорожки слез струятся по мокрым щекам, стекают мимо дрожащего рта. Горько-соленый вкус. Когда враги первым же ударом рассекут губы — добавятся еще соль и кровь. А уж когда вскроют горло…

На кровати Элениту обнаружат в первую очередь. Куда же еще? За портьеру? Нет. Во всех романах там прячутся все герои.

Если только…

Какие же здесь холодные ночи. В змеином дворце змеиного короля. Будто не в южном Мэнде, а в ледяной Бездне.

Прихватив меховое одеяло — греет не теплее шелковой простыни! — Эленита забилась под широкую кровать. Тщательно подтянула меховую ткань, прильнула к холоду дальней стены. Подвернула уже остывающее одеяло. Исчезнуть бы, провалиться — хоть куда.

Когда-то Элениту раздражала немолодая графиня — мешала их с Виктором любви. Но как же жутко теперь одной в этой комнате — даже без ворчливой старшей дамы!

Лунный свет струится по странным завиткам на ковре. В форме… тоже змей⁈ Здесь, на полу, они ближе. Элен даже лежит — на них. Скорчилась, прильнула к гибким леденящим телам…

Надеется, что в собственном кубле они не станут ее искать?

Заткнуть бы жуткую дыру широкого просвета плотными одеялами, но тогда враги догадаются сразу.

А теперь нужно просто затаиться. Вдруг так Элен не найдут и настоящие враги? Вдруг она и впрямь просто растворится во мраке. Исчезнет, просочится песком сквозь хмщные, острые когти.

Она ведь всегда была тихой и незаметной. Как маленькая мышка.

Вдруг сегодня еще убьют кого-нибудь другого?

3

Страшнее всего — оставлять их одних. Беллу, мальчика, Вита. Особенно на несколько часов. И с риском не вернуться. За Михаилом присмотрит Витольд, но что будет с Арабеллой?

А еще хуже, что Вит сегодня тоже здесь. Не в очередь с Грегори, а вместе с ним. Его вызвали, не предупредив Грегори. Как бы теперь спровадить друга пораньше? К младшим?

Потому что присутствие Витольда значит одно — Белла и Михаил там сейчас только вдвоем. Совсем одни. В темноте, одиночестве и страхе.

Среди ужаса и под охраной ужаса. А Арабелла и так почти не спит.

А еще Вит говорит, что и мальчишка мечется каждую ночь, когда засыпает — хоть урывками. Но чаще просто лежит без сна с закрытыми глазами. А то и с открытыми — когда устает притворяться. С самой первой ночи здесь. С плена своей семьи. И собственного заключения в вампирских подземельях.

Ночной Князь — прекрасен как утренняя заря и поздние сумерки, пленительная Княгиня — его достойная пара. Вечные почти как подлунный мир.

Просто дети, не успевшие вырасти. В чём-то даже добрые. Насколько это возможно для лишенных души нелюдей.

А на роскошно сервированном столе — человеческая еда и вино. Из уважения к гостю.

Уже остывшее жареное мясо, тушеные овощи, сыр, лиловая спелость винограда. И вино — неплохое, судя по бутыли.

Только аппетита нет. Беллу и Михаила бы сюда.

— Прости, Грегори, что так давно тебя не приглашали.

Ясно — не было хороших новостей. А заодно и настроения.

Или это уже в нем говорят бессильный гнев и обида? А заодно и собственная беспомощность. И вечная тревога за родных. Запертых. Кто — в кровавом дворце у дневного властителя Мэнда, кто — у его же Ночных Владык. Вместе с самим Грегори.

— Я благодарен вам за приглашение, Властители Мэнда.

Даже если они и чувствуют ложь — сейчас он искренен. Более чем.

За спасение ночных прохожих Грегори благодарен не меньше. Зол — что почти всесильные бессмертные Князь и Княгиня не делают больше. Могут ведь. Просто не обязаны. Вот лишний раз и не рискуют. Ни собой, ни подданными. Спасли по его просьбе десятки, а способны — тысячи.

Каково было Анри Тенмару — в заточении с сотнями людей, готовыми отчаяться в любой миг? Чем квиринская тюрьма смертников лучше вампирского подземелья?

Что такое есть в стальном подполковнике, чего нет в лейтенанте Грегори Ильдани? Если он готов отчаяться сам — после нескольких недель против полутора лет квиринского плена в ожидании казни?

Что было в великом отце, что за ним шли целые армии? Почему судьба если не ради его сына, так ради поверивших в него, не дала Грегори унаследовать хоть крупицу?

— У нас даже нет вестей из дворца. Кроме того, что за это время не было публичных казней.

Да. Только непубличные. Приватные. Путем скармливания Змее прямо в проклятом дворце Мигеля очередного Кровавого.

— Грегори, нам трудно просить тебя рискнуть твоей единственной жизнью. Мы ведь не можем даже обещать, что успеем дать тебе вечность вместо Грани.

В этом мире все живые рискуют единственной жизнью. Запасной не наделили никого. Не положено. И вечности всем не предлагают.

А согласия Грегори никто даже не спросил. На вечность. Впрочем, «нет» он и не произнесет. Будучи одним из Детей Ночи, можно еще сделать хоть что-то. Успеть кого-то спасти самому. А вот Грань — окончательная смерть. Небытие. Тут уже никого не спасешь и никому не поможешь.

Вот только гостеприимные хозяева ведь и впрямь уже не успеют. Грегори — не житель змеиного дворца. И не вправе пригласить туда Детей Ночи. Если это вообще возможно. Магию той самой вечно голодной Змеи никто не отменял.

А Князь и Княгиня до сих пор не смеют ступить на чужую территорию. Рискнуть вечностью.

— Я готов. Я отдаю себе отчет, что во дворце окажусь один. Только прошу разрешения взять с собой друзей. Втроем мы справимся лучше.

— Как ты понял? — усмехнулся Князь.

Похоже, в этот раз удастся вытащить на поверхность Беллу. Она наконец-то увидит звезды не только во сне.

— Если бы вы могли обойтись без меня — я бы здесь сейчас не стоял, — устало вздохнул бестолковый сын знаменитого полководца. — А что еще способен совершить только смертный?