Двойник с того света

I

Флигель, куда поселили Ардашева, представлял собой одноэтажный деревянный дом с пристроенными сенями. Над ними виднелся балкон, украшенный резными перилами. Отсюда открывался прекрасный вид на всю территорию дачи. К нему вела внешняя лестница со ступенями и площадкой перед вторым пролётом, устроенная с левой стороны сеней. Большая светлая комната на первом этаже имела всю необходимую мебель и даже небольшой книжный шкаф с несколькими дешёвыми, уже читанными бульварными романами, журналами и кипой старых газет, которые, скорее всего, были оставлены для растопки печи, занимавшей часть комнаты.

Папасов был прав: управляющий получил «всемилостивейшее прощение» от своего хозяина и как ни в чём не бывало дегустировал «Мартель» в китайской беседке. Фабрикант пошутил, что после его мнимых похорон он должен дожить лет до ста, но его слова не вызвали ни у кого весёлости. Елена Константиновна, Ксения, управляющий и Ардашев сидели как на поминках. Клим убедил фабриканта, протелефонировать в участок и рассказать о случившемся.

Не прошло и получаса, как явился помощник пристава, тот самый, который только что принял письменное заявление от Ардашева. Высокий, подтянутый полицейский от коньяка отказался, сославшись на службу. Он то и дело расправлял усы и качал головой, слушая рассказ промышленника про гроб и посылку. А когда принесли ящик с восковой головой Папасова, полицейский остолбенел и тотчас полез в карман за папиросами. Закурив, он перевёл дух и заключил:

– Видать, это чья-то злая шутка. Адрес, указанный на посылке, скорее всего, вымышленный. Признаться, завистников у вас, Иван Христофорович, после покупки суконной фабрики прибавилось. Вот кому-то из местных купцов и неймётся. Что касается гроба, то мы можем опросить служащих погребальной конторы. Но это ничего не даст. Вы же сами сегодня уже пытались с ними общаться. И проку, как я понял, никакого от этого нет. Даже если мы и отыщем злопыхателя, по какой статье Уложения о наказаниях нам его привлекать к ответственности?

– Думаю, ему можно будет вменить нанесение оскорбления, – предположил Ардашев.

– А в чём оно заключается? – недоумённо повёл бровью помощник пристава.

– Если вы его найдёте, тогда мы будем хотя бы знать, кто он. А это значит, что он больше не сможет пакостить, – предположил Клим.

– У нас людей не хватает. Полицмейстер на это не пойдёт. Да и в нашем тихом городе давно ничего подобного не случалось. – Он кивнул на Ардашева и добавил: – Вот вы сегодня утром, господин студент, были у нас. Благодаря вам мы освободили из заточения старушку, просидевшую взаперти двадцать лет, а её сестру, вашу хозяйку, ставшую для несчастной затворницы тюремщицей, арестовали. Сегодня уже репортёр наведывался. Чувствую, что не только «Кронштадтский вестник» завтра об этом напишет, но и столичные газеты. Ждём теперь судебного следователя из Петербурга. Вот это и есть самое настоящее преступление. А в вашем случае пока нет никаких поводов для вызова следователя. Мы возьмём это себе на заметку и постараемся разузнать, кто бы это мог быть. Правда, я не уверен в успехе. Любой мог отправить посылку из Кронштадта. Это всё равно что голыш отыскать на мостовой.

– А что же вы, Клим Пантелеевич, скромничаете? – спросил фабрикант. – Сказали мне, что с хозяйкой повздорили, а на самом деле раскрыли ещё одно преступление.

– Ещё одно? – осведомился полицейский. – Как это понять, господин студент?

– Наш новый знакомый – большой дока в раскрытии всяких преступных тайн, – наливая в рюмки коньяк, пояснил Папасов. – Даже в газете писали, как он в Ставрополе сумел отыскать убийцу.

– Вот как? – усмехнулся чиновник. – В таком разе, молодой человек, вам и карты в руки. Как найдёте злоумышленника, дайте нам знать. – Он поднялся и вымолвил: – А я, господа, вынужден откланяться. Служба, знаете ли…

Управляющий ушёл провожать стража порядка. Ксения вздохнула и сказала:

– Всё именно так, как Клим и предвидел. Полиции нет никакого дела до наших опасений. Как же нам теперь быть?

– Главное – соблюдать осторожность. А мне пора отправляться в Кронштадт. Благодарю за угощение, – поднимаясь, выговорил Ардашев.

II

Ксения, находящаяся на верхней палубе, придерживала шляпку, чтобы её не унесло в море. Сильный ветер подбрасывал на волнах небольшой колёсный пароходик, наречённый «Николаем». Он принадлежал уже упомянутому купцу Сидорову, прорывшему канал рядом с железнодорожным вокзалом и имевшему теперь собственную пристань. Ещё несколько лет назад пароходное сообщение между Ораниенбаумом и Кронштадтом замирало зимой. В 1867 году дилижанс ходил по льду дважды в день, отправляясь от кондитерской Полканова, что напротив полицейского управления. Многие преодолевали расстояние в восемь вёрст пешком по льду. Для безопасности подобных смельчаков, в особенности провалившихся под лёд и спасённых, между городами на льду были устроены три будки на полозьях и с печками, в которых путники могли отогреться. В туманы и метели в них включали механические гонги с часовым механизмом и ревуны для ориентирования пешеходов. Но уже в 1881 году одним из предпринимателей по соглашению с «Обществом Балтийской железной дороги» была устроена железная дорога длиною восемь вёрст. По условиям сделки одновременно на льду мог находиться состав в пятнадцать вагонов, что позволило перевести 42 002 пуда[37] груза. Первый небольшой лёгкий паровоз повёз груз 17 января. Но тут же к нему стали цеплять и пассажирские вагоны. Билет в первом классе хоть и стоил дорого – 75 копеек, но зато его стены были обиты коврами, и грела печка. Холодные второй и третий классы обходились дешевле. Из-за подвижности льда дорогу пришлось разобрать, и на материк добирались по-старому – пешком или на санях. И лишь в этом, 1891 году «Ораниенбаумское пароходное товарищество» пустило между городами ледорезный винтовой пароход «Луна» и сообщение стало круглогодичным.

– Вы не боитесь утонуть? – с грустной улыбкой осведомилась Ксения у Ардашева.

– Я ещё не думал об этом, – улыбнулся Клим, глядя на чаек, носившихся над пароходом.

– А вы читали вчерашнюю статью про русское судно без руля и мачты, найденное у Ниддена[38] несколько дней тому назад?

– Нет, а что там?

– На борту было двое живых полуобезумевших моряков и один мёртвый. Спасённые рассказали, что корабль носило по морю две недели. Число членов экипажа уменьшалось с каждым днём. Есть было нечего, и вода закончилась. Наконец осталось всего четыре человека, причём четвёртый – мёртвый. Этого бедолагу прибила рухнувшая балка. Голод достиг такого предела, что двое моряков стали вырезать куски мяса из трупа и есть. Их третий товарищ не сумел перенести этой ужасной картины, бросился в море и утонул. Его останки похоронили в Ниддене, а мореходов отправили в госпиталь.

– Этим курсом ходит много пароходов, в том числе грузовых. Кто-нибудь да спасёт.

– А если начнётся буря?

– Тогда мы с вами, вероятнее всего, утонем. А вы хорошо плаваете?

– Нет, я боюсь воды и потому даже в городские купальни не хожу.

– В таком случае нам остаётся только надеяться на лучшее.

Через пятнадцать минут «Николай» пришвартовался к Ораниенбаумской пристани. Тут же Клим обзавёлся путеводителем по Кронштадту. Извозчики караулили седоков, и коляска с Ксенией и Климом покатила по Господской улице.

В отличие от Ораниенбаума, Кронштадт освещался газовыми фонарями (они пришли на смену спиртово-скипидарным), а двух, трёх- и даже четырёхэтажные каменные дома стояли плечом к плечу, как матросы в строю. Афишные тумбы предлагали насладиться плеорамой[39], а также посетить выступление «известного русского магика г-на Иванова и увидеть огнепожирательницу и несгораемую девицу Матильду Мурра, прозванную чудом XIX столетия».

Многие проспекты и улицы были вымощены брусчаткой посередине, а по бокам – булыжником. Когда-то сплошь покрытый густым лесом остров Котлин теперь лишь кое-где мог предложить горожанам тень от могучих дубов, вязов и молодых лип. Самыми популярными местами для гуляний были Летний сад, Северный бульвар и Петербургская пристань.

Пришлось миновать несколько второстепенных переулков, прежде чем экипаж остановился рядом с двухэтажным Почтамтским домом на Красной улице.

На счастье, попался тот самый служащий, который и дежурил в прошлое воскресение. Ему запомнился мужчина в шляпе, сдававший посылку в Ораниенбаум, потому что он кашлял, закрывая рот носовым платком, и, самое главное, заикался. У него были светлые усы, и он носил шляпу, но других примет чиновник назвать не смог.

Теперь следовало отыскать адрес отправителя. Оказалось, что Господская улица упиралась в поперечную Нарвскую, состоящую из деревянных домов, населённых рабочим людом. В одну из таких вороньих слободок кучер и привёз седоков. Нужное здание стояло неподалёку от гражданской тюрьмы. Правда, выяснилось, что это не то строение. Ошибка произошла из-за того, что в Кронштадте существовало два способа нумерации домов: городской и полицейский. Городским порядком признавался номер, записанный в городской книге. Эти здания шли последовательно, один за другим, согласно номерам. Полиция же считала номера, начиная от первого дома на каждой улице, и никак не хотела принимать во внимание записи, хранящиеся в управе. К этой неразберихе стоит ещё добавить отсутствие табличек с названиями улиц и номеров домов. Несмотря на путаницу, местные жители ориентировались легко, а вот приезжим приходилось туго. Ситуацию спас случайно встреченный почтальон. Прочитав адрес, он покачал головой и сказал, что искомый дом сгорел ещё в прошлом году. Пепелище разобрали. Место заросло травой, а новый хозяин, купивший участок, строиться ещё не начал.

Ксения приуныла. Возвращаясь обратно в Ораниенбаум на пароходе, она грустно вымолвила:

– Получается, мы зря потратили время.

– Позволю с вами не согласиться. Кое-что мы выяснили. Вероятно, злоумышленник образован и хорошо воспитан. Об этом говорят его головной убор – шляпа – и носовой платок, который он прикладывал ко рту. Непонятно, то ли он болеет чем-то вроде чахотки, то ли специально прикидывается нездоровым, чтобы нас запутать. То же самое и с заиканием.

Когда судно приближалось к берегу, повеяло дымом. Пассажиры на верхней палубе заволновались. Послышались крики:

– Суконная фабрика горит!

– Похоже полыхает рядом с первым цехом!

– Да что же это такое? – всплакнула Ксения. – То одно несчастье, то другое! Сколько же можно!

– Не волнуйтесь. Сейчас разберёмся. Нам бы только успеть взять первый экипаж.

Стоило пароходу причалить, как Ардашев, сбежав по сходням, кинулся к скучающему на берегу извозчику и, что-то ему сказав, сунул рубль. Затем, воротившись назад, он помог Ксении сойти на берег. Фабрика находилась совсем рядом, и гарь уже опустилась над пристанью, театром и железнодорожным вокзалом.

– Надобно поторопиться.

– Да-да, конечно, – пролепетала барышня, придерживая двумя руками платье.

Возница с трудом отнекивался от надоедливых пассажиров, поясняя, что фаэтон уже нанят. Увидев Клима, он вздохнул с облегчением.

– Господа-господа, успокойтесь. Экипаж уже оплачен, – произнёс Ардашев, помогая девушке забраться в коляску.

– Безобразие! – вскричал толстяк в летнем сюртуке и котелке. – Я первый нанял коляску. Вас тут и в помине не было! Вы только что появились.

– Барин прибёг раньше вас, сударь, – пояснил кучер и, вынув рубль, добавил: – Они мне целковый наперёд дали.

– А ты, крохобор, не имеешь права драть с пассажиров в три шкуры. Управа установила прейскурант. Вот пожалуюсь на тебя – живо лишишься лицензии. Какой у тебя жетон? Ну-ка покажи нумер!

– Это мы завсегда обязаны предъявлять, по первому требованию. Пожалте, глядите, нумер полста один.

– Трогай, – велел Ардашев. – Нечего с ним болтать.

– А куды прикажете?

– Дым видишь? Вот туда и вези.

– Ага. Я мигом. Страсть как люблю пожары смотреть!

Автомедон погнал лошадку, и буквально через несколько минут фаэтон вкатился на территорию суконной фабрики.

За воротами, во дворе, собралась толпа рабочих и просто зевак. Огонь полыхал над первым строением, грозя перекинуться на соседние деревянные цеха. Багровое зарево заката будто перешло в пламя и теперь составляло одно целое адское пожарище. Треск стоял такой, что переговариваться удавалось только криком. Сажа садилась на одежду, лезла в рот, уши и нос. Удушливый, ядовитый смрад резал глаза. В голубом небе уже повисла чёрная клякса дыма.

Два огнеборца качали воду поршневым насосом Густава Листа, установленным на пожарной линейке. Из деревянной бочки вода поступала по парусиновой кишке в трубы, соединённые между собой резьбой. Конец последней вновь переходил в пожарный рукав, заканчивающийся медным брандспойтом. Ствольщику иногда удавалось тушить пламя в разных местах, но победа длилась недолго – пожарная бочка быстро пустела.

– Белого голубя надо в огонь бросить! Тогда потухнет! – вопила какая-то баба.

– Нет, икона нужна! Если пройти с ней вокруг пожара и молитву прочесть, огонь кончится, – спорил другой голос.

– Батюшки-светы! Неужто теперь без работы совсем останемся?

Папасов и управляющий стояли тут же. Вокруг них столпились рабочие. Ксения бросилась к отцу:

– Папа, папа, папочка! – заплакал она. – Как же это?

Родитель повернулся, обнял дочь и вымолвил:

– Ничего, Ксюша. Мы и это переживём. Слезами горю не поможешь. Остановить пламя невозможно. Сгорят сараи, склады, а потом займутся и цеха. Жаль, что я не успел фабрику застраховать. Что ж, уедем отсюда, дачу продадим. Вернёмся в Казань, к дедушке с бабушкой. Они, наверное, по тебе скучают. – Заметив Ардашева, фабрикант изрек: – Говорят, керосиновая бочка вспыхнула.

– Надо что-то делать, – проронил студент и огляделся. У пристани саженной трубой дымил локомобиль английской фирмы «Lincoln/Ruston». В его задней части располагалась топка, в центральной – водяной котёл. Именно на нём крепилась одноцилиндровая паровая машина с автоматическим регулятором оборотов. Принцип работы был простой: сила пара вращала большое колесо, к которому широким ремнём подсоединялся требующий привода механизм. Рядом стоял целый воз дров. Только вот машиниста на месте не было.

Ардашев задумался, потом вдруг бросился к старшему брандмейстеру, торопившему пожарных, наполнявших бочку.

– Послушайте, – спросил он, волнуясь, – где можно отыскать помповый насос с колесом?

– В порту есть на любом пароходе. А зачем?

– Если соединить помповый насос ременной передачей с локомобилем, то можно будет качать морскую воду. Где машинист локомобиля?

– В толпе, наверное.

– Надобно срочно его отыскать. Иначе придётся самим управлять этим паровым зверем. В крайнем случае мы подцепим машину к телеге и откатим к воде. А потом и дрова подвезём. Главное – не дать котлу погаснуть. У вас пожарных труб хватит до первого цеха?

– Если ещё одну кишку подсоединим, то дотянем, – ответил старший брандмейстер и, подозвав унтер-брандмейстера, приказал спешно привести помповый колёсный насос. Затем огнеборец прокричал в медный рупор: – Машинист локомобиля, срочно сюда!

Клим подбежал к управляющему, стоящему рядом с Папасовым, и выпалил скороговоркой:

– Андрей Владимирович, хорошо бы механика найти, чтобы он подсоединил привод локомобиля к помповому насосу. Тогда воду можно будет качать с пирса сколько угодно, и мы потушим пожар.

– Хорошая идея! – обрадовался Папасов.

– Я и сам всё сделаю, без механика, – заверил Плещеев. – Нужны только подходящие приводные ремни.

Появился машинист. Брандмейстер переговорил с ним, и тот, бросив в жерло локомобиля несколько поленьев, забрался на железного коня. Он потянул на себя рычаг, и металлическое чудище медленно покатило к пирсу.

Управляющий, как заправский механик, соединил ремнями два агрегата, измазав в масло руки, лицо и одежду. Пожарные тем временем дотянули кишку до первого цеха. Пламя к нему уже почти подобралось. Неожиданно локомобиль выдал струю пара, и его колесо начало крутиться с такой скоростью, что помпа заработала во всю мощь. Сильный напор воды рушил уже сгоревшие балки, оконницы и простенки. Ствольщик едва удерживал в руках медный стержень брандспойта. Машинист локомобиля следил за давлением пара в котле и время от времени давал знак Ардашеву, чтобы тот подбрасывал в топку поленья. Вскоре огонь отступил, а через час пожарные залили водой последние тлеющие головешки когда-то двухэтажного деревянного здания. Но остальная фабрика была спасена.

Ксении принесли стул. Она сидела под липой и пила из стакана сельтерскую.

На казённой пролётке прикатил полицмейстер. Подкрутив и без того завитые усы, он заложил руки за спину и, точно гусак, важно прошагал к Папасову. После рукопожатия он снял форменную фуражку, вытер носовым платком лысину и вымолвил:

– Стихия.

Фабрикант кивнул, но ничего не ответил.

Клим бродил по пепелищу, ковыряя палкой остатки оплывших от высокой температуры предметов. Тут же находился и старший по первому цеху – бородатый мужик в картузе и жилетке, лет сорока.

– Откуда начал распространяться пожар? – поинтересовался у него Ардашев.

– Спервоначала дым повалил из трубы, – ответил бородач, – поэтому никто особливого внимания и не обратил, хоть печь и нерабочая была. Но потом чёрная копоть показалась из окна кладовой, что на втором этаже. Огонь побёг по всем комнатам. Крыша обвалилась, рухнуло перекрытие. Тогда и первый этаж занялся.

Студент обошёл кирпичную трубу, шедшую вверх, и, указывая на неё, спросил:

– Что это?

– Ныне это вентиляция, а раньше была труба, – сообщил тот. – Но низ печи развалился. Полностью её разбирать не стали, решили, что она ещё послужит вытяжкой.

– Она идёт через ту самую кладовую, где находился очаг пожара?

– Да, вашество. Через неё на крышу прямиком и следует.

– А что это за железные листы валяются?

– Они от ящика с ветошью. Это бракованные тряпки. Ими пользовались по мере надобности. Рабочие их разбирали. Многие домой таскали.

– Он стоял здесь, под трубой?

– Да.

– А его верхняя крышка тоже была обита железом?

– Нет. Её не было.

– Мне нужна высокая лестница, – сказал Ардашев.

– Зачем? – осведомился молчавший всё время Папасов.

– Хочу осмотреть трубу до самой крыши.

– А что это вам даст? – вмешался полицмейстер.

– Пока не знаю, но взглянуть стоит.

Фабрикат дал знак, и пожелание студента было исполнено. Клим забрался наверх, потом спустился до второго этажа, как раз там, где была кладовая. Наконец он спрыгнул на землю и заглянул в вентиляционную трубу. Зажегши спичку, Ардашев осмотрел что-то внутри. Затем вытер руки белоснежным, углами отглаженным платком и заключил:

– Это строение подожгли. Но пожар готовили. Сначала вынули кирпич из трубы на втором этаже, в той самой кладовой. Потом тряпки связали и, вымочив их в керосине, сунули в так называемую вентиляционную трубу, уже набитую лоскутами. А другой конец самодельной верёвки опустили на дно ящика, застланного, газетой, соломой или сеном. На эту подстилку, вероятно, поставили свечной огарок и подожгли. Когда воск расплавился, огонь попал на подложку. Она загорелась и тотчас вспыхнул, конец смоченной в керосине лоскутной верёвки, свисающий сверху. От неё воспламенилась и остальная ветошь. При таком ветре, как сегодня, тяга была сильная. Вентиляционная труба фактически играла роль камина. Огонь по ней поднимался вверх, и на втором этаже, в кладовой, пламя выбралось наружу как раз в том месте, где не было кирпича. Как я уже сказал, его выбили заранее. Он валялся в кладовой, а потом, когда пол сгорел, упал вниз. – Клим ткнул куда-то палкой. – Вот он слегка оплыл от высокой температуры. Но я уверен, что кирпич точно станет на прежнее место. От сильных порывов ветра искры попали на крышу, и она тоже воспламенилась.

– Простите, я не совсем понял, зачем надо было ставить внутрь свечной огарок? – осведомился управляющий. – Проще было сразу поджечь ветошь.

– Свеча, или её часть позволила злоумышленнику заранее покинуть место будущего возгорания. На него никто не обратил внимания. Потом он мог находиться в толпе и глазеть на пожар.

– Или даже помогать его тушить, – задумчиво проговорил Папасов.

Пожевав губами, полицмейстер спросил:

– Простите, сударь, а вы кто?

– Ардашев Клим Пантелеевич.

– А! Стало быть, это вы канунешней ночью спасли старушку на Еленинской?

– Так получилось, – скромно ответил студент.

– Да, с пожилой затворницей вам повезло. Но тут – совсем другое дело. Как говорится, несчастный случай. Мало ли отчего мог случиться пожар? К примеру, рабочий чиркнул сапожной подковкой по камню – и на тебе! – искорка выскочила, подожгла опилки и пламя возгорелось. При такой жаре, сударь, это немудрено, – вытирая платком потные бакенбарды, заключил полицейский.

– Откуда там опилки? Это же не лесопильный завод[40]. Правдоподобность моей гипотезы подтверждается наличием кусочков обугленной ткани внутри вентиляционной трубы. Я уверен, что прилипшие к кирпичам лоскуты, напитались запахом керосина.

Полицейский начальник приблизился к трубе, сунул туда голову, потянул носом и сказал:

– Нет там никакого керосину… Гарью несёт – согласен, но и только.

– В любом случае остатки материи надобно достать и укупорить в надёжной склянке с широким горлом и хорошо притёртой пробкой, которую следует залить воском или расплавленным парафином. В крайнем случае подойдёт и оконная замазка, – горячо доказывал Клим.

– Да? Надо же, откуда такие познания?

– Я учился на юриста.

– Вот именно, что учились.

– Эти предосторожности отнюдь не лишние, потому что помогут сохранить керосиновый запах, что в итоге докажет сам факт поджога и явится главным доказательством обвинения.

– А может вам имя поджигателя известно? Так не сочтите за труд, назовите злодея. Мы его в один момент арестуем.

– Преступник начал действовать всего несколько дней тому назад. Вечером третьего дня пьяные рабочие устроили беспорядки на фабрике. Их явно к этому кто-то подтолкнул. Второго дня господину Папасову принесли посылку с его собственной восковой головой. Отправитель якобы тоже Папасов Иван Христофорович. А сегодня утром к дому на Еленинской, 2 приехал катафалк и гроб, заказанный от вымышленного лица – Папасова И.Х, так называемого Двойника с того света. И всего несколько часов назад загорелось двухэтажное подсобное помещение суконной фабрики. Только чудом его удалось спасти.

Сегодня утром мы уже известили об этих происшествиях помощника пристава и лично беседовали с ним, но, как я вижу, толку от этого будет немного.

– Ах, так вы ещё и оракул? Ну-ну… – покачав головой, проговорил полицмейстер и обратился к фабриканту: – Простите, Иван Христофорович, а кем приходится вам этот молодой человек?

– Никем, – пожав плечами, ответил тот. – Квартирант. Снимает флигель.

– Да вы что же, вынуждены сдавать дачникам комнаты? И почём, если не секрет, сутки? – съехидничал полицейский.

– Хорошим людям отдаю даром.

– Ах, даром! А я было подумал, что господин студент ваш будущий, скажем так, родственник, – кивая в сторону Ксении, сказал полицейский.

– Вы не о том думаете, Николай Никифорович, – огрызнулся Папасов. – Думать надобно о безопасности горожан. У вас поджигатель по Ораниенбауму разгуливает, а вы никчёмные вопросы задаёте.

– А уж позвольте мне решать, чем интересоваться, – затряс головой собеседник. – Да будет вам известно, что в городе не имеется судебных следователей, как и судебного участка, даже мирового. Какое следствие? О чём вы?

– Но ваши подчинённые вправе вести дознание, – возразил Клим. – И если в ходе его проведения выяснится, что имеются веские основания для возбуждения уголовного дела, вы обязаны направить соответствующий рапорт в столицу. Закреплённый за безуездным городом Ораниенбаумом судебный следователь рассмотрит материалы и вынесет надлежащее постановление.

– Да что вы говорите? – картинно округлил глаза полицейский. – А я этого не знал. Благодарю за совет. Но позвольте мне самому решать, что и как делать на вверенной мне территории. А если вам охота ковыряться в трубах – извольте. Запрещать не буду. – Он обратился к Папасову: – Надеюсь, Иван Христофорович, вы довольны слаженной работой пожарной команды?

– Они просто молодцы.

– Им бы ещё третью наливную трубу заиметь.

– Насчёт этого не переживайте, – заверил фабрикант, – обязательно помогу. Я пришлю к вам управляющего, он передаст чек.

– А вот это другой разговор! В рассуждении всех этих страшилок – восковой головы и присланной домовины – не переживайте. Мои люди что-нибудь да разузнают. Честь имею, господа.

Полицмейстер уехал. Проводив его взглядом, Папасов сказал:

– А здорово вы его умыли! Вот что значит прочные знания. И это всего лишь после двух курсов университета?

– Да, но я дополнительно слушал лекции по химии и судебной медицине.

– Простите, а зачем?

– Мне было интересно, как, например, определить отравление человека, какие у него симптомы… К тому же никогда не знаешь, какие знания тебе пригодятся и в какой именно момент.

– Это верно. Но… – Фабрикант посмотрел Ардашеву в глаза и сказал: – Я, Клим Пантелеевич, очень вам обязан. Если бы не ваша находчивость, фабрика бы сгорела дотла за несколько часов. Но, видимо, само провидение мне вас послало. Поедемте на дачу. Накроем стол, отметим удачное тушение пожара. Сгоревший сарай с барахлом – чепуха. Построю новый. Завезу американские ткацкие станки – ух! – Он потряс кулаком. – Всю армию обеспечим парусиной. Начну производить не только пеньковые материалы, но и джутовые: мешки, палатки, нитки…

– Спасибо за приглашение, Иван Христофорович, но сейчас я мечтаю о бане. Она совсем рядом. Даже извозчик не нужен. Прогуляюсь. Отмою сажу и с удовольствием присоединюсь к ужину.

– А у нас на даче есть ванная. Не хотите ли ею воспользоваться?

– Не беспокойтесь. Меня вполне устроит и общая баня.

– Ну как знаете. Кстати, там можно почистить одежду и привести в порядок обувь. Вернут на выходе. Они тратят на это пятнадцать минут.

– Отлично! Это уж точно не помешает.

– И поскорее возвращайтесь. Мы будем ждать вас в китайской беседке.

– Благодарю.

Ардашев направился в сторону вокзала. Несмотря на происшествие, настроение у него было прекрасное. Он действительно спас суконную фабрику, догадавшись использовать локомобиль. Лишь разговор с полицмейстером оставил неприятный осадок – будто чернил с мухами напился. «Что поделаешь, полиция есть полиция. Мне иногда кажется, что российские стражи порядка созданы не столько для охраны общества от преступников, сколько для того, чтобы портить порядочным людям настроение. Очень уж хорошо им это удаётся», – философски рассудил студент и ускорил шаг.