Дом Бофортов: Семья бастардов, захватившая корону

17. Посредник мира 1436–1439 гг.

Пока мужчины из дома Бофортов были озабочены выправлением пошатнувшегося положения Англии за Ла-Маншем, у женщин Бофортов были свои заботы, переплетенные с судьбами их мужей и детей.

После смерти своего мужа Ральфа Невилла в 1424 году Джоанна Бофорт осталась управлять обширными владениями Бофортов-Невиллов на севере страны и поддерживать амбиции многочисленных детей, которых она родила от графа Уэстморленда. К началу 1430-х годов вдовствующая графиня стала многократной бабушкой, а выгодные браки ее отпрысков обеспечили ее брату-кардиналу обширные связи во всех слоях английского общества.

Старшая дочь Джоанны Екатерина также стала вдовой в октябре 1432 года после смерти своего мужа Джона Моубрея, 2-го герцога Норфолка. Их сын, также названный Джоном, унаследовал титул своего отца, как 3-й герцог, в возрасте всего семнадцати лет.

Вторая дочь Джоанны, Элеонора, имела несколько детей от Генри Перси, 2-го графа Нортумберленда, а Ричард Невилл — несколько детей от Алисы Монтегю, через которую он получил графство Солсбери в 1428 году. Роберт Невилл стал епископом Солсбери в 1427 году и Дарема в 1436 году, а Уильям Невилл получил владения Фоконбергов благодаря браку с наследницей барона, Джоанной.

Анна Невилл пошла по стопам своих старших сестер, также заключив выгодный брак, в ее случае с Хамфри Стаффордом, графом Стаффордом и правнуком Эдуарда III. В 1438 году Стаффорд получил графство Бекингем после смерти матери, так что леди Анна впоследствии возглавляла один из лучших дворянских дворов королевства.

Эдвард Невилл тем временем женился на дочери графа Вустера, а Джордж Невилл, унаследовавший в 1430 году баронство Латимер от своего дяди, женился на дочери графа Уорика из рода Бошан. Младшая дочь Джоанны Бофорт-Невилл, Сесилия, заключила, пожалуй, самый удачный брак, когда весной 1429 года вышла замуж за Ричарда, герцога Йорка, самого богатого магната в Англии.

Таким образом, через потомство Джоанны Бофорт ее семья имела связи с Невиллами, Перси, Фоконбергами, Стаффордами, Монтегю и домом Йорков, а также со многими другими дворянскими семьями, с представителями которых могли бы вступить в брак ее внуки.

Однако такое престижное положение в обществе не помогло графине избежать конфликта с первой семьей мужа, в частности с ее приемным внуком и тезкой ее мужа, Ральфом. Младший Ральф унаследовал от своего деда графство Уэстморленд, но, достигнув совершеннолетия, стал все больше и больше раздражаться тем, что большая часть лучших и доходных владений Невиллов, включая замки Миддлхэм, Рэби, Ричмонд и Шериф Хаттон, принадлежала его дядям Бофортам-Невиллам. В то время как его дед был самым богатым дворянином на севере страны, имел собственность и влияние во всем регионе, у нового графа, по сравнению с ним, не было ничего, кроме титула, и Ральф начал активную кампанию, по возвращению того, что считал своим несправедливо отчужденным наследством. Джоанна Бофорт, опираясь на помощь своего сына, графа Солсбери, упорно сопротивлялась проискам внука своего мужа.

После обмена серией устных угроз, 18 августа 1430 года в Йорке молодой граф и вдовствующая графиня получили выговор от Совета, и оба были обязаны предоставить залог в 2.000 фунтов стерлингов в качестве гарантии поддержания мира, который позже был продлен и увеличен до 4.000 фунтов стерлингов, 16 мая 1431 года и 6 ноября 1434 года соответственно[446]. Обеим конфликтующим сторонам было приказано не причинять "вреда или ущерба" друг другу, а также запрещено вторгаться на земли, принадлежащие противнику. В условиях, когда английская кампания во Франции буксовала, Совету меньше всего нужна была междоусобная война Невиллов на севере.

Однако недовольство Уэстморленда не угасло, и в 1434 году напряженность вновь возросла после того, как бывший клерк его деда сообщил графу о шкатулке с документами, касающимися семейного наследства, среди которых якобы было раннее завещание 1-го графа, поддерживающее притязания его внука. Таинственная шкатулка была передана на хранение в Даремское приорство около 1400 года, и Уэстморленд отправил несколько человек, чтобы забрать ее у приора, Джона Уэссингтона. Церковник однако отказался вернуть шкатулку, предпочтя вместо этого предупредить Джоанну Бофорт о ее существовании. Графиня незамедлительно сообщила об этом своему брату Генри, и кардинал активно взялся за дело своей сестры.

7 августа 1435 года Генри воспользовался своим положением и написал Уэссингтону письмо, в котором уверил его, что его душа будет находиться в серьезной опасности, если он не передаст документы Джоанне, а епископ Даремский Томас Лэнгли, близкий соратник кардинала, также пригрозил настоятелю церковным порицанием в случае отказа. Тот факт, что ни одной копии завещания не существует, говорит о том, что усилия Бофорта по присвоению документов, вероятно, увенчались успехом. Уэссингтон, как и большинство жителей страны, на собственном опыте убедился в том, какое устрашающее влияние способны оказывать Бофорты[447].

В начале 1436 года двое сыновей Джоанны, Ричард и Уильям Невиллы, должны были отправиться во Францию для помощи в обороне Нормандии, но эти двое заявили, что будут служить за границей только в том случае, если получат на то согласие матери. Причиной столь необычного заявления стали опасения, что в их отсутствие Уэстморленд нападет на Джоанну и ее владения, а возможно, и навредит вдовствующей графине. Совет вызвал Джоанну и Ральфа Уэстморленда к себе в Вестминстер, где гордая пятидесятишестилетняя матриарх Бофортов-Невиллов заявила, что "она дала согласие на службу своих детей при соблюдении определенных условий, которые она изложила в письменном виде". Эти условия сводились к обещанию Уэстморленда, данному в присутствии короля 28 февраля 1436 года, что он не будет пытаться причинить вред беззащитной графине или ее землям, пока ее сыновья воюют за границей.

Это временное перемирие не стало концом конфликта, который продолжался еще в течение сорока лет. Два года спустя Уэстморленд все еще протестовал по этому поводу, что побудило обе стороны вновь предстать перед Советом 28 декабря 1438 года, после того, как затянувшееся соперничество стало проявляться в насильственных действиях. Примерно в это время Уэстморленд женился во второй раз, на Маргарите Кобэм, и этот брачный союз ввел графа в круг приближенных, Хамфри Глостера. Подталкивал ли герцог Уэстморленда, чтобы насолить кардиналу Бофорту? Это кажется вероятным. Король, узнав, "что возникли споры", был глубоко обеспокоен "резней и разорением людей" на севере, "неуважением к королю и нарушением мира", и приказал прекратить военные действия. Джоанна, Солсбери и Джордж Невилл, барон Латимер, а также Уэстморленд и два его брата, вновь были связаны обязательствами по поддержанию мира[448]. Однако вопрос так и остался нерешенным.

Помимо борьбы с настойчивым Уэстморлендом, Джоанна была занята организацией почтения памяти своей матери Екатерина Суинфорд, а также необходимыми приготовлениями к собственной смерти. 28 ноября 1437 года она получила от короля разрешение на основание в Линкольнском соборе костела с двумя капелланами, чтобы те ежедневно молились за душу Екатерина, а также за нее саму, ее мужа Ральфа, брата-кардинала и отца Джона Гонта. В тот же день она также добилась субсидии на ежедневные молитвы за души ее мужа, брата и отца в церкви Стейндроп, недалеко от замка Рэби[449].

По ту сторону границы, в Шотландии, жизнь ее племянницы-тезки Джоанны была такой же, если не более бурной. Хотя ее брак с королем Яковом внешне выглядел гармоничным, королевская чета управляла королевством, охваченным внутренними распрями и династическим соперничеством. Тем не менее, 7 августа 1432 года Джоанна нашла время, чтобы отправить двенадцать бочек шотландского соленого лосося своей матери Маргарите[450].

Главной обязанностью Джоанны, как королевы, было обеспечить мужа детьми для продолжения рода Стюартов. Сначала у Джоанны трижды рождались дочери, но затем она произвела на свет наследников-близнецов Александра и Якова, хотя первый умер вскоре после рождения. Далее последовали еще три дочери. Старшую из дочерей Джоанны, Маргариту, еще в 1428 году прочили в невесты наследнику Карла VII, Дофину Людовику, но только 25 июня 1436 года, по истечении семилетнего перемирия между Англией и Шотландией, этот брак был заключен в Туре, предположительно вопреки желанию братьев Джоанны и ее дяди-кардинала. Принцессе Маргарите на тот момент было всего одиннадцать лет, но ее брак с тринадцатилетним Людовиком укрепил союз между Шотландией и Францией в ущерб Англии и родственникам королевы Бофортам. Брак оказался несчастливым: Маргарита умерла в 1445 году в возрасте двадцати лет, так и не успев стать королевой, как ее мать.

Вечером 20 февраля 1437 года пребывание Джоанны в качестве королевы Шотландии закончилось "очень жестоко и неожиданно", когда группа убийц, посланная дядей короля Уолтером Стюартом, графом Атоллом, ворвалась в доминиканский монастырь в Перте сразу после полуночи и окружила перепуганную королевскую чету. Король Яков I попытался бежать, но был быстро схвачен и "самым варварским образом убит". Хотя Джоанна была "злодейски дважды ранена", она выжила и смогла переправить своего шестилетнего сына Якова в Эдинбург. Когда шок от нападения прошел и раны зажили, мстительная Джоанна решила покарать убийц своего мужа и обеспечить сыну место на троне. Ей это удалось; граф Атолл переоценил степень поддержки среди своих соотечественников и был быстро схвачен, заключен в тюрьму и подвергнут пыткам. 25 марта юный принц был коронован и помазан на царство в аббатстве Холируд, став Яковом II Шотландским и первым мужчиной из рода Бофортов, вступившим на трон, за четверть века до Эдуарда IV и почти за полвека до Ричарда III и Генриха VII. На следующий день графа Атолла протащили на волокуше голым по улицам Эдинбурга, после чего он был повешен, обезглавлен и четвертован[451].

Поселившись в замке Данбар на побережье Восточного Лотиана вместе со всеми своими детьми, кроме дочери Маргариты, Джоанна намеревалась лично управлять Шотландией в качестве регента своего сына, но столкнулась с яростным сопротивлением шотландской знати. Мать короля была не просто женщиной, а англичанкой, имевшей обширные родственные связи при дворе старого врага Шотландии. Арчибальд Дуглас, 5-й граф Дуглас и кузен короля, был предпочтен в качестве регента, и Джоанне пришлось довольствоваться лишь опекой над сыном. Однако оставаться в тени было не в характере Бофортов, и в июле 1439 года Джоанна вновь появилась на политической сцене после того как вышла замуж за Якова Стюарта, "Черного рыцаря Лорна".

Смерть графа Дугласа месяцем ранее лишила Джоанну влиятельного союзника при дворе, и в результате очередного тура борьбы за власть она была заключена в тюрьму в замке Стирлинг. За свою свободу она должна была отдать опеку над сыном и свое значительное приданое своему пленителю, сэру Александру Ливингстону. Потерпев поражение и вынужденная отступить, Джоанна позже родила еще трех сыновей от своего второго мужа, а также следила за браками своих дочерей-принцесс. Принцесса Джоанна была обручена с графом Ангусом в 1440 году, Изабелла вышла замуж за Франциска I, герцога Бретонского, в 1442 году, а Мария — за Вольферта VI ван Борселена в 1444 году, что еще больше расширило родственные связи Бофортов по всей Северной Европе.

Летом 1445 года напряженность в отношениях вновь обострилась после столкновения сэра Якова с Ливингстоном, что побудило последнего осадить Джоанну и ее мужа в Данбаре. Мать короля не пережила осады и скончалась 15 июля. Шотландская королева из семьи Бофортов была похоронена в картезианском монастыре в Перте рядом со своим первым мужем, в то время как ее второй супруг, вместе с тремя сыновьями, бежал в поисках убежища в Англию. Джоанна жила и умерла бойцом, как и следовало ожидать от Бофортов, и до последнего боролась за права своей семьи. Неизвестно, как ее братья или дядя смотрели на все это, но за ее смерть они не искали возмездия ни в Шотландии, ни за ее пределами[452].

Тем временем Маргарита Бофорт, сестра Джоанны и младшая дочь Джона, 1-го графа Сомерсета, также пережила трудности, связанные с ее замужеством. Будучи обрученной в возрасте двенадцати лет с Томасом Куртене, 13-м графом Девон, и выйдя замуж, она родила первого сына примерно через десять лет, а затем двух сыновей и пять дочерей. Всякое подобие мирного существования прекратилось в конце 1430-х годов, когда региональное соперничество между мужем Маргариты и семьей Бонвилей переросло в вооруженный конфликт, из-за нападения Куртене на владения своих противников. Хотя вражда между двумя семьями на юго-западе не была напрямую связана с последующими Войнами Роз, она вылилась в два десятилетия борьбы за господство в Девоне, которая охватила всю семью Маргариты и завершилась жестоким сражением при Клайст-Хит в декабре 1455 года. Жизнь женщин из семьи Бофорт была далеко не спокойной.

Королева Шотландии и графиня Девон были не единственными Бофортами, озабоченными делами своих семей в 1430-х годах. К 1435 году их брату Эдмунду было уже около тридцати лет, и пока его старший брат Джон оставался во французском плену, будущее рода зависело от того, заимеет ли граф Мортен сыновей. Будучи солдатом, часто служившим за границей и подвергавшимся опасностям войны, Эдмунд, несомненно, осознавал, что в любой момент может быть убит в бою, и помнил, как два его брата уже погибли во Франции, не оставив наследников.

Возможно, именно такие мысли побудили Эдмунда, в середине десятилетия, жениться, хотя тайный характер свадьбы скрывает точную дату и место ее проведения. Его невестой стала Элеонора Бошан, дочь Ричарда Бошана, 13-го графа Уорика, и вдова Томаса, 8-го барона Роса из Хелмсли, от которого у нее было трое детей, включая старшего, еще несовершеннолетнего, Томаса, 9-го барона. Эдмунд женился на леди Элеоноре, не получив необходимого разрешения. Однако, когда в начале 1436 года у пары родился первый сын, король стал крестным отцом ребенка своей кузины. Это было молчаливым одобрением брачного союза, который позже был публично признан 7 марта 1438 года, после окончания миноритарного периода, когда Эдмунд был официально прощен Генрихом VI "за вступление в брак без разрешения короля"[453].

Согласно традиции, ребенок был крещен Генри, названным в честь своего религиозного покровителя, хотя это имя, вероятно, также было выбрано с учетом интересов пожилого кардинала, поскольку он мог ходатайствовать от имени своего племянника, чтобы добиться помилования[454]. Вскоре за ним последовали три дочери, названные Элеонорой, Елизаветой и Маргаритой, а второй сын, Эдмунд, названный в честь своего отца, обеспечил будущее династии Бофортов еще до окончания десятилетия.

Тем временем кардинал Бофорт снова неустанно занимался политикой в Совете, полностью посвятив себя продвижению интересов своей растущей семьи. Он был постоянным участником заседаний на протяжении всего 1437 года и сохранял свое место и 12 ноября, когда король официально принял бразды правления государством, за месяц до своего шестнадцатилетия. Для кардинала это не было проблемой: Глостер больше не считался главным советником, а Генри установил тесные отношения со своим впечатлительным внучатым племянником, для которого он был ценным доверенным лицом и наставником. В Совет также входил ряд сторонников кардинала, включая архиепископа Кемпа, епископа Алника, графов Солсбери, Стаффорда и Саффолка, а также лордов Типтофта и Хангерфорда. Хотя некоторые члены Совета были тесно связаны с Глостером, было очевидно, что баланс сил вновь изменился в пользу Генри Бофорта[455].

Один из важнейших вопросов, который еще предстояло решить Совету, касался замены герцога Бедфорда на посту лейтенанта короля во Франции и Нормандии. Герцог Йорк временно исполнял эту должность до апреля 1437 года, но, как оказалось, он стремился вернуться в свои обширные владения в Англии и Уэльсе и не имел особого желания оставаться во Франции на постоянной основе. Глостер был признан неподходящим для должности, предполагающей командование войсками за границей, а кардинал категорически не желал поддерживать своего соперника, поэтому в качестве временного компромисса лейтенанство было передано тестю Эдмунда Бофорта, престарелому графу Уорику. Должность оказалась менее привлекательной, чем следовало бы: она скудно финансировалась, а для ведения военных кампании не хватало ни солдат, ни снаряжения. Париж был потерян в апреле 1436 года. Тем не менее, кардинал имел долгосрочные амбиции на этот пост, надеясь убедить Совет оставить должность для своего племянника Джона, графа Сомерсета, все еще находящегося в плену.

Освобождение Сомерсета было приоритетной задачей для Генри, которому уже исполнилось шестьдесят лет, тем более что его старший племянник Бофорт находился в плену с 1421 года, проведя в неволе почти половину своей жизни. Совет Карла VII не желал рассматривать вопрос об освобождении Сомерсета без начала переговоров об освобождении нескольких французских дворян, томившихся в английском плену, что было немыслимо, пока Генрих VI оставался несовершеннолетним. Однако, как только король достиг совершеннолетия, Бофорты начали предпринимать шаги по подготовке к возможному освобождению графа Сомерсета.

7 февраля 1435 года Джон Холланд, граф Хантингдон и констебль лондонского Тауэра, получил приказ передать Карла, графа д'Э, под опеку Эдмунда Бофорта, чтобы в ближайшем будущем провести обмен пленными[456]. Год спустя, 9 февраля 1436 года, было принято решение о том, что Сомерсет должен официально выкупить права на графа д'Э у короны за 12.000 марок, а в апреле 1437 года Эдмунд получил разрешение на перевоз француза через Ла-Манш для дальнейших переговоров по его освобождению. Тем временем Жильбер де Лафайет, маршал Франции Карла VII, получил, 6 декабря 1437 года, от английского Совета охранную грамоту на перевоз Сомерсета в подконтрольную англичанам часть Франции. Это было сложное и затяжное дело, которое, как позже жаловался сам Сомерсет, обошлось ему в 24.000 фунтов стерлингов, но, тем не менее, к осени 1438 года граф был наконец освобожден, после семнадцати лет пребывания в плену[457].

В течение 1438 года у Эдмунда Бофорта были и другие заботы, поскольку к весне бургундцы вновь стали угрожать английским владениям, в частности, нацелившись на город Гин. 22 марта, через две недели после того, как он был помилован за неразрешенный брак, граф был нанят по контракту для шестимесячной службы за границей, а через три дня был отдан приказ о подготовке несколько судов в Пуле ко Дню Святого Георгия (23 апреля), для перевозки его во Францию, хотя сбор войск состоялся только в начале мая[458].

Армия Эдмунда насчитывала 346 латников и 1.350 лучников, а поскольку английская казна все еще испытывала трудности с финансированием подобных экспедиций, его дядя вмешался, предоставив заем в размере 7.333 фунтов стерлингов 6 шиллингов 8 пенсов. Заем якобы был предоставлен "для облегчения положения Гина и для армии, которая будет спешно отправлена в королевство Франция и герцогство Нормандия", хотя причиной для такой щедрости кардинала было желание обеспечить своему племяннику еще одну возможность отличиться на войне. Примечательно, что и в займе, и в контракте командующий экспедицией назван не графом Мортеном, а графом Дорсетом[459]. Хотя официально Эдмунд стал графом Дорсетом только 29 августа 1442 года,[460] вероятно, из-за финансовых трудностей, король сделал этот жест в качестве поддержки своего кузена, от которого явно многого ожидали.

Графский титул возвысил Эдмунда до уровня его брата Джона и стал достойной наградой за его стойкую оборону Кале несколькими годами ранее. Титул графа Дорсет был особенно уместен, ведь это было то же самое графство, которым владел его дядя Томас, выдающийся военачальник, которому новый граф надеялся подражать. Его отец Джон также недолго носил титул маркиза Дорсет во время правления Ричарда II, а семья сохранила значительные связи с графством, и не в последнюю очередь с замком Корф на южном побережье.

21 июля 1438 года Дорсет получил еще одно значительное пожалование, когда его назначили констеблем Виндзорского замка и хранителем всех лесов и парков, окружавших королевскую крепость. В то же время он получил должности констебля замков Кармартен и Аберистуит, а также управление Гвидигадом и Элфедом в Кармартеншире, что значительно увеличило его доходы и укрепило его позиции в западном Уэльсе. Должность Виндзорского констебля была особенно важной, поскольку этот замок был тесно связан с его кузеном-королем, где тот родился и воспитывался во время своего несовершеннолетия.

Должность в сердце королевского двора доверялась только тем, кто считался достойным доверия и надежным, людям, способным справиться с ролью, которая требовала значительных военных знаний и административного опыта. Как констебль, Дорсет отвечал за сохранность и содержание замка, а также за выплату ренты и жалования королевским слугам. Поэтому, 28 февраля 1439 года, графу поручили нанять каменщиков, плотников, плиточников и других рабочих для перестройки и ремонта части замка, а также маноров Хенли, Гилфорд и Истхэмпстед. 23 августа 1440 года Эдмунд добился от Совета дополнительной субсидии в размере 500 фунтов стерлингов на "ремонт, улучшения, перестройку и устранение дефектов упомянутого замка", а также полномочий на покупку железа, угля, гвоздей, свинца и олова для выполнения поставленной задачи[461]. Дорсету также предоставили собственные апартаменты в Виндзоре, хотя повседневные обязанности обычно выполняли несколько помощников, позволяя графу сосредоточиться на более важных делах в других местах. Хотя эта должность не была для Эдмунда Бофорта главным приоритетом, она, несомненно, была престижным назначением, даже символом статуса, и он занимал ее до самой своей смерти.

Как раз когда Дорсет готовился к отплытию в Нормандию, до графа дошли новости о том, что его тесть Уорик заключил временное перемирие с бургундцами, что побудило его перенаправить свои силы в графство Мэн, где он намеревался овладеть землями, ранее принадлежавшими герцогу Бедфорду. Армия Эдмунда высадилась в Шербуре и двинулась на юг через полуостров Котантен. Сначала он захватил города Сент-Эньян-сюр-Ро, который защищали 300 шотландцев, и Ле-Герш, причем последний был потерян так же быстро, как и завоеван. Возможно, опасаясь измотать свои силы, Дорсет, до конца декабря, заключил четырехлетнее перемирие с герцогом Алансонским и графом дю Мэн, что, с одной стороны, закрепило его достижения, но с другой — заставило одного критически настроенного хрониста осудить эту кампанию как достигшую "лишь мало пользы"[462].

Воспользовавшись передышкой, Эдмунд основал свою штаб-квартиру в Алансоне, в это же время началось строительство новой крепости в Эльбефе, небольшом городке на берегу Сены, всего в нескольких милях вверх по реке от Руана[463]. Похоже, что желание Бофортов быть признанными нормандскими лордами было, по крайней мере, осуществимым. Однако когда в Лондон пришло известие об результатах кампании Дорсета, Глостер пришел в ярость, расценив отвлечение сил из Кале и Гина как пустую трату жизненно важных военных ресурсов. Вероятно, возмущение герцога было вполне оправданным, поскольку было очевидно, что экспедиция в Мэн была предпринята с целью улучшения положения семьи Бофортов, а не для защиты Нормандии.

Чем занимался Джон Бофорт после освобождения неясно, хотя, согласно Croyland Chronicle (Кроулендской хронике), граф впервые посетил один из своих маноров в Дипинге вскоре после возвращения в Англию. Его прибытие в южные Линкольнширские болота заставило местное население стекаться к нему, радостно провозглашая Бофорта "повелителем болот". Сомерсет "возрадовался от бурных аплодисментов населения", а его "сердце возвысилось до небес" от теплого приема. Однако хронист тут же стал критиковать управление Сомерсета, жалуясь на то, что "его слуги взимали пошлины в виллах", а "весь скот был согнан". Между Сомерсетом и аббатом Кроуленда разгорелся спор, когда граф неразумно приказал построить насыпь между его манором и каменным пограничным знаком, известным как Камень Кенульфа. Граф заявил, что монахам запрещено использовать насыпь для перевозки товаров в аббатство и обратно. Возмущенный аббат Джон Литлингтон обратился с протестом к королю, что только усилило гнев графа. Однако ни причина, по которой Сомерсет затеял спор с монастырем, ни исход конфликта остаются неизвестными[464].

6 января 1439 года Сомерсет присутствовал вместе с королем в Кенилворте на праздновании Двенадцатой ночи в Англии, впервые за почти два десятилетия. Это дало графу возможность поближе познакомиться со своим монархом, ведь он попал в плен за девять месяцев до рождения своего кузена. Вероятно, Сомерсет также провел немало времени в обществе своей матери Маргариты, которая так долго была разлучена со своим старшим из оставшихся в живых сыном. 26 февраля граф обедал со своим дядей-кардиналом в Элтемском дворце, и темой разговора стало возвращение Сомерсета во Францию[465]. Возможно, большую часть своей взрослой жизни он провел в плену, но его титул обеспечивал Джону Бофорту статус одного из самых знатных дворян королевства, и, было весьма ожидаемо, что как правнук Эдуарда III, он возглавит английскую армию в войне против французов.

Есть основания полагать, что Сомерсет не нуждался в понуждении, чтобы заняться этим делом. Как и его брат Томас до него, Джон должен был многое доказать своим соотечественникам, так как был взят в плен в 1421 году, не успев совершить ничего выдающегося. Хотя нет никаких сведений о вражде между братьями, Сомерсету, как номинальному главе семьи, наверняка было неприятно наблюдать, как его младший брат Эдмунд за время его отсутствия превратился в одного из самых способных полководцев Англии.

Сомерсет отправился во Францию в марте 1439 года и едва успел расположиться лагерем, как 22 апреля скончался граф Уорик, временный лейтенант короля во Франции. Братья Бофорты воссоединились в Руане и вместе приняли на себя военное командование английской операцией до получения дальнейших приказов от короля, а также заняли места в Совете наряду с кардиналом. Среди других членов Совета были их кузен Уильям Невилл, лорд Фоконберг, и свояк Эдмунда Джон, лорд Толбот. По воле случая, а не по замыслу, Бофорты оказались на пороге осуществления давней амбиции кардинала — отвоевать для себя уголок ланкастерской Франции. Сомерсет даже собрал несколько должностей городских капитанов, включая города Шербур, Ренвиль, Авранш, Томбелен и Фалез, что дало ему почти полную автономию на полуострове Котантен[466]. Когда его племянники наконец добились успеха на севере Франции, кардинал Бофорт обратил свое внимание на заключение прочного мира с французами. Однако вести переговоры, находясь в более слабом положении, чем противник, было нелегко.

Хотя в Англии кардинал не пользовался всеобщей поддержкой, его стремление к миру с Францией получило одобрение семнадцатилетнего короля, который прекрасно понимал, что казна не может финансировать военные действия бесконечно. С каждым годом территория Франции, управляемая англичанами, неуклонно сокращалась, а прерывание морской торговли с бургундцами дорого обходилось всем, кто занимался производством шерсти, и не в последнюю очередь самому кардиналу. Переговоры в Аррасе в 1435 году закончились неудачей, но была надежда, что новый их раунд принесет более позитивные результаты. Это была оптимистичная позиция, но совершенно немыслимая для тех, кто участвовал в великих победах под руководством Генриха V и герцога Бедфорда. Однако ланкастерская Франция разваливалась на глазах, и, несмотря на все сомнения, перемирие было необходимо.

Вместе с архиепископом Кемпом кардинал Бофорт в декабре 1438 года переправился через Ла-Манш в Гравелин, чтобы провести предварительные переговоры с бургундцами о возобновлении торговли. Генри встретился не с самим герцогом, а с его супругой, герцогиней Изабеллой, дочерью единокровной сестры кардинала, Филиппы Ланкастер. Хотя Изабелла родилась и выросла в Португалии, она была очень похожа на принцессу из дома Ланкастеров: она была образованной, начитанной, заядлой охотницей, знающей несколько языков, включая английский, и, прежде всего, чувствующей вкус к политике. Ее брак с герцогом Бургундским в 1429 году был призван укрепить англо-бургундский союз, и теперь, десятилетие спустя, Изабелла была отправлена мужем восстанавливать отношения между двумя сторонами.

Хотя на декабрьском саммите между дядей и племянницей не было заключено официального договора, в новом году была организована еще одна конференция на которую пригласили и Карла VII. Кардинал Бофорт и герцогиня Изабелла должны были возглавить переговоры, а англичанин, в качестве опытного церковного прелата, должен был стать "посредником мира"[467].

Перед отъездом из Англии кардинал заключил спорную сделку с королем о покупке большого количества коронных земель. Однако, несмотря на то, что продажа обеспечила столь необходимые денежные вливания в королевскую казну, Бофорт подвергся обвинениям в том, что воспользовался финансовыми трудностями королевства для извлечения личной выгоды. Правда оказалась не столь конспирологической. Генри долгое время был главным кредитором короны, одалживая значительные суммы денег на протяжении трех десятилетий. Он всегда получал определенное обеспечение по своим займам, но к 1439 году у обедневшей короны почти не осталось средств.

25 мая 1439 года кардинал представил предложение о покупке замка, манора и лордства Чирк на севере Уэльса, которое было принято Советом, а также маноров Кэнфорд, Пул, Хенстридж, Южный Чарлтон, Эймсбери, Уинтерборн и Уилтон на английском юго-западе. Общая стоимость приобретений составила 13.350 марок[468]. Позднее герцог Глостер утверждал, что его дядя преднамеренно обманул корону, а судья Джон Фортескью осуждал такую продажу королевских земель за то, что она "лишила короля собственности, и поэтому является крайне несправедливой"[469].

Эта критика кажется несправедливой; позиция Глостера объяснима его неослабевающей ненавистью к дяде, но осуждение сделки другими людьми не учитывает более широкие причины продажи. Корона отчаянно нуждалась в средствах, а земли, купленные кардиналом, в лучшем случае имели для короля второстепенное значение. Лордство Чирк перешло во владения короны только во время правления Генриха V, когда оно было куплено, в июле 1418 года, за 4.000 марок. Оно не было древним королевским владением и не имело для династии Ланкастеров наследственной ценности. На самом деле, скорее всего, кардинал в очередной раз проявил щедрость, заплатив за это лордство наличными. 13.350 марок, безусловно, были использованы с пользой: на них во Францию был отправлен еще один воинский контингент под командованием графа Хантингдона.

Уладив свои дела с Советом, Генри вернулся, в конце июня 1439 года, в Кале, чтобы подготовиться к предстоящей мирной конференции. В качестве уступки пожилому церковнику, встреча должна была состояться под его юрисдикцией в Уа, примерно в семи милях к востоку от Кале. Кардинал не пожалел средств, "затмив всех великолепием своих шатров и павильонов". Его павильон из дерева и алой ткани (знак его церковного сана) был длиной около ста футов, вмещал 300 человек и имел отдельные секции для кладовой, маслобойни, винного погреба и кухни. Главным помещением в павильоне был большой центральный зал, обставленный дорогой мебелью и золотой посудой, привезенной кардиналом из Англии[470]. В этом палаточном городе специально построенном для проведения конференции были и другие прекрасные шатры, но все они, несомненно, уступали по роскоши временной резиденции Генри Бофорта.

После празднования Дня Святого Свитуна (2 июля), покровителя епархии Генри, конференция открылась 10 июля с пространного выступления архиепископа Йорка, восхвалявшего усилия кардинала и герцогини в деле достижения мира вместо войны. Из уважения к его возрасту и рангу Генри усадили в одном конце павильона между Изабеллой и ее племянницей, принцессой Наваррской. Когда кардинал поднялся, чтобы произнести речь, собравшиеся зрители смогли лицезреть его великолепный трон, богато драпированный золотыми тканями. Генри смело заявил, что продолжающийся конфликт вызвал достаточно кровопролития в христианском мире, и необходимо положить конец военным действиям, чтобы оба королевства окончательно не уничтожили друг друга. Это была страстная мольба, но Генри остался крайне разочарован тем, как переговоры развивались.

С самого начала английские и французские посланники заняли крайне враждебные позиции: представители Карла VII были непреклонны в том, что для заключения перемирия Генрих VI должен отказаться от своих притязаний на французский трон и отдать все территории, которые он контролировал в Мэне, Анжу и Нормандии. Их английские коллеги, тем временем, были проинструктированы перед отъездом, что если они не смогут добиться разумных условий для перемирия своими собственными силами,

Похоже, король доверил своему дяде секретные инструкции, что стало самым ярким свидетельством близости между двумя родственниками, с разницей в возрасте в почти пятьдесят лет. Конечно, в конце концов, ничего не добившиеся послы передали дело кардиналу Бофорту, который провел несколько частных встреч с герцогиней Изабеллой, чтобы выразить сожаление по поводу отсутствия прогресса. В конце концов было выдвинуто новое предложение: временный мир на пятнадцать лет, без уступки каких-либо территорий, при условии, что Генрих VI на это время откажется от титула короля Франции.

Кардиналу, прежде чем он смог бы согласиться на такие условия, требовалось разрешение короля и Совета и 29 июля переговоры были приостановлены, чтобы английские посланники вернулись в Лондон. Генри воспользовался возможностью и 6 августа приехал в город Хамме, где пробыл несколько дней, а через неделю совершил паломничество к святилищу Святой Гертруды Нивельской и помолившись у ее могилы, взял немного земли[472]. Возможно, это краткое паломничество послужило небольшой передышкой от стресса предыдущего месяца, хотя, кардинал наверняка знал, что его внучатый племянник отвергнет предложенные условия перемирия.

Генрих VI носил титул короля Франции с девятимесячного возраста, и хотя он стремился к установлению мира со своим французским дядей, он не готов был пойти на такие уступки. Отказ от своих притязаний, справедливо заявлял король, "не только повредит мнению его подданных и приближенных, но и его имени, его славе и репутации в мире". Посланники вернулись в Кале 9 сентября, чтобы сообщить о решении усталому кардиналу, и через два дня они вместе отправились на место проведения конференции, но французов там не было. Кроме подписания соглашения с Изабеллой о возобновлении торговли с Бургундией, встреча на высшем уровне завершилась для кардинала крайне неудачно, и он задумался о том, что его ждет по возвращении в Англию. Отплыв из Кале в середине сентября 1439 года, он в последний раз покинул Францию и континентальную Европу. К 5 октября он вернулся в свой дворец в Саутварке, а через четыре дня, в Виндзоре, лично проинформировал короля о результатах мирной конференции[473].

Крах мирных переговоров привел к тому, что в новом году потребовалась свежая английская армия, и в декабре 1439 года Сомерсету было предписано отправиться в Нормандию с отрядом из 100 латников и 2.000 лучников. Его задача была проста: "управлять там народом и землями короля" и помогать поддерживать "права и титулы короля". Хотя это была именно та возможность, которую Сомерсет и искал, чтобы показать себя способным полководцем как его младший брат Эдмунд, граф, оказавшийся в затруднительном финансовом положении, был вынужден обратиться к королю с просьбой оплатить его услуги до отъезда, а не после. Будучи "смиренным подданным" короля, Сомерсет жаловался на "большие расходы, которые он понес в последнее время", имея в виду непосильную сумму его выкупа. Король с готовностью согласился[474]. Кардинал, тем временем, по-прежнему стремился обеспечить своему племяннику должность лейтенанта и своевременно предоставил заем в 10.000 марок, чтобы экспедиция прошла по плану. После улаживания финансовых вопросов отряд Сомерсета должен был быть готов к отплытию из Пула в середине января, а граф, предположительно, разместился в гавани Корф.

В то время как подготовка к отплытию шла полным ходом в течение всего периода рождественских праздников, а оружие и припасы закупались по всему королевству, 31 декабря Сомерсет получил ужасающее известие о том, что его пятидесятичетырехлетняя мать Маргарита, с которой он был разлучен большую часть своей взрослой жизни, скончалась в аббатстве Бермондси[475]. Она была погребена в недавно отстроенной часовне Святого Михаила в Кентербери и поныне покоится рядом с останками двух ее мужей — Джона Бофорта, графа Сомерсета, и Томаса, герцога Кларенса.

1430-е годы были бурным десятилетием для Бофортов, начавшимся с кончины Томаса, продолжившимся бурными распрями двух Джоанн со своими противниками и закончившимся освобождением Джона, подвигами Эдмунда и смертью Маргариты. Теперь и пожилой кардинал Англии, после многолетней напряженной службы короне, проявлял признаки растущей усталости, он был особенно удручен тем, что ему не удалось добиться благоприятного исхода переговоров в Аррасе в 1435 году и в Уа в 1439 году. Все шло к финальному противостоянию с герцогом Глостером, от исхода которого зависело долгосрочное будущее семьи Бофортов.