Двадцать веселых рассказов и один грустный

4 Уловки

Маурицио Протти, более известный как Ичо, жил обманом. Нет-нет, он не был ни фокусником, ни шарлатаном, просто вечно находился на мели, а работы не искал. Пятидесяти двух лет от роду, крепкий, довольно высокий, несколько лет назад он получил наследство, но быстро всё промотал, чтобы не думать потом, как с ним управиться.

Осваивая ремесло выживания, в один прекрасный момент можно вдруг очутиться на улице без гроша в кармане. «Из князей в грязи», как говорится. Путь в канаву короткий и быстрый, а вот назад к звёздам вернуться непросто.

Крах Ичо случился мгновенно. Друзья-соседи, даже не обладавшие избытком фантазии, давно предвидели такой исход: если брать сено из амбара и не класть туда нового, оно рано или поздно закончится, а корова сдохнет с голоду – тут и к гадалке не ходи.

Для Ичо сено закончилось со смертью матери. Впрочем, он оказался способен на банкротство в манере совершенно кафкианской: даже свой ​​отель, легендарный «Дуранно»[2], снёс в один миг с помощью не чего иного как динамита.

Потом он некоторое время перебивался редкими заработками, случайными, как сама случайность, что, в свою очередь, отдавало на волю слепого случая и всё его существование. Но какой-то момент остался совершенно один: без дома, без денег и без друзей, готовых протянуть ему руку помощи. Сердца людей третьего тысячелетия ожесточены не финансовыми кризисами, а лишь отсутствием любви и щедрости. Никто больше ничего не раздаёт даром, все держатся за своё, ведь тот, кто больше имеет, плачет меньше.

Ичо пережил инфаркт и не смог найти подходящую по состоянию здоровья работу. Ни пенсии, ни пособия по бедности ему тоже не полагалось.

Вот так и случилось, что он был вынужден жить обманом. Склонностей к воровству или грабежу за ним не замечалось – он был честным человеком, стремившимся играть и выигрывать по правилам. А может, просто знал, что если станет промышлять кражами, его тотчас же поймают.

Надо сказать, далеко не все его проделки были безобидными. Но на фоне легализованной преступности, продажных политиков разных мастей или ограблений банков, совершенных самими банкирами, для которых никогда не срабатывает сигнализация, найденный им способ выживания можно назвать гениальным, почти поэтическим: он всегда приносил несколько монет и позволял протянуть ещё какое-то время.

Просто чтобы вы могли осознать фантастические возможности Ичо, ниже я приведу несколько примеров. Не все, конечно: чтобы описать все, понадобился бы целый кубометр бумаги, а у меня его нет. Но вот вам кое-что для затравки.

Как-то я бы занят, поэтому дал Ичо денег, чтобы он дошёл до соседнего бара, «Джулия», и положил мне пятьдесят евро на телефон. Надо сказать, с некоторых пор он стал для меня кем-то вроде младшего брата, по-дружески взвалив на себя обязанности секретаря, водителя и помощника в мастерской, а когда я напивался, ещё и «телоносителя». Сколько раз мой дорогой Ичо (и это прилагательное – вовсе не ирония) вытаскивал меня из остерий, складывал пополам, подхватывал, словно чемодан, и запихивал в машину!

Однажды ночью, в Удине, это, возможно, спасло мне жизнь. Я говорю «возможно», поскольку, если напишу с полной уверенностью, то буду должен ему по гроб жизни, а он непременно этим воспользуется. Не стоит его слишком уж баловать.

В общем, в тот раз я дал ему пятьдесят евро для пополнения счета.

От моей берлоги до бара «Джулия» нет и тридцати метров. Поскольку идти недолго, Ичо скоро вернулся, но выглядел несколько подавленным, почёсывая башку и глядя в пол.

– Я должен тебе кое-что сказать, – пробормотал он.

– Ну же, что там случилось?

– Прости.

– Простить за что?

– Я задумался и ошибся, дал свой ​​номер вместо твоего.

Короче, он пополнил счёт своего мобильника, а не моего. Вот он, классический метод Протти. Но есть и другие.

Например, некоторое время назад он пришёл в бар «Звезда» в рваных, словно хохочущих во всё горло ботинках. Я удивлённо спросил:

– Ичо! Чёрт, у тебя что, не приличной обуви?

– Нет, – отвечал он смиренно, но без тени печали.

– Пойдём-ка в мою берлогу, – проворчал я.

Добравшись до заваленной всяким хламом дыры, помпезно называвшейся студией, я достал из клюва деревянной совы-копилки двести евро и отдал их ему.

– Иди и купи себе пару нормальных туфель.

– Спасибо, – отвечал он.

(У Ичо есть, как минимум, редкий дар говорить «спасибо».)

На следующий день он появляется в новёхоньких коричневых мокасинах.

– Стоят прилично, – говорит, – но я верну тебе сдачу.

– Не надо никакой сдачи, оставь себе, купи лучше выпивки.

Прошло несколько месяцев.

(Ичо ужасно невезучий, иначе он не очутился бы на улице, точнее, даже ниже – в сточной канаве.)

Сидим мы, значит, после обеда в баре «Звезда», попиваем кофе. Входит чувак чуть за сорок, высокий, одет хорошо – типичный такой мужчина в добром здравии и на хорошем месте. Завидев у стойки Ичо, тепло его приветствует. Потом опускает взгляд на туфли и восклицает:

– Блин! Сидят отлично, выглядят идеально! То, что надо! А как остальное? Подошло?

Я гляжу на Ичо. Тот жестом показывает чуваку, чтобы заткнулся, но уже слишком поздно.

– Ну-ка, ну-ка? – вмешиваюсь я, обращаясь к этому типу. – Что там за дела с туфлями?

И в конце концов мне удалось вытянуть из них правду. Новоприбывший, дальний родственник Ичо, живущий на озере Браччано[3], из жалости к ближнему пару месяцев назад привёз тому кое-какой одежды, в том числе новенькие мокасины. Почуяв выгоду, Ичо купил у нашего общего друга Сильвио драные ботинки и разыграл спектакль. Поняв, что дельце раскрылось, он больше не проронил ни слова. Впрочем, я тоже вопросов не задавал, даже не спросил, куда он дел деньги.

Следующий обман оказался ещё более грязным.

После финансового краха Ичо некоторое время работал пастухом. Прознав об этом, одна дама из Порденоне попросила его поухаживать за пони её дочери, которая уехала учиться в Лондон. В течение года о нём нужно было заботиться, а в городе трудно найти конюшню, сено и инвентарь, подходящий для выполнения этой задачи.

Убеждённый существенным задатком и твёрдыми гарантиями зарплаты, Ичо с радостью согласился. Десять месяцев подряд двадцать седьмого числа, подобно любому уважающему себя работнику, он отправлялся в Порденоне и получал от дамы деньги на содержание лошадки.

Проблема возникла, когда дама решила навестить пони: оказывается, Ичо продал его паре туристов уже через неделю после получения. Небеса разверзлись! Посыпались угрозы судебных исков, мести, составлялись списки обид... Но этим дело и кончилось, поскольку ничем иным кончиться не могло. Ичо же нищий: что с него возьмёшь, кроме пустой комнаты, плиты, кровати и мокасин римского родственника?

Как-то мне надо было съездить в Удине, чтобы прочитать лекцию о возвращении человека к земле – не в смысле смерти, а в смысле фермерства. Поехали, как обычно, вдвоём с Ичо: Санчо Панса и Дон Кихот, Бим и Бом или, точнее, водитель и пассажир. На время передвижения по родным просторам я прикупил Telepass, чтобы облегчить путешествие и не терять времени даром на въездах и съездах со скоростных шоссе. Разумеется, устройство было у Ичо, поскольку и машину вёл именно он: мои-то права пожизненно просрочены.

Приехав в Удине, Ичо сообщил, что на окраине есть супермаркет, где продукты продают по таким низким ценам, что поверить невозможно.

– Придётся, конечно, постоять в очереди, – сказал он, – но такой возможностью грех не воспользоваться.

В общем, я дал ему сто евро, чтобы он постоял в очереди. Сам я был очень занят (подготовка к конференции и она сама отняли у меня добрых четыре часа), так что с Ичо мы увиделись только поздно вечером в ресторане, где был заказан ужин. Он был спокоен. По крайней мере, казался таковым. Я спросил, удалось ли ему затариться. Он ответил, что да, набрал полный багажник. Мы вернулись домой, и я сразу об этом забыл.

Месяца через два или три из банка приходит выписка по счёту за поездки по скоростным шоссе, и я осознаю, что там фигурирует съезд в Виллессе, который находится уже в Гориции. Но я не помнил, чтобы мы туда ездили. В то время я часто пил и потому много в чём не был уверен, так что позвал Ичо и поинтересовался, как в счёте мог всплыть съезд в Виллессе. Тут он включился на полную:

– Как это не помнишь? Мы же ездили в Градиска д'Изонцо!

Но я не помнил.

Он настаивал:

– Градиска, говорю же!

Хотя в то время я действительно часто напивался, но такого долгого путешествия забыть не мог. Из Градиска-д'Изонцо я точно не возвращался, здесь я его припёр:

– С трудом верится, малыш.

И правда, как всегда, вылезла наружу. Расставшись со мной в самом начале вечера, он взял сто евро и отправился играть в казино в Нова-Горице. И вдрызг проигрался! Как, впрочем, и всегда. Когда он снова объявился, мне даже в голову не пришло заставить его открыть багажник и посмотреть, есть ли там покупки. Хотя, думаю, я бы всё равно этого не сделал – как минимум из уважения.

А сколько раз он обжуливал меня, заставляя мучиться голодом! Как-то попросил сотню евро, чтобы набить угрожающе пустой холодильник.

– Верну, как только смогу, – бормотал он, прекрасно зная, что никогда не сможет отдать мне деньги – разве что купит билет моментальной лотереи и выиграет миллион. Испарившись с сотней евро в кармане, он до утра не отвечал на телефонные звонки. Я звонил – он не брал трубку. Чёрт, может, он умер? Но нет, не умер. Назавтра около полудня мы увиделись.

– С возвращением, – сказал ему я. – Заплати хотя бы за весь тот кофе, который я выпил с тех пор, как ты исчез, не сказав ни слова.

– У меня ни лиры, – честно ответил он.

– И что же ты с ними сделал?

Ответ был обезоруживающим и по-чеховски кратким:

– Двадцать – бензин, сорок – мотель, сорок – шлюха.

Ему пришлось доехать до самого Удине, чтобы найти хоть одну.

– Имею право, хотя бы изредка, – заключил он.

В этом весь Ичо.

Я уже потерял счёт уловкам, с помощью которых он выкручивался из самых разных ситуаций; было бы слишком утомительно перечислять их все. Я каждый раз помираю со смеху, поскольку это настоящие произведения искусства, а я – его страстный коллекционер.

Последний обман датируется этой зимой, холодной и совершенно бесснежной. Зимой 2011-12.

Поутру Ичо заявился в мою берлогу рассказать, что впустил в дом кошку, а выходить она не желает.

– Так оставь её, – ответил я, – будет тебе компания.

– И чем мне её кормить?

– Остатками со стола.

(Это я запамятовал: после Ичо никогда ничего не оставалось.)

Пару дней он не давал о себе знать, потом вернулся и сообщил, что у кошечки «тигровый окрас». Затем, чтобы меня окончательно разжалобить, добавил, что она беременна.

– Вот такое пузо, – заявил он, показывая руками нечто размером примерно с дыню. По этому поводу ему понадобилась материальная помощь, ведь кошке нужна особая пища. Поначалу я всякий раз давал ему немного денег, чтобы он мог купить будущей маме самое лучшее.

Так продолжалось несколько месяцев, потом я стал спрашивать, не родились ли котята.

– Пока нет, – отвечал он с ангельским выражением лица.

Между тем потребовалось ещё несколько евро на тефтели и прочие деликатесы, полезные для кошек во время беременности, а также различные консервы.

Он даже проявил изобретательность и взялся порекомендовать мне котёнка, как только их можно будет отлучить от матери.

– Самый красивый – твой, – говорил он.

Шли дни. Я то и дело спрашивал, не произошло ли счастливое событие.

– Пока ничего, – неизменно отвечал он.

К концу третьего месяца я поднял трубку и спросил у своего родственника из Тренто Луки Ломбардини, первоклассного ветеринара, специализирующегося на кошках, сколько у них длится беременность.

– Шестьдесят дней, – ответил он.

На следующее утро я отправился к Ичо, чтобы своими руками потрогать полный котят живот. Кошка в блаженной дрёме валялась на кровати,

– Может, они родятся сегодня, – заявил Ичо, помешивая десять литров варева из макарон, колбасок, овощей и других таинственных ингредиентов. Это он готовил обед.

Я подошёл к зверюге и аккуратно перевернул её на спину, разведя в стороны задние лапы. Из-под них бесстыдно выглядывали два кругленьких орешка, однозначно определяя половую принадлежность. Это был мальчик.

– Ты меня обманул! – зарычал я.

– Ничего подобного, – воскликнул Ичо. – Что я в этом понимаю, я ж не ветеринар! У него был раздутый живот, и я думал, что это беременность!

Такой уж он, Ичо: хотите вы того или нет, а он своего добьётся, не мытьём, так катаньем.

Последний свой номер он провернул в Чимолайсе, в баре «Роза», где ему удалось занять пятьдесят евро у бедной марокканки, ещё более безденежной, чем он сам. Как говорится, великая сила обмана! Никто не знает, чем он обосновал свою просьбу, факт в том, что vu cumprà[4] дала ему денег в надежде получить их назад. И ведь, самое смешное, получила! Ичо всегда способен распознать тех, кто не в состоянии заплатить, и не пытается ими воспользоваться. Он знает разницу между имущими и неимущими. Так что он начал откладывать понемногу из той малости, что мог наскрести своими уловками. А накопив наконец нужную сумму, дождался, пока марокканка в очередной раз вернётся в страну, и при встрече вложил деньги ей в руку.