Двойник с того света

I

Ардашев ушёл во флигель и плюхнулся на кровать не раздеваясь. Слава богу, он остался один, и теперь можно было не торопясь обдумать случившееся с ним за прошедшие несколько дней. «Я приехал сюда двадцать четвёртого, а сегодня двадцать восьмое. Всего пятый день в Ораниенбауме, а сколько всего стряслось! Побывал и в Кронштадте, и в Петергофе. Правда, там ничего не удалось толком посмотреть. Жаль. Но ничего. Завтра еду в Казань. Кто бы мог предположить? А вот – да-с, еду. И ни копейки не плачу. Я очень правильно сделал, что отказался от гонорара. Да и какое право я имею брать деньги? Я же не частный сыщик в какой-нибудь Америке или Англии. В России частный сыск запрещён. Хватит и перстня. Кстати, где он?» – мысленно озадачился Клим и, пошарив в чемодане, вытащил чёрную коробочку. Подарок оказался на месте. Студент вновь водрузил его на мизинец правой руки. Две литеры «А» и «М» смотрели на него, будто перенося на сто шестьдесят три года назад, когда Верховный тайный совет издал манифест об отправлении в ссылку второго человека в государстве без следствия и суда. «По сути дела, они убили Меншикова без какого-либо разбирательства. Впрочем, так же ранее поступал и сам Александр Данилович… Интересно, остались ли у него потомки?..»

Ардашев заснул и спал крепко, как спится в молодости, когда впереди ещё вся жизнь и любой недуг проходит сам собой. Солнце уже спряталось за горизонт, и птицы устроились в гнёздах на ночлег, когда к нему постучали. Студент поднялся и отворил дверь. Перед ним стояла Ксения. Её волосы были растрёпаны, а глаза заплаканы.

– Папа умер, – одними губами прошептала она. – Кучер вернулся. Сердечный приступ.

– Господи, как же так?

– Вы поедите со мной?

– Обязательно.

В коляске, рассчитанной на четверых седоков, уместились трое: Ксения, Елена Константиновна и Ардашев, сидевший спиной к кучеру, гнавшему лошадей так, будто покойника ещё можно было успеть воскресить. Экипаж влетел в фабричный двор и остановился рядом со входом в главную контору. Вокруг неё уже толпился народ, стояли полицейская пролётка и чья-то двуколка.

Клим помог дамам сойти и первый поднялся по ступенькам. В коридоре слышались незнакомые голоса. За спиной раздавался частый стук дамских каблуков. Он остановился у открытой двери. Прямо перед ним за столом сидел Папасов. Его глаза были широко раскрыты. Из правого уголка губ выступила уже чуть подсохшая желтоватая пена. Левая рука лежала на груди в области сердца, а правая – висела плетью. В комнате находились врач (это было понятно по медицинскому несессеру) и уже изрядно поднадоевший помощник пристава первого участка. Шагнув в кабинет, Ардашев отошёл в сторону, пропуская вперёд жену и дочь фабриканта.

– Папочка, милый, родной, – расплакалась Ксения и, обняв сзади отца, произнесла: – Ну почему, почему, почему?..

– Примите мои глубочайшие соболезнования, – слегка склонив голову, выговорил помощник пристава.

– Сочувствую вашему горю, – присоединился доктор.

Едва сдерживая слёзы, вдова кивнула в знак благодарности.

– Отчего умер Иван Христофорович? – осведомилась она.

– Положение тела и наружный осмотр показывают, что, вероятно, у господина Папасова случился паралич сердца, – отрапортовал медик и тут же спросил: – Скажите, он страдал сердечным недомоганием?

– Да, врач посоветовал ему отдохнуть здесь, у моря, чтобы подлечить нервы. Доктор предупреждал, что не исключена остановка сердца. Он слишком много работал.

– А другие заболевания у него были?

– Да так, ничего серьёзного. Бывало, горло застудит или спину на сквозняке… Ногу однажды подвернул. А вот с сердцем – да, страдал. Иногда и задыхался.

– Вам необходимо письменное заключение о смерти или достаточно простого разрешения на погребение? – спросил полицейский.

– Я не знаю, – вытерев кружевным платочком слёзы с красивых глаз, ответила вдова, но потом подумав, уточнила: – Лучше, конечно, письменное заключение.

– Хорошо, но оно будет носить вероятностный характер, ведь точная причина смерти может быть установлена только в результате вскрытия.

– Оно обязательно?

– Совсем нет. Всё зависит от вашего желания.

– Нет-нет, я не хочу издеваться над мёртвым. И так всё ясно.

Клим тем временем осматривал стол. Телефонный аппарат, письменный прибор, счёты, стопка белой веленевой бумаги, мраморный стакан с отточенными до иголочной остроты карандашами, блокнот в кожаном переплёте и деревянная коробка с эмблемой английской фирмы, выпускающей ткацкие станки. В ней находились образцы разных видов сукна, изготовленных на этих машинах. Рядом лежала брошюра, рекламирующая эти агрегаты. Кусочки тканей имели тёмные пятна. Вероятно, они были пропитаны каким-то веществом, от которого шёл незнакомый запах. Ардашев понюхал материю, и у него закружилась готова. Он тотчас закрыл коробку, вытер платком выступившую на лбу испарину и, подойдя к трупу, присел около висящей правой руки. Рассмотрев её, он поднялся и сказал:

– Позволю себе не согласиться с выводом доктора. Наличие пены в уголках рта покойного говорит об отравлении.

– Простите, с кем имею честь?

– Ардашев Клим Пантелеевич.

– Врач?

– Нет, студент.

– Митрохин Олимпий Панкратович, врач с двадцатипятилетней практикой, – отрекомендовался доктор и спросил: – Разве вам не известно, что при сердечном ударе наличие пены – весьма частое явление?

– Вы правы, но пена должна быть белого цвета, а не жёлтого, как в данном случае.

Врач протёр стёкла очков носовым платком и, вернув их на переносицу, принялся разглядывать лицо покойного. Затем повернулся и заключил:

– Лёгкий желтоватый оттенок действительно имеется, но он существенно отличается от того, который бывает при отравлении цианидом. Я не уверен, что этот налёт связан с каким-либо ядом. Это может быть признаком отёка лёгких. Вы же видите, что смерть наступила почти мгновенно. Господину Папасову стало плохо с сердцем, на это указывает ладонь, лежащая на левой стороне груди. Простите, вы будущий врач?

– Нет, я учусь на факультете восточных языков, но я прослушал курс лекций по судебной медицине.

– Что ж, это похвально. Только теория без практики – вещь малополезная.

Ксения закатила глаза и стала сползать вниз по стене. Клим подхватил её под руки и усадил на стул, потом сорвал занавеску с окна, накрыл труп и сказал:

– Предлагаю провести обсуждение в другой комнате или в коридоре. Иначе Ксения Ивановна никогда не выйдет из обморочного состояния.

Когда дверь кабинета закрыли, студент обратился к вдове:

– Елена Константиновна, надобно произвести вскрытие. Только так мы сможем доказать, что в этих стенах было совершено убийство. Где гарантия, что преступник остановится? А если нет? Вы, как и Ксения, также можете стать его следующими жертвами. Двойником должны заниматься судебный следователь и полиция, а не дилетант вроде меня.

– Ивану Христофоровичу уже ничто не поможет. А нам ещё предстоит доставить тело в Казань и организовать похороны. При такой жаре и долгой дороге – это непросто. – Она повернулась к полицейскому: – Скажите, сколько времени займёт вскрытие?

– Думаю, завтра оно будет окончено.

– И я смогу забрать тело?

– Если подтвердится, что смерть наступила в результате паралича сердца, то вам его выдадут и вы получите разрешение на погребение. Если же прозектор придёт к выводу, что смерть наступила в результате внешнего воздействия, то придётся дождаться судебного следователя из столицы. Вероятнее всего, он вынесет постановление о проведении химической экспертизы желудка покойного. Но у нас нет подобной лаборатории, стало быть, её проведут в Санкт-Петербурге. Получив экспертное заключение, следователь будет обязан уведомить прокурора и прийти к одному из решений: либо возбудить уголовное дело, либо нет. И лишь затем он решит судьбу покойного. Учитывая, что следователь будет здесь наездами, а также принимая во внимание его загруженность и исходя из имеющегося опыта, могу предположить, что на всё уйдёт максимум дней десять – двенадцать. Самое много – четырнадцать.

– Это невозможно. Я отказываюсь от вскрытия, – решительно выговорила вдова. – Мы просто не довезём тело до Казани, и мужа придётся хоронить здесь, нарушив его волю. Я не могу проявить такое неуважение к его памяти.

– Тогда вам надобно подтвердить это письменно. Я продиктую вам текст прошения на имя полицмейстера.

– Елена Константиновна, – вмешался в разговор Ардашев, – помощник пристава назвал вам максимальный срок. И мне непонятно, для чего отправлять содержимое желудка покойного на экспертизу, если он, судя по отсутствию кружки или тарелки в кабинете, не ел и не пил… Кроме того, в Петербурге достаточно похоронных контор, которые доставляют тела усопших в цинковых гробах и в покойницких вагонах-ледниках по всей стране. Вы даже касаться этого не будете. Всё сделает их представитель. Поймите, вскрытие чрезвычайно важно. В противном случае нам будет очень трудно доказать виновность преступника, если выяснится, что Ивана Христофоровича убил тот же самый человек, которого он окрестил Двойником с того света.

– А вы всё ещё надеетесь его поймать? – горько усмехнулась вдова.

– Обещаю вам приложить все усилия.

– Клим Пантелеевич прав, я настаиваю на вскрытии, – вмешалась пришедшая в себя Ксения.

– В данном случае мы принимаем во внимание желание вдовы, а не дочери, – разъяснил полицейский.

Врач поправил на переносице очки и, посмотрев на Ардашева, спросил:

– Ваши сомнения относительно естественной смерти господина Папасова основаны лишь на появлении у покойного слегка желтоватой пены или у вас имеются более серьёзные доказательства?

– Меня смущает коробка с образцами тканей, изготовленных на английских ткацких станках. Она лежит на столе прямо перед покойным. От квадратиков ткани исходит какой-то странный запах то ли чеснока, то ли рыбы. Вдохнув его, я чуть было не потерял сознание. На пальцах правой руки покойного есть жёлтые следы, будто от химиката. Отсюда можно предположить, что материал пропитан сильнодействующим ядом, убивающим человека при прикосновении к нему. Если это подтвердится, то убийцей является коммивояжёр, торговавший английскими ткацкими станками и ожидавший встречи с Иваном Христофоровичем. Несколько часов назад он о нём упоминал. А что, если именно этот человек прислал восковую голову и гроб? И он же подбросил горничной «Петербургскую газету», а сегодня украл у нас сак с той же злополучной головой и подослал мальчишку с письмом, адресованным Ксении?

– О каком мальчишке и письме идёт речь? – наморщив лоб спросил полицейский. – Мне кажется, ранее мне об этом не говорили.

– Это случилось сегодня до того, как вы принесли повестку.

Полицейский вздохнул, но промолчал.

– Предлагаю подвергнуть содержимое деревянной коробочки химическому анализу и поставить на разрешение эксперта три вопроса: во-первых, является ли пропитка тканей ядовитой? В случае положительного ответа на первый вопрос возникает второй: каков состав яда? И третий вопрос тоже находится в прямой зависимости от ответа на первый: могло ли касание материи любой частью рук вызвать смерть Папасова?

– Позволю себе заметить, господин студент, что за четверть века мне не встречались какие-либо яды, убивающие человека при прикосновении к ним, а не в результате приёма внутрь.

– Елена Константиновна, господа, – обратился к присутствующим Ардашев, – я не хочу ни с кем спорить и предлагаю следующее решение проблемы: мы укупориваем коробку с образцами тканей как вещественное доказательство, после чего я везу её в химическую лабораторию Императорского университета. Поверьте, там мне не откажут в анализе её содержимого и проведении химической экспертизы. На это уйдёт всего один день. Вопросы, которые надобно поставить эксперту, мы уже обсудили. Тем временем прямо сегодня прозектор сделает вскрытие и к завтрашнему дню подготовит письменное заключение. А уже послезавтра я получу ответы на вопросы химической экспертизы образцов тканей, лежащих в коробке. Если я увижу, что мои предположения оправдались, то я тотчас обращусь к тому судебному следователю в столице, в ведении которого находится ваш безуездный город. Надеюсь, в полицейском управлении мне дадут его данные, и мы со следователем приедем в Ораниенбаум, чтобы он на месте принял решение о возбуждении уголовного дела и решил судьбу останков покойного. Если же экспертное заключение покажет мою ошибку, то я сразу вернусь сюда и ознакомлю вас с ним. Тогда судебный следователь будет не нужен. Тело выдадут без промедления. Любой из вариантов не займёт более трёх дней. Главное, Елена Константиновна, вас будет некому и не в чём упрекнуть.

Вдова медлила.

– Лена, я прошу тебя – соглашайся, – прошептала Ксения.

Папасова посмотрела на помощника пристава и спросила:

– То, о чём говорил Клим Пантелеевич, возможно?

– Думаю, да, – кивнул тот, – но всё будет зависеть от скорости проведения химической экспертизы и согласия судебного следователя сразу же поехать к нам, а не тогда, когда ему заблагорассудиться. Со своей стороны я никаких препятствий не вижу. А что касается лабораторного исследования в Императорском университете, то мы дадим господину студенту соответствующее предписание о том, что оно проводится согласно процедуре полицейского дознания, поскольку частные лица не имеют права заниматься ни дознанием, ни расследованием. Ну и вопросы эксперту распишем точнее.

– Буду вам крайне признателен, – кивнул Ардашев.

– Хорошо, я согласна, – уступила Елена Константиновна.

– Тогда займёмся делами, – распорядился полицейский. – Вам, госпожа Папасова, в любом случае придётся подать прошение на имя полицмейстера о вскрытии. Олимпий Панкратович составит акт первоначального осмотра трупа, вызовет санитаров и доставит покойного в мертвецкую. Я же укупорю предполагаемое вещественное доказательство, после чего мы с господином студентом проедем в полицейское управление для составления соответствующих бумаг, с тем чтобы с первым завтрашним поездом, – служитель закона взглянул на Клима, – он мог отправиться в столицу. Что поделаешь, все наши шаги печальные, но необходимые. Примите ещё раз мои глубочайшие соболезнования.

II

Клим возвратился на дачу. Елена Константиновна, Ксения и горничная сидели на веранде. Перед ними стояла бутылка белого сухого шато-икем. До Клима донесся разговор:

– Надо же, такая цена за бутылку вина? Четыре с полтиной! Мой недельный заработок.

– Глупая ты, Дашка, – усмехнулась вдова, сидя спиной к дорожке. – Понять не можешь, что один раз живём. Надо учиться себя уважать. Пей и наслаждайся.

– Ой, да за мной столько ухажёров бегает!.. Попрошу – купят.

– Не просить их надо, а приказывать. Тебе твоя красота Богом дана.

– Да о чём вы говорите? – возмутилась Ксения. – Ещё несколько часов назад папа сидел на этом месте, а теперь его нет.

Клим, держа в руках свёрток, зашёл на веранду. Все повернулись к нему.

– Только что закончили. В полицейском управлении всего одна пишущая машинка. Ждал, пока отстучат депешу. Завтра с утра еду в Санкт-Петербург. Проведём химическое исследование.

– Садитесь, Клим Пантелеевич, – пригласила вдова. – Иван собирался роскошный ужин закатить. Кухарка с Дарьей старались, а получились поминки. Там утка запечённая, дичь, фаршированная рыба, картофель, салаты, грибы… водка, коньяк, вино? Чего желаете?

– Честно говоря, я так устал, что мне всё равно. Немного картофеля, кусочек утки, можно грибы или малосольный огурец, а за помин души Ивана Христофоровича я бы выпил водки.

– Дарья, слыхала?

– Я поняла, барыня. Сейчас принесу…

– Если бы я был писателем и захотел бы написать рассказ про сегодняшние события, я бы дал ему одно название – «Сумасшедший, печальный день». Столько всего вместилось в эти часы, что время точно пружина сжалось до предела, а потом сорвалось, унеся в небытие человеческую жизнь. События менялись со скоростью сновидений. Утром мы разговаривали со скульптором, украшавшим дачу, потом отправились в Петергоф и там беседовали с мастером восковых фигур в паноптикуме, а уже на вокзале Ксении подбросили письмо и украли сак, потом на дачу явился помощник пристава с повесткой из Казани и наступил самый трагичный финал, который только можно было представить, – смерть Ивана Христофоровича.

– Вы считаете, что моего мужа убили? – спросила Папасова.

– Пока нет результатов химической экспертизы, я не могу утверждать определённо. Но, исходя из событий последних пяти дней, можно предположить, что произошло убийство.

– Тогда возникает следующий вопрос: кто убийца?

– Любое злодеяние совершается при наличии мотива, основанного на негативном отношении одного человеку к другому в форме личной неприязни. Она может выражаться в корысти, ненависти, мести, ревности, зависти… Обычно подозрения падают на две группы лиц: первая – это те, кто не скрывал отрицательного отношения к покойному и даже угрожал ему, вторая – это люди, которым смерть убиенного приносит ту или иную выгоду. За прошедшие пять дней я видел всего двух человек, которые могли бы иметь мотивы к совершению смертоубийства Ивана Христофоровича. Это купец Александр Владимирович Волков, чья сделка по покупке суконной фабрики была перебита господином Папасовым, и отставной полковник, а теперь управляющий Андрей Владимирович Плещеев. В его глазах не раз читались обида на хозяина и немой укор. Если бы Иван Христофорович заявил на допросе в Казани, что не имеет к сделке прямого отношения, то именно господину Плещееву пришлось бы отвечать за покупку негодной муки. Теперь господина Папасова нет, и управляющий может заявить, что выполнял указания своего хозяина, а сам – ни при чём.

Дарья принесла Ардашеву еду, графин с водкой и наполнила ему рюмку. Клим едва успел взять нож и вилку, как вдова проронила:

– В уголовных романах часто употребляют слово «алиби». Оно означает нахождение подозреваемого в момент убийства совершенно в другом месте. Управляющий покинул Ораниенбаум и не мог прийти к моему мужу в кабинет с образцами тканей, изготовленных на английских станках.

– Ну почему же? – усомнился Ардашев. – Можно купить билет из Ораниенбаума в столицу, а приехав туда, также взять билет до Нижнего Новгорода[59], но потом вернуться обратно в Ораниенбаум, загримироваться и явиться в контору под видом коммивояжёра либо послать сообщника.

– А как же восковая голова? – усомнилась Ксения. – Андрей Владимирович просто не успел бы её вылепить в силу своей занятости. Получается, он должен был её возить с собой, следуя из Казани в Ораниенбаум и обратно не один раз? И фабрику поджечь он тоже не мог, как и забастовку устроить. А письмо, присланный гроб, подброшенная газета, пожар на заводе и украденный сак?

– Письмо и навело меня на мысль о его возможной причастности. Почерк анонима, как выяснилось, очень похож на руку управляющего. Насчёт того что голову нужно каждый раз возить из одного города в другой – тоже не проблема. Её можно пересылать по почте до востребования на своё имя. Что касается поджога – тут всё проще простого. Как я уже объяснял, было совсем не обязательно сразу же устраивать пожар. Способ совершения преступления предполагал возгорание через определенный промежуток времени… Также ничто не мешало Плещееву преодолеть восемь вёрст морем и, оказавшись в Кронштадте, прислать восковую голову. Он же не здесь, не на даче жил, а в городе, на съёмной комнате. Служащие похоронной конторы, доставившие гроб, не видели Плещеева, потому и не опознали. Они только сказали Ивану Христофоровичу, что заказчик был чем-то похож на него самого. Согласитесь, несмотря на разницу в возрасте, у них есть общие черты. Что касается украденного сака, то это просто удачный случай. Вы, Ксения, так увлеклись подброшенным письмом, что грех было его не утащить.

– Вы забыли одну деталь, Клим Пантелеевич, – опять вмешалась вдова. – Обратный адрес на посылке был написан рукой моего мужа, то есть его почерк подделали. Преступник с таким же успехом мог изобразить и манеру письма Андрея Владимировича. Я не верю в его виновность.

– А я на этом и не настаиваю. Если Двойник – хороший художник, то для него это не составит особого труда. Расследование возможного убийства Ивана Христофоровича ещё осложняется тем, что пойти на тяжкое преступление – смертоубийство – мог один человек, а устроить забастовку на заводе и пожар – другой, отослать посылку с восковой головой, прислать гроб, подбросить «Петербургскую газету» и анонимное письмо и, наконец, украсть сак – мог третий злоумышленник. Хотя ничто не мешает и всё перечисленное сотворить одному мерзавцу или преступной компании из трёх-четырёх злодеев, объединённых одним общим мотивом, – жаждой мести.

– Мы вас совсем заболтали, – вздохнула Ксения. – Еда стынет. Давайте помянем папу. – Она глянул на горничную. – Дарья, садись за стол, не стесняйся.

Присутствующие выпили, Клим начал закусывать. Молчание вновь нарушила вдова:

– Если возвратиться к обсуждению второй группы людей, которым может быть выгодна смерть моего мужа, то перво-наперво на ум приходит кронштадтский купец Сидоров.

– Вряд ли он догадывался о плане отца, – заметила Ксения. – А что теперь делать с его векселями?

– Если вы не собираетесь исполнять замысел Ивана Христофоровича, то проще предъявить ему векселя к оплате и договориться о приемлемой для него сумме выкупа, которая бы устроила и вас, – посоветовал Ардашев.

– О, Ксюша, вижу ты уже подумываешь, как распорядиться всеми капиталами, да? Ты же у нас, наверное, самая богатая наследница, миллионерша, – едко вымолвила Елена Константиновна и добавила: – Если бы я не знала, как ты любишь отца, то ты бы первой попала в число тех подозреваемых, кому выгодна его смерть.

– Как ты можешь такое говорит? Как тебе не стыдно? – проговорила девушка с дрожащими от негодования губами.

– Успокойся, милочка, я не хотела тебя обидеть. Мы обсуждаем разные гипотезы. Потому не стоит принимать мои слова так близко к сердцу, – с лукавой улыбкой парировала вдова.

– А разве тебе смерть отца не открывает возможность открыто встречаться с Плещеевым? Теперь можно не прятаться по углам. Не врать, что ты поехала по магазинам, когда на самом деле была у него на квартире, да? – сдвинув брови, выпалила Ксения.

– Не говори глупостей. Андрей Владимирович – порядочный человек, честно служивший всем нам. Он не мог убить моего мужа. И у меня с ним ничего не было. И уличать меня в неверности ты не имеешь права, и особенно в присутствии посторонних людей.

– У меня много дел на кухне. Спасибо, что пригласили помянуть Ивана Христофоровича, – пролепетала горничная и поспешно скрылась в доме.

– Пожалуй, я тоже пойду, – поднимаясь, выговорил Клим. – Завтра с утра поеду в столицу. Как только получу результат лабораторного исследования, сразу же вернусь и всё вам расскажу.

– И мне пора, – сказала Ксения.

Вдова ничего не ответила. Она осталась сидеть за столом, размышляя о том, что принесёт ей новый отрезок жизни без богатого и доброго спутника, которого так легко было обманывать.