За столом в китайской беседке царило гастрономическое пиршество. Еду доставили из вокзального ресторана. Закуски состояли из рыбных слоёных кулебяк, икры чёрной и красной, салата из рябчиков, двинской сёмги, маринованной осетрины, солёных лимонов и почек телячьих в мадере с трюфелями. На горячее подали барон[41] барашка «Букетиер», «жаркое-пулярка»[42], салат «Паризьен» и салат со свежими огурцами. Десерт угодил всем. Тут было и фруктовое мороженое, и пирожные с заварным кремом, и миндальные шоколадные колечки. Мужчины пили «Мартель», а Елена Константиновна с Ксенией утоляли жажду шампанским «Ирруа-Каприз» и кофе.
Весь вечер разговор крутился вокруг находчивости Ардашева, предложившего весьма необычной способ тушения пожара. Студент смущался, говорил, что это решение пришло само собой, и вся заслуга принадлежит пожарным, боровшимся с огнём. Да и вообще всем повезло, что паровая машина была не потушена. Иначе бы пока её запустили, могла сгореть вся суконная фабрика.
– Вы, Клим Пантелеевич, не скромничайте, – улыбнулся Папасов. – Спасли нас от разорения в Ораниенбауме. Не потушили бы фабрику, пришлось бы вернуться в Казань. Там, понятное дело, всё налажено. Есть и кожевенные заводы, и суконные предприятия, но я ведь собрался их дочери передать, а сам хочу тут обосноваться. Здесь есть к чему руки приложить, и возможностей, как говорится, хоть впору четверым нести. Засела мне в голову одна мыслишка насчёт основания пароходной компании. Но я не собираюсь начинать с нуля. Лучше идти по уже проторенной дорожке, а вернее, по уже прорытому каналу кронштадтского купца Сидорова. Его дело на ладан дышит. Конкурирующее с ним «Ораниенбаумское пароходное общество» рано или поздно приберёт к рукам построенный им канал и все суда. Вы знаете, до чего докатилось их соперничество? Мало того что цены на билеты в Кронштадт у этих прохиндеев вдвое ниже, чем у Сидорова, так они ещё и устраивают на своих пароходах бесплатные концерты певичек и угощают всех шампанским. Вот я и подумал, а почему бы самому не отхватить кусок такого вкусного пирога и не опередить конкурентов Сидорова? У меня этот механизм давно отлажен. Я поставил своему комиссионеру задачу – скупить все долговые обязательства этого кронштадтского пароходовладельца. Неделю тому назад я получил из столицы телеграмму, что мой порученец приобрёл его векселя и залоговые бумаги на значительную сумму. Я уже нанёс Николаю Григорьевичу визит вежливости. Он ещё не знает, что его участь предрешена. Старик встретил меня радушно, начал угощать коньяком и фруктами. Добрый такой коммерсант с открытой душой. Выходец из крестьян Ярославской губернии. Такие иногда сами за прилавок становятся вместо приказчика. Всё мне о детях говорил да о внуках. Видно, что Сидоров успокоился и потерял хватку. Самое время начать с ним общаться по поводу продажи канала, парохода и двух буксирных катеров. Я хочу купить всё целиком, но в три раза дешевле реальной стоимости. Бедолага надеется, что его долги разлетелись по комиссионерским конторам, точно тополиный пух. Ан нет! Я их собрал в кучу и теперь предъявлю к оплате увесистой пачкой. Погасить их в одночасье он не сможет, да и отсрочки я не дам. Единственное, на что соглашусь, – поменять все его обязательства на канал и суда. А вот если бы моя фабрика сгорела, то эта прекрасная идея не осуществилась бы и долговые бумаги Сидорова пришлось бы продать с дисконтом гораздо бóльшим, чем при покупке. Всё бы улетело в тартарары. А теперь? Представляете какой профит у меня появится, если я смогу сам доставлять сырьё на фабрику, а потом и готовое сукно покупателям? Пущу свою пароходную линию до Петербурга. Закажу в Англии винтовой ледорез, а то и два. Поверьте, Клим Пантелеевич, мои конкуренты разорятся. А там, глядишь, и по Волге пойдут мои пароходы.
– Папочка, а тебе не жалко этого Сидорова? – робко осведомилась Ксения. – Он же не сделал тебе ничего плохого.
– Видишь ли, доченька, в нашем предпринимательском деле царит жёсткая конкуренция. Купцы делят мир на две категории: они сами и все остальные. Между нами ведётся борьба за деньги второй половины – тех самых остальных. И здесь нет ни жалости, ни доброты. Наши действия ограничивает лишь закон. Поэтому мы вправе действовать любым законным способом.
– Простите, Иван Христофорович, а как же нравственность? – покачал головой Клим. – Она, на мой взгляд, заставляет придерживаться тех основ поведения, которые и делят людей на порядочных и не очень.
– Вы совершенно правы, Клим Пантелеевич. Это так. Только нравственность внутри нашего купеческого сообщества иная. Понимаете, купечество – это некое товарищество с собственным уставом. Однако и здесь есть свои границы. Тот, кто устроил пожар, перешёл все допустимые пределы поведения.
– Поджёг – преступление, предусмотренное Уложением о наказаниях. Жаль, что полицмейстер не хочет провести дознание, хотя это его прямая обязанность, – выговорил Ардашев и, глядя в тарелку, добавил: – Первый раз в жизни пробую солёные лимоны[43].
– Это любимая закуска Ивана Христофоровича, – пояснила Елена Константиновна. – Он называет её а-ля Меншиков.
– Основатель Ораниенбаума любил это блюдо, но справедливости ради следует сказать, что оно было известно в России ещё раньше. Солёные лимоны всегда подавали вместе с жарким. Чаще всего они соседствовали с жареными рябчиками. В нашем случае – с пуляркой.
– Надо же, – улыбнулся студент, – я сейчас как раз читаю книгу о светлейшем князе. Очень интересная личность и спорная.
– Интересно услышать о нём ваше мнение, – проговорил Папасов.
– Я бы разделил поступки Александра Даниловича на два периода: один – во время жизни Великого преобразователя, другой – после его смерти. Когда князь находился рядом с императором, то это был ярый государственник и храбрый военачальник, а уже во времена царствования Екатерины I и Петра II Меншиков превратился в нувориша, замахнувшегося на царский трон через планируемый брак дочери и совсем юного государя. Но как бы мы ни относились к нему, бесспорно одно: светлейший князь – сильная личность, заслуживающая уважения. Чего только стоит его мужественное принятие известия о ссылке в Сибирь и конфискации всего имущества, включая одежду? А кончина в дороге жены? Смерть старшей дочери в Берёзове?
– Стало быть, в целом вы относитесь к нему положительно?
– Большей частью – да. Не стоит забывать, что он и жизнью рисковал, принимая участие во взятии крепости Орешек, в морской битве со шведами в устье Невы, в сражениях под Калишем, при Лесной и во время Полтавской битвы, где князь руководил правым флангом русской армии. Да и столицу на болоте строил он, а не Пётр. Государь лишь раздавал поручения своим подданным. И главный из них – Александр Данилович Меншиков. Без такого сподвижника Пётр едва ли стал бы Великим.
– Прекрасная характеристика. Я с ней полностью согласен, – широко улыбнувшись, выговорил Папасов. – Прошу вас пройти в мой кабинет. Есть у меня надобность в келейном разговоре. И портсигар не забудьте. Пожалуй, я угощусь вашей папироской.
– Милый, зачем ты вредишь своему здоровью? – ангельским голоском пропела супруга. – Хочешь сделать меня вдовой?
– Не волнуйся, дорогая. Небольшая встряска организму тоже нужна. Кстати, «молодая, богатая и неотразимая вдова» – звучит заманчиво. Если бы я услышал, что о ком-то так говорят, я бы обязательно захотел взглянуть на сей драгоценный камушек в женском обличье, – игривым тоном проворковал супруг.
– Простите, Клим Пантелеевич, а как продвигается ваш поиск злоумышленника? – осведомился управляющий. – Именно с этой целью вы отправились сегодня в Кронштадт?
– Как я и предполагал, обратный адрес, указанный на посылке, вымышленный.
– А какие будут ваши дальнейшие действия по поиску злоумышленника?
– Пока, к сожалению, не знаю. Не было времени всё хорошенько обдумать. Я ведь прибыл в Ораниенбаум только двадцать четвёртого, а сегодня – двадцать шестое.
– Да! – воскликнула Ксения. – А сколько всего случилось за два дня! Забастовка, страшная посылка, дурацкий гроб, фабрика в огне!
– Клим Пантелеевич за эти дни успел не только тебя спасти, – глядя на Ксению, вымолвила Елена Константиновна, – но старушку из неволи вызволить и даже пожар потушить!
– Вот поэтому мы и пройдёмся до моего кабинета, – выговорил Папасов и поднялся.
Они покинули китайскую беседку и неторопливо прогуливались по дорожкам, посыпанным битым кирпичом. Вдоль неё стояли скульптуры в греческом стиле. Их было около десятка. Около одной из них – греческой богини плодородия Деметры, студент невольно остановился, любуясь красотой линий.
– Нравится? – спросил управляющий.
– Потрясающая работа.
– Открою вам секрет: все скульптуры – деревянные. Просто они покрыты специальной краской, имитирующей мрамор. Дотроньтесь рукой – вы всё поймёте. Дерево тёплое.
– Действительно, – убедился Ардашев.
– У Меншикова в парке тоже было немало подобных статуй и не только деревянных, но также из свинца. Из-за того что они были вызолочены, скульптуры казались золотыми.
Вскоре собеседники достигли дома.
Кабинет по замыслу хозяина дачи должен был произвести впечатление на любого, кто в него входил. В нём всё дышало роскошью и элитарностью. Каждый предмет обращал на себя внимание независимо от предназначения. И неважно, был ли это куп-папье[44] из слоновой кости, отделанный золотом, или массивный письменный прибор из змеевика, украшенный серебром. Даже небольшие счёты и те были выполнены из чёрного агата и всё той же слоновой кости. Тут же стоял дорогой «Ремингтон». Задержав взгляд на пишущей машинке, Ардашев так и не пришёл к выводу, кто же на ней печатает.
– «Ремингтон» – бесполезное приобретение, – будто читая мысли студента, вымолвил предприниматель. – Зря купил. Печатать некому. Надо было секретаря из Казани привезти. Распоряжусь оттащить машинку на суконную фабрику. Там она будет нужнее.
Клим кивнул понимающе и посмотрел по сторонам. Книги в дорогих переплётах теснили друг друга на книжных полках под стеклом. В основном это были собрания сочинений великих писателей, каталоги, географические атласы, справочники и словари – непременные спутники любого образованного человека. Вдруг он заметил фотографическую картину в рамке, висевшую над креслом хозяина кабинета.
– Узнаю родной город. Тифлисские ворота – самое начало Николаевского проспекта. И всё в цвете! Никогда раньше не видел.
– Родственники прислали в Казань открытое письмо[45] с этим видом. А в прошлом году я отдал его в одну фотомастерскую на Воскресенской, попросил увеличить и, если можно, отретушировать цветом. Мне кажется, они неплохо справились. Вот я и прихватил её сюда, чтобы не забывать о родных пенатах… Только я позвал вас по другому поводу. – Папасов вынул из ящика коробочку из чёрного бархата. Открыв её, он протянул Ардашеву золотой перстень.
– Узнаёте? – спросил он.
Студент покачал головой.
– Видите две буквы – «А» и «М»?
– Да.
– Знаете, что они означают?
– Нет.
– Александр Меншиков. Это перстень светлейшего князя. Я выкупил эту красоту у одного коллекционера.
– Но ведь всё его имущество было конфисковано в доход государства, разве нет? – усомнился Ардашев.
– Кое-что, думаю, князь сумел и утаить. Насчёт перстня не сомневайтесь. О том, что он принадлежал первейшему сподвижнику Петра I, у меня есть доказательство – заключение экспертного совета. В его составе уважаемые профессора и музейщики. – Он протянул лист с каким-то текстом. – Можете убедиться. Я не держу дорогих безделиц. Отдаю предпочтение только раритетам.
– Да, вы правы, – читая бумагу, согласился студент.
– Но теперь он ваш. Я его вам дарю.
– Ну что вы? Нет-нет. Об этом не может быть и речи…
– Помилуйте, Клим Пантелеевич, вы не можете отказаться от подарка. Во-первых, вы спасли мою дочь от пьяной толпы, а во-вторых, не дали сгореть фабрике. Ежели не хотите получить подарок, так считайте это наградой. Прошу вас, не обижайте меня.
Клим кивнул и сказал:
– Право же, мне неловко.
– Уважьте, Клим Пантелеевич.
– Но пусть он лучше полежит у вас. А когда я буду съезжать, мы опять вернёмся к этому разговору.
– Я не приму его обратно ни при каких обстоятельствах, – отрезал коммерсант. – Даже не знаю, как вас благодарить, – вымолвил студент. – Огромное спасибо.
– Вот и отлично. И заключение экспертов тоже непременно возьмите. Мало ли что. Жизнь непредсказуема.
– Ещё раз благодарю вас, – выговорил Клим и, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, повернулся. С книжного шкафа на него смотрела прелестная брюнетка с большими чёрными глазами.
Заметив интерес гостя, фабрикант пояснил:
– Это моя первая жена. Жаль её. Ушла совсем молодой… Покурим?
Клим достал портсигар и раскрыл его перед хозяином кабинета. Поднося к папиросе собеседника горящую спичку, Ардашев подумал: «Папасову нравится определённый женский типаж – брюнетки с восточными чертами лица и большими глазами».
– А вы ещё не осматривали дворец князя? – осведомился фабрикант и выпустил струйку сизого дыма.
– Планирую это сделать завтра.
– Вот и возьмите с собой Ксению. Ничуть не пожалеете. Ей впору водить экскурсии по Ораниенбауму. Она здесь недавно, но так освоилась, что знает каждый камень.
– С большим удовольствием.
– Что ж, тогда не буду вас задерживать. Идите к себе, отдыхайте. У вас уставший вид. Стоит вам коснуться подушки, сразу заснёте.
– Благодарю, – вымолвил Клим и затушил в пепельнице недокуренную папиросу.
Когда студент уже подошёл к двери, заводчик вдруг спросил:
– Простите, Клим Пантелеевич, можно задать вам один вопрос?
– Да, конечно, – обернулся Ардашев.
– А могу я надеяться на честный ответ?
– Безусловно.
– Вам нравится Ксения?
– Нет.
– Я так и думал, – вздохнул он. – Спасибо за откровенность.
– Доброй ночи!
Ардашев ушёл во флигель и наконец-то остался один. За этот сумасшедший день он порядком устал от большого количества людей, окружавших его. Клим долго рассматривал перстень, а потом не удержался и надел. Кольцо село на мизинец так, словно для него и делалось. Рука обрела солидный вид. Полюбовавшись подарком, он отправил украшение в коробочку. Фабрикант оказался прав: глаза слипались и безумно хотелось спать. Едва туловище постояльца приняло горизонтальное положение, как он очутился в царстве сна.