Дом Бофортов: Семья бастардов, захватившая корону

16. В защиту короля 1431–1436 гг.

Тщательно срежиссированный суд и политически целесообразная казнь Жанны д'Арк, к большому сожалению кардинала Бофорта, не оказали существенного влияния на ход войны во Франции. Реакция арманьякского руководства Франции на известие о смерти Девы была сдержанной, и они продолжали наступательную кампанию против войск Бедфорда.

Кардинал оставался в Руане рядом с молодым королем Англии все лето 1431 года, наблюдая за общим управлением Нормандией, и с июня по сентябрь поддерживая режим очередной серией займов, общая сумма которых составила почти 6.000 фунтов стерлингов в золоте. Когда герцог Глостер и Совет в Лондоне обратились к нему с просьбой отсрочить на несколько месяцев выплаты по ранее взятым кредитам, кардинал не только с готовностью согласился, но и предложил одолжить королю еще 10.000 марок, и это предложение было принято[412]. Его деньги были использованы с пользой, продлив осаду Лувье и обеспечив средства для коронации Генриха VI, запланированной на конец года в Париже. Без капитала Бофорта вряд ли было бы возможно осуществить и то, и другое, настолько плачевным было состояние финансов короны.

Лувье находился в двадцати милях к югу от Руана и был захвачен французами в декабре 1429 года, положив конец десятилетию владения им англичанами. Бедфорд, который теперь мог сосредоточиться на военных вопросах, в то время как кардинал Бофорт занимался более мирскими аспектами управления, был разгневан потерей крепости, защищавшей дорогу между Парижем и Руаном, и решил обязательно вернуть ее. Одним из людей, получивших приказ помочь отбить Лувье, был Томас Бофорт, "очень дорогой кузен" короля, который был отправлен к городу 18 мая 1431 г.[413] Но он не дожил до сдачи города, умерев 3 октября, всего за три недели до окончания пятимесячной осады. Обстоятельства его смерти, как и смерти его старшего брата Генри под Руаном в 1418 году, неясны. Большую часть своей взрослой жизни граф дю Перш провел в заточении или на службе во Франции, не оставив ни жены, ни детей[414]. Это был еще один сокрушительный удар для Маргариты Холланд: уже второй сын погиб за границей, а третий продолжал томиться в плену.

Приоритетом для английского Совета во Франции была коронация Генриха VI — политическая необходимость, чтобы противопоставить ее коронации Карла VII в Реймсе. Сыграв минимальную роль в первой коронации короля в Лондоне, кардинал Бофорт был намерен принять самое активное участие в предстоящей церемонии. Английский королевский двор отбыл из Руана в конце ноября, под охраной отряда из 1.000 лучников, некоторые из которых были конными, но большинство шли пешком. Рядом с юным Генрихом постоянно держался гордый кардинал, как всегда, блистательный в своей роскошной красной мантии и шапке, в сопровождении своего племянника Эдмунда, графа Мортена. За ним следовали герцоги Бедфорд и Йорк, а также графы Саффолк, Солсбери, Уорик, Ормонд, Оксфорд и Хантингдон.

Королевская процессия прибыла в Париж 2 декабря 1431 года, где у ворот Сен-Дени юному королю был оказан восторженный прием со стороны парижского руководства, включая красноречивые ораторские речи и страстные стихи, восхваляющие царственный характер ребенка. После этого, они все вместе прошли через ворота неся над королем балдахин из синего бархата, богато украшенным золотыми флер-де-лис, и направились по переполненным людьми и украшенным гобеленами улицам города, а на каждом мосту и в каждых воротах, где они проходили, устраивались представления. Королю только что исполнилось десять лет, и он, должно быть, был поглощен развлечениями, устроенными в его честь, в одном из которых участвовал двойник короля с двумя коронами, одной для Франции, другой для Англии.

Утром 17 декабря короля "с великим торжеством" доставили в собор Нотр-Дам, где "со всей торжественностью он был помазан и провозглашен королем Франции кардиналом Винчестерским". Участие кардинала-англичанина оказалось спорным, поскольку епископ Парижа Жак дю Шателье вполне обоснованно считал, что именно он должен был совершить, в своей собственной церкви, эту почетную церемонию. Однако Генри Бофорта не волновали подобные протесты, и он даже взял на себя смелость лично вручить своему внучатому племяннику древние королевский регалии Франции[415]. Когда король обедал вечером, кардинал садился справа от него, всегда находясь на расстоянии вытянутой руки от юноши. Не довольствуясь такой близостью, церковник даже попытался еще больше сблизиться с впечатлительным королем, когда воспользовался случаем и подарил своему правнучатому племяннику золотое кольцо, украшенное рубином. То, что король Генрих отнесся к этому подарку с большой сентиментальностью, не вызывает сомнений, ведь в 1445 году он использовал его для изготовления обручального кольца для своей королевы Маргариты Анжуйской[416]. На протяжении всего процесса ни один представитель дворянства или церкви не был так заметен, как кардинал Англии.

Организация коронации и последующего пира Генри Бофортом была высоко оценена в английских кругах, где считалось, что не было упущено ничего, "что можно было бы купить за золото, и не было забыто ничего, что можно было бы придумать с помощью человеческой смекалки"[417]. Однако французы не были так впечатлены: в одном из отчетов было кратко отмечено, что коронация была проведена "скорее по английскому, чем по французскому образцу"[418]. Автор Journal d'un bourgeois de Paris (Дневника парижского горожанина) пошел еще дальше в оценке коронационных торжеств, он отрицательно высказался по поводу качества еды, а затем раскритиковал турнир, устроенный на следующий день, который был признан не слишком удачным[419]. Быстрый отъезд англичан из Парижа, всего через десять дней, делу также не помог, но цель Бедфорда (подтвердить притязания Генриха VI на французский трон) была достигнута. Хотя в то время об этом никто и не думал, но коронационная экспедиция оказалась единственным визитом короля Генриха VI во Францию, королевство, на управление которым он претендовал до самой своей смерти сорок лет спустя.

Кардинал Бофорт не уехал вместе с королем в Англию, а предпочел посетить бургундский двор в Брюгге. Герцог Филипп решил не присутствовать на коронации в Париже, и кардинал стремился изменить отстраненность Бургундии. Прибытие Генри отмечено в городских счетах за февраль 1432 года, когда для него были закуплены дары в виде трав, специй и свечей[420]. В апреле, когда он еще находился в Нидерландах, вторая жена Филиппа Изабелла Португальская, дочь единокровной сестры кардинала Филиппы Ланкастер, родила в Генте сына. Кардинал названный одним из крестных отцов ребенка, которого окрестили Жозефом, предусмотрительно сделал сыну своей племянницы несколько богатых подарков в надежде польстить ее мужу[421].

Возможно, что во время своего длительного визита в Гент кардинал стал объектом портретной живописи знаменитого придворного художника Яна ван Эйка. Эта работа широко известна как "Портрет кардинала Никколо Альбергати" изображающего одного из коллег Генри по дипломатическим конференциям, но, скорее всего, пожилым церковным деятелем на портрете, на самом деле является епископ Винчестерский. У человека, изображенного на картине, в малиновой, подбитой мехом мантии кардинала, чисто выбритое лицо, крупный нос и проницательные карие глаза. С редеющими волосами и небольшой складкой под подбородком, властная фигура выглядит примерно на шестьдесят лет и излучает уверенность в себе. Кардинал Альбергати был строгим, замкнутым человеком, благодаря своей длительной приверженности аскетичному уставу ордена картезианцев, и кажется, что для такого человека не свойственно заказывать тщеславные портреты, тем более обладать роскошной мантией с меховой подкладкой. Однако мирской и богатый кардинал Бофорт не должен был испытывать подобных сомнений. Будучи постоянным посетителем бургундского двора в начале 1430-х годов, к которым, как считается, относится картина, он имел все возможности встретиться с ван Эйком и воспользоваться его услугами. Возможно, картина была как-то связана с крестинами сына герцога и подарена кардиналу. Поскольку до наших дней не сохранилось ни имени, ни герба, связанного с портретом, любая окончательная идентификация остается умозрительной, однако небезынтересно предположить, что это единственное сохранившееся изображение кардинала Бофорта[422].

У кардинала была и другая причина для задержки с возвращением в Англию — новая попытка герцога Глостера погубить своего дядю. Пока Генри был занят во Франции, в ноябре 1431 года на заседании Совета обсуждался вопрос о том, не нарушил ли кардинал английский закон, сохранив за собой Винчестерское епископство после своего возведения в сан кардинала. Было признано, что предыдущие английские кардиналы, такие как Роберт Килуордби и Саймон Лэнгэм, отказались от своих епископских кафедр после повышения в должности, и поэтому, если Генри незаконно сохранял за собой епископство с 1427 года, то его следует заставить вернуть все доходы, которые он обманным путем получил. Далее отмечалось, что если кардинал не испросил у короля разрешения на освобождение от юрисдикции архиепископа Кентерберийского, то он потенциально виновен в praemunire, наказанием за которое является лишение всех земель и должностей[423]. Это не было сказано прямо, но Генри, по сути, обвинили в государственной измене, и уже не в первый раз ему грозила опасность потерять все.

Это последняя атака была еще одной дерзкой попыткой Глостера сокрушить своего родственника Бофорта, и первым ответом кардинала стал приказ переправить ему во Фландрию все его сокровища, включая 20.000 фунтов стерлингов в монетах и столько золотых сосудов, потиров и подсвечников, чтобы заполнить четыре больших сундука. Вероятно, кардинал намеревался покинуть родину и использовать свои сокровища для создания новой базы на континенте — в Нормандии, Бургундии или Риме. Однако его план был сорван, когда Глостер получил уведомление о намерениях своего дяди, и 6 февраля 1432 года корабль Mary of Winchelsea был задержан в Сэндвиче, при попытке отплыть через Ла-Манш во Фландрию, где кардинал ожидал его прибытия. Глостер обосновал это тем, что Генри не смог получить необходимое разрешение на вывоз из страны драгоценных металлов и других товаров[424]. К концу месяца союзники кардинала в Совете, в том числе канцлер Джон Кемп, архиепископ Йоркский, казначей сэр Уолтер Хангерфорд и лорд-хранитель Тайной печати Уильям Алнвик, были сняты со своих постов.

Влияние Генри Бофорта во многом было обусловлено его несравненным богатством, и после того, как его сокровища были арестованы, невозможно было представить, что он не вернется в Англию, чтобы очистить свое имя. У него просто не было другого выбора. 14 апреля кардинал написал из Гента мэру Лондона Джону Уэллсу о своем намерении вернуться "по поводу билля этого Парламента" и поинтересоваться, почему он был "жестоко разжалован" Советом. В письме он вызывающе именовал себя "названным англичанином из Уинчестера"[425]. Несмотря на преклонный возраст, Генри не собирался безропотно сдаваться Глостеру, да и вообще кому бы то ни было.

Кардинал вернулся к сессии Парламента, как и обещал, и начал энергичную защиту своей чести в присутствии десятилетнего короля[426]. Генри бросил вызов любому обвинителю, "какого бы сословия, ранга или достоинства" тот ни был, выйти вперед и публично высказать ему в лицо свои претензии. Такое решительное поведение возымело действие: Глостер пошел на попятную, и король заверил кардинала, что считает его верным и преданным слугой[427]. 19 июля 1432 года Совет официально объявил его невиновным, а все конфискованное имущество было возвращены в его собственность, хотя и с принудительным займом в 6.000 фунтов стерлингов в пользу короны[428]. Но это была небольшая цена за спасение от финансового и политического краха.

После унижения, постигшего его в 1427 году, это была несомненная победа кардинала над герцогом, поскольку Глостер не смог заручиться достаточной поддержкой, чтобы уничтожить своего заклятого врага. Генри Бофорт присутствовал на политической сцене более тридцати лет, и, поскольку Англия должна была вступить в решающий период войны с Францией, было неразумно терять его обширные связи на континенте и отказаться от человека с огромным дипломатическим опытом. К ярости Глостера, Англия по-прежнему нуждалась в богатом кардинале.

К концу 1432 года многим членам Совета стало ясно, что война во Франции финансово и политически бесперспективна; казна была пуста, нормандцы начали сопротивляться английскому господству, а кардинал Бофорт изо всех сил пытался убедить герцога Бургундского в том, что его долгосрочное будущее, это союз с Англией.

В мае 1433 года Генри вновь отправился через Ла-Манш в Сент-Омер, чтобы снова встретиться с герцогом Филиппом, надеясь уладить все нерешенные вопросы в англо-бургундских отношениях. Его сопровождал Бедфорд, к которому герцог Бургундский испытывал "острую злобу и гнев" за то, что тот женился, месяцем ранее, на молоденькой Жаклин де Люксембург, всего через шесть месяцев после смерти своей жены и любимой сестры Филиппа Анны. Кардинал Бофорт должен был не только убедить герцога Бургундского в том, что Англия еще может выйти победителем из войны, но и решить дополнительную проблему — восстановить натянутые отношения между бывшими родственниками, "очень желая привести этих двух герцогов к правильному взаимопониманию друг с другом". Но в этот раз его усилия не увенчались успехом[429].

Как гость и принц королевской крови, герцог Бедфорд ожидал, что хозяин первым нанесет ему визит, в то время как герцог Бургундский возмутившись, что от него ожидают подобного, предпочел встретиться на равных на нейтральной территории. Это было эгоистическое позерство со стороны обоих принцев, что побудило измученного кардинала умолять герцога Бургундского уступить, спрашивая:

Но Филипп Бургундский уперся и стоял на своем, и Бедфорд в ярости покинул Сент-Омер. Гордость обоих принцев не только не восстановила пошатнувшийся союз, но и ухудшила их отношения, а кардиналу Бофорту оставалось только с тоской смотреть на происходящее. К июню Бедфорд вернулся в Англию, где быстро перехватил контроль над Советом у Глостера, которому не оставалось ничего другого, как неохотно подчиниться старшему брату. На шаг позади Бедфорда оказался кардинал, который, к досаде Глостера, впервые за шесть лет был восстановлен в должности члена Совета.

Вероятно, Генри сыграл не последнюю роль в успехе своих племянников Бофортов в тяжбе за земли в Уэльсе тем же летом. В августе притязания Джона Бофорта на маноры Сихарт и Глиндифрдви в Флинтшире, Северный Уэльс, были оспорены сэром Джоном Скадамором, который утверждал, что он является их законным владельцем, поскольку они принадлежали Оуэну Глиндуру, отцу его жены Алисы, до конфискации в 1401 году. В ответ в Парламент была подана петиция, вероятно, лично Эдмундом от имени его отсутствующего брата Джона, в которой отстаивалось право Бофортов на владение этими землями, и объяснялось, как они были пожалованы их отцу в 1402 году. Петиция Парламентом была удовлетворена[431].

Впоследствии Эдмунд еще раз переиграл Скадамора; 8 августа граф Мортен отстранил сэра Джона от должности констебля замка Кармартен, доказав Совету, что Скадамор не имеет права занимать эту должность, поскольку женился на валлийке в нарушение Уголовных законов Генриха IV 1402 года. В скором времени эта должность была предоставлена Эдмунду "по решению Совета", что говорит о некотором участии в деле его дяди[432].

Хотя этот эпизод был незначительной провинциальной тяжбой, он, тем не менее, подчеркивает влияние Бофортов на мелкое дворянство, не говоря уже об их решимости защищать свои интересы, какими бы незначительными они ни были. Несмотря на проблемы с Глостером, семейство превратилось в одну из самых грозных группировок в королевстве, против которой, как едко заметил Скадамор, вряд ли стоило выступать.

Тем временем Бедфорд и кардинал сошлись во мнении, что им следует продолжать войну, твердо веря в свой священный долг обеспечить Генриху VI к совершеннолетию владение двумя королевствами. Во время войны уже погибло слишком много храбрецов, чтобы рассматривать другие варианты, включая братьев герцога Генриха V и Томаса Кларенса, а также племянников кардинала Бофорта, которых также звали Генри и Томас. Жесткая критика Глостера в адрес их руководства военными действиями, в последние годы, только укрепила их личные и политические связи.

Поскольку Парламент не желал предоставлять субсидии, а дальнейшее налогообложение обедневших общин было неосуществимо, правительство решило прибегнуть к принудительным займам. Как и в предыдущие годы, и особенно потому, что теперь он снова был членом Совета, именно кардинал подал пример, предоставив самый крупный единовременный взнос. 10 мая 1434 года он пообещал выплатить 10.000 марок, а затем 20 июня еще 2.000 фунтов стерлингов, чтобы лично профинансировать возвращение Бедфорда во Францию. В обмен на это Генри получил во владение коллекцию драгоценных королевских украшений, которые он должен был хранить до погашения долга, включая золотую шейную цепь, украшенную жемчугом и бриллиантами, золотой меч, известный как Меч Испании, золотую скрижаль, изображающую Страсти Христовы, золотую скинию, содержащую образ Девы Марии, два золотых подсвечника, покрытых изумрудами, сапфирами и жемчугом, брошь с гербом Святого Георгия и большой корабль под названием Tygre[433]. Учитывая постоянную неплатежеспособность короны и тот факт, что казначейство теперь было в долгу у кардинала на сумму в 21.333 фунта стерлингов, это был разумный шаг.

Однако с деньгами или без них, положение англичан во Франции продолжало становиться все более отчаянным, и Бедфорд и Бофорт мало что могли сделать. Восстания в Нормандии истощили и без того перегруженные английские ресурсы, а за каждым отвоеванным маленьким городом следовала потеря большого. Наибольшее беспокойство вызывало то, что Париж находился под растущей угрозой со стороны арманьяков. Когда ланкастерский этап Столетней войны вступил в свое третье десятилетие, стремление к прочному миру привело к заключению нескольких договоров по всему континенту, но, что зловеще для англичан, все они были заключены с Карлом VII, признавая его растущее влияние в качестве короля Франции. Сигизмунд, недавно коронованный в Риме император Священной Римской империи, заключил мир с Карлом в мае 1434 года, а затем, в июне, это сделал и Иоанн V, герцог Бретонский. Наконец, в сентябре 1435 года на Аррасском конгрессе герцог Бургундский официально отвернулся от своих давних английских союзников и заключила мир с арманьяками, положив конец ожесточенной шестнадцатилетней вражде.

Целью конгресса, открывшегося в июле 1435 года, было обсуждение длительного перемирия между Англией и Карлом VII, причем англичане надеялись сохранить свои территориальные завоевания с 1415 года, и договориться о браке между Генрихом VI и какой-либо французской принцессой. Однако арманьяки прибыли в Аррас вести переговоры с позиции силы и не были настроены на уступки. Вместо того чтобы предоставить английскому королю невесту или земли, посланники Карла потребовали, чтобы Генрих отказался от всех претензий на трон Франции и приказал своей армии покинуть королевство. Это было требование полной капитуляции — понятие, непостижимое для юного сына Генриха V или его брата Бедфорда, если уж на то пошло.

Пока переговоры затягивались, 19 августа, кардинал Бофорт с запозданием прибыл в Аррас со свитой из трехсот человек, и на окраине города его встретили герцоги Бургундский и Гельдернский, графы Сен-Поль, де Линьи и де Мере, а также большинство бургундской знати, оказав кардиналу почетный прием, достойный великого принца. Сопровождаемый в епископский дворец герцогом Бургундским, который выказал своему гостю "величайшее уважение", кардинал получил возможность вступить с Филиппом в короткую беседу о его намерениях в отношении французов. Генри явно надеялся убедить своего собеседника не отказываться от английского дела, и его запоздалый приезд на конгресс говорит о том, что он не был слишком заинтересован в исходе переговоров, а скорее хотел умолить герцога не отказываться от своей ранее данной клятвы[434].

Присутствие кардинала в Аррасе не изменило позицию англичан: они ни при каких обстоятельствах не отказались бы от притязаний Генриха VI на трон Франции. На одном из этапов напряженных переговоров английские посланники, обратившись за советом к своему кардиналу, пожаловались, что дискуссии становятся "смешными и издевательскими". Поскольку ни одна из сторон не могла пойти компромисс, 1 сентября переговоры потерпели крах, и война возобновилась. Вечером того же дня герцог Бургундский устроил великолепный пир в честь своих английских гостей, который для неутомимого кардинала стал последней возможностью призвать герцога не переходить на другую сторону.

Как только яства были съедены, кардинал Бофорт подошел к герцогу в центре зала, где беззастенчиво умолял своего старого друга возобновить союз. Вдали от остальных гостей они открыто и честно говорили друг с другом о своем затруднительном положении, причем кардинал отчаянно взывал к сердцу герцога, если не к его разуму. Бедфорд мог обидеть герцога тем, что снова женился вскоре после смерти сестры Филиппа, но Карл VII был непосредственно причастен к убийству его отца на мосту в Монтеро. Конечно, герцог не может оставить этот факт без внимания. Да, он несет большие финансовые потери от войны, и, конечно, его землям все больше угрожали арманьяки, но, несомненно, — убеждал кардинал, — Филипп должен понять, что его настоящими друзьями являются Англия, а не Карл VII.

Напряженный разговор продолжался целый час, в результате чего у измученного кардинала на лбу выступил обильный пот. Импровизированный саммит был прерван только тогда, когда члены герцогского двора осторожно предложили спорящим вино со специями[435]. Измученный кардинал выложился на все сто, но его усилия оказались бесплодными; 6 сентября он уехал в Англию, так и не сумев переубедить герцога, а через две недели Филипп подписала с Карлом VII Аррасский мирный договор. Герцог написал Генриху VI письмо, в котором изложил причины своего отступничества; при этом, что примечательно, адресат титуловался только королем Англии, а не Франции, как в предыдущих обращениях, отчего глаза мальчика-короля "наполнились слезами, которые побежали по его щекам"[436].

Однако у Генри Бофорта были и другие заботы, помимо краха его личной и политической связи с герцогом Бургундии: 14 сентября 1435 года в Руане в возрасте сорока шести лет скончался герцог Бедфорд. В течение двух недель кардинал потерял двух своих самых влиятельных друзей, а смерть Бедфорда, человека "столь же политичного в мире, сколь и выносливого на войне"[437], лишила Англию ее главного военного лидера и старшего члена королевской семьи. Вполне возможно, что именно в эти две недели Англия потеряла и Францию.

Когда осень 1435 года перешла в зиму, кардинал Бофорт и его племянник Эдмунд, должно быть, с тревогой смотрели в будущее. Большая часть влияния пожилого церковника в течение предыдущих пяти лет была основана на его связях с Джоном Бедфордом и Филиппом Бургундским, уход из жизни которых оставил его один на один с враждебным Глостером. В течение сентября и октября были потеряны английские завоевания в Нормандии, включая Мёлан, Дьепп, Фекамп, Танкарвиль, Монтивилье и Арфлёр, а после Аррасского конгресса Англия оказалась политической изоляции. Бретань, Бургундия, Священная Римская империя и даже папство открыто признали и даже одобрили притязания Карла VII, и только самые оптимистичные англичане верили, что войну во Франции еще можно выиграть.

То ли из-за трезвого расчета, то ли из-за того, что он остался единственным живым сыном Генриха IV, герцог Глостер не стал снова нападать на кардинала, как всеми ожидалось. Скорее, оба политических деятеля были вынуждены заключить непростой союз в надежде спасти тяжелую ситуацию во Франции. Конечно, тот факт, что Глостеру все еще не хватало поддержки среди дворянства, чтобы нанести кардиналу смертельный удар, вероятно, сыграл свою роль, как и теплые отношения Генри Бофорта со своим внучатым племянником-королем, которому сейчас было почти четырнадцать лет. Кроме того, поскольку Бедфорд, как и Кларенс до него, не оставил законного потомства, Глостер стал законным наследником короны. Не в его интересах было добиваться уничтожения самого опытного и богатого политика королевства, пока все приспосабливаются к жизни после Бедфорда.

В начале 1436 года Совет был вынужден перейти к обороне Нормандии, была собрана новая армия под командованием двадцатичетырехлетнего Ричарда, герцога Йорка, вместе с графами Солсбери и Саффолком. К этому списку уважаемых лордов, возможно, в качестве уступки кардиналу, был добавлен Эдмунд Бофорт, граф Мортен, заключивший контракт на службу в Мэне и Анжу в течение двух лет. 9 декабря 1435 года Эдмунд получил должность капитана и констебля замка Аберистуит в знак признания его "хорошей службы в войнах во Франции", и предполагалось, что он будет и дальше преуспевать за Ла-Маншем[438]. Его отряд насчитывал около 2.000 человек, оплаченных в основном его дядей, и уступал по численности лишь свите герцога Йорка. Хотя все четверо аристократов позже окажутся втянутыми в смертельный конфликт друг с другом, в 1436 году Ричард Плантагенет, Ричард Невилл, Уильям де ла Поль и Эдмунд Бофорт были объединены общей целью.

В то время как другие полководцы задержались из-за финансовых и логистических проблем, армия Эдмунда отплыла из Уинчелси вовремя, в апреле, хотя и направилась в Кале, а не в Мэн, как планировалось изначально. Поскольку герцог Бургундский теперь занял враждебную позицию по отношению к Англии, предполагалось, что он предпримет крупномасштабную атаку на город Кале, расположенный всего в шестидесяти милях вдоль побережья от герцогского двора в Брюгге. Потеря Кале была немыслима для Глостера, и он приказал Эдмунду Бофорту, по выражению хроники Brut, сплотиться для "защиты нашего короля и уничтожения наших врагов"[439].

Вместо того чтобы сосредоточиться только на укреплении города, Эдмунд смело предпринял активные наступательные действия на бургундские территории и совершил несколько рейдов во Фландрию, что было весьма рискованным поведением, похожим на то, которое почти двадцатью годами ранее демонстрировал его дядя Эксетер. Во время одного из таких рейдов Эдмунд захватил селение Лооберг, где "разгромил и разграбил всю деревню", а затем угнал большое количество скота. На обратном пути, проходя мимо Гравелина, он столкнулся с засадой устроенной местными жителями, и на близлежащем пляже завязалось сражение. Английские солдаты, хорошо подготовленные и вооруженные, без особого труда одолели своих плохо экипированных противников, которые в большом количестве были перебиты, прежде чем попытались бежать обратно в город. Но и тогда, фламандцы были яростно преследованы Эдмундом и его людьми, а те, кому повезло остаться в живых, попали в плен.

Удовлетворенный легкой победой и награбленным, граф отправился со своими людьми и скотом в Кале, не понеся заметных потерь во время рейда. Говорили даже, что Эдмунд захватил столько коров, что цена на молоко в Кале резко упала[440]. Его усилия не остались незамеченными, и 5 мая 1436 года он был принят в Орден Подвязки, заменив недавно скончавшегося графа Арундела и став третьим из семьи Бофортов, избранным в Орден, после своего отца Джона и дяди Томаса. Орденские знаки отличия, включая престижную подвязку из синего бархата, были отправлены прямо в Кале[441].

Филиппа Бургундского не впечатлили ни дерзкие рейды Эдмунда Бофорта, ни его вступление в Орден Подвязки. Герцог собрал огромную армию и быстро захватил форты Уа, Баленгем и Марк, после чего направился на запад к Кале, где засел Эдмунд.

Незадолго до подхода бургундцев в город прибыл английский лучник по имени Уильям Буллион, который утверждал, что после падения Уа его взяли в плен, а затем отпустили без выкупа. Бофорт с подозрением отнесся к рассказу Буллиона и приказал бросить лучника в тюрьму. Подозрительность графа оправдалась, когда Буллион признался, что бургундцы его освободили при условии, что он будет шпионить для них, хотя лучник утверждал, что не собирался выполнять данную врагу клятву. Эдмунд не стал рисковать и послал бургундцам и всем остальным возможным шпионам в его лагере безжалостное послание, приказав казнить Буллиона на рыночной площади[442].

Бургундцы появились у Кале 9 июля и возвели на холме, недалеко от городских стен, деревянный бастион. Фламандский флот из двадцати кораблей блокировал побережье, и таким образом Кале был осажден и суши, и с моря. Захват порта должен был быть простым делом, но армия Филиппа была охвачена внутренними противоречиями и не смогла сосредоточиться на выполнении поставленной задачи. Морская блокада была сорвана, а когда фламандские солдаты отказались приблизиться к городу, 12 июля, Эдмунд воспользовался замешательством врагов, и смело выйдя из города во главе небольшого, но решительно настроенного отряда, направился прямо к деревянному бастиону. Стремительность атаки заставила бургундцев запаниковать, и они бежали с поля боя. Тех, кому не удалось спастись, зарубили на месте, а бастион сравняли с землей. Эдмунд приказал предавать смерти любого вражеского солдата, взятого в плен живым, в отместку за предыдущее убийство англичанина, захваченного фламандцами[443]. Это было жестокое, но решительное руководство.

Успешная оборона Кале стала поразительной победой Эдмунда Бофорта, и хотя ей способствовала некомпетентность бургундцев, она укрепила его репутацию как способного полководца в духе его дяди Эксетера. Меньше всего этого ожидали от человека, которому теперь выпало поддерживать военную репутацию Бофортов, пока его старший брат Джон оставался в плену.

Позорное отступление бургундцев было воспето хвастливыми английскими поэтами, и в последующие годы появилось несколько язвительных баллад. В частности, одна из них, известная как Mockery of the Flemings (Насмешка над фламандцами), обращена к фламандцам, восхваляя доблесть Эдмунда Бофорта после стычки на берегу у Гравелина:

Другая баллада, On the Siege of Calais (Осада Кале), также прославляет доблесть Бофорта, изображая его, обращающегося к своим войскам накануне битвы:

События лета 1436 года прочно утвердили графа Мортена в качестве одного из ведущих английских полководцев своего поколения. Это было не самое лучшее время для того, чтобы находиться на передовой, но у него не было иного выбора, кроме как извлечь максимум пользы из общей удручающей ситуации. Большая часть наследства Бофортов досталась старшему брату Джону, и предполагалось, что служба Эдмунда во Франции приведет к получению новых титулов и должностей в дополнение к тем, что он уже успел накопить. Его дядя Томас Бофорт прошел путь от констебля замка до графа, а от графа до герцога, так что можно было предположить, что со временем Эдмунд повторит успехи своего знаменитого родственника, став еще одним младшим сыном добившимся высокого положения. И как всегда, он мог рассчитывать на поддержку своего дяди, кардинала Англии.