Доказательство Канта

Глава 13

Приняв на себя руководство лабораторией, Гайяна с чувством растущего беспокойства ждала, пока в отделе оперативников появится хоть кто-нибудь. Ей ситуация совершенно не нравилась: ссоры эти почти на пустом месте, внезапное исчезновение руководителя лаборатории… Тайвину Гайяна искренне симпатизировала, и за время пребывания среди его гамадрилов, познакомившись с ними самими и их разработками поближе, все больше хотела не прикарманить к себе в «Авангард» самые сливки научного коллектива гения, как изначально собиралась, а стать его частью. Она, привыкшая помыкать мужчинами в научных кругах, с легкостью — улыбками, лестью и обаянием — добилась расположения лаборантов, но переманивать их в «Авангард» не стала спешить, конечной целью постановив сначала посоревноваться в размерах интеллекта со штатным гением.

Поэтому лаборанты стали постепенно лишь ступенькой на пути этого достижения, но выбранный в качестве цели субъект никак не хотел идти на контакт, что заставляло ее злиться и расстраиваться. А злиться и расстраиваться она очень не любила. Женщина в науке — явление не то чтобы редкое, все-таки не фата-моргана, но ум и способности Гайяны позволяли ей составить достойную конкуренцию научному отделу Корпуса первопроходцев и Тайвину лично. Да вот гений никак этого признавать не хотел и в руки ей не давался, а амбиции и детский комплекс потребности в одобрении, который она так и не смогла перерасти, диктовали ее беспокойной, но деятельной натуре исключительно эгоистичную линию поведения. Вместе с тем она, будучи от природы девушкой насквозь романтичной, что совершенно не мешало ее научным достижениям, старалась обаять первопроходцев, сразу всех, позже собираясь устроить соревнование на право поднять ее платок, чтобы дать победителю шанс завести с ней головокружительный роман.

Но для нее не любовь и не подковерная возня, а наука была на первом месте, и приключившийся бойкот сильно ее нервировал. И к тому же с исчезновением штатного гения она поняла одну не очень веселую вещь — при виде Тайвина ее организм все чаще выдавал специфическую показательную реакцию. Дыхание учащалось, сердце начинало отчаянно стучать, а в животе порхали бабочки. А сейчас она готова была сорваться и побежать следом за его флаером на экватор пешком, потому что флай-пропуска у нее не было. Она злилась на не вовремя проснувшиеся гормоны и химию, доселе ей несколько раз испытанные и потому знакомые, но поделать ничего с собой не могла.

Как только она услышала шорох отъезжающей в пазы двери из коридора, она метнулась к оперативникам и обнаружила у них Макс, снимавшую тяжелый шлем. Со стуком водрузив его на свой стол, девушка оперлась на столешницу и грустно вздохнула.

— Макс! — Гайяна подлетела к подруге детства.

— А, это ты, — устало сказала оперативница. — Что-то случилось?

— Случилось. — Гайяна тревожно посмотрела на боевую валькирию и безапелляционно заявила: — Я влюбилась.

— И в кого? — мрачно поинтересовалась Макс. — Я сколько тебя помню, ты все время влюбляешься. Надеюсь, не в Честера?

— А что, вакантное место занято? — с любопытством спросила ученая, но, оценив опасно сверкнувший взгляд оперативницы, поспешила пояснить: — Все с тобой понятно, тебе двадцать пять, пора семью заводить из тех, кто на тебя смотрит, а не на кого ты глаз положила. Хоть раз тебе удалось покорить намеченную вершину? И в который раз ты наступаешь на одни и те же грабли? Нет, своего кошака себе оставь, может, когда-нибудь до него дойдет. Я про Тайвина говорю.

Макс залилась ехидными смешками, только через полминуты выдавив:

— Ну-ну! Удачи. Я-то может, когда-нибудь и выйду из состояния дружеской жилетки, а вот тебе точно не светит.

— А если я ему помогу, это покорит суровое сердце ученого мужа? — с блеском в глазах спросила романтически настроенная Гайяна.

— А в чем дело? — насторожилась Макс.

— Сегодня он с утра зашел в кабинет, а потом оттуда сел в свой флаер и улетел на экватор. Мне кажется, если я за ним поеду и буду ассистировать в поисках нового образца призмы, он точно оценит.

— В поисках чего? — сделала большие глаза Макс.

— Призмы. А, ты не знаешь, наша новая разработка, — Гайяна, ничтоже сумняшеся, быстренько присовокупила к потенциально революционной разработке и себя. А почему бы и нет. — Короче, что-то типа «хамелеона», только на бактериологической основе и с подключением нанитов. Позволяет человека или предмет не просто спрятать, а сделать невидимым, разве что терагерцовый спектр даст картинку. Но его обычно не используют в системах слежения. Классно, правда? Так вот, что-то у него, видимо, не сошлось в расчетах, и он улетел туда, где образец нашли. А за ним твой обожаемый кошак.

— Так вот как та химера спряталась… — прошептала Макс и чуть шатнулась, вцепившись в стол. — А давно они улетели?

— Какая химера? А времени… Часа два прошло. Честер велел, как кто-то из вас тут появится, рассказать и дать координаты.

— Да недавно было, потом расскажу. Понятно. Слушай, тут такое дело… — видно было, что Макс волнуется — она то краснела, то бледнела, но наконец решилась и выпалила: — Я им флаеры испортила!

— Что-о-о? — удивилась Гайяна. — Зачем?

— Ну… ты понимаешь… тут… в общем, Честера пригрозили убить, если я кое-что не сделаю.

— Что?

— Да просто Тайвину какие-то писульки поподкидывать. Что с меня, убудет, что ли? Я и… а вчера вот просьба была более… Но вдруг они серьезно? А мы в ближайшее время никуда не собирались, поэтому… я бы поправила! — сбивчиво объясняла Макс, а Гайяна становилась все холоднее и надменнее.

— А кто они-то? — полюбопытствовала ученая.

— Я не знаю, — пригорюнилась Макс. — Мне только на смарт уведомления приходят и конверты с деньгами и бумажками.

— Весело. Тебе еще и заплатили. То есть ты теперь фактически предательница. Так ты свою пассию не завоюешь, — хмыкнула Гайяна.

— У меня не было выбора! — с отчаянием произнесла Макс. — А вдруг они не просто так угрожали… Я не переживу!

— Попала ты, Макс. Это в перспективе ключевая для военных разработка, и за нее могут не только твоего драгоценного Честера ухандокать, но и вообще всех причастных, — жестко отчеканила Гайяна. — Теперь мужиков точно надо спасать. Заводи флаер, полетели. Своим только предупреждение перешли, куда ты делась, раз звонить нельзя.

Гайяна заскочила в научный отдел и скинула руководство на Нила. Ученый посмотрел на нее внимательно и цепко, и Гайяне пришлось пояснить:

— Я за Тайвином. Возможно, он в опасности.

В ответ на невысказанный вопрос во взгляде лаборанта она решительно мотнула кудряшками и от помощи отказалась. Ведь с ней летит Макс, все еще правая рука и почти заместительница главы оперативного отдела, опытный первопроходец, хоть и влюбленная дура. И ее начальник туда же отправился. Как-нибудь они вместе справятся с задачей найти, отыскать и привезти назад одного сумасшедшего гения. Нил обеспокоенно покачал головой и напутственно произнес:

— Вы только живыми их привезите. Вот это все, с его руганью, с нашими обидами… напускное. На самом деле мы Тайвина любим и ценим таким, какой он есть. Вся колония существует только благодаря ему и оперативникам.

— А вы мудрый человек! — заявила Гайяна и убежала к Макс.

Полет проходил молча, Макс включила смарт на поиск аварийных маячков, а Гайяна пыталась представить себе разные варианты развития событий и не могла. Раньше в такой заварушке ей участвовать никогда не приходилось, и она все больше увязала в суматошной очарованности Корпусом. И их штатным гением. Пока в распаленном воображении Гайяны она героически спасала длинноволосого сероглазого шатена, срывая с его уст первый — она была в этом уверена — в его жизни поцелуй, Макс мрачнела. Наконец, не выдержав, она попросила подругу:

— Гайка, я могу тебя попросить… Не говори ничего Честеру, ладно? Я сама.

Отвлекаясь от мечтаний, Гайяна спустилась с небес на землю и поинтересовалась:

— А когда? Дело серьезное, Макс. Я-то промолчу. Но если завтра к тебе опять придут и предложат уже не бумажки подкинуть или флаер испортить?

Макс не сказала ничего в ответ, и Гайяне стало тревожно. Вся эта криминальная возня не вызывала у нее никаких иллюзий, и патологическая увлеченность Макс, сопряженная с неуместным идиотизмом ее поведения и объяснений, беспокоила едва ли не больше, чем ее собственные чувства. Она намеревалась отчитать оперативницу в своем духе, но тут на карте появились две точки.

— Выбирай, — буркнула Макс.

Гайяна, ни секунды не сомневаясь, ткнула в одну из них:

— Давай сюда. Либо одного найдем, либо второго, либо обоих. Статистической погрешности тут быть не может.

Флаер приземлился, и я с облегчением увидел свою боевую валькирию и вместе с ней эгоистическое солнышко в кудряшках. Увидев Тайвина, Гайяна всплеснула руками и вознамерилась заплакать. Угу, все с тобой понятно: ты, может быть, и эгоцентрическая карьеристка, но в первую очередь женщина до мозга костей, чуть что — сразу слезы лить. То ли дело Макс.

— Нет! Без слез, некогда, втяни обратно! — строго сказал я, Гайяна хлюпнула носом и подчинилась. Мы втроем осторожно занесли штатного гения в аппарат. — Гони, Макс. Времени нет.

Флаер стартовал на предельной скорости, умница Макс просекла расклад, и направила машину к госпиталю. Я же с каждым мгновением ощущал, как по крупинке утекает время. И жизнь.

— Живи, чудик ты очкастый, еще своими мохнорукими задоголовыми гамадрилами повелевать будешь, — приговаривал я, держа Тайвина на руках так, чтобы не тревожить пробитое легкое. Штатный гений нашей конторы рвано хрипел, розовая пена пузырилась на губах, самодельный мой лубок из палок и халата съехал, и я понимал, что дорогу до больницы мы оба можем и не пережить. Тай просто сейчас загнется, а я… да я себя с потрохами съем, если его не довезу.

— Живи, живи, дыши давай. — Я загнанно смотрел на то, как грудь ученого совершает все более неровные и неглубокие движения, и понял, что если я не прыгну выше головы — все.

Повинуясь необъяснимому порыву, я положил руку ему на грудь, начал напевать что-то из недавно услышанного и в красках представил, как дыхание стабилизируется, адреналиновая буря стихает, уступая место спокойной сосредоточенности и экономии ресурсов. Вспомнился почему-то Вик и та ночь в больнице. Срастим кости силой мысли! Я нервно хихикнул и снова сосредоточился.

Краем глаза увидел, как повернулась ко мне Макс, услышав, что мы сзади притихли, и уже хотела что-то спросить, как осеклась и отвернулась. Дыхание Тайвина стало будто ровнее, глубже, хотя и реже, и я попробовал удвоить усилия: что бы я ни сделал, раз есть эффект — надо продолжать. Поле зрения резко сузилось, по бокам все ушло в полную темноту, отчетливым и ярким осталось лишь пятно крови на белой рубашке — второе межреберье по среднеключичной линии — у меня под пальцами, на нем я и собрал фокус.

В какой-то момент все перед глазами побледнело, поплыло, и мне показалось, что от моей ладони в грудную клетку гения течет что-то неуловимое, почти прозрачное, как марево жаркого воздуха, но живое и цветное, вот только цвет я поймать не смог и уплыл в неизбывную первобытную тьму.

Только что Чез шептал что-то главе научников, почти баюкая его на руках: ни Макс ни Гайяна не могли разобрать, что именно — мешал шум флаера, летевшего на пределе скорости в госпиталь. Но вдруг оба затихли, и тот, и другой.

Макс резко обернулась, чтобы узнать, что происходит, и увидела, как оперативник, положив ладонь Тайвину на грудь, начал что-то напевать. В первую секунду Макс решила, что гений скончался, а с головой у хитрой рыжеглазой морды и так были нелады, так что неудивительно.

И почти собралась поинтересоваться, в чем дело, но пока подбирала слова, застыла от изумления: ладонь Честера приподнялась на пару сантиметров, и между мужчинами протянулся сначала тонкий серебристо-синий канатик света, а потом словно целый поток хлынул. Она моргнула, и видение исчезло. «Показалось» — подумала Макс и отвернулась, рассудив, что если Тайвина уже нет, ее комментарии будут неуместны, а если все же не показалось… тогда тем более.

Через пару минут флаер подлетал к парковочной площадке больницы, и внизу уже ждали добрые дяди и тети в белых халатах, когда Макс обернулась на глухой стук — первопроходец тяжело свалился на пол в глубоком обмороке, выпустив Тайвина из рук. Макс дернулась было к нему, но флаер заложил финальный вираж, и, пока она отстегивала ремень безопасности, обоих уже вытащили, пристроили на носилки и утащили куда-то в недра больницы.

— Ты видела? — Макс понимала, что Гайяна вряд ли ответит, но не могла не спросить. Та, задумчиво покручивая прядь волос в пальцах, словно забыла о том, кто виновница творящегося бедлама, и неторопливо сказала:

— Ты знаешь, я не уверена до конца, но если Тайвин выживет, я даю слово, что рядовым лаборантом к нему пойду. Такого я никогда еще не видела, а хочу. — И ее глаза загорелись тем азартным огоньком исследователя, который из правильного экспериментатора никакими стрессами не вытравишь. И добавила, глубоко вздохнув: — Только б выжил. И чтоб ваш кошак драный не девятую жизнь разменял.

— Типун тебе на язык! — испугалась Макс и побежала внутрь. Гайяна, все еще пребывая в глубокой задумчивости, пошла следом, решая по пути, сразу сдать Макс Честеру, когда тот свои прекрасные глазоньки откроет, или предоставить ей возможность самой выкручиваться. Честь и совесть орали о том, что стоило бы сразу, а женская солидарность и остатки дружеского расположения, отполированные романтичной жалостью к несчастной безнадежно влюбленной классике — босс и его помощница, — демонически нашептывали не торопиться, и посмотреть на индийское кино еще немного.

Враки это все, что в обмороке люди ничего не видят! Или со мной что-то не так. Все время, пока я был где-то там, в безвременье, я гонялся то за каким-то кагалом вооруженных девиц, то они за мной, то спасал Тайвина в энный раз от местных страховидных ужастиков, решивших, что он покусился на их гнездо, то — и это было самое страшное — буквально видел, как он издает последний вздох, а я не могу ничего сделать.

Каждый раз на ключевом подыхательном моменте в очередном кошмаре меня выкидывало в следующий, и каждый раз я не успевал. Не вовремя прятался, меня догоняла игла, Тайвин умирал у меня на глазах под тем злосчастным кустом в окружении любопытствующих сциллок или во флаере на моих руках. Да черт его дери, это подсознание!

И усилием воли я выдрался из беспамятства. С трудом открыв глаза, осмотрелся — переодели в больничную пижаму, положили на мягкую кроватку в палату на одного с белыми твердыми стенами… Уже хорошо, а то я было подумал, что крышу надо догонять, шаман недоделанный. Петь он вздумал, наложением рук лечить, тьфу.

Чувство безотчетной тревоги обожгло макушку, и я вскинулся на кровати — не успеваю! Куда не успеваю, к кому, зачем — подумать я тоже не успевал, поэтому осторожно спустил ноги на пол и попробовал их на прочность — пол качался, ноги дрожали, но держали, все вокруг плыло. Я что, головой приложился? И так бедовая, а теперь еще с глюками, м-да.

Чуть привыкнув к вращательно-вертикальному положению, я по стеночке пополз к выходу. В палате, равно как и в коридоре, никого не обнаружилось, и я слегка обиделся — я ж босс, почему мои не пришли? Госпиталь свой, конечно, в доску, но как же охрана у дверей, безутешные плачущие подчиненные у изголовья? Бардак, всех разнесу.

Пока обижался, незаметно для себя дополз до предпоследней по коридору двери и, повинуясь слегка заплетающимся ногам и закону инерции, ввалился в палату к незнакомцу. Мягко прикрыв собой дверь, я оперся на нее и по привычке принялся оценивать обстановку. Вслушался, всмотрелся: за поворотом неторопливо шагали тяжелые ботинки — ага, не бросили-таки бедное начальство. А судя по тому, что не торопятся и в меня иголок никаких воткнуто не было — не так уж я пострадал, значит, просто за кофейком отходили. На кровати, облепленный датчиками, разметался Тайвин. Ну конечно, к кому еще меня могло принести!

Что-то не так. Дыхание тяжелое — но какое еще будет после таких травм. Если один в палате — значит, стабильный, даже в реанимацию не засунули. Что не так… Вдруг я понял — в забытьи ученый почти смахнул с себя датчики, и они фиксируют только основные удары сердца, которые, как я видел по жилке на шее, становятся все более беспорядочными и слабыми. Да у него сердечко сейчас в фибрилляцию скатится, а пока услышат, пока поймут, да пока добегут… одна морока с тобой, очкастый.

У меня оставалось секунд сорок — сейчас мои дойдут до палаты, от души выругаются и побегут меня искать, скорее всего сразу сюда. Они сообразительные, но могут не разобраться, оттащат, время потеряем. Надо спешить. Я отлип от двери, и меня шатнуло прямо к кровати. Как я там делал? Один раз же сработало, должно и второй!

Была не была. Я, понимая, что прекардиальный удар с такой слабостью нормально не выполню, просто со всей дури и массы рухнул гению локтем в область сердца. Явственно хрустнуло — ну прости, издержки ситуации, главное, чтобы оно перезапустилось. И свалился на стул, заботливо кем-то поставленный у изголовья, протянув левую руку к груди ученого. Да, может, я самоуверенный шизофреник, но я точно должен знать, что сделал все, что мог, даже если это что-то будет из области Уилловой эзотерики и фантастики.

Сосредоточился, петь не стал, просто словно подхватил остановившееся от происходящего сердце гения и послал ему точный, но аккуратный удар тем самым, живым, невидимым. А потом еще. И еще. В ритме вальса, давай, запускайся, и когда ж ты мне под кожу залез, чудила ты лабораторная. Оклемаешься — я из тебя еще неприличную бешеную сову сделаю, будешь как мы, научим тебя и человечности, и плакать научим, сухарь ты погрызанный, и людям верить.

Я буду не я, если на третий-пятый посыл я не почувствовал сначала слабый, потом все более уверенный отклик! Воодушевленный, я ожесточенно продолжал странные практики, а второй рукой дотянулся и таки поправил датчик. Аппаратура немедленно взвыла, с одного конца коридора загрохотали берцы, с другого — зашуршали мягкие тапки. Сейчас сбегутся, красавцы. И тут я поднял взгляд и встретился с Тайвином глазами. Очнулся, стервец!

— Вытащил, гамадрил лохматый. А я говорил, брось… — Тайвин язвил скорее по привычке, кривя тонкие губы в улыбке, полной одновременно навалившейся боли и благодарной признательности. Меня словно патокой облили, так приятно стало. Я еще усилил нажим, теперь просто вливая в него таинственное нечто. Тайвин присмотрелся ко мне, перевел глаза сначала на мою руку, потом снова на меня.

— Что это? Ты… — туманность, свойственная только пришедшему в себя человеку, быстро уходила из его взгляда, и ее место заняли маниакальные огоньки, грозившие мне пятьюстами пробирками и тысячей опытов. — Руку убери, ты же последнее отдаешь!

Откуда он знает, я себя чувствую как… как… елки зеленые, руку-то убрать я и не могу! О чем я с растерянной ухмылкой тут же ему и сообщил:

— А я не могу! Заклинило.

— Гамадрил, твою налево, убирай! Эй, кто-нибудь! — на этом моменте дверь в палату открылась, и туда, толкаясь в проеме, влетели все, кто только мог. Пока они пялились на меня, Тайвина, мою ладонь и вообще все происходящее, я наконец понял, что ученый прав, и благодарно отрубился. На этот раз без всяких сновидений.

…Тайвин, хоть и чувствовал себя крайне преотвратно, быстро навел порядок рядом с собой.

— Вы двое, сняли его со стула, положили на каталку. Она в коридоре, один держит, второй каталку тащит. Вы, в белом, готовьте реанимацию, скорее всего нужен будет физраствор, глюкоза, что у вас есть из стимуляторов. Будет крайняя степень истощения. Вы, в зеленом, мной позже займетесь, внесите в лист назначений, что мне надо сердце проверить. Желательно срочно. И датчики нормально на место поставьте. И пост медсестры в палате не снимайте: если организм меня подвел раз, не исключен рецидив.

Пока все метались, исполняя его указания — в чем Тайвин и не сомневался — он не сводил глаз с рук и лица Честера. И ему точно не нравилось, что он видел: ладонь по-прежнему окутывали чуть заметные сполохи, лицо оперативника быстро бледнело и как-то заострялось, становилось будто восковым. Вспомнив элементарную физику проводников и диэлектриков, Тайвин решил, что замыкание контура на себя будет точно лучше, чем утечка этой… энергии в пространство.

— Положили, молодцы. Теперь стоять. Стоять, я сказал! Сейчас увезете, никуда не денется. Ты, с кольцом, возьми его ладони и прижми друг к другу. Не спрашивай, делай.

Первопроходец, хоть и дико покосился на гения, но выполнил. И с усилием начал сводить ладони, те отчаянно сопротивлялись, словно между ними были одинаковые магнитные полюса, но еще один рывок — и всем присутствующим показалось, что где-то далеко явственно и от души хлопнули дверью. Лицо главы оперативников начало розоветь, а ладонь перестала светиться.

— Увозите. — Тайвин тяжело откинулся на подушку и вздохнул. Пока врачи колдовали уже над ним, его мысли разбрелись в разные стороны — что он за неблагодарное сухое дерево, раз от него все лаборанты сбежали к черту в юбке, а за Чезом его ребята вереницей ходят и в глаза заглядывают. Вон, как их в больницу привезли, так, наверняка, всем табуном и бегают, возле палаты смены меняют. Сколько раз оперативник спас ученому жизнь и сколько таких околомагических подходов проделал? Что это за энергия, и каков резерв таинственной субстанции в человеческом теле и у этого удивительного субъекта в частности? Но что-то такое его цепкий ум припомнил: около года назад, когда они впервые столкнулись с крестоглавой химерой, рыжеглазый уже ходил несколько дней кряду бледным как полотно, а один из его оперативников, Вик, вытащил выигрышный билет в лотерее между жизнью и смертью. И Тайвин начинал подозревать, что дело было не только в очень удачно совпавшем по времени изобретении в его отделе универсального антидота.