Дискотека. Книга 1 [СИ]

Глава 25

В разболтанной машине Ленка думала над словами Пашки Санича. Такой искренний Пашка, и этим ее постоянно обезоруживает. И правда, как хорошо, когда двое едут в машине, будут танцевать, друг с другом, и никакой у них нет любви, которая мешает, давит на сердце, ловит чужие взгляды, примеряя каждый — вдруг кто-то вклинится и заберет его, или — ее.

Пашка оглядывался на нее с переднего сиденья, блестел зубами, вертел стриженой головой — наслаждался поездкой.

И в темном прыгающем зале им тоже оказалось совсем неплохо. Пашка никуда не девался, танцевал только с ней, вместе выходили покурить под лестницу, вернее, он курил, рассказывая какие-то пустяки, а Ленка стояла рядом, смеялась этим пустякам и кивала. И ей казалось, что они где-то в другом месте, хотя вокруг то и дело мелькали знакомые лица. Валька Панчуха прошла, вместе с прекрасным Вовой Индейцем, оба покачивались, смеясь, и оглядывались, крича кому-то. Один раз Ленка замолчала и быстро ступила ближе к окну, в темный угол. У подножия широкой лестницы встали, о чем-то переговариваясь, Юра Бока с приятелями — Строган там был, как всегда лощеный, как полированный сервант, и Мерс топтался, стягивая с шеи бесконечный шарф и звеня на пальце ключами от своего жигуленка.

— Правильно, — сказал Пашка, заслоняя ее от света, — с ними не надо, Ленуся. Щас свалят и мы наверх, там Антонова крутят. О, любимая моя песня.

Они бежали по лестнице, Пашка крепко держал ее руку своей и от самого входа обнял, закачал в танце, тыкаясь теплыми губами к уху:

— Гляжусь в тебя как в зеркало… до… голово… кружения… чего ты ржешь?

— Слова смешные. Чего он там, ну ты в смысле, увидишь, в лице? Он жеж мужик. А смотрит…

— Та. Какая разница. Зато какой медляк, да?

Среди цветных пятен мелькнуло что-то, Ленка насторожилась, всматриваясь. Но медляк с отражениями кончился и над их головами, над неровными нагромождениями колонок и всяких причиндалов, вспыхнуло светлое упрямое лицо с черно накрашенными ресницами до самых висков. Женский голос требовательно запел, дергая танцующим руки, ноги и плечи.

— О! — закричал в шуме и блеске Пашка, вытаскивая Ленку в середину зала, — «Блонди»! Танцуем, Ленуся!

— Тебе нравится? — Ленка двигалась в такт звонкому высокому голосу, такому, не очень такому, чтоб уж нравился ей. Но Валик сказал…

И забыв о том, что хотела высмотреть в зале нечто, обеспокоившее ее, она задирала лицо, рассмотреть тонкую блондинку с прямыми плечами и расставленными ногами под широким подолом ярко-синего платья.

— Еще бы! — мотал головой Пашка, — ты что, это же классная певица! Супер!

Ленка подумала, а вдруг скажет, — вы похожи. Ждала. Но Пашка прыгал, толкая ее локтем и смеясь. Наслаждался. Она встала напротив, притягивая к себе его голову.

— Что? — прокричал он в шуме.

— Похожа? Я похожа на нее? — Ленка отодвинула лицо, поворачивая его к цветным вспышкам. Пашка добросовестно осмотрел, снова обнял:

— Неа. Ну, может чуток совсем. Она вон какая.

— Угу. А я — просто так.

— Что?

— Ничего!

Уводя ее в угол и садясь рядом на перекошенное деревянное кресло, Пашка сказал, отдуваясь:

— Фу-у-у, напрыгались, шо дети. У тебя волосы совсем не такие.

— Причем тут волосы. Их покрасить можно.

Ленка замолчала, вставая, выдернула руку из Пашкиных пальцев.

— Я сейчас…

Шла через зал, держа глазами белые волосы, прямо по скуле, и тонкий знакомый профиль. Выворачиваясь из-за спин, тронула за плечо Рыбку. Та резко повернулась. Опустила руки, сжимая в одной маленькую сумочку на длинном ремне.

— Оль? Мама сказала, ты к сестре. А ты тут.

За их спинами начиналась медленная, тянущая сердце мелодия. Одна из ленкиных любимых песен. Из-за слов в ней.

— Летний вечер теплый самый был у нас с тобой…

— Разговаривали с нами звезды и прибой…

Оля пожала худыми плечиками под клетчатой рубашечкой.

— Ну и что. Ты тоже тут.

— Я с Пашкой, — зачем-то рассказала Ленка. Ей не понравилось Олино лицо. Как-то слишком бледное, и почти черный в зеленоватом свете румянец на впалых скулах. Глаза блестят.

Кто-то подошел сзади, небрежно подталкивая Ленку в сторону. И Оля, светясь лицом и кусая губы, шагнула навстречу. Обняла обеими руками талию Кольки Гани и положила голову на его плечо. Глаза перестали блестеть. Она их закрыла, подумала Ленка, отступая и уходя в качающуюся толпу. Закрыла, и нет ее теперь. Она с ним. Вот же черт.

У кресла Пашки не было. Ленка осмотрелась и села, вытягивая ноги. Качались черные силуэты, временами цветные от медленных, в такт музыке, вспышек. Рыбка наврала матери, что уехала ночевать к сестре. А сама кинулась к дураку Гане. И лицо у нее, нехорошее такое лицо, с таким она может наделать глупостей. И где этот паршивец Пашка, интересно? Куда-то смылся, а Ленке придется одной добираться домой? Может, попробовать уговорить Рыбку? Поехать вместе, и пусть она немного остынет, тоже мне любовь, лямур с тужуром, как сказал доктор Гена.

Песня стихала, пары останавливались, размыкаясь. Или продолжали стоять, слитые, шептались, ожидая, что еще приготовил им Вовочка Лях, колдующий на своем возвышении.

В толпе показалось знакомое лицо, и Ленка выдохнула с облегчением. Пашка торопился, извинительно оглядываясь и разводя руками. А за ним…

— Вот черт, — Ленка страдальчески нахмурила брови.

За Пашкой целеустремленно двигалась Семачки. В розовом пуховом свитерке с пышным воротом и в неизменных своих джинсах, под штанинами которых выпирали голенища сапожек. Подошла и встала над сидящей Ленкой, переводя мрачный взгляд с нее на весело растерянного кавалера.

— Ленуся, — начал он и слова смешались с грянувшей музыкой.

Викочка дернула конопатым лицом, повернулась и побежала к выходу, мелькая гладкими волосами.

Ленка покорно встала и двинулась следом. Пашка торопился рядом, хватая ее руку.

— Куда? А я?

— Блин, достали со своими любовями. Вдруг она чего сделает. Или ее кто.

— Что?

— Ничего! — рявкнула Ленка, выбегая на лестницу.

Высокие двери закрылись, музыка осталась внутри. А тут снаружи — смех, топот каблуков, крики из туалета и гулко — из вестибюля. Семкина голова уже скрывалась за углом, где гардероб. А Пашка схватил Ленку за руку, останавливая.

— Да не беги. Проводим. Вместе. А после посидим на лавке. Я и ты. Ясно?

— Ну…

— Та давай, Ленчик! — Пашка сам побежал вниз, смеясь и таща ее за руку. На ходу объяснил еще:

— Ну не хочу я с ней. Я с тобой хочу. Чего тут думать. Проводим и все. Молчи только. Ясно?

Ленка пожала плечами.

Когда втроем стояли на остановке, она, отойдя в сторону от болтающего Пашки, думала. Ну и правда, если бы у Семки была неземная любовь, а то ведь у нее каждую неделю новый предмет страсти. И Пашка не хочет. А с ним так спокойно, уютно, и вот даже сегодня, когда сильно потянуло сердце, из-за этой Блонди, как ее — Дебби Харри, то все смягчилось, а была бы одна, вот тогда пришла бы тоска. Тощища. А еще за Рыбку волноваться…

Но пробираясь от одной мысли к другой, Ленка вспомнила, что ждет ее в школе и совсем расстроилась. Непонятно, в какую сторону и страдать.

На автовокзале Пашка подхватил обеих под руки, потащил, смеясь и болтая, к дому, обходя его со стороны Ленкиного подъезда. И рядом с лавочкой церемонно раскланялся:

— Ленуся, пока-пока.

Шагнул ближе, чмокнул удивленную Ленку в щеку и прошептал, щекоча ухо губами:

— Не уходи. Щас я.

— Пока, Викуся, — машинально сказала Ленка расцветающей Викочке.

Зашла в подъезд и встала, собираясь с мыслями.

Пашка прискакал минут через пять, когда она совсем уже решила уйти домой, потому что так будет правильнее. Не успела.

Довольный, встал спиной к теплой плоской батарее, обнимая Ленку. Замурлыкал про зеркало.

— Как-то это неправильно, — поделилась Ленка, — ты ее получается, обманул? И я обманула?

— Неа. Я ей руку поцеловал. И Вика радостно убежала спать. Да не переживай ты. Вот характер. Ты чего за всех волнуешься, а? Ты за меня волнуйся лучше. Смотри, я все время возле тебя кручусь.

— Ты же сказал — просто так? — удивилась Ленка, увертываясь от теплых губ.

— Ну да, — удивился Пашка, — но все равно. Я по тебе скучаю. И мне с тобой классно. А тебе?

— Ну…

Ленка помолчала, вспоминая, как целовалась с Сережей Кингом в такси. И к ее удивлению, ей было — никак почти. Ну да, лестно, он вон какой. Взрослый и крутой. Тачка, кабак. И даже помаячило это вот, которого Ленке хотелось — ощущение «не отсюда». Но если честно себе сказать, то с Пашкой оно сильнее. Он не опасный, совсем свой, и как только заговорит, то все кажется таким — несложным. На все вроде бы, можно и наплевать. Будто они с ним точно не отсюда и не здесь А еще она не должна Пашке таких денег, и вообще, Рыбка, конечно, права, нельзя ей связываться с Кингом. Там вообще все другое. Другой кинговый мир.

— Долго думаешь, — засмеялся Пашка, дыша ей в шею сигаретами и одеколоном, — давай лучше поцелуемся, Ленка Малая. А завтра, хочешь, завтра поедем кататься? На моем динозавре?

— Куда? — спросила Ленка после поцелуя, и добавила, отпихивая пашкины руки, — не лезь.

— Куда скажешь, — царски ответил Пашка. И согласился, послушно укладывая руки на ее талию, — не лезу. Как сама захочешь, говори, ладно?

Ленка благодарно кивнула ему и поцеловала уже сама. За это вот — куда скажешь и «не буду».

Утром, не успев умыться, она сразу позвонила Рыбке, казнясь тем, что вчера, получается, удрала и не успела подруге наговорить про всякие опасности любви, впрочем, под длинные гудки, здраво рассудив, та и сама про них в курсе.

— Оль? Фу, ну как хорошо, что ты дома. Я зайду?

— К первому? — уточнила Рыбка и заорала сердито в сторону, — да куплю я, ма!

В школу пошли пешком. Через окраинные улицы, полные беленых одно- и двухэтажных домиков. Ленка помалкивала, искоса глядя на мрачное лицо Рыбки. Вокруг лихорадочно расцветал солнцем поздний ноябрь, он вдруг спохватился, что скоро зима и нужно бы еще побыть теплым, ярким. Девочки брели в распахнутых пальто, медленно ступая сапожками. Пешком до школы, до задней ее стороны со стадионом, выходяшим к зарослям тростников, идти полчаса с хвостиком. И Ленка не торопила подругу, хотя на середине дороги стала маяться, думая о том, что и сама хотела рассказать, а получается, Рыбке совершенно не до ее проблем, у нее свои.

— Ты говорила, Петька уехал, — отрывисто сказала Оля, поправляя на плече сумку, которую стала носить вместо надоевшего дипломата.

— Да, — удивилась Ленка, — а тебе он зачем?

— Он рассказывал тогда. У него врач знакомый. Помнишь?

— Нет. Какой врач? Хирург, что ли? По ногам который?

— Причем тут ноги, — у Рыбки запылало худое лицо, даже лоб покраснел под белой челкой. Помедлив, добавила, — на триппердаче врач.

Ленка встала камнем, свесив в руке дипломат.

— Оль… ты что…

— А? — Рыбка с досадой махнула узкой кистью, — да не. Не то. Просто нужен доктор. Ну гинеколог, что ли.

— Тебе?

— Нет, — хрипло ответила Рыбка и пошла вперед, колыхая вокруг ног полы вишневого пальто.

Ленка догнала ее, пошла рядом, теряясь.

— Вот блин. Оля. Оля, да стой же! Ты мне врать еще будешь? В чем дело-то? Говори! Ты что, ты дала этому дураку, да? Сегодня ночью, что ли?

Мимо плыли палисадники, полные веселых астр и белых головастых хризантем, свешивались на штакетник красные плети дикого винограда.

— Ты боишься теперь, да? Вот же черт. Мне Светка говорила, чтоб никаких там календарей, никаких лимонов. Только презервативы. У вас был презерватив, а?

Но Оля молчала, летела вперед, резко отмахивая рукой каждый шаг. Ленка психанув, остановилась и заорала вслед, не обращая внимания на густой собачий брех за каменным забором:

— Достала ты! Нежная какая. Меня все учила, а сама? Или скажешь, или я вообще. Не буду с тобой.

Оля встала. И Ленка выдохнув, быстро подошла, внимательно глядя в хмурое лицо.

— Лен, я не могу сейчас сказать. Ты мне подруга или как? Ты если можешь помочь, так помоги. А я потом расскажу. Да?

— Ты хоть скажи, что нужно-то, — сердито сказала Ленка и они снова пошли рядом, — скажи толком, внятно, а не как всегда — ах, фыр, хлоп.

— Девки говорили, таблетки есть. До двух месяцев если, то помогают. Только названия не знают они. Но точно, есть такие. Надо узнать название. И где купить. Чтоб без рецепта.

— До двух? — растерянно переспросила Ленка, — а ты… все-все, молчу. Слушай, я не знаю, где Петька. Ну там этот, Шошан, Кинга приятель, Серега сказал, вот теперь его владения. Может, Шошан знает адрес. Или телефон. Это надо к нему туда поехать. Блин, он противный такой.

— А пусть Кинг спросит. Сам.

Ленка возмущенно засмеялась.

— Ого. Ну, да. То Малая не лезь к нему, а то значит, пусть Кинг все узнает. Я ж выходит, должна ему позвонить да?

Оля молчала, глядя вперед, где ветер мотал толпы желтых стеблей.

— Позвонить… Стоп. Слушай, у меня другой телефон есть, я в Феодосии познакомилась с врачом. Нормальный такой дядька. Сказал если что, ты звони. Может, лучше ему?

— Все равно кому, — тоскливо сказала Оля, — а ты когда сможешь?

— Из дома вряд ли. Мать квитанции проверит потом, такое начнется. Надо в город идти, на почту. Ну, хочешь, сегодня после уроков сходим. Если меня вообще не выгонят нафиг со школы.

— За что это? — Оля впервые глянула на Ленку с интересом.

Той даже стало неудобно, вот же — у Рыбки настоящая трагедия, у дурной влюбленной ее подруги, а у нее — сплошные непонятки.

— Я там с дискотеки в больницу сбежала. И ночевать не пришла. Кочерга грозила, на педсовет меня. И на комсомольское собрание. Ну, у меня правда справка есть, что я в травмпункте была, с ногой.

— Так чего тебя типает? — резонно удивилась Оля, — сунешь им эту справку, пусть Кочерга заткнет свою пасть. Черную. Ой, пошли скорее, звонок. Смотри же, Лен, после уроков сразу на почту, да?

Они пробежали по узкой дорожке, осененной шуршащими тростниками, проскочили мостик через замусоренный ручей, влетели на школьный двор, уже пустой, а за оконными стеклами мелькали головы — все расходились по кабинетам. И быстро повесив пальтишки, разбежались сами. Оля с решительным бледным лицом понеслась на третий этаж в кабинет физики. А Ленка, вздохнув, медленно пошла по коридору первого — к их классному кабинету алгебры и геометрии. Там ждала ее математичка, которой Кочерга наверняка уже успела порассказать о Ленкиных подвигах.

Берясь за круглую рифленую ручку, Ленка открыла двери, думая, что ее беды по сравнению с Олькиными новыми несчастьями — мелкие и вполне преодолимые. Наверное…