Девятью Девять

Глава XXI

Дальнейшие события развивались быстро. Джозефа Харригана арестовали в пятницу. В субботу состоялось дознание, и ему предъявили обвинение. В воскресенье на кладбище Кэлвери наконец состоялись похороны. В понедельник окружной прокурор предстал перед большой коллегией присяжных и выдвинул официальное обвинение против Джозефа Харригана по двум покушениям на убийство и по тяжкому убийству первой степени.

Дело близилось к концу — так сказал лейтенант Маршалл Мэтту вечером во вторник. Они вновь сидели мужской компанией у камина, пока Леона показывала восхищенной Конче, какой Терри душка, когда спит.

— Конечно, Харриган свою вину отрицает, — добавил лейтенант, — но у него нет шансов.

— Правда? — спросил Мэтт. — Вы прихватили Джозефа с поличным как минимум на одном покушении на убийство, но по главному обвинению еще уйма неясных моментов.

— Не сказал бы. Я тщательно все проверил — не стыжусь признаться, с помощью сестры Урсулы. Полагаю, мы можем быть уверены. Что вас смущает?

— Во-первых, кто унес книгу о Вильгельме Втором?

— Джозеф, разумеется. У него была наилучшая возможность сделать копию ключа. Что еще?

— Много чего. Сигареты Артура у Свами. Джозеф снова пытался подставить парня? И алиби Свами, и желтое одеяние в мусорной печи.

— Все постепенно выясняется. Зюсмауль наконец заговорил. Он шнырял вокруг, собирая сведения о Харриганах в надежде за что-нибудь зацепиться, и узнал, что Артуру нужны наличные. Он связался с крысенком и убедил предать родного отца и выкрасть папку. Кражу назначили на вечер воскресенья, вот почему Свами нуждался в алиби. Но после убийства Артур струсил, и Зюсмауль попытался нажать на вас.

— А второе желтое одеяние? Если бумажное, которое мы видели, сгорело в камине, откуда взялось другое, из ткани, и как оно попало в печь?

— Вспомните любовь Артура к дурацким шуткам. Убийство случилось тридцать первого марта. Какой был следующий день?

— Первое апреля.

— Вот именно. День дураков. Артур намеревался разыграть отца — видимо, он хотел показаться под видом Агасфера и наговорить всякой чуши. Вот откуда он узнал про Девятью Девять — он пришел в Храм, чтобы разучить свою роль. Но после убийства держать у себя желтое одеяние оказалось чертовски опасно, поэтому Артур поспешил от него избавиться.

— И все-таки я не понимаю причин. Если Джозеф поддерживал Храм Света, зачем он так старательно втягивал Агасфера в убийство?

— Отчасти, разумеется, потому, что желтое одеяние лежало в основе фокуса, который он сыграл с вами. И отчасти потому, что Джозеф знал: Храм обречен. Тонущие корабли и крысы… Даже смерть Вулфа не спасла бы организацию Агасфера от разоблачения, особенно после того как появились вы. Но Вулф должен был умереть, поскольку подошел слишком близко к разоблачению не только махинаций Агасфера, но и его связи с Джозефом. Джозеф не мог спасти Храм, все, что ему оставалось, — спасать самого себя. И даже здесь он потерпел неудачу. Даже если у нас нс найдется других улик, Р. Джозефа добьет признание Купера. Робби не нравятся большие злые дядьки с пистолетами.

— Ради блага Кон… то есть семьи, — сказал Мэтт, — хотел бы я как-нибудь убедить Джозефа признаться. Вы правы, шансов у него нет. Если он признается, тогда до некоторой степени удастся избежать скандала и дурной славы. Нет ли способа…

— А вот и дамы, — перебил Маршалл. — Думаю, чем меньше мисс Харриган будет слышать об этом деле, тем лучше.

Леона сказала:

— Конча решила, что Терри просто чудо, а я научила ее печь сырное печенье. Она жалеет, что у них в холодильнике нет резиновых поддонов. А вы чем занимались?

— Сочиняли лимерики, — ответил лейтенант Маршалл.

— Ух ты! Расскажите! — потребовала Конча.

— Потерпите, пока не выйдете замуж, мисс Харриган, — весело сказал Маршалл и удивился, отчего эта невинная фраза вызвала такое смущение.

Женщина сказала:

— Признаюсь, я виновата. Я думала, мною движет жажда правосудия, желание помочь семье, но что толку обманывать саму себя. Я уступила гордыне — моему демону, жалу плоти моей. И вдобавок я должна была убедиться. Поэтому отчасти ваш грех — на моей совести.

Мужчина ответил:

— О господи! Я вас совершенно не узнал.

— Я на то и рассчитывала. В рясе человек выглядит совсем иначе. В пятницу был канун дня памяти матери Ларош, когда мы свободны от наших обетов и можем носить мирское платье. Но свобода от обета не умаляет того дурного, что я совершила. Поэтому я попросила у лейтенанта Маршалла разрешения прийти сюда. Рассказать вам правду — часть моего покаяния.

Мужчина спросил:

— Зачем вы это сделали?

Женщина сказала:

— Логика порой ошибается. Но когда я произнесла имя Робина Купера и увидела ваше лицо… Вы простите меня?

Мужчина горько улыбнулся:

— Я вас прощаю.

Женщина серьезно ответила:

— Спасибо. Грех отравляет, если о нем молчать. Его нужно поведать Богу через посредство священника, но можно и просто рассказать кому-нибудь и исправить то, что случилось, — хотя бы пощадить живых, если уж нельзя воскресить мертвого.

Мужчина сказал:

— Вы ничего не можете исправить.

Женщина ответила:

— Я — нет. Но вы можете.

Мужчина замолчал. Потом попросил:

— Молитесь за меня, сестра. А когда выйдете, передайте охраннику… тюремщику… или как его там… что я хочу с ним поговорить.

Когда охранник пришел, мужчина сказал:

— Мне нужен священник. И передайте окружному прокурору, что я хочу внести поправки в свое заявление.

Леона вспомнила, что у них закончился бекон к завтраку, и лейтенант повез супругу в отдаленный круглосуточный магазин.

— По-моему, — сказал Мэтт, — Маршаллы очень деликатны.

— Я рада, — искренне ответила Конча. — Мы не оставались наедине… с прошлой среды?

— Да.

Она прикусила нижнюю губу.

— Я так и подумала. Почему ты меня сторонишься, Мэтт?

— А что?

— Я ведь тебе нравлюсь?

Не отвечая, он смотрел на огонь.

— Маршаллы так счастливы вместе, правда? — сказала Конча.

— Да. Возможно, Леона зарабатывала на жизнь странным образом, но она простая девушка, а не богатая наследница.

— Да. Но, Мэтт, дорогой…

— И вдобавок, ты, черт возьми, так юна и слишком часто передумываешь. За две недели ты успела побывать невестой Грега, потом решила уйти в монастырь, а теперь…

— Это нечестно. Я не любила Грега. Даже иллюзий не строила, будто люблю. А тут еще Артур сделал раз в жизни доброе дело и признался, зачем помог Грегори разыскать нас в тот вечер Грегори намеревался жениться, как только мне исполнится восемнадцать, потому что у его отца дела пошатнулись и моя доля наследства им бы пригодилась

— Предполагалось, что и Артуру уделят кусочек? Вот тебе еще одна причина. Представляешь, обзавестись таким шурином!

— Не шути, Мэтт. Я пережила ужасный вечер. Смотреть на людей, которые любят друг друга и так счастливы…

— Симпатичные безработные парни не женятся на девицах из рода Харриган.

— Но ты же занят папиными делами.

— Надолго ли?

— И потом, если я… — Выговорить это было непросто, но наконец Конча справилась: — Если я выйду замуж без согласия попечителей, то потеряю наследство.

Мэтт, старательно не глядя на девушку, налил себе еще выпить.

— Не надо благородства, а то я сейчас разрыдаюсь.

— Ну и кто тут благородный? Ты. Ты грубишь, чтобы отпугнуть меня.

Мэтт проглотил виски залпом, но не успокоился.

— Послушай, милая моя, — сказал он. — Давай просто подождем и посмотрим, что будет дальше. Договорились?

Конча поднялась и встала у камина.

— Ладно.

Она улыбалась и в то же время едва сдерживала слезы.

— Все-таки мне нравится этот дом. Как по-твоему, сколько он стоит?

— Меньше, чем Харриганам когда-либо доводилось платить, и больше, чем я когда-либо зарабатывал.

— Ну, есть же ссуды и такие штуки… которые подписывают… — Конча подошла к нему и села на подлокотник кресла. — Ну хоть поцелуй меня.

— Почему бы и нет? — сказал Мэтт. — Хотя, ей-богу, на это я мог бы кое-что ответить.

Десять лет назад имя Теренса Маршалла не сходило со страниц американских газет. Он представлял собой одно из тех загадочных сочетаний, которые гарантируют сенсацию. Член “Фи-бета-каппа”[26], стипендиат Родса[27], известный на всю страну футболист. Его юношеские воззрения на ту или иную проблему получали национальную известность, и это очень смущало Маршалла теперь, когда ему перевалило за тридцать и он стал серьезен и благоразумен.

Потом он уехал учиться в Оксфорд, и репортеры нашли следующую жертву. Общественная карьера Маршалла завершилась, но случайная дружба помогла