Дневники и письма комсомольцев

ИСМАИЛ ШИХЛЫ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ

Перед нами удивительный документ, написанный на войне и родившийся из войны. День за днем, шаг за шагом фиксирует двадцатидвухлетний педагог, азербайджанец Исмаил Шихлы три года войны, от призыва до возвращения домой после победы. С благородной сдержанностью передано в нем все, что выстрадано, пережито, с чем автор стоял лицом к лицу. Никакой патетики; деловитый тон, немногословность. Но сколько стоит героического за каждым скупым словом, за короткой записью с названием пункта, где шли бои, за торопливой пометкой: отстояли, взяли, наступаем…

Дневник комсомольца Исмаила Шихлы наполняет нас великой гордостью за советского человека; заключенный в нем оптимизм — тот, каким жили мы в годы тяжких испытаний. Это яркая грань народной души, вместе с мужеством и геройством она составляет суть обобщенного образа воина, начавшего свой ратный путь неопытным юнцом и окончившего его закаленным в огнях сражений мудрым двадцатидвухлетним воином.

17. IX.42

В полночь, провожаемые родителями, сестрами и подругами, покинули родной Казах.

18. IX.42

Вчера в пятом часу отправились из Акстафы. Ехали с шутками, думая-гадая о том, что нас ждет.

Прибыли на станцию Баладжары. Первым делом засели за письма домой.

24. IX.42

Соорудили себе нечто вроде шалаша. Понатаскали соломы, травы, кукурузных стеблей.

22. Х.42

Семнадцатого числа вернулись с работ. Пришли в свою соломенную хижину. На дворе моросило, промокли. Чтобы обсушиться, развели костер. Скинул телогрейку, разулся. Отогрелся. Взял бумагу, ручку, собираюсь написать домой. И тут вдруг вспыхнул шалаш. Товарищи с криком-шумом повыскакивали вон. Меня окутало пламя. Выбежал, задыхаясь. Пожар потушили. У меня сгорели ватник, ботинки, еще кое-что из одежды. Что будет дальше? Донимает холодный северный ветер. Днем работаем под дождем, ночью спим в мокрой одежде. Костер разводить не разрешают. От холода долго не можем уснуть.

27. Х.42

Если ребенка разлучить с матерью, он плачет, слезы так и катятся по щекам. Но едва снова приникнет к материнской груди, — смотришь, уже стих. Сердечко успокаивается. Мы — взрослые, но как хотелось бы побыть около матери…

30.3.42

Вчера получили зарплату. По 27 рублей. И то истратили на грецкие орехи, когда пошли в город, в баню.

2. XI.42

Шахин болел, ездил на побывку. Теперь вернулся от своих. Привез нужные мне вещи. Передал мне письмо отца, со стихами. Прочел стихи, ощутил биение отцовского сердца, тоскующего по сыну, и ком подступил к горлу. Мне казалось, что отец ко мне холоден. Видать, ошибался. Он раньше, оказывается, хотел приехать ко мне, но его не пустили. Шахин говорит, что моя мать очень страдает… Увидеть бы тебя, мама, хоть один раз…

4. XI.42.

Фронт надвигается на Тбилиси, то есть подходит и к нашим краям.

7. XII.42

Тбилиси. Спим на станции, примостившись на камнях. Ждем эшелон.

9. XII.42

Выехали из Тбилиси. Город произвел на меня странное впечатление: беспризорные дети, снующие командиры, матросы, отправляющиеся на фронт, люди, продающие свой селедочный паек, девушка из Казаха по имени Тамара, обводящая нас печальным взором и раздававшая нам яблоки, воспоминания о старом Шейтан-базаре…

10. XII.42

Наконец доехали до Сухуми. Несмотря на зимнюю пору, Сухуми подобен невесте в ярком зеленом наряде. Ночь пробыли в Сухуми.

Вечером часов около 7 нас отправили морем на сторожевых катерах (СК).

12. XII.42

Ночью нам пришлось худо. На катере, мчавшемся стремительно, здорово качало. У всех разболелась голова, мутило. Наконец в час ночи мы выбрались на берег. Утром отправились на станцию. Этот городок тоже утопал в зелени. Население, правда, эвакуировано. Дома, магазины пустуют. Ребята разбрелись по парку, разводят костры и варят суп из гороховой муки, розданной в пачках. Крошат сухари в суп и едят. Ночуем, набившись в ничейные дома и будки.

В городе одни военные. Каждую ночь кого-либо отправляют на фронт. Нас еще не передали в распоряжение воинской части.

15. XII.42

Отобрали группу ребят, в которую попал и я. На машине повезли в часть. Встретили нас хорошо. Повели в баню, дали белье, полностью сменили обмундирование.

Так мы оказались в 19-м понтонном батальоне.

11.1.43

Сегодня нас подняли чуть свет. Половину товарищей посадили на машины и увезли. Мы тоже наготове. Выяснилось, что собираемся на передовую.

13.1.43

Одиннадцатого, на рассвете, едем в Туапсе. В пути застал ливень. Ехали весь день. Промокли до нитки. Останавливались, искали ночлег в окрестных селениях. Везде все занято. Поехали дальше. Ветер. Дождь. Уже в темноте остановились в лесу. Развели костер, кое-как просушили одежду, и снова — в путь. Ехали и весь следующий день. Наконец остановились в одном селении, километрах в 40 от линии фронта. По-прежнему льет дождь. На ветру совсем плохо. Наконец остановка. Вылезли из машин, разошлись искать ночлег. Но село сплошь набито солдатами. Как будто мы не в селе, а в кипящем котле. Через этот пункт движутся к фронту солдаты, машины, повозки — им нет ни числа, ни счета.

Ночью все это растекается по домам, постройкам, просто по степи, а утром стягивается в колонны и движется дальше… Но нам удалось найти дом-развалину, у которого все-таки какая-то защита от ветра. Развели огонь, отогрелись.

30.1.43

Сегодня двинулись в путь.

…Описать бы события этих двух месяцев со всеми подробностями — получился бы пухлый роман. А пока, улучив минуту, хочу хотя бы вкратце, в двух словах описать то, что с нами было и что мы делали за эти два месяца.

Насколько я помню, сперва мы на машинах добрались до перевала, после долгих хождений достигли села Шабановка. От села снова двинулись в путь, через перевал. Перевалив через Кавказские горы, мы должны выйти на Кубань. Из-за дождей и заморозков машины, можно сказать, тащили волоком. За день едва-едва одолевали два-три километра. На крутизне машины вытягивали на канатах. Наконец перевал остался позади. Достигли местечка под названием Этик. Оттуда продвинулись еще немного, остановились передохнуть. Вырыли землянки. Потом наш взвод выслали вперед. И вот мы на равнине, перед нами станица Смоленская, покинутая немцами. Здесь запахло серьезными делами. Прибыла первая рота. Грузили лодки, собрали, спустили на воду и двинулись вниз по течению. По дороге разжились двумя бочками повидла, табаком, сухофруктами. На реке очень холодно, из-за стужи приставали к берегу, разводили огонь, немного отогревались и снова ночью — в путь.

Через двое суток достигли какой-то железнодорожной станции. Там выгрузились, собрали лодки и двинулись дальше, уже пешком. Прошли через станицу Северскую, расположились в Ильской. Наутро, несмотря на усталость, еще голодные, принялись восстанавливать взорванный немцами мост. Продовольствия нет. Население нам помогает. Четыре-пять дней нас хорошо кормили.

…Мы подбираемся к самой линии фронта. Выехали из Ахтырской… Моросит. Я стою на подножке головной машины.

Видимость низкая. Передовая где-то рядом.

Но тихо. И вдруг со всех сторон на нас обрушился шквал пулеметного огня. Мы напоролись на немцев. Старшему лейтенанту Караваеву искромсало ноги. Четверо из наших погибли, двоих ранило. Пули продырявили колеса. Но Добрин, шофер, не растерялся, круто повернул машину и умчал нас прочь.

Вырвались. Сняв понтоны с машин, потащили их на себе в безопасное место. Начали окапываться. Вокруг то и дело рвутся снаряды, свистят пули, похоже, все перевернулось вверх дном. Роем окопы и ждем приказа, как быть.

Немцы ведут обстрел. От грохота закладывает уши. В окоп, метрах в десяти от нас, угодил снаряд «фердинанда». Шестерых разнесло на куски. Повар наш, Захарченко, бросил кухню, кинулся к нам.

Час спустя стало относительно тише. Обеспокоенный Захарченко пошел проведать кухню. Но тут разорвавшийся снаряд обратил в ничто и повара и кухню.

Где-то впереди наша пехота. Где, сколько ее — неясно.

До вечера оставались на этом рубеже. Едва стемнело, пошли в хату неподалеку. Затопили печку, отогрелись. Немцы, учуяв это, открыли огонь по дому зажигательными пулями. Дом, крытый камышом, загорелся. Выскочили вон. Снова затрещали пулеметы.

Под утро дали приказ о наступлении. Сзади подошли стрелки. Мы на понтонах перебросили их через реку. Пришли в движение и другие роды войск. В итоге немцы были отброшены от Абинской.

К Первому мая ожидается наступление. Во всем чувствуется весна. Деревья расцвели, поля зазеленели…

За каждым паромом закреплено по пять понтонеров. Я оказался у сержанта Смирнова. На нашем пароме стояла сорокапятка. Нам предстояло идти первыми и обеспечивать следующих за нами. Как только стало темнеть, все в плавнях пришло в движение. На каждый паром село 25 пехотинцев. А мы взяли ящики с боеприпасами. Все делалось быстро, говорили мало и вполголоса. Наконец готово. Уже ночь. В темном небе сплошной гул «кукурузников». Временами рвутся немецкие «фурфушки»[45]. С замирающим сердцем ждем приказа. Друг на друга глядим. Наконец — приказ. Взялись за весла. Проходит час за часом, а мы все гребем. Выбираемся из плавней. Скоро рассвет. Все окутано промозглым туманом, в десяти метрах ничего не видать.

Неожиданно показался берег. Затрещал пулемет. Положение безвыходное. Вражеские пули могли продырявить наши резиновые лодки и пустить паром ко дну. Головы не поднимешь. Тут сержант Смирнов соскочил на берег с криком:

— Понтонеры — за мной!

Мы высыпали на берег. Следом — пехотинцы. Как из-под земли появились немцы. Схватились врукопашную. Смирнов уложил двух фрицев. Захватили ихний пулемет и тем самым создали условия для высадки первой десантной группы, а сами повернули обратно — все 15 паромов. Вставало солнце, туман быстро таял.

Гребем без передышки. Немцы открыли бешеный огонь. Кругом рвутся снаряды, окатывая нас водой. Надели спасательные пояса. Втягиваем головы в плечи, пригибаемся, но гребем.

Уже рассвело. Нам надо пройти плавнями километ-ров десять. А тут… самолеты… Попрыгали в воду, ухватились за лодки, ждем. Самолет дал пулеметную очередь и убрался. Снова — шквал снарядов. Из пятнадцати паромов вернулось пять. Из 45 человек во взводе осталось девять.

10. V.43

Наконец нас отвели с переднего края, передохнуть на кубанском берегу. Очень грустно, пусто во взводе. Ночью при лунном свете переправляемся через реку и покупаем на хуторе молока, простокваши.

13. V.43

Есть угроза контрнаступления немцев. Поэтому мы заминировали ночью мост у села Садовое. Я и Кондратюк остались у моста. Между нами и противником 2 км. Днем отсиживаемся недалеко от моста, в укрытии, ночью на мосту стоим посменно.

23. V.43

Наутро немцы подвергли жестокой бомбежке село в 2 км от нас. Днем, между 11 и 12 часами, обрушились на Садовое, где стоим мы. Наше положение — хуже некуда. Мины и снаряды рвались сначала впереди, справа, потом слева. Разрывы гремели все ближе. Если хоть одна мина угодит в мост — ахнет такой взрыв, что не будет ни моста, ни нас. Надо бы переменить место, а деваться некуда.

Кондратюк решил перебраться на тот конец моста. Когда он вскарабкался на мост, три мины разорвались в воде. Выбрав паузу, Кондратюк проскочил по мосту.

Я решил никуда не уходить и засел в окопе. Неожиданным разрывом меня оглушило. Зазвенело в ушах, казалось, земля перевернулась и обрушилась на меня.

Кое-как выбрался из-под земли. В полубессознательном состоянии пополз к мосту.

Снова разрыв за разрывом…

Когда я открыл глаза, Кондратюк был рядом.

25. V.43

Сегодня с утра до вечера оставались под артиллерийским и минометным огнем.

1. IX.43. Крымская

Давно ничего не пишу. Причина — отсутствие блокнота. Теперь же возобновляю записи. После событий в Садовом мы получили новый понтонный парк. Начались учения — сперва в Нечаевской, потом в Покровской. Учения были очень тяжелые.

6. IX.43. Крымская

Утро выдалось ясное, погожее. Все спокойно. Сегодня отдых. Мы, земляки, собрались вместе, поговорили, побалагурили. Пополудни наша артиллерия открыла беглый огонь. Немцы открыли ответный. Пришлось попрятаться в укрытиях. Дома на окраине станиц загорелись. Только в сумерках стихло. Но издалека доносилась пулеметная трескотня. На машинах мы выехали за околицу, а оттуда пришлось идти пешком. В лунном свете шоссе кажется белой лентой. Горящие дома освещают все вокруг на сотни метров. Где-то играют на свирели. А мы продолжаем движение. В 4 километрах от передовой рассыпались по придорожным кюветам. Продвигались группами по два, по три человека.

Чувствуется, что скрытно накапливаются силы для броска. Глухой гул машин, подвозящих к фронту патроны и снаряды. Скрип подвод и фургонов, перешептывание солдат, временами свист пуль и автоматная трескотня — вот симфония ночи.

Дошли до передовой. Прошли две линии. Бойцы выходят по одному из окопов, идут к походной кухне, получают пищу, поспешно возвращаются на позицию. Часто взвиваются ракеты. Потом слышится пулеметная стрельба. Небо прочерчивают трассирующие очереди. Потом опять на несколько минут воцаряется тишина.

Мы идем дальше. Рядом со мной — Павлик Черкасов. Искендер Бахарзалов от нас отстал. Идем, всматриваемся в ночь, дыхание учащенное, пригибаемся, остерегаясь пуль, со свистом проносящихся мимо, под самым ухом, шлепающих впереди, позади или сбоку… Движемся осторожно, опасаясь выдать себя, и все же спустя несколько минут начался ожесточенный пулеметный обстрел. Пули со свистом секут воздух, втыкаются в землю то впереди, то сзади. Начался минометный обстрел. Визжат осколки.

Мы с Павликом залегли на ровном месте. Потом ползком перебрались в воронку. От близкого разрыва зазвенело в ушах. Нас засыпало землей. Несколько минут я ничего не мог понять. Потом открыл глаза.

— Павлик, ты цел?

— Цел. А ты?

— И я.

Воспользовавшись затишьем, бросились вперед. И так вот, ползком, крадучись, прижимаясь к земле, одолели километра полтора и добрались до заданного места, стали собираться по двое, по трое. Все остались целы-невредимы. Приступили к делу. Можно сказать, проработали всю ночь, без передышки, не разгибая спины, под пулеметным огнем. Отремонтировали дорогу, мост, разминировали поле. Под утро отошли и на машинах отправились к себе. Распластались в саду и уснули как убитые.

12. IX. 43. Крымская

Возвели три моста. Остался последний.

13. IX. 43. Крымская

Наступление, видимо, скоро. Всю ночь напролет не смолкает гул моторов — идет техника.

15. IX.43. Крымская

Готовимся возвести четвертый мост. С утра пошел сильный дождь. К вечеру перестал. Мы вышли к месту работы. Почему-то в эту ночь было тихо. Работа шла своим чередом. Мост закончили. Луна скрылась. Настала кромешная тьма. Через несколько минут нам возвращаться. До утра оставалось совсем мало. И вдруг — обстрел. Сперва мы не придали ему особого значения. Потом близко падавшие снаряды встревожили нас. «Фердинанд» заговорил!» — крикнул кто-то. Снаряды стали рваться все ближе и ближе. Один разорвался совсем рядом. Мы — врассыпную. Я, Павлик, Берец и капитан Даванов кинулись под мост. Но и здесь стоять опасно. Побежали. Я потерял всех из виду. Подался влево. И тут на кого-то наткнулся. Слышу голос Береца. Сидит в воронке. Хотел притулиться рядом с ним. Он отговаривает: «Найди себе место, вдвоем тут опасно».

А мне не хочется сдвинуться с места. Несколько минут пробыл около Береца. Потом почему-то решил податься обратно. Тут кто-то окликнул меня. Вижу — Всавский. Он влез в блиндаж. Я — тоже. Потом объявился Бахарзалов. Прошло секунд десять. Содрогнулась земля. Окоп обвалился. Нас засыпало землей. Дыхания не хватало. Яшка (Бахарзалов) закричал. Ранен, видимо. Снаряд разорвался метрах в двух-трех от нас. Впотьмах я ощупал его. Вроде цел.

— Ребята, вы живы? — крикнул Монастырский.

— Пока что живы.

— Меня ранило.

Он куда-то побежал. Воспользовавшись минутным затишьем, побежали и мы. Наконец собрались в станице.

Занималась заря. Все были вываляны в земле, в пыли. Лица бледные.

Капитан Даванов проверил наличный состав. Береца не оказалось. Долго искали его — не нашли, ни с чем вернулись в станицу. Пальба продолжалась. Заговорили и наши пушки. Несмотря на бессонные сутки, спать нам не хотелось. А уже солнце вставало. Фронт был прорван. Наши двинулись вперед. Проходя через вчерашние места, мы обнаружили тело Береца.

19. IX.43. Крымская

Простившись с могилой Береца, пошли вперед.

21. IX. 43. Крымская

Завтра, перейдя Старую Кубань, мы должны навести понтонную переправу у Казачьего Ерика. Наш взвод на машинах вырвался вперед. Задание: проверить дорогу, отремонтировать подорванные мосты и проложить путь для продвижения автоколонны.

Был жаркий день. Когда мы подъезжали к небольшому хуторку, одна мина, летевшая с воем, угодила прямо перед машиной, метрах в двух. К счастью, не разорвалась. Мы выскочили из машины. Немцы заметили нас и усилили огонь. Мины рвались одна за другой. Мы кинулись в траншеи. Село, казалось, вымерло. Никакого движения. Обстрел продолжался. Землю усеяли трупы. Раненые отползли назад в укрытия. Некоторые стонали, и помочь им пока нельзя было. Наконец мы собрались на околице. Стали на каком-то холмике.

С холма степь и шоссе просматривались километров на пять. Прямо перед нами виднелись небольшие холмы и селение. Оно в руках у немцев.

Комвзвода лейтенант Смоленский был очень растерян, не знал, что предпринять: ему было сказано, что оба села заняты нашими, а там сидел противник.

Забрались в траншеи, закурили. Смоленский выслал нас вперед. Но мы не смогли пройти и сотни метров. На нас полетели снаряды. Даже по одному солдату палили из орудий. Мы набились в большую воронку от бомбы. Все кругом заволокло пылью от разрывов. Не оставалось ничего, как жаться друг к другу.

Едва прекратили обстрел, мы воспользовались тем, что пыль еще не осела, выбрались из воронки и отползли назад. Кое-как вскарабкались на холм, попрыгали в окопы.

25. IX.43

Помню, двадцать второго числа, вечером, двинулись в путь. Было очень темно, в двух шагах ничего не видно. Фары включать нельзя. А дорога незнакомая. К тому же сплошь подъемы, спуски, ухабы, воронки. Потому по обе стороны машины, на крыльях передних колес, сидело по бойцу — высматривали, показывали дорогу. Слышны их приглушенные голоса: «Влево… правей… осторожно… сбавь газ». Наконец доехали до места, откуда дальше ехать стало невозможно. Вражеские окопы были совсем рядом. Каждый звук немцы слышали, отвечали огнем. Услышь они рокот машин, без сомнения, нанесли бы нам большие потери. Поэтому мы остановились.

На фронте своя, особая тишина. Можно даже услышать порхание мотылька. В тишине я узнал голос комбата Ульченко. (Я полулежал на крыле головной машины.) Он куда-то направился. Слышались другие приглушенные голоса. Глаза привыкли к темноте — я стал различать окружающее. Заметил выстроившиеся в ряд пушечные стволы. Наши машины стояли перед батареей. Вроде как в нейтральной зоне. Ульченко вернулся. Дали команду: «По машинам!» Я увидел, как почти тотчас стволы орудий приподнялись чуть выше, и вдруг грянул залп. Машины двинулись под завесой огня, пламени, под шипение снарядов. Наши пушки своим грохотом заглушили рокот машин. Жуткая была картина. Жерла пушек были обращены в нашу сторону, они гремели над нашими головами, огонь велся в пяти-десяти шагах от нас. Мы глохли от грохота. Воздушная волна от летящего снаряда, казалось, вот-вот сметет нас с машин. Сверкали вспышки, грохотал гром выстрелов. И все это оказалось на пользу — вспышки высветляли дорогу.

Пройдя через это пекло, мы чуть-чуть опомнились, не веря, однако, что избавились от опасности. Добрались до Казачьего Ерика. Сошли с машин, спустили понтоны на воду, собрали в паромы. До рассвета свели паромы в мост, соорудили переправу и пропустили «катюши». Это было уже на заре. Тут же развели мост, разобрали паромы и замаскировали.

24. Х.43

Море штормит. А мы, работая в воде, строим пристань. Готовимся к высадке в Керчи.

27. Х.43

Сегодня в два часа дня в сооруженный нами «порт» прибыл Тимошенко. Проверил подготовительные работы перед Керчью. Я был на дежурстве.

28. Х.43

Вечером из Анапы прибыли военные катера и мотоботы. На них погрузили пушки-сорокапятки, минометы и боеприпасы, а также живую силу. Но из-за начавшегося шторма десант был отложен.

30. Х.43

Суда ждут, когда утихнет шторм.

Сегодня вечером суда двинулись в путь. Многие наутро вернулись обратно. Доставили раненых и экипажи затонувших судов. Потери большие.

3. XI.43

Первого числа снова привезли раненых. Матрос с раздробленным коленом пел. Его тело наполовину было безжизненно. Но он словно не знал этого или не придавал значения. Матрос умер в госпитале спустя два часа. Не могу забыть его. По-моему, всю жизнь не смогу забыть. И могилу его не смогу забыть.

10. XI. 43. Соленое озеро

Рота переброшена с десантом в Эльтиген (Крым). Положение тяжелое. Джалилов погиб. Ахмедов Меша-ди пропал без вести. Об остальных наших ребятах тоже ничего не слышно.

25. XII.43. Соленое озеро

…Страшен берег Черного моря. Море ревет. Шторм не унимается. Выбрасывает на берег трупы. На берегу остается чернеть, как неодушевленный предмет, некогда живой человек, мысливший, чувствовавший… Никто не обращает на это внимания.

31. XII. 43. Соленое озеро

Сегодня был очень подавлен. С утра бродил по побережью. Вспомнились былые, относительно благополучные дни. Я ждал Черкасова — он отправился в Тамань за провиантом. Наконец к вечеру вернулся, принес мне ворох писем.

1. I. 44. Соленое озеро

На Соленом озере отметил Новый, 1944 год 60-ю граммами спирта. Счастье близко. Ждем скоро окончания войны. Есть предположение, что война завершится в этом году.

29.1.44. Сенное

С тех пор как я в армии, мне не приходилось слышать голос девушки-азербайджанки. Сегодня я был на дежурстве. Вдруг дуновение ветра донесло до моего слуха девичий голос: «Харалысан, ай оглан?» («Парень, из каких ты краев?») И словно в душе моей проснулось чувство, дремавшее веками. Я мигом передал винтовку товарищу и устремился на станцию. Тут стояли санитарные вагоны. Прошелся взад-вперед. Никого не усек. Поплелся обратно, насвистывая песню «Сона-ханум». Вдруг слышу, в одном из хвостовых вагонов какая-то девушка поет ту же песню. Оглянулся. Смотрим друг на друга и молчим. Так и не заговорили. Поезд тронулся.

6. IV.44. Сенное

Готовлюсь к приему в партию.

10. IV.44. Сенное

Сегодня прошел комиссию и партбюро. Приняли в кандидаты. Но карточки еще не получил.

14. IV.44. Сенное

Наконец наш фронт снова пришел в движение. Мы перешли в наступление. Керчь и Феодосия в наших руках. Симферополь взят 4-м Украинским фронтом. Скоро Крым будет освобожден. Похоже, что нас на днях переведут на другой фронт.

17. V.44. Старый Крым

Сегодня мы, 30 человек, отправились на машине в Симферополь для получения кандидатских карточек. Утром переправились через Керченский пролив. Проехав через Керчь, Феодосию, переночевали в городке Старый Крым. Керчь сильно разрушена. Феодосия — не очень. И вправду крымская земля прекрасна. Зелень, цветы, хорошие шоссейные дороги и т. д. Наутро тронулись в путь. Перешучиваемся, смеемся. Стоит машине забуксовать — разбредаемся. Вокруг вразброс валяются покореженные пушки, стоят подбитые танки.

Пятого июня нам дали бензин и отправили с Чушки на Кордон Ильича. Оттуда нам предстояло переправить в Керчь госпиталь. В тот день, дважды переправившись на Кордон, перевезли половину госпиталя. Оставшуюся часть предстояло перевезти наутро, шестого. Переправа пятого числа прошла удачно. Море было спокойное, погода стояла ясная. Мы наблюдали берег в бинокль в ожидании приближения к порту.

Девушки пели под гитару, а. то и пускались в пляс. Одна, армянка, сплясала лезгинку. Работу в этот день мы завершали весельем. И на меня напал зуд, вдоволь почесали языком с моим приятелем Махмудом. Переночевали. Утром в шесть снова отправились на Кордон. Девушки встретили нас криками «ура!». Примерно к трем часам завершили погрузку. На этот раз груз оказался очень тяжелым. Корма почти что села в воду. Отчалили. Скорость малая. Одолели полпути. И тут на море началось волнение. Паром кренился на правый борт. А волнение нарастало, опасность росла. Задраили кубрики. Но это не помогло. Паром стал стремительно оседать в воду, по воде поплыли столы, стулья, ящики… Волны погнали их к берегу. Всех охватила тревога. Люди устремились в носовую часть — это была последняя спасительная точка. Девушки —: в слезы. Я растолкал Махмуда и поднялся с ним на нос левого понтона. Осмотрелся. До керченского берега далеко. А до Чушки километра два-три, хоть туда, хоть сюда — вплавь добраться трудно. А паром медленно тонул.

«Вот и настал наш час», — сказал я про себя. Но делать что-то надо. Стали стрелять из винтовок и наганов. Авось услышат. Дали несколько сигнальных ракет. Но все без толку. Один из моряков взял у девушек две белые косынки, вышел на носовую часть и стал сигналить: «Тонем, спасите». Девушки, глядя на него, тоже стали махать платками.

Но никто не увидел сигналов и не пришел на помощь. Паром постепенно тонул, море ревело; мы надели спасательные пояса. На горизонте показался тральщик. Похоже, он взял курс на нас. Сначала катер казался темной точкой, потом вырос и медленно приближался… Девушки то и дело спрашивали: «Почему он идет так медленно? Заберет ли всех?» Я их подбадривал, хотя у самого душа в пятки — больше половины парома было уже в воде, и только воздух в носовой секции не давал ему затонуть полностью.

Наконец катер подошел. Минут через десять мы пересадили на палубу всех людей и перекинули часть груза. Паром взяли на буксир. На сердце отлегло. Девушки, только что лившие слезы, повеселели, даже перешучиваться стали. Катер буксировал нас; часто запускали ракеты. Наконец (на берегу) поняли, в чем дело. На помощь нам поспешили крупные и малые баркасы, катера. Метрах в пятистах от берега паром сел на мель. Сняли людей.

27. VI.44

Сдав все паромы саперному батальону девятой армии, вернулись на Кордон Ильича. Отсюда по железной дороге нам предстоит переправиться на новый фронт. Таким образом, мы расстаемся с Керчью и крымской землей.

9. VII.44. Смоленск

Три-четыре раза меняли направление пути. Сегодня прибыли в Смоленск. Говорят, едем в Оршу, словом, на Белорусский фронт.

14. VII.44. В пути

Проехали Оршу, курс на Минск. На участке между Оршей и Минском застряли тысячи немецких вагонов и паровозов. Пути забиты гружеными составами. Немцы пытались увезти все, что награбастали. Но из-за того, что все пути были перерезаны, побросали добычу и удрали. Вдоль дороги громоздятся танки, пушки, машины и прочая техника. На протяжении многих километров дорога усеяна немецкими монетами.

Белоруссия — сплошь в лесах. Здесь было много партизан. От страха немцы обносили дома, в которых жили, бревенчатыми заборами, как в средневековье, в два ряда, промежуток засыпали землей, и, не довольствуясь этим, огораживали жилища колючей проволокой. Но и это их не спасало.

Приближаемся к Минску. Погода прохладная. Север. Здесь солнце заходит в половине одиннадцатого, а в два утра уже светает.

Отправились из Минска в Вильнюс. Дорога хорошая. Вокруг шоссе — зелень, деревья. Вечером пришлось остановиться вблизи какого-то села, у реки, на ночевку. Окрестности очень красивые. Но села сожжены.

20. VII.44. Вильнюс

Вильнюс со всех сторон окружен лесами. Улицы асфальтированы. Прекрасный, милый город.

На окраине — речка Вилейка. Население культурное, очень учтивое. Вчера искупались в этой самой речке. Берег усеян трупами немецких солдат. Можно сказать, сто процентов населения знает русский. Ощущается смесь немецкой, литовской, польской и русской культуры и речи. Мы квартируем вдвоем. Спим в теплой постели.

29. VII.44

В доме, где мы квартируем, живет девочка 12 лет, прелестная, как ангел. Окончила шесть классов. Говорит, что станет парикмахершей. Спрашиваю, почему, мол, не хочешь стать врачом или инженером? Она отвечает, насупив брови:

— Разве бедняки могут столько учиться?

Я растолковал ей, как у нас обстоит дело с образованием. Она спросила, кем я работал до войны. Говорю: учителем. Удивляется:

— У нас таких молодых учителей нет.

30. VII.44. Вильнюс

Построили мост через Вилейку.

1–8. VII/.44. Каунас

В два часа ночи — подъем по тревоге, в 3 тронулись на машинах. Примерно к 12 часам дня доехали до Каунаса. Здесь мы должны построить мост через Неман.

9. VIII.44. Каунас

Вкалывали днем и ночью с первого по восьмое августа. Мост построили. Он рассчитан под тяжелые танки и орудия. Работа была трудная. Течение реки быстрое. Не так-то просто было поднимать тяжелые бабы и вбивать сваи.

16. VIII.44. Прея

Выехали из Каунаса. Продвинулись на 50–60 километров, разместились в деревне. Наутро начали строить мост. Закончили его четырнадцатого августа. Отдыхаем. Из дому писем нет.

20. VIII.44. Прея

Идут тяжелые учения, готовимся к предстоящим боям.

22. VIII.44

Сегодня впервые на Третьем Белорусском фронте получил письмо от Зейнаб. Пишет, что собирается в аспирантуру.

29. VIII.44

Над Неманом был большой тяжелый железобетонный мост. Наши при отступлении в 1941 году взорвали его. Теперь нам надо его восстановить. Сообща с 3-м понтонным батальоном 28 августа начали работы. До сентября мост должен быть готов.

7. IX. 44. Прея

Международная обстановка в корне изменилась, Румыния, можно сказать, за нами. 5 сентября, в четыре часа утра прекратила войну Финляндия. Союзники в Брюсселе. Германия блокирована.

17. Х.44. Мариамполь

Сегодня в бригаде состоялся семинар заместителей командиров. Позвали и меня как комсорга. До вечера слушали лекции. В каждый перерыв играли на гармони. Потом начались пляски, песни. Напоследок показали кино. В пол-одиннадцатого вернулся в казарму. Все было собрано. Поработав до четырех часов утра, погрузили понтоны на машины. Наутро прибыли в Мариамполь. Это вблизи от передовой. Доносятся разрывы и пулеметная стрельба. Видно, как взлетают ракеты. Ждем наступления.

20. Х.44

16 октября наш фронт перешел в наступление. Два дня авиация и артиллерия крушили врага. После большой подготовки, прорвав фронт, мы двинулись вперед. Погнали немцев по ту сторону их границы.

24. Х.44

Вступили на прусскую землю. Враг, отступая, угоняет с собой население. Ни души не встретишь. Дома стоят без хозяев. Солдаты располагаются по домам. Кто панаму напялил, кто на велосипеде крутит.

6. XI.44. Восточная Пруссия

Завтра Октябрьский праздник. Третий раз встречаю его на фронте.

Вечером отправились на передовую.

9. XI.44. Восточная Пруссия

Два дня стояли в лесу. Из-за стужи ночевали у костров. Наконец третью роту, куда я только что переведен, послали вперед. Кажется, будем строить причал.

10. ХI.44. Восточная Пруссия

Впереди какое-то озеро. Длиной 8 километров, шириной 300 метров, глубиной — до 800 метров. Берег в густых лесах. По ту сторону — городок и редколесье. Там расположились немцы. Беспрерывная канонада, стрельба.

Основная задача, стоящая перед нами, — построить две пристани. Одну — на этой стороне озера, другую — на той. После артподготовки на амфибиях и понтонах туда будет высажен десант. Но сначала мы должны немедленно под прикрытием артогня построить первый причал, чтобы десант смог сесть на суда, отойти от берега. А потом уж надлежит построить причал у места высадки.

Заранее заготовили необходимые материалы. Пока работали в лесу, враг, почуяв неладное, вел непрерывный обстрел. Рядом рвались снаряды, пули со свистом неслись над ухом. У нас много раненых и убитых. Ночью, пользуясь темнотой, обе стороны охотятся за «языком». Вчера пытались «украсть» нашего лейтенанта Колосова. Но Колосова выручила физическая сила.

Вечером меня и Андрианова вызвал капитан Носов. Надо идти в разведку. Андрианов с капитаном остались на берегу, а мы с лейтенантом Бродягиным двинулись дальше. Ни зги не видно. Пошли вдоль берега. На переднем крае нас на каждом шагу останавливали и лишь после проверки пропускали. Пробирались через окопы, траншеи, под минометным, пулеметным и автоматным огнем. Наконец добрались до намеченного места. Я разделся под деревом, взял тесак в зубы, прихватил заранее заготовленный шест длиной 2,5 метра, спустился к озеру. Тут взмыла ракета. Я кинулся в воду. Только нос выставил из воды. Вокруг градом сыплются пули, булькают в воде. После очередной ракеты наши открыли минометный огонь. Воспользовавшись этим, я осторожно иду, нащупывая ногой дно. Моя задача — промерить глубину озера метров на пять от берега, в том месте, где предстоит соорудить причал. Через каждые полметра устанавливаю шест вертикально и ножом отмечаю на нем уровень воды.

Вода ледяная, идет снег. С полминуты держусь на поверхности, минут пять по самые уши в воде. Каждый раз, как пустят ракету, сигаю в воду и вижу, как в нее втыкаются трассирующие очереди. Вот так, провозившись в воде с час, взял замеры. Выбрался — и ползком назад. На берегу вижу: Бродягина, стоявшего у моих пожитков, задержали наши. Посчитали нас за шпионов.

Я весь продрог. Оделся. Пошли.

11. XI.44. Восточная Пруссия

Сегодня утром, воспользовавшись туманом и изморосью, перетащили заготовленные для моста балки метров на 300, прямо к самому берегу. Когда туман рассеялся, враг понял, в чем дело. Взялись за работу его снайперы. Одного из наших ранило. Но мы не прерывали работы, в полдень предстояло наступление.

26. XI.44

После обеда наш батальон отправился на выполнение боевбго задания. Мы должны поставить мины перед передним краем нашей обороны.

3. XII.44

27-го, ночью, под обстрелом, вышли на передовую. Минировали траншеи, стали двигаться от воронки к воронке. Перетаскивали мины, вставляли капсюли.

До второго декабря, занимались минированием.

9.1.45

Отчего-то затосковал. Дважды снился отец. Вижу — море волнуется. Буря. К берегу идут старые знакомые катера. Я на берегу. И мама, несмотря на то, что ее окатывает прибой, стоит на берегу — как видение. Она даже пытается принять концы. Я подхожу помочь. Не пойму, что это за сон? Может, судьба снова что-то выкинет с нами? Или уже выкинула, а мне невдомек?

9.1.45

Получили боевое задание. Чем кончится — неизвестно. Счастье и близко, и далеко… В мгновение ока может оно улыбнуться человеку, может и уплыть из рук…

13.1.45. Эдигюннен

Случилось, как мы и ожидали. В 8 часов утра началась артподготовка. Из-за плохой погоды авиация не смогла вести боевые действия. Но наступление началось.

21.1.45

Тихо падает снег. Морозно. Все белым-бело. Поля тянутся, насколько хватает глаз, спокойны, словно одеты в белый саван. Дороги забиты машинами. Ничего, кроме немолчного гула… Едем по незнакомым прусским дорогам. Села и города тихи и безлюдны. Темная, безлунная ночь. Но из-за снега светло. Горизонт багров. Похоже, что занимается заря. Приближаемся. Впереди село. Дома пылают. Алые сполохи вздымаются к небу, здания рушатся. Бревна и балки с треском падают на улицы. Зарево пожарищ озаряет все вокруг. На улицах полно машин и людей.

Светает. Наша автоколонна приостанавливается в каком-то городе. По улицам идут пехотинцы, движутся орудия, танки. Наконец наши машины стали в полутора километрах от города, в лесу. Мы разместились по домам. В квартирах полно дорогой мебели и всевозможных предметов. Мы очистили один из домов, подмели пол, привели в порядок кушетку и кровать. Затопили печь. Уснули в теплой постели.

21.1.45

Наутро тщательно обследовали дома, где располагались. Было минировано. Обезвредили. А в полдень стремительно снялись с места. К вечеру остановились в лесистой местности. Мороз. Пришлось искать ночлег. Дома попадаются редко. Нашли один. Хозяева только что сбежали. Лампа еще горела. Во дворе мычат коровы, визжат свиньи, блеют овцы, живность переполошилась. А в доме все на своих местах. Даже ходики на стене идут. И патефон на столе. Переночевали. Утром по тревоге вскочили в машины.

Дороги запружены танками, автомашинами, фургонами, пушками, прожекторами, пехотой. Чувствуешь, движется огромная сила. Горизонт объят заревом, пылают дома, в полях бродят беспризорные лошади, коровы. С военными мундирами перемешалась и штатская одежда. Местное население собирается бежать, в замешательстве. Армия догнала их. Дороги загромождены опрокинутыми фургонами, убитыми лошадьми. На каждом шагу можно встретить убитых, разбросанные вещи.

Снова движемся вперед. Мост впереди разрушен. Ведется обстрел. Движение приостановлено. Похоже, восстанавливать мост придется нашему брату.

26.1.45

Порой мы выходим вперед, перегоняя даже пехоту, попадая под обстрел, порой остаемся позади. Теперь уже города не отличить друг от друга. Все горит, все разрушено. В одном из городов за сутки мы построили два моста. В зависимости от нашей работы скорость продвижения войск может и возрасти и убавиться.

30.1.45

Вечером, 20-го, сидим по квартирам, ждем задания. По дороге следовали поляки, русские и люди других национальностей. Вдруг к нам подошла группа девушек и женщин (одна из них была ранена, оказалось — при бегстве из Кенигсберга). Дул сильный ветер, валил снег. Мы впустили их к себе. Отогрели, накормили. Дети и женщины расплакались. Это были польки, освобожденные только что из немецкой кабалы. Мы принимали их радушно, и как же они были рады! Эти горемыки, четыре года не видевшие в Германии доброго лица, не могли надышаться на нас. Удивительный был эпизод. Сколько людей еще будет благодарить Советскую Армию!

31.1.45. Виттебург

Под Кенигсбергом продолжаются кровопролитные бои. Положение очень сложное и неясное. Движение войск и движение разноязыких народов перехлестываются друг с другом. Из Кенигсберга толпами идут беженцы. Войска, беженцы, пленные, словом, сам черт запутается. Во всем этом таится и опасность: нередко предателям и шпионам удается, смешавшись с беженцами, пробраться в наш тыл…

…Враг оказывает сопротивление. Готовимся к штурму, перед понтонерами стоит очень трудная задача: переправиться через реку, перебросить десант. Думаю, потери будут велики.

8. II.45

Третьего февраля в ночь продвинулись на новые позиции. В ту же ночь направились к линии огня.

Задача — навести переправу через реку Прегель.

Приступили к работе. Предстояло построить два моста, на протяжении километра загатить топи — проложить дорогу. И все под огнем. Холод, снег, вода, лед и пули. Трудились четыре дня. Наконец седьмого февраля сдали работу. Войска двинулись вперед. А мы отдыхаем.

13. III.45. Тигенхоф

Прибыли в город Тигенхоф, в 50 км от Альтефельде. И здесь надо наводить переправу через реку. Идут тяжелые бои. До Вислы осталось 8 километров. Море тоже близко. Словом, движемся к Данцигу.

…Война продолжается. На нашем фронте противник попал в «клещи». С одной стороны у него Висла, с другой — море, с третьей — опять наши. Одним словом, пути выхода у врага нет. Он огрызается, сопротивляется, прибегая к любым средствам. В конце концов, перекрыв шлюзы, враг стал топить села и города. Возникла нелепая и жуткая картина. Все поля остались под водой. Насколько хватает взгляд — вода. Не будь деревьев и кустов, можно принять это за море. Дома стоят в воде. Дороги затоплены. А кое-где, на мелководье, просматриваются черные зигзаги трасс. Движение по дорогам прекратилось. От дома к дому плывут на лодках. По шоссе можно ехать только верхом на лошадях или на фургонах. Вода лошадям по брюхо. Мы стали перед необходимостью строить оборонительную линию в воде. Артиллерия подалась назад. Впереди осталась только пехота. Вода прибывает с каждым днем.

18.III.45. Тигенхоф

Весна близится. Мир пробуждается от зимнего сна. Начинают зеленеть поля. Птицы заводят свои песни. Словом, жизнь. Все призывает жить, бродить — гулять по зеленым лугам, осыпать поцелуями желанные уста… Душе моей, вольно воспарившей под щемящие звуки музыки, грезится мимолетный взор любимой. Но… что мы делаем? Умираем и убиваем. Трагедия и слезы. Ползая по земле, вдыхая пороховую гарь и одновременно чувствуя наступление весны, я впадаю в грусть. Скитаясь по руинам Тигенхофа, разыскав земляков Яшку и Махмуда, изливаю им душу. Сажусь за пианино и бренчу азербайджанские мелодии… Тихо веет весенний ветер,

30. III.45

29 марта в полночь объявили тревогу… Мы покинули Тигенхоф. Город затопило.

3. IV.45. 4 часа ночи

Пошли на задание. Нас было шестеро. В связи с затоплением нужно узнать, каково положение на реке Ногат. Продвигаясь по озерам, в камышах, подобрались к Данцигскому заливу. Наши самолеты непрестанно бомбят противника. Под этот грохот и фейерверк мы подошли к самому морю. Измерив ширину и глубину реки на этом участке, повернули вверх по течению. Раздобыв маленькую спортивную лодку, я стал грести против течения. Проверяли глубину, расположение шлюзов, открыты они или закрыты. К вечеру хлынул ливень. Основательно промокли. Решили переночевать в небольшой деревушке у реки. Благодаря обособленному расположению (в лесу) население осталось на своих местах. Здесь еще не ступала солдатская нога. Мы подошли к какому-то дому. Обитатели — девушки и женщины — переполошились, побледнели, заметались в поисках укрытия.

Наконец мы остановились у какой-то старушки. Приготовила нам поесть. Через нашего товарища, знавшего немецкий, завели разговор.

Все ложатся спать. Я караулю. Трудно доверяться.

10. IV.45 Эльбинг

Начался штурм Кенигсберга. Два батальона из нашей бригады под Кенигсбергом. Мы все еще ждем приказа. По всей вероятности, отправимся в ближайшую ночь. Вообще конец войны очень близок. Увидим ли мы тот счастливый день?..

15. IV.45. Эльбинг

Кенигсберг взят.

20. IV.45

Вечером 18 апреля получили приказ. Всю ночь до утра готовились к отправке. Наутро тронулись в путь. Расположились в приморском селе. План таков: перебросить десант на полуостров, простирающийся от Кенигсберга до Данцига. Окруженные со всех сторон, там сгруппировались немцы. Длина полуострова — 20 км, ширина — до 4 км. Сейчас все сгрудились на этой косе. Нам предстоит проскочить морем 7–8 км. Положение, конечно, будет не из легких. Наши две роты перебросят десант на понтонах. Нашей (третьей) роте предстоит перебросить на барже артиллерию. Два дня ремонтировали баржу. Сегодня погода ясная. Смотрю в бинокль на тот берег… Лес подступает к самой береговой кромке. Виднеется деревня. Все тихо. Похоже, что и враг наблюдал за нами. Начал огонь. У нас оказались раненые.

Я должен пойти с первой группой. Мы будем впереди. Предоставили отдых. Ждем приказа.

4. V.45

Война кончается. Берлин взят. Германия оккупируется. Все острее мечта вернуться домой. Как хорошо возвращаться с победой!

9. V.45

Сегодня был на дежурстве в бухте. Была ясная, звездная ночь. Беспрерывно шла переправа. Все было спокойно. А после двух часов ночи все замерло.

В бухте стояли СК, паромы, баржи и другие военные суда.

В 4 часа на ближнем катере поблизости заговорило радио. Я услышал слова: «Война окончена!» Никто не мог поверить. Все были изумлены. Вдруг прокатилось «ура», взвились ракеты, люди пустились в пляс. Пушки и винтовки смолкли. Занималась заря. Полуостров погрузился в безмолвие, потом прозвучали залпы, наконец вновь воцарилась тишина. Мы поняли, что это победный салют. Таким образом, окончание войны мы встретили в заливе Фриш-Гаф, в балтийских водах.

15. V.45. Толькемит

Вчера сдали все паромы и баржи. Последний раз искупался в водах залива. Сегодня же отправляемся в Эльбинг. Говорят, оттуда поездом — в Смоленск. Словом, возвращаемся на Родину.