Дом Бофортов: Семья бастардов, захватившая корону

7. В большой опасности 1403–1406 гг.

Смерть Екатерина Суинфорд стала сокрушительным ударом для Бофортов, которые, в отличие от членов устоявшихся дворянских домов Англии, возможно, не обладали тем же чувством принадлежности к чему-то гораздо большему, чем они сами. Хотя они действительно были частью расширенной семьи Ланкастеров, их никогда нельзя было считать такими же ланкастерцами, как Генриха IV или его сыновей, истинных наследников Джона Гонта. По сути, Бофорты были квазиланкастерцами с фамилией, которая не могла соперничать по престижу и статусу с Мортимерами, Моубреями или Перси. Возможно, особую тревогу у Бофортов вызывало осознание того, что их связь с королевским родом будет ослабевать с каждым новым поколением. Была ли смерть Екатерина, последовавшая всего через четыре года после смерти их отца Джона Гонта, тем моментом, который заставил Бофортов сосредоточиться на своей собственной судьбе, осознавая, что они не всегда могут надеяться на то, что будут стоять в одном ряду со своими родственниками?

После смерти Гонта Екатерина удалилась в Линкольн, где арендовала дом в приорстве Минстер-Ярд и издалека наблюдала за успехами своих детей. Неудивительно, что она предпочла быть похороненной в этом городе, а ее отпевание состоялось в соборе, с которым она была тесно связана на протяжении всей своей взрослой жизни. Хотя по происхождению она была валлонкой, Линкольн и его окрестности, около сорока лет назад, стали домом для Екатерина после ее брака с Хью Суинфордом. Ее убитый горем сын Генри, будучи епископом Линкольна, почти наверняка играл важную роль в похоронной церемонии.

Несмотря на то, что она закончила свою жизнь в качестве супруги богатейшего герцога страны, а не землевладельца из Линкольншира, гробница Екатерины из пурбекского мрамора не отличалась особой пышностью: ее образ был запечатлен на латунной пластине, а не в виде алебастрового изваяния. На пластине она была изображена в траурном вимпле (покрывале) вдовы, которой она была дважды, с молитвенно сложенными руками. Сама гробница первоначально находилась под сводчатым навесом, на котором был изображен ее собственный герб — три колеса на красном фоне, а также герб Гонта. Эпитафия на латунной пластине написанная на французском языке и гласила:

Будучи герцогиней Ланкастер, она демонстрировала достоинство и уравновешенность, противоречащие ее предполагаемой скандальной репутации. Фруассар считал, что она "в совершенстве знала придворный этикет" и "любила герцога Ланкастера и детей, которых родила от него",[188] а свидетельством ее влияния является то, что различные семейные кланы, окружавшие ее, а именно Бофорты, Чосеры, Суинфорды и Ланкастеры, оставались в теплых отношениях друг с другом и никогда не враждовали. Хотя одни явно превосходили других, все охотно служили друг другу ради общего процветания. Екатерина, отмеченная в записях как "мать короля"[189], также поддерживала хорошие отношения со своим пасынком Генрихом IV, что только способствовало продвижению Бофортов.

Хотя при жизни Екатерина заслужила нелестные отзывы хронистов, ее репутация была очищена через восемьдесят два года после ее смерти, когда на трон взошел ее прапраправнук Генрих Тюдор. К эпитафии Гонта на его гробнице в соборе Святого Павла была добавлена надпись о Екатерина, на латыни, которая гласила:

Хотя потеря обоих родителей в течение четырех лет, была серьезным ударом, Бофорты были достаточно прагматичны, чтобы понимать, что не могут долго посвящать себя скорби. Выполнив необходимые религиозные обряды и преодолев личное горе, Джон, Генри и Томас Бофорты занялись управлением нестабильным королевством своего брата, в то время как Джоанна продолжала воспитывать детей и вершить суд на севере страны в качестве графини Уэстморленд.

За предыдущее десятилетие Джон зарекомендовал себя как способный и благоразумный военачальник, используя опыт, приобретенный в юности во время путешествий по Европе в компании выдающихся рыцарей континента. 1 марта 1404 года граф Сомерсет был назначен членом Совета, хотя он по-прежнему был занят своими обязанностями в Кале, для чего 18 апреля ему был выделен остров Танет в Кенте, в качестве перевалочной базы для снабжения гарнизона[191]. Он также сохранил за собой должность лейтенанта короля в Южном Уэльсе.

К лету 1404 года Томас, получивший некоторый военный опыт в качестве капитана замка Ладлоу, был назначен адмиралом на севере и получил совсем другую задачу — защищать королевство с моря. Это должно было стать началом долгой службы в качестве одного из самых выдающихся морских командиров королевства своего времени. 13 июня Арнольду Сэвиджу и Ричарду Мерлау было поручено провести сбор солдат Томаса в Сэндвиче на побережье Кента, а 19 июня король предоставил ему карт-бланш на три месяца службы, чтобы обеспечить "безопасную охрану моря"[192].

В начале января 1405 года Томас все еще занимал эту должность, когда ему было поручено расследовать сообщения о том, что люди из Ньюкасла-апон-Тайн и деревень Блейкни, Клей, Виветон и Кромер рядом с Норфолком участвовали в преступном захвате двух голландских торговых судов, одно из которых называлось Marienknyght и принадлежало купцу по имени Исебранд Пирсон, а другое — Godesghevade — принадлежало Питеру Йонессону и Джону Бервольдессону. Эти два судна, груженные неназванными товарами из Пруссии, были захвачены англичанами, а их команда из тридцати шести человек бессердечно утоплена в море. Затем захваченные товары были проданы в разных местах, в том числе и в Скарборо. Подобные инциденты были крайне неприятны королю, стремившемуся сохранить дружбу с графом Вильгельмом Голландским, и Томасу, как адмиралу, было поручено арестовать преступников и наказать их в соответствии с английским и морским правом[193].

Генри Бофорт, тем временем, неустанно служил королю не мечом, а пером, и был вознагражден за свое похвальное рвение епископством Линкольнским и лорд-канцлерством — должностями, которые обеспечили ему место в Совете наряду с его братом Сомерсетом и зятем Уэстморлендом.

Как канцлеру, Генри было поручено произнести вступительную речь при открытии Парламента 14 января 1404 года в Вестминстере и "очень мудро и обоснованно" выдвинуть деликатный аргумент в пользу увеличения налогов для улучшения обороны королевства. Это была нелегкая задача для епископа, который сразу же столкнулся с враждебной и нежелающей сотрудничать аудиторией. Будучи глашатаем короля, Генри страстно отстаивал королевскую позицию, подчеркивая множество угроз, нависших над страной как изнутри, так и извне. После напряженных переговоров Генри все же добился своеобразного компромисса, в обмен на сокращение расходов на королевский двор и создание нового Совета для обеспечения "доброго и справедливого правления" в будущем, в состав которого вошли и два старших Бофорта[194]. Возможно, стремясь отметить успешное проведение первого Парламента в качестве канцлера, 27 февраля Уолтер Девениш и Уолтер Хилл получили от короля разрешение на поездку в Ирландию, чтобы добыть для епископа четырнадцать ястребов-тетеревятников и соколов[195].

К осени, однако, стало ясно, что требуются дополнительные средства, и епископ оказался в неловком положении, будучи вынужден снова обратившись к Палате Общин с просьбой о выделении дополнительных денег. На октябрьском заседании Парламента 1404 года, проходившем в Приорате Святой Марии в Ковентри, в центре ланкастерской гегемонии, Генри занял более твердую позицию и в первый же день обратился с прямым требованием о введении дополнительных налогов. Обнаружив некоторую враждебность среди тех, к кому он обращался, Генри упредил любые протесты, заявив, что Палате Общин "не следует удивляться, почему король созвал свой Парламент после столь короткого промежутка времени, прошедшего с момента последнего Парламента", поскольку очевидно, что предыдущая субсидия "не была такой достаточной, как предполагалось в то время". Все остальные дела были отложены, и после очередного раунда жарких дебатов, в ходе которых подчеркивалось тяжелое положение королевства, канцлер наконец добился своего: субсидия была предоставлена за счет налогов с мирян, а также возобновления взимания пошлины на экспорт шерсти и, что, возможно, наиболее спорно, взимания пятипроцентного подоходного налога со всех доходов с земель, превышающих 500 марок в год[196].

Несмотря на свой еще юный возраст, Генри завоевывал репутацию способного администратора, проницательного политика и убедительного переговорщика. Канцлерство не было той ролью, где можно было преуспеть только благодаря происхождению или связям. Например, с октября 1404 по август 1405 года было оформлено около 1.500 писем с использованием Большой печати, а епископ присутствовал на сорока трех заседаниях Совета[197]. Генри Бофорт явно был занят тем, что передавал приказы короля.

Однако такая продуктивная деятельность была щедро вознаграждена. В ноябре 1404 года Генри был переведен в епископство Винчестерское, старейшую и богатейшую епархию королевства, включавшую в себя Гемпшир, Суррей и остров Уайт. Это было повышение в церковной иерархии, поскольку епископство Винчестерское давало преимущество перед всеми другими священнослужителями в стране, за исключением архиепископов Йоркского и Кентерберийского. Получив эту должность, Генри обзавелся множеством новых резиденций, а также, для своего удовольствия, несколькими парками с охотничьими домиками в графствах.

Из всех владений, которыми он владел в течение следующих сорока трех лет, два стали синонимом нового епископа, который быстро привыкал к изысканной жизни. Дворец Вулвси в Винчестере служил административным центром и находился всего в нескольких минутах ходьбы от собора. Дворец был укреплен в середине XII века Генрихом де Блуа, братом короля Стефана, и отреставрирован предшественником Бофорта Уильямом Уайкхемом, который перестроил стены и значительно переделал епископские апартаменты. Восточный зал, XII века постройки, высотой восемьдесят восемь футов был достаточно великолепен, чтобы в нем состоялся изысканный свадебный пир короля Генриха и Жанны Наваррской за год до перевода сюда епископа Бофорта.

Будучи человеком, прочно укрепившимся в политической сфере и сосредоточившимся на поддержке короля в управлении королевством, епископ Бофорт проводил значительное количество времени в Лондоне, где ему теперь был предоставлен в пользование Винчестерский дворец в Саутварке. Деятельность епископа сосредоточилась вокруг великолепного Большого зала, который имел восемьдесят футов в длину и имел прямой доступ к личным покоям епископа в восточном крыле. Заметной особенностью зала было Окно Розы, нововведение епископа Уайкхема, которое ярко освещало помещение во время пиров, особенно когда солнечный свет проникал сквозь красочные витражи.

Во дворце также находились обширные помещения для свиты епископа и гостей, которых он принимал, а для развлечения были разбиты обширные сады, пруд с рыбой и теннисные корты. Дворец, расположенный на южном берегу Темзы, имел на берегу деревянную пристань, что позволяло доставлять провизию на лодках. В сводчатом подвале, расположенном под залом, всегда имелись любимые блюда и напитки епископа, а также мясная лавка и пивоварня. Винчестерский дворец находился всего в нескольких минутах ходьбы от Лондонского моста, что позволяло Генри, обремененному королевскими обязанностями, легко добираться до города пешком, если он не хотел воспользоваться путем по воде.

Несмотря на то, что 2 марта 1405 года, Генри сложил с себя полномочия канцлера, епископ не собирался покидать Лондон ради более спокойного проживания в своей епархии. Видимо Генри уже привык к стремительному круговороту власти и, сохранив место в Совете, остался в столице, чтобы служить своим и королевским интересам. Это было как раз кстати: предательство снова стало распространенным явлением.

В феврале 1405 года Оуайн Глиндур, достигший успеха в своей кампании предыдущим летом, когда он был коронован принцем Уэльским в Махинллете, подтвердил свой союз с семьями Перси и Мортимеров, заключив трехсторонний договор, известный как Tripartite Indenture (Трехстороннее соглашение). В договоре, подписанном Глиндуром, Эдмундом Мортимером и графом Нортумберлендом, излагался план по разделу Англии и Уэльса между собой в случае успешного свержения Генриха IV. Согласно этому необычному документу, Глиндур получал Уэльс и часть западной Англии, а Нортумберленд — север страны. Мортимеры должны были править Лондоном и югом Англии. Это расчленение могло показаться надуманным, но их угроза королю Генриху была вполне реальной, усугубляемая не только помощью Франции, но и восстанием на севере Англии под предводительством Нортумберленда и архиепископа Йоркского Ричарда Скроупа.

Скроуп происходил из старинной йоркширской семьи и был двоюродным братом Уильяма Скроупа, графа Уилтшира, казненного Генрихом IV в 1399 году во время вторжения последнего в Англию. Прелат был хорошо знаком с королем, объявив Парламенту об отречении Ричарда II, прежде чем подвести Болингброка к трону. Однако такое знакомство не помешало архиепископу выступить на стороне Перси, и к маю 1405 года к нему присоединился Томас Моубрей, граф Норфолк, сын того самого герцога Норфолка, изгнанного из королевства в 1398 году из-за вражды с Болингброком. Скроуп и Норфолк считали короля ответственным за гибель своих родственников и жаждали мести. Вскоре они собрали солидную армию и подошли к Йорку, где их встретили королевские войска под командованием Ральфа Невилла, графа Уэстморленда.

Граф, желая защитить корону своего шурина, а вместе с ней и перспективы своей жены Джоанны Бофорт, убедил мятежников сдаться, пообещав им, что их требования будут искренне рассмотрены королем. Но это была уловка. Два лидера мятежа были арестованы и заключены в замок Понтефракт, где четырьмя годами ранее умер свергнутый Ричард II. Король Генрих и Томас Бофорт, отозванный с моря, прибыли в замок 3 июня, где между архиепископом и вспыльчивым единокровным братом короля произошла неприличная перебранка. Скроуп встретил короля, демонстративно опираясь на архиепископский посох, и тогда Томас Бофорт громко отчитал его, заявив, что мятежник недостоин носить священный посох. Бофорт попытался отобрать посох у архиепископа, но натолкнулся на яростное сопротивление клирика, который ответил, что только Папа может отменить такое право.

На следующий день Томас был одним из восьми человек, назначенных для рассмотрения дела нескольких йоркцев, обвиненных в совершении "измен, мятежей, восстаний и преступлений"[198], а четыре дня спустя, 8 июня, он вошел в состав комиссии, судившей Скроупа и Норфолка в собственном дворце архиепископа в Бишопторпе, в нескольких милях к югу от Йорка.

До сих пор король наказывал мятежников и изменников умеренно и, возможно, даже слишком слишком умеренно. Но на этот раз все было иначе, поскольку терпение Генриха было доведено до предела, из-за восстаний, продолжавшихся уже более пяти лет его правления. Он приказал казнить архиепископа и графа, что и было сделано в тот же день за стенами Йорка, вероятно, в присутствии Томаса Бофорта.

Казнь Скроупа принесла королю сомнительную честь стать единственным английским монархом, санкционировавшим убийство архиепископа и короля, и, возможно, стала самым ярким свидетельством того, что Генрих был полон решимости сделать все возможное, чтобы обеспечить будущее своей династии. Нортумберленд тем временем бежал в Шотландию в поисках убежища у своего традиционного врага. Два года спустя, после гибели своего сына при Шрусбери, Генри Перси не испытывал сомнений, но на этот раз ему грозит верная смерть, если он попадет в руки короля.

27 июня король Генрих возместил Уэстморленду и Джоанне Бофорт убытки, понесенные ими в своих землях во время восстания Скроупа. В рамках процесса компенсации несколько поместий в Камбрии и Нортумберленде были пожалованы Генри Бофорту, который, в свою очередь, передал их в пожизненное владение Невиллам,[199] а 20 июля король лично посетил графа и графиню в замке Рэби и остановился там на три дня в рамках своего длительного путешествия по северу страны[200]. Из других сестер короля только Елизавета осталась в Англии, а Каталина и Филиппа находились за границей, и, вероятно, он провел некоторое время, наслаждаясь обществом своей младшей сестры Джоанны. Если можно судить о близких отношениях короля с тремя Бофортами, то можно предположить, что у короля и Джоанны тоже была похожая связь.

Хотя одно крупное восстание было подавлено, беспокойство короля усугубилось, когда в конце лета в западном Уэльсе высадилась французская армия, чтобы поддержать повстанцев Глиндура. Хотя количество французов в конечном итоге сократилось, прежде чем они столкнулись с англичанами в бою, тем не менее это был опасный период неопределенности для ланкастерцев, пытавшихся противостоять приливу мятежа. Еще до высадки в Уэльсе французы доставили немало хлопот в районе Кале, где Джону Бофорту пришлось защищать вверенную ему территорию от объединенных франко-бургундских сил.

В мае 1405 года Марке, небольшое английское владение недалеко от Кале, было осаждено армией из 2.000 солдат под предводительством Валерана де Люксембурга, графа Линьи и Сен-Поль. После первого приступа опытные солдаты Сомерсета перегруппировались и отбили людей Люксембурга. Гарнизон Кале, вышедший из города, чтобы освободить Марке от осады, обманул французов, подойдя к их рядам под видом обоза с вином и провизией. Подобравшись к ничего не подозревающему противнику, англичане внезапно обрушили на него шквал стрел, нанеся многочисленные потери и заставив людей Люксембурга бежать. Несколько ведущих французских командиров были убиты, а около шестидесяти или восьмидесяти рыцарей взяты в плен. Воодушевленные успехом, люди Сомерсета через три дня вышли из Кале и осадили город Ардр, используя против защитников осадное оборудование, захваченное у французов при Марке. Их решительная попытка в итоге все же оказалась тщетной, и англичане вскоре отступили в Кале, но они все равно ощущали себя победителями[201].

Контратака при Марке была воспринята в Англии как большая тактическая победа, и 21 мая король с гордостью сообщил архиепископу Кентерберийскому об успехе своего единокровного брата. Генрих приказал прелату вознести благодарственные молитвы Богу, подчеркнув "великую опасность", которой он недавно подвергся, и "незаслуженные испытания, которые он получил с тех пор, как взял на себя управление королевством". Король также попросил архиепископа и его "религиозных людей" молиться за людей Сомерсета, которые "обратили в бегство" французов "к немалой чести этих господ, короля и королевства"[202].

То, что осажденному капитану Кале, несмотря на огромные финансовые трудности, удалось отразить атаку, защитив уязвимый форпост, только укрепило его авторитет как одного из ведущих военачальников Англии. Во время заседания Парламента в январе 1404 года Сомерсет страстно просил короля выделить средства для Кале, утверждая, что "очень большое несчастье, нужда и бедность, в которые погрузились солдаты", были вызваны непосредственно невыплатой жалования. Сомерсет жаловался, что он "несколько раз до этого" поднимал эту тему с королем, причем не только в письмах, но и при личной встрече. В ответ на это публичное обращение Генрих объявил о скорой выплате всего причитающегося жалования и о том, что в будущем выплаты будут производиться вовремя[203].

25 августа 1404 года Сомерсет получил 5.000 марок, чтобы покрыть жалование себе и своим людям, но этого едва ли было достаточно, чтобы долго содержать столь значительный гарнизон[204]. Несмотря на обещание короля, королевская казна была практически опустошена из-за подавления мятежа за мятежом, и это значительно повлияло на способность графа защищать Кале. То, что ему удалось сохранить гарнизон, поддержать оборону Англии и не дать деморализованным солдатам сложить оружие и покинуть свой пост, несмотря на нехватку продовольствия, свидетельствует о его мастерстве военачальника.

Король Генрих, понимая, в какую опасную ситуацию он поставил своего брата, попытался возместить ущерб Сомерсету другими способами. 15 февраля 1405 года граф получил от Генриха несколько пожалований, в том числе право на управление лесами Кларендон, Бакхолт и Мелчет в Хэмпшире, а также Гровели Вуд в Уилтшире[205]. Хотя небольшие доходы от лесов были приняты с радостью, положение Сомерсета в Кале оставалось отчаянным в течение всего оставшегося года. 6 октября он торжественно сообщил королю, что несколько жителей деревень Госфорд и Боудси в Саффолке были захвачены французами, которые при этом уничтожили несколько английских кораблей. Жителям деревни было поручено снабжать гарнизон едой и элем, и их захват привел к тому, что в Кале остро стало не хватать провизии.

Король обратился к своим подданным с просьбой о срочной помощи, призывая всех, у кого есть корабль, переправить через Ла-Манш провизию и снаряжение, включая "хлеб, вино, эль, пшеницу, овес, стрелы, луки, дерево, лес, доски, железо, животных, мясо и соль"[206]. То, что с грузов не взимались таможенные пошлины, подчеркивало серьезность ситуации; король не хотел от этого никакой прибыли, ему просто нужно было как можно скорее обеспечить гарнизон своего брата. Чтобы удержать Кале, Джону Бофорту потребовался весь его военный опыт, и остается только гадать, какой урон события 1405 года нанесли здоровью графа, как физическому, так и душевному.

Томасу Бофорту было легче, чем его старшему брату. 4 июня 1405 года он был вознагражден за свою роль в привлечении архиепископа Скроупа к ответственности, когда временно был назначен маршалом Англии вместо своего зятя графа Уэстморленда, что стало пока высшей наградой в его карьере[207]. Предполагалось, что пока граф Невилл будет занят защитой шотландской границы и борьбой с остатками сторонников Перси, Томас будет более чем способен стать его заместителем, следить за содержанием и дисциплиной в войсках, и вершить правосудие в военных вопросах.

Томас был снова вознагражден 7 октября, когда ему было пожаловано имущество, конфискованное у Томаса, 5-го барона Бардольфа, который сбежал вместе с Нортумберлендом в Шотландию. В состав пожалования вошли маноры Уормегей, Стоу-Бардольф, Норт-Ранктон и Финчем[208], благодаря чему Томас получил небольшой комплекс владений в западном Норфолке. Епископ Бофорт также выиграл от мятежа Скроупа, получив некоторое имущество на сумму 100 марок, которое были конфисковано у опального графа Норфолка[209]. В правление Генриха IV уже стало привычным, что когда другие были наказаны за измену, именно Бофорты, неизменно, были вознаграждаемы за свою верность.

В 1406 году ситуация в Уэльсе начала меняться в пользу короля, где его старший сын Генрих недавно взял на себя командование военной кампанией и систематически подавлял сопротивление валлийцев, пока восстание не оказалось на грани краха. В течение нескольких лет положение Глиндура настолько ухудшилось, что он был вынужден скрыться в горах и больше никогда не появлялся. Вследствие этого все опасения по поводу возможности свержения Генриха Эдмундом Мортимером, зятем Глиндура и дядей графа Марча, начали отступать. Угроза со стороны Шотландии также уменьшилась, когда в марте 1406 года англичане по счастливой случайности захватили у северного побережья юного шотландского наследника, принца Якова, направлявшегося на корабле во Францию. Всего две недели спустя отец принца, король Роберт III, скончался, и двенадцатилетний пленник вступил на шотландский трон если не лично, то номинально. Это был судьбоносный поворот для Генриха IV и столь необходимая передышка на севере страны.

Однако далеко не всегда в королевстве царил мир, внешние угрозы сменялись внутренними распрями, и принц Уэльский решил, что ему пора оставить поле боя, чтобы познакомиться с более изысканным, хотя и столь же коварным миром политики. Проведя большую часть своего отрочества на службе в валлийских войнах, принц Генрих вырос самоуверенным, амбициозным и нетерпеливым, развив в себе жажду сражений и сопутствующей им славы. Это было напряженное обучение, но мало кто сомневался, что из принца получился прирожденный лидер. Теперь этот властный молодой человек ходил по коридорам Вестминстера, стремясь освоить методы управления государством. Конфликт со "старой гвардией" короля был неизбежен.

В преддверии этого нового этапа в жизни принца в марте 1406 года состоялись длительные переговоры о брачных перспективах юного Генриха, и именно его тезке Генри Бофорту было поручено отправиться во Францию, чтобы заключить мирный договор, предложив брачный союз с одной из дочерей Карла VI. Поскольку две старшие дочери французского короля уже были замужем, а третья ушла в монастырь, выбор невесты стоял между принцессами Мишель и Екатериной. Епископа Бофорта в поездке за Ла-Манш сопровождали Томас, 1-й барон Камойс, Джон Каттерик, казначей Линкольнского собора, и Джон Норбери, капитан города Гин[210]. Хотя к английским послам относились как к почетным гостям, их предложения оказались безрезультатными. Однако в ходе посольства французы официально познакомились с тридцатиоднолетним епископом Бофортом как с фигурой растущей важности, которой было доверено выполнение самых деликатных поручений. В течение последующих сорока лет обе стороны прекрасно друг друга изучили.

Если принц и унывал из-за того, что его дяде не удалось найти ему невесту, то больше он был озабочен своим положением при дворе, быстро поняв, что теперь в битвах побеждают его слова, а не надежный меч. Финансы короля снова оказались в беспорядке, и Парламент решил наконец-то обуздать растущий государственный долг. Большую часть 1406 года парламентарии обсуждали, как сократить такие огромные расходы, одновременно урегулировав многие займы, которые король задолжал. 12 августа один из таких займов был частично погашен, когда 600 фунтов стерлингов были возвращены епископу Бофорту[211].

Если Генрих IV и считал такое вмешательство оскорблением своего королевского достоинства, то у него не было иного выбора, кроме как согласиться. Обвинения в недобросовестном управлении финансами были широко распространены, и проблему нужно было срочно решать. К концу Парламента 1406 года был сформирован новый Совет, который должен был править вместо короля, пока он не оправится от болезни. Совет, возглавил нетерпеливый принц Генрих, куда помимо вошли Томас Арундел, архиепископ Кентерберийский, Эдуард, герцог Йорк, Николас Бубвит, епископ Лондонский, и канцлер Томас Лэнгли, епископ Даремский, а также Джон и Генри Бофорты.

Перед новым Советом была поставлена задача восстановить доброе правление в королевстве, разоренном мятежами и финансовыми катастрофами. Это была незавидная обязанность для Бофортов, которые понимали, что неспособность вернуть короне платежеспособность может привести к гибели их единокровного брата-короля. Несмотря на это, оба Бофорта, вероятно, радовались возможности вновь доказать свою значимость перед коллегами, что было следствием их гордого ланкастерского происхождения и честолюбия.

Первое заседание Совета состоялось 8 декабря 1406 года, на котором присутствовали принц, архиепископ Арундел, епископ Лэнгли, герцог Йорк и граф Сомерсет[212]. Было принято решение о сокращении расходов, согласно которому король должен был уехать из Лондона после Рождества в одно из своих загородных поместий — смелое решение, которое подчеркивало искреннее намерение Совета ввести жесткую экономию в королевском дворе. Любые дополнительные средства должны были быть направлены на оборону — практичная политика, учитывая недавние мятежи. Сомерсету, вероятно, было что сказать по этому вопросу, учитывая его опыт службы в Кале, и он добился выплаты 8.586 фунтов стерлингов на жалование гарнизону, а также подтверждения своего назначения на должность капитана еще на шесть лет[213].

Хотя Томас Бофорт еще не достиг уровня своих братьев, он не был лишен королевского покровительства. 28 сентября 1406 года ему были пожалованы замок и лордство Вигмор в Уэльских марках[214], бывшая резиденция Мортимеров, расположенная примерно в восьми милях к западу от замка Ладлоу, где Томас уже был капитаном. После измены Эдмунда Мортимера королю было крайне необходимо иметь кого-то, кому он мог бы доверить управление регионом, а кто может быть лучше, чем его единокровный брат? В долгосрочной перспективе недолгое пребывание Томаса в этом регионе принесет ему пользу: он установил тесную связь с несколькими военачальниками, пробивавшими себе дорогу к власти, включая принца Генриха и лордов Уорика, Одли, Толбота, Грея и Чарлтона, которые сыграют важную роль во французских кампаниях принца десятилетие спустя.

В конце 1406 года умер кастильский зять Генриха IV и Бофортов, Энрике III, чья кончина 25 декабря привела к воцарению их племянника Хуана, девятимесячного сына Екатерины Ланкастер. Мысли Бофортов по этому поводу не зафиксированы, и неизвестно, много ли они общались со своей единокровной сестрой, но, вероятно, в Испанию, в той или иной форме, было отправлено соболезнование. Любые теплые чувства к единокровной сестре, почти наверняка, не были взаимными, ведь Бофорты навсегда остались детьми женщины, которую отец Екатерины взял в любовницы, будучи женатым на ее матери Констанции.

Смерть королей Кастилии и Шотландии подчеркнула бренность всех государей, и эта проблема не давала покоя Генриху IV в течение всего года. С четырьмя сильными и здоровыми сыновьями во главе с неукротимым принцем Уэльским престолонаследие Ланкастеров было надежно. Тем не менее король был вынужден обратиться в Парламент с просьбой об официальном признании прав своих сыновей, что отчасти было вызвано попыткой похищения детей Мортимеров в феврале 1405 года, организованной кузиной короля Констанцией Йорк. Когда план был сорван, Констанция, затаившая злобу на короля за казнь своего мужа Томаса Диспенсера после провала Богоявленского заговора, переложила всю вину на своего брата, Эдуарда, герцога Йорка. Хотя это утверждение так и не было доказано, оба брата Йорка оказались бесцеремонно заключены в тюрьму, ставшим подозрительным королем, не желавшим рисковать. Это был не последний случай, когда Йорк вступил в заговор против Ланкастера.

7 июня 1406 года был принят парламентский акт, утверждающий принца Генриха наследником его отца, с положением о том, что если принц умрет без потомства мужского пола, то любой его возможной дочери не будет позволено наследовать корону. Вместо этого престолонаследие передавалось только по мужской линии, а корона переходила по наследству от принца Генриха к его брату Томасу. Обоснование было здравым: для защиты наследства Ланкастеров требовался сильный взрослый мужчина, и Томас казался более чем подходящим в качестве запасного варианта. Кроме того, акт был ретроспективным подтверждением того, что Генрих IV претендовал на трон, узурпировав притязания Мортимеров в силу своего происхождения по мужской линии. Акт едва просуществовал шесть месяцев, прежде чем в декабре в него были внесены поправки, согласно которым престолонаследие переходило к потомкам принца Генриха, независимо от пола[215]. Видимо, принц, теперь уже в качестве члена Совета, выразил свое неодобрение по поводу возможного лишения наследства своей гипотетической дочери?

Озабоченность короля проблемой престолонаследия в 1406 году повлияла и на его единокровных братьев. Если Мортимеры считались вполне пригодной альтернативой ланкастерскому правлению, то что тогда говорить о Бофортах? От внимания Генриха не ускользнуло, что у Джона Бофорта было несколько наследников мужского пола от Маргариты Холланд — дети, происходившие от английских королей с обеих сторон их семьи. Возможно ли, что эти дети вырастут соперниками потомков самого короля и в один прекрасный день будут претендовать на трон? Возможно, Бофорты и Ланкастеры были тесно связаны на данный момент, их связывало личное родство между Генрихом IV и его братьями, но не было уверенности в том, что эти отношения сохранятся в будущих поколениях, когда кровная связь угаснет.

Король или, возможно, кто-то, действующий тайно от его имени, не собирался рисковать. В 1397 году Бофорты были полностью узаконены актом Парламента, в котором говорилось, что семья имеет право "быть поднятой, продвинутой, избранной, принятой и допущенной ко всем почестям, достоинствам, престолонаследию, манорам, степеням и должностям". Однако в этот акт предстояло внести очень важную поправку, которая определит статус Бофортов на большую часть XV века.