Двойник с того света

Глава 20. Верхний Услон

Ардашев успел-таки сесть на пароходик, совершавший рейсы от разных берегов Волги каждые два часа (от казанской пристани земский перевоз ходил по чётным часам, а от Верхнего Услона в Казань – по нечётным). Сам путь занимал всего двадцать минут, и билет был дёшев – пять копеек.

Село раскинулось в одиннадцати с половиною верстах от города на противоположном, холмистом берегу реки и являлось первой от Казани почтовой станцией Симбирского почтового тракта. Название село получило от своих гор, заслонявших (по-старому «услонявших») губернскую столицу с запада от ветров. Судя по разговорам пассажиров, многие горожане купили здесь дома, используя их в летний период как дачи. А те, что победнее, снимали у старообрядцев австрийского священства[82] комнаты. И потому вся береговая полоса была населена дачниками, отдыхающими на высоких склонах, откуда открывался великолепный вид на главную реку России.

Уже на пароходе, глядя на часы и подсчитывая потраченное время преступником на совершение убийства банкира, Ардашев понял многое. Оставалось лишь прибыть на место и убедиться в собственной правоте.

Сойдя на берег, студенту пришлось нанять телегу, потому что экипажей здесь не было.

– Куда прикажете, барин? – спросил мужик.

– Часовня княгини Меншиковой. К ней и вези.

– Это совсем недалече, она на бобылёвской земле стоит.

– Он помещик, что ли?

– Кто?

– Бобылёв.

– Не, – засмеялся мужик, – крестьянин, такой же, как и я. У меня тоже свой надел есть, а извозом я подрабатываю.

– Так и поехали скорее. Чего ты ждёшь?

– Да это близко. Договариваться совестно о деньгах. Ежели хотите, можете пешком прогуляться. Тут напрямки недалеко – пол версты. Всё лучше, чем в телеге по дороге трястись. Нынче всем к этой часовне надобно.

– Кому это «всем»?

– Так я уже одного барина туда доставил. Серебряным полтинником одарили. Важный господин. Дай Господь ему здоровья на долгие лета. Это же мой дневной прибыток, да и то не всегда.

– А давно ли ты его отвёз?

– Тогда десятичасовой пароход пришёл из Казани. А у вас полуденный.

– Барин высокий, упитанный, усы напомаженные, да?

– Усищи тараканьи! И бабой от него несёт.

– Это как?

– Пахнет, как от барынь, что в шляпках ходют и цветочной водой себя брызгают.

– Тогда точно он. Поехали. Я тебе тоже полтинник дам.

– Правда? Не шуткуете? – вытаращив от радости глаза, спросил возница.

– Нет.

– Вот те на! Целковым нынче разживусь! Господи, радость-то какая! – перекрестившись, выговорил мужик и тронул вожжи.

Где-то вверху, в бездонной синеве неба, носились стрижи, а пониже – чайки. На склоне холма паслось стадо коров, а внизу раздавались гудки пароходов, идущих вверх и вниз по Волге. «Когда-то с того берега слышались песни волжских артельщиков, но с появлением пароходов бурлаки стали не нужны. Да и сами речные суда теперь не те, что были раньше. На многих установлены современные котлы, работающие на мазуте, а не на дровах, которые раньше либо загружали на пристанях, либо тянули на барже за пароходом, – размышлял Ардашев, полулёжа в телеге. – Но и парусных лодок хватает. Волга – та же Россия. Здесь технические новшества и ветхозаветный уклад – соседи. Так было всегда. Пётр с Меншиковым Петербург построили, подражая европейским городам, а мысль об отмене крепостничества у них не возникла. Сто тридцать шесть лет минуло после смерти Петра, пока Александр II не начал реформы. Сколько же ещё должно пройти времени, чтобы забитый русский крестьянин почувствовал себя хозяином на манер американского фермера?»

– Вот, барин, и приехали, – весело проговорил мужик. – Ой, смотрите, кто-то лампадку зажёг! Давно она не горела!

Среди двух берёз возникла крестообразная каменная часовня в четыре аршина высотой и шириной в два. Её конусообразная крыша, увенчанная крестом, была покрыта железом и выкрашена в коричневый цвет. Стены побелены. Перед входом читалась надпись: «В память княгини Дарьи Михайловны Меншиковой, скончавшейся здесь на пути в ссылку. Построил князь Александр Сергеевич Меншиков в 1863 г.». Тут же висел выцветший на солнце образ святой Дарьи. От плохого масла чадила лампадка.

Ардашев расплатился с возницей и пошёл к часовне. Он чуть не споткнулся о бутовый камень, на котором ещё можно было разобрать слова: «Здесь погребено тело рабы Божией Дарьи».

Внутри молельни слышались голоса и раздавался металлический скрежет. Клим вынул пистолет из внутреннего кармана и взял в руку. Не заходя внутрь, студент прокричал:

– Не ожидал от вас, Александр Владимирович, глумления над прахом Дарьи Михайловны Меншиковой. Потрудитесь выйти на свет божий. И помощники ваши пусть тоже появятся, но без лопат и по одному. Прошу не шутить, у меня в руках оружие. Если испугаюсь, могу и прикончить кого-нибудь ненароком. Видимо, мне придётся сдать вас полиции за осквернение захоронения и попытку грабежа могилы.

Первым появился Волков. Он был испуган. За ним показались два крестьянина.

– Эти орлы пусть приведут в порядок могилу и поставят на место камень, а потом я решу, что с ними делать, – велел Ардашев.

Мужики не сдвинулись с места, ожидая реакции Волкова.

– Вы что, не слышали? – прикрикнул на них купец. – Вернуть всё на место как было.

Крестьяне кивнули и начали кантовать бутовый камень внутрь строения.

Клим убрал пистолет в боковой карман и, присев на ствол поваленного дерева, сказал:

– Садитесь, Александр Владимирович. Сдаётся мне, нам есть о чём поговорить.

Волков послушно опустился рядом.

– Как же так? Называете себя потомком светлейшего князя, а сами гробокопательством занялись? Вы же попали под действие двух статей Уложения о наказаниях: 234-й и 235-й. По первой вам грозит лишение всех прав и отдача в арестантские исправительные отделения на срок от двух с половиною до шести лет, а по второй, если докажите присяжным, что действовали по недомыслию, – штраф до пятидесяти рублей и вечный позор. Тогда уж точно придётся распрощаться с мечтой получить фамилию Меншикова, да и купеческого сословия тоже лишитесь. Неужели вы этого не знали?

– У меня не было другого выхода, – глядя в сторону, вымолвил коммерсант. – Вы же отказались продать мне перстень. Вот я и решил добраться до другого артефакта, чтобы представить доказательство своего родства с князем.

– Надеялись добраться до подаренной Петром трости с бриллиантами?

– Откуда вы знаете? – Негоциант резко повернул голову. – Я с большим трудом добрался до «Повседневных записок князя Меншикова», а потом и до переписки капитана Пырьева с Верховным тайным советом. Я даже прочитал материалы всех его допросов в Доимочной канцелярии и только после этого понял, где хранится трость. А как вам об этом стало известно?

– Её ищут уже больше ста пятидесяти лет. Нетрудно догадаться, что князь спрятал её в гроб своей жены, когда хоронил. Возможно, и правнук ссыльного князя – адмирал Александр Сергеевич Меншиков – об этом знал, когда устанавливал эту часовню в 1863 году, но не осмелился тревожить прабабку. А вы пошли на преступление. Мне вот интересно, как бы вы объяснили государю, что трость оказалась у вас?

– Я бы предъявил её только после смерти отца, сказав, что он передал её мне ещё при жизни. Никто не смог бы доказать обратного.

– Логично.

Из часовни вышли двое работяг.

– Мы всё сделали, барин, – потупив взор, доложил один из них.

– А нас теперь, что… на каторгу погонят? – спросил второй. – У нас семьи, детишки малые. Мы же не по своей воле принялись могилку того… но теперь всё засыпали и даже утрамбовали. Камень на месте. Всё как было.

– Давайте дуйте отсюда, пока я не передумал, – приказал Ардашев. – И быстро!

Мужики кивнули разом и торопливо зашагали к дороге.

– А как вы догадались, что я здесь? – робко осведомился Волков.

– Почти напротив вашего отеля находится фотоателье. Несколько часов назад там убили тестя Папасова. Признаться, я думал, что это ваших рук дело. Мне стало известно, что вы покинули гостиницу ещё до убийства, сообщив портье, что собираетесь в Верхний Услон. Для получения алиби сказать можно что угодно и никуда не поехать. Переправившись на этот берег, я совершенно случайно нанял ту же телегу, что и вы. И возница мне вас достаточно точно описал. Уже по дороге сюда я понял, что вы не причастны к этому преступлению, потому что, выйдя из «Европейской», вы уехали раньше, чем фотограф открыл ателье. Дело в том, что злоумышленник прикончил тестя Папасова весьма остроумным способом, привязав к фотографической камере оружие, и ничего не подозревающий хозяин мастерской застрелил посетителя.

– Похоже, кто-то сводит счёты не только с Папасовым, но и с его роднёй.

– Именно так.

– Вы донесёте на меня в полицию? – грустно спросил Волков.

– Не вижу в этом никакого смысла.

Ардашев поднялся, снял с мизинца перстень и протянул купцу:

– Забирайте, он вам нужнее.

– Как? Вы отдаёте мне его просто так?

– Говорят, что дареное нельзя передаривать, поэтому я возвращаю эту вещицу тому, кому она и должна принадлежать по праву.

– Но это невозможно, Клим Пантелеевич! Возьмите хотя бы тысячу рублей. Так же нельзя!

– У меня нет нужды в деньгах.

– Право, мне неудобно.

– Берите-берите.

Волков легко надел перстень на мизинец и, любуясь им, вымолвил:

– Такое ощущение, что я носил его всю жизнь.

– Замечательно, – кивнул Клим и, выудив из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, отдал его Волкову. – Это заключение экспертной комиссии, что перстень принадлежал самому Александру Даниловичу. Хорошо, что я забыл выложить его в чемодан. Вам оно не помешает.

– Я даже не знаю, что и сказать…

– А ничего и не надо говорить. – Студент щёлкнул крышкой карманных часов и добавил: – Мы успеем на земский пароход, даже если пойдём пешком.

– Позвольте поблагодарить вас. – Негоциант не удержался и обнял Клима. – Я… я просто так вас сегодня не отпущу, дорогой вы мой, – растроганно выговорил Волков. – Приглашаю вас знатно покутить в ресторане. И знайте: если откажитесь – верну перстень.

Ардашев задумался на мгновение и, улыбнувшись, кивнул:

– А почему бы и нет? Полтора месяца живу, как монах в страстную седмицу. Пора и разговеться.

– Прекрасно! Тогда держим курс на пристань!