Дочь Эйтны

Глава третья Арест

Тяжелые дубовые двери открылись внутрь. Просторный зал, увешанный яркими знаменами, приветствовал Эолин. Придворные замолчали и повернулись, чтобы признать свою королеву. Мужчины и женщины в красивых одеждах кланялись, их драгоценности блестели в свете, льющемся из высоких окон.

Закрепив свой дух в сердце горы, Эолин начала долгий путь к трону своего мужа. Бриана крепко сжала ее руку. Эоган шагал с формальностью, приобретенной в последние годы, положив пальцы на рукоять меча, подаренного ему отцом.

За ними шли верховный маг Телин и лорд Бортен. За ними по пятам следовал молодой оруженосец Бортена Маркл, давний друг Мариэль и посетитель двора.

Мариэль и других маг отделили от ворот замка и поместили в темные камеры под крепостью: она старалась не думать о своих дочерях в одиночестве в подземельях, чтобы ее нервы не расшатались. Их будущее зависело от ее способности справиться с этой ситуацией с терпением, хитростью и немалой грацией.

Одежды зашуршали, когда придворные отступили, чтобы позволить ей пройти. Они опускали лица, следуя за королевой, подозрение висело в воздухе. Эолин знала, что в ближайшие мгновения каждое слово и жест будут взвешены, поскольку все присутствующие оценивали, благоразумно ли еще называть королеву своим другом.

Король Акмаэль сохранил каменное выражение лица. Ни эмоций, ни намека на любовь, разочарование, гнев или радость на его бородатом лице. Но он встал, и Эолин приободрилась от этого жеста уважения.

Вокруг Короля стояли члены его Совета, в том числе маг Кори из Восточной Селен. Много лет назад, когда Эолин впервые вошла в этот зал в качестве заключенной, Кори был единственным мужчиной, который защищал ее. Теперь он стоял на месте Церемонда, волшебника, который увидел бы, как она горит, его ястребиный взгляд мало чем отличался от взгляда его предшественника.

Эолин остановилась в нескольких шагах от возвышения и опустилась на согнутое колено, темно-рыжие кудри свободно упали ей на плечи. Она оставила волосы распущенными, зная, как сильно это доставит Акмаэлю удовольствие. Она выбрала элегантное платье, которое соответствовало цветам его дома, темно-фиолетовое, расшитое серебром и черным.

Рядом с ней молодой Эоган отвесил поклон. Принцесса Бриана, однако, проигнорировала все правила и со смехом прыгнула в объятия Короля-Мага.

Акмаэль поддержал порыв девушки, высоко поднимая Бриану и прижимая ее к себе.

— У нас были замечательные приключения, папа, — сказала она, — но дорога до Южного леса занимает целую вечность, и как только мы прибыли, ты заставил нас вернуться!

— Лучше так, чтобы семья была едина.

Эолин почувствовала жар взгляда мужа, когда он остановился на ее склоненной голове.

— Присутствие твоей матери поддерживает меня в целости, — продолжил он. — Разве она не рассказывала тебе о проклятии, наложенном на меня, когда я был мальчиком?

— Нет, — голос Брианы искрился любопытством.

— Если я расстанусь с твоей матерью слишком надолго, я превращусь в людоеда, — он украсил это яростным рычанием.

Бриана визжала и брыкалась, пока он не поставил ее на пол. Она побежала, смеясь, и спряталась за Эолин, которая все еще кланялась.

Легкое веселье прокатилось по залу, сняв напряжение.

— Мама говорила мне, что когда ты был маленьким, ты мог отправиться в Южный лес в мгновение ока, — сказала Бриана из-за спины Эолин. — Это правда?

— Да.

— Ты научишь меня, как?

— Твоя мать теперь хранительница этой магии. Это она должна тебя учить.

— Но она не будет. Она говорит, что я еще недостаточно опытна.

— Тогда и я так говорю.

Акмаэль подошел ближе. Его аромат полированного камня и вневременной магии омыл Эолин. Она почувствовала, как внутри зашевелился дух леса. Ей хотелось встать и обнять мужчину, которого она любила, еще раз ощутить силу его объятий, но она удержалась, как того требовал протокол.

— Рад встрече, Эоган, — Акмаэль обратился к своему сыну. — Какие новости у тебя есть для меня?

Принц ответил торжественным тоном:

— Мой Король, вам будет очень приятно узнать, что Моэн продолжает процветать под руководством лорда Бортена, а его сыновья становятся прекрасными солдатами. Новая башня в Фалонс-Ридж хорошо обслуживается. У нас не было возможности добраться до укреплений вдоль восточной границы, но лорд Бортен уверяет меня, что они в порядке, и я верю ему на слово.

— Как и я, — сказал король. — Рад встрече, Бортен. Я рад, что ты решил присоединиться к свите королевы. В грядущие дни мне понадобятся твоя мудрость и рассудительность.

— Я, как всегда, к вашим услугам, мой Король, — ответил Бортен.

Эолин почувствовала колебание в позе Акмаэля, будто он заметил что-то, что ему не совсем нравилось. Ее сердце остановилось, и она рискнула взглянуть.

Черный взгляд короля остановился на юном Маркле, подопечном и оруженосце Бортена.

Долговязый юноша с веснушчатым лицом и копной каштановых волос, Маркл был внуком Макадиаса Фелтона и единственным выжившим из дома, правившего провинцией Моэн до вторжения Сырнте. Маркл нередко сопровождал своего опекуна при дворе. Но по какой-то причине присутствие мальчика не понравилось мужу Эолин.

Акмаэль выглядел так, словно собирался что-то сказать, но затем покачал головой, словно отгоняя эту мысль.

— Я хотел бы поговорить наедине с королевой, — объявил он. — Эоган, присмотри за сестрой. Мы поговорим снова вечером.

Если придворные и были разочарованы тем, что им было отказано в зрелище первого разговора между королем и королевой, они хорошо это скрывали. Все ушли позади принца и принцессы. Члены Совета во главе с Кори и Телином ушли последними.

Закрытие дубовых дверей эхом разнеслось по большому залу, и Акмаэль протянул руку.

— Встань, Эолин. Позволь мне увидеть тебя.

Она подняла на него глаза, не зная, что она может найти.

Выражение лица Акмаэля смягчилось, когда он принял ее. Любовь вспыхнула в его ауре. Он коснулся ее волос, проведя пальцами по их длине.

— Боже, как я по тебе соскучился, — обхватив ее руками, Акмаэль прильнул губами к губам Эолин.

Она растворилась в его объятиях, переплела пальцы с его темными волосами и ответила вздохом удовольствия, когда его поцелуи спустились вниз по ее шее.

— Любовь моя, — прошептала она.

Они рухнули на непоколебимый пол. Шнурки корсажа Эолин ослабли от прикосновения Акмаэля, и он наклонился, чтобы попробовать соль ее обнаженной плоти. Затем он остановился в своих ласках и просто притянул Эолин к себе, крепко прижав к своей широкой груди. С приглушенным стоном он уткнулся лицом в ее волосы и вдохнул.

Так они и оставались некоторое время, наслаждаясь ритмом своего смешанного дыхания, пульсом их общей потребности. Многолетняя их любовь наполнила тишину теплом и уютом. Дух Южного Леса поднялся вокруг них, слившись воедино, пока Эолин не услышала болтовню его существ, смех его деревьев и рев весенней реки Тарба.

Эолин набралась смелости и повернулась в объятиях Акмаэля, чтобы снова поцеловать его.

— Могу я взять тебя сейчас? — его дыхание обожгло ее ухо, зажигая дрожь желания. — Пока двор ждет за закрытыми дверями?

— Я думала, что найду вас очень рассерженным, мой Король. Я переживаю с тех пор, как ваши приказы дошли до нас в высокогорьях Моэна.

— Так и должно быть, — прошептал он. — Переживать из-за судьбы моей дочери и предательства твоих учениц. Переживать из-за армий, собирающихся по приказу Силуса Пенамора. Но не из-за моей любви, Эолин. В этом будь уверена.

С неохотой она высвободилась из его объятий.

— Акмаэль, магия маг должна быть немедленно восстановлена.

— Я не могу этого допустить.

Окончательность его тона застала ее врасплох.

— Никто из них не участвовал в этой измене.

— Ты сказала бы то же самое о Гемене две недели назад?

— Нет! Я имею в виду, да… — Эолин прикусила губу. — Я не знаю. Она всегда была своевольна, но это… не понимаю. Почему она так поступила?

— Возможно, она думала, что действует от твоего имени.

— Я никогда не подстрекала ее к…

— Я не говорю, что ты это сделала. Тем не менее, ты свободно выражала свои возражения почти против каждого решения, которое я принял относительно Элиасары. И ты неоднократно выступала за то, чтобы принцессу вернули ее матери. Это легко могло быть истолковано как призыв к действию.

— Я не жалею о том, что сказала. Элиасара — девочка, а не пешка.

— Она — дочь короля.

— Твоя дочь.

— Да, моя! Моя ошибка. Та, за которую мы все дорого заплатим кровью и жизнями.

Эолин напряглась. Не ошибка. Девочка, невиновная в обстоятельствах, приведших к изгнанию ее матери.

Как бы ей ни хотелось сказать это, Эолин по опыту знала, что озвучивание этой мысли ни к чему не приведет.

— Я дал Элиасаре жизнь, — продолжил Акмаэль, — но я не делал ее пешкой. Она была рождена для этой судьбы. Теперь вокруг нее собираются все те, кто жаждет смерти моего сына, благодаря действиям твоей ученицы. Почему Гемена не сопровождала тебя в Моэн?

Вопрос пришел резкий, неожиданный. Эолин напряглась и отошла.

— Гемена попросила отпустить ее.

— И ты безоговорочно согласилась?

— Конечно. Она всегда служила мне верой и правдой. Почему я должна была сомневаться в ней сейчас?

— Потому что она никогда не упускала возможности вернуться в Южный лес.

Гнев вспыхнул в Эолин. Она встала, затягивая шнурки корсета. Акмаэль поднялся с ней.

— Говори прямо, мой король. Я не буду участвовать в этой игре. Если ты мне не доверяешь, если ты мне не веришь, так и скажи.

— Я доверяю твоему сердцу, Эолин, но твое сердце приводило тебя к опрометчивым решениям в прошлом. По этой причине я не всегда склонен доверять твоему суждению.

— Ради богов, Акмаэль! Я уже не та растерянная и напуганная девушка, какой была, когда мой брат ополчился на тебя.

— Нет, но ты должна понять дилемму, в которую ты меня поставила.

— В какую дилемму я тебя поставила?

— Если ты знала о плане Гемены и не сообщила мне, ты была соучастницей измены. Если не знала, то твоя власть над магами сомнительна. В любом случае, маги должны оставаться связанными и заключенными в тюрьму, пока этот конфликт не будет разрешен.

Эолин моргнула и отошла.

Даже Телин не говорил об этом так прямо.

— Маги мирно живут в Мойсехене уже более десяти лет, — ее голос дрожал, а руки были сжаты. — Ты не можешь позволить действиям одной женщины…

— Трех женщин. Откровенно предательский поступок трех женщин, преданных тебе учениц. Они навлекли на нас войну, Эолин. Кто знает, сколько других среди твоих последовательниц поддерживают их?

— Маги, оставшиеся у меня на службе, не сделали ничего, что заслуживало бы подозрений.

— Все маги заслуживают подозрения, — Акмаэль заколебался, увидев выражение ее лица. Он медленно выдохнул и смягчил тон. — Есть история, которую мы еще не преодолели, Эолин. Ты, как никто другой, должна это понять. Слишком многие из наших подданных еще помнят войну против моего отца.

— А какие чистки последовали? Маги, которых он убил?

— Насилие, которое разорвало это королевство на части, — признал Акмаэль. — Правильно это или нет, но виноваты маги. Многие боятся твоей силы, амбиций всех женщин-волшебниц. Мы должны осторожно управлять этой ситуацией, чтобы защитить тебя и твоих дочерей. Чтобы справедливость восторжествовала.

— То, что Телин сделал с моими магами по твоему приказу, было несправедливо».

— Мера предосторожности. Ничего больше.

— Ты должен дать мне слово… — голос Эолин сорвался. Неужели он ничего не допустит? Какую маленькую уступку она могла бы потребовать? — По крайней мере, обещай мне, что ни одна из моих дочерей не будет подвергаться жестокому обращению во время заключения.

— Плохое обращение?

— Что их не… — Эолин задохнулась от своих слов. — Что они не будут подвержены методам, когда-то использовавшимся Церемондом и его магами.

Осознание омрачило черты лица Акмаэля. Он улыбнулся и покачал головой.

— Ладно тебе, Эолин. Ситуация не такая мрачная. Уверяю тебя, дни Церемонда не вернутся. Мы находимся в тупиковой ситуации, пока не определим, заканчивается ли эта паутина предательства Геменой или начинается с нее. Если тебя признают невиновной, твои маги вернутся на свои прежние позиции. Если кто-то из них питает предательство в сердце, лучше нам выяснить это сейчас, прежде чем будет нанесен еще больший ущерб.

Эолин кивнула, хотя его заверения мало утешили ее.

— Я приготовил для тебя комнаты Восточной Башни, — сказал Акмаэль.

— Что?

— Я знал, что ты будешь недовольна, — поспешил добавить он, — но я делаю это для твоей же безопасности.

— Моей безопасности?

— Нет чар сильнее, чем у Восточной Башни. Ты останешься там, и дети с тобой.

— Ты посадишь меня в тюрьму? Женщину, которую ты любишь, свою королеву?

— Твоя магия не будет ограничена. Тебе будут разрешены посетители, и тебе будет разрешено покидать пределы башни в светлое время суток, но всегда в моем обществе или в обществе назначенных мной охранников.

— Ты не можешь требовать этого от меня.

— Эолин, — он нежно взял ее за плечи. — Не закрывай глаза на деликатность нашего положения. Половина двора полагает, что это твой приказ заставил Гемену доставить Элиасару в Рёнфин.

— Ты знаешь, что я никогда бы…

— И я, видя, что дочь украдена у меня, недоумеваю, что дальше в мыслях тех, кто замышляет разрушить мой дом и править. Будут ли они пытаться убить моего сына? Будут ли они нападать мою королеву? Потому что эти две вещи уничтожили бы меня, Эолин, меня и все будущее, которое я себе представлял.

Эолин недоверчиво уставилась на Акмаэля. Призрачный крик отозвался эхом в ее сердце, забытый плач преданной женщины.

— Вот как это началось, да? — прошептала она. — Заключение твоей матери началось именно так.

— Эолин…

— Твой отец хотел только защитить ее, но он не позволял ей уйти. В конце концов, это не имело никакого значения. Кайе проникла в обереги и убила ее. Ты помнишь, Акмаэль. Ты был там.

— Моя любовь…

— Ты не можешь запереть меня в том месте!

— Ты не останешься одна, как моя мать. Ни сегодня, ни в грядущую ночь.

Акмаэль прижался к ее лбу. Затем он взял тонкую цепочку, на которой висела Серебряная паутина, и осторожно поднял украшение над головой Эолин. Он держал амулет на ладони, нежные кристаллы блестели в дневном свете.

— Эта магия может быть использована для проникновения через чары, — сказал он.

— Как?

— Это мне знать, — он надел серебряную цепочку на шею, сунув амулет под тунику. — Обещаю тебе, Эолин, я буду с тобой каждую минуту, когда смогу.

— Ты обеспечил себе путь в Восточную башню, не оставив мне выхода. Ночью ты воспользуешься магией своей матери, чтобы прийти как вор, тайный любовник, а не открыто как мой король и муж. Почему?

Акмаэль кивнул на дверь, которая отделяла их от придворных снаружи.

— Потому что они должны верить, что мое суждение свободно от влияния желания и любви, свободно от любых заклинаний, которые может наложить мага.

— Они дураки, если верят, что мага может контролировать решения людей. Если бы у нас была такая сила, уверяю, этот мир был бы совсем другим местом.

— Они могут быть дураками, но у этих дураков мои наемники. Вскоре они должны последовать за мной на войну. Я не могу позволить им усомниться во мне, даже на мгновение.

— Но ты позволишь им усомниться во мне?

— Боги не назначали тебя командовать ими.

— Нет, Акмаэль. Ты это сделал. Ты выбрал меня, чтобы я командовала на твоей стороне, чтобы вела и защищала наш народ, чтобы восстановить пути Эйтны и Карадока. Ты верил в эту мечту так же сильно, как и я. По крайней мере, так я думала до сегодняшнего дня.

Он помрачнел.

— Эта ситуация пройдет, любовь моя. Твоя верность и верность твоих маг будет доказана твоим послушанием. Делай, как я прошу. Прими защиту Восточной Башни. Пусть видят, что ты со мной не ссоришься, и даю тебе слово, что скоро все уладится.