Я оказался в затруднительном положении: с одной стороны, следовало сразу после предложения штатному гению взятки согласно регламенту выгнать апостольцев восвояси. С другой, я уже тут, сопровождаю укомплектованную до последней новинки экспедицию, и не воспользоваться моментом, пока есть возможность — преступление против моей природы, и вообще кощунство и почти святотатство. Геологи мне не простят, а то и вовсе съедят целиком и потрохами не побрезгуют.
И я пошел на небольшое должностное допущение. С согласия и полного одобрения моего решения от шефа и аналитиков.
Найдя ученого, я первым делом попросил:
— Тайвин, не могли бы вы мне рассказывать о каждом поползновении в вашу сторону от «Апостола»?
Гений внимательно посмотрел на меня поверх очков и уточнил:
— Мы пока продолжаем сотрудничать?
— Да. До первого их серьезного просчета.
— А предложение мне принимать?
Я секунду колебался, затем с неуверенностью предположил:
— Вы же однозначного ответа не давали?
— Нет.
— Вот и не давайте. Посмотрим, что они предпримут, — и упреждающе заметил: — Шеф в курсе.
— Славно.
Успокоенный, я принялся наблюдать. В последующие несколько дней промышленники вели себя, как мыши под веником. Ранним утром, едва занималась ало-фиолетовая заря, мы собирались в центре базы, и сосредоточенно топали всемером на контрольную точку: боевая пятерка оперативников со мной во главе и двое апостольцев. Идти было относительно недалеко: пару километров, но оборудования ребята с собой брали столько, словно намеревались построить сверхтехнологичную буровую установку. И порядочно бухтели, возмущаясь тому, что лагерь слишком далеко от самого интересного. Я дежурно улыбался и молчал в ответ. Точку высадки я лично выбирал, как и площадку развертки базы экспедиции: сразу рядом с вожделенным объектом интереса промышленников высились конусовидные колонны местных общественных инсектоидов, дактилей. А где дактили — там и суккубы недалеко, так что деваться некуда, пришлось развернуться подальше, зато в чистом поле, с хорошим обзором горизонта и без подозрительных кустов поблизости.
Первый раз я исподтишка посмеивался, глядя на возню промышленников с аппаратурой. Мы-то тренированные, а апостольцам в новинку столько груза на себе тягать, но все-таки я нес ответственность за отвратительную логистику, пусть и по причинам безопасности. И уже на втором километре пути сжалился и перераспределил вес между работягами и нами, но так, чтобы поклажа не мешала нам, если что, активно отмахиваться от любопытствующих инсектоидов. Особенно наша честная компания приглянулась милой зверушке — иглобрюхой суккубе.
Тварь размером с обеденный стол, одна из немногих билатерально симметричных в напрочь утратившем чувство меры мире, она смахивала на помесь гепарда с ежом. Только иглы у нее почему-то усеивали не спину, а поджарое брюхо. Черно-красная, как у многих хищников Шестого, окраска говорила о том, что зверь преимущественно ночной и, разумеется, ядовитый.
Я уже понял логику инсектоидной фауны, насколько это здесь вообще было возможно: все, что кусалось, плевалось и имело в окраске красные элементы, было ядовитым. Неядовитые создания маскировались на манер половой тряпки — серые, зеленоватые, коричневатые тона без выраженных цветовых пятен, что-то летучее или больше метра в холке (как будто у кого-то, кроме хищников, тут есть холка!) — с красноватыми, голубыми или синими вкраплениями.
Суккуба сопровождала нас на рассвете и на закате, и даже днем я иногда вскидывался, пытаясь углядеть восемь непроницаемо-черных фасетчатых глаз с алыми отсветами в полупрозрачном разноцветном ковре луговых трав. Черт ее знает, что ей было нужно, но первые две ходки мы старались сделать максимально осторожно и тихо.
Отведя первую партию промышленников на место и оставив с ними Берца, я возвращался с ребятами в лагерь, забирал вторую пару апостольцев, затем и третью. В течение пары часов перетаскав несколько сот килограммов ценного оборудования и три пары промышленных мозгов, я выжатым возвращался в лагерь, обычно в компании Уилла. Там мы и отдыхали до вечера, развлекаясь разговорами с Тайвиновыми гамадрилами или Аланом, пока Берц с интровертами-неразлучниками — Сержем и Марком — отрабатывали смену по охране специалистов «Апостола».
Насколько я понял, промышленники проводили преимущественно геофизические исследования, занимались электроразведкой, картографировали местность и брали геохимические пробы, которыми потом ночью занимались еще трое апостольцев, перманентно дрыхнущие днем на базе.
Вечером катавасия с доставкой геологов и переносом образцов и аппаратуры повторялась в обратном порядке, и на шестой день рутины я порядком подустал наматывать один и тот же маршрут. И на седьмой день объявил ребятам, что настало время сотворить из человека шагающего сущность первопроходческую, нагло оттеснив Романа с его наблюдательного поста.
Как назло, именно сегодня суккуба и решила, что настал ее звездный час. Едва из видимости скрылись макушки Романа и Марка, а я запустил защитный купол, как из зарослей кустарника вокруг вытоптанной за неделю площадки послышалось торжествующее курлыканье пополам с шипением. И птичка-иволга о восьми ногах хищно распласталась удивленной мордой о нанитовую защиту.
Секунду мы с ней задумчиво созерцали друг друга через переливающуюся радужными отсветами тоненькую пленку. Затем зверь осторожно сполз на землю и бесшумно растворился в кустах.
— Почему вы его не пристрелили? — живо поинтересовался лопоухий веснушчатый геофизик, опасливо выглядывающий из-за громоздкого сложного прибора, выводящего график измерений таинственного излучения.
— А вы видели для себя реальную опасность? — ответил я вопросом на вопрос. — Пока непосредственной угрозы жизни, здоровью и оборудованию нет, и стрелять незачем.
— А если оно нападет, когда мы будем идти обратно? — продолжал беспокоиться геофизик.
— Тогда мы с ней поговорим в более интимной обстановке, — усмехнулся я демонстративно. А про себя подумал: а в самом деле, что тогда?
Суккуба, как и скорпикора Салливана — зверюга непредсказуемая, зубастая и агрессивная. Причем тактика у нее, как у варана — напасть, куснуть и отойти, подождав, пока предполагаемая жертва не упокоится в страшных корчах. И, похоже, она всерьез воспринимала нас как легкую и лакомую добычу, потому что в течение дня я слышал ее стрекочущее шипение и переливчатые взрыкивания где-то неподалеку. Постепенно промышленники успокоились, а суккуба прочно и надолго засела где-то в кустах. Я скучал, а день медленно и печально катился к своему логическому завершению.
По мере приближения часа Х настроение мое от отметки средней паршивости ползло к нижней ее границе. Суккуба, чтоб ей икнулось не вовремя, будто почуяла мою неуверенность, и стала активнее ворочаться неподалеку, то показывая на секунду кончик шипастого членистого хвоста, то изредка высовывая свою очаровательную пасть в нашу сторону из травяного буйства, царящего кругом.
Только бело-голубое солнце коснулось верхушек торчащих на горизонте сверхъестественным маревом миража кустарников, со стороны лагеря показались первопроходцы. Я на секунду забыл о суккубе — залюбовался ребятами и их слаженной работой. Оперативники — настороженные, собранные — приближались к нам в свете насыщенно-фиолетового заката, прикрывая друг другу спины и умудряясь успевать по пути с интересом разглядывать мир вокруг.
Уже больше трех лет прошло, а любопытство никуда не делось, равно как и это волшебное чувство соприкосновения с чем-то настолько удивительным и прекрасным, что дух захватывает. А впереди, может быть, другие миры, и, кто знает, может, мы и там пригодимся?
Я осмотрел спутников: апостольцы были унылыми и угрюмыми, но оборудование дисциплинированно собрали. Серж и Уилл, дежурившие сегодня со мной, просто молча ждали — за день разговорчивый Уилл, по поводу и без повода рассказывавший интроверту о своих эзотерических познаниях, успел порядком надоесть не только ему, но и мне, так что пришлось попросить его немного помолчать, чему оперативник был не рад и надулся на нас, сидя теперь нахохленным воробышком.
Зайдя под защитный купол, Берц ухмыльнулся:
— Что, заговорил их, заговорщик?
Уилл печально взглянул на коллегу, всем видом демонстрируя незаслуженно обиженную невинность. Я подкрался к нему со спины и похлопал по плечу:
— Ничего, будет и на твоей улице праздник, перевернется грузовик с веселыми мракобесами, вдоволь наобщаетесь.
Уилл неуверенно улыбнулся, но промолчал: мало ли, вдруг по шее дадут лишний раз. Мы осмотрели точку исследований — ничего не забыли случайно? — и выдвинулись в обратный путь.
Чтобы ускорить процесс, мы навьючили на себя часть аппаратуры в надежде побыстрее дойти до базы, и рассыпались вокруг хмурых и боязливых апостольцев. Особенно нервничал лопоухий веснушчатый тип — озирался по сторонам и нервно спотыкался практически на ровном месте. Я ему даже немного посочувствовал — это ж надо так переживать, нас здесь и сейчас больше половины всей экспедиции — одиннадцать человек, и пятеро, включая меня, вооружены. Ну что мы, с несчастной суккубой не справимся?
Ребят насчет инсектоида я предупредил, само зловредное животное пока и не думало появляться. Правда, счастье мое длилось недолго — не успели мы и метров двести протопать обратно, как из-за зарослей цветущего очередника, усыпанного нежно-золотистыми мелкими соцветиями из похожих на крошечные мерцающие звездочки точек, пригнувшаяся к земле, едва ли не ползущая ползком, показалась навязчивая наша спутница.
Минуту понаблюдав за нами, она победно взрыкнула и отколола такой финт своим игольчатым брюхом, что увидь я сей цирковой номер по головизору, решил бы — точно брешут, собаки страшные. Но нет, реальность оказалась куда удивительнее сказок, мне захотелось визор протереть лишний раз — суккуба приземисто припала на передние четыре лапы и прыгнула.
Но как! Эта зараза прижала все иголки брюха к земле — и мне показалось, что я слышу странный свист. И точно — они мягко сплющились, набирая воздух, а зверь через секунду взмыл вверх, подкинутый импульсом сильных задних четырех лап и струей воздуха из резко распрямившихся и одновременно выпустивших ее с характерным шипением игл.
— Хренас-се у нее газовый порт сработал! — уворачиваясь от клацнувшей в миллиметре от моего правого плеча пасти, присвистнул я. Одновременно правой рукой я послал ей вслед пару игл с парализующим сердечником, левой попутно разворачивая защиту.
Суккуба недовольно вякнула — еще бы, я б тоже не обрадовался непредвиденной инъекции в мягкое место — и распласталась на траве, набирая силы и воздух для повторного броска.
Теоретически выхода у нас было два. Подождать, пока суккуба под действием парализанта заснет, или ночевать под защитным куполом в чистом поле. На движение защитная радужная пленка реагировала плохо — наниты не успевали восстанавливаться, и ресурс быстро истощался, делая капсулу развертки бесполезным сувенирчиком.
К тому же из ниоткуда берется только ничего, и узел воспроизводства нанитов требовалось при локальной развертке купола постоянно поддерживать. В колонии этот вопрос решали техники, на базе — Тайвин и лаборанты, в точке исследований промышленников ресурса купола хватало аккурат на световой день. А вот порядком истощенный запас прочности, да еще с нападением суккубы… Ночь мы вполне могли и не пережить. Оставалось только одно — медленно ползти в сторону базы, жертвуя нанитам все, что подходило по составу для постоянного обновления защиты.
Суккуба рычала и ворчала, не собираясь уходить в глухую несознанку, купол мерцал, а промышленники яро сопротивлялись отбиранию всего металлического. Даже логарифмическую металлическую линейку лопоухий геофизик вручил мне с видом страдальца, вынужденного созерцать убийство любви всей своей жизни.
В итоге борьба бобра с ослом мне порядком осточертела, и я прикрикнул на специалистов:
— Вам жить что ли надоело, я не понимаю! Или у вас на базе недостаток линеек? Аппаратуру я же не трогаю, в чем вопрос?
Недовольные геологи отдали нам еще пару штук чего-то не особо нужного, и я, прикинув расстояние, диаметр купола и требуемую массу ресурсов на его поддержание в достаточно рабочем для отражения атак суккубы состоянии, скомандовал стратегический отход.
Медленно, бесконечно медленно мы двигались в сторону условного дома, и каждые пару минут купол атаковала раззадоренная суккуба. Похоже, ее банально заело — как так, столько вкусного мяса, а она в стороне прыгает.
Уже в полукилометре от лагеря я понял, что подкормка нанитов катастрофически кончается, времени разорять промышленников у меня нет, а на базе у нас есть запасные комплекты брони. Мы отдали промышленникам их поклажу в полном объеме и принялись разоблачаться. В ход пошли сначала многострадальные перчатки, потом наплечники, набедренные пластины… Суккуба тоже удвоила усилия, негодуя, что добыча ускользает прямо из пасти.
Понимая, что парализант на животное не действует — суккуба уже была утыкана хрупкими иглами больше, чем у нее своих было — я велел ребятам перейти на бронебойные. Это был риск, раненая, она могла привести весь рой, но иначе пострадаем мы. Купол отчаянно взвыл. Да в смысле? С каких это пор защита не пускает не только внутрь, но и изнутри что-то? Наверное, механизм разладился из-за экстренной подпитки чем придется. Это еще хорошо, что наниты погасили выстрелы, и безвредные иглы просто осыпались нам под ноги. А если я б велел зарядить разрывными? Придем на базу — отдам Тайвину, пусть он разбирается.
В паре метров от спасительного защитного купола лагеря я понял, что либо мы сейчас все будем покусаны, либо я что-то предприму. Тайвин с лаборантами нам не поможет, все первопроходцы, как и шестеро бодрствующих апостольцев, у меня под рукой, еще трое промышленников мирно спят, а наши аналитики наверняка ни черта не видят и не слышат, у них своих дел полно, и за нами они круглосуточно наблюдать не будут. Только Алан мог бы помочь теоретически, но я собственноручно вырвал у него все клыки перед отлетом, обезоружив экспедицию.
— Ром, затаскивай всех вовнутрь. Быстро! — Берц покосился на меня, выражая неодобрение отчаянному демаршу, но подчинение приказам у него было вшито на подкорке. Он увесистыми подзатыльниками поторопил промышленников. Те, хоть и зверски устали от адреналина и веса аппаратуры, ласточкой влетели под радужную пленку.
Я же пошел навстречу суккубе в чем был — тонкой облегающей подстежке под броню и сапогах, расстреливая животному в морду остаток игл с парализантом. Суккуба обескураженно шипела и пятилась — нападение потенциальной жертвы для нее оказалось в новинку. Пока зверь удивленно промаргивался, я шустренько показал ему спину и скачками понесся к лагерю.
Последним отчаянным рывком я уже было ввалился под купол, но тут суккуба сделала и ход королевой — прыгнула и цапнула меня за ногу. Я взвыл и со всей силы пнул животное прямо в усатую морду — суккуба, ощерившись, зашипела, но отвалилась.
Я же невероятным усилием воли втянул укушенную конечность под тонюсенькую спасительную преграду и мгновенно отрубился — яд у твари оказался отменным.
Пришел я в себя глубокой ночью — вокруг шелестела ночная насекомая жизнь, а я валялся под импровизированным шатром полевого госпиталя — ребята поставили мне открытую палатку вне жилого блока.
Рядом обнаружился укоризненный Берц.
— Опять ты всех спас, — не то спросил, не то констатировал Роман.
Я покаянно вздохнул.
— А что, у меня был выбор?
— Выбор есть всегда. — Умудренный военным опытом первопроходец улыбнулся уголком рта. — Но сейчас ты сделал все верно. Нам повезло с тобой, а тебе просто так повезло. Ты, во-первых, недавно прививку обновил, во-вторых, за комплектацией аптечек следишь. Не будь у нас анатоксина от яда суккубы… Не надоело тебе геройствовать?
Я приподнялся на койке, поморщился — укус отозвался неприятным покалыванием под повязкой на ноге — и улыбнулся в ответ.
— Ты что, как такое замечательное занятие может надоесть.
— Ты б поосторожнее. — Берц положил мне на плечо тяжелую ладонь. — Ладно, отсыпайся. Как выспишься, приходи, завтра никуда не пойдем. Надо будет подумать, что делать.
Я согласно покивал и похвалил своего заместителя:
— Это ты правильно сделал, что меня отселил. Ребятам надо отдохнуть хорошенько, а не вокруг меня прыгать. Медицинская возня посередь ночи кого хочешь разбудит.
Берц посмотрел на меня таким долгим и таким укоризненным взглядом, что я почти смутился.
— Что?
— До чего ж ты себя не любишь, — покачал он головой. — Мы тебя не выгоняли, мы тебя не хотели тревожить. И ребята в курсе, как ты любишь ночевки на открытом воздухе.
Вот теперь я действительно смутился. Пробормотав что-то благодарственное, удобно устроился и сделал вид, что сплю. А потом и правда заснул, и всю ночь то я гонялся за суккубой, то она за мной, и во сне пережитая реальность причудливым образом перемешивалась с воспоминаниями.