Доказательство Канта

Глава 5

О чем может мечтать человек в тот момент, когда его поманили гипотетической конфеткой, при этом тут же ее изо рта изъяв самым наглым образом? Разумеется, я мечтал оказаться поближе к вожделенной нанитовой перчатке. Нет, каков поганец! Заинтриговал перспективной разработкой и смылся незатейливым образом в кусты вместе со своим роялем наперевес.

Я теперь не то что спать не смогу, я не смогу спокойно бутерброд себе сварганить и съесть, буду бояться подавиться в мечтах заиметь такую роскошь. Зажмурившись, я представил себе, скольких проблем мы могли бы избежать, изобрети Тайвин свою чудо-броню хотя бы на год раньше. А лучше на два. Но лучше поздно, чем без нее, честное слово. А вот я молодец, я выбил под шумок грант для Эйнара. Таких тетушек, как у него, бесспорно, надо направлять в правильное конструктивное русло, в том числе с помощью финансовой мотивации.

Так что я попереживал, что не могу прямо сейчас вернуть из загребущих лапок ученого хоть одну перчатку — старую-то он, получается, тоже стибрил! Но быстро утешился удовольствием лицезреть воочию чувство знатного удивления на лице Алана. Он вышел из временного жилого модуль-блока, развернутого для промышленников, с каким-то распечатками в руках, и застыл на пороге, наблюдая сцену отбирания у меня перчатки. Славно, а то я уж было начал думать о том, что его в принципе пошатнуть невозможно ни с какой стороны — настолько монументально он умудрялся выглядеть практически при любом раскладе.

— Алан, доброе утро, — поприветствовал я руководителя промышленников. — Готовы к геологическим свершениям?

— Не вполне, — задумчиво отозвался апостолец. — А вы случайно не в курсе, как складывается судьба изобретений Тайвина?

— В смысле? — переспросил я. — Вы имеете в виду, когда его разработки выйдут на общеупотребимый уровень? Это вы у «Авангарда» интересуйтесь, не ко мне вопрос.

На самом деле я слегка кривил душой. Все я прекрасно знал, но делиться с апостольцами тернистыми путями утекания первопроходческих тайн не спешил. Официально все, что мы находили, будь то новая неведома зверушка, растительность или минерал, фиксировалось в системе учета информации — ее обеспечивали дроны связи. В каждую экспедицию мы были обязаны брать с собой эти летучие многофункциональные станции. Они мониторили наши передвижения вне жилых модуль-блоков, отслеживали предпринимаемые нами и нашими подопечными действия, а по любому моему чиху подлетали с суборбитальной траектории для дополнительных записей и мгновенной передачи во все забитые в их контакт-лист инстанции.

Прелесть использования дронов связи я оценил отнюдь не сразу. Первое время меня несколько угнетала необходимость находиться под наблюдением беспристрастного электронного ока. Не Большой Брат, и вокруг не реальность антиутопии «1984», конечно, но приятного мало. Но потом я смирился, поняв, что пользы от такого присмотра больше, чем иллюзорного вреда для моей свободолюбивой натуры.

Потом, после записи отчета, данные уходили в разные научные подразделения — дроны сами фильтровали по ключевым словам рапорты, и информация попадала в нужные цепкие руки биологов, физиков, геологов и прочей ученой братии. А при малейшем намеке на вред первопроходцам подключалась помощь колониальной полиции во главе с Энтони — эдаким шкафчиком два на два в кубическом эквиваленте воплощения старательной справедливости. Я никогда еще не встречал более упертых и вместе с тем более честных и прямых образчиков человеческой породы.

А если нас пытались совсем обидеть, в дело вступал «Авангард» — молодчики из военного подразделения, служащего в Шестой колонии местным напоминанием ее жителям о существовании такой полезной штуки, как Межмировое правительство. Вон ту находку на место положите, пожалуйста, не ваша юрисдикция. И руками попросим первопроходцев не трогать, а то придет астродесантный укомплектованный ай-яй-яй и покажет раков зимой.

Так и существовали — мы контролировали туристов и колонистов, делились полезными сведениями с учеными и получали от них отклик, а нас самих курировал «Авангард». И, конечно, все Тайвиновы придумки сначала проходили обкатку у нас, потом торжественно вручались военным — и, соответственно, правительству, потом при их одобрении передавались ученым, а вот в какой момент происходила утечка на черные рынки, история стыдливо умалчивала. Этот вопрос был не в моей компетенции, и я не особо интересовался успехами поиска и поимки технологических воров.

А вот кто, что и когда у нас из-под носа изящно перехватывал в обход «Авангарда», мы прекрасно видели. Тот же «Апостол», будь он неладен, уже трижды лично мной в колонии палился на использовании нанопротекторной технологии защиты грузов и оборудования, хотя официально Тайвин свою обожаемую драгоценность военным от сердца оторвал едва ли полгода назад, все хотел до ума довести для начала.

Для меня оставалось загадкой, каким образом ушлые промышленники увели алгоритм воспроизводства нанитов, и я ожидаемо не стремился общаться с их представителем сверх предполагаемой нормы.

Алан невозмутимо пожал плечами, показывая, что ему в сущности все равно, он может и подождать, во что я ни капельки не поверил. И принялся выяснять обстоятельства, волей апостольской приведшие нас в самый эпицентр жизненной силы Шестого мира.

— Просветите меня, пожалуйста, что мы делаем на экваторе? — как ни в чем не бывало, спросил я. — Вы причины так и не назвали до отлета, хотя по-хорошему мы имели право знать заранее.

Алан снова чуть пожал плечами — интересно, а в его арсенале жестов кроме небрежного еле уловимого плечепожатия еще какие-то позы имеются? — и ответствовал вопросом на вопрос слегка оторопевшему мне.

— Что вы знаете о нерукотворных ликах Христовых, Честер?

— Разрешите взглянуть?

В руках у апостольца я приметил распечатки с изображениями. Промышленник протянул их мне, и я был вынужден констатировать тот факт, что сочетание светотеней действительно напоминало лицо. Но с весьма специфическим саркастичным выражением — будто предполагаемый лик пытался не рассмеяться в голос, и отнюдь не от смешной шутки. Я повернул изображение одним боком, другим, вверх ногами. Иллюзия мгновенно растворилась — передо мной по-прежнему был простой спутниковый снимок местности.

— Не знаю, что вы хотите от меня услышать, но в нерукотворные лики я верю намного меньше, чем в парейдолию.

— Простите? — вежливо поинтересовался у меня Алан, и я охотно пояснил.

— Видите ли, когда-то я увлекался изучением биологии и загадок человеческого мозга, и знаю о его склонности стараться обобщить все, что человек воспринимает, найти систематичность даже в полном хаосе. И мне кажется, что ваши лики — лишь следствие чьей-то повышенной способности к ассоциативно-образному мышлению. Или в ваших рядах есть фанатики, — неловко пошутил я. — Неужели вы в экзотические экваториальные тигули только за призрачным ликом поехали?

— Нет, конечно, — мне показалось, или человек-невозмутимость позволил себе едва заметную ухмылку? — Это было бы… нецелевое расходование средств.

Я подавил облегченный вздох — только с отбитыми на религиозные чувства мне работать не приходилось — и продолжал расспросы.

— А скажите, зачем вообще «Апостолу» нужна вся эта… мишура? — я неопределенно повертел пальцами. — Я имею в виду приверженность теории креационизма, символика эта, лики опять же… Это же просто промышленная корпорация, да, крупная, но я не понимаю, зачем дополнительные навороты?

Алан снисходительно хмыкнул, заложил руки за спину и принялся как заправский лектор вдоль трибуны расхаживать передо мной и вещать менторским тоном.

— Как вы знаете, доказательств бытия Бога существует ровно пять. Если не считать доказательство Канта. Фома Аквинский был человеком редкого ума, и привел аргументы в пользу существования Бога через движение, через производящую причину, через необходимость, через целевую причину и от степеней бытия. Тот факт, что помимо Земли в необъятной Вселенной существуют эволюционно схожие миры, лишь иллюстрирует их — при прочих относительно равных условиях при наличии единой первопричины, за которую мы с вами аксиоматично примем Бога, развитие жизни идет схожими путями и со схожей скоростью. Существование настолько отличного от Земли и пяти колонизированных экзопланет мира должно нести в себе либо опровержение, либо подтверждение доказательствам Аквинского. Более того, наши специалисты надеются обнаружить здесь материальное подтверждение и онтологическому с теологическим аргументам в критике Канта и его понимании существования Бога, выраженного в категорическом императиве. Но я в первую очередь экономист, не теолог, возможно, я в чем-то вас дезинформировал.

— Так, ладно. Это я примерно понял. Но корпорации-то это зачем?

— Не корпорации, синдикату, — поправил меня Алан. — А вы как полагаете?

— А есть разница между корпорациями и синдикатами? — удивился я. — Я вижу только одну причину — люди охотно жертвуют деньги на благотворительность, а лучшая цель почувствовать себя благородным — это помочь детям, старикам, животным или неизлечимо больным. Зачем жертвовать в пользу религии, для меня одна из неразрешимых загадок. И тем более я не пойму, зачем синдикату столько денег. Их у вас мало, что ли?

— Человеческая душа — потемки, — нравоучительно произнес Алан. — И все же религиозный человек жертвует во благо своей веры не деньги, как вы в атеистическом своем сознании полагаете, а эквивалент работы. Раньше человек приносил в жертву плоды трудов своих напрямую — вино, часть урожая, выращенный скот…

— Угу, церковная десятина. И человеческие жертвоприношения случались, — поддакнул я и уточнил: — Я не атеист, я по природе пантеист с идеалистическими замашками.

— Человек духом слаб, — Алан посмотрел на меня так, словно хотел пристыдить неразумного отрока. Я, разумеется, не внял. — И часто путает веления собственного сердца с провидением Божиим.

— То есть вы хотите сказать, что, жертвуя богам или конкретному богу, например, слуг или рабов в Древнем мире, человек думал, что так будет правильно и уместно, а богам или богу было все равно?

— Нет. — Алан все еще старался меня просветить, но уже начинал приходить к мысли о том, что ехидная моя натура всерьез его лекции никак не хочет воспринимать. — Богу никогда не все равно, а человек может заблуждаться, и довольно часто это делает. Но мы отвлеклись. Так вот, принося храму деньги или жертвуя в исследовательский теологический фонд, как у нас, человек прикладывает результат своего труда в пользу личностного самосовершенствования. Ведь, вложив часть себя, своих усилий в общее дело, в общую веру, он сам становится ближе к Богу.

— А я думал, пожертвование — это пропуск в рай и замаливание грехов, — протянул я. — Так неинтересно.

— Зря вы ерничаете, — огорченно сказал Алан. — Для многих людей вера — единственное утешение в жизни, а пожертвование — один из способов укрепления связи с самим собой через Бога. А что касается денег — это лишь ресурс, помогающий двигаться вперед к саморазвитию. Как видите, — он обвел рукой лагерь, — его порой бывает недостаточно для полноценного воплощения задуманного.

Я задумчиво проследил за его движением, понимая, что он имеет в виду: всех свободных денег «Апостола», включая актив их теологического фонда, не хватило для найма Корпуса первопроходцев целиком.

— И все равно я не понимаю, зачем промышленному синдикату искать доказательства бытия насквозь теоретического понятия. Просветите меня, что вас так заинтересовало в экваториальной местности?

— Причуды руководства, не мне судить. — снова пожал плечами Алан и ответил: — Вы не поверите, банальная геомагнитная аномалия. Дело в том, что в области предполагаемого лика найдены очаги сверхмассивного излучения непонятной природы.

— А, вы аэрогамма-спектрометрию использовали? — блеснул познаниями я. Больше из геологии я ничего не знал.

— Нет, — снисходительно ответил Алан. — У нас свои методы.

— С геологами поделитесь, пожалуйста, им будет чрезвычайно интересно.

— Результатами?

— И результатами, и методами, — я чувствовал, что апостолец что-то недоговаривает. — Вы же знаете о презумпции научной истины?

Алан скептически приподнял одну бровь.

— А ваши ученые знают о понятии коммерческой тайны?

— В данном случае, — назидательно произнес я, — вы намеренно скрыли от научной общественности интересную находку, которая может разъяснить природу происхождения и развития этой экзопланеты. Вы, конечно, принципиально пока ничего не нарушили, но вы же понимаете, что лично для меня сей факт — лишний повод взять вас на карандаш?

Алан снова чуть пожал плечами, отчего я начал слегка беситься.

— А какие еще провинности вынуждают вас как главу Корпуса первопроходцев наблюдать за деятельностью «Апостола»? — поинтересовался он.

Я мгновение подумал и решил более детально объясниться.

— На прошлой неделе на основной посадочной площадке космопорта я видел шаттл с вашей маркировкой. Из него выгружали ящики, и, мне кажется, один из них я впоследствии видел, совсем недавно, — жирненько намекнул я на оставленный на наше попечение сундучок со смертоносными сказками. — Так вот, весьма специфично он светился, скажу я вам. А военные и не в курсе.

— Вот не знаю, — задумчиво произнес Алан, — мне вас похвалить за наблюдательность или поругать за мнительность? Это стандартный «хамелеон», но в интерпретации маскировочного режима на неодушевленные объекты. Не запрещено?

— Не запрещено, — согласился я. — Но я бы вас призвал склонить чашу весов в сторону наблюдательности. Нанопротекторный механизм Тайвина отличается от «хамелеона» примерно так же, как кошки Земли от кошек с Пятой колонии. Впрочем, не пойман — не вор?

Я весело подмигнул Алану, оставив его в несколько смешанных чувствах, и пошел следить за ходом распаковки апостольского добра. Ссора раньше времени мне была не нужна — нам еще две недели вместе работать, предъявить я ему ничего не мог, но приоритеты постарался обозначить.

Иногда в любой работе наступает перерыв, когда все вокруг заняты делом, а ты оказываешься в том времени и месте, когда тебе абсолютно нечего делать. Обнаружив себя ближе к концу дня именно в таком моменте, я решил расслабиться и плашмя возлег на каменистую почву пятой точкой кверху: давно хотел за местной пародией на муравьиного льва понаблюдать, да все случая не было.

Усатая цилиндрообразная живность, усеянная хаотично, на первый взгляд, расположенными по телу ножками, подъедала полупрозрачный зеленоватый мох, с характерным хрустом клацая жвалами, торчащими по всему кругу рта, и неизбежно приближалась к воронке с хищником. Положение усов давало мне возможность определить у этой несуразицы краниальный и дистальный концы, попросту говоря, где рот, а где… не он — редкая редкость для Шестого, надо сказать.

Из воронки тоже торчали усы — с десяток разной величины антенн, улавливающих запахи, колебания почвы и едва заметный шелест осыпающейся с края воронки земли. Я подпер голову локтем и с видом откровенно скучающего создания, не желающего мешать насекомой возне, ожидал закономерного результата встречи.

Внезапно травоядное перестало смачно пережевывать хрусткие ризоиды мха, а антенны в воронке резко втянулись вовнутрь — и я сам до того, как понял, что их спугнуло, почувствовал вибрацию поверхности всем телом — шел кто-то крупный, кто-то по размеру, как я. Меня фауна бояться перестала, пока я притворялся ветошью, а другого человека игнорировать не могла, вдруг сожрут. Или раздавят. В чем-то я их понимал, хотя было обидно — опять кино не досмотрел. Не особо торопясь, я поднялся с земли и отряхнул налипшие кристаллики растительности.

— Честер, — ко мне приближался Тайвин в крайней степени задумчивого удивления, о чем мне говорило положение его очков. Ученый на моей памяти никогда не сдвигал их на макушку на манер солнцезащитных или визора, потому что без них мало что видел, а линзы принципиально носить не хотел, уж не знаю почему. — Мне нужно с вами посоветоваться.

— Да, я вижу, — степенно кивнул я. — Очки поправьте.

Тайвин нащупал дужку, снял очки и принялся вертеть их в руках, будто впервые столкнулся со столь полезным изобретением человечества. Видя, что он никак не может собраться с мыслями, я решил его переключить — иногда перерыв на пару минут от занозистой мыслишки или нерешаемой дилеммы отлично помогает взглянуть на ситуацию по-новому. Не желая терять возможность, я спросил:

— А почему вы линзы не носите? Очки… архаизм вот уже пару веков как.

Тайвин от неожиданности чуть не выронил упомянутый архаизм прямо на камень под ногами, но я рефлекторно подхватил блеснувшее в падении стекло и протянул ему обратно.

— Спасибо, — штатный гений надел очки, куда им и положено, и ответил: — Вы знаете, не могу точно сказать. Когда был несмышленым пацаном, хотел окружающим казаться умнее, чем есть на самом деле. Потом привык. И пальцами в глаза лазить не люблю.

Я понимающе кивнул, я тоже как-то пробовал по дурости линзы. Хотел, идиота кусок, с голубыми глазищами в компанию прийти, всех поразить, а поразил только опухлостью морды лица и слезоразливом.

— Так вот, о чем это я… — Тайвин замолк, собираясь с мыслями. — Вам никогда не предлагали взятку?

Я взял с ученого пример и глубоко задумался, вспоминая.

— Да, были попытки, когда колония начала активно расти. Всегда были экземпляры, которым хотелось побыстрее и понадежнее с нами поохотиться и просто полюбопытствовать. Нашли себе живой щит, — презрительно фыркнул я. — Первое время я зверствовал, признаюсь. Выгонял с Шестого, штрафы накладывал, обращение к праву вето использовал. Потом мне нагоняй дали, что из туристов треть в бешенстве возвращается. Ну, я и приспособился намеков не замечать. И привык. А в последнее время никто и не предлагал, кстати. А что? — заинтересованно склонил я голову набок.

Тайвин секунду мялся, затем потер висок быстрым смущенным движением и, наконец, высказался, потупившись:

— Мне было предложено подумать о том, каковы перспективы моего карьерного роста в колонии. И не хочу ли я стать частью более крупной компании, работающей на благо человечества, с соответствующим ценником, разумеется.

Я еще больше заинтересовался.

— Какая же это взятка? Вполне нормальная практика для коммерческой корпорации — сманить деньгами и положением.

— Синдиката, — поправил меня ученый. — Не путайте форму объединения предприятий и форму управления ими. У дочерних фирм синдиката сохраняется самостоятельное производство, а вот сбыт идет через одно представительство.

Он взял небольшую паузу, затем вдохнул поглубже, будто собрался со скалы на самодельном летательном аппарате сигануть, и добавил, заглянув мне в глаза в поисках понимания:

— Для меня это взятка. Я слишком многим Корпусу обязан.

Я чуть стойку не сделал на такое интересное заявление, но штатный гений всем своим видом дал понять, что слова лишнего не произнесет. И я был вынужден просто принять его мнение к сведению. Но для себя решил потом при случае порасспрашивать, чем он таким любопытным с первопроходцами связан. И уточнил другое, более насущное:

— И каков был ваш ответ? Вы что, впервые сталкиваетесь с «заманчивыми» предложениями? — я улыбнулся, показав условные кавычки пальцами.

— Не смешно, — буркнул Тайвин. — Впервые, да. А как вы думаете, — ответил он вопросом на вопрос, — пришел бы я к вам за советом, если бы решил воспользоваться этой сомнительной щедростью?

— Понятно. — я заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок, и принялся размышлять вслух. — Смотрите, у вас два варианта.

Я сделал небольшую театральную паузу, а ученый недовольно нахмурился, ожидая продолжения.

— Во-первых, вы можете сыграть в шпионские игры и двойного агента. Разве не было бы интересно? Но я не уверен, что ваши гамадрилы обеспечат нам достойный уровень научного сопровождения, пока вы будете заняты. — Тайвин уже собрался мне то ли возразить, то ли добавить что-то не в пользу своих лаборантов, но передумал и спросил:

— А второй?

— Второй вариант — отказаться. Тогда урегулированием вопроса займусь я. Есть, конечно, и вариант согласиться, но вы уже ко мне пришли, значит, это не вариант? — я вопросительно глянул на гения, тот раздраженно дернул плечом, не желая тратить время на обсуждение уже отброшенной перспективы.

Однако апостольцы исключительно шустрыми ребятами оказались, и суток не прошло. Надо будет к рыжим аналитикам наведаться: эти проныры должны иметь план действий на такой случай, не может быть, чтоб они не предвидели подобного развития событий.