Двойник с того света

I

Дорога в Санкт-Петербург показалось Ардашеву нестерпимо долгой. Смерть Папасова отдалила студента от поиска злоумышленника. Клим собирался выяснить у фабриканта несколько важных моментов, которые, по мнению студента, могли помочь распознать преступника. Но события развивались настолько стремительно, что он не успел этого сделать. Если лабораторное исследование покажет, что ткань в коробке была обычной, а пятна на образцах не могли привести к смерти при касании, то тогда не было никакого смысла продолжать поиски Двойника, превратившего последние дни коммерсанта в ад. Объект злых шуток отправился в мир иной, и его злопыхатель, очевидно, теперь успокоится. Другое дело – ядовитая ткань и смертоубийство. Несомненно, в этом случае будет возбуждено уголовное дело. И уже государство возьмётся за поиск убийцы. Нужен ли тогда будет Ардашев? Согласится ли вдова оплачивать его дальнейшие расходы? Своих денег оставалось не так много. Их точно не хватит на дорогу в Казань, проживание там и на обратный путь в Ставрополь. Без поездки в волжский город отыскать наглого супостата будет невозможно. Именно эти мысли и одолевали молодого человека, когда поезд, прибыв на Балтийский вокзал, выпустил пассажиров.

На площади Ардашев сел на конку Балтийской линии. Всего в столице насчитывалось тридцать линий, пересекающих Санкт-Петербург в разных направлениях и соединяющих между собой не только основные части города, но и окраины с центром. Из-за протяжённости маршрута проезд на этой линии был дороже на одну копейку, чем на других. Место на нижней площадке обходилось пассажиру в шесть копеек, а на верхней (империале) четыре. Разница небольшая, и не стоило мелочиться, Клим уселся на скамью внизу.

В разных частях города, особенно в людных местах, мелькали выкрашенные в красный цвет ящики пожарных звонков, закреплённые на стенах домов. Их количество в Санкт-Петербурге уже приближалось к трём сотням[60]. Попадались омнибусы и стародавние общественные кареты – дилижансы. Они ходили лишь по пяти маршрутам, но всё ещё пользовались популярностью.

Весной, летом и осенью с конно-железной дорогой пытались соперничать лишь паровые катера Финляндского общества, перевозившие в навигацию до пятнадцати миллионов пассажиров. Пароходных линий насчитывалось десять, тогда как у конки их было в три раза больше, и работала она круглый год. Двуконные экипажи стояли на биржах, одноконным там не было места, и они ловили седоков на второстепенных улицах.

Столица, выстроенная на болоте и человеческих костях, иногда казалась Ардашеву мрачной, и старинные каменные особняки напоминали памятники на кладбище. «Да, царь воплотил в жизнь свою мечту, построив в устье Невы современный город, – размышлял Клим. – Раскроенный на широкие прямолинейные проспекты, изрезанный каналами и соединённый мостами, Петербург стал гордостью России. Но сколько сотен тысяч крепостных душ пропало в этом гиблом месте? Кто об этом помнит? Кому нужно было считать всех этих иванов, семёнов, проклов, игнатов? Там, где хоронили, там и строили, невзирая на православные устои. Волновало ли это Петра? Беспокоило ли это Меншикова? Нет!.. В России всегда человеческая жизнь стоила полкопейки. Все правители этой страны решали проблемы государства не за свой счёт, не ценою собственного кошелька и жизни родственников, а посылали на смерть миллионы выходцев из народа, считая, что так всегда было и так будет впредь. Правда, иногда сподабливались награждать некоторых, особо отличившихся храбрецов орденами и медалями имени себя. Одних посмертно, вторых, искалеченных, – ради утешения, а третьих – для дальнейшей службы. Наступит ли такое время, когда государь будет заботиться о каждом подданном, как о своём сыне? Хочется в это верить. Тогда можно и «живот положить» за такого самодержца».

Доехав до пересечения с Адмиралтейской линией, Клим пересел на неё, заплатив за нижнюю площадку пять копеек.

Впереди показалось знакомое трёхэтажное здание университета, и Ардашев, сойдя с вагона, зашагал к нему.

Здание храма науки поражало грандиозностью. Ранее здесь размещались двенадцать коллегий, учреждённых ещё при императоре Александре I, но после их упразднения сюда переехали присутственные места, а во время правления Николая I для них нашли другое место, отдав строения университету. В настоящее время он имел четыре факультета: историко-филологический, физико-математический, юридический и восточных языков. В этом, 1891 году его посещали четыре тысячи студентов. Меньше всего учащихся было на факультете, где учился Ардашев (восточных языков), – сто двенадцать. Сам факультет перевели из Казани вместе с его богатейшей библиотекой.

Университет славился вспомогательными учебными учреждениями. Особенный восторг вызывала библиотека, имевшая огромное количество томов и собраний со всевозможными коллекциями, а химическая лаборатория, располагавшаяся в отдельном здании, считалась одной из лучших в мире. Богом и царём в ней считался профессор и тайный советник[61] Менделеев. Его-то Ардашев и увидел, идя по сводчатому коридору.

– Здравствуйте, Дмитрий Иванович!

– О! Кто к нам пожаловал! Будущий юрист, раскрывший убийство моего английского друга[62]. Как учёба?

– Я перевёлся на факультет восточных языков сразу, как вернулся из Лондона, два года назад.

– Зачем? Вы же подавали большие надежды как юрист?

– Мир хочу посмотреть.

– Стало быть, пойдёте по дипломатической стезе?

– Хотелось бы.

– Что ж, это лучше, чем гоняться за убийцами и разбойниками. А к нам зачем пожаловали?

– Я привёз предписание из полицейского управления Ораниенбаума о проведении химического исследования образцов ткани на предмет наличия или отсутствия в них яда, могущего привести к смерти действительного статского советника Папасова, – пояснил Клим и развернул бумагу, выуженную из кармана.

– Вот оно что! А где сами образцы?

– В этом пакете коробка, а в ней куски тканей.

– Дайте-ка гляну, ага, вижу, вот и печать полицейская, – покрутив свёрток, выговорил Менделеев. – А вы тут при чём?

– Я оказался рядом с трупом и заподозрил неладное.

– Послушайте, господин студент, но химическая экспертиза проводится только на основании постановления судебного следователя, а вы привезли бумагу, подписанную полицмейстером, не так ли?

– Вы правы, Дмитрий Иванович, но никто и не говорит об экспертизе. Речь идёт лишь об исследовании. Если моя гипотеза подтвердится, то я навещу судебного следователя и передам ему ваши результаты. Дальше он уже будет решать, достаточно ли ему вашего заключения, или нужна экспертиза.

– Хорошо. К завтрашнему дню результат будет готов. Подходите к десяти. Исследование проведёт профессор Меншуткин. Николай Александрович у нас лучший специалист по ядам.

– Огромное спасибо, Дмитрий Иванович.

– Рано благодарите, юноша, рано. Вижу, что вас так и тянет к судебному следствию, так зачем же мучить себя? Возвращайтесь на юридический. Вы человек способный, сдадите экстерном экзамены за пропущенные два года – и вперёд! Служите судебным следователем! Сначала, правда, отправят в какую-нибудь Тмутаракань, но потом всё равно выдернут в Москву или Петербург. Таких, как вы, мало. Отыскать убийцу в чужой стране, свободно владея иностранным языком, не каждому дано, уж поверьте. К годам тридцати пяти получите статского советника и станете следователем по важнейшим делам, а там и особо важным![63] В отставку выйдите уже действительным статским. Чем не жизнь?

– Благодарю вас, Дмитрий Иванович, за добрый совет, но я уже всё решил.

– Ладно, – махнул рукой Менделеев, – живите как хотите. Мне пора.

– Честь имею кланяться.

Ардашев вернулся в ту комнату, которую он снимал ещё неделю назад. Хозяйка пока не нашла нового жильца и с удовольствием пустила Клима переночевать за символическую плату. Утром, как и раньше, она приготовила ему завтрак.

Ровно в десять студент постучался в кабинет профессора Меншуткина.

– Входите, – послышалось из-за дверей.

– Здравствуйте, Николай Александрович. Моя фамилия Ардашев. Я насчёт исследования образцов ткани, присланных полицейским управлением Ораниенбаума.

– Садитесь, молодой человек. Исследование готово, но повозиться с ним пришлось изрядно. Ваши предположения оправдались. Действительно, все пять кусочков материи пропитаны веществом, состоящим из двух совершенно разных компонентов. Первый – диметилсульфоксид – препарат, полученный двадцать пять лет назад моим казанским коллегой профессором Зайцевым путём окисления диметилсульфида азотной кислотой. Это побочный продукт при производстве бумаги. Он имеет специфический запах – чеснока и рыбы, но нетоксичен. Особенно широко его используют как растворитель при кожевенном производстве. Совсем в небольшой пропорции его применяют в медицине, добавляя в разные лекарства наружного применения, поскольку это химическое соединение легко проникает в организм из-за способности растворять жир, покрывающий поверхность кожи. Но при большой концентрации и с добавлением ядов он вызывает мгновенную смерть. А вот теперь мы перейдём к ботанике. Аконит – растение семейства лютиковых. Имеет красивые синие цветы. У него много названий, но есть самое точное – король ядов. Древние галлы и германцы натирали его экстрактом наконечники стрел и копий, охотясь на хищников. Самая ядовитая часть аконита – клубни. Известны случаи, когда люди умирали от отравления, съев печень свиньи, отведавшей корней аконита. Даже мёд, собранный пчёлами с его цветков, ядовит. Всё дело в алкалоидах. Их концентрация в этом растении-убийце огромна, и смерть в результате паралича сердца может наступить мгновенно. – Профессор помолчал и заключил: – Касание пальцами кусочков материи, пропитанных составом из двух компонентов – диметилсульфоксида и вытяжки из клубней аконита, – могло явиться причиной смерти любого человека, в том числе и действительного статского советника Папасова И. Х.

– Скажите, пожалуйста, Николай Александрович, а где он произрастает?

– Везде, но один из самых смертоносных видов растёт на Сахалине… Заключение поместилось на одном листе. Дмитрий Иванович велел сделать вам исследование в двух экземплярах. Один для вас, а другой – для полиции. Прошу расписаться в получении.

– Большое спасибо.

– Не за что, господин студент. Скажите-ка, покойный не тот ли самый миллионщик, что в Казани рабочим больницу и школу построил?

– Он и есть.

– Жаль. Такие люди – будущее России. Ну что ж, от судьбы не уйдёшь. Дерзайте, молодой человек. Ищите убийцу.

– Постараюсь. Честь имею кланяться!

II

Ардашев сидел в камере судебного следователя Афанасия Панкратовича Ковбасы, ожидая, пока чиновник ознакомится с двумя документами: бумагой от полицейского управления Ораниенбаума о проведении химического исследования образцов ткани и заключением по его результатам, подписанным профессором Императорского университета Н. А. Меншуткиным.

Следователь, немолодой уже человек, лет пятидесяти, с обвислыми и седоватыми моржовыми усами, заметной плешью, кое-как прикрытой нафиксатуаренными остатками когда-то густой шевелюры, давно отрастивший на сидячей службе живот и носивший мундир статского советника, пожёвывал губы и время от времени удивлённо хмыкал. Наконец он снял очки, развернулся к Ардашеву и спросил:

– Так вы, стало быть, нарочный? На какой должности в полиции служите?

– Я студен факультета восточных языков Императорского университета. В Ораниенбаум я приехал поправить здоровье и случайно познакомился с господином Папасовым. Ну а потом начались все эти события…

– Какие именно?

– Кто-то напоил рабочих суконной фабрики, недавно купленной Папасовым, и устроил беспорядки. Потом Ивану Христофоровичу прислали посылку из Кронштадта, но отправленную якобы им самим.

– То есть как?

– Обратный адрес на крышке написали почерком фабриканта. В ней лежала точная восковая копия его головы с будто окровавленной шеей.

– Эта голова сохранилась?

– Нет, её украли. Вместе с дочерью Папасова я ездил в Петергоф, чтобы у тамошнего мастера аттракциона восковых фигур выяснить, кто мог эту голову изготовить, но на станции Ксении Папасовой подбросили анонимное письмо и, пока она его читала, утащили сак с ящиком, где лежала голова.

– А где же вы находились?

– Покупал в кассе билеты до Ораниенбаума.

– А что было написано в письме?

– Некий «друг» сообщил, что Ксения – приёмная дочь фабриканта.

– Это всё?

– Нет. Ещё пытались поджечь фабрику Папасова, но сгорел только один сарай. Ему прислали к дому гроб и катафалк, подкинули номер «Петербургских новостей» со статейкой о том, что он якобы закупил на государственные дотации муку с куколем и передал её голодающим крестьянам Поволжья.

– Это так на самом деле?

– Вряд ли. Но идёт следствие, и Ивана Христофоровича вызвали повесткой в Казань для допроса в качестве свидетеля. Он должен был прибыть туда третьего июля, но не успел… Скорее всего, Двойник заранее спланировал его убийство.

– Кто-кто?

– Когда я впервые увидел восковую голову Папасова, то невольно произнёс слово «двойник», а Иван Христофорович добавил – «с того света». Вот я и называю преступника с тех пор Двойником с того света.

– Так-так, – барабаня пальцами по столу, проронил следователь и спросил: – Подозреваемые имеются?

– В первый день знакомства с Папасовым я оказался свидетелем его ссоры с Александром Владимировичем Волковым, купцом. Последний собирался купить суконную фабрику в Ораниенбауме, но покойный предложил продавцу более выгодную цену, и тот разорвал предыдущие договорённости с Волковым. Последний и угрожал Папасову всякими бедами. Собственно, сразу после этого и началась сплошная цепь неприятных событий, завершившихся смертью. Только вот является ли он Двойником – большой вопрос.

– Почему?

– Если учесть, что покупка партии муки, заражённой куколем, была осуществлена ещё до приобретения суконной фабрики в Ораниенбауме, то откуда Волков мог о ней знать? Боюсь, что здесь может быть несколько подозреваемых и у каждого из них найдётся собственный мотив для убийства Папасова.

– А родственники? А что, если он оставил завещание и оно кого-то не устроило?

– У него остались жена и приёмная дочь. Само завещание я не видел.

– А может, тут не обошлось без адюльтера?

– Не знаю. Будет лучше, если вы составите об этом собственное мнение, пообщавшись и с женой, и с дочерью, а также проверите алиби купца Волкова.

– Простите, молодой человек, если я не ошибаюсь, вы обмолвились, что изучаете восточные языки, да?

– Совершенно верно.

– Откуда тогда у вас знание специальных юридических терминов?

– Первые два курса университета я учился на юридическом факультете и только потом перевёлся на восточные языки.

– Ага! Ну теперь-то всё ясно. Что ж, – потёр довольно ладони следователь, – дельце это прелюбопытнейшее. Раскрыть убийство известного на всю страну миллионера – дорогого стоит, особенно под занавес следственной карьеры. Едем в Ораниенбаум прямо сейчас. Ежели угодно, простите… Клим…

– Пантелеевич.

– Да-с, Клим Пантелеевич. Так вот я и говорю: ежели угодно, можете сопровождать меня в Ораниенбаум. – Он сощурился хитро и заметил: – Вы ведь не всё мне рассказали, правда? Вот заодно и поведаете об остальных деталях. Да и вообще, чем больше я буду знать о покойном, тем быстрее распутаю этот клубок. Надо же! Убить с помощью ткани, пропитанной ядом! Такого в моей практике ещё не встречалось.

III

Прозектор больницы Ораниенбаума, худосочный интеллигент с тонкой ниткой усов, как у Ардашева, но только с почти беззубым ртом, скучающе смотрел в открытое окно кабинета полицмейстера, куда его срочно вызвали. Следователь Ковбаса читал протокол вскрытия трупа, полицмейстер курил папиросу, а на двух соседних стульях сидели Ардашев и помощник пристава. Климу разрешили присутствовать на импровизированном совещании по устному распоряжению главной персоны этого действа – столичного следователя.

– Странно получается, – в присущей манере жевать губы выговорил Ковбаса, обращаясь к прозектору. – Химическое исследование ткани, проведённое профессором Меншуткиным, гласит одно, а у вас выходит другое, как так?

– Не пойму, что вас не устраивает? – удивился тот. – Я считаю, что смерть Папасова наступила в результате паралича сердца, и химическое исследование гласит, что данная смесь ядов могла привести к подобному исходу.

– Но вы же указали, что паралич сердца был вызван естественными причинами, как это объяснить?

– Нет, я написал, что «паралич сердца мог быть вызван естественными причинами». Вы пропустили слово «мог». Это говорит о том, что смерть могла наступить также и в результате внешнего воздействия, что, видимо, и произошло. Об этом нам стало известно благодаря химическому исследованию. Не пойму, что вас не устраивает. По-моему, протокол вскрытия трупа и заключение профессора химии прекрасно дополняют друг друга. Яд спровоцировал паралич сердца. Я тридцать пять лет работаю в мертвецком покое и, поверьте, знаю, как написать заключение, чтобы потом меня не сделали крайним.

– Будете возбуждать уголовное дело? – осведомился полицмейстер.

– Вынесу постановление о приступе к следствию, уведомлю департамент Министерства юстиции и прокурора окружного суда. Тело покойного можно передать родственникам. Но сейчас мне придётся допросить жену и дочь. Надеюсь потом успеть на последний обратный поезд. – Он глянул на Клима и спросил: – Господин Ардашев, сопроводите меня к ним?

– Конечно.

– Не стоит беспокоиться, – вмешался полицмейстер. – Мы доставим вас и господина студента на полицейской коляске к даче Папасова. Там же она и будет вас дожидаться, чтобы потом довезти до вокзала.

– Отлично. Тогда не будем терять время.

IV

Допрос Елены Константиновны и Ксении проходил на веранде и носил формальный характер. Следователь поведал результаты химической экспертизы и вскрытия. Складывая бумаги в портфель, он обратился к вдове:

– Труп можете забрать из покойницкой больницы прямо сегодня. Я уже распорядился.

– В этом нет необходимости. Вчера я вызвала телеграммой управляющего из Казани. Через несколько дней он будет здесь. Господин Плещеев доставит цинковый гроб домой в покойницком вагоне. А я завтра утром уеду. Мне незачем его дожидаться, а в Казани много дел: надобно заранее приготовить все похоронные церемонии. Без меня никто с этой задачей не справится. Да и траурного наряда у меня нет. Придётся обратиться к модистке.

– А я останусь и вместе с Плещеевым повезу папочку домой, – проронила Ксения.

– Вам решать, – поднимаясь, выговорил Ковбаса. – Ещё раз примите мои скорбные чувства и соболезнования. Я лично не был знаком с покойным, но слышал о нём много хорошего.

– Благодарю вас, – кивнула вдова.

– Честь имею.

Ардашев пошёл проводить чиновника. Когда калитка закрылась, следователь сказал:

– Да, не просто мне будет разобраться с этим дельцем. Ну, купца этого, Волкова, положим, я вызову в столицу и допрошу. А дальше-то что? – выговорил он задумчиво. – Ума не приложу. Ни одной зацепки. Вдова – та ещё птичка. Может, она муженька-то и уморила? Как думаете?

– Любая гипотеза имеет право на существование до тех пор, пока она не опровергнута либо не стала истиной.

– А управляющий холост?

– Да.

– А шуры-муры с вдовушкой не водил?

– Не знаю, Афанасий Панкратович, но исключать этого нельзя.

– Вот!.. Заеду-ка я опять к полицмейстеру. Попрошу допросить этого Плещеева, как только он за трупом явится.

– У него есть железное алиби.

– Какое? – осведомился Ковбаса, но, догадавшись, спохватился: – А! В Казани находился, да?

Клим неуверенно кивнул.

– А что, если нет? Вдруг сделал вид, что уехал, а сам остался?

– Тогда пусть подтвердит, что добрался до места назначения, хотя…

– Что?

– Вдова сказала, что отправила вчера управляющему в Казань телеграмму, так?

– Да.

– Сегодня тридцатое июня, – вслух рассуждал Ардашев. – Управляющий выехал из Ораниенбаума двадцать восьмого утром, а Папасова убили в тот же день, но вечером. Представим, что Плещеев первым поездом покинул Ораниенбаум и уже в девять утра, купив билет, сел в вагон второго класса на Москву. В лучшем случае он доберётся в Белокаменную за тринадцать часов, то есть прибудет в десять пополудни. Допустим, ему повезёт, и он сразу же возьмёт билет до Нижнего Новгорода и где-то в одиннадцать вечера займёт место в вагоне. Сколько времени он будет находиться в пути? Двенадцать часов. Стало быть, в Нижний он попадёт в полдень следующего дня, то есть двадцать девятого июня. Затем ему придётся пересесть на пароход, так как до Казани железной дороги нет, и почти сутки – двадцать два часа – он будет плыть по Волге. В столицу бывшего Казанского ханства он прибудет только сегодня.

– Не пойму, к чему вы клоните? – наморщил лоб чиновник.

– В Казани он не мог находиться в момент убийства Папасова. Скорее всего, в этот момент он ехал из Петербурга в Москву. Это надобно учитывать при его допросе.

– Куда же тогда вчера вдова послала телеграмму, если Плещеев ещё не добрался до Казани?

– В Казань и отправила, на тот адрес, куда он должен явиться. Телеграмму Плещеев получит по приезде, то есть сегодня. Он устанет с дороги. Я не думаю, что он с самого порога тотчас отправится назад. По всем вероятиям, завтра утром или ближе к обеду управляющий сядет на пароход до Нижнего, ну а дальше всё повторится только в обратном порядке. Так что вы сможете вызвать его на допрос суток через трое. Раньше он в Ораниенбауме не покажется.

– А вы что же, здесь останетесь или уедите?

– Понятия не имею. У меня есть некоторые догадки, указывающие на то, что преступник приехал сюда из Казани, а значит, искать его надобно там. Для этого мне придётся повторить тот же путь, что проделал управляющий. Правда, лишь в одну сторону. Обратно я доберусь по Волге до Астрахани, а оттуда уже – в Ставрополь.

– Вы родом из такой глуши?

– Ставрополь – столица губернии, – обиженно выговорил Клим. – Уверен, что и железная дорога у нас вот-вот появится, и вокзал построят. Заработает своя электростанция, проведут телефон… Просто пока ещё не успели.

Ковбаса махнул рукой:

– Шут с ним, с вашим захолустным городишком. Вы мне лучше про свои догадки расскажите, про казанские. Кого там собираетесь искать? Кто подозреваемый? Какие у вас есть гипотезы?

Ардашев окинул собеседника холодным взглядом и произнёс высокомерно:

– Я предположения не озвучиваю.

– То есть как?

– Они могут быть ошибочны.

– Ну и что с того? – затряс щеками следователь. – Говорите! Вы не смеете ничего утаивать от меня!

– Я вам уже ответил и второй раз повторять не буду. Но вы не волнуйтесь, Афанасий Панкратович. Всему своё время. Если вдруг я окажусь в Казани и отыщу Двойника, тотчас же уведомлю вас телеграммой. Вы явитесь и арестуете злодея. Это я вам обещаю.

– Вижу, вы шутки изволите со мной шутить, молодой человек, – повёл строгими бровями статский советник. – А может, это вы Папасова прикончили, а? Небось уже приглядели себе его доченьку-наследницу?

– Вы только что допросили вдову и дочь. Они пояснили вам, где находились в тот момент, когда вернулся кучер и известил о смерти Ивана Христофоровича. Ксения, кроме того, уточнила, что постучала в дверь моего флигеля и сообщила о случившемся. Как видите, моё алиби опровергнуть труднее, чем невиновность управляющего.

Не попрощавшись и не подав руки, Клим скрылся за калиткой.

V

Ардашев вернулся на веранду. Елена Константиновна и Ксения его ждали. Первым к студенту обратилась вдова:

– Клим Пантелеевич, может быть, вы хотите поужинать?

– Благодарю вас, но из-за жары совершенно не хочется есть.

– Не скромничайте. Я велю горничной принести во флигель чай с закусками.

– Спасибо. От чая не откажусь.

– У меня есть к вам один вопрос.

– Я к вашим услугам.

– Я бы хотела, чтобы вы продолжили поиски убийцы моего мужа.

– Я этим только и занят.

– И за это мы с Ксенией вам очень признательны. Помнится, вы собирались отправиться в Казань вместе с Иваном Христофоровичем. Вы ещё не передумали?

– Нет, боюсь только, у меня не хватит средств покрыть связанные с этим расходы.

– Об этом не беспокойтесь. Я всё оплачу. Откровенно говоря, мне боязно ехать одной. Кто знает, что задумал преступник? Возможно, я – его следующая жертва. Не могли бы вы сопроводить меня до Казани?

– С большим удовольствием.

– По приезде в город вы поселитесь в нашем домике для гостей и сможете сразу же заняться расследованием. Нужен ли вам дополнительный гонорар?

– Нет.

– Тогда будьте готовы к завтраку в девять, и после него мы сразу же уедем на вокзал. А я пойду к себе. Трудный выдался день. Я очень устала, – поднимаясь, промолвила вдова и удалилась.

– Значит, с большим удовольствием будете опекать мою мачеху, да? – обиженным голосом спросила Ксения.

– Вы придаёте слишком большое значение словам.

– И поверьте, делаю это вполне обоснованно. Я видела, как вы любовались ею в первый день знакомства. И она тоже это заметила. Да, она красивая, этого не отнять, но не обольщайтесь, вы станете лишь ещё одним экспонатом в её коллекции амурных побед. Серьёзных чувств к вам она не испытывает. Натешится – и бросит, как надоевшую игрушку. А я… я люблю вас! – выпалила она и, вскочив, забежала в дом.

Клим остался один. Он закурил папиросу. Дым струился, путаясь в листьях антоновки, посаженной прямо у веранды. В сторону флигеля с подносом торопилась Дарья. Студент не сразу сообразил, как она оказалась на дорожке, не миновав его. «Ах да, – догадался он, – она вышла через кухню. Там есть вторая дверь для прислуги».

Ардашев окинул взглядом светлое небо и подумал: «Ещё день-два – белые ночи закончатся, им на смену придут белёсые сумерки, а за ними и обычные тёмные ночи. Всё будет как всегда. Наверное, это хорошо. Уже завтра я окажусь там, где ещё никогда не был. Новые места, новые люди и новые приключения. Что ждёт меня там? Неизвестно. Разве, собираясь подлечиться в Ораниенбауме, я ожидал, что меня затянет в такой водоворот событий, который этот дачный город не знал со времён князя Меншикова? Да, пока Двойник торжествует победу. Он чертовски удачлив, но я уже нащупал ниточку, ведущую к нему. И хоть она настолько тонка, что может порваться в любой момент, я всё равно доберусь до злодея».